Текст книги "Челябинск. Любимых не выбирают"

Диана Гайнулина. Где у нас праздник

Наш родной город, к большому сожалению или же счастью, назвать курортным язык не поворачивается. Не каждый приезжий из другого города, не говоря уж об иностранцах, способен прочувствовать колорит далекого от Вегаса Челябинска. Но тот, кто ищет, обязательно найдет.

Если город и может гордиться определенной культурной составляющей, то местный «Арбат» – прекрасный тому пример. Не раз мне слышалось сравнение в ключе «А ведь лучше оригинала!», и пусть тот самый московский оригинал давно затерялся в потёмках моих детских воспоминаний, это мнение хочется искренне поддержать.

Пожалуй, нигде больше в городе я не чувствую такой атмосферы праздника. Не того, где конфетти, орущая во всю ивановскую музыка, пляски и веселье. Для всех праздник имеет совершенно разный культурный смысл, но мой конкретный пример говорит о неожиданном комфорте: много лавочек для парочек, компаний друзей, чтения книг или молчаливого созерцания жизни. «Праздник» же кроется в том, что уличные музыканты, которые могут внезапно вырвать из потока мыслей, не просят кирпича.

С песнями действительно часто везет, сама невольно останавливаюсь, заслушиваюсь и на автомате лезу в карман за мелочью. Потому что книга подождет, мысли оставят тебя в покое, а друзья могут сами с радостью заслушаться, проникаясь уличной романтикой. И все довольны.

Конечно, не всё идеально. За последние пару лет прикрыли киоски с чертовски вкусной шаурмой, некогда одной из лучших в городе, но это нивелируется новыми заведениями, в которых не меньше прочего хочется задержаться: здесь немалое количество уютных и относительно недорогих кафе, большой магазин мармелада на любой вкус и цвет, уже давно прижившиеся фастфуды, от которых сложно отказаться как в критических, так и простых «хотелочных» ситуациях.

Разве не прекрасно? Нередко говорят, что если хочешь увидеть истинную личину города, нужно отойти подальше от центра. Даже если в этом и есть смысл, сам невольно задумываешься… а надо ли? На Кировке и без периферии очень даже хорошо. Зачем куда-то бежать?

Юрий Латышев. Заречье: дедушка и Сталин

Дед в праздники всегда вывешивал красный флаг.

В дни смерти Сталина в марте 1953 года он тоже повесил флаг, но уже с траурными чёрными полосками по бокам. Все вокруг тогда ходили с траурными красно-чёрными повязками. В том же году в день рождения уже усопшего вождя дед снова вывесил траурное полотнище.

Хорошо помню, что у деда было несколько коробок пластинок с речами Сталина. Пока у нас не появилась радиола, дед частенько ставил их на патефон. Особенно мы с ним любили слушать те пластинки, где Сталин «шутил», а зал дружно смеялся. После ноября 1961 года, когда начали массово сносить памятники вождю, дедушка сдал все эти пластинки в пункт приема вторсырья, который находился как раз на том месте, где потом построили Северный автовокзал.

Заречье. Фото: интернет

Золотая Гора и Черная Сопка

Долго не давалась мне эта тема. Много раз приступал к работе, но дальше фразы «В детстве мы любили там гулять» продвинуться никак не мог. Вот и сейчас буксую.

Ну да, гулять любили. Золотая Гора в середине восьмидесятых была далекой окраиной Челябинска (от конечной северо-западной остановки трамвая надо было ковылять два километра пустырями): березовый лес, запущенные вишневые питомники, изрытые колесами грунтовые дороги, знаменитая тополиная аллея. И тишина. Мы и не подозревали, что эта пересеченная местность имеет историческое значение.

В 1989 году там начались раскопки. Перестроечные СМИ сообщили, что в районе Золотой Горы погребены тела расстрелянных в тридцатых и конце сороковых годов. Оказалось, что мы гуляли в тех лесах буквально по костям.

Всё, что могли и на что хватало ресурсов и политической воли, тогда сделали. На церемонию захоронения останков приезжали Галина Старовойтова и Андрей Сахаров. Наскоро оформили мемориальную площадку с обещанием поставить монумент и часовню. Челябинск вписал свою главу в трагическую летопись страны и попытался забыть о том, что это было.

С тех пор утекло немало времени. Тополиной аллеи как таковой больше нет. Город подполз вплотную к могильнику, который, как уверяют краеведы и историки, исследован отнюдь не до конца. Говорят, на Золотой Горе осталось много глубоких шахт, заполненных человеческими останками. И вот там продолжается строительство жилых домов и планируется возведение спортивного центра. Молодцы, что тут скажешь.

Этот мой текст – не о жажде наживы потерявших память потомков. И не жалкий писк в спорах «было – не было», «копать – не копать». Все, что я думаю об этой истории, я уже высказал несколько лет назад в романе «Тринадцать», позже переработанном в детектив «Томка. Тополиная, 13». В книге Золотая Гора стала Черной Сопкой. К работе меня подтолкнула прогулка по лесу рядом с мемориалом. Я тогда внезапно почувствовал себя плохо, всю дорогу тошнило, гудела голова, в ушах стоял звон. Я подумал: а что если они сердятся – те неупокоенные души, навечно привязанные к этому месту?

Да ну, ерунда. Воображение разыгралось. Или съел что-нибудь.

После выхода книги мне написал мой старый друг. Он много лет жил рядом со мной в центре, а позже переехал с родителями ближе к Тополинке. «Купил и прочел „Тринадцать“, – писал Андрей. – Пробрало до дрожи. У меня ведь отец умер через несколько месяцев после переезда сюда. Сгорел как спичка, хотя всю жизнь здоровяком был».

Это не реклама книги. Просто вот такая у меня история, связанная с Золотой горой.

Чудо-чудное, диво-дивное…

…первый наружный экран с видеорекламой появился в Челябинске летом 2001 года, и не абы где, а прямо на центральной площади – на макушке здания Арбитражного суда! Многие горожане специально приезжали на площадь, чтобы поглазеть. Стоят, смотрят на мультики, думают: «Ишь ты, вот ведь, экран… Как на Бродвее и Таймс-сквер».

Шутка ли, в самой Москве такой только один, но у нас даже круче. С уникальной защитой от молний. В Воронеже полтора месяца собирали, на нескольких трейлерах к нам везли, за два дня смонтировали и сразу давай кино про пиво показывать! И окупаемость пошла как на дрожжах.

Потом, правда, выяснилось, что веселые картинки на административном здании государственного значения – это малость некомильфо. Перенесли его на соседний небоскреб. А потом уже и по всему городу понатыкали экранов. Один из самых «веселых» – на перекрестке Кашириных и Северо-Крымской: выезжаешь вечером на машине с моста, а тебе прямо в лицо девушка в бикини улыбается. Кто-нибудь владеет статистикой по ДТП на этом перекрестке?

Герман Надеждин. Стены лечат

Трёхэтажное здание дорожной поликлиники на улице Цвиллинга казалось дворцом.

О том, что в правом крыле с 1937 по 1953 год лечили детей, никто сегодня не знает. Об этом напоминают только низенькие «детские» перила на лестнице – трогательная забота о малышах в суровом 1937-м, когда строилось это здание.

В просторном фойе на втором и третьем этажах было много цветов. Кажется, преобладали герань и фикусы. На цветы я не обращал тогда внимания. Не отрываясь, как завороженный смотрел на фрески. Яркие, громадные – они заполняли стены. Две были написаны на темы басен Крылова, остальные посвящены сказкам Пушкина. Здесь я впервые узнал, как выглядят Золотая рыбка, Лукоморье, князь Гвидон.

Сама атмосфера с острым запахом дезинфицирующих средств, стерильная чистота, высоченные потолки, белые двери, за которыми совершалось таинство излечения, запомнились на всю жизнь. Вереница волшебных образов придавала этому уголку особое обаяние. Стены лечили!

До сих пор я с теплотой и благодарностью вспоминаю те работы неизвестного мне художника.

Голос улиц. Ростислав, 49 лет, предприниматель

Хозяина в городе давно не было, головастого, энергичного, неравнодушного. Много лет нам с ними не очень везло. Всё какие-то временщики были, каждый новый торопился что-то для себя ухватить, под себя подогнать, пока не отодвинули. «Возьму сколько успею, а потом хоть трава не расти». Как будто не у себя дома живут, а в гостинице – можно полотенце или халат на память утащить. Ведут себя в родном городе как… не знаю кто.

Да и не только в хозяевах дело, мне кажется. Самим жителям уже наплевать на все. Мне вот тоже… иной раз придумаю что-нибудь толковое, а потом мысль: блин, замучаешься пыль глотать, пока все инстанции обойдешь, затюкают, проверками замордуют. Ну их нафиг! Наверно, мы просто устали биться лбом в стену. Каждый день какая-то лажа…

Значок

Несколько лет назад моя дочка Диана, которой тогда было десять лет, похвасталась новым приобретением – значком с символикой Челябинского тракторного завода. Это был металлический кругляш размером с монету и с булавкой на обратной стороне. Я сто лет таких не встречал.

Оказалось, что их с классом водили на экскурсию в музей ЧТЗ. Казалось бы, как можно современных детей и подростков, избалованных интернетом, увлечь историей старейшего промышленного гиганта? Однако сотрудникам музея это удалось – дочь была в полном восторге, а значок вообще прикрепила на грудь к зимней куртке.

Через день мне позвонили: ребенок плачет – значок потеряла. Вчера еще висел, а теперь нет. Все обыскала, но безрезультатно. Я понял, что хлипкий кусочек металла просто оторвался – дочь вечно бросает куртку куда ни попадя…

Я плохо переношу детские слезы огорчения. Решил принести ей новый значок и выдать его за найденный старый. Пошел в музей. Думал, любые деньги отдам, но пусть достанут мне его хоть из-под земли.

Заведение, к сожалению, было закрыто. То ли нерабочий день, то ли его открывают только по предварительной записи на экскурсии.

Дочь, конечно, быстро забыла о своей пропаже, а вот я помню, что однажды ее удалось увлечь чем-то не похожим на компьютерные игры и Youtube.

Галина Ярославцева. Приходите на нас посмотреть!

ЗЭМ и Трубный – заводы-соседи, и неудивительно, что директоры их дружили между собой.

В то время, к которому относится мой рассказ, на ЗЭМе директорствовал Китаев Леонид Алексеевич, а на Трубном – легендарный Яков Осадчий. Последний славился жизнелюбием, что не в последнюю очередь означало любовь к прекрасному полу. Иногда в обеденный перерыв Осадчий заходил в гости к соседу. А надо сказать, что ЗЭМ всегда был более чем наполовину женским, тогда как Трубный – наоборот, мужским. Из окон кабинета Китаева открывался вид на заводской «Бродвей» (центральный проезд), по которому в перерыв прогуливались монтажницы сборочных цехов. В белых халатиках, загорелые, смеющиеся – зрелище для мужских глаз отрадное. Во все времена на ЗЭМе было столько симпатичных девчонок, что хватило бы и для среднего европейского города.

И вот Осадчий, впервые увидев из окна такую картину, несколько минут неотрывно наблюдал за этим движением. Потом повернулся к Китаеву и с нескрываемым удивлением воскликнул:

– Вы ещё здесь и работаете?! И план выполняете?!

Китаев молча развёл руками. А сосед не унимался:

– Теперь я понимаю, почему мои мужики на вторую смену опаздывают! Они же пока всех твоих красавиц глазами не проводят, к проходной не торопятся! Придётся мне, дорогой Леонид Алексеевич, начало смены переносить.

И оба рассмеялись.

Так продолжалось долгое время. Нет-нет да и заглянет Осадчий к соседу, пристроится у окна и всё поглядывает…

Ну разве может быть плохим человек, который так любит женщин?

Брейк!

Раньше ведь как было: не ходишь в спортивную секцию – бездельник! Бегом записываться!

До сих пор не могу объяснить себе, почему в юности выбрал бокс. Совершенно не мой вид спорта, крайне противопоказанный творческим мозгам. Наверно, просто увязался за двоюродными братьями. Футбол я уже пробовал – наскучило, мячик можно было и во дворе погонять. Хоккей требовал финансовых вложений, да и ноги в коньках уставали. Но вот мне уже одиннадцать, а я так ничем и не занимаюсь. Безобразие.

Братаны позвали в бокс – я и пошел.

Хватило меня на два года. Как все прошло и чем закончилось – долгая история. Отмечу лишь один важный эпизод.

Тренировал нас во дворце спорта «Юность» Александр Сергеевич Бородин. Тренер суровый, жесткий, но справедливый. Я его невыносимо уважал (в смысле, побаивался), хотя в душе и понимал, что если в тренере, особенно в таком виде спорта, нет ни капли от тирана, то это плохой тренер.

Один из главных уроков он преподал нам вне ринга.

Однажды двое из нашей секции «залетели» – устроили где-то некрасивую драку, кого-то избили. Тренер построил всю группу и сказал небольшую речь:

– Парни, я учу вас драться профессионально, но именно поэтому вы не имеете права распускать руки на улице или в школе. Единственное исключение – когда нужно защитить девочку или кого-то слабого. Во всех остальных случаях засуньте свои кулаки в карманы.

Вот такой бокс.

Плетнёва, «Аквариум» и свисток

У вас были любимые учителя?

Да-да, я знаю, что все они были редиски, бесчувственные чурбаны и вообще бесили, но сейчас можно признаться: кто-то же был нормальным. Хоть один!

У меня, по счастью, был. Точнее, была. И мы ее любили.

До поры до времени Светлана Михайловна мало отличалась от остальных преподов: требовала, спрашивала, ставила двойки за невыученные стихи, выгоняла из класса за поведение. Помню, как я однажды не смог выдавить пару строчек из стихотворения Лермонтова «Белеет парус одинокий» («златая цепь на дубе том», – почему-то крутилось в голове). Училка сделала меня посмешищем перед всем классом.

Мы заподозрили в ней что-то человеческое, когда она объявила тему для сочинения, которой не было в учебном плане – «Мой друг». Все ринулись описывать своих подруг и приятелей, на которых хотелось быть похожими, а потом Светлана читала работы вслух и усмехалась: «Какие у вас невысокие требования к дружбе».

Через год, когда мы уже вышли из возраста вызова в школу родителей, Плетнева совсем распоясалась. В одно прекрасное утро явилась в класс возвышенная и нарядная, села за свой стол, раскрыла учебник, задумалась… и громко его захлопнула.

– Так, ребята, полностью освободите столы, уберите всё в сумки. Я хочу познакомить вас с одной чумовой вещью. Ничего подобного вы еще не слышали.

Целую неделю на своих уроках Светлана Михайловна читала нам «Федота-стрельца, удалого молодца» Леонида Филатова. Эта сказка только-только была опубликована в каком-то журнале. Вещь действительно взрывала мозг.

 
Это как же, вашу мать,
Извиняюсь, понимать?!
Что ли Хранция какая,
Чтобы смуту подымать?
 
 
Спробуй заячий помёт!
Он – ядрёный! Он проймёт!
И куды целебней мёду,
Хоть по вкусу и не мёд.
Он на вкус хотя и крут,
И с него, бывает, мрут,
Но какие выживают —
Те до старости живут!
 

Хохотали на весь коридор.

А еще через месяц случилось вообще полнейшее безобразие. Она принесла на урок магнитофон и кассеты: «Аквариум», «ДДТ», «Алиса». Сначала мы слушали записи, потом Светлана Михайловна читала нам стихи Гребенщикова и Шевчука. Это было мое очередное юношеское потрясение. В 1987 году я стал убежденным фанатом русского рока.

Словом, учитель – не просто профессия…

А однажды я облажался. В восьмом классе на годовом сочинении отписался быстрее всех. Сдал Светлане работу, сел обратно за парту и стал дожидаться остальных. Зачем-то сунул в рот судейский свисток, купленный недавно в спортивном магазине. Минут пять сидел тихо, читая книгу, но неожиданно чихнул… и свистнул на весь класс.

– Самый умный? – строго спросила Плетнева. – Иди-ка в коридор, проветрись.

Пело и плясало

Свадебные маршруты. Проторенные и вытоптанные за десятилетия народные тропы. Дежурные фотосессии, замочки на ажурном литье, обязательное возложение цветов к монументам. И, разумеется, шампанское с конфетами, за которые отвечают друзья жениха – самые веселые и, как правило, уже с утра подогретые волонтеры Амура. Не беда, что костюмы на них сидят как на коровах седла, зато драйва хватает на команду Мстителей.

На площади у Скорбящих Матерей наяривает баянист: «А я хочу, а я хочу опять по крышам бегать, голубей гонять!». Сунешь ему полтинник или сотню – он тебе «Полет шмеля» организует, а если еще плеснешь потихоньку в дежурный стакан, то и Стаса Михайлова двумя пальцами об асфальт.

К митрошинской Сфере Любви очередь – впору столбики с веревочкой вбивать и вахтершу с повязкой ставить, как на колесе обозрения. «Вход только со свидетельством о заключении брака»…

Молодые, улыбочку! Жених, возьми невесту на руки. Ничего, что ты немощен, нагуляешь потом на домашнем борще, а пока просто попробуй хоть на пять секунд – для эффектного кадра.

Подхватывает любимую на руки, наступая на край фаты, краснеет, пыхтит: «Скоро вы там?». Стоп, снято! Молодец, поставь тетеньку на место.

И снова в бой идет команда Мстителей в нелепых костюмах, и папа невесты, новоиспеченный тесть, ухмыляется в своей кредитной иномарке, предвкушая скорое приземление за столом и заливную рыбу под горчичным соусом.

Парк Гагарина, мостик и ротонда на пруду. Тут надо потише – дети вокруг. Еще один замочек повесить на каслинское литье, сделать на берегу у воды торжественное фото Ассоль, дождавшейся своего Грэя, и где-нибудь за деревом хлопнуть по рюмашке, напевая полушепотом: «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги»…

Возле ротовой полости с красными губами, что в горсаду имени Пушкина (к настоящему моменту конструкция демонтирована), энтузиазм уже на нуле. Сгибаться в три погибели не хочется, ноги на каблуках затекли, фата в пыли, «хватит уже фоток, поехали в ресторан!». Жених злой, постоянно названивает кому-то, и только у розовощеких волонтеров Амура открывается второе дыхание. Гармониста не хватает.

Наконец, ресторан. Кусаем каравай, взрываем шампанское. Слово родителям, бабушкам и дедушкам. Первый танец молодых. Конкурс «Передай соседу яблоко ягодицами»…

Ну, дальше вы знаете. Сразу наступает утро.

Сфера любви. Фото: РГ

Застрелиться никогда не поздно

Учиться я не любил – рок-н-ролл и геометрия плохо уживались вместе в лохматой голове. Школу в 1990 году закончил с трудом, в институт не поступил. Поварился некоторое время в информационном пространстве, понял, что страна очень скоро опухнет от голода, и решил свалить в армию – там хоть покормят. И ведь кормили: в отличие от гражданских, мойву и сливочное масло я потреблял по нормативу.

По возвращении в родные палестины обнаружил, что за время моего отсутствия со страной что-то произошло. Появились еда и дорогие ботинки. Все ринулись зарабатывать деньги. А у меня и тут никаких талантов – проклятый рок-н-ролл никак не желал отпускать. Чем только ни занимался, но так и не стал ни богаче, ни умнее.

Дамоклов меч неизбежности высшего образования завис надо мной с появлением девушки. «Ты у меня должен быть приличным человеком», – сказала она, и в 1999 году я сдался. Поперлось 26-летнее волосатое детинушко в университет на заочный. Блестяще написало сочинение (одно из лучших на потоке), которое помогло проскочить игольное ушко следующего испытания по русскому языку – я прошел его по нижней границе.

Судьбу мою должен был решить последний экзамен. По русской литературе.

В билете выпало предложение раскрыть тему патриотизма в произведениях классиков. Помучившись для виду пятнадцать минут, я честно вышел к экзаменаторам и сказал: «Я ни в зуб», – что было истинной правдой. Я порядком вымотался в то лето, к тому же накануне принимал на грудь в компании друзей и на экзамен приехал в состоянии медленной ремиссии.

(Забегая вперед, скажу, что я таки прошел на бюджетное место факультета журналистики. Был одним, да еще и взрослым, парнем в группе вчерашних школьниц. Пользовался их конспектами и подсказками. Уже тогда, работая на радио, я понимал, что универ едва ли научит меня профессии, поэтому в конце четвертого курса, набрав миллион хвостов, бросил это безнадежное дело)…

Ну да ладно, к чему столько букв?

К одной фразе, которая сидит у меня в мозгу до сих пор. Произнес ее экзаменатор, преподаватель по русской литературе, которому я признался, что не знаю ответа и сдаюсь. Он сказал очень простую вещь:

«Сядь, успокойся, подумай, вспомни. ЗАСТРЕЛИТЬСЯ ТЫ ВСЕГДА УСПЕЕШЬ».

Что бы ни происходило в жизни, с какими бы трудностями ты ни сталкивался, нужно помнить об одном: «пистолет» у тебя всегда под рукой. Сначала используй все шансы.

На экзамене у меня получилось вспомнить «Бородино» Лермонтова. И очень жаль, что не помню теперь фамилию того препода, что снабдил меня эффективным средством профилактики уныния.