Текст книги "Архив еврейской истории. Том 14"

Крестинский объяснял, что если бы вслед за вынесением оправдательного приговора по уголовному делу советская сторона попросила сразу обсудить ее гражданский иск, то в совещательную комнату удалились бы трое коронных судей, которые уже через несколько минут огласили бы свой вердикт. Но Морис Гарсон заранее поинтересовался у председателя суда, требовать ли такого решения, и тот, посоветовав не делать этого, ибо судьям будет неудобно демонстрировать свое разногласие с присяжными, из-за чего наверняка последует отказ, дал рекомендацию передать иск о признании векселей безденежными на рассмотрение коммерческого суда.

Возник и другой нюанс: если кто-либо из подсудимых отсутствует, то дело о нем рассматривается заочно, но без присяжных, то есть коронными судьями. Альшиц на процесс не явился, и делом его должны заняться судьи, которые вели основной процесс. Причем если он будет признан виновным, то вправе отдаться в руки правосудия для пересмотра своего приговора, и тогда дело о нем будет рассматриваться уже присяжными заседателями. С учетом этого суд постановил не возвращать векселя Лютц-Блонделю, и 28 января Крестинский сообщил Хинчуку намеченный план действий:

Для выигрыша времени мы сегодня же подаем кассационную жалобу. Далее сегодня же через судебного пристава в порядке обеспечения будущего иска налагаем арест на те же векселя. Это, однако, все временные меры. Основное же, что мы должны сделать, – это в ближайшие дни предъявить коммерческому суду гражданский иск. По одному векселю в 10 000 фунтов в коммерческом суде имеется уже дело по иску, предъявленному Блонделем. Это дело было приостановлено до рассмотрения уголовного дела. Сейчас нам надо вступить в это дело и предъявить встречный иск о безденежности этого векселя. Может быть, впрочем, оспаривать вексель можно и не в форме встречного иска, а в форме спора по существу. По другим шести векселям [мы] должны взять инициативу на себя и предъявить иск о признании их безденежными. Все указанные выше мероприятия (выступление по делу Альшица, подача кассационной жалобы, наложение ареста на векселя и предъявление исков) требуют основательного обсуждения с опытными французскими юристами.

Сегодня [вечером] мы собираемся впятером – Членов, Рапопорт, Грубер, Гарсон и я, чтобы обсудить первые шаги, главным образом, в связи с продолжением уголовного дела. Сегодня же мы обменяемся соображениями о том, какого профессора цивилиста привлечь для консультации и к какому крупному гражданскому адвокату обратиться для вчинения иска о безденежности векселей. Консультации с этим профессором и разговоры с этим адвокатом будут происходить уже без меня, но тов. Рапопорта я прошу остаться еще на несколько дней, чтобы он в этих совещаниях участие принял. Мое участие в этих совещаниях было бы и политически неудобно, так как расшифровало бы цель моего пребывания в Париже, да и по существу было бы бесполезным, так как я совершенно не знаю французского гражданского права[392]392
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 228–229.


[Закрыть].

В тот же день, 28 января, Довгалевский посетил генерального секретаря французского МИД Филиппа Вертело[393]393
  Вертело Филипп (Berthelot Philippe; 1866–1934) – французский дипломат, генеральный секретарь МИД Франции (1920–1922, 1925–1933).


[Закрыть], которому «в самых резких выражениях», как телеграфировал полпред в НКИД, выразил «свое изумление и негодование по поводу беспримерного оправдания банды международных мошенников». На решение присяжных, заявил Довгалевский, «среди других причин повлияли и речи защиты, которые председатель не обрывал, несмотря на то, что они не относились к существу инкриминируемого преступления, а изобиловали неслыханными гнусными выпадами против правительства страны, с которой Франция находится в нормальных отношениях».

Вертело ответил, что и для него оправдание подсудимых неожиданно, но суд присяжных выносит приговоры по своему усмотрению, и правительство не может на него повлиять[394]394
  Документы внешней политики СССР. Т. XIII. М., 1967. С. 55–56.


[Закрыть].

Утром 29 января Крестинский провел свое последнее совещание с участием Довгалевского, Рапопорта и Членова, на котором решили, что «всю черную работу» будет вести Грубер как «толковый и знающий цивилист», но из дела не следует выпускать и Гарсона: «у него хорошие отношения с магистратурой и прокуратурой», и «ему легче, чем другому задержать выдачу векселей и оказать внесудебное и личное влияние на судей». Кроме того, проиграв уголовный процесс, он горит желанием «выиграть гражданский и не будет дорожиться», то есть не затребует большого гонорара. Помимо Гарсона, желательно привлечь еще одного крупного цивилиста, но французские адвокаты, сетовал Крестинский, неохотно берутся за дело, проигранное в уголовном суде, тем более – скандальное, связанное с отстаиванием интересов СССР[395]395
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. ТГП. Л. 80.


[Закрыть].

Решив публично отреагировать на парижскую «пощечину», Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило 30 января «предложение тт. Сталина и Молотова об опубликовании заметки о процессе Савелия Литвинова»[396]396
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 775. Л. 13. Текст был согласован Комиссией по делу С. Л., а также М. М. Литвиновым, А. И. Микояном и, по телефону, Л. М. Кагановичем (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 153).


[Закрыть]. Но Сталин не захотел, чтобы информация о судебном конфузе большевиков шла непосредственно из Парижа, и собственноручно вписал в текст сообщения: «Брюссель (от собственного корреспондента)»[397]397
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 821. Л. 79.


[Закрыть]. В тот же день центральные газеты уведомили советскую общественность о «гнусном акте» парижского суда, оправдавшего «явных мошенников и воров во главе с архи-жуликом Савелием Литвиновым»[398]398
  Гнусный акт французского «правосудия» // Правда. 1930. № 29. 30 янв.; Антисоветская демонстрация французского суда. Присяжные и судьи солидаризируются с мошенниками // Известия. 1930. № 29. 30 янв. См. также: Мошенники прикидываются политиками. Процесс о подложных советских векселях // Комсомольская правда. 1930. № 22. 28 янв.


[Закрыть]. В редакционной заметке партийного официоза с сарказмом указывалось, что «фабриканты фальшивых советских векселей» получили из рук французской Фемиды патент на звание «политических» деятелей, вследствие чего «международные аферисты всех рангов и мастей, буржуазные и социал-фашистские газетные проститутки Парижа и Берлина, Лондона и Нью-Йорка торжествуют свою победу»[399]399
  Рука руку моет // Правда. 1930. № 29. 30 янв.


[Закрыть]. А газета «Известия», цитируя сообщение о «судебной комедии» в Париже, поместила написанные по этому случаю вирши Демьяна Бедного:

 
«Французский суд – какой скандал —
Трех негодяев оправдал» —
Не такова оценка наша.
И суд, и эти, как бишь их…
Друзья друзей, своя своих
В мошенстве вексельном познаша![400]400
  Бедный Д. Своя своих // Известия. 1930. № 29. 30 янв.


[Закрыть]
 

Иным образом, как «пощечину большевикам» расценило оправдание подсудимых русское зарубежье, и А. Ф. Керенский в «Днях» подчеркивал, что вынесение оправдательного приговора по делу Савелия Литвинова означает признание большевистского правительства «сообществом обычных уголовных преступников» во главе с «матерым экспроприатором» Сталиным[401]401
  Керенский А. Ф. Голос издалека: 181. Дело Литвинова // Дни. 1930. № 74. 2 февр. С. 1–2.


[Закрыть].

Хотя в Москве готовили отсроченный процесс по делу о невозвращенчестве Беседовского, 5 февраля Хинчук обратился в прокуратуру Верховного суда СССР:

Процесс Савелия Литвинова еще не закончен. Во-первых, предстоит заочный процесс скрывшегося от суда Альтшица, во-вторых, нами кассирован приговор по делу Савелия Литвинова, и, кроме того, предстоит гражданский процесс о безденежности самих векселей. Поэтому, поскольку не исключена возможность выступления Беседовского в последующих стадиях процесса, я считаю необходимым назначенное в Верховном суде на 7/II слушание его дела отложить. Мы ожидаем приезда из Парижа тов. Членова со всеми материалами по делу Савелия Литвинова для того, чтобы решить вопрос о нашей дальнейшей тактике. После заседания Правительственной комиссии я Вам сообщу, к какому решению мы пришли в отношении дальнейшего направления и срока слушания дела Беседовского[402]402
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2772. Л. 66.


[Закрыть].

Процесс снова отложили и больше, похоже, не вспоминали о нем, но пока советские дипломаты клеймили позором французское правосудие, а эмигрантские фельетонисты дружно высмеивали незадачливых братьев Литвиновых[403]403
  См.: Лери [Клопотовский В. В.]. Речь подсудимого // Сегодня. 1930. № 26. 26 янв.; Lolo [Мунштейн Л. Г.]. Пощечина // Возрождение. 1930. № 1709. 5 февр.


[Закрыть], в Париже исчез председатель Русского общевоинского союза генерал А. П. Кутепов[404]404
  Кутепов Александр Павлович (1882–1930) – генерал от инфантерии (1920), председатель Русского общевоинского союза (с 1928); погиб при похищении его агентами ИНО ОГПУ (26.01.1930).


[Закрыть], похищенный 26 января агентами ИНО ОГПУ Это событие всколыхнуло всю эмиграцию, освещалось французской прессой, и месяц спустя, 26 февраля, сообщая в Москву и Берлин, копия – Довгалевскому, о намерении подать иск о недействительности векселей, Членов сокрушался:

К сожалению, атмосфера в Париже такая, что можно ждать всяких неприятных сюрпризов. Гарсон совершенно подавлен историей с Кутеповым. Нам необходимо привлечь к участию в деле кого-нибудь из первоклассных адвокатов. Это очень трудно, т. к. фактически почти вся парижская адвокатура нас бойкотирует. Шотан[405]405
  Шотан Камиль (Chautemps Camille; 1885–1963) – французский юрист; мэр Тура (1919–1925); член палаты депутатов от Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов (1919–1934), сенатор (1934–1940); министр внутренних дел (1924–1925,1925-1926,1934), юстиции (1925), народного просвещения и изящных искусств (1930–1931), общественных работ (1936), государственный (1936–1937, 1940), премьер-министр (1930, 1933–1934, 1937–1938), вице-премьер (1938–1940); командирован режимом Ф. Петена в США с неофициальной миссией (1940); заочно приговорен к пяти годам тюремного заключения (1947); после амнистии (1954) – в Париже и Вашингтоне.


[Закрыть], на которого мы рассчитывали, сейчас, как Вам известно, стал премьер-министром[406]406
  Шотан оставался премьер-министром менее недели, с 21 по 25 февраля 1930 года.


[Закрыть]. Дело осложняется тем, что у Грубера совершенно нет связей в адвокатуре, а Гарсон вообще против привлечения нового адвоката, считая, что он и сам справится. Я имею в виду за эти дни повидать де Монзи, Торреса и пару членов Совета парижской адвокатуры (Дорвиля[407]407
  Дорвиль Арман (Dorville Armand; 1875–1941) – французский адвокат; доктор права (1901); коллекционер живописи.


[Закрыть], Шарпантье[408]408
  Шарпантье Жак (Charpentier Jacques; 1881–1974) – французский адвокат; член (с 1908), член совета (с 1927), председатель Парижской коллегии адвокатов (1938–1945); участник движения Сопротивления, член Национального судебного фронта (Front national judiciaire), перешел на нелегальное положение (1943); один из лидеров Республиканской партии свободы (с 1946); член Конституционного комитета (1946–1958).


[Закрыть]), чтобы при их помощи наладить защиту наших интересов, так как считаю, что Гарсона и Грубера совершенно недостаточно для такого сложного и трудного дела[409]409
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2770. Л. 107.


[Закрыть].

Тем временем нотариус и по совместительству юрисконсульт берлинского торгпредства доктор Курт Розенфельд, возглавлявший левое крыло Социал-демократической партии Германии, вступил с разрешения Крестинского в тайные переговоры с доверенным лицом Савелия Литвинова – Григорием Каганом (видимо, тем самым, который некогда был арестован полицией у него в Белостоке!). Давая показания на очередном судебном процессе по делу о злополучных векселях, Розенфельд вспоминал:

В феврале 1930 г. ко мне позвонил по телефону некто Каган и попросил свидания. Я принял его, и он, от имени Савелия Литвинова, предложил представить советским властям письменное сознание его в подлоге векселей и письменный же рассказ о том, как задумана была и осуществлена шантажная комбинация. Каган просил меня передать это Крестинскому.

Я повидал Крестинского, сообщил о предложении Кагана, и тот просил меня узнать, какие мотивы заставляют Литвинова предлагать свою повинную. Не требует ли он за «повинную» денежного вознаграждения? Я поставил этот вопрос Кагану при следующем свидании. Каган ответил, что, конечно, Литвинов хочет получить «вознаграждение». Сколько? Миллион марок… Крестинский принципиально отказался от такой сделки, но выразил желание, чтобы Литвинов лично повторил мне эти условия.

Несколько дней спустя Каган привел с собой ко мне Литвинова. При свидании присутствовала моя секретарша, стенографировавшая разговор. Литвинов подтвердил предложение Кагана и прибавил: «По векселям советскому правительству придется платить около 5 миллионов марок. Я предлагаю дать мне 1 миллион за чистосердечное сознание и сэкономить таким образом 4 миллиона. Москве это должно быть выгодно…»[410]410
  См.: В[акар] Н. П. Векселя Савелия Литвинова // Последние новости. 1932. № 4109. 22 июня.


[Закрыть]

Запротоколировав описанную беседу, Розенфельд уже на следующий день, 1 марта, написал Крестинскому:

Дорогой товарищ. Ссылаясь на наш телефонный разговор, препровождаю при сем проект протокола с просьбой срочно сообщить, желаете ли Вы оформления этого документа в нотариальном порядке. Одновременно я еще раз обращаю Ваше внимание на то, что я обязался имя г-на Григория Кагана сообщить только лично Вам. Согласно нашей договоренности я еще раз созвонюсь с Вами между 12-ю и часом, чтобы узнать Ваш ответ…[411]411
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 765. Л. 60.


[Закрыть]

Что же запротоколировал доктор Розенфельд на основании, как он подчеркивал, говоря о себе в третьем лице, «стенографических заметок, сделанных его служащей, госпожой Анной Мерсанд, урожденной Мартик, присутствовавшей при беседе, и на основании его совершенно свежих воспоминаний непосредственно после ухода явившегося за № 1», то есть Кагана? Соответственно, Литвинов значится в документе «явившимся за № 2», а сам Розенфельд – «нижеподписавшимся»[412]412
  Там же. Л. 61–62. Далее цитируется без отсылок.


[Закрыть].

Каган заявил, что Литвинов готов лично повторить сказанное его представителем в предыдущей беседе с Розенфельдом, но хочет быть уверенным, что нотариус не воспользуется упомянутым признанием в случае, если их переговоры не приведут к положительному результату. Розенфельд ответил, что не может этого обещать: его попросили лишь о том, чтобы он сообщил Крестинскому предложение Савелия, а берлинский полпред сам решит, как поступить ему с данной информацией. Тем не менее Каган – без каких-либо возражений со стороны Литвинова! – подтвердил его согласие «дать объяснение о том, что он не был правомочен на выставление векселей», и даже «передать письменный документ (договор), по которому участвовавшие в мошеннической проделке с векселями распределили между собой суммы, которые должны поступить по векселям».

Розенфельд напомнил, что за чистосердечное признание о мошенничестве Каган «потребовал 1 млн марок для г-на Литвинова», хотя при первом разговоре складывалось впечатление о намерении Савелия заявить, что «он незаконно выставил векселя», не в обмен на какое-то вознаграждение, а «бескорыстно», для того, «чтобы, как буквально выразился Каган, вернуть пощечину, которую большевики получили благодаря оправдательному приговору, и чтобы помочь Советам». В ответ Каган возразил: «Не имело бы никакой цены, если бы Литвинов без вознаграждения опозорил себя перед всем миром заявлением, что он обманным путем выставил векселя. Литвинов требует поэтому 1 млн марок для того, чтобы иметь тогда возможность исчезнуть».

Затем Каган и Савелий опять спросили Розенфельда, считает ли он себя вправе использовать беседу между ними «не в пользу г-ну Литвинову», и нотариус ответил, что уведомит о ее содержании Крестинского. В таком случае, заявили визитеры, продолжение беседы не имеет смысла, ибо «эвентуально переговоры могут быть использованы во вред г-ну Литвинову, который перед всем миром был оправдан». Указав, что «на таких условиях он дальше вести переговоры не желает», Савелий удалился первым, а Каган, задержавшись, предпринял еще одну попытку выудить у Розенфельда обещание, что «он об этой беседе будет молчать», если сторона обвинения сошлется на нее в суде. Но Розенфельд повторил, что, «если это понадобится, будет освещать переговоры в соответствии с правдой».

В Москве, вновь обсудив 5 марта вопрос «О С. Л.», Политбюро передало его «на окончательное решение комиссии в составе тт. Орджоникидзе[413]413
  Орджоникидзе Серго (Григорий Константинович; 1886–1937) – член РСДРП с 1903 года; председатель ЦКК ВКП(б), нарком рабоче-крестьянской инспекции и заместитель председателя Совнаркома СССР (1926–1930); председатель ВСНХ (1930–1932), нарком тяжелой промышленности СССР (1932–1937); кандидат в члены (с 1926), член Политбюро ЦК ВКП(б) (1930–1937); покончил с собой (по другой версии, убит).


[Закрыть] (председатель), Микояна, Кагановича и Стомонякова»[414]414
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 778. Л. 10.


[Закрыть], а 7 марта Микоян переслал Сталину полученный им от Крестинского «протокол записи беседы Розенфельда с Савелием Литвиновым и его агентом Каганом», предупреждая: «Оригинал этого протокола на немецком языке хранится в моем личном архиве. С оригинала сделан перевод коммунистом т. Кауфманом; отпечатан в 4-х экземплярах, из которых три экземпляра лежат в моем личном архиве, а четвертый экземпляр направляю Вам»[415]415
  Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 765. Л. 59.


[Закрыть].

Ознакомившись с присланным из Берлина документом, Политбюро не согласилось с мнением «комиссии Орджоникидзе» (о попытке «сторговаться» с Савелием и Каганом) и 8 марта утвердило текст новой шифровки Крестинскому:

По делу о разговоре Розенфельда с Литвиновым вы получите директиву комиссии от 6 марта за подписью Стомонякова.

Сообщаем, что инстанция не утвердила эту директиву.

Инстанция постановила дать Вам следующую директиву:

«Поручить Крестинскому предложить Розенфельду ни в какие разговоры впредь не вступать с Литвиновым; просить его немедля оформить протокол его разговора с Литвиновым и Каганом и использовать протокол для разоблачения жуликов»[416]416
  Там же. Ф. 17. Оп. 162. Д. 8. Л. 115.


[Закрыть].

Сам Крестинский, отвечая 1 апреля на телеграфный запрос за подписью Сталина, что сделано полпредом во исполнение постановления инстанции от 8 марта, указал, что после окончания судебного процесса и своего отъезда из Парижа не принимал в деле регулярного участия до тех пор, пока в нем не наступил новый момент:

В Берлине к Курту Розенфельду сначала через посредника, а потом и лично обратился С. Литвинов. Курт Розенфельд, естественно, запросил меня, как ему быть. Зная общую установку Москвы по этому делу, я предложил ему в переговоры не вступать, но составить официальный протокол о явке к нему Кагана и С. Литвинова и о том, что они ему рассказывали.

Получивши от Розенфельда протокол, я тогда же переслал его в Париж для использования в гражданском суде. Обо всем этом я, конечно, телеграфно и письменно сообщил тт. Хинчуку и Стомонякову, как председателю и члену московской Комиссии. В ответ на свое сообщение я получил предложение от Комиссии не прерывать переговоров через Розенфельда. В то же время мне предлагалось (так, по крайней мере, я понял телеграмму) не давать хода документу, чтобы не спугнуть Савелия Литвинова и не лишиться возможности продолжить начатые переговоры. Я тогда дал в Париж т. Довгалевскому телеграмму с предложением, до получения дополнительных директив т. Стомонякова, не давать хода документу.

Через день после отсылки моей телеграммы в Париж пришла телеграмма т. Товстухи[417]417
  Товстуха Иван Павлович (1889–1935) – член РСДРП с 1909 года, большевик с 1913 года; заведующий секретариатом (1921–1922), помощник Генерального секретаря ЦК РКП(б) – ВКП(б) И. В. Сталина (1922–1924, 1926–1930) и заведующий бюро Секретариата (1924–1926), секретным отделом ЦК (1926–1930); 1-й заместитель директора Института Маркса – Энгельса – Ленина (1931–1935); кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1934–1935).


[Закрыть], сообщавшая, что инстанция не утвердила решение комиссии о вступлении в переговоры с С. Литвиновым и что я должен дать Розенфельду директиву прервать переговоры и составить официальный акт, который должен быть использован для изобличения жуликов. Последняя часть телеграммы была искажена, и тов. Товстуха потом сообщил мне еще раз точный текст телеграммы. Мне ничего не пришлось нового сообщать Розенфельду, так как переговоры были им уже прекращены, а протокол не только был получен мною от него, но находился уже в Париже. Я протелеграфировал поэтому лишь в Париж, что использование документа является не только разрешенным, но и желательным. <…>

Несколько слов о том, как я расцениваю возможность использования документа. Для гражданского суда он представляет большую ценность. Для печати ценность его весьма незначительна. Кроме того, сейчас, когда делом С. Литвинова ни в Германии, ни во Франции никто не интересуется, было бы очень трудно рационально использовать документ в печати. Преждевременное разглашение документа в печати уменьшит его последующую ценность для суда и, кроме того, подготовит наших противников. Я поэтому был бы против попыток обращаться сейчас в печать[418]418
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2771. Л. 108–109.


[Закрыть].

Но, поскольку на текущие счета парижского торгпредства на общую сумму 31 млн франков был наложен арест в обеспечение иска Лютц-Блонделя[419]419
  См.: Арест сумм парижского торгпредства. После дела С. Литвинова // Возрождение. 1930. № 1733.1 марта; Эпилог дела Савелия Литвинова. Наложен арест на текущие счета торгпредства // Последние новости. 1930. № 3264. 28 февр.; Наложен арест на суммы торгпредства // Там же. № 3265. 1 марта; Затруднения парижского торгпредства. Арест был наложен с ведома министра юстиции // Там же. № 3266. 2 марта.


[Закрыть], еще 28 февраля Довгалевский обратился во французский МИД с нотой протеста, в которой указал на «серьезный ущерб», наносимый подобными незаконными актами всему комплексу экономических отношений между двумя странами. Хотя полпредство выражало уверенность, что «по отношению к виновным будут незамедлительно приняты соответствующие санкции», в ответной ноте, от 4 марта, МИД ограничился указанием на предпринятые им «шаги с тем, чтобы ходатайство об аннулировании ареста, поданное в гражданский суд департамента Сена от имени Торгового Представительства СССР, было рассмотрено в возможно более короткий срок»[420]420
  Документы внешней политики СССР. Т. XIII. С. 781.


[Закрыть].

Довгалевский возмущался, что получил ответ – «изумительный по неряшливости юридической аргументации и полному извращению фактов, в котором министерство сообщает, что судебный пристав не превысил своих полномочий, а потому МИД не видит оснований для вмешательства». Советская сторона подала жалобу министру юстиции на действия пристава, а 2 марта предъявила иск ко всей, по определению Довгалевского, «банде». «Люц-Блондель и Ко со всех сторон ежедневно осаждают нас предложениями мира, – докладывал полпред 6 марта, – причем любезно предлагают признать недействительность векселей и дать нам выиграть дело в суде. Цена – 150 тыс. фунтов. Оставляем предложения без рассмотрения и в разговоры не вступаем»[421]421
  РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2771. Л. 98-100.


[Закрыть].

Несмотря на оправдание Савелия и его сообщников, векселя по-прежнему оставались под арестом. Заочное рассмотрение дела Альшица, которое выделили в отдельное производство, предполагалось 21 января 1931 года. Но, ко всеобщему удивлению, находившийся в зале пожилой, благообразной внешности господин в тяжелой шубе с бобровым воротником оказался не кем иным, как самим подсудимым, который, посчитав, что ему ничего уже не грозит, приехал в Париж. Не прошло и пяти минут, как Алыпица взяли под стражу, переместив в парижскую тюрьму Консьержери (La Conciergerie). Но его защитники, Моро-Джиаффери и Долинер, обратились к суду с ходатайством об условном освобождении банкира[422]422
  См.: Векселя Савелия Литвинова// Последние новости. 1931. № 3592.22 янв.; № 3594. 24 янв.; Литвиновские векселя. Заочно судимый Альшиц является в суд // Возрождение. 1931. № 2060. 22 янв.; Векселя Литвинова // Там же. № 2061. 23 янв.


[Закрыть], и, несмотря на протесты торгпредства, через два дня Альшиц вышел на свободу[423]423
  Освобождение Алыпица // Возрождение. 1931. № 2062. 24 янв.


[Закрыть].

Вернувшись 30 января к «делу С. Л.», Политбюро поручило его ведение «комиссии в составе тт. Озерского[424]424
  Озерский Александр Владимирович (1891–1938) – член РСДРП(б) с 1917 года; член ЦКК ВКП(б) (1930–1934); заместитель наркома внешней торговли СССР (1930–1931); торгпред СССР в Великобритании (1931–1936); начальник центрального управления снабжения и сбыта Наркомата оборонной промышленности СССР; арестован (15.10.1937), расстрелян (10.05.1938).


[Закрыть], Крестинского и Дволайцкого»[425]425
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 127.


[Закрыть], а 31 октября возложило «разрешение вопросов, связанных с процессом, на тт. Крестинского и Элиаву[426]426
  Элиава Шалва Зурабович (1883–1937) – член РСДРП с 1904 года; заместитель наркома внешней торговли СССР (1931–1936), легкой промышленности СССР (1936–1937); кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1927–1937); арестован (22.05.1937), расстрелян (03.12.1937).


[Закрыть]»[427]427
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 41.


[Закрыть]: первый из них уже занимал должность замнаркома по иностранным делам, а второй – внешней торговли СССР[428]428
  В ноябре 1930 года Наркомат внешней и внутренней торговли СССР разделили на два отдельных ведомства – Наркомат снабжения СССР во главе с А. И. Микояном и Наркомат внешней торговли СССР во главе с А. П. Розенгольцем.


[Закрыть]. Столь долгая проволочка с разрешением дела объяснялась тем, что суд над Алыпицем дважды откладывался[429]429
  См.: Векселя Савелия Литвинова// Последние новости. 1931. № 3592.22 янв.; № 3594. 24 янв.; Дело Я. Л. Алыпица // Там же. № 3702. 12 мая.


[Закрыть], и процесс начался лишь 20 июня 1932 года. От вердикта присяжных заседателей вновь зависела судьба 25 млн франков, и, так как при оправдании подсудимого векселя освобождались из-под ареста с предъявлением их к оплате торгпредству, оно сделало все, чтобы взять реванш.

Но в составе адвокатов произошли существенные изменения, ибо в связи с недовольством деятельностью Бертона в палате депутатов французские коммунисты не выставили его кандидатуру на очередные парламентские выборы, из-за чего «красный миллионер», как язвила эмигрантская пресса, «обиделся, покинул партию и вернулся в свое первобытное буржуазное состояние». В интервью корреспонденту одной из французских газет Бертон заявил, что остается «восторженным поклонником русской революции», однако, не желая создавать трудности своим вчерашним товарищам в Париже, где он состоял депутатом от XIII округа, выставит свою кандидатуру на Ривьере от департамента Вар как независимый кандидат. Увы, Бертона обошел его соперник – социалист…[430]430
  Бертон и коммунисты // Последние новости. 1932. № 3993. 27 февр.; см. также: Опальный коммунист Ц Возрождение. 1932. № 2439. 5 февр.; Бертон не согласен с Москвой // Там же. № 2461. 27 февр.; Седых А. Коммунистические депутаты – миллионеры во Франции. (От парижского корреспондента «Сегодня») // Сегодня. 1932. № 56. 25 февр.; Бертон провалился // Последние новости. № 4065. 9 мая.


[Закрыть]

Поэтому торгпредство в суде представляли «громогласный» Торрес, недавно избранный в палату депутатов как независимый социалист, и «ветераны» Морис Гарсон, «моложавый и изящный», и Александр Грубер, по-прежнему изъяснявшийся с сильным акцентом, которые находились под неустанной опекой «розового и пухлого Членова, любезничавшего решительно со всеми – с журналистами враждебных газет, с адвокатами противной стороны, с приставами, с публикой». Подсудимого, обвиняемого в использовании подложных документов и мошенничестве, защищали Моро-Джиаффери, вызывавший «целые бури страстей своим красноречием», и столь же горячий Долинер, русский по происхождению[431]431
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Первый день процесса Альшица // Возрождение. 1932. № 2576. 21 июня.


[Закрыть]. Среди присутствовавших в полупустом зале Дворца правосудия особое внимание публики привлекали Навашин, «широко улыбающийся и чем-то довольный», которого снова вызвали в суд в качестве свидетеля, и сидевший между двумя жандармами Альшиц – «плотный, хорошо одетый господин с бритым усталым лицом, аккуратно зачесанными поверх лысины седыми волосами, острым взглядом черных глаз из-под полуопущенных тяжелых век, с кольцами на пухлых молочно-белых руках и золотой цепью на темно-синем жилете»[432]432
  В[акар] Н. П. Векселя Савелия Литвинова. Дело Я. Л. Альшица // Последние новости. 1932. № 4108. 21 июня. Далее цитируется без отсылок.


[Закрыть].

В четверть второго судьи в красных мантиях заняли свои места, после чего председательствующий, советник Девиз[433]433
  Девиз Поль Огюст (Devise Paul Auguste; 1868 – не ранее 1946) – советник (с 1927), заместитель председателя (с 1934), председатель палаты Апелляционного суда в Париже (с 1936).


[Закрыть], в течение не менее чем двух часов разъяснял присяжным суть дела, отметив между прочим, что до революции подсудимый «был в Петрозаводске одним из самых деятельных членов еврейской общины и большим благотворителем[434]434
  Елизавета Генриховна Рысс (урожденная Музыкантская; 1886–1942?), сестра жены Я. Л. Альшица, Екатерины (1884–1942?), – обе были депортированы из Берлина в Рижское гетто, где погибли, – подтверждала, что он был «одним из самых щедрых благотворителей как на родине, так и в изгнании» (Письмо А. А. Гольденвейзеру. 23 ноября 1938 г. // В движении: русские евреи-эмигранты накануне и в начале Второй мировой войны (1938–1941). М., 2020. С. 198).


[Закрыть] и что состояние его в России, где он служил директором мыловаренных предприятий Жукова, оценивалось в 25 миллионов золотых рублей»[435]435
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Первый день процесса Альшица.


[Закрыть]. В ходе допроса Альшиц показал, что Иоффе, с которым он давно знаком, как-то рассказал ему о советских векселях, на учете которых можно «хорошо заработать» и для приобретения которых не хватает 100 тысяч марок. Поскольку у Альшица финансовые дела находились тогда в упадке, он, мол, рассказал об этом жене, у которой сохранился капитал в 25 тысяч долларов – приданое их дочери, и супруга нашла-де заманчивым такое вложение денег. Впрочем, иных объяснений от подсудимого, уверенного в своем оправдании и подыгрывавшего сообщникам, никто и не ждал.

Всех гораздо больше интересовало, в пользу кого даст показания бывший советский банкир Навашин, который, отказавшись вернуться в СССР, пополнил ряды невозвращенцев. Но, покинув большевистскую службу, Навашин, возможно, еще поддерживал какие-то отношения с Москвой и, во всяком случае на суде, как и Альгарди, «фатоватый господин с моноклем», показывал не в пользу Алыпица. При одобрительных кивках советских юрисконсультов Навашин, «плотный, немного подслеповатый, говорящий с большой легкостью»[436]436
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Советофильское показание бывш[его] прусского министра юстиции // Возрождение. 1932. № 2577. 22 июня.


[Закрыть], ловко парировал выпады защитников подсудимого, уверяя, будто доверенность Литвинова являлась «ограниченной» и не давала ему права выписывать векселя.

Выступивший следом коммерсант Е. М. Немировский утверждал, что советские векселя учитывались почти исключительно на «черной бирже», где у посредников их можно было купить «за гроши», треть их номинальной стоимости. На указание Навашина, что большевики не платили больше 15–20 % за учет векселей, которые не выписывались более чем на полгода, Немировский горячо возразил:

Это неправда! Я сам учитывал советские векселя сроком на 9 и 12 месяцев. Прежде чем купить что-нибудь, большевики сначала выписывают векселя на 18 месяцев или на 2 года (я видел такие векселя) и спускают их на черной бирже, отдавая иногда свыше 30 %. Отрицать этого г. Навашин не может. Пусть он скажет, где советские векселя учитывались из 15 %, кроме его собственного банка?

В ответ Навашин только пожал плечами, а директор Центрального коммерческого банка Монье заявил суду, что подлинность векселей не вызвала у него особых сомнений, тем более что владелец банка Михаил Гольцман показал бумаги Навашину, и тот, ужаснувшись их учетной стоимости, сокрушался, что «придется Советам заплатить»[437]437
  В[акар] Н. П. Векселя Савелия Литвинова. Дело Я. Л. Алыпица // Последние новости. 1932. № 4109. 22 июня.


[Закрыть]. Но, вызванный повторно к свидетельскому барьеру, Навашин отрицал этот факт: «Никогда ничего подобного я никому не говорил», а Торрес воскликнул: «Гольцман – мошенник. Он был выслан из трех стран за преступления. Какое доверие можно придавать его словам?»[438]438
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Советофильское показание бывш[его] прусского министра юстиции. Далее цитируется без отсылки.


[Закрыть]

Противоречивые заявления свидетелей окончательно запутали присяжных, но им еще предстояло выслушать сенсационные показания доктора Розенфельда, примыкавшего тогда в рейхстаге к фракции независимых социалистов, – «коренастого седого господина, с козлиной бородкой, в очках», который по-немецки, через переводчика, поведал о своих тайных переговорах с Савелием Литвиновым и его представителем Григорием Каганом, затребовавшими 1 млн марок за письменное признание о поддельности векселей. Правда, говорил Розенфельд,

Впоследствии, когда мне показали фотографии Литвинова, я затруднился признать в них человека, который был у меня с Каганом. Но повторяю: я убежден, что у меня был Литвинов. Литвинов всецело подтвердил мне заявление Кагана. Подтвердив его, он, однако, понял, что сделал ошибку, и спросил меня, намерен ли я его заявлением воспользоваться. Я ответил ему, что, конечно, воспользуюсь. Тогда он и Каган высказали недовольство и ушли в большом возбуждении.

После оглашения протокола, зафиксировавшего содержание переговоров, Моро-Джиаффери упрекнул Розенфельда в нарушении адвокатской этики, на что тот, побагровев, возмущенно запротестовал:

Я – 25 лет адвокат, я – старый нотариус, я – бывший прусский министр юстиции. Как нотариус я – чиновник, и мое начальство нашло мои действия совершенно правильными. Дело шло о раскрытии преступления. Литвинов и Каган не были моими клиентами. Профессиональной тайны я не раскрывал. Моя репутация в Германии не хуже, чем репутация господина защитника во Франции.

В ответ Моро-Джиаффери зачитал соответствующее положение германского закона, доказывая, что нотариус все-таки нарушил его, а Торрес, напротив, разразился пламенной речью, в которой восхвалял «великого демократа и великого адвоката» Розенфельда «за то, что он всегда был пацифистом и имел смелость еще недавно выступить против Гитлера в суде». Поскольку в шумную перепалку включились и другие адвокаты, председатель объявил перерыв, по истечении которого показания Розенфельда неуверенно подтвердила его секретарша, опознавшая по фотографии человека, посетившего нотариуса, как Литвинова. Но Каган, письмо которого также огласили в суде, уверял, будто утверждения Розенфельда – всего лишь «советская провокация»[439]439
  См.: Отголоски процесса Альшица. Кто такой Курт Розенфельд // Возрождение. 1932. № 2581. 26 июня. Уже в декабре 1934 года С. Б. Членов уведомил Н. Н. Крестинского, что «адвокат Курт Розенфельд, выступавший в парижском суде присяжных свидетелем по одному из уголовных дел, связанных с фальшивыми векселями, просит уплатить ему за это гонорар в 3000 марок» (Москва – Берлин: Политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Сб. док.: в 3 т. Т. 3: 1933–1941. С. 86–87).


[Закрыть].

На третий день процесса были заслушаны письменные показания «человека со слуховой трубкой» – С. Б. Файнберга, присланные из Виши, где он, тоже успев стать невозвращенцем, проходил курс лечения. Бывший бухгалтер сообщал, что в мае 1930 года, по поручению главного директора финансово-коммерческого управления парижского торгпредства А. А. Трояновского[440]440
  Трояновский Александр Александрович (1888–1938) – социалист-революционер в 1905–1917 годах, член РКП(б) с 1918 года; уполномоченный НКВТ СССР по Ленинградской области (с 1931); позднее – исполняющий обязанности коммерческого директора Пензенской бумажной фабрики «Маяк революции»; арестован (17.11.1937), расстрелян (15.03.1938).


[Закрыть], встретился с Иоффе, которому предложил за векселя 2 млн франков наличными. Но маклер от сделки отказался, и Трояновский, узнав об этом, якобы сказал: «Теперь все усилия будут направлены к тому, чтобы за крупную сумму выудить у Савелия Литвинова сознание, что все, выданные им, по приказанию начальства, векселя были безденежны»[441]441
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Допрос свидетелей закончен // Возрождение. 1932. № 2578. 23 июня. Далее цитируется без отсылок.


[Закрыть]. Файнберг просил также учесть, что,

Во-первых, каждый ответственный советский работник теряет свой человеческий облик и становится, в лучшем случае, рабом, слепо выполняющим приказания начальства независимо от того, моральны или аморальны эти приказания. Во-вторых, общечеловеческая психика и мораль совершенно неприменимы к оценке действий, показаний и выступлений советских служащих за границей. Для культурного человека советская психика совершенно непонятна. Но именно с точки зрения этой психики должны рассматриваться все поступки советских служащих, связанных даже в своем домашнем обиходе непрерывной ложью и окруженных крепким кольцом агентов ГПУ даже вне пределов СССР[442]442
  В[акар] Н. П. Векселя Савелия Литвинова. Процесс Я. Л. Алыпица // Последние новости. 1932. № 4110. 23 июня.


[Закрыть].

Далее выяснилось, что за три дня до начала суда Лютц-Блондель сделал попытку сбыть векселя за 9 миллионов франков. «Значит, вы сомневались в их подлинности?» – атаковал его Торрес. «Нет, – кротко возразил Лютц-Блондель, – я сомневался и продолжаю сомневаться в платежеспособности и честности большевиков и потому хотел получить хоть что-нибудь». Было оглашено и письмо англичанина Симона, подтвердившего, что он не вносил деньги за векселя, но Иоффе пообещал ему заплатить, если он заявит обратное[443]443
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Допрос свидетелей закончен // Возрождение. 1932. № 2578. 23 июня.


[Закрыть]. Затем показания дал еще один немецкий адвокат, бывший депутат рейхстага от социал-демократов, доктор Оскар Кон. Высокий коренастый блондин «с мясистым красным лицом, в золотых очках, с растрепанной буйной шевелюрой», он долго вертел в руках векселя, ощупывал их со всех сторон, подносил к «подслеповатым глазам» и наконец вынес свой вердикт: «Это абсолютно подложно». После такого заключения между адвокатами защиты и обвинения вновь разгорелись бурные прения, а Торрес, заглушая всех своим мощным голосом, которому по силе и звучности не было, как писали, равных, объявил: «Господа присяжные, перед вами картина шантажа с целью выудить деньги у Москвы на том основании, что в дело замешано имя брата высокого советского чиновника»[444]444
  В[акар] Н. П. Векселя Савелия Литвинова. Процесс Я. Л. Алыпица // Последние новости. 1932. № 4110. 23 июня.


[Закрыть].

Вспомнив наконец об Альшице, присяжные заслушали свидетелей его защиты, включая бывшего сенатора при Временном правительстве И. Б. Гуревича[445]445
  Гуревич Исаак Бенцианович – присяжный поверенный и присяжный стряпчий, член Санкт-Петербургского совета присяжных поверенных; член Судебного департамента Правительствующего Сената при Временном правительстве (1917); в эмиграции – во Франции.


[Закрыть], представителя беженского комитета при Лиге Наций А. Д. Чаманского[446]446
  Чаманский Анатолий Данилович (1880–1932) – действительный статский советник, начальник канцелярии Главного управления Российского общества Красного Креста (до 1918); в эмиграции – во Франции.


[Закрыть], банкира Л. О. Левинсона-Левина[447]447
  Левинсон-Левин Леон Осипович – директор-распорядитель Акционерного общества механических и жестяных заводов и Северного товарищества торговли металлом, представитель фирмы «Бракель и сын» в Гамбурге; почетный старшина приюта в память цесаревича Николая Александровича; жил в Петербурге (до 1917); в эмиграции – в Германии.


[Закрыть], а также письменные показания известного общественного деятеля и юриста Г. Б. Слиозберга[448]448
  Слиозберг Генрих Борисович (1863–1937) – присяжный поверенный (с 1904); юрисконсульт хозяйственного департамента МВД (с 1906), присяжный стряпчий при Петроградском суде (с 1915); в эмиграции – в Швеции и во Франции (с 1920).


[Закрыть], который по болезни не смог явиться в суд. Все свидетели лично знали подсудимого и давали о нем самые лестные отзывы «как о чрезвычайно порядочном человеке, петербургском адвокате, известном своей широкой благотворительностью», а Чаманский заявил, что «Альшиц в Стокгольме часто одалживал крупные суммы российской дипломатической миссии для организации и снабжения белых армий, причем один раз дал взаймы миссии не менее миллиона крон»[449]449
  Л[юбимов] Л. Векселя Савелия Литвинова. Допрос свидетелей закончен // Возрождение. 1932. № 2578. 23 июня.


[Закрыть].