Текст книги "Архив еврейской истории. Том 14"

В своих показаниях Беседовский поведал, что замнаркома по иностранным делам обращался-де к нему в 1927 году с просьбой устроить своего «безусловно честного брата» на службу в Париже, что высокопоставленные советские чиновники нередко выезжают за рубеж по фальшивым паспортам (и, например, тот же Литвинов путешествовал по Германии и Чехословакии под фамилией Максимов), что ответственным за финансирование заграничных компартий был Туров, игравший «большую роль, чем посол». И далее Беседовский заявил:

О литвиновских векселях я услышал первый раз в Москве в 1928 г. из разговора с председателем Госбанка Пятаковым. Чтобы рассмотреть это дело, Политбюро образовало комиссию, в которую вошли товарищ комиссара Внешторга Хинчук, начальник заграничного отдела ГПУ Трилиссер, Литвинов старший и Пятаков. Литвинов старший и Хинчук считали, что по векселям надо платить, но Пятаков сказал, что Туров выдал столько векселей, что о точной их сумме Госбанк не имеет даже сведений и неизвестно, кто и как их учитывал. Поэтому, чтобы не создавать прецедента, по этим векселям платить не следует. Комиссия склонилась на сторону Пятакова[364]364
  Л[юбимов] Л. Процесс Савелия Литвинова. Экзекуция советской власти. Ср. данный фрагмент показаний Г. 3. Беседовского в изложении ТАСС: «Из разговора с Пятаковым в ноябре 1928 г. в Москве я узнал, что в связи с литвиновскими векселями Политбюро создало комиссию в составе Хинчука, Пятакова, Литвинова и Пятницкого. Хинчук предлагал в комиссии договориться с держателями о покупке векселей. Победила же точка зрения Пятакова, указавшего, что Туров выдал столько векселей, что признание даже одного из них создаст прецедент, грозящий тяжелыми финансовыми последствиями» (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 135).


[Закрыть].

Хотя Беседовский не совсем точно указал персональный состав правительственной комиссии (в нее входили Хинчук, Стомоняков, Пятаков и Дволайцкий), небезынтересно признание ответственного секретаря бюро парторганизации советских учреждений в Берлине П. С. Заславского[365]365
  Заславский Петр Савельевич (1890–1967) – член РСДРП с 1905 года; ответственный секретарь парторганизации советских учреждений в Берлине (1929–1930); инструктор ЦК ВКП(б) (1930–1931); председатель ЦК Союза банковских и финансовых работников СССР (1931–1938); заместитель главного редактора Большой советской энциклопедии (1938–1940); арбитр Государственного арбитража при CHK, Совете министров СССР (с 1940); персональный пенсионер (с 1956).


[Закрыть], который 5 ноября 1929 года «совершенно секретно» уведомлял секретаря ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановича:

Комиссия, выделенная бюро, установила, что и на сегодняшний день неизвестно, сколько выдано векселей финансовым управлением торгпредства. Выяснено, что векселя выдаются сотнями ежедневно по служебным запискам заведующих отделами и что ни у кого нет уверенности, что при такой системе один-два жулика, сговорившись, не причинят нам громадного материального ущерба[366]366
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 796. Л. 150.


[Закрыть].

Но, хотя Стомоняков находил важным ловить Беседовского на лжи и опровергать ее вызовом свидетелей, Крестинский указывал, что парижские товарищи пришли к единодушному убеждению в нецелесообразности предлагаемой тактики:

Беседовский – умный человек, он не станет давать таких показаний, на которых его можно поймать. Он не будет называть многие имена лиц, которым якобы передавал деньги для революционных целей. Он назовет Аренса, а перечисляя даты, конечно, не назовет таких дат, когда бы Аренса не было в Париже. Опровергнуть Беседовского другими свидетелями нам не удастся и потому, что он – ловкий лгун, и потому, что суд не отложит дело и не допустит новых свидетелей. Между тем у присяжных останется впечатление, что мы ставим Беседовскому вопросы и пытаемся что-то из него извлечь. Мы решили поэтому, что если Беседовский будет краток, никаких вопросов ему не ставить, мотивировав своим отношением к нему. Это заявление сделал не коммунист Бертон, а беспартийный, достаточно правый, Гарсон, заявивший, что все поверенные гражданского истца единодушны в своем презрительном отношении к Беседовскому[367]367
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 222.


[Закрыть].

Подводя итоги судебного следствия, Крестинский признавал, что активнее его провела сторона защиты, ибо главные адвокаты подсудимых – «крупнее и талантливее», причем если задача поверенных гражданского истца состояла в том, чтобы прояснить дело, что сложнее, то их противникам было важно, наоборот, замутить воду и внести путаницу с целью сбить с толку присяжных. Крестинский отмечал также «огромную работу», проделанную Членовым, который и письменно, и устно подсказывал своим французским коллегам, какие вопросы ставить свидетелям и какие заявления делать, и если бы его не было рядом, то судебное следствие провели бы гораздо хуже, а противной стороне не раз удалось бы поставить Бертона и Гарсона в неудобное положение[368]368
  Там же. Л. 223.


[Закрыть].

Вечер пятницы 24 января Членов, Рапопорт, Довгалевский и Крестинский посвятили составлению плана выступления Бертона и обсуждению некоторых положений речи Гарсона. Следующее утро, с девяти до одиннадцати часов, Членов совещался с Гарсоном, а днем, с одиннадцати до часу, – с Бертоном. Гарсон, у которого был уже готов план его речи, предполагал, что будет говорить не больше часа, и ждал лишь некоторых фактических разъяснений. Членов дал их ему, обратив внимание на моменты, которые следует осветить, и предложил, между прочим, построить свою речь так, будто Грубер не разбирал до него улик обвинения, и, независимо от речи Бертона, ошельмовать Беседовского. Крестинский признавался:

Мы больше всего боялись за Бертона, боялись, как бы он не произнес митинговой речи и не рассердил присяжных. Наши опасения оказались неосновательными. Бертон – все же не глупый и довольно способный человек, умеющий говорить с присяжными. Получив от Членова примерный план речи, он хорошо приспособился к уровню понимания присяжных. Речь была, по признанию не только наших адвокатов, но и строгого критика – Д-ра Оскара Кона, прямо хороша. Особенно удачны были места, посвященные характеристике Беседовского и Савелия[369]369
  Там же. Л. 224.


[Закрыть].

Впрочем, Рапопорт оценивал «коммунистического» депутата совершенно иначе, отмечая, что этот «кругленький человечек, типичный французский буржуа, имевший, кстати, многомиллионное состояние и несколько вилл на Ривьере, как говорят, неплох, если дело идет об обыкновенных уголовных делах, но тут он явно не годился». Рапопорт пояснял, что «в качестве официального коммуниста Бертон не имел своего мнения и непрерывно бегал благословляться в полпредство», где фактически ему составляли шпаргалки для его выступлений, а «на суде он растерялся, не сумел отступиться от шпаргалок и был совершенно раздавлен своими противниками»[370]370
  Рапопорт А. Ю. Советское торгпредство в Берлине. С. 209.


[Закрыть].

Решив, что настало время для его «политического» выступления, Бертон гневно укорял Савелия:

Вы носите знаменитое имя. Ваш брат – министр иностранных дел республики, занимающей одну шестую часть всего земного шара. Вы пытались спекулировать на этом славном имени. Вы хотели вчера смешать вашего брата с грязью так, как это делают эмигранты… Вы хотели создать ему репутацию экспроприатора… Подумать только, что этот брат любил вас. Да, этот сильный человек имел слабость: он не мог отречься от брата, он заботился о вас, он хотел устроить вас на службу…

И со слезами в голосе, как провинциальный трагик, Бертон зачитал письма Литвинова-старшего, опубликованные «Последними новостями»[371]371
  С[едых] А. Дело Савелия Литвинова: Окончание судебного следствия. Начались речи гражданских истцов // Последние новости. 1930. № 3231. 26 янв.


[Закрыть].

Бертон считал, что нельзя оставить безнаказанной попытку мошенничества, сопровождавшегося шантажом и спекуляцией именем главы советской дипломатии. Обличая Беседовского как жулика и карьериста, обиженного тем, что его обошли повышением по службе, Бертон напоминал, что, являясь первым советником полпредства СССР во Франции, тот активно участвовал в возбуждении уголовного преследования в отношении Савелия и других подсудимых. Адвокат призывал присяжных, независимо от их политических убеждений, доказать, что во Франции интересы любого государства ограждены от фальсификаторов и мошенников. Бертон утверждал, что берлинское торгпредство никогда не рискнуло бы выпуском дружеских векселей подорвать свой кредит, измеряемый миллиардами германских марок, и Туров не мог заниматься коммунистической пропагандой уже в силу строжайшего запрета сотрудникам загранучреждений СССР вести политическую деятельность[372]372
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2771. Л. 93.


[Закрыть].

После часовой речи Бертона говорил Александр Грубер, выступление которого в поддержку гражданского иска торгпредства оценивалось Крестинским так: «Это была умная и убедительная речь хорошего цивилиста. Она была несколько суха и скучновата, но так как длилась всего 45 минут, то присяжные прослушали ее внимательно»[373]373
  Там же. Д. 2772. Л. 224.


[Закрыть]. Эмигрантская пресса восприняла речь Грубера по-другому, указывая, что он произнес ее «с ужасающим иностранным акцентом, с трудом подбирая слова», и «большим смущением, заикаясь и весьма вяло»[374]374
  Дело Литвинова // Руль. 1930. № 27%1. 26 янв.


[Закрыть].

Затем выступил Морис Гарсон, который, как и Грубер, доказывал, что Савелий и его сообщники имели намерение «шантажировать большевиков», то есть выудить у них деньги по липовым векселям ради предотвращения скандала, грозившего скомпрометировать Максима Литвинова. Огласив ультимативное письмо Савелия, предупреждавшего Крестинского, что в случае отказа большевиков пойти на мировую выступит с сенсационными разоблачениями, Гарсон настаивал на факте мошенничества и призывал не оправдывать подсудимых:

Политика здесь ни при чем. Не советскую власть вы судите, господа присяжные, а трех жуликов, представителей целого класса международных аферистов, которые с помощью шантажа стараются обогатиться. Если вы их оправдаете, они явятся в торгпредство требовать уплаты по своим фальшивым векселям. Этих трех негодяев вы сделаете миллионерами. Оставьте ваши политические симпатии, господа присяжные. Поверьте, в этом процессе я ими не руководствуюсь[375]375
  Л[юбимов] Л. Процесс Савелия Литвинова. Приговор ожидается в понедельник // Возрождение. 1930. № 1699. 26 янв.


[Закрыть].

Крестинский считал, что это была «изумительно сильная и убедительная речь», произнесенная «с огромным подъемом», и хотя выступление Мориса Гарсона продолжалось два с половиной часа (между прочим он заявил, что ему дана инструкция не разговаривать с Беседовским), «присяжные слушали его не отрываясь, а прокурор несколько раз одобрительно кивал головой». На скамье защиты наблюдалось плохо завуалированное смущение, и, когда Гарсон завершил свое выступление, окружившие его юристы и журналисты засыпали оратора похвалами[376]376
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 224.


[Закрыть].

Поскольку в воскресенье заседания суда не было, до понедельника присяжные оставались под впечатлением речей адвокатов, главным образом – Гарсона, к которому пресса отнеслась в общем благоприятно, и даже враждебно настроенная к большевикам «Матэн» отозвалась о речи довольно лестно, назвав подсудимых банальными «жуликами».

27 января процесс возобновился, и первым в течение часа с четвертью говорил прокурор Газье, о выступлении которого Крестинский сообщал так:

Его речи и мы, и присяжные заседатели ждали с нетерпением. Человек, на обязанности которого лежит поддерживать обвинение, в течение четырех дней, когда перед ним прошли человек 25 свидетелей, не проронил ни одного слова, не задал ни одного вопроса. Когда Бертон один раз бросил ему упрек в этом, прокурор ответил, что его роль подобна роли присяжных заседателей. Он слушает дело и выносит заключение по делу. Если он придет к убеждению, что обвинение доказано, он будет его поддерживать; если, наоборот, убедится в недостаточности доказательств, он свободен отказаться от обвинения. Присяжные ждали, к каким же выводам пришел прокурор в результате пяти дней суда.

Прокурор заявил, что он полностью убежден в виновности всех подсудимых и поддерживает все выводы обвинительного акта. Он разобрал улики и постарался добросовестно доказать виновность как в использовании подложных векселей, так и в покушении на мошенничество. Правда, он разъяснил присяжным, что они могут отвергнуть первое обвинение и признать подсудимых виновными только в покушении на мошенничество. Он разъяснил, что и в этом случае с торгпредства ничего нельзя будет требовать и тем будет достигнуто то, к чему стремятся гражданские истцы. Он выразил полную уверенность, что присяжные не вынесут оправдательного приговора.

В конце его речи были два понятных для присяжных и выгодных для нас места. Он сказал, что в настоящем деле не судится русская революция и созданное этой революцией правительство. Эти вопросы будут разбираться в другом деле на суде истории. Здесь же судятся преступники, покушавшиеся получить с советского правительства деньги мошенническим путем по подложным документам. В другом месте он сказал: «Вы должны показать своим приговором, что вопреки утверждениям, будто бы наша юстиция есть классовая юстиция, французский суд не оставит без наказания преступников, хотя бы вы и не питали политических симпатий к потерпевшему от этих преступников[377]377
  Там же. Л. 224–225.


[Закрыть].

В информации ТАСС о шестом и последнем дне процесса говорилось, что прокурор, расценив версии подсудимых как «смехотворные», заявил, что подложность векселей доказывается как их необычной формой, так и тем фактом, что советское правительство оплачивает пропаганду за границей не поддельными векселями, а наличной валютой. Прокурор допускал, что, возможно, защита права в своей версии гибели Турова, но ссылка на ответственность лица, которое не может явиться в суд, есть обычный прием мошенников. Прокурор допускал, что Туров был агентом Коминтерна, но определенно не верил, что советское правительство стало бы компрометировать себя векселями, выписанными братом замнаркома для ведения коммунистической пропаганды[378]378
  Там же. Д. 2770. Л. 2.


[Закрыть].

Впрочем, эмигрантская пресса уверяла, будто уже из речи прокурора становилось ясно, что подсудимые будут оправданы, ибо в каждом его слове чувствовалось, что он обвиняет их больше по обязанности[379]379
  Л[юбимов] Л. Процесс Савелия Литвинова. Приговор ожидается в понедельник // Возрождение. 1930. № 1699. 26 янв.


[Закрыть]. Прокурор не требовал вынесения сурового наказания, считая, что факт подлога не может быть доказан, ибо некоторые свидетели подтверждают, что Литвинов выписывал векселя и в 1926 году, когда еще имел на это право. Но подсудимых можно преследовать за незаконную попытку использования подложных векселей, выписанных, конечно, не по приказу Турова, а с корыстной целью. Прокурор говорил, что не навязывает присяжным какого-либо мнения по вопросу о подделке векселей, но по другому пункту обвинения, касающемуся попытки мошенничества, требует утвердительного ответа. В этом случае подсудимым грозит тюремное заключение сроком от одного года до пяти лет, и присяжные должны сами решить вопрос, имеются ли в деле какие-либо смягчающие обстоятельства[380]380
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 2.


[Закрыть].

Вслед за прокурором наступил черед защитников, и, после «маленькой незаметной» речи Стросса, говоривший около часа Кампинчи сделал попытку, «довольно неудачную», разбить те или другие улики обвинения, но утверждать, что подсудимые заплатили деньги за векселя, все же не решился и заключительные десять минут своего выступления посвятил «демагогическому нападению» на советское правительство[381]381
  Там же. Д. 2772. Л. 226.


[Закрыть]. Эмигрантская пресса превозносила эмоциональную речь Кампинчи, использовавшего все свое ораторское мастерство для уничтожающей характеристики гражданских истцов:

Предо мной – не идейные коммунисты, а представители бесчестного советского правительства! Вспомните, что по вине этих людей был подписан похабный Брест-Литовский мир, после которого немцы перебросили с русского фронта на запад 20 новых дивизий. В эти страшные дни большевистского предательства немецкая армия вновь докатилась до берегов Марны. Вспомните, господа присяжные! Быть может, некоторые из вас сидели в эти дни в окопах. Вспомните о миллиардах, которые большевики отказываются платить Франции. Люди, разорившие тысячи французских граждан, теперь нагло обращаются к нам с требованием защитить их интересы. Нет, г. Бертон, правительство воров и бандитов, которое вы здесь представляете, не имеет права рассчитывать на нашу помощь. Господа присяжные, вердикт, который вы вынесете сегодня вечером, должен прозвучать как звонкая пощечина советскому правительству![382]382
  С[едых] А. Дело Савелия Литвинова: Присяжные заседатели после блестящих речей Моро-Джиаффери, Кампинчи и Долинера вынесли всем подсудимым оправдательный вердикт // Последние новости. 1930. № 3233. 28 янв.; см. также: Процесс Савелия Литвинова // Руль. 1930. № 2788. 28 янв.


[Закрыть]

Этот призыв адвоката вызвал реплику председателя суда, который отметил, что из уважения к защитнику не остановил его во время произнесения им своей речи, но предупреждает всех следующих ораторов, что «никому не позволит произносить подобные оскорбительные фразы»[383]383
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 226.


[Закрыть]. Тем не менее защитники Иоффе – Долинер и Моро-Джиаффери – тоже разыгрывали в своих речах политическую «карту», а напоминание им о просьбе «быть сдержанными» оказалось малоэффективным. Так, Долинер, который, по оценке эмигрантской прессы, говорил «не только с большим талантом, но и тактом», заявил: «Я не забываю ни на минуту различия, существующего между ничтожной кучкой коммунистов и русским народом. Здесь судят только коммунистическую партию, временно поработившую Россию». Долинер закончил свою речь призывом к присяжным: «Осудив этих людей, вы окажете услугу коммунистической партии, которая всегда работала против Франции и французских интересов. Господа присяжные, вы не сделаете этого»[384]384
  С[едых] А. Дело Савелия Литвинова: Присяжные заседатели после блестящих речей Моро-Джиаффери, Кампинчи и Долинера вынесли всем подсудимым оправдательный вердикт. Далее цитируется без отсылок.


[Закрыть].

В свою очередь Моро-Джиаффери, выступление которого продолжалось почти два часа, говорил:

Бертон напомнил мне, что я был членом кабинета Эррио, признавшего Советскую Россию. Да, но это было сделано при двух условиях: большевики обязаны начать переговоры об урегулировании русского долга и не вмешиваться во внутренние дела Франции. Вы знаете, гг. присяжные, как выполнили они оба эти обязательства. Но я не намерен говорить о политике… Я мог бы напомнить вам о «пломбированном вагоне», об убийствах, совершаемых в России под прикрытием закона, смысл которого раскрыл суду эксперт Миркин-Гецевич. Я мог бы сказать, что между вами, Бертон, и нами есть кровь и слезы… «Лги, убивай, кради», – таковы заветы большевизма. Как вы хотите, господа гражданские истцы, чтобы мы нашли здесь с вами общий язык, чтобы мы могли поверить хотя бы одному вашему слову. Можно ли верить вашим свидетелям, терроризированным ГПУ?.. Чего должны бояться эти люди, вернувшись в Россию? Всего. Если бы вы, гг. присяжные, знали русскую действительность, вы поняли бы душевную боль, с которой говорил здесь Долинер…

Нет, уверял адвокат, речь идет отнюдь не о мошенничестве, а о политической интриге: «Савелий Литвинов стал жертвой ненависти, которую Чичерин питает к его брату…» И, обращаясь к присяжным, Моро-Джиаффери подытожил: «Не бойтесь того, что после оправдательного вердикта в карманы обвиняемых попадут 25 млн. Это лучше, чем отдать деньги на пропаганду Коминтерна. Господа присяжные, мы спокойно ждем вашего вердикта».

Подсудимые отказались от последнего слова, после чего председатель суда огласил 32 вопроса, на которые присяжным заседателям предстояло ответить. Одна группа вопросов касалась обвинения в использовании фальшивых векселей, другая – в попытке мошенничества. В половину девятого вечера присяжные удалились на совещание, длившееся почти целый час. Это несколько приободрило адвокатов торгпредства и вызвало беспокойство у защитников подсудимых, а какой-то пессимист из публики ворчал:

Переборщили… Ведь судят трех явных мошенников. Незачем было взывать к мировой совести, кричать, что власть кровавых холопов, власть грабителей и убийц недостойна обращаться во французский независимый суд… Закатили бы просто присяжные трех мошенников, а теперь получается, что советская власть не хуже другой, что торгпредство не ведет пропаганды и дружеских векселей не выписывает… Вот увидите – добьется Членов своего показательного процесса![385]385
  Л[юбимов] Л. На литвиновском процессе // Возрождение. 1930. № 1702. 29 янв.


[Закрыть]

В совещательной комнате, как стало потом известно, никаких споров по существу дела не было: все понимали, что на скамье подсудимых сидят жулики, и спорили лишь исключительно в политической плоскости, следует ли вынести благоприятный для СССР вердикт. Голоса разделились поровну: шесть присяжных заседателей настаивали на обвинении, шесть – на оправдании. Последние не отрицали виновности подсудимых, но считали необходимым «высечь» большевиков, тем более что большинство присяжных составляли держатели аннулированных русских займов, а сын одного из них погиб в последние месяцы войны, когда, после заключения Брестского мира, немцы перебросили на западный фронт часть своей восточной армии[386]386
  См.: РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 227.


[Закрыть]. Но при равенстве голосов подсудимые считаются оправданными, и в двадцать минут десятого присяжные, которые, отмечал Любимов, «были прямо трогательны: один к одному, все – средние коммерсанты и средних лет», вернулись из совещательной комнаты, а их председатель объявил: «На все вопросы мы ответили: “Нет”»[387]387
  Документы внешней политики СССР. Т. XIII. М., 1967. С. 449–450.


[Закрыть].

Вслед за этим в зал суда ввели подсудимых, и вот как описывал этот момент репортер «Возрождения»:

Иоффе так волнуется, что едва стоит на ногах, рукой держится за сердце. Литвинов и Лебориус бледны как смерть. Председатель заявляет: «Вы оправданы и свободны». Литвинов кричит: «Да здравствует французская юстиция!» Иоффе слабо вскрикивает и падает. Его подхватывает полицейский. Слезы текут по его лицу. Восторг Лебориуса доходит до исступления. Он схватывает адвоката Дегана за плечо и целует его. В зале раздается громкое рыдание: жена Литвинова упала в обморок. Ее выводят под руки. Председатель объявляет, что гражданский истец, то есть торгпредство, приговаривается к уплате расходов. Грубер требует наложения секвестра на пресловутые векселя, но и в этом суд отказывает большевикам[388]388
  Л[юбимов] Л. Савелий Литвинов, Иоффе и Лебориус оправданы. Пощечина большевикам // Возрождение. 1930. № 1701. 28 янв.; см. также: Оправдание Литвинова // Руль. 1930. № 2789. 29 янв. В информации ТАСС говорилось: «Адвокаты гражданского истца требуют секвестра векселей вплоть до решения коммерческого суда по делу об их опротестовании. После совещания суд разъясняет, что впредь до вынесения приговора на предстоящем заочном процессе Альтшица векселя будут находиться под секвестром» (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 4).


[Закрыть].

Примерно так же описывал апофеоз процесса репортер газеты «Последние новости»:

В зале аплодисменты. Иоффе от волнения теряет сознание. Его выносят. С находящейся в зале женой Литвинова начинается нервный припадок… Председатель объявляет: «Литвинов, Иоффе, Либориус – вы свободны. Судебные издержки заплатят гражданские истцы». Литвинов: «Да здравствует французский суд!»[389]389
  С[едых] А. Дело Савелия Литвинова: Присяжные заседатели после блестящих речей Моро-Джиаффери, Кампинчи и Долинера вынесли всем подсудимым оправдательный вердикт.


[Закрыть]

Таким образом, после соответствующего решения коммерческого суда торгпредству предстояло уплатить 25 млн франков, а до этого зарегистрировать спорные векселя за свой счет и оплатить гербовой сбор, что могло составить еще около 3 млн франков! Расстроившись из-за своего поражения и опасаясь гнева Москвы, «проигравшие» винили адвоката-коммуниста: «Бертон все погубил. Это он первый имел глупость выдвинуть политический момент. Бертон виновен, Бертон!»[390]390
  Л[юбимов] Л. На литвиновском процессе.


[Закрыть] Что же касается Довгалевского, то на бедного полпреда, вспоминал Рапопорт, было просто жалко смотреть:

Он почему-то думал, что провал дела Литвинова будет поставлен ему непосредственно в минус, он слетит и будет направлен на низовую работу. Был он в это время страшно перепуган, потому что дело Литвинова слушалось непосредственно за скандальным делом Беседовского. Когда ему сообщили об оправдательном вердикте, он заплакал, – разумеется, не от горя, а со страху, что теперь его карьера окончательно погублена[391]391
  Рапопорт А. Ю. Советское торгпредство в Берлине. С. 212; см. также: Т[оропецкий] Л. [Рапопорт А. Ю.] Довгалевский. (Вместо некролога) // Последние новости. 1934. № 4861. 15 июля.


[Закрыть].