Текст книги "Калужские писатели в эпоху перемен"

Шаржист с трагической судьбой

Евгений Смирнов, автошарж.

Вот, взгляните на автошарж Женьки Смирнова, дикобраз, да и только. А на обложке буклета своей персональной выставки в малом зале галереи «Образ» он поместил еще более жуткую фотографию: в огромной зимней меховой шапке, топорщащейся во все стороны, собственные лохмы тоже торчат над ушами, прищуренные глаза и давно не стриженая борода. Зек, да и только! Единственное, что смягчает, – сощуренные глаза наполнены не злобой, а трагичностью. Видно, в этот день он заглянул вперёд и увидел там что-то страшное.

На самом же деле, он красив. Пышные волосы с благородной сединой, черные крутые брови, карие глаза, всё еще темные усы, красивая припухлая и чувственная нижняя губа.

Седина у него изысканно – голубоватая, а ведь бывают и отталкивающие оттенки. Например, с желтизной или, если седина перемешана вповалку с темными волосками, то в целом волосы выглядят как грязно – пегие.

У меня есть снимки с его персональной выставки четырехлетней давности, там он просто красавец – мужчина и весёлый вдобавок.

Он обладатель редкого таланта. Об этом я узнал, когда безуспешно ходил по этажам и мастерским Дома художников, искал шаржиста для моих первых «Литературных портретов». Художники отказывались, даже окончившие Питерскую и Московскую академии. Говорили: «Для этого нужен особый талант, природный. Работать маслом по холсту, с одной стороны, проще, – можно недостаток природного таланта восполнить кропотливой работой, раз за разом замазывая неудачный угол и доводя его до уровня. А шарж требует мгновенного рисунка с предварительным, почти мгновенным проникновением в характер героя и выуживанием главного». Помню, все пять этажей я тогда обошел, но так никого и не нашел, пока судьба и Кухтинов не свели меня с Женькой.

Он прост, безотказен, внутренне щепетилен, хороший товарищ и стабилен в хороших качествах вплоть до третьей бутылки. Много, быстро и почти задаром помогает нашему брату нищему писателю, оформляя обложки книг. Успех первых «Литературных портретов» на треть принадлежит ему. А вот травлю за вторые, я отношу к своим антигероям и частично, к себе, но никак не к Женьке. Мои герои и антигерои много смеялись над всеми шаржами, кроме своих, но ни один из них не упрекнул художника вслух, – не было объективных причин для этого.

Шаржами всерьез он начал заниматься по моей просьбе, а до этого, с 1979 года работал на турбинке оформителем и внештатно сотрудничал с газетами «Турбинист», «Знамя», «Известия», журналом «Крокодил». Много занимался политической карикатурой на злобу дня. Лауреат международного фестиваля масс – медиа «ГОНГ Москва – 96» по номинации «Лучшая карикатура года».

Последние 12 лет он безропотно отдал «Знаменке» и нельзя сказать, что там его сполна вознаграждали: как получал он в 1989 году пятьсот рублей, так и через 10 лет, в 1999 году, он получал все те же пятьсот, то есть фактически в тысячу раз меньше.

Наверное, думали: раз он инвалид диабетчик, да еще пьёт, то можно с ним особо не считаться, засовывать его в самые тёмные кабинеты и платить мизер.

Если бы не подработки по иллюстрации книг, то он с голода б умер, наверное. Проиллюстрировал он за свою жизнь много: и детские сказки, и вполне серьезные книги. Например, «Мальчик Мотл» Шолом – Алейхема, повесть Роллана «Кола Брюньон», «Гамлет» Шекспира, «Маленькие трагедии» Пушкина, повесть Шмелева «Лето Господне», романы Бондарева «Берег» и «Мастер и Маргарита» Булгакова.

Как писал искусствовед Обухов: «Образы, созданные Смирновым, преисполнены героического пафоса и определенно лишены всякого бытовизма». В этом я с ним полностью согласен, как и с тем, что «это совершенно особый мир – здесь бушуют раскрепощенные страсти и вершатся события, порой трагичные, страшные, но несомненно яркие». Умеет он создать мир, где нет кабалы обстоятельств и где душа человеческая абсолютно свободна.

В молодости он прожил богатую, событийную жизнь. Рисовать начал еще во Дворце пионеров в изостудии у Георгия Герасимова, фронтовика. В армии был оформителем в клубе, потом год учился в Полиграфическом институте, два года в Калужском пединституте на филфаке, попутно получая специальность «учитель рисования в школе» у Милицы Виноградовой. Потом два года в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии по специальности «художник театра кукол». Там связался с авангардистами и диссидентами, участвовал в подпольных выставках. За что его с треском выгнали, да еще испачкали не у них заработанную трудовую книжку записью не по КЗОТу на целую страничку.

Но он молодец, не хает советскую власть как многие бывшие кухонные неудачники – демократы, сегодня прорвавшиеся к власти. Шутит: «Пять лет учился, и три коридора имею». И не собирается эмигрировать.

Один год (1975/76 гг.) работал декоратором в Калужском драмтеатре, в пору его творческого расцвета. Потом на стройках к Олимпиаде-80 строил регату в Ленинграде и олимпийский метеоцентр в Москве. В общем, жизнь узнал не понаслышке.

А сегодня он стремительно слепнет. Правый глаз уже совсем не видит, а левый +10 (!). И Калужская микрохирургия глаза ничего не может сделать – слишком велик риск при его сопутствующем диабете.

Какое жестокое испытание для сердца: друг – художник слепнет, а ты бессилен!

Сейчас они с женой собрали все деньги, что были в доме и собираются ехать в микрохирургию Москвы.

Дай Боже, чтоб им хватило этих небольших сбережений на операцию и койко – место. Чтоб и московские врачи не отказались, сделали операцию и он смог бы снова рисовать!

Июнь 2001 г.

Он давно занимался политической карикатурой, но за дружеские шаржи браться сначала не хотел: «Это же совершенно другой жанр!». Пришлось уговаривать: «Главное, – у тебя есть талант, Жень, а сферу его применения мы совместно расширим. Я делаю заказ и оплачиваю, а ты рисуешь. Чтобы было легче, отдаю тебе распечатку первых 78 литпортретов. Ты читаешь, вникаешь, проникаешься и рисуешь. А чтобы быстрее войти в новый жанр, вот ещё по 2-3 характерных фотопортрета героев, предварительно снятых мною для обложки. Наверное, деньги нужны срочно, давай оплачу заказ вперёд». Уломал-таки я его. Вот так Евгений Смирнов стал и шаржистом.

Твёрдо верю, что его шаржи будут жить минимум 200 лет, потому что среди них есть просто гениальные! Бережно храню оригиналы на кусочках ватмана чёрной тушью или чёрной шариковой ручкой. К его чести, надо отметить, что Женька, входя в моё положение нищего российского писателя, брал за работу весьма скромные гонорары. Но за 15 лет набежало всё-таки почти двадцать тысяч рублей, хорошо бы их окупить при выпуске книги портретов. Это примерно за 65 шаржей на 62 персонажа. Потому что некоторыми первичными шаржами заказчик был недоволен. Евгений, ещё раз молодец, умел прислушиваться к развёрнутому мнению писателя – портретиста и, как правило, рисовал второй, гораздо лучший. А иногда, уже по собственной инициативе, даже третий. В таких случаях, радуясь успеху художника, заказчик платил больше. Художник же, готов был удовольствоваться даже однократным гонораром. То есть, никогда не был меркантильным. Он был вдумчивым мастером, да и огромный опыт по иллюстрированию книг, издаваемых столичными издательствами, духовно его обогатил.

23 мая я попал в кардиологическое отделение калужской больницы «Сосновая роща» с тяжёлым приступом стенокардии. Лечили по 5 июня. И, по закону подлости, именно в эти дни мой давний друг умер. Узнал о его смерти уже после выхода из больницы. До сих пор не по себе, что не смог прийти проститься.

Мне его остро не хватает – и как надёжного друга, и как талантливого художника – шаржиста. 11 октября 2013 г. публично ходатайствовал об открытии его персонального фонда в Государственном архиве новейшей истории Калужской области. И директор Госархива, интеллигентный, с даром предвидения Андрей Прохоровский, согласился с мнением одного из своих фондообразователей. Ведь Евгений, помимо талантливых иллюстраций к книгам классиков, острых политических карикатур и дружеских шаржей, писал ещё и весьма живые короткие рассказы. Частично печатал их в СМИ, но чаще размещал в Интернете на «Проза.РУ» под ником Антоныч 3.

Почитатели талантов Евгения в Интернете начали сбор денег для издания книги с его произведениями. Набрали 50 тысяч рублей. Если издавать книгу и с его потрясающими цветными иллюстрациями, да на ламинированной бумаге, то денег понадобится в 5-6 раз больше, конечно. Его вдова Анна Васильевна  очень опытный редактор. Она сможет собрать книгу с лучшими художественными и прозаическими произведениями и смакетировать её. Надеюсь, власти области помогут ей недостающими финансами, и мы увидим моего друга Евгения Смирнова во всём блеске им созданного.

Октябрь 2013 г.

Портреты маслом

Станислав Юрьевич Куняев

Куняев

Куняев

Глухая ночь, стук в дверь, заходит поэтесса Н. И эта кнопка заявляет: «Я привела к тебе Станислава Куняева, главного редактора журнала «Наш современник». Таким тоном, как будто она заарканила его где-то в бескрайних степях Казахстана, долго – долго гнала в Калугу и, наконец, приволокла к моему порогу. В легком столбняке наблюдаю: Н. театрально делает шаг в сторону и на пороге появляется седеющий человек. С высоким лбом, изломом бровей и с чем-то таким во взгляде, что я бы и без объявления персоны поздоровался с заинтересованным уважением.

И этот весомый человек скромно говорит: «Я много слышал о вашей книге, и мы хотим взять куски в журнал „Наш современник“. Не могли бы Вы её дать на время?»

Легкий столбняк переходит в тяжёлый, онемев, я могу только указать пальцем в угол, где лежат остатки мизерного тиража и кивнуть головой. Хожу, как лунатик. В голове все крутится: «Ведь „Наш современник“ это всероссийский журнал! И не просто один из толстых, что уже само по себе сверхуважительно в условиях нашего дикого рынка, а журнал Союза писателей России. То есть первый среди равных, самый уважаемый среди уважаемых».

Да… было от чего впасть в столбняк. Только через час начинает доходить и его тихая речь. Н.-то заставит слушать себя даже мёртвого. Еще через час до моего сознания стало доходить: «Ведь это же большой поэт сидит передо мной в моей старой коммуналке».

Ведь эти знаменитые строки его:

«И вас без нас и нас без вас убудет,

но, отвергая всех сомнений рать,

я так скажу, что быть должно, да будет.

Вам есть где жить, а нам, где умирать».

Только к концу встречи начал я выходить из транса.

Вот только садиться за руль после коньяка, Станислав Юрьевич, не стоило бы. Конечно, в ночной Калуге настолько пустынно, что никого не задавишь и грех на душу не возьмешь. Но вредные привычки быстро укореняются и держат человека ещё с границ подсознания. Не дай Бог, увезёте эту дурную привычку в Москву. Там и ночью, не захочешь, а столкнешься с каким-нибудь «новым русским» или, скорее всего, с моторизованным рэкетиром.

А столбы есть и в Калуге, и в Москве. Они, в данном конкретно – историческом случае, пожалуй, пострашнее будут. Стихи можно писать даже в тюрьме, Чижевский нам пример, а вот мёртвые стихов уже не пишут.

А нам Ваши чеканные строчки ещё нужны. И даже гораздо нужнее, чем в те времена, когда всё было просто и ясно. В Смутные времена провидческие стихи большого поэта могут осветить путь далеко… А еще, осмеять, поставить клеймо.

Жаль, умер Высоцкий, – какие сюжеты, какие типажи, какое унижение бедных, честных. Какой фольклор богатый для его песен.

И Блока уже нет, написал бы новые провидческие «Двенадцать».

И Маяковского нет – выжигать каленым стихом всякую погань.

Так что много работы ждёт Вас, мэтр. И рисковать понапрасну не имеете права. Сами же учили еще в 59-м году:

«Добро должно быть с кулаками.

Добро суровым быть должно,

чтобы летела шерсть клоками

со всех, кто лезет на добро».

Тяжело, наверное, быть должным всем. Непросто такое вынести. Тем более, если заявлял:

 
«Империя! Я твой певец,
…Когда ты взорвалась,
то в душу – 
все твои осколки!»
 

В своём-то доме по битому стеклу не ходят, пора бы нам всем засучить рукава, собрать осколки и сложить из них если уже не целое, то хотя бы мозаичное панно.

И не теряйте времени, мэтр, не рассказывайте бесконечно всем, как красив русский язык. Все уже и так знают, что он самый художественный (Лесков, Бунин, Куприн) и самый «нелитературный» (народ, Барков и моряки всех стран), одновременно.

Не стесняйтесь, вспомните, что есть у нас еще и городской фольклор. И он составляет непременную, неотъемлемую часть жизни 70 процентов россиян. А некоторые, те вообще только его и понимают. Да и время сейчас самое подходящее, чтоб выразиться коротко, по-русски, городским фольклором типа: “ Мать твою…”, а не только художественной прозой. Хотя и в ней вы не слабы. Только горечи много в последних вещах.

Оно и не удивительно, жизнь вокруг какая… А хотелось бы, чтоб Вы их по барковски приложили, по-русски…

«От имени народа говорить 

великий дар, особая заслуга.

Быть в центре осязанья, зренья, слуха,

сказать слова и страсти утолить».

Одно бесконечно жаль.

Все время негромкий голос маэстро заглушал нахально – вызывающий голосок поэтессы Н., у которой вся жизнь ещё впереди. Накричится ещё со сцен. Не успел я добраться до всех глубин философии мэтра, о чем долго сожалеть буду.

Поэтому побольше восточно – мужского в отношении эмансипированных, эгоцентричных дам, мэтр. Пусть всегда помнят, что они произошли всего лишь из ребра мужчины, причём далеко не первого.

Апрель-июнь 1997 г.

Станислав Куняев

Станислав Куняев

Он выполнил задачу, поставленную его именем сполна. Ведь Станислав славянское «Стань славным». И он стал: известным русским поэтом, публицистом, лауреатом Государственной премии и главным редактором журнала российских писателей «Наш современник».

Когда писал с него первый лёгкий литературный портрет, то в глубине души, на самом её донышке оставался вопрос: «Как же так, прямо перед его глазами в Москве разворачивались трагедии 1991 и 1993 годов, а где же они в стихах?». Каюсь, тогда проглядел. Впрочем, оно и неудивительно: человек за 40 (!) лет в литературе успел написать столько, что требуется теперь отдельное научное исследование его творчества. А у меня стояла скромная задача привлечь к нему внимание остатка читающей публики, наряду с другими писателями. Теперь же хотелось бы отдать персональный долг.

И вызвана эта потребность сборником «Высшая воля». Изданным на дешёвой, серой бумаге, в мягкой обложке, в один цвет, за счёт средств самого автора, но в смутном 1992 году. Сейчас годы тоже не сахар, но стало ясно, куда мы шли и куда пришли: к дикому капитализму.

Тогда же, в 1991-1992 г. г. это изрядно маскировалось всеми средствами массовой информации. Хорошо помню голод тех времён на прямое, честное слово, несмотря на всё возникающие каждый день газетёнки. Сколько мужества надо было иметь, чтобы не отступить, продолжить свою линию на самой волне всеобщего очернительства и разоблачений советского периода истории.

 
Время ваше – пространство моё!
Вот о чём разливается в мире,
Как потоп, клевета и враньё
В жёлтой прессе и в синем эфире.
Кто вещает? Не вижу лица!
Значит, впрямь без лица бесовщина.
Слышу рёв Золотого Тельца
И шепчу про Отца и про Сына.
***
Ещё в душе сплошной разлад,
Ещё наркоз в крови.
Что делать? И кто виноват?
Поди-ка разбери!
 

Знаете, в каком году написаны эти два стихотворения? Ещё в благополучных 1988 и 1987 годах! Нет, не зря писал в своё время про высокую провидческую миссию больших поэтов. Многое они могут увидеть наперёд.

«Споили нас!» «Вы сами виноваты!»

«Сгноили нас!» «Вы сами виноваты!»

«Растлили нас!» «Вы сами виноваты!»

Но как, однако, зло объединилось!

И почему в родном своём краю

Душа болит и, словно божью милость,

О честной смерти Родину молю?..

Н-е-е, погодите молить о смерти, Станислав Юрьевич! Вы ещё не описали расстрельный 1993 год в назидание потомкам. Да и для нас, – надо бы опять заглянуть вперёд и сообщить куда же идти. Ведь смогли же Вы ещё в 1990 году написать:

 
Ты выбрал, русский дурачок,
Такую власть теперь расхлёбывай,
Один урок пошёл не впрок 
Злорадствуй, митингуй, оплёвывай.
Твой урожай гниёт в полях,
А ты в толпе тысячеустовой
Питайся гласностью, земляк,
И демократией закусывай.
 

И прямо по Вашему предвиденью, почти весь Союз митинговал в 1991—93 годах, а ошмётками гласности и демократии вместо хлеба с маслом, мы закусываем по сию пору.

Или ещё раньше, в 1989 году писали:

 
И армия была великой,
И вширь лилась река металла,
Склонялся юноша над книгой,
А всё чего-то не хватало.
***
Несчастный век. Несчастная Россия!
Всё те же бесы выползли на свет!
Забыться бы… Но где анестезия?
Ни курева, ни бормотухи нет…
 

Нет бы нам услышать, задуматься и сделать правильные выводы. Сейчас нас анестезией – куревом и бормотухой прямо завалили. А только думается мне, что из этой анестезии мы будем выбираться со страшной болью, если вообще выберемся, слишком глубоко она засосала.

Вот ещё архисегодняшние строки:

Как долго заседают дипломаты!

Идут глубокоумные дебаты

И безнадёжно позабыт девиз

О пролетариях всех стран и всех народов,

Идёт тусовка новых кукловодов,

Проблема въездов, выездов и виз.

Все избранные, как всегда, при деле

И трансконтинентальные отели

Давно забыли яростный призыв,

Давно возникла новая элита,

Она сидит у нового корыта

И, улыбаясь, пьёт аперитив.

И знаете, когда написаны эти строки? Ровно 10 лет назад! Его мягкость, простота в общении, доступность, живость, даже как-то мешают отодвинуться и оглядеть всю глыбу написанного.

Его, конечно, любят на родине в Калуге, но как-то по-домашнему. Не вникая особо в прозорливость его собственных стихов, не говоря уже об океане мыслей его журнала. Признаюсь, и я сим грешил. Стыдно мне. Не зря сказано в народе: «Большое видится на расстоянии».

 
Трагичный 1991 год он отразил вполне:
Лукьянов, Язов и Крючков
Забыли, с кем имеют дело.
Их провели, как дурачков,
Цинично, грубо и умело.
Политбюро и ЦРУ
Такой взаимности достигли,
Сыграв блестящую игру,
Что кэгэбэшники поникли.
Под сень Матросской Тишины
Без слов вошли гэкачеписты,
Не зная за собой вины,
Смущённые, как декабристы.
***
Мои друзья, вы вовремя ушли
От нищеты, разрухи и позора,
Вы стали горстью матери земли,
Но упаслись объятий мародёра.
…Какая неожиданная грусть 
На склоне дней подсчитывать утраты
И понимать, как распинают Русь
Моих времён Иуды и Пилаты.
***
«Никто не даст нам избавленья 
Ни Горбачёв, ни Миттеран,
Ни взбунтовавшийся с похмелья
Антипартийный ветеран.
Устал Белов, молчит Распутин,
Но движутся грузовики
Сквозь заклинанья всех паскудин,
Всем мародёрам вопреки.
Несутся струи золотые
И я шепчу, не пряча глаз:
«Разор… Коррозия… Россия…
Ну выдюжи в последний раз!»
 

А с 1993 годом чуть было опять не пролетел мимо. Да а, за творчеством большого поэта надо следить внимательно и постоянно. Оказывается, цикл «Высшая воля» пополнился в 1993 году ещё, как минимум, тремя стихами. Почему, как минимум? Потому что только три стиха включены в избранное «Сквозь слёзы на глазах» 1996 года. Написано их, может, гораздо больше. Но и эти три дают достаточно много:

…Рептилия движением усталым

К развёрстой пасти подтянула хвост

И укусила с ельцинским оскалом.

***

…Пали, ребята, в глаз и бровь,

В грудную клетку, в душу, в чрево!

Отмоем всё: и кровь, и срам.

Нам не впервой. Наш стыд не долог!

…Как хорошо, что мы дрожим,

Что дорога нам наша шкура…

Да здравствует крутой режим

И сердцу милая цензура!

***

Да здравствуют танки, чей залп заглушил

и выстрел «Авроры», и ропот могил!

Да здравствует лидер, да здравствует власть,

пусть царствует вволю, пусть властвует всласть!

…Нам надобно всех его верных друзей

куда-нибудь выбрать как можно скорей,

во все кабинеты, которые есть,

повесить портреты, оказывать честь!

Пусть пьют и гуляют, пусть сладко едят,

пусть в Токио, в Рим, в Гваделупу летят.

…мой совет: из Кремлёвской стены

мы вышвырнуть всех самозванцев должны,

бронировать надо места без затей

для новых героев и новых вождей.

Нет места спокойней и лучше для вас,

тем паче, когда охраняет спецназ,

чтоб всякая шваль не могла подойтить

и слёзы у ваших надгробий пролить,

иль спьяну над прахом свершат самосуд 

взорвут или, хуже того, обоссут…

Благодарим за смелость, маэстро! Вот он, тот самый исторический случай, когда ясно, что от большого поэта требуется ещё и большая смелость.

Два утешения есть у меня в этой суровой книге. Всего два, но каких!

Мы пропили горы, проели леса,

Но чудом каким-то спасли небеса,

Мы тысячи речек смогли отравить,

Но душу никак не умеем пропить.

И второе – об общинно – коллективистском сознании россиян.

 
Но если миру суждено,
Чтобы для всех одна дорога,
Есть утешение одно,
Что нам – привычнее немного.
 

Ноябрь 1997 г.

А отпор иноземному чужебесию, массированно внедряемому ныне в России, найдете в его трехтомнике «Поэзия. Судьба. Россия».

Декабрь 2011 г.

«Я – сын русского простонародья» (с 80-летия Станислава Куняева в Центральном доме литераторов)

Таким крылатым выраженьем начал своё выступление поэт, публицист, главный редактор журнала «Наш современник», лауреат Государственной и многих литературных премий России Станислав Куняев 4 декабря на юбилейном творческом вечере в Москве в честь его 80-летия.

80-летие Станислава Куняева в ЦДЛ

И продолжил: «Поэтому мне всегда были интересны работяги – рыбаки, лесники. И к задушевным разговорам с ними тянулся больше, чем к знакомствам со знаменитостями, вроде Шагала или Роберта Кеннеди, что всегда выпячивают в своих воспоминаниях писатели – дети Арбата. Работая после окончания МГУ в газете «Сталинский путь» в Сибири, познакомился и с руководством районного звена, работавшим на износ.

Какая это была эпоха! Дружба народов тогда, это не фикция, ощущал сам своими пальцами. Предсказание Пушкина «И назовёт всяк сущий в ней язык» сбылось по-настоящему только в советское время – настолько массово тогда переводили друг друга народы СССР. При этом я никогда не идеализировал русских: иной негодяй негодяем, но… то совесть пробьётся, то честь».

Ведущий вечера, известный публицист Александр Казинцев первое слово предоставил Председателю Союза писателей России Валерию Ганичеву. Ганичев, отметив многие заслуги юбиляра, остановился особо на его новой книге «Жрецы и жертвы холокоста»: «19 миллионов наших мирных соотечественников (это помимо 7 миллионов солдат) убили в 1941-1945 годах – вот где настоящий геноцид и холокост. Вот о чём надо говорить и писать на весь мир».

На большом экране пошли кадры церквей, улиц и площадей родной для Станислава Юрьевича Калуги. Здесь он родился, рос и написал абсолютное большинство своих книг. А 12-летний мальчишка с уникальным голосом, вживую сопровождая фильм, пел: «Не нужно мне солнце чужое, чужая земля не нужна…». Переполненный Большой зал ЦДЛ затаил дыхание и в конце взорвался аплодисментами.

Вторым выступил знаменитый Валентин Распутин: «Тогда солнце всходило не на Западе, а как положено, на Востоке. Сейчас к национально – патриотическим силам власть относится как к жене, а вот за интеллигенцией, ориентированной на Запад, да ещё имеющей там связи, ухаживает как за любовницей. – Не то к другому в постель лягут. Обязан напомнить цитаты Новодворской из журнала «Огонёк»: «Мне наплевать на общественные приличия. Белый дом (после его расстрела из танков) для нас навеки полноценный трофей. … Я вполне готова расстаться с каждым пятым. Мы вырвали у них страну!»

На что Станислав Юрьевич живо отреагировал, имея в виду Запад, да и наших радикальных демократов, наверное, тоже:

«Прекрасные ваши свободы,

Что было бы с ними без нас?».

И добавил: «Снег и холод препятствуют гнили!».

Третьим выступил отец Тихон (Шевкунов), автор книги, выпущенной тиражом более 1 млн. экземпляров. Для сегодняшних дней – это небывалый случай, почти чудо. Он зачитал тёплое поздравление патриарха РПЦ Кирилла и пригласил на сцену всемирно известный хор Сретенского монастыря. Свой не маленький концерт хор заканчивал здравницей: «Многая лета, многая лета…».

Затем на сцену вышла делегация посольства Республики Беларусь. Советник посольства по культуре Нина Шмак зачитала поздравление президента Александра Лукашенко, начинавшееся с важного утверждения: «В наше время поэт должен быть, прежде всего, гражданином». Очень актуально для сегодняшней России.

Далее на сцену поднялась делегация посольства Республики Абхазия. Посол Игорь Агва вручил Куняеву высший орден республики «Честь и Слава» и передал личный подарок президента Александра Анквабы: серебряные монеты с изображением древних храмов Абхазии. А председатель Ассоциации писателей республики Мушни Ласурия в своём длинном выступлении процитировал, в том числе, и злободневную строку Куняева: «О, Русь моя – рождаемость низка!» И подарил патриарху русской литературы путёвку к ним в Пицунду.

Пятым выступил зам. министра культуры Калужской области и, по совместительству, поэт Вадим Терёхин: «Калужская земля гордится Станиславом Куняевым. Он по праву является почётным гражданином Калужской области. Ждём его в Калуге для проведения юбилейных торжеств на родине, где будут вручены свои награды».

Затем выступил председатель фракции КПРФ в Государственной Думе Геннадий Зюганов: «Современным домом Павлова является журнал «Наш современник» и Станислав Куняев.

Уважаю его. Поддержал меня и команду в самое трудное время, в начале 90-х, когда на нас навешивали всех собак и ярлыки. Журнал – своего рода часовой, сохраняющий великую культуру СССР». И наградил Станислава Юрьевича высшим орденом КПРФ. На что сам Куняев живо отреагировал: «Какие наши годы – ещё повоюем!». И процитировал Достоевского: «Самоуважение, а не самооплёвывание нужно нашей стране».

Критик Лариса Баранова – Гонченко первым качеством отметила прямодушие Станислава Юрьевича, ставшее в наши дни весьма редким и ценным. Зачитала его строки:

«Ах как бы уверить в моей правоте,

Своих заклятых врагов?

…………………………

Так русский сказал человек».

А закончила своё выступление так: «Нам мало Куняевской жизни, надо, чтоб дети, внуки прониклись им».

После неё сын Сергей Куняев-младший читал стихи отца, а внук Алексей Павлов спел, и неплохо спел, песню «Золотая аллея» на слова своего деда. Я уже слышал её в виде романса пять лет назад в московской маршрутке в исполнении известного баритона России. Да…, для достижения такой общенародной известности, живому писателю, кроме таланта, надо ещё и жить долго-долго. Никак не меньше 75 лет.

Прозаик Владимир Крупин, несмотря на всю свою серьёзность и воцерковлённость, изящно сострил: «Не надо нам слушать Шандарахвичей и Свинидзе». И в противовес, с восхищением сообщил, что совместная с сыном книга юбиляра о Есенине уже выдержала 12 изданий!

Проректор Литинститута по Высшим литературным курсам и директор Есенинского общества Валентин Сорокин в своём выступлении воскликнул с намёком на сегодня: «Да здравствует Василий Иванович Чапаев, и не только у меня на Урале, но и по всей России!»

Затем на экране появился умерший Вадим Кожинов, а Станислав Юрьевич с горечью признался: «Он был стержневым началом в журнале «Наш современник».

Поднявшийся на сцену председатель Международного Аксаковского фонда, прозаик Михаил Чванов из Уфы признался: «Клыков, Распутин и журнал „Наш современник“, возглавляемый Станиславом Куняевым, спасли меня от петли в 90-х».

Зам. главного редактора Александр Казинцев с некоторой гордостью напомнил: «Криминальная революция» Станислава Говорухина впервые была напечатана у нас в журнале». И зачитал телеграмму заместителя Председателя Совета Федерации Вячеслава Штырова редакции, где о Куняеве сказано: «Эти люди возвышают свою нацию, не унижая других».

Молодой Захар Прилепин написал в редакцию: «Всякий раз меня поражала молодость этого человека». Тут он прав на все сто. Станислав Юрьевич сохранил отменную реакцию на слова и поступки окружающих.

Поэт, депутат и председатель Правления банка в одном лице, Дмитрий Мизгулин из Угры вручил Станиславу Куняеву орден Тютчева. В ответ 80-летний юбиляр начал читать стихи Тютчева наизусть.

Тут не выдержали белорусские писатели, и снова продравшись на сцену, наградили Куняева медалью «За великий вклад в литературу».

Старейший читатель, выписывающий журнал аж с 1956 года (?!), председатель Архангельского землячества Юрий Гуськов вручил юбиляру орден Михайлы Ломоносова. Куняев тут же пошутил: «А алмазы на нём настоящие?» И сразу же получил заверения, что самые, что ни на есть настоящие, архангельские.

Зав. кафедрой Литинститута, романист Сергей Есин начал с фильма о родине поэта: «Окончание войны я провёл в Калуге, видел эти церкви и Смоленку, поэтому понимаю его лучше. Станислав Куняев держит высокую марку русской поэзии – ясность мысли. И литературоведение его журнала всегда блестяще».

Председатель Литфонда России и исполкома Международного сообщества писательских союзов, поэт Иван Переверзин зачитал телеграмму от руководителя администрации Президента России Сергея Иванова, а затем вручил юбиляру Почётную грамоту МСПС за №1.

Публицист Владимир Попов взмолился со сцены: «Прошу Создателя: многие лета вам».

Надо обязательно отметить, что большой зал, заполненный именитыми писателями, послами, политиками и вдумчивыми читателями, трижды вставал в едином порыве, и стоя рукоплескал Куняеву.

В середине юбилейного вечера Народный артист России, актёр МХАТ им. Горького Валентин Клементьев и артистка Московской госфилармонии Лариса Савченко полчаса по очереди читали стихи Куняева разных лет. Ну а заканчивали 4-х часовой вечер русские народные песни в исполнении певицы Татьяны Петровой под аккомпанемент Александра Василенко.

Осмысливая грандиозный всероссийский вечер земляка, начинаю понимать, что оказался там только с Божьей помощью. Пригласительные билеты распространялись в немногочисленных творческих организациях Москвы. У меня, калужанина, его, естественно, и не было. Однако, расспрашивая дорогу до Центрального дома литератора, сразу же у выхода из метро попал на человека, идущего туда же и, более того, немедленно согласившегося взять меня вторым приглашённым лицом по его пригласительному. У дверей ЦДЛ давка и толчея начались метров за десять до входной двери. Это отчаявшиеся поклонники без пригласительных устроили пробку из своих тел. Едва пробились сквозь них. В зале ни одного свободного места. Более того, за 20 минут до начала, вдоль длинных боковых проходов Большого зала ЦДЛ уже сидели люди на принесённых откуда-то дополнительных стульях. Но и этого не хватило для всех поклонников, какими-то путями просочившимися в зал. Поэтому в проходах ещё и стояли. Стояли в течение почти 4-х часов (!).