Текст книги "Архив еврейской истории. Том 14"

Состоявшая из предисловия и трех глав («В Австрии и Венгрии», «В австрийской Польше», «В России»), книга описывала всю поездку, начатую примерно в середине июля в Будапеште и окончившуюся в середине ноября 1891 года арестом в Бердичеве и высылкой Пеннелла из Российской империи[500]500
  Формальным поводом был просроченный паспорт, но сделанное Пеннеллом позднее детальное описание истории его депортации демонстрирует и другие причины – прежде всего общее неприязненное отношение российских властей к иностранцам и различные подозрения. Так, Пеннелл был задержан за рисунки и фотографии Бердичева, на которые попали местная крепость и тюрьма. См.: Pennell J. The Adventures of an Illustrator… P. 230–236.


[Закрыть]. Детально маршрут художника в тексте не отражен, но можно предполагать, что из Будапешта он отправился через современные Бая-Маре, Сигету-Мармацией, Подволочиск и Львов в Броды (на тот момент – территория Австро-Венгрии), где пересек границу Российской империи. Добравшись до Киева (одной из главных целей поездки), Пеннелл сделал продолжительную остановку, после чего переехал в город «с наибольшим в мире числом евреев» – Бердичев, – где и был арестован.

Что же говорил Пеннелл об увиденном (и что вызвало гнев критики)?

Большое значение в этом отношении имело широко цитировавшееся рецензентами предисловие, где автор постулировал свои взгляды и описывал цели создания произведения. Так, он утверждал, что отправился в путешествие, не имея ни малейшего представления о евреях, и не является ни юдофилом, ни юдофобом, а все написанное – исключительно впечатления, а не оценки. Здесь же формулировалась и основная проблема – отношение к еврейской эмиграции. Почему евреев нельзя расселить по Европе? Ответ, по Пеннеллу, прост: «Как только еврей пересекает границу Российской империи, он становится в десять раз хуже, чем был»[501]501
  Pennell J. The Jew at Home: Impressions of a Summer and Autumn Spent with Him in Russia and Austria. London: William Heinemann, 1892. P. 8. Далее все цитаты будут делаться также по первому, британскому, изданию.


[Закрыть]. Объяснялась эта сентенция на примере Австро-Венгрии, где евреи обладали правами и свободами, а значит, сами выбирали, как им жить. Результаты этого свободного выбора, по Пеннеллу, показывали, что своим укладом они обязаны не только притеснениям.

Основная проблема этого уклада – нежелание евреев ассимилироваться. В одиночку любой из них может стать членом «цивилизованного» общества, но при первой возможности евреи объединяются в закрытую общину, и ассимиляция останавливается. Пеннелл также считал, что избыточная поддержка и потакание желанию евреев жить по-своему развращает их (прямое предостережение барону Гиршу, создававшему компактные поселения евреев в США и Аргентине) и что именно это вызвало проблемы на юго-западе Российской империи. Единственный путь – обращаться с ним так же, как и с любым иммигрантом, и даже жестче: «Сделайте еврея англичанином или американцем, сломите его обычаи, его грязь – или он сломит вас», – заявлял Пеннелл[502]502
  Pennell J. The Jew at Home… P. 10.


[Закрыть]. При этом он повторял, что не отрицает ни притеснения евреев (хотя и считает оценку его масштабов преувеличенной), ни наличия у них положительных качеств.

Основную часть своего повествования Пеннелл начинает с указания на необычайную остроту «еврейского вопроса», а также на то, что большинство филантропов никогда не видело евреев в их «естественной» среде и трактует их облик и поведение исключительно как результат притеснений. Восточная Европа же дает возможность увидеть эту среду и избавиться от иллюзий. При этом Австро-Венгрия, где нет антиеврейских законов, особенно показательна, так как демонстрирует, что происходит, когда еврей свободен и характер его жизни зависит только от него самого.

Оценка этой «свободной жизни» оказывается довольно амбивалентной. Так, говоря о венгерском Сигете (современный Сигету-Мармацией, Румыния), Пеннелл указывал на скученность (все евреи города, составлявшие половину его населения, по собственному желанию селились на одной улице) и на безразличие к возникавшей из-за этого антисанитарии (Ил. 4[503]503
  Джозеф Пеннелл. В еврейском квартале (Сигету-Мармацией). «The Jew at
  Ноте» (британское издание). С. 43. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/43/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть]). Евреи постоянно заняты, но практически не работают руками, специализируясь на торговле, обмене денег и содержании постоялых дворов (локальное исключение – евреи-извозчики; в Бердичеве таким исключением будут евреи-плотники). Местное население испытывает к евреям стойкую неприязнь: пользуясь безграмотностью крестьян, евреи нередко обманывают их, но это, полагает Пеннелл, проблема самих крестьян. Евреи Венгрии и австрийской Галиции отличаются только численностью – разницы в их образе жизни Пеннелл не усмотрел. Тяжелое впечатление на Пеннелла произвели Броды, «крупнейший полностью еврейский город Австро-Венгрии», некогда свободный и преуспевающий, а теперь обнищавший. Евреи здесь селятся в старых закрытых тяжелыми дверьми и ставнями домах, принадлежавших во времена расцвета торговли христианским купцам, и редко их покидают. Их единственное развлечение – синагога. Побывав на религиозном празднике, Пеннелл отмечал, что молитвы перемежались разговорами о делах, и именно так должен был выглядеть храм, откуда Иисус изгнал торговцев. При этом художник с большим интересом описывал происходящее, восхитился красотой синагогального пения и убранства (Ил. 5[504]504
  Джозеф Пеннелл. На пути в синагогу, Броды. «The Jew at Ноте» (британское издание). С. 59. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/59/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть], 6), как позднее отметил и красоту похорон, а также надгробий (Ил. 7), хотя и заявлял, что местные евреи лишены чувства прекрасного (тогда как в Западной Европе, напротив, много художников и писателей еврейского происхождения). Далеко не все Пеннелл списывал на национальный характер: например, удивившее его отсутствие стеснительности (девушки переодевались, видимые с улицы в открытые окна) он объяснил тем, что евреям было запрещено как-либо скрывать свою личную жизнь (в том числе занавешивать окна). Отмечал Пеннелл и еврейскую благотворительность – содержание больницы. Это заинтересованное и достаточно корректное описание завершается, однако, неожиданно жестким выводом[505]505
  Большинство суммирующих оценок, данных Пеннеллом в конце глав и отдельных сегментов повествования, оказываются гораздо более критичными к евреям, чем основное «описательное» тело текста, и плохо с ним стыкуются. В этих оценочных пассажах Пеннелл открыто продвигает антиэмиграционную программу. Разница в интонации возникает из-за того, что в большинстве своем эти резюмирующие абзацы были добавлены позже: в изначальных газетных публикациях их не было (возможно, потому, что редактор потребовал от Пеннелла «отшлифовать» (finish) текст (см.: Pennell /. The Adventures… Р. 235). Рецензенты же выбирали для отзывов именно эти яркие резюме, что также могло повлиять на представления о пеннелловской риторике как об ангажированно антисемитской.


[Закрыть], который цитировало подавляющее большинство рецензентов: «Австро-венгерский еврей ничего не производит, ничем себя не обеспечивает и, очевидно, ничего не хочет. Его жилище убого, одежда изношена, но он не ударит палец о палец – и это в стране, где любой другой представитель его класса занят трудом»[506]506
  Pennell J. The Jew at Home… P. 41.


[Закрыть] (Ил. 8[507]507
  Джозеф Пеннелл. Эскизы [еврейских] типов, Броды. «The Jew at Ноте» (британское издание). С. 73. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/73/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть]). Позже Пеннелл еще раз повторит эти же оценки, заключив: «вся эта нищета и уродство в значительной степени являются результатом их собственного уклада, а не навлечены на них христианскими гонителями, как принято считать»[508]508
  Pennell J. The Jew at Home… P. 63.


[Закрыть].

Перейдя границу Российской империи (Ил. 9[509]509
  Джозеф Пеннелл. На российской железнодорожной платформе. «The Jew at Ноте» (британское издание). С. 126. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/126/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть]), Пеннелл сразу же стал свидетелем того, как выселенных евреев казаки заталкивали в зарешеченный вагон (и подробно описал немотивированную жестокость этого процесса), а ограничительные меры властей – например, запрет еврейским музыкантам играть в киевских театрах – вызвали у него недоумение. Впрочем, резюмировал художник свои первые впечатления от Киева, все запреты никак не уменьшают число еврейских торговцев, продающих наихудшие товары по максимально возможной цене, а живут они подчас даже лучше, чем в Австрии. Пеннелл также отвергал миф о природной физической слабости евреев, предлагая поместить в такие же условия и одеть в такие же одежды европейца, и тогда «даже Адонис или Геркулес сразу же превратятся в предмет для жалости и сострадания»[510]510
  Pennell /. The Jew at Home… R 78.


[Закрыть]. В целом же местные евреи отличались от польских только отсутствием пейсов и головным убором и гораздо меньше выделялись из толпы, облаченной в точно такие же кафтаны и картузы.

Пеннелл подтверждал, что в Киеве евреям действительно разрешено селиться только в двух кварталах (содержащихся в чистоте благодаря строгости местных законов); есть и другие ограничения. Впрочем, замечал он, непохоже, чтобы жизнь этих евреев висела на волоске. Достаточно критично Пеннелл высказывался о юдофобии местного населения и действиях властей (очевидно, речь идет как раз о результатах московской высылки):

В своих предрассудках они доходят до утверждений, что в насильственном и часто жестоком выселении еврея виноват он сам; виноват в том, что, даже когда ему велят уходить, он отказывается, чтобы получить свой паспорт и распродать товары; в том, что, когда его все же выселили, он остался без паспорта, без денег и ему некуда идти. За это власти выдворяют его из страны, но когда он прибывает на границу, то не может выехать без паспорта, и его сажают в тюрьму, где он остается до тех пор, пока его не устанут там держать[511]511
  Ibid. Р. 81.


[Закрыть].

При этом Пеннелл тут же заявлял, что сам характер евреев делает понятной ненависть местных жителей.

Говоря о Бердичеве, месте крупнейшей в мире еврейской ярмарки, он замечал, что, в отличие от христианских купцов, евреи не оборудуют магазинов – не потому, что боятся лишиться их из-за очередных притеснений, а из нежелания участвовать в общем развитии города (Ил. 10[512]512
  Джозеф Пеннелл. На базаре, Бердичев. «The Jew at Ноте» (британское издание). С. 108. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/108/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть]). Это же объясняет и запреты на владение землей – евреи относятся к ней потребительски, не заботясь о рекультивации[513]513
  Схожий образ еврея можно встретить в русской литературе: ради сиюминутного обогащения еврейский купец сводит леса (М. Е. Салтыков-Щедрин «Современная идиллия»).


[Закрыть]. В отличие от большинства авторов, Пеннелл заявлял, что среди евреев высока преступность. Опять же, при этом он признавал, что нынешний облик еврея – вина многовековых репрессий со стороны христиан. «Цивилизовать» еврея можно, но на это потребуются многие годы, а при реализации «схемы барона Гирша» США будут иметь дело с первым поколением иммигрантов, которые повезут свои привычки с собой и только усугубят внутренние проблемы страны. Причем Пеннелл ставил под сомнение и интеллектуальные способности «русских» евреев, высокие только на фоне местных крестьян, «возможно, наиболее скудоумных созданий Господа»[514]514
  Pennell J. The Jew at Home… P. 89.


[Закрыть], а их бедность только подтверждает это, поскольку евреи на Западе богатели и в гораздо худших условиях. Если же этот еврей покидает Российскую империю, то не ассимилируется, а сохраняет свои привычки всеми возможными средствами – это его сознательный выбор. «Они любят грязь, любят жить стадом в человеческом хлеву; любят иметь в кармане меньше, чем ничего; <…> любят делать деньги на безнравственности христиан», – делал Пеннелл вывод, самый резкий во всей книге и растиражированный рецензентами. «Увидеть польского еврея “дома” значит понять желание континентальных филантропов поместить его в колонии за океаном»[515]515
  Ibid. Р. 96.


[Закрыть], – объяснял художник свое несогласие с сочувствием еврейским переселенцам в Европе и Америке (Ил. П[516]516
  Джозеф Пеннелл. Польский еврей. «The Jew at Ноте» (британское издание). С. 99. URL: https://archive.org/details/the-jew-at-home-impressions-of-a-summer-and-autumn/page/99/ (дата обращения: 07.03.2024).


[Закрыть]). Заканчивалась книга пространным перечислением стран (от Турции до Англии), стремящихся выдворить еврея за океан, и утверждениями (уже явно не почерпнутыми из личного опыта) о том, что и там эти бедные переселенцы будут стремиться к точно такому же существованию, какое они вели в Восточной Европе – обособленному, грязному, бедному и торгашескому.

Таким образом, за описанием евреев (подчас – юдофобским[517]517
  Применимость понятия антисемитизма к оценке книги Пеннелла в терминах того времени остается спорной. Так, определению словаря Брокгауза (1890) позиция Пеннелла не соответствует («Антисемит – враг евреев, противник иудейства, враждебный особенностям, стремлениям и выдающемуся положению семитизма») (Энциклопедический словарь / под ред. проф. И. Е. Андреевского. Т. 1а: Алтай – Арагвай. СПб., 1890. С. 843); гораздо ближе она подходит под формулировку «The Century Dictionary and Cyclopedia…»: «Тот, кто по политическим или иным мотивам стремится снизить коммерческое, политическое или социальное влияние евреев» (The Century Dictionary and Cyclopedia; a Work of Universal Reference in all Departments of Knowledge with a New Atlas of the World: In 10 vol. Vol. 1. NY.: The Century Co, 1891. R 250).


[Закрыть], но нередко – нейтральным и даже сочувственным) со всей очевидностью проступает политическая программа книги – противодействовать новой волне иммиграции. Оценен этот призыв был по-разному.

Как указывал сам Пеннелл, истеблишмент встретил книгу в штыки: издатель едва не был лишен наследства[518]518
  Эту информацию (пусть и в менее категоричной форме) подтверждает и ретроспектива издательского дела фирмы: «Семья Уильяма [Хайнеманна] была разочарована публикацией книги, но заявленный ими протест опоздал» (John J. St. William Heinemann: a century of publishing: 1890–1990. William Heinemann, 1990. P. 98). С Пеннеллом Хайнеманна мог познакомить их общий близкий друг – Уистлер. Заметим также, что именно у Хайнеманна был издан и «The New Exodus» Фредерика, о чем сообщалось в том числе и на одном из шмуцтитулов «The Jew at Ноте».


[Закрыть], британский консул за помощь художнику оказался на грани увольнения, правительство потребовало от Пеннелла объяснений, а уроженец Бердичева Джозеф Конрад сообщил художнику, что жители города готовы его распять, если он вновь там появится[519]519
  Pennell J. The Adventures of an Illustrator… P. 236.


[Закрыть].

Такая реакция отвечала официальной риторике, осуждавшей российские гонения на евреев (не только из гуманистических, но и из прагматических соображений). Так, в 1890 году была проведена встреча в резиденции лорд-мэра Лондона, на которой 83 человека, включая 19 членов палаты лордов, 27 членов парламента и представителей основных профессий призвали к соблюдению свободы вероисповедания[520]520
  Меморандум был отправлен российскому императору, однако принят не был и оказал на царскую политику по еврейскому вопросу только негативное воздействие.


[Закрыть]. В то же время отношение к еврейским иммигрантам среди широких масс населения было настороженным, и этот страх перед экспансией извне вылился в ряд сочинений, претендовавших на научность, беспристрастность и приверженность фактам. Подобные тексты составляют первый сегмент литературного контекста сочинения Пеннелла.

В 1892 году синхронно с «The Jew at Ноте» вышли две такие книги: «The Alien Invasion» («Вторжение инородцев») Уильяма Вилкинса и «The Destitute Alien in Great Britain» («Обездоленные инородцы в Великобритании»), составленная Арнольдом Уайтом[521]521
  Напомним, именно он составлял отчет по «русским евреям» для барона де Гирша и был раскритикован Фредериком.


[Закрыть], – любопытные примеры противодействия миграции без скатывания в антисемитизм.

Уайт был последовательным рестрикционистом и прежде всего боролся именно за ограничение числа бедных переселенцев из Российской империи. Однако, когда в 1887 году в лондонской «St. James Gazette» был напечатан антисемитский памфлет, Уайт выступил с его резкой критикой на полях «Jewish Chronicle». Приведя список бездоказательных обвинений евреев, он заявлял: «Будучи человеком, стремящимся при помощи общественного мнения изменить отношение к вопросу иммиграции бедняков в сторону ее ограничения без разжигания антисемитизма, я протестую против статей [в “St. James Gazette”]»[522]522
  Bloom С. Arnold White and Sir William Evans-Gordon: Their Involvement in Immigration in Late-Victorian and Edwardian Britain // Jewish Historical Studies. 2004. Vol. 39. P. 153.


[Закрыть].

Основой позиции Уайта по еврейской иммиграции была не религиозная или расовая принадлежность, а экономика. Это же отражено и в составленном им сборнике «The Destitute Alien in Great Britain», где особенно интересны статьи Монтегю Крейкенторпа и Сэмюэла Джейеса. Текст Крейкенторпа – настоящее статистическое исследование, основанное на последней переписи, – был посвящен поиску модели, минимизирующей бедность. Евреям, число которых в Британии стало резко расти в 1891 году, уделялось отдельное внимание, причем автор оспаривал клише об их неспособности к труду и считал их облик не их виной, а следствием притеснений (в частности, описывалось их бедственное положение в Бердичеве). Итог при этом был неутешительным: автор ожидал негативных последствий для рынка труда и заявлял о необходимости ограничения иммиграции бедняков[523]523
  Crackanthorpe M. Should Government Interfere? // The Destitute Alien in Great Britain; a Series of Papers Dealing with the Subject of Foreign Pauper Immigration. London: S. Sonnenschein & Co.; New York, Scribner’s Sons, 1892. P. 39–70.


[Закрыть].

Статья Джейеса также была социальным исследованием, в котором изучалась численность бедных переселенцев, способы и условия их переезда. Необходимость ограничений утверждалась автором на основе экономических и социальных причин – прежде всего демпинга сверхдешевой рабочей силы. Однако в финале звучали вполне пеннелловские оценки:

Их приезд может приветствоваться или по крайней мере допускаться, если они будут обладать качествами, способными вдохнуть новую жизнь в ослабший организм нашей городской популяции. Будь они расой воинов, мы бы приняли их с радостью. Если бы их способности лежали в сфере сельских работ и земледелия, мы бы нашли место для них или их детей в наших обезлюдевших деревнях. <…> Но евреи прибывают к нам не затем, чтобы пополнить нашу армию и флот (многие уклонились от этой обязанности и на родине); не затем, чтобы возделывать землю (они никогда не продолжают заниматься фермерством, если находят малейшую возможность торговать); они прибывают лишь затем, чтобы еще больше увеличить приток мигрантов в города, уменьшить объем продовольствия и тем самым усилить дух разобщенности и беспорядка, который питает агитаторов и со временем может испортить исконный конституционный либерализм Англии грядущей жестокостью континентального социализма[524]524
  Jeyes S. Н. Foreign Pauper Immigration // The Destitute Alien in Great Britain; a Series of Papers Dealing with the Subject of Foreign Pauper Immigration. London: S. Sonnenschein & Co.; New York, Scribners Sons, 1892. P. 188–189. «Еврейское лицо» социализма и нигилизма было не столько фактом реальности, сколько художественным тропом, послужившим основой для массы литературных сюжетов. В Америке исключительную популярность имел роман Ричарда Сэвэджа «Му Official Wife» («Моя законная жена»; 1891), где главная героиня (оказывающаяся в конце еврейкой и нигилисткой) становится любовницей американского военного в России лишь затем, чтобы убить царя. Пеннелл в «The Jew at Ноте» избежал всяких ассоциаций евреев с нигилизмом или социализмом.


[Закрыть].

Такой рестрикционистский вывод завершал текст, в целом очень аккуратный в формулировках.

В «The Allien Invasion» Уильяма Вилкинса риторика была еще более сдержанной. Вилкинс также подчеркивал, что проблема лежит сугубо в экономическом измерении. Введенные царским правительством законы против евреев и ответные меры США[525]525
  Закон, известный как Immigration Act of 1891 (March 3,1891; 26 Statute 1084), являлся самым существенным установлением по регуляции миграции в США в XIX столетии. Закон передавал контроль над миграцией под федеральное управление, вводил процедуру инспекции прибывающих, устанавливал возможность и критерии для отказа во въезде. См.: Moreno В. Encyclopedia of Ellis Island. Wesport, Conn.; London: Greenwood Press, 2007. P. 113–114.


[Закрыть], закрывшие порты для беднейших иммигрантов, указывал автор, привели к тому, что подавляющая часть этих несчастных людей устремится в Англию, где нарушит баланс рынка труда. При всем сочувствии к еврейским переселенцам[526]526
  Так, перечислив основные клише, посредством которых ответственность за принятые царским правительством меры перекладывалась на самих евреев, Вилкинс заключал, что ни один здравомыслящий человек не может с этим согласиться, а за «сложности с собственным еврейским населением Россия должна благодарить только себя» (Wilkins W Н. The Alien Invasion. London: Richard Clay & Sons, Limited, 1892. P. 13). Были подробно описаны и бесчеловечные условия рейсов, которыми еврейские мигранты перевозятся в английские порты, а также обман и суровые условия труда, ожидавшие их по прибытии.


[Закрыть], Вилкинс также выступал за ограничение миграции:

Существует много практических способов показать нашу симпатию преследуемым русским евреям, в особенности – путем отведения потока переселенцев от нашего густонаселенного острова и помощи будущим мигрантам в переезде в земли за морями. Это мы можем сделать; но для их же пользы[527]527
  Попытки разных стран объяснить невозможность принять у себя евреев их же собственными интересами были столь массовыми, что американский журнал «Риск» выпустил фельетон, состоящий из иностранных газетных статей, каждая из которых выражала безусловное сочувствие евреям, но ради их же пользы под разными предлогами советовала ехать в другое государство. См.: Puck. 1891. Vol. 29. Р. 246.


[Закрыть] и для пользы нашего народа мы должны попытаться воспрепятствовать их прибытию сюда[528]528
  Wilkins W Н. The Alien Invasion… P. 12.


[Закрыть].

Для книги Пеннелла такие сочинения составляют важное окружение, демонстрируя возможность комментирования этически сложной проблемы через научную (или наукообразную) отстраненность (и во вступлении Пеннелл в какой-то мере копировал этот модус, представляя свой текст беспристрастным «полевым» исследованием). Однако напрямую и в полной мере «The Jew at Ноше» наследует другой литературной традиции, принципом которой являлась установка на правду эмоциональную и «неудобную», – травелогу.

В конце XIX века травелог стал чрезвычайно распространенным жанром, обладавшим важным свойством: представлять описание как «правду очевидца», то есть правду абсолютную и одновременно – персонализированную. Иными словами, такой текст претендовал на первичную истинность, даже превосходящую истинность научного исследования, и при этом мог быть эмоциональным в оценках[529]529
  Как показывает Эми Такер, в США это движение травелога от буквальной фиксации к персонализированному восприятию осознавали и артикулировали крупнейшие писатели конца XIX века Уильям Хоуэлле и Генри Джеймс. Заметим, что оба они привлекали в качестве иллюстратора для своих книг о путешествиях именно Пеннелла. См.: Tucker A. The Illustration of the Master: Henry James and the Magazine Revolution. 1st ed., Stanford University Press, 2010. P. 168–207. Этот же переход от журналистской нейтральности к персонализированной оптике модернизма, начавшийся в 1880-х годах не только в американской, но и в мировой литературе в целом, постулирует и Хелен Карр. См.: CarrH. Modernism and Travel (1880–1940) // The Cambridge Companion to Travel Writing / Ed. by P. Hulme, T. Youngs. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 70–86.


[Закрыть]. Для Пеннелла, чрезвычайно ценившего оригинальность собственного мнения, это было очень удобно. Работая в этой области[530]530
  Пеннелл иллюстрировал массу травелогов (как своих, так и других писателей – прежде всего Генри Джеймса); он также предлагал издателям проект по переизданию вышедших без иллюстраций травелогов со своими рисунками.


[Закрыть], он не мог не знать современных ему текстов о путешествиях по Восточной Европе; они же обращали внимание на евреев достаточно часто.

Хотя к концу XIX века Российская империя оказывалась объектом путевых описаний уже множество раз, она по-прежнему была самой экзотической областью Старого Света[531]531
  Например, обозревавший российский павильон на Всемирной выставке 1888 года в Барселоне К. Скальковский писал: «…Россия даже для образованной части испанского общества представляется смутно, совершенно как для нашего общества Япония» (цит. по: Скибина О. М. Жанр путевого очерка на страницах периодики 80-90-х годов XIX в. // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2009. № 6. С. 140).


[Закрыть]. Евреи же стали одной из интересовавших путешественников российских реалий с ростом еврейской эмиграции с начала 1880-х годов. Многие авторы британских травелогов попытались раскрыть их «подлинный облик» – в противовес тому, который создают газеты, контролирующиеся, как полагали многие, иудеями. Так, ряд писателей указывали на то, что принятая в Британии априорная толерантность является своего рода общественным договором, который просвещенный человек должен принимать, как бы ситуация с еврейской иммиграцией ни выглядела в реальности. Отвергнуть этот «договор» многим показалось очень соблазнительным. Например, шотландка Изабель Моррис, побывавшая в Киеве в том же 1891 году, отмечала, что факт угнетения евреев царским правительством очевиден, однако эти действия являются естественными, так как странно было бы отдавать «чужакам» преимущество перед собственным трудящимся населением.

Однако именно к такому положению для израильтянина призывают сегодня некоторые английские филантропы, – писала Моррис о британском взгляде, – направляемые определенными газетами. Те, кто не видел русского еврея вблизи и не знаком с его омерзительным поведением, не могут вообразить, до какой нестерпимой степени может доходить беспринципность его шельмовства, очевидно, укорененного в самой его природе[532]532
  Morris I. A Summer in Kieff: or Sunny Days in Southern Russia. London: Ward and Downey, 1891. P. 163.


[Закрыть].

Уильям Госсен замечал, что, хотя английские газеты писали о «тысячах трудолюбивых [польских] евреев, возделывающих землю», прекрасно известно, что сами физическим трудом они не занимаются, а живут за счет крестьян.

Еврей [в Российской империи], – писал путешественник, – это создание (creature), которое отравляет безобидных христиан алкоголем, нарушает и обходит закон любым возможным способом. Все встреченные мой здесь англичане придерживаются тех же взглядов и сожалеют, что часть нашей прессы неверно трактует действия [российского] правительства[533]533
  Gaussen W F. A. Memorials of a Short Life: A Biographical Sketch of W. E A. Gaussen with Essays on Russian Life and Literature. L.: T. Fisher Unwin, 1895. P. 200.


[Закрыть].

Таким образом, в Британии существовал очевидный запрос на информацию «из первых рук», на оценку очевидца, которая должна была подтвердить или опровергнуть подозрения. Так, уже упоминавшийся Вилкинс писал:

Не зная всех фактов, мы едва ли в состоянии оценить действия, которые российское правительство посчитало правильным предпринять в отношении своих еврейских подданных. На первый взгляд кажется, что была совершена большая несправедливость, одновременно являющаяся грубой ошибкой, но мы должны помнить, что еще не слышали доводов другой стороны. Едва ли стоит принимать на веру без соответствующих подтверждений все истории о российских гонениях [на евреев][534]534
  Wilkins W. H. The Alien Invasion… P. 11.


[Закрыть].

Пеннелл, насколько нам известно, был первым, кто посвятил удовлетворению этого интереса отдельное сочинение. По мнению Бейгелла, оно было, «возможно, самой ранней книгой, выпущенной массовым издателем и создающей лишенную ограничений и открыто юдофобскую дискуссию, заместившую (сравнительно) аккуратные рассуждения, публиковавшиеся ранее»[535]535
  Baigell M. The Implacable Urge to Defame: Cartoon Jews in the American Press, 1877–1935. Syracuse, New York, 2017. P. 124.


[Закрыть]. Однако сами оценки Пеннелла, при всей установке на оригинальность, вполне соответствовали тем характеристикам, которые давали восточноевропейским евреям и другие британские путешественники в эти годы. Так, шотландец Ч. Г. Хантли, в 1881 году побывавший в Юго-Западном крае, отмечал, что местное крестьянство находится в тяжелом положении из-за низкого уровня образования и технологий, а также из-за повсеместного употребления водки, продажа которой находится в руках евреев. «Это, – заключал Хантли, – а также сдача евреям земли в залог, стало основой недавних антисемитских выступлений и погромов»[536]536
  Huntly Ch. G. Travels, sport, and politics in the east of Europe. London: Chapman and Hall, 1887. P. 262.


[Закрыть]. Английский писатель Огастас Гер, в 1885 году побывавший в Кракове, давал все тот же отталкивающий портрет еврея и отдельно описывал маклерство как «еврейскую» профессию[537]537
  Hare A. J. C. Studies in Russia. London: Smith, Elder, & Co., 1885. P. 496.


[Закрыть]. Вспоминая в 1886 году с ужасом и негодованием о погроме, устроенном по кровавому навету в Новгороде, английский поэт Уэлбор Беддели также отметил, что во всей Российской империи евреи играют роль старьевщиков, мелких торговцев и маклеров[538]538
  Baddeley W. St. C. Tchay and Chianti; or, Wanderings in Russia and Italy. London: Sampson Low, Marston, Searle, and Rivington, 1887. P. 84.


[Закрыть]. Останавливаясь на облике еврея, большинство британских путешественников указывали на грязь, зловоние и бедность, а также «торгашество», свойственное евреям как расе. Таким образом, хотя книга Пеннелла и была первым текстом, посвященным исключительно евреям Восточной Европы, в своих оценках она во многом совпадала с уже знакомыми читателю суждениями (что дополнительно подкрепляло в глазах последнего их обоснованность).