Текст книги "Рудная черта"

Глава 17

– Русич! Назад! На-зад! Ру-сич!

В пылу и горячке боя, Всеволод не сразу осознал, что кричат ему. Даже разозлился не на шутку. Стоя над телом Федора, он сейчас тупо и бездумно крошил нечисть. В капусту крошил, двумя руками, окружая себя и мертвого десятника завалом из рубленного черно-белого мяса.

А его кто-то звал, мешал кто-то… Кричал так некстати, под руку.

Отвлекал.

– Все-во-лод!

Брызжа слюной и проклятиями, он все же глянул назад.

Кричал Бранко, кричал Томас. Оба еже оттесненны далеко. И не мудрено, что оттесненны: от наседавших упырей отбивался сейчас лишь однорукий кастелян. Волох держался сзади, отмахиваясь почему-то не клинком (сабля лежала в ножнах) а поднятым с пола горящим факелом Федора. Факел обжигал тварей. В левой руке Бранко волочил сифон с горючей смесью.

Зачем? Что задумал волох?

Ага, ясно что…

Томас прикрывает. Бранко кладет сифон на пол и придавливает ногой, подносит пламя к горлышку сосуда, свободной рукой раздвигает меха… Чтоб после сдвинуть – резко, сильно. Пустить струю горючей жидкости. Горючей и горящей притом.

Учинить пожар волох задумал! Запалить греческий огонь и громовой порошок под дверью склепа. Взорвать всю галерею вместе с усыпальницей и алхимической лабораторией. Обрушить своды и завалить дымоходный лаз, используемый нечистью. Замуровать нижний ярус замковых подземелий. Вместе с прорвавшейся сюда нечистью.

И с Эржебетт вместе?..

Отчего-то вдруг тоскливо заныло сердце. Плевать! Это – всего лишь никчемное сожаление о недостойном прошлом. О былых ошибках, столь же опасных, сколь и приятных. Но теперь-то все кончено. Любовные чары ушли. Морок рассеян. Обман раскрыт. Глаза прозрели. А на то, что еще осталось… Пле-вать!

Да – и с лидеркой вместе! Сберечь ее… ее кровь уже не удастся. А значит, туда ей и дорога, треклятой деве-твари!

Всеволод в последний раз глянул на Федора. У верного десятника не будет могилы. Зато будет славный погребальный костер. И подземный курган из упыриных тел и обваленных на них сводов.

Всеволод быстро пробился к Томасу и Бранко. На пути стояло еще не так много тварей, чтоб сделать его отход вовсе уж невозможным. К тому же с двумя мечами прорубаться назад, от лаборатории, оказалось куда как проще, чем с одним клинком идти к ней, против упыриного потока. Маши посильнее обеими руками, да вали пошире – от стены до стены, во всю галерею – новую просеку. Только не поскользнись в черной крови. А то ведь она уже повсюду: на полу, на стенах, и с потолка, вон, капает.

Взмах. Еще.

И еще.

Располовинены последние кровопийцы, отделявшие Всеволода от тевтонского кастеляна и волоха.

Правда, только что расчищенный проход за спиной Всеволода вновь заполняется новыми тварями, прущими из алхимической лаборатории. Да как заполнялся! Упыри лезли через груды порубленных трупов и через головы идущих впереди.

Будто белесая волна захлестывала подземелье.

И волна эта вот-вот поглотит трех человек, все еще стоящих на ее пути.

Всеволод отступил влево, привалился спиной к шершавой стене. Заорал в голос:

– Жги-и-и!

И…

– И-и-и! – звонкое эхо сквозь вой нечисти.

Пузатый бронзовый сосуд с воздуходувными мехами направлен на толпу упырей. Узкое отверстие сифона сочится горючей смесью.

Бранко держит факел перед сосудом.

Наваливается на меха.

Шипение. Яркий свет…

Тонкая струя жидкого пламени ударила прямо, посередке. Пролетела мимо Всеволода – где-то на уровни груди. С шипением разбилась о накатывающуюся белесую волну. Полоснула по передним рядам. И тут же опала, обозначив на полу извилистую огненную линию с частым крапом догорающих капель.

Дым… вонь жженой плоти иного мира. Визг горящей нечисти в закрытом пространстве за малым не рвет барабанные перепонки.

Увы, огонь не пробил сплошную стену упыриных тел, не достал, куда нужно. Белесый вал, правда, вспыхнул, потрескался и развалился. Из передних рядов пламя перекинулось на задние, заплясало в лужах черной крови, лизнуло порубленные тела. Но все же, огонь продвигался вглубь галереи слишком медленно. И слишком мало его было.

А лаборатория извергала новых упырей. Нечисть все напирала и напирала сзади, и, будто живой гигантской кочергой, сдвигала, оттесняла разгорающийся костер. Выпихивала, выдавливала его на трех человек в противоположном конце галереи.

Несколько горящих фигур выбежали вперед – подвывая, размахивая руками – словно языческие духи огня. Напали… Попытались напасть.

Всеволод отлип от стены и снова пустил в ход мечи. В несколько взмахов остановил объятых племенем тварей. Разбрызгал по стенам черную кровь и жидкое пламя.

И опять шагнул к стене – подальше от дымящегося горлышка бронзового сифона. С пути новой струи.

Клинки в руках – горели. По серебрённой стали растекались капли огненной смеси. В горле першило. Дышать становилось все труднее.

Липкое дымное пламя жадно пожирало упыринную кровь и плоть. Тяжелый смрад расплывался по подземелью, заполняя галерею. Не задохнуться бы самим!

– Жги! – скомандовал Всеволод. – Еще раз! Выше бери! По лаборатории цель!

Там начинается зажигательная дорожка Томаса.

Бранко понял все верно.

Сифон выплюнул вторую порцию жидкого пламени. На этот раз струя огня прыснула поверх безволосых упыринных голов. Прошла широкой дугой, чиркнув по арочному потолку и оросив жгучим дождем шишковатые черепа. И – достала-таки. С упругим стуком ударила по распахнутой двери лаборатории. Полыхнула пламенным росчерком подле дверного проема. Ожгла толпившихся на пороге тварей. Косо мазанула по стене, яркими потеками заструилась вниз.

А вот теперь горящие фигуры заметались там, сзади, у огненной дорожки, что вела к склепу.

Дорожка занялась. Потухла, было, притоптанная…

Но нет, греческий огонь тевтонских алхимиков так просто не затопчешь!

…И – полыхнула вновь.

Самого змеящегося по полу огня из-за упырей, забивших галерею, видно не было. Но багровые отблески, отбрасываемые на стены и потолок свидетельствовали, что пламя уже ползет к нише перед склепом. Туда, где горючая смесь и громовой порошок.

Дымящимися еще мечами, Всеволод отмахнулся от пары сунувшихся к нему упырей, и…

– Бежим!

Дважды повторять не пришлось. Бранко и Томас, опрокинув бронзовый сифон в пылающие потеки, что остались на полу после двух огненных плевков, уже уносили ноги. Всеволод бросился вдогонку. Оставаться в подземельях чужой крепости, где вот-вот разверзнется ад, ему сейчас хотелось меньше всего.

Сзади грохнуло. Яркая вспышка озарила галерею.

Но – слишком рано.

И – слишком слабо.

Всеволод оглянулся у поворота галереи. Вот в чем дело!

Взорвался сифон. И весьма кстати, между прочим. Огненные росплески преградили дорогу ринувшимся в погоню упырям.

Но то ли еще будет!

Ага, а вот и решетка, о которой упоминал Бернгард! Ржавая железная дверь из кованных прутьев в сужающемся проходе. Судя по всему, ею не пользовались уже давненько. Бранко, навалившись всем телом, пытался закрыть неподатливую скрипучую решетку. Томас возился со связкой ключей, судорожно подбирая подходящий.

– Бросьте! – Всеволод оттолкнул обоих. – Нет времени! Сейчас рванет… полыхнет…

С ним не спорили. Его послушались…

Дальше бежали не оглядываясь и не задерживаясь. Желтое пятно факельного света прыгало по темным стенам и сводам. Всеволод следовал за саксом и волохом, прекрасно ориентировавшихся в древних катакомбах и выбиравших самый короткий путь наверх.

Перед глазами мелькали главные галереи, боковые ходы-ответвления, лестницы, открытые и закрытые двери, темные ниши, порубленные умрунами упыри и лужи черной крови под ногами.

Усталость? Прочь! Тяжесть доспехов? Не обращать внимания! Сознание почти ничего не фиксировало. Другая была сейчас задача. Все естество Всеволода, вся его суть словно обратились в ноги. И ноги работали сами по себе. Бездумно, как во сне, как в колдовском трансе.

Наверное, никогда прежде он так не бегал. Даже на изматывающих тренировках в родной Стороже, когда старец Олекса безжалостно, до седьмого пота, гонял ратников в полном боевом облачении по топким болотам. Жилистый волох и немолодой уже Томас, впрочем, тоже неслись с завидной прытью.

Было от чего.

Глава 18

И все же их настигло. То есть, едва не настигло…

Громыхнуло так, будто они и не убегали никуда. Будто по-прежнему стояли возле склепа.

Гигантскими качелями вдруг дернулся пол. Туда-сюда.

И – поток сухого горячего воздуха в спину.

И – стремительно приближающийся гу-у-ул…

– Сюда! – Томас свернул из просторной галереи в узкую щель небольшого, извилистого хода. Следом юркнул Бранко с факелом. Всеволода волох буквально втянул за собой. Все трое, не сговариваясь, распластались по полу.

Краем глаза Всеволод заметил клубящееся пламя, прогудевшее дальше – по широкому коридору, который они едва успели покинуть. На миг пламя заполнило всю галерею.

Здесь же, в боковом ответвлении огонь лишь лизнул потолок над головами.

А после – опал и сгинул. Ушел бесследно. Туда, откуда приходил.

Они вскочили. Ошарашенные. Ошеломленные.

Вынырнули из убежища.

Сильный запах гари. Сушь в глотке. Дышать – нечем. Но надо бежать. Снова. Дальше.

Потому что где-то внизу и сзади, в недрах подземелий гудело и громыхало. А справа и слева, под ногами и над головой – дрожало. Все! Пол, стены, своды… А сверху – сыпалось и падало. Мелкое крошево и крупные обломки. Змеились трещины в кладке. Трещины росли, удлинялись – быстро, будто состязаясь друг с другом в скорости. А из ширящихся разломов снова сыпалось, падало, крошилось.

Три человека с одним факелом пытались обогнать трещины, огонь, дым и обвалы…

Три человека снова бежали, что было сил.

Вел Томас.

– Вправо, – коротко командовал однорукий кастелян.

И они бежал вправо.

– Теперь прямо и наверх. Не по той, по этой лестнице.

Они поднимались.

– Налево.

Поворачивали…

– Снова прямо. Наверх. Еще. Дальше. Выше. Вправо…

Трещин над головой видно больше не было, но снизу еще доносились глухие отзвуки рукотворного катаклизма. Там, в глубинах подземелья, продолжали рушиться своды, истошно визжали темные твари, гудело пламя, пожирая в замурованных каменных мешках-могилах остатки воздуха и упыринную плоть.

А потом… Потом нижние ярусы будто умерли. Потом тишину нарушали только топот трех пар ног, треск факела и надсадное хриплое дыхание.

Да стук кровяных барабанов в ушах.

Неожиданно пахнуло грозовой свежестью и дождем. Где-то за толстыми стенами явственно слышится бурление переполненных водостоков. Подниматься по мокрым осклизлым ступеням стало труднее, зато дышать – куда как легче.

Выход! Наконец-то!

Они вывалились из темноты подземелий в ночную тьму…

Вырвались и…

Сильный, влажный, мокрый ветер. Ливень – как из ведра, тугими струями по лицу. Воздух, пропитанный моросью, приводил в чувство. Дождь освежал и смывал усталость.

Краткая – в пару-тройку секунд – передышка у дверей подземелья. Полное и окончательное осознание случившегося.

Безмолвные – одними глазами – вопросы.

Ответы без слов.

О том, что и так всем ясно.

«Сожгли? Взорвали? Завалили?»

«Сожгли. Взорвали. Завалили.»

Иного выхода не было.

А стихия бушевала вовсю. Давненько Всеволоду не доводилось видеть таких гроз.

Факел, залитый водой, погас сразу. Но в нем сейчас не было нужды. Как нет нужды и в ночном зрении. Частые, яркие, ветвистые молнии аж резали глаз. Вот полоснула зловещей синей вспышкой одна. И – сразу на ней вторая. Над головой прокатились громовые раскаты. Оглушая, ошеломляя.

А сквозь шум дождя и грозовое буйство доносятся иные звуки. Крики людей, лязг металла, ржание запертых в конюшнях и перепуганных до смерти лошадей, вой темных тварей.

Очередной небесный высверк озарил мир. Высветил все, до мельчайших деталей. Да уж, все…

Вокруг – следы яростной рубки. Трупы. Множество трупов. Уйма трупов. Похоже, и здесь умруны Бернгарда прошлись смертоносной косой. Упыриные тела цвета рыбьего брюха лежали вповалку. Кучами, грудами. Вспоротые, искромсанные, рассеченные. На мертвенно-бледной коже кровопийц темнели колотые и рубленные раны. Земля под ногами была черна от нелюдской крови.

Кровь нечисти пенилась и крутилась водоворотами в дождевых потоках. Впрочем, до появления магистра, лилась тут и кровушка людская. Реже, меньше. Но – лилась. Вон – пара растерзанных тевтонских кнехтов с поломанными копьями. Вон – брат-рыцарь. Из живых, не из Бернгардовых мертвецов. То есть, теперь-то уж из мертвых, конечно, тоже, но не пробужденных после смерти. А вон – татарин с запрокинутой головой, разорванной шеей и оброненной саблей. А там из-под дохлой нечисти торчит куполообразный шлем русского дружинника.

Да, горячая алая кровь мешалась здесь с холодной черной жижей, излитой из жил темных тварей. Павшие защитники не были обескровлены. Не давал пришлый Черный Князь Пьющим позволения испивать вожделенную влагу. Властитель гнал свое темное воинство не на пир, а на бой.

Но как же пустили-то, проклятых тварей, во внутреннюю цитадель?

Всеволод глянул на ворота детинца. На то, что осталось от ворот. А оставалось немногое. Толстые, обитые посеребренным железом створки были погрызены, посечены когтями и разваленных на доски. М-да… Из-за таких ворот врага не остановишь. Особенно такого врага. Правда, Бернгард и его неуязвимые умруны вытеснили часть штурмующих обратно – за взломанные ворота, на крепостной двор. Но ведь не всех вытеснили-то.

На стенах и во внутренних помещениях детинца шел бой.

Сверху – из закрытых галерей, зияющих над головой узкими прорезями бойниц, доносятся яростные вопли. Людские и нелюдские. По разбитым заборалам скачут бледные долговязые-длиннорукие фигуры. Интересно, кстати, а чем упыри разбили защитные навесы и ограды на стенах? Такое впечатление, будто вместе с дождем с неба упали несколько катапультных ядер. Но ведь у темных тварей нет пороков-камнеметов.

Упыри ловко взбирались на стены детинца. Одни ныряли в проломы. Другие – карабкались выше – по кладке массивного донжона, вздымающегося, как казалось снизу, к самым тучам. Третьи падали наземь, сбитые защитниками Сторожи.

– Воевода! – донеслось со стороны ближайшей пристройки. – Сюда!

Кричал десятник Илья. Вон он – призывно машет рукой из пустого дверного проема. Сами двери – повалены и громоздятся рядом. Тоже, похоже, дело рук упырей.

Всеволод метнулся на зов, жестом приказав Бранко и Томасу следовать туда же.

– Где Федор? – Илья растерянным взглядом обвел всех троих. Которых должно быть четверо.

– Нет его! – коротко ответил Всеволод.

Один меч остался от Федора… Всеволод покрепче сжал оружие – свое и павшего ратника. Дождь уже смыл с металла копоть и черную кровь. Сталь и серебро хищно отблескивали в частых вспышках молний.

– Где остальные? – в свою очередь спросил Всеволод.

– Кто где, – ответил Илья. – Тут такое творилось, пока Бернгард со своими… с этими своими… не вышел. Разметало всех. Я насилу у входа в подземелья удержался – вас жду.

– А упыри? Они где сейчас? Откуда наседают?

– А везде упыри, воевода. Всюду.

Везде? Всюду? Всеволод вертел головой. Да только что разглядишь снизу, в застроенном детинце? Чтобы правильно оценить обстановку, следовало найти более подходящее место – такое, чтобы можно увидеть все, чтобы разом объять взглядом картину боя.

Было в замке такое место. И, притом, недалеко совсем.

– К донжону нужно идти, – словно прочел его мысли Бранко.

А впрочем, нет, не прочел. Волох лишь выполнял повеление магистра – уводить Всеволода туда, где безопаснее. Что ж, Всеволод не имел пока ничего против.

– В донжон! – кивнул он.

Они двигались через многочисленные пристройки. По трупам, по крови…

В огромном детинце царила шла беспорядочная рубка. Как в любой полузахваченной уже крепости. Люди и упыри сцепились в последнем смертельном бою. Людей было меньше, упырей – много больше. Людей Всеволод отталкивал с пути, упырей – рубил сплеча. Где не справлялся сходу сам – помогали Илья, Томас и Бранко.

Коридоры, лестницы… И двери, двери, двери в узких переходах. Одни – распахнуты настежь, другие – заперты, третьи – взломаны нечистью. В общем, пришлось поплутать. Слава Богу, Томас и Бранко хорошо знали все прямые и обходные пути.

Они пробились… Вчетвером с пятью мечами – смогли. Добрались до донжона.

Башня была заперта изнутри, однако перед одноруким кастеляном тяжелая дверца с узким смотровым окошком-бойницей распахнулась сразу. Двое кнехтов, дежуривших у входа, пропустили их внутрь и тут же поспешно задвинули засов. Еще двое раздвинули осиновые рогатки на лестнице.

Перебросившись со стражей несколькими фразами Всеволод выяснил: последний оплот Закатной Сторожи занимали около полусотни человек. Тевтоны, примкнувшие к ним русичи и бойцы Сагаадая держали донжон крепко. Оборону возглавлял Конрад, сумевший вывести часть людей из захваченной крепости. Судя по словам кнехтов, Конрад сейчас дрался на верхней смотровой площадке.

Что ж, им тоже нужно наверх. На самый верх.

Долгий подъем. Бесконечные ступеньки в полутемных лестничных пролетах. И вновь – наружу, под хлещущие потоки воды и вспышки молний.

Глава 19

В глаза сразу бросился тевтонский стяг – не гордо реющий на ветру, как прежде, а поверженный, отяжелевший от влаги, опавший и беспомощно распластанный по разбитому дощатому настилу. Заваленный обломками навеса, некогда укрывавшего дозорных от ненастья. Неведомая сила повалила и штандарт, и кровлю поперек смотровой площадки. Лишь в центре остался стоять невысокий – поменьше человеческого роста – но крепкий столбец, оббитый железными кольцами. Основание флагштока…

К этому вертикально торчащему обломку были намертво примотаны и для верности пропущены сквозь нижнее – самое толстое кольцо флагштока – два татарских аркана. Туго смотанный конский волос, которому не страшна влага, частые серебряные вставки… Странно, очень странно. Были бы арканами оплетены заборала – понять еще можно, а так…

Прочные, блестящие, аккуратно уложенные в бухточки веревки с большими петлями на концах словно приготовлены к броску. Но кому предназначались арканы? Упырей полонить, что ли?

Всеволод осмотрелся вокруг.

Знакомая широкая площадка, обнесенная мощной каменной оградой с крепкими зубцами и ощетинившаяся снаружи посеребренными шипами, густо вмурованными в кладку. Два истерзанных трупа в стороне. С другой стороны – вспоротые, вздыбленные доски. Будто бороною прошлись по настилу. И защитники Сторожи.

Помимо тевтонских рыцарей и кнехтов здесь были оба шекелиса, с пяток русичей, Сагаадай с двумя стрелками. Впрочем, колчаны степняков – пусты, луки отброшены в сторону, в руках – кривые сабли. Так что никакие они уж и не стрелки. Как и все прочие – бьются врукопашную.

Прижавшись к самому заборалу и укрывшись за каменными зубцами, защитники сшибали карабкающихся наверх тварей. Упыри падали под ударами, оскальзывались и срывались с мокрого камня, но им на смену настырно лезли другие. В полыхании молний, в кружащихся водяных вихрях они казались лоснящимися бледнокожими пауками, облепившими каменный ствол башни.

На смотровую площадку, ставшую боевой, пауков-кровопийц пока не пускали.

Пока…

В ближайшей бойнице появились две когтистые руки – длинные, по-змеиному, гибкие. Всеволод срубил обе. Ткнул мечом в узкую щель бойницы и сбросил воющую тварь вниз. Прильнул к освободившемуся проему. Поднял забральную личину шлема, чтобы лучше видеть.

Увидел! Всю битву целиком, в наслаивавшихся друг на друга вспышках молний.

Ожесточенный бой шел всюду. На внешних стенах, с которых не успели отойти в детинец все защитники Сторожи. На стенах внутренних, куда вслед за отступившим гарнизоном взобралась часть упыриного воинства. И между стенами, где на осиновых крышах, как на островках застряли рассеянные по крепости одиночки и немногочисленные группки воинов, яростно отбивавшиеся от нечисти.

Довольно большой отряд оборонял сейчас Серебряные ворота. Бесполезные уже, не нужные. Но защитники ворот не могли уже их покинуть и отступить. Ничего иного, кроме как драться им просто не оставалось.

Ага, а вон и Бернгард ведет свою мертвую дружину по упыриным трупам через тесный крепостной лабиринт. И сам Князь-магистр и его умруны жмутся к крышам, навесами, карнизами, так что сверху не сразу и углядишь. Рубятся – хладнокровно, умело, ловко. Но будет ли с того прок?

Всеволод начинал понимать кое-что из случившегося. Судя по всему, нечисть взяла замок стремительным и мощным штурмом. Оказавшись же внутри, темные твари не рассыпались тупой неуправляемой массой по запутанным проходам в поисках живой крови, а продолжали атаку уперто и слажено, повинуясь чужой разумной воле, ловко расчленяя силы невеликого сторожного гарнизона, отсекая защитников друг от друга, напирая со всех сторон, не давая передыху, не позволяя перегородить путь баррикадами и осиновыми рогатками.

В итоге каждый стенной пролет, каждая башня, каждая постройка, занятые воинами Сторожи, становились отдельной крепостцей. Малые цитадельки оборонялись отчаянно, вокруг каждой бесформенными кучами громоздились изрубленные и исколотые бледнокожие тела. Но, будучи уже не связанными воедино, разрозненные крепостцы гибли одна за другой, захлестываемые белесыми вопящими волнами.

Оборона осложнялась еще и бурей, бушевавшей над замком. Ветер, казалось, дул со всех сторон сразу. Дождь, словно многохвостая плеть, хлестал по лицам и доспехам. Вода, низвергавшаяся с небес, заливал огни на башнях и стенах. Косые струи, бьющие, будто пенистые стрелы из бойниц, из-под кровли, из-за крепостных зубцов, доставали и гасили даже костры, защищенные навесами. Бурлящие потоки неслись по открытым боевым площадкам и закрытым галереям. Уложенные во рву бревна и хворост плавали как во время весенних паводков в лесу. Ненастье, казалось, специально задалось целью поспособствовать в эту ночь упыриному воинству и помешать людям.

Пускать в ход алхимическое пламя и громовой порошок в таких условиях почти не удавалось. Скупые желтовато-красные огненные блики в мокрой тьме полыхали редко и гасли быстро. Защитникам крепости приходилось полагаться лишь на отточенную сталь с серебром. Увы, на всех кровопийц серебрённой стали не хватало. Ярко-синие высверки ветвистых молний освещали колышущееся море упыринных голов и воздетых кверху когтистых рук. Нечисть уже заполняла большую часть пространства под стенами и башнями в узких проходах, арках, галереях…

Однако самое скверное было все таки не это. Прямо из пелены ливня, из молний и громовых раскатов на крепость раз за разом обрушивался темный размытый, размазанный ком. Чернильный сгусток, отсверкивающий в синих вспышках ртутным блеском. Раскинувший широкие угловатые…

Крылья?

Всеволод не сразу, не со второго, и даже не с третьего раза опознал в летающей твари…

«А над башнями змей крылатый кружит!» – говорил ему покойный Федор.

Да-да, именно так – огромного гада с крыльями опознал.

Но лишь когда чудище пронеслось сквозь яркие всполохи молний над крепостным двором, перемахнуло через стены детинца и дважды облетело вокруг донжона, чуть ниже смотровой площадки, Всеволод смог разглядеть тварь во всех подробностях.

Голова… головища – размером этак с две бычьих – на толстой и длинной шее. Морда – что-то среднее между змеиной и птичьей. Но змеиного, пожалуй, все же в ней побольше будет. Клюв-пасть – раскрыт и топорщится гнутым, выступающим наружу частоколом зубов. Каждый – с татарскую саблю.

А вот глазки для такой головы совсем махонькие. Уже смотровой прорези тевтонского шлема. И прикрытые к тому же толстым веком. Только две складки и можно различить: две щелки, зло поблескивающие глубоко запрятанными угольками.

Тело – гибкое, вытянутое. Но посередине, где брюхо и крылья – сильно утолщается. Снизу – четыре поджатые лапы. Короткие, кривые, растопыренные, как у ящерицы, когтистые, не менее опаснее, чем упыринные руки. Всеволод видел, как тварь на лету подцепила с одной из крыш оплошавшего кнехта. Наземь упали куски разодранного тела.

Впрочем, куда страшнее лап был длиннющий хвост. Хвост твари раскачивался и наносил сокрушительные удары, будто кистень ночного татя. На конце хвоста – шипастый желвак. Массивная черная гирька (кость – не кость, металл – не металл) запросто проламывала крыши, крушила щиты и сминала доспехи.

Крылья твари состояли из толстой кожистой перепонки на крепком костяном каркасе. И крылья и лапы, и голова и все тулово летающего ящера были покрыты крупной чешуей. Черные, выпуклые, блестящие, словно политые смолью, щитки-пластины лежали внахлест друг на дружке.

На спине черного змея сидел черный наездник. Наездник тоже целиком – от затылка до пят – был закован в гибкую блестящую, как ртуть броню. На голове – округлый шлем с сильно выступающим вперед забралом. В одной руке повелитель дракона держал черный щит, напоминавший крышку гроба. В другой…

Нет, это и не меч даже. Хотя по размерам не уступает длинному тяжелому рыцарскому клинку и даже превосходит его. И не сабля. Хотя тоже загнут. Но в другую сторону. По форме и предназначению это, скорее уж, плоский крюк.

Или серп… этакий полумесяц с отточенной до самой рукояти внутренней стороной и заостренным концом.

Или длиннющий коготь, кованный из неведомого, опять-таки – черного металла.

Своим крюком-серпом-когтем всадник орудовал мастерски.