Текст книги "Рудная черта"

Глава 20

Да, у Всеволода была возможность оценить воинское искусство неведомого седока.

Вот летающий змей в стремительном полете ложится на крыло и, сильно накренившись влево, оказывается возле стены детинца. Ловкий взмах, напоминающий движение жнеца – и меч-серп легко срезает голову в тевтонском горшкообразном шлеме.

А вот черный гад клонится вправо, к крыше, где обозначилось движение – и под чудовищным ударом боевого серпа, словно глиняная миска раскалывается треугольный щит с черным крестом на белом поле. Вместе с разбитыми досками, кувыркается отсеченная по самое плечо и застрявшая в ремнях рука. Кто-то заходится в диком вопле, слышном даже сквозь шум грозы и битвы.

Крылатый змей и черный всадник действовали так же слажено, как опытный кавалерист и добрый боевой конь. Поначалу Всеволоду показалось даже, будто эти двое намертво срослись друг с другом. Уже потом он разглядел и диковинную узду из нешироких и, видимо, очень крепких черных полос, и намотанную на драконью чешую проволоку, которая, будто сеть опутывала морду, шею и гибкое туловище летающейтвари, и укрытое между крыльев седло, больше походившее на скамью с невысокой спинкой.

Бранко что-то закричал сквозь дождь и грозовые раскаты, указывая саблей то ли на крылатого змея, то ли на седока.

– Шоломонар! – разобрал Всеволод в крике волоха. – Балавр!

– Нахтриттер! – надрывался за спиной Томас.

Излишние подсказки. Всеволод и сам уже догадался, кто кружит в грозовом небе над павшей… почти павшей Сторожей.

Вот, значит, каково истинное обличье Черного Князя, когда он не прячется, подобно Бернгарду, за рыцарский плащ и человеческую личину. И вот, значит, как Черные Князья приучены воевать в своем обиталище. Несметную упыринную пехоту – вперед по земле, а сами – сверху. Что ж, очень удобно. И не очень опасно. К тому же с высоты хорошо видно силы неприятеля. Ясно, куда гнать своих пеших бойцов, в каком количестве, и какую коменду им отдавать.

Крылатый змей с темнеющей между крыльев фигурой седока в очередной раз пронесся над крепостью, собирая смертельную жатву. И вновь взмыл в дождливую тьму. Разворачиваясь. Готовясь к новому броску.

Нет, с этой напастью, конечно, тоже пытались бороться. Как могли и чем могли. Со стен и крыш в дракона и в драконьего всадника летели стрелы. С надвратной башни даже пустили вдогонку летающему гаду увесистую глыбу из порока. Не попали. Крылатый змей легко увернулся от каменного ядра. Что же касается стрел…

Потоки воды сбивали и отклоняли их на лету. А те, что достигали цели – не причиняли нечисти вреда. Посеребренные наконечники отскакивали от драконьей чешуи как дождевые капли. Ни одна оперенная заноза так и не вошла под черную шкуру, ни одна не вонзилась в крыло. Даже меткая татарская стрела, пущенная точно в левый глаз ящеру, не смогла пробить толстые складки век.

Достать снизу Черного Князя, укрытого за толстым брюхом и широкими крыльями дракона было и вовсе затруднительно. Лишь две или три стрелы царапнули по мокрой броне наездника. Царапнули – и только. И – бессильно скользнули в сторону.

– Проклятая тварь! – раздался над ухом знакомый голос, полный ненависти и отчаяния.

Конрад? Всеволод оглянулся.

Так и есть! Рядом стоит бывший посол Закатной Сторожи. В руках – меч. Шлем-ведро сброшен на спину и висит за плечами на крепких ремнях, будто срубленная голова на лоскутке коже. С толстого войлочного подшлемника и надетого поверх него легкого шишака стекают струи воды. Вода течет по лицу рыцаря, по усам, по бороде. Лицо тевтона искажено. Борода всклокочена.

Скорее всего, от надежного глухого шлема Конрад избавился по той же причине, что и Всеволод поднял забрало-личину. Чтобы смотреть вокруг не через заливаемую дождем узкую смотровую щель. Чтоб видет все и сразу. Да и слышать – тоже.

Конрад видел. Слышал.

И – скрипел зубами в бессильной ярости.

– Что произошло, Конрад?! Как ЭТО произошло?! Как упыри вошли в крепость?!

– Нахтцереры ведут себя не так, как прежде, русич! – зло выплюнул тевтон, мешая слова с брызгами дождевой влаги.

Не как прежде… Это было очевидно. Это Всеволод понял еще в подземельях замка.

– Сначала растерзали тварей, который прятались в дневных убежищах и первыми добрались до замковой горы, – продолжал Конрад. – Чтобы они не мешали и не путались под ногами, наверное. Потом двинулись на приступ сами. Причем, не напирали, как обычно – скопом и сразу отовсюду, а наступали не спеша, разумно. Повалили рогатки на дальних подступах, расчистили путь главным силам. Вон там, видишь, со стороны ворот?

Да, Всеволод видел, благо, света молний хватало. По склону замковой горы – до самого ее подножия темнел широкий проход. Раньше осиновые рогатки стояли там часто и густо. Теперь – не осталось ни колышка.

– Погоди, Конрад, упыри что же сами вытаскивали осину? – поразился он.

Такое трудно даже представить! Всякому известно: кровопийцы не станут без крайней нужды и по доброй воле прикасаться к дереву, вытягивающему темную силу. Хотя о какой доброй воле может идти речь, когда в небе кружит упыриный Властитель?

– И вытаскивали, и оттаскивали в сторонку, как миленькие, – ответил тевтон. – Выли, орали, валились без сил, но работу делали. Потом поднялась к частоколу. Укрылись от стрел с той стороны, подрыли бревна, повалили…

А ведь действительно – эвон какие бреши зияют в тыне перед рвом!

– Ну, а уж после начался настоящий штурм. Сначала нахтцереры атаковали во-о-он там…

Взмахом клинка сакс указал на дальний пролет западной стены.

– Только это, как оказалось, была лишь хитрость и обманный маневр. А кто мог ждать такого от тупых тварей?!

Всеволод выругался про себя. Никто, разумеется. Кроме, быть может, Бернгарда. Но Бернгард в первые минуты приступа находился в склепе и вел там со Всеволодом непростые беседы.

– Кто, русич?

Всеволод вновь не ответил. Да заданный вопрос и не требовал ответа. За время предыдущих штурмов упыри приучили считать себя безмозглым ходячим мясом, жаждавшим крови, вконец обезумевшим от этой великой жажды и утратившим в обретенном безумии всякую сообразительность и осторожность. Упыри всегда шли за живой кровью просто и незатейливо. Напрямую, кратчайшим путем. Шли через серебро, огонь и осину.

Таков был темный Набег до сих пор.

Но в эту ночь он стал иным. В эту ночь упырей вела воля и разум Пьющего-Властвующего.

– Нахтцереры лезли настырно и бились люто, – продолжал сокрушаться Конрад. – Я перебросил к западной стене половину гарнизона. А твари всеми силами вдруг навалились оттуда…

Теперь Конрад резким движением меча отмерил, будто обрубил немаленький участок на восточной стене неподалеку от Серебряных врат.

– Причем не просто навалились. Им здорово помогли.

Ага… видно… Между двумя мощными башнями, повалена двускатная кровля над боевыми площадками. Крепкие заборала – побиты и покрошены. А защитные шипы… Кто-то словно срезал под корень целые пучки длинных посеребренных штырей, торчавших по верхней кромке стен. Все это можно было сотворить лишь драконьим хвостом-кистенем или серповидным мечом змеиного всадника во время атак сверху.

– Черный Князь? – хмуро спросил Всеволод. – Летающий змей?

Конрад кивнул.

– Нахтриттер. Дракон вывалился из туч и обрушился с небес как сама смерть. Лучники и арбалетчики встретили летающую тварь и всадника стрелами. Мы попытались отбиваться мечами и копьями. Но черную чешую и броню не берет даже серебренная сталь. Нахтриттер сбил со стены защитников, разрушил проходы, срубил шипы. Освободил целый пролет. Разумеется, нахтцереры ворвались в крепость.

– Что было потом? – не удержался Всеволод.

– Потом остановить их было уже невозможно. Тварей оказалось слишком много, и по замку они расползались слишком быстро. Кровопийцы не охотились за добычей, как раньше, а старались перекрыть главные проходы, захватить башни и важные участки стен. Они убивали любого, кто вставал на пути, но не испивали убитых. Не задерживаясь, они шли дальше. Казалось, кровь не интересовала, только крепость.

Конрад выругался.

– Мы удержали ворота, с полдюжины внешних башен, несколько проходов на крепостном дворе. Но это, как видишь, уже ничего не решает. Всех, кого смог и кого успел, я увел сюда. Здесь от нахтцереров отбиваться еще можно, но вот эта крылатая тварь…

По небу косо и длинно полыхнула очередная молния. Яркий синий блеск отразился от мокрой чешуи приближающегося змея.

– Осторожней, русич! – предупредил Конрад. – Дракон летит на нас!

Глава 21

Черный ящер, развернувшись по широкой дуге под самыми тучами и сложив крылья, падал на верхнюю площадку донжона.

Еще одна молния…

И тварь – еще ближе.

Змей летел к ним, будто камень, пущенный из гигантской пращи. Летел, быстро набирая скорость. То – блестящим чешуйчатым комом, освещенным резкими синими бликами, то – едва различимым сгустком тьмы, оторвавшимся от чкрных туч.

Счет шел не на секунды даже – на мгновения.

– Внутрь! – рявкнул Конрад. – Вниз! Быстро!

Люди уже сыпались со смотровой площадки в зев открытого люка.

Внутрь, вниз… И – быстрее некуда.

Видимо, все было обговорено заранее, видимо, каждый подспудно ждал этого момента, и Всеволоду сейчас оставалось лишь удивляться, с какой скоростью могут исчезать в небольшом вроде бы отверстии воины при полном боевом доспехе. Защитники донжона ныряли в люк один за другим, позабыв и о тяжести лат, и о ползущих снаружи кровопийцах. Что ж, упырей, взобравшихся на смотровую площадку, скинуть вниз еще можно, но вот противостоять падающему сверху дракону… И этому всаднику на драконе…

Стоп! А ведь они пытались противостоять.

Как оказалось, в башне укрывались-то не все.

У бойниц остались Конрад, еще какой-то незнакомый Всеволоду тевтонский рыцарь, трое кнехтов, Золтан, Раду, пара русских дружинников, Сагаадай и еще один степняк. Тевтоны, русичи и шекелисы расположились хлипким рваным кольцом по краю площадки, отчаянно машут клинками и разят копьями, кое-как сдерживая прущую снизу нечисть. Татары же, побросав сабли в ножны, шустро отскочили назад, к центру башни. К обломку флагштока.

Отскочили и…

Ага…

Вот уж у обоих в руках – приготовленные загодя веревки. Вот раскручиваются в воздухе тяжелые промокшие петли.

Что-то свирепо, воинственно кричит Сагаадай. Да и второй степняк тоже не желает встречать падающую сверху крылатую смерть молча.

Всеволод понял, наконец, для чего здесь арканы. И для чего их концы намертво привязаны к флагштоку.

– Русич! Ты все еще здесь? – Конрад схватил его за наплечник с явным намерением швырнуть к спасительному люку.

Ну, уж нет! Всеволод решительно стряхнул с плеча латную рукавицу тевтона.

– Мастер Бернгард велел тебя беречь! – сверкнул глазами Конрад.

«Не меня – мою кровь», – мысленно поправил Всеволод. Вслух огрызнулся:

– Я как-нибудь сам поберегусь!

А то Бернгардова опека эта уже поперек горла стоит!

Для дальнейших препирательств времени не оставалось.

Черная блестящая туша – прямо над ними. И…

– Ложись! – командует Конрад.

Вокруг грохоча доспехами падают люди. Всеволода Конрад валит силой. Бесцеремонно, грубо, не по-рыцарски: подножкой и неожиданным тычком в грудь.

Всеволод бьется назатыльником шлема о мокрые доски.

Конрад падает рядом.

Миг – и распластаны, вжаты в пол все.

Кроме двух татар с арканами.

Остальное Всеволод видит и слышит, лежа на спине.

Все происходит быстро, невероятно быстро, но тренированное сознание сторожного ратника все же поспевает за событиями, отмечает каждую деталь.

Сначала – хлопок… Сильный порыв ветра и брызги сверху. Будто небо падает. Поток воздуха всколыхнул и едва не сбрасил придавленный бревнами и досками тевтонский стяг. Огромные, резко раскинутые в стороны в стороны и вмиг закрывшие всю верхнюю площадку донжона крылья замедляют стремительное падение твари.

А уж потом…

Грохот.

Кажется, башня сотрясается до самого основания.

Это драконий хвост обрушился на заборало. Трескается каменный зуб, брызжет, смешиваясь с ливнем, каменная крошка. Кто-то коротко охает, задетый то ли крупным осколком, то ли шипом змеиной булавы. Горохом сыплются вниз с мокрого скользкого камня почти уже влезшие на боевую площадку упыри.

Скрежет.

Чудится, будто башню разрывают и вырывают из-под ног… нет, в случае с Всеволодом – из-под спины.

Это вытянутые во всю длину лапы крылатого ящера прошлись когтями по деревянному настилу, срывая толстые доски, кроша дерево в мокрую щепу, цепляя все, что можно подцепить. И вновь сквозь раскаты грома и подвывание упырей пробился человеческий вскрик: кто-то попался в когтистые бредни. Мелькнул в воздухе тевтонский плащ. Несчастного рыцаря выбросило за заборало. Плащ исчез. Крик стих – как стеной дождя отрезало.

Влажный хруст.

Словно переломили толстую подгнившую изнутри ветку. И опять – вопль, полный дикой боли. Тоже, впрочем, быстро прервавшийся.

Это молниеносно распахнулась и закрылась зубастая пасть-клюв летающей твари. Змей перекусил надвое человеческую фигуру в черных одеяниях орденского кнехта. Глотать не стал – выплюнул. Из-за посеребренных доспехов, наверное.

А сверху – кровь с дождем, прямо в лицо.

Но степняки с арканами уцелели. Пригнулись пониже под обломком флагштока. Проскочили под чешуйчатым брюхом. Увернулись от растопыренных лап. Оба – и юзбаши, и его ловкий воин.

Две петли метнулись вслед крылатому змею, вновь взмывающему к тучам.

Тварь, не успевшая набрать скорость, поднималась грузно, неповоротливо и не смогла отлететь достаточно далеко. Отяжелевшие от влаги веревки, словно цепкие щупальца достали, хлестнули по черному и блестящему…

Увы, это была не привычная татарам ловля лошадей из полудиких степных табунов. Извивающийся аркан Сагаадая – брошенный повыше и посильнее – через крыло, чуть не на голову Черного Князя – хозяин крылатого змея на лету срубил мечом-серпом. Петля другого ловца захлестнула заднюю лапу дракона. А тот, казалось, даже не заметил накинутых пут.

Взмах широких крыльев. Вновь набухает, будто парус и шумно хлопает влажной тканью поверженное полотнище тевтонского стяга. Прочный аркан, соединенный с основанием сломанного флагштока, натягивается, как тетива татарского лука, как струна на цимбале Раду.

А в следующий миг…

Словно сарацинский порошок взорвался под дощатым настилом.

Рывок. И брызги, щепа, труха, гвозди, железные кольца – во все стороны. Огрызок флагштока и обломки досок, под которыми он крепился к балкам, взлетают вверх, подцепив и выдернув из-под завала тяжелый промокший стяг. И не только его подцепив. Не только его сдернув с башни.

Вслед дракону летит еще и человек. Степняк, набросивший петлю на лапу крылатой твари, то ли не успел вовремя выпустить аркан из рук, то ли сам был захлестнут веревкой.

Сыплются обломки. Тевтонское знамя и татарский воин уносятся вверх, исчезают где-то в низвергающихся потоках воды и в кромешной тьме, навалившейся после череды слепящих молний.

Но еще миг спустя…

Еще молнии.

И вновь видно. Все.

И то, как…

Большое развевающееся белое с черным крестом полотнище и маленькая орущая, дергающаяся в воздухе человеческая фигурка падают вниз. А следом – сложив крылья… догоняя, обгоняя… камнем, глыбой, обрушившейся скалой – устремляется в очередную атаку черный змей с черным всадником на спине.

Не удалось! Арканами – тоже не вышло! Затея провалилась!

Всеволод вскакивает на ноги, озираясь. Стоять трудно. От ровного дощатого настила уже мало что осталось. Весь пол смотровой площадки словно перепахан безумными оратаями. Под ногами – вздыбленные обломки досок, да обнаженные скользкие от дождя и несмытой еще дождем крови округлые бревна перекрытий. По таким не шибко-то поскачешь. Да и они тоже, наверное, не смогут долго выдерживать атаки крылатой твари. Значит, скоро вся верхняя площадка донжона будет разметена по бревнышку, сброшена за заборало или обрушена внутрь. И что тогда?

– Наверх! Все наверх! – Конрад тоже уже на ногах. Ага, уцелел, значит. Только вот шлем-горшок со спины сорван, и невесть где теперь его искать. Да и нет времени для поисков: упыри перемахнули через крепостные зубцы. Кровопийцы – на башне! Конрад, однако, держится молодцом. Отдает нужные приказы и сам лихо рубит прорвавшихся тварей.

Всеволод тоже рубит упырей. Двумя руками. Двумя мечами.

Из раскрытого люка на разбитую площадку выскакивают защитники донжона. И с лестницы – сразу в бой, оттесняя нечисть.

Повезло. Оттеснили. Сбросили. Очистили пространство. В этот раз – да. Заняли прежние позиции и отбивают новые атаки снизу.

До следующей – которая сверху?

А после – снова снизу.

И опять – сверху.

И снизу. И сверху И…

И надолго ли их так хватит?

Вряд ли. Если ничего не измениться, обычным людям не под силу будет выстоять эту ночь.

А необычным? А нелюдям?

Всеволод вновь глынул вниз. Туда, где над крышами замкового двора метался черный змей с Черным Князем на спине, и где бушевало разлившееся по Стороже упыринное море. Только его сейчас интересовали не эти твари. Другие.

В лабиринтах крепости Всеволод выискивал мертвую дружину Бернгарда.

Вон они! И ведь не только они! Не одни умруны там! Надо же, отряд Бернгарда по мере продвижения вперед не уменьшается вовсе, а, наоборот – увеличивается, обрастая новыми примыкающими к нему воинами.

Всеволод начал понимать, что задумал магистр.

Глава 22

Бернгард вел своих мертвых рыцарей вдоль внешней северной стены к Серебряным воротам. Вел упорно, настырно, сминая любое сопротивление на пути. Однако, не покидая при этом тесных проходов и укрываясь под крышами и нависающими карнизами от атак крылатого змея. Умруны то растекались по соседним улочкам, то вновь объединялись, но неизменно продвигались в одном направлении – слажено, спаяно, помогая друг другу, прикрывая друг друга.

У запертых ворот, куда так стремился Бернгарда, а также на примыкающих к надвратным башням стенных пролетах, окруженных нечистью, шла жестокая битва. Защитников здесь укрылось немало, и оборону они держали крепко. Тевтоны, русские дружинники и татары умело отражали натиск упырей, не особо подставляясь летающей твари.

– Мастер Бернгард хочет соединиться с привратным отрядом… – врзле Всеволода вновь стоял Конрад. Едва глянув вниз, тевтон тоже верно оценил обстановку. – А по пути собирает тех, кого еще можно собрать.

Мертвая дружина продвигалась не спеша, но уверенно. Деловито прокладывала путь в сплошной массе упыриного воинства и почти не несла потерь. Что, впрочем, неудивительно. Не так-то просто потерять в бою однажды уже умершего воина. Пока совсем уж не разорвут такого в клочья – не потеряешь. А разрывать покойников, облаченных в серебро и серебром же пропитанных, кровопийцы Шоломонарии не успевали: клинки умрунов все-таки разили податливую белесую плоть быстрее, чем когтистые лапы крушили броню из белого металла.

Мертвецы шагали за своим магистром, как зримая чума, как неумолимый мор. Там, куда они еще не дошли – кишмя кишели темные твари. Там, где они прошли, в струях дождя бурлила черная кровь и едва ворочалась додыхающая нечисть.

Серебряные умруны двигались по трупам от строения к строению расчищая дорогу, прорубаясь к окруженным, рассеянным, разбросанным по крепости, но уцелевшим еще защитникам Сторожи. Вызволяя каждого способного к бою ратника, будь то тевтон, русич или татарин.

Сейчас мертвецы Бернгарда по воле своего Властителя спасали людей, чьей смерти жаждал иной Черный Князь и иные твари. Мертвецы освобождали то один островок сопротивления, то другой…

Вон там – освободили.

И там.

И там – тоже.

И там – еще.

Вырванные из лап смерти, одиночки и небольшие группки гарнизонным ратников примыкали к магистру, не особенно интересуясь, кто это такой несокрушимый и неуязвимый, следует вместе с Бернгардом. Это спасенные будут выяснять позже. А пока для этого нет ни времени, ни возможности. Обстоятельства не располагали к расспросам. Упыри наседали со всех сторон. Шел бой и нужно было сражаться.

Дружина Бернгарда множилась. Переставала быть мертвой. Смешивалась с живыми защитниками Сторожи. И с каждым пройденным отрезком пути обращалась в силу более грозную, чем была прежде.

– Если мастер Бернгард соединится с привратной стражей, – вслух прикидывал Конрад, – А потом вместе с ними обойдет крепость по кругу, собирая уцелевших. И если все они вернутся к донжону. В общем, путь тогда проклятая нечисть попробует взять нас до рассвета!

«Проклятая нечисть»?

– Эх, знал бы ты, Конрад, кто такой Бернгард и кто идет за ним, – Всеволод не удержался от не совсем уместного в данных обстоятельствах замечания.

Конрад поморщился.

– Вообще-то мне тут уже всякое понарассказывали, – тевтон выразительно покосился на Сагаадая и двух шекелисов. – Чему верить, а чему нет, я еще не решил, но одно знаю точно: мастер Бернгард и рыцари, которых он вывел из подземелья, появились вовремя. Без них Стороже не выстоять и на них теперь вся надежда. Этой ночью они на нашей стороне, русич. И я готов до рассвета биться с ними бок о бок. А уж после, когда встанет солнце, будем разбираться. И уверяю тебя, то же самое сейчас скажет любой. Сейчас льется кровь и решается судьба обиталища, а значит, все упрощено до предела. Нахтриттер – враг. И его темные твари – враги. А тот, кто выступает против врага – союзник. И давай не будем больше об этом. Утром, когда отобьемся… если отобьемся – поговорим. Сейчас – не нужно.

Всеволод промолчал. Он смотрел вниз.

Серебряные умруны в тевтонских плащах рубились в первых рядах. Живые защитники Сторожи помогали мертвым – шли следом, добивали раненных тварей, принимали на копья и клинки упырей, пытавшихся обойти с флангов и тыла, бросавшихся со стен, выскакивавших из окон и дверей.

Черный Князь пришлого упыриного воинства, пытался помешать Бернгарду, собиравшему рассеянных защитников в один кулак. Теперь Князь кружил над крепостным двором, раз за разом направляя своего крылатого змея в лабиринт тесных улочек. Только вот добиться он пока ничего не мог. Из узких проходов под крытыми осиной строениями выцарапать врага было не так-то просто. Ни мечом-серпом, ни драконьим хвостом-кистенем не достать. Зато можно пообломать крылья и расшибиться на лету.

По-хорошему посадить бы сейчас Шоломонару своего гада на крыши, да спешиться самому. Но, видать, осина мешает. Да и несподручно, наверное, Черному Князю управлять снизу таким воинством. Сверху – куда как удобнее.

И темный Властитель управлял. Странно вот только как-то. Непонятно. Упыриный Князь зачем-то отводил своих кровососов от почти взятых стен и почти павших башен. Упыри спешно покидали и замковый детинец. Уходили через разбитые ворота, сползали вниз по стенам. Живая белесая волна отхлынула от донжона. Никто больше не лез через заборало, никто не совал когтистые руки в бойницы.

Отступление?

Нет – перегруппировка сил.

Почти вся упыриная рать, хозяйничавшая в крепости, теперь втягивалась в узкие проходы внутреннего замкового двора. Преграждала дорогу Бернгарду, окружала…

Числом решили взять магистра и его отряд?! Но ведь и это будет непросто. Путанный лабиринт крепостного двора – не чистое поле. В полной мере использовать здесь численное превосходство невозможно. Куда большее значение имеют сейчас ратное мастерство каждого отдельного бойца, умение держать общий строй и добрая серебренная сталь в руках.

Отряд Бернгарда, наткнувшись на новую преграду, лишь замедлил движение, но не увяз, не остановился. Мертвецы из склепа перли вперед с тупым упорством и механическим каким-то безрассудством, не свойственным живым.

В ускоренном, но при этом чудовищно размеренном ритме поднимались и опускались мечи и секиры. И после каждого дружного взмаха в дождь, падавший сверху, тугими фонтанами снизу брызгала черная кровь. Упыриное отродье ряд за рядом ложилось в жидкую грязь, будто сорная трава, скошенная опытными косцами.

Только вот по мере приближения к Серебряным вратам, и мертвая дружина Бернгарада и примкнувшие к ней живые воины поднимались все выше и выше, будто всходили по ступеням незримой лестнице. Уже до окон теснившихся вокруг построек поднялись. Еще немного – и до дверных притолок доберутся. А там – и до крыш недалеко.

Вот именно – до крыш!

Всеволод вдруг осознал замысел противника. Замысел простой и жестокий, действенный и эффективный, незатейливый и страшный. Завалить проходы трупами. Не так, как навалено сейчас повсюду – разбросанными бессмысленными грудами – а продуманно, целенаправленно, единой, пологой, но неуклонно растущей горой.

Направить десятки, сотни, а если понадобиться – и тысячи покорных Пьющих… Пьющих-Исполняющих под серебренную сталь, аккуратно уложить изрубленные тела своих упырей под ноги врагу. И если уж нельзя остановить противника – то заставить его карабкаться по сплошному завалу наверх. Выманить, поднять из узких недосягаемых щелей замкового лабиринта к крышам. Так, чтобы можно было бросить на неприятеля драконью тушу, не боясь при этом повредить крыльев.

Ну да, потому и лезут сейчас упыри с воплями и визгом, на верную смертушку. Ползут через головы друг дружки, и покорно складывают их, эти самые свои безволосые уродливые головы. Такова воля Властителя, парящего в ненастном небе на крылатом змее. Такова его нехитрая хитрость.

– Конрад! – Всеволод резко повернулся к стоявшему рядом тевтону. – Нам нужно пробиться туда.

Меч Всеволода указывал на замковый двор, в самую гущу схватки.

– Что? – вытаращил глаза тевтон. Похоже, он не понимал. Или не хотел понять.

– Надо выходить из башни, собирать людей и самим идти к Бернгарду. И – быстро, пока темные твари отвлеклись.

– Но ведь мы же здесь… – растерянно пробормотал Конрад.

– А Бернгард – там, – перебил Всеволод. – И ему помочь надобно.

Будь он трижды неладен, этот Князь-магистр! Но сейчас – надо. Помочь…

– Иначе ни он, ни мы не дотянем до рассвета.

Конрад с сомнением оглядел площадку. Колебания его, в общем-то, вполне понятные: в донжоне еще можно было худо-бедно держать оборону. А вот снаружи…

– Думаешь, русич, в наших силах помочь?

– Не думаю – знаю! Других вариантов нет.

– Вообще-то Бернгард не велел мне… – задумчиво пробормотал Конрад. – Был приказ в случае падения крепости отступить в донжон, а вот покидать его…

– Зато Бернгард велел тебе оберегать меня, не так ли? – перебил его Всеволод. – А я выхожу из донжона.

И – сразу, не дожидаясь ответа:

– Томас! Бранко! Сагаадай! Золтан! Илья! Кто там еще? Все вниз! Живо! Собирайте, кого можно. Спускаемся вниз.

Конрад ему не препятствовал. И сам приказы уже не отдавал. Только повторял команды Всеволода, да поторапливал орденских братьев.

Видимо, в этот момент переломилось что-то. Как-то само собой вышло, что теперь разноплеменные защитники донжона признавали за главного Всеволода.