Текст книги "Архив еврейской истории. Том 14"

Основывал я это движение на ненормально плохом, экономически отчаянном положении еврейского населения. Масса евреев рабочих не знала, что с собой делать, зарабатывали 4–5 р. в неделю тяжелой работой, работая 12–14 и 15 часов в сутки. Эти 4 рубля обусловливали самое несчастное, самое бедственное существование, но и такую работу не всегда можно было найти. Масса сезонных рабочих работали приблизительно 6 месяцев в году или 7 мес[яцев]. И тогда таким рабочим нужно было максимум социализма – немедленная социализация земли. Все основное зло лежит во 2-м Интернационале, было бы движение в руках анархистов, все это изменилось бы в несколько дней. Вот такая смелая пропаганда, объединенная с отчаянным экономическим положением и в данном случае, я позволю себе сказать, с особой еврейской склонностью к глубокой вере, с еврейской психологией решали все. Я потом видел таких фанатиков, которые верили, что в их время осуществится социальная революция целиком, что они мне напоминали старых хасидов, которые прехладнокровно на молитве заявляли, что «я верю, что сегодня грядет Мессия» и т. д. и т. д.

Это отчаянное положение вместе с еврейской психологией, психологией убежденного народа, убежденного населения делают быстро то, что дают анархизму к услугам лучших революционеров, чистоте физиономии которых до сегодняшнего дня приходится удивляться. Есть люди очень хорошие, но которые все-таки клонятся и туда и сюда, но эти люди прошли жизненный, революционный свой путь, быть может, очень короткий путь, без заминки, или прямым путем, все остальное вне анархистской деятельности им казалось мечтой.

Я еще вспоминаю доклад-реферат свой на еврейском кладбище в Белостоке. Когда я объяснял товарищам, активной Белостокской группе[891]891
  Имеется в виду Белостокская группа анархистов-коммунистов.


[Закрыть], об анархизме в Лондоне, я сказал, что анархизм не является только решением экономической проблемы, анархизм охватывает все вопросы, которые человек выставляет в течение всего его существования на Земле. Например, мы боремся в Европе и Америке против религии столько же, сколько против буржуазии, против собственности. Я имел тогда определенное намерение. Дело в том, что анархизм стал увлекаться бомбами, хотелось бы сделать его более широким, более жизненным – это движение, и я указал новые отрасли борьбы, новые моменты для побед и т. д. Но помню, как меня товарищи подняли на ура. «Что вы предлагаете?» – спрашивают меня. Пришлось ответить, что анархизм толкует о свободе любви и о свободе брака. Тогда поднялся против меня такой шум. Анархисты – о свободе любви и брака, да понимаешь ли ты, что мы – анархисты, все кандидаты на виселицу и на эшафот, что нам думать о какой-то форме брака?

Это были товарищи удивительно преданные и глубоко убежденные, таких людей, каких имело движение [190] 5-го года – я не помню до сих пор. Мы видели все фазы революции [19517-го года, мы видели разных людей в этой революции, но таких типов, как люди [190] 5-го года, как Гедальке[892]892
  Гедальке, Гедалька, Гедалька-заготовщик – псевдонимы Винницкого Гдалия Вульфовича (1886 (по другим данным – 1888) – 1938) – революционер, деятель анархистского движения России. Уроженец Николаева Херсонской губернии, по другим данным – уроженец Вороновиц, Брацлавского уезда, Подольской губернии. Из семьи меламеда. Получил домашнее образование. Работал заготовщиком обуви. В 1903–1905 годах член Николаевской организации РСДРП. В 1906 году перешел к анархистам-коммунистам, входил в состав Николаевской и Одесской групп анархистов-коммунистов. В том же году был арестован в Николаеве. В январе 1907 года Одесским военноокружным судом был приговорен к четырем годам каторги. Отбывал ее в Александровском централе. В декабре 1911 года с поселения в селе Сполошинское Петропавловской волости Киренского уезда Иркутской губернии бежал в Польшу. В 1912 году арестован. Иркутским окружным судом приговорен за побег с поселения к трем годам каторги. До 1914 года отбывал ее в Александровском централе. Затем в ссылке в Якутской области. В 1917 году освобожден. До 1921 года – член Иркутской федерации анархистов. С 1921 года – кандидат в члены РКП(б). Член ВОПКиС. В 1930-е годы работал инструктором Фабрично-заводского училища Иркутской обувной фабрики. 14 июля 1938 года арестован в Иркутске по обвинению в принадлежности к контрреволюционной повстанческо-диверсионной организации. 20 октября 1938 года постановлением Тройки У НКВД по Иркутской области был приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян.


[Закрыть], Энгельсов[893]893
  Энгельсон Борис Яковлевич (Берко Янкелев) (1881–1908) – революционер, деятель анархистского движения России. Уроженец Минска. Из мещан. Сын приказчика. С 1900 года – член Бунда. Эмигрировал в Париж. Здесь в январе 1902 года присоединился к анархистам-коммунистам. В 1902–1903 годах – один из организаторов «Революционной библиотеки» русских политэмигрантов в Париже. В июне 1904 года – один из основателей Издательской группы «Анархия» (Париж). С июля 1904 года – член редакции журнала «Хлеб и воля». Весной 1905 года нелегально вернулся в Россию. Первоначально вел подпольную издательскую работу в Риге. С мая 1905 года – в Белостоке. Установил контакты с группами анархистов-коммунистов в Гродно, Минске и Риге. Организовал подпольную типографию «Анархия». Арестован в Белостоке 30 июля 1905 года. При аресте пытался бросить бомбу в полицейских. 16 февраля 1906 года бежал из тюрьмы. Вел пропагандистскую работу в Риге. Вскоре выехал в Лондон. В январе 1907 года вернулся в Россию. Фактически становится лидером Минской группы анархистов-коммунистов. Организовал в Минске лабораторию бомб и подпольную типографию. В мае 1907 года выехал в Париж, затем в Женеву. В сентябре 1907 года вернулся в Белосток. 20 ноября арестован на улице в Минске. При аресте ранил полицейского. В январе 1908 года приговорен к смертной казни Виленским Военно-окружным судом. Повешен 2 февраля 1908 года.


[Закрыть], Гелингер[894]894
  Личность не установлена.


[Закрыть], Лейзере Городовойчик[895]895
  Городовойчик Лейзере (известен также под именем Ицхок Блехер, по другой версии его настоящая фамилия – Берек) (?—1906) – революционер, деятель анархистского движения. С 1903 года – член Интернациональной группы анархистов-коммунистов «Борьба» (Белосток). Летом 1904 года был направлен в Одессу для установления связей с «Союзом непримиримых», объединявшим анархистов-коммунистов и махаевцев. Успешно выполнил свою задачу, доставив в Белосток полученную от «непримиримых» литературу. Был известен как боевик и техник лаборатории бомб. Осенью 1905 года вместе с известным анархистским боевиком М. Шпиндлером убил полицейского агента Э. Нежика. В сентябре 1906 года застрелил секретаря охранного отделения в Белостоке. 13 ноября вместе со Шпиндлером напал на улице на филера Онацика и ранил его. 14 ноября 1906 года был арестован на улице в Белостоке. При аресте оказал вооруженное сопротивление, убив околоточного надзирателя. По приговору военного суда 15 ноября 1906 года расстрелян. Во время допросов, судебного заседания и казни отказался назвать свое имя.


[Закрыть], Майзель[896]896
  Майзель Израиль Геркелевич (Герцелевич) (?—1907) – революционер, деятель анархистского движения России. Рабочий. Член Интернациональной группы анархистов-коммунистов «Борьба» (Белосток) и Виленской федеративной группы анархистов-коммунистов. В 1906 году, участвуя в сборе денег по мандатному письму в булочной Левина, оказал вооруженное сопротивление полицейским. Застрелил одного и ранил двух городовых. Вскоре был арестован. В декабре 1906 года был приговорен к смертной казни Виленским военно-окружным судом. 22 января 1907 года расстрелян в Виленской губернской тюрьме. Возможно также, что речь идет о Майзель Еве Герцелевне (? – после 1909) – революционерке, деятельнице анархистского движения.
  Член Интернациональной группы анархистов-коммунистов «Борьба» в Белостоке. Сотрудница подпольной типографии «Анархия». В 1905 году была арестована. Содержалась в Гродненской тюрьме. 29 мая 1906 года бежала с помощью двоюродной сестры Р. А. Майзель, члена РСДРП. Эмигрировала. Жила в Париже, в 1909 году переехала в Германию. Покончила жизнь самоубийством.


[Закрыть] и много друг [их], эти люди были совершенно исключительными, были совершенно особенными людьми. Если бы мне было позволено немного пофилософствовать и коли бы я мог заняться этим делом, я должен бы сказать, что эти люди были симпатией истории, знамением времени. Для меня, например, стало ясным, почему в русской литературе очень часто занимались такие люди, как Тургенев[897]897
  Тургенев Иван Сергеевич (1818–1883) – русский писатель, классик русской литературы, общественный деятель.


[Закрыть], Чернышевский[898]898
  Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) – русский писатель, общественно-политический деятель, публицист, философ. Один из основоположников социалистической мысли в России 1860-х годов.


[Закрыть], Пушкин[899]899
  Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837) – великий русский поэт, прозаик и драматург, публицист.


[Закрыть], стремились типами оформить эпоху. В Евг[ении] Онегине[900]900
  «Евгений Онегин» – роман в стихах, написанный А. С. Пушкиным в 1823–1831 годах.


[Закрыть] описывается не только класс, не только известная группировка людей. Тургенев также описывает нам эпоху, Чернышевский – туже эпоху, но с другой стороны, с другой точки зрения. Вот я и думаю, что эти люди являются самыми яркими представителями эпохи и знамением времени. К сожалению, о них ничего не писали, их имена помнят сегодня еще сотня-другая людей. И если мы действительно таких типов, как Мейер Бестия[901]901
  Личность не установлена.


[Закрыть], если бы мы могли расшифровать их психологию, мы получили[902]902
  После этого слова в тексте стенограммы проставлены пустые кавычки с пропущенным словом.


[Закрыть] удивительнейшее, глубочайшее впечатление. Нам был бы ясен анархизм того времени, нам было бы ясно, куда загнало еврейское население царское правительство своим угнетением.

Этот анархизм какой философией, каким мировоззрением жил, это довольно трудно сказать, мировоззрение это не поддается учету. Я помню, что масса из этих людей неоднократно говорили, что я анархист, такой же как Казерио[903]903
  Казерио Санте Джеронимо (1873–1894) – анархист. Рабочий. 24 июня 1894 года смертельно ранил президента Франции Мари Франсуа Сади Карно, стремясь отомстить за казнь анархистов О. Вайяна и Э. Анри, ранее совершивших ряд покушений с применением бомб. Казнен 16 августа 1894 года.


[Закрыть], Равашоль[904]904
  Равашоль Франсуа (настоящие имя и фамилия Франсуа Клаудиус Кенигштайн) – анархист. Рабочий, затем безработный. В 1892 году совершил ряд покушений на дома судебных чиновников, причастных к осуждению анархистов, участвовавших в первомайской демонстрации в Париже в 1891 году. Также пытался взорвать казарму жандармов Лабу. 30 марта 1892 года был арестован. Казнен 11 июня 1892 года.


[Закрыть] и проч[ие]. Этот товарищ прекрасно знал об этих людях, и был отчасти заражен, если не их мировоззрением, то все же их оправдывал целиком, понимал их.

С другой стороны анархизм, с его революционной техникой, с его револьверами. Должен сказать, что револьвер был очень подробно разобран еврейским анархизмом. Здесь я хочу напомнить, что для еврейского народа и еврейских рабочих считалось довольно ненормальным, исходя из исторической точки зрения, спать с револьвером, знать каждый его винтик, полюбить этот револьвер, как любит черкес свой кинжал. Эти люди получили технику и довольно богатую технику бомб. Каждый более или менее активный анархист умел составлять бомбу и, далеко не плохие, македонские бомбы усовершенствовались весьма. Одна македонская бомба Геринга[905]905
  Геринг Шлема – революционер, деятель анархистского движения России. Из мещан. Анархист-коммунист. Был приговорен к ссылке в Якутскую область на четыре года за участие в экспроприациях и принадлежность к группе анархистов-коммунистов.


[Закрыть] положила чуть не десяток городовых. Он умел начинить ее так виртуозно кусочками железа, гвоздями и так крепко запаять, что она взорвалась с огромной силой.

От еврейских идейных анархистов это оружие – револьвер и бомба – перешли отчасти к люмпен-пролетариату еврейскому. Товарищи, вы должны знать, что еврейский люмпен-пролетариат также весьма типичен и совершенно иного сорта, чем тот, который коронует Наполеона III[906]906
  Наполеон III (Шарль Луи Наполеон Бонапарт; 1808–1873) – французский политический деятель. Племянник императора Франции Наполеона I. В 1848–1852 годах – президент Французской республики. В 1852–1870 годах – император Франции.


[Закрыть] и т. п. Еврейский люмпен-пролетариат – это тип известного комбинатора разных идей, он начинает, может быть, очень хорошо, он думает весьма благочестиво и целомудрен с идеей, но с течением времени он просто комбинирует – почему так, а не иначе, почему я должен отдавать все группе и не пользоваться этим самому, и тогда этот человек делает крайний шаг и этот шаг осуждается товарищами. Тогда этот человек избирает группу себе подобных, которые признают иную программу, и получается люмпен-пролетариат, который промышляет идеей. Таких людей было очень много, я думаю, что таких было гораздо больше, чем других анархистов.

Вместе с тем, если они совратили много хороших, то идейные анархисты не остались у них в долгу и очень часто мы вырывали из рядов люмпен-пролетариата замечательных революционеров, замечательных рабочих, например, Калман Белостокский[907]907
  Личность не установлена.


[Закрыть], Арон в В.[908]908
  Личность не установлена. В., вероятно, означает Вильно.


[Закрыть] Таких людей можно найти массу. Я помню статистику, которая говорит нам, что в течение 1905, [19] 06, [19]07, [19] 08 гг. в Западной России – Польше, Латвии, Литве было совершено не меньше миллиона экспроприаций[909]909
  Так в документе. Это высказывание не отражает количественные данные по совершенным экспроприациям, а является эмоционально окрашенной оценкой масштабности и частоты описываемых явлений.


[Закрыть]. Это было не только делом еврейских рук, еврейских анархистов, они представляли приблизительно от всеобщего процентов 15–20, но если взять 100 тысяч экспроприаций на долю еврейских рабочих, то в этих экспроприациях участвовали 75 % того люмпен-пролетариата, который действовал только в своих собственных интересах. Комбинатор Зелик Маляр[910]910
  Личность не установлена.


[Закрыть], целая группа виленских мясников, целые группы из чисто уголовного мира.

Я сказал, что претендовать на историческое изложение, сколько-нибудь критическое и литературное, я не смею. Я рассказываю приблизительно факты и даю им некоторую оценку. Перехожу теперь к другой отрасли. Для того, чтобы больше понимали этих анархистов, я хотел бы остановиться более подробно на двух из них. Миша Токарь[911]911
  Миша Токарь – псевдоним Киршенбаума Мойше (известен также под псевдонимом Мойше Токарь) (1885–1910) – революционера, деятеля анархистского движения. Уроженец Лодзи. С 16-летнего возраста работал токарем на фабрике. С 1901 года – сочувствующий, с 1903 года – член Польской социалистической партии. Активно участвовал в забастовочной борьбе рабочих Лодзи. С 1904 года – член боевой организации ППС в Варшаве. Участвовал в перестрелках, прикрывая собрания, митинги и демонстрации, организованные ППС. Неоднократно с оружием в руках отбивал арестованных активистов партии. Во время одной из демонстраций был арестован и несколько месяцев провел в заключении. С 1905 года – член Варшавской группы анархистов-коммунистов «Интернационал». Вел анархистскую пропаганду среди рабочих. Во время стачек приказчиц молочных магазинов и булочников в том же году вошел в состав забастовочной комиссии, участвовал в захвате бастующими своих предприятий, экспроприации и сбыте продукции. Средства затем направлялись в пользу участников забастовок и их семей. Во время стачек организовывал акции саботажа в поддержку рабочих. Был участником экспроприаций денежных средств, а также продуктов питания, которые затем анархисты раздавали бастующим. После разгрома полицией группы «Интернационал» в январе 1906 года уехал в Белосток. Участвовал в деятельности местных анархистских организаций. Убил старшего городового Монюшко. В том же году выехал за границу, в Лондон. Вскоре с анархистской литературой вернулся в Россию. Был схвачен полицией в Варшаве. Пять месяцев находился под арестом, но весной 1907 года бежал из тюрьмы. Первоначально выехал в Париж, затем в Лондон. В это время становится сторонником анархо-синдикализма. Сотрудничал с еврейскими анархистами Лондона, поддерживал контакты с их лидером Р. Рокером. В январе 1909 года вернулся в Россию. Побывал в Лодзи, Белостоке и Вильно. 6 декабря 1909 года в Вильно выстрелил из револьвера в командующего войсками Виленского военного округа, генерала от инфантерии С. К. Гершельмана, которого считал виновным в пытках над политзаключенными. Гершельман не пострадал, а Киршенбаум был арестован на месте покушения. 13 января 1910 года приговорен к смертной казни. Ни во время допросов, ни во время суда не назвал своего имени. За два дня до смертной казни совершил самосожжение в тюремной камере.


[Закрыть], еврейский рабочий из Варшавы, после длительной революционной деятельности он бросает пределы России и уезжает за границу в Зап[адную] Европу от преследования полиции, остается там недолго, возвращается весной 1908 г.[912]912
  Дата покушения дана неправильно. Покушение Киршенбаума на Гершельмана произошло 6 декабря 1909 года.


[Закрыть], на параде, мне кажется, что это был парад 6 января, он стреляет в ген [ерал]-губернатора Гершельмана[913]913
  Гершельман Сергей Константинович (1854–1910) – военачальник и государственный деятель Российской империи. Участник Русско-японской войны 1904–1905 годов. С января 1906 года – командующий войсками Московского военного округа. В 1906–1909 годах – московский генерал-губернатор. Активно покровительствовал черносотенцам. 21 ноября 1907 года на него было совершено покушение членом партии эсеров Севастьяновой. С марта 1909 года – командующий войсками Виленского военного округа. 6 декабря 1909 года на него совершил покушение анархист М. Киршенбаум. С 1910 года – генерал от инфантерии.


[Закрыть].

Я был в тюрьме, товарищи, дело в том, что я встретился с ним в Виленской тюрьме. Мы старые друзья с ним по Белостоку. Должен сказать, что тогда, в 1909 г., этот выстрел прозвучал так одиноко, так жалко, все понимали, что это бессильный жест, что он не будет иметь большого значения.

Поэтому он, может, гораздо более привлекал внимание всех нас, в тюрьме находившихся…

(читает)

В этот же вечер он пишет последнее письмо, в форме завещания, просит передать его речь на суде товарищам на свободе. «Если мой выстрел был неудачен, то речь в суде будет удачнее», кончает он загадочными словами, что в руки палача не отдастся.

«Сегодня последняя ночь, через пару часов услышишь новость…» (читает).

Получаю это его последнее письмо. Я ему на письма ничего не отвечал, было трудно поддерживать переписку с человеком, который через два часа должен умереть. Я понял, что те товарищи, которые там жили и говорили ему о всяких пустяках, были более там уместны, чем я, который не мог ему отвечать. Но что он подразумевал, говоря, что не дастся палачам в руки? Одно из двух, или он удерет, но это фантазия.

Правда, был в [190] 9-м году побег 9-ти чел[овек] из Виленской тюрьмы, совершенно безуспешный. Всех перебили. Единственным достижением было то, что они не дались в руки живыми, успели разрезать 6 надзирателей на мелкие куски. Этот побег, с точки зрения успеха побега, не выдерживал ни малейшей критики. Я, конечно, грешен, что до сих пор не писал о нем, это был геройский побег, я не знаю равного ему. Вышли утром в уборную и давай бежать, резать надзирателей, но к этому готовились 3 месяца, у каждого был нож сапожный в руках. И вот если и тут такой же побег, терять нечего было.

Но надо было думать другое, что он вступит в борьбу с надзирателем в последнюю минуту и не отдастся им в руки живым. Все-таки не советовать ему делать этого нельзя было. Я сидел и ждал. Последнюю записку я получил в 4 часа дня, а в 8 часов запахло по всему коридору керосином, через некоторое время я услыхал беготню по коридору. Оказывается, он обвязал голову полотенцем, сам обвязался одеялом, вылил весь керосин из лампы и зажег себя, не издав ни малейшего крика. Надзиратель услышал об этом, только когда уже было невозможно находиться в коридоре, ко мне на этаж доносилось все это, и я догадался, в чем дело.

Другой такой товарищ, мимо которого я не могу пройти, это Борис Энгельсон, так же, как Токарь, он долго работал в России; был осужден на каторгу, был взят в типографии анархистской в Белостоке. Но из тюрьмы ему удалось бежать [за границу]. Там он сидит, однако недолго, возвратился и активно работает в Белостоке, при его участии была поставлена первая нелегальная типография в России, была выпущена солидная брошюрка и масса листовок. (Читает)[914]914
  Вероятно, Гейцман читал одно из писем Б. Я. Энгельсона. См.: Письма казненного в Вильно анархиста Бориса Энгельсона // Альманах. Сборник по истории анархического движения. Т. I. Париж, 1909. С. 156–161.


[Закрыть].

Был целый ряд рассказов старшего надзирателя Минеева[915]915
  Минеев – старший надзиратель Виленской тюрьмы.


[Закрыть]. И когда меня посетил Игнолинский[916]916
  Игнолинский – личность не установлена.


[Закрыть], друг Столыпина[917]917
  Столыпин Петр Аркадьевич (1862–1911) – государственный деятель Российской империи. В 1902–1903 годах гродненский, в 1903–1906 годах саратовский губернатор. В 1906–1911 годах – министр внутренних дел и председатель Совета министров. Получил известность как реформатор и инициатор жестоких мер, направленных на подавление революции 1905–1907 годов. Убит 5 сентября 1911 года в Киеве Д. Г. Богровым, участником анархистского движения, являвшимся агентом охранки.


[Закрыть], он старался доказать, что анархисты есть ненормальное психологически движение, он рассказывал следующее: «представьте себе, правительство обвиняет одного из анархистов из вашей Виленской тюрьмы, казнят его. Присутствует начальник тюрьмы, начальник прокурора[918]918
  Так в документе. Вероятно, следует читать: прокурор.


[Закрыть], полковник и 15 солдат надзирателей. Чего ради держать речь таким людям, которые тебя слушать не хотят, тут не было [ни] одного рабочего, который интересовался его речью, не было ни одного человека, который с удовольствием не затоптал бы его ногой, зачем плевать в лицо людям, зачем кричать – долой самодержавие, людям, которые ни малейше не сочувствуют эти[м] словам?»

Вот, товарищи, эхо, которое раздалось после этого. Смерть Энгельсона была удивительна. Мы ходили на прогулку мимо его камеры, нам удавалось открывать форточку и два-три слова сказать, хотя это стоило 7 суток ареста. Этот человек не представлял себе, что он через день-два должен умереть. В последний момент он пишет письма и заботится о том, чтобы его рубашка попала к самому нуждающемуся, чтобы его фунт сахару получил такой-то, так до самого последнего момента. Простоватый старший надзиратель Минеев в час ночи приходит ко мне и говорит: «Я думал, ваши еврейчики трусы, а ведь это прямо герой. Я не видел таких других, как такой-то и такой-то». Он говорил еще о Берзине[919]919
  Личность не установлена.


[Закрыть] из люмпен-пролетариата, который умер удивительно, и об Энгельсоне.

Я рассказал об этих двух товарищах только, потому что нужно сократить мой доклад. Вероятно, это еще придется повторить о многих других, но один человек все же нисколько не похож на другого. В памяти сохранилась анархистка К…[920]920
  Так в документе. Личность не установлена.


[Закрыть], которая перед смертью становится философом, начинает философствовать о том, что смерть ничем не хуже жизни, что все страдания от жизни, смерть хуже жизни только тем, что она неизвестна. Чтобы не было такого понятия, что заслуживают особого внимания только два товарища, я должен сказать, что масса таких людей удивляет своей жизнью и своей смертью. Я теперь должен перейти к тому, чем эти люди, как идейные, так [и] люмпен-пролетариат, были связаны с еврейским миром[921]921
  На этой фразе стенограмма доклада завершается. Вероятно, он был остановлен председателем ввиду выхода за пределы регламента.


[Закрыть].

«Ваш перевод предназначается для большой русской публики»
Переписка между Шолом-Алейхемом и Саррой Равич
Публикация, вступительная статья и примечания Александра Френкеля

Стечение обстоятельств столкнуло на берегах Женевского озера двух эмигрантов из Российской империи, практически не имевших общих интересов. Шолом-Алейхем, самый популярный еврейский писатель начала XX века, покинул Россию по совету врачей, чтобы после приступа тяжелой болезни поправлять здоровье на курортах Швейцарии, Италии и Германии. Ко всем современным ему идейно-политическим течениям он относился скептически и сочувствовал разве что сионизму, но также с изрядной долей скепсиса. Сарра Равич, профессиональная революционерка, член большевистского крыла РСДРП, эмигрировала, спасаясь от преследований в период спада Революции 1905–1907 годов. Первый из них искал переводчика. Вторая нуждалась в заработке. Около полутора лет они сотрудничали, изредка встречаясь и поддерживая постоянную переписку, результатом чего стал выход в свет русской версии романа «Кровавая шутка». Велась работа и над переводом других произведений, однако внезапно их взаимодействие по неясной причине прервалось. Сохранившиеся письма содержат богатый историко-литературный и филологический материал, но оставляют открытым вопрос: как и почему непростое для обеих сторон, но вполне успешное сотрудничество завершилось?

1

Ляля Кауфман, дочь Шолом-Алейхема, свидетельствовала: «Отец очень быстро увлекается людьми и так же быстро разочаровывается»[922]922
  Рабинович Л. [Кауфман Л.]. Мой отец Шолом-Алейхем // Красная новь. 1936.
  № 11. С. 90 (также в расширенной версии этих воспоминаний: Кауфман Л. Мой отец Шолом-Алейхем // Новый журнал. Нью-Йорк, 1961. Кн. 66. С. 209).


[Закрыть]. Точность наблюдения дочери подтверждается отношениями писателя с переводчиками его произведений на русский язык. Едва ли не каждый раз эти отношения развивались по одной и той же схеме: первые «пробы пера» очередного переводчика вызывали безудержные восторги, затем следовало отрезвление, а порой и полное разочарование. Иногда дело доходило до конфликтов и даже громких скандалов.

Так, скандалом закончилось взаимодействие с неким С. П. Штейнбергом из Одессы, который на свой страх и риск, не испросив разрешения автора, с мая 1909 года принялся печатать в газетах переводы его произведений[923]923
  Первую такую публикацию см.: Шолом-Алейхем. Родительское счастье: (монолог) / перев. с евр. С. Штейнберг // Одес. новости. 1909.28 мая (10 июня). Этот номер газеты Штейнберг отправил Шолом-Алейхему вместе со своим письмом от 21 июня (4 июля) 1909 года (см.: BSHA. LSH-20/1). Встречные письма Шолом-Алейхема к Штейнбергу не сохранились, так что судить о развитии отношений между писателем и одесским переводчиком мы можем только по письмам последнего.


[Закрыть]. Получив от самозваного переводчика выпуск «Одесских новостей» с собственным рассказом, Шолом-Алейхем, как это ни удивительно, не только не возмутился, но, напротив, откликнулся чрезвычайно благосклонно и сразу же предложил бойкому одесситу взяться за новеллы из своего нового цикла «Железнодорожные рассказы». Более того, речь шла об их публикации уже не в провинциальных газетах, а в столичных литературных журналах или альманахах. Предполагалось, что такая публикация станет возможной благодаря протекции русско-еврейского прозаика Давида Айзмана[924]924
  См. об этом: [Письмо С. П. Штейнберга Шолом-Алейхему], 1 (14) июля 1909 г. // BSHA. LSH-20/2. Просьбы о такой протекции см.: [Письма Шолом-Алейхема Д. Я. Айзману], 24 авг. (6 сент.) и 28 сент. (11 окт.) 1909 г. // Sholem-Aleykhem: zamlung fun kritishe artiklen un materyaln. Kiev, 1940. Z. 257–258 (также: Шолом-Алейхем. Письма // Собр. соч.: в 6 т. М., 1974. Т. 6. С. 663–664).


[Закрыть].

Рукописи дальнейших переводов Штейнберг посылал автору для одобрения, тот вносил в них поправки и возвращал назад. Однако вскоре настроение Шолом-Алейхема начало меняться, в его письмах зазвучало раздражение и появились указания на «небрежное отношение переводчика к материалу»[925]925
  См. об этом: [Письмо С. П. Штейнберга Шолом-Алейхему], 2 (15) сент. 1909 г. // BSHA. LSH-20/6.


[Закрыть]. Чашу авторского терпения переполнило известие о том, что переводы Штейнберга не только печатаются в газетах, но и выходят отдельными изданиями – в виде дешевых брошюр. Дело осложнялось тем, что весной 1910-го московское издательство «Современные проблемы», заключив соглашение с Шолом-Алейхемом, приступило к выпуску его первого собрания сочинений на русском языке. Одесские брошюры подрывали коммерческие планы москвичей. В последнем послании к Штейнбергу, по всей видимости крайне резком, писатель называл корреспондента «экспроприатором» и «глупым переводчиком»[926]926
  См.: [Письмо С. П. Штейнберга Шолом-Алейхему], 15 (28) мая 1910 г.// BSHA. LSH-20/12.


[Закрыть]. Затем на протяжении полугода Шолом-Алейхем публиковал в русской и еврейской прессе гневные «письма в редакцию», протестуя против деятельности «вопиюще безграмотных переводчиков», осуществляющих «самовольное хозяйничанье чужим трудом». В половине случаев антигероем «писем» выступал именно злосчастный Штейнберг[927]927
  См.: A briv fun Sholem-Aleykhemen // Gut morgen. Odes, 1910.17 may; Шолом-Алейхем. Вопиющая копейка: (письмо в редакцию) // Бессараб, обозрение. Сороки, 1910. 26 сент.; Он же. Еще о литературных лавочниках: (письмо в редакцию) // Там же. 10 окт. Еще одним антигероем выступал некий Я. Данилин, самовольно подготовивший для московского издательства «Заря» сборник Шолом-Алейхема «Юмористические рассказы». Его перевод, по мнению автора, «обезобразил и форму, и сущность рассказов» (см.: Шолом-Алейхем. Письмо в редакцию // Новый Восход. 1910. № 29 (14 окт.). Стб. 19; То же // Евр. мир. 1910. № 25 (14 окт.). Стб. 31–32; То же // Бессараб, обозрение. Сороки, 1910. 17 окт.; То же [в сокр. виде] // Биржевые ведомости. Веч. вып. 1910. 9 (22) окт.).


[Закрыть].

Отношения Шолом-Алейхема с его «главным» прижизненным переводчиком на русский язык Юлием Пинусом – студентом медицинского факультета Московского университета, приглашенным «Современными проблемами» для работы над собранием сочинений, – открытыми конфликтами не сопровождались, но также не обошлись без горького разочарования. А начиналось все с самых радужных надежд:

Любезный друг Пинус!

Я безгранично рад, что мы наконец сошлись и очень сожалею, что мы не сделали этого раньше. <…> Есть у меня предчувствие, что в Вас я нашел настоящего переводчика[928]928
  [Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 21 дек. 1909 г. (3 янв. 1910 г.)// РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2331. Л. 1.


[Закрыть].

Восторг от обретения «настоящего переводчика» достиг апогея, когда до итальянского курорта Нерви, где находился тогда писатель, добрался экземпляр первого тома собрания сочинений, вышедшего из печати в Москве под названием «Дети “черты”». Едва перелистав его, благодарный автор написал Пинусу:

Никогда меня чутье мое не обманывало. Я в предыдущем письме писал Вам, что чует мое сердце, что Вы – мой переводчик. Я не ошибся. Ваш перевод превосходен. Превосходен потому, что лучше переводить с евр [ейского] уже нельзя. Я Вам так много признателен, что у меня в эту минуту нет слов[929]929
  [Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 25 февр. (10 марта) 1910 г. // РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2344. Л. 9. См. также не вполне точную публикацию этого письма: Shtern. Minsk, 1936. № 5. Z. 63.


[Закрыть].

Бурным эмоциям Шолом-Алейхема не помешало даже то, что «незначительные погрешности в переводе» он увидел сразу, что и отметил в том же послании. Но всего два дня спустя из-под его пера вышло совсем другое послание Пинусу – полное укоризны и указаний уже не на «погрешности», а на грубые и многочисленные переводческие ошибки[930]930
  См.: [Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 27 февр. (12 марта) 1910 г. // РО ИРЛИ. Ф. Р III. Оп. 1. № 2347. Л. 12–18. См. также не вполне точную публикацию этого письма: Shtern. Minsk, 1936. № 5. Z. 64.


[Закрыть].

Несмотря на несовершенство пинусовских переводов, первые тома собрания сочинений принесли Шолом-Алейхему всероссийскую славу Рецензенты русских газет и журналов не жалели комплиментов в адрес автора, но в адрес переводчика отпускали замечания разной степени колкости – от сравнительно мягких («Перевод не свободен от недостатков») до весьма хлестких («Переводили его [Шолом-Алейхема], видно, спешно и небрежно, чем разве и объясняются многие неудачные обороты, фразы, а то и просто неправильные выражения»)[931]931
  Источник первой цитаты: Библиография: Шолом-Алейхем. Дети черты // Саратовский вести. 1910. 12 июня. Источник второй цитаты: Е. Г-с. Дети «черты» (Шолом-Алейхема) // Одес. обозрение. 1910. 6 мая.


[Закрыть].

Стремясь исправить положение, автор принялся тщательно вычитывать рукописи новых томов, а также редактировать уже вышедшие тома для их переиздания. Вдобавок он привлек к этой работе профессионального русского литератора – критика и прозаика Абрама Дермана, одного из тех, кто в своей рецензии на «Детей “черты”» отметил наличие в переводе некоторых «дефектов»[932]932
  См.: Дерман А. Литературные заметки: («Дети черты» Шолем-Алейхема) // Южные ведомости. Симферополь, 1910. 13 июня.


[Закрыть]. Того же Дермана Шолом-Алейхем решил использовать и в качестве переводчика, предложив для «опыта» перевести небольшой фрагмент из еще не законченной повести «Shir hashirim» («Песнь песней»). Результат «опыта» вызвал у писателя воодушевленную реакцию, чуть ли не дословно повторившую соответствующее послание Пинусу годичной давности:

Спешу выразить В[ам] мою симпатию по поводу Вашего] перевода Shir hashirim. Да. Вы будете моим переводчиком. Я не ошибся. И я рад, что я не ошибся[933]933
  [Письмо Шолом-Алейхема А. Б. Дерману], 6 (19) апр. 1911 г. // НИОР РГБ.
  Ф. 356. Картон 3. № 32. Л. 11. Слова, приведенные в латинской транслитерации, в оригинале даны в еврейской графике.


[Закрыть].

Увы, Шолом-Алейхема вновь ждало разочарование. Редакторской работой Дермана он остался недоволен, считая, что тот пропустил «невероятные жаргонизмы и нерусские обороты речи», и подозревая: «Вероятно, просмотр был слишком торопливый»[934]934
  [Письмо Шолом-Алейхема А. Б. Дерману], 6 (19) марта 1912 г. // НИОР РГБ. Ф. 356. Картон 3. № 32. Л. 23.


[Закрыть]. Оскорбленный Дерман ответил возмущенным письмом. Последовал обмен взаимными упреками, завершившийся полным разрывом отношений.

Собрание сочинений Шолом-Алейхема в переводах Пинуса составило в конце концов восемь томов, которые увидели свет в течение 1910–1913 годов. Для прочих издательских проектов на русском языке еврейский писатель предпочел пользоваться услугами уже других переводчиков. В переписке с отставленным студентом-медиком он «дипломатично» объяснил свое решение чисто коммерческими обстоятельствами: якобы его категорически не устраивало кабальное соглашение между Пинусом и «Современными проблемами», согласно которому все права на тексты переходили в собственность издательства[935]935
  См.: [Письмо Шолом-Алейхема Ю. И. Пинусу], 8 (21) июня 1912 г. // BSHA. МР-18/7.


[Закрыть]. На деле, вероятно, далеко не последнюю роль сыграло и недовольство качеством переводов.

Так или иначе, осенью 1911-го для подготовки русской версии романа «Блуждающие звезды», намеченного к публикации в «толстом» петербургском журнале «Современник», был приглашен молодой прозаик и эсеровский активист Андрей Соболь, приговоренный в России к каторге за революционную деятельность, но бежавший из «мест отбытия наказания» и живший в Италии. Инициатором приглашения явился фактический редактор журнала, видный писатель и литературный критик Александр Амфитеатров. Под влиянием столь авторитетной рекомендации Шолом-Алейхем явно рассчитывал наконец-то обрести в лице Соболя своего «настоящего переводчика», хотя и – редкий случай! – не выражал чрезмерных восторгов в письме Амфитеатрову:

Получил рукопись «Блуждающих звезд» с переводом Андрея Нежданова (псевдоним Соболя. – А. Ф.), бросил все дела и взялся за исправление перевода. Пробежав первые 2–3 главы, я убедился, что он куда лучше моего Пинуса переводит по-русски. Беда лишь – он совсем не знает по-древнееврейски[936]936
  [Письмо Шолом-Алейхема А. В. Амфитеатрову], 26 нояб. (8 дек.) 1911 г. // BSHA. МА-9/4 (цит. по: Хазан В., Жуховицкая Л. Г. Из переписки Шолом-Алейхема и А. В. Амфитеатрова // Studia Litterarum. 2021. Т. 6, № 4. С. 501).


[Закрыть].

«Блуждающие звезды» из номера в номер печатались в «Современнике» весь 1912 год. На протяжении того же года Шолом-Алейхем работал над новым своим романом – «Der blutiker shpas» («Кровавая шутка»), публикуя его отдельными фрагментами в варшавской ежедневной газете «Haynt». Полагая (как выяснится, ошибочно), что и это произведение окажется востребовано русскими литературными журналами, писатель с самого начала озаботился поисками переводчика. Рассматривалась кандидатура того же Соболя, но тот едва справлялся со «Звездами», нередко срывая сроки сдачи материалов в редакцию «Современника». К тому же качество и его работы вызывало нарекания. Вместо Соболя Амфитеатров предложил на роль переводчика еще одного литератора-политэмигранта – члена Боевой организации партии эсеров Владимира (Вульфа) Фабриканта, также нашедшего прибежище в Италии. Однако пробный перевод нескольких глав, подготовленный Фабрикантом, автора не устроил[937]937
  Подробнее об этом см.: Френкель А. С. Запрещалась ли «Кровавая шутка» в СССР?: к истории «необыкнов. романа» Шолом-Алейхема // Совет, гениза: новые арх. разыскания по истории евреев в СССР. Бостон; СПб., 2020. Т. 1. С. 447–454; Он же. Запрещалась ли «Кровавая шутка» в СССР? // Он же. Неизвестный Шолом-Алейхем. СПб., 2022. С. 253–260.


[Закрыть].

С весны 1912-го жил Шолом-Алейхем в Швейцарии. Круг его общения составляли преимущественно эмигранты из России. В этой среде он и нашел переводчика для «Кровавой шутки». Свой выбор он остановил на Сарре Равич, по поручению РСДРП заведовавшей (вместе с мужем, Вячеславом Карпинским) русской общественной библиотекой в Женеве.

Сотрудничество с новой переводчицей начиналось с характерных восторгов Шолом-Алейхема, о которых мы узнаём из записки, направленной Сарре Равич их общим знакомым:

Вчера был у Ш.-А. Он страшно благодарил меня за то, что я свел его с Вами, очень Вами доволен и говорит, что Вы будете его лучшей переводчицей[938]938
  [Письмо А. Гольдберга С. Н. Равич], 15 окт. 1912 г. // РГАЛИ. Ф. 1196. Оп. 1.
  Ед. хр. 35. Л. 2. Александр Гольдберг – врач из России, живший в городке Лейзен в Швейцарских Альпах и издававший там журнал на русском языке «Вестник по терапии туберкулеза» (1911–1913).


[Закрыть].

Без быстрого разочарования не обошлось, разумеется, и на сей раз.

2

Сарра Равич, мало кому известная политэмигрантка из России, в январе 1908 года неожиданно привлекла к себе внимание европейской прессы. Она была задержана полицией при попытке разменять пятисотрублевую купюру в одном из мюнхенских банков. Номер купюры значился в перечне банкнот, похищенных летом 1907-го в ходе так называемой Тифлисской экспроприации – нашумевшего нападения группы большевистских боевиков во главе с Камо на фаэтон казначейства при перевозке денег в центре Тифлиса.

Захваченные боевиками средства, значительную часть которых составляли крупные банкноты по пятьсот рублей, поступили в распоряжение большевистской фракции РСДРП, рассматривавшей «эксы» как вполне допустимую форму революционной борьбы и важнейший способ пополнения партийной кассы. Рассчитывая, что номера «экспроприированных» купюр не переданы за границу, «финансисты» из ленинского окружения разработали план одновременного размена пятисотрублевок в банках разных городов Европы. Для осуществления этого плана они «мобилизовали», по формулировке историка Бориса Николаевского, большевистскую молодежь, в том числе и Равич. Расчет, однако, не оправдался, и операция по размену полностью провалилась. Вся «мобилизованная молодежь», а также и некоторые опытные партийцы оказались за решеткой[939]939
  См.: Николаевский Б. И. К истории «Большевистского центра» // Николаевский Б. И. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 46. Подробнее о Тифлисской экспроприации и попытках разменять похищенные пятисотрублевые купюры см. также: Бибинейшвили Б. Е. Камо. [М.], 1934. С. 118–145; Шаумян Л. С. Камо: жизнь и деятельность проф. революционера С. А. Тер-Петросяна. М., 1959. С. 56–114; Дубинский-Мухадзе И. М. Камо. М., 1974. С. 71–105; Бракман Р. Секретная папка Иосифа Сталина. М., 2004. С. 65–73.


[Закрыть].

Секретное донесение начальника мюнхенской полиции предоставляет нам некоторую биографическую информацию о революционерке, которой несколько лет спустя предстояло стать переводчицей Шолом-Алейхема:

Равич Сара, еврейка, не замужем, студентка философии из Витебска в России, родилась в Витебске 1 августа 1879 г., дочь проживающего в Витебске лавочника Ноэхима Лейба [Нохим-Лейба] и его жены Гольды [Голды], урожденной Иахним [Яхнин].

Сестра Сары Равич, Фанни Равич, 27 лет, зубной врач, должна проживать в Санкт-Петербурге на Коло-Колонной [Колокольной?] улице.

Равич показала, что она приехала в Мюнхен из Женевы… <…> Она утверждает, что принадлежит к русской социал-демократической партии, и в январе 1905 г. находилась по политическим обвинениям несколько месяцев в санкт-петербургской тюрьме. В июне 1906 г. она уехала со своей родины (Витебск) в Париж, в Париже провела 6 месяцев, а затем переехала в Женеву, где она, так же как и в Париже, изучала философию и жила, получая помощь от родителей[940]940
  Цит. по: «Все арестованные принадлежат к одной банде грабителей и речь идет даже об одном и том же ограблении»: новые документы из Архива парижской полиции / публ. Д. А. Гутнова // Источник: документы рус. истории. 2003. № 3(63). С. 59. Документ в цитируемой публикации приводится в переводе с немецкого, что и объясняет искаженные написания имен собственных. Здесь в квадратных скобках даются уточненные написания.


[Закрыть].

Судя по всему, сведения, которые на допросе сообщила о себе студентка философии, соответствовали действительности[941]941
  Часть этих сведений находит подтверждение в других источниках. Например, дантистка Фейга (Фанни) Лейбовна Равич в то время в Петербурге действительно проживала, хотя и по другому адресу (см.: Весь Петербург на 1908 год. [СПб., 1908]. [Отд.] З.С.626).


[Закрыть].

Из тюрьмы она попыталась передать оставшимся на воле соратникам тайную записку, в которой содержался женевский адрес видного большевика Николая Семашко. Записку перехватила охрана, после чего швейцарская полиция взяла под стражу и Семашко, и жившего в одном доме с Равич Вячеслава Карпинского. Впрочем, оба они не имели прямого отношения ни к «Тифлисскому эксу», ни к размену «криминальных» пятисотрублевок, а потому в заключении находились недолго. Что касается представителей «большевистской молодежи», задержанных в Мюнхене, Стокгольме, Париже и других городах, то добиться их выдачи российскому правительству, невзирая на все усилия, так и не удалось. Непосредственную причастность арестованных к экспроприации власти европейских государств посчитали недоказанной. В Баварии Сарру Равич привлекли к суду лишь за укрывательство похищенных кредитных билетов, а в ходе судебных разбирательств обвинение и вовсе переквалифицировали на пособничество преступлению. В тюрьме она провела 15 месяцев и вышла на свободу в апреле 1909-го с предписанием навсегда покинуть пределы Баварского королевства[942]942
  См.: Бибинейшвили Б. Е. Указ. соч. С. 144–145; Шаумян Л. С. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть]. Уже во второй половине того же года «товарищ Ольга» (партийный псевдоним Равич) вновь работала в женевской группе большевиков и отправляла отчеты о своей деятельности Семашко, перебравшемуся вслед за Лениным в Париж[943]943
  См. об этом: Письмо Н. Ленина ученикам Каприйской школы / предисл.
  Н. А. Семашко // Пролет, революция. 1926. № 2(49). С. 177–184.


[Закрыть].

Центром притяжения не только для политических эмигрантов, но и для всей многочисленной русской колонии Женевы служила общественная библиотека. Еще в 1902 году библиофил и издатель Георгий Куклин открыл в городе русскую библиотеку-читальню. Позже в нее влилась часть Библиотеки и архива РСДРП. В соответствии с завещанием Куклина после его смерти в 1907-м учреждение перешло в распоряжение большевиков и стало носить имя основателя. Заведование библиотекой по тому же завещанию поручалось супругам (видимо, гражданским) Вячеславу Карпинскому и Сарре Равич[944]944
  Подробнее об этом см.: Библиотека им. Г. А. Куклина (1906–1917) // Фонд документов В. И. Ленина / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. М., 1984. С. 36–42; Бонч-Бруевич В. Д. Библиотека и архив РСДРП в Женеве // Избр. соч. М., 1961. Т. 2. С. 307–322; Кудрявцев А. С., Муравьева Л. Л., Сиволап-Кафтанова И. И. Ленин в Женеве: памят. места. М., 1985. С. 261–269.


[Закрыть]. Брал там книги и Шолом-Алейхем, подолгу живший как в самой Женеве, так и в других местах на побережье Женевского озера – Лозанне, Монтрё и Кларане. В январе 1912-го писатель поручил московским издателям выслать библиотеке им. Г. А. Куклина первые шесть томов своего собрания сочинений на русском языке, за что удостоился благодарственного письма от Карпинского[945]945
  См.: [Письмо Шолом-Алейхема издательству «Современные проблемы»], 7 (20) янв. 1912 г. // BSHA. MS-2/12; [Письмо В. А. Карпинского Шолом-Алейхему], 18 (31) янв. 1912 г. // BSHA. LB-17/1.


[Закрыть].

Характерные для эмигрантских мемуаров сетования на финансовые и бытовые тяготы присутствуют и в воспоминаниях Равич: «Жизнь в эмиграции, особенно во время войны, мало чем отличалась от ссылки. <…> Дороговизна жизни, безработица, отсутствие поддержки из России делали жизнь эмигрантов крайне тяжелой»[946]946
  Равич О. [Равич С. Н.]. Февральские дни 1917 года в Швейцарии // Каторга и ссылка. М., 1927. Кн. 30. С. 180.


[Закрыть]. До начала Первой мировой войны, как мы уже знаем из донесения мюнхенской полиции, какую-то поддержку от остававшихся в России родителей она получала, тем не менее супруги были весьма ограничены в средствах. Предложение Шолом-Алейхема, искавшего переводчика для своего нового романа, пришлось как нельзя кстати.

Сотрудничество еврейского писателя и профессиональной революционерки, как уже было сказано, продолжалось около полутора лет – с осени 1912 года по январь 1914-го. Несколько раз за это время они встречались лично, но в основном общение происходило по переписке и протекало далеко не просто, сопровождаясь взаимным раздражением и взаимными упреками. Быстро выяснилось, что переводчица, на которую автор возлагал столь серьезные надежды, не обладает необходимыми литературными навыками, а ее владение идишем оставляет желать много лучшего: неоднократно Шолом-Алейхему приходилось указывать ей на ошибочно интерпретированные фразы и даже объяснять значение некоторых слов. И все же определенное взаимопонимание в конце концов было достигнуто.

Всего Равич перевела четыре произведения Шолом-Алейхема – два романа и два цикла рассказов, но из них в ее русской версии увидело свет лишь одно – роман «Der blutiker shpas» («Кровавая шутка»)[947]947
  См.: Шолом-Алейхем. Кровавая шутка: роман в 2 ч. / авториз. пер. с евр.
  С. Равич. М.: Универе, книгоизд-во Л. А. Столяр, 1914. (Шолом-Алейхем. Романы; т. 3–4). Рукопись этого перевода сохранилась в московском архиве (см.: РГАЛИ. Ф. 1367. Оп. 1. Ед. хр. 82–91).


[Закрыть]. Циклы новелл «Men izzikh moykhl» и «Ме hulyet», в переводе озаглавленные «День Всепрощения» и «День веселья», были анонсированы журналом «Современник» на второе полугодие 1913 года под общим названием «Миниатюры», однако по неизвестной причине публикация не состоялась (Амфитеатров, благоволивший еврейскому коллеге, в этом издании давно не работал)[948]948
  Анонс содержится в июльской книжке «Современника» за 1913 год. Машинописная рукопись перевода Сарры Равич сохранилась в израильском архиве (см.: BSHA. Box 25). Черновые наброски ряда фрагментов этого перевода сохранились также в Москве (см.: РГАЛИ. Ф. 1196. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 44–53). Одна из новелл в переводе Равич, но без указания имени переводчицы, была впоследствии опубликована, видимо, на основе архивной рукописи, в популярном сборнике материалов по основам иудаизма (см.: Шолом-Алейхем. Рафаил-надзиратель // Йом-кипурим. Судный день / под ред. М. Барселла, П. Гольдштейна. Иерусалим: Амана, 1978. С. 83–85). В Советском Союзе новеллы из этих циклов публиковались на русском языке уже в других переводах (см.: Шолом-Алейхем. Отмирающие типы: Всепрощение; Гуляки / пер. М. Бахрах // Собр. соч.: в 6 т. М., 1971. Т. 2. С. 234–272; Он же. Гуляки / пер. Я. Слонима // Он же. Царствие небесное. М.: Пучина, 1929. С. 109–139).


[Закрыть]. Что касается романа «In shturem» («В бурю» или, в версии Равич, «В грозу»), то Шолом-Алейхем почему-то прервал редактирование перевода, поступившего к нему от Равич в конце 1913-го, и больше к этой машинописной рукописи не возвращался[949]949
  Два экземпляра машинописной рукописи перевода Сарры Равич сохранились в израильском архиве (см.: BSHA. Box 24). Другой русский перевод романа «In shturem» впоследствии увидел свет в Израиле (см.: Шолом-Алейхем. В бурю / пер. Г. и М. Бахрах. Тель-Авив, 1988). В Советском Союзе по-русски этот роман не публиковался, но выходил сокращенный перевод его раннего варианта (см.: Шолом-Алейхем. Потоп / пер. Я. Слонима; ред. А. Соболя. М.: Пучина, 1927; То же. 2-е изд. 1928).


[Закрыть]. То ли он рассорился с издателем и переводчицей, то ли остался недоволен полученным текстом, то ли отложил работу над ним на потом, увлекшись другими проектами. В любом случае «потом» уже не наступило: с середины апреля по середину июля 1914-го писатель совершал турне по городам России, выступая в переполненных залах с чтением своих рассказов, а все дальнейшие планы перечеркнула начавшаяся две недели спустя мировая война.