Текст книги "Игра навылет"

Глава пятнадцатая
Данко

Она его сразу узнала, и это был тот самый мальчик, с которым они в детстве гонялись вместе на велосипедах.

Он здорово вытянулся и раздался вширь, но все главные отличительные признаки остались. Сидела по-прежнему на короткой шее круглая, как мяч, голова, и свистел сломанный во время драки нос.

– Вы меня помните? – спросила Данко.

Пастор стоял в полосе света, проникавшего в собор через узкое окно, а её лицо находилось в тени. Он подошёл к ней поближе и потрогал осторожно пальцем шрам, оставшийся на скуле.

– Такое не забудешь, – ответил он. – Мне этот кошмар долго потом снился. Как ты въезжаешь на велосипеде в грузовик и в полушаге от тебя тормозит легковушка.

– Я ведь обернулась, чтобы на тебя посмотреть. – Сейчас она разглядывала большой серебряный крест, висевший у него на груди. – Ты наехал на разбитую бутылку и крикнул мне, чтобы я остановилась. А грузовик вообще неизвестно откуда там взялся.

– Между прочим, именно в тот день я решил стать священником. – Он прикрыл глаза, восстанавливая в памяти чувства и мысли, которые бушевали в нём тогда. – Мне казалось, что я должен как-то отблагодарить Бога за то, что он сохранил тебе жизнь.

– Мне как раз хотелось с тобой об этом поговорить. – Данко опустилась на скамью, и пастор присел рядом. – Может быть, не стоит так за неё цепляться, за эту дурацкую жизнь?

– Ты лечиться сюда приехала? – спросил он.

– Нас сюда много приехало, – ответила она. – Но денег, к сожалению, на всех не хватит. Если станут лечить меня, другие останутся ни с чем.

– Тебя опять волнуют чужие проблемы, и ты не хочешь подумать о себе. – Он придвинулся к ней вплотную и приложился ухом к её груди. – Колотится как сумасшедшее – долго ты с таким сердцем не протянешь.

– Мне это известно, – сказала она. – Но что мне делать с моей совестью?

– Ты зря пришла с этим в церковь. – Он резко встал, показывая, что разговор закончен. – Тебе никто не скажет, как нужно поступить. Ты должна решить сама.

– Я это прекрасно понимаю. – Она повернулась и пошла к выходу.

– Подожди, не убегай, – остановил он её. – Вам всем грозит опасность, и я обязан вас предупредить.

Она ждала молча, что он скажет ещё.

– Тут на исповедь ко мне девчонка приходила, немка, и с ней был русский парень. Знаешь таких?

– Знаю, – кивнула она. – Наши кадры.

– Девица рассказала мне, что в отеле погибла женщина, и она знает, кто её прикончил. Но ей пригрозили, что, если сболтнёт кому-то, убьют парня. Я сказал ей, что она правильно делает, что никому не говорит.

Данко вдруг почувствовала, что в душной атмосфере храма не хватает кислорода, и, выбежав на улицу, набрала в лёгкие ветра.

Оторвалась от земли и, поднявшись в небеса, увидела текущую по дну ущелья речку.

Спланировав вниз, опустилась на берег, недалеко от моста, – и только здесь смог догнать её верный рыцарь, Железяка.

– Ну ты и шустрая! – Он прыгнул на большой камень, выступавший из воды, и вымыл лицо и шею. – Носишься, как коза молодая. Значит, сердце позволяет.

– Была когда-то козой, и очень даже прыткой. – Данко тоже умылась ледяной водой. – Бегала, плавала – ни один мальчишка за мной угнаться не мог. Зато теперь без аптечки шага ступить не могу.

– Ну и чего он тебе такого сказал, пастор этот? – спросил он. – Что тебя так завело?

– Почему ты думаешь, что я завелась? – Она вынула из кармана упаковку и, достав две таблетки, закинула себе в рот.

Он вернулся на берег и, сняв с себя часть одежды, обнажил могучий торс. Надел тёмные очки и подставил себя утреннему солнцу.

– Зачем тебе вдруг понадобилась река? – Он приподнял очки и посмотрел на неё изучающе. – Топиться надумала?

– Моё детство прошло на такой реке, – объяснила она. – Я жила на левом берегу, а мальчишка на правом – и встречались мы обычно на мосту.

– Какой мальчишка? – не понял он. – Ты о ком говоришь?

– Пастор местный, который главный тут у них. Его родители в Германию увезли, когда ему двенадцать лет было. Я ничего о нём не знала, и вдруг я вижу его в храме. Ничего себе жизнь сюрпризы подбрасывает, да?

– Да, жизнь – штука интересная, – согласился он.

– Знаешь, он мне приснился недавно, и я сразу подумала, что он где-то рядом.

– Ну и каким он теперь стал? – поинтересовался Железяка. – Сильно изменился?

– Стал очень серьёзным, даже, пожалуй, слишком, – ответила она. – Сама обстановка, конечно, сильно влияет. Храм, картины. Всё очень старое и мрачное.

– Девчонку там не встретила? – спросил он.

– С ней история особая. – Она тоже сняла с себя куртку и свитер и оголила спину. – Девица знает, кто убил Красотку, но рассказать об этом боится. Ей пригрозили, что уберут тогда парня. А она любит его, как безумная.

Солнце зашло за тучу, и от реки потянуло холодом.

– Чёрт, я начинаю уже, кажется, мёрзнуть. – Он побегал немного по берегу и несколько раз присел, и она с интересом смотрела, как двигаются его стальные мышцы. – Пора пойти выпить чего-нибудь горячего.

Они вернулись обратно, в старые кварталы, окружавшие соборную площадь, и, соблазнившись запахом кофе, идущего из подвальчика, спустились в кафе.

На бармене, стоявшем за стойкой, была золотая маска, и чёрные глаза подглядывали за посетителями через узкие прорези, сделанные в картоне.

– Ты не боишься, что нас тут чем-то обольют? – усаживаясь за столик, спросила она. – Ужасно бы этого не хотелось.

– Пусть попробуют. – Железяка стукнул кулаком по столу, и к ним сразу же подлетела официантка, одетая в костюм Арлекина. – Два кофе и каких-нибудь булочек.

– У нас есть картофельный пирог, – предложила официантка. – Он очень свежий – его только что испекли.

– Нет-нет, умоляю вас, – замахала она руками. – Всё что угодно, только не пирог.

Откуда-то из зала прилетел и шлёпнулся на стол кусок теста, и, обернувшись, она увидела Пикколо.

– Ну вот, нашли уединённое местечко, – огорчился Железяка. – От этих русских никуда не денешься – они везде достанут.

– Пойду с ней поздороваюсь, – сказала Данко. – Странное дело, красивая вроде бы женщина, и постоянно одна – никто на неё не клюёт.

– Гуляем? – Флейтистка прикрыла лицо маской – это была маска смерти. Словно бы обугленное чёрное лицо.

– Типа того, – кивнула Данко. – А тебя каким ветром сюда занесло?

– Наши сейчас все тут, – ответила музыкантша. – Никто, кроме госпожи начальницы, не захотел возвращаться в отель, и Вадим отвёз нас сюда. Здесь ведь праздник – карнавал и веселье.

– Ага, веселимся, – сказала Данко. – Пляски на костях – вот как это называется.

– А я лично скорбеть не собираюсь. – Пикколо щёлкнула пальцами, подзывая официантку, и та быстро подошла и заменила пустую бутылку на полную. – Лидуся прожила уже достаточно, и всё равно ведь нужно когда-то умирать.

– Так можно сказать про каждого из нас, – возразила ей Данко.

– Нет, – мотнула головой флейтистка. – Про меня так сказать нельзя. Я живу творчеством, и у меня остались нереализованные планы. Я должна их воплотить, и это важно не только для меня, но и для других людей. Ты это понимаешь?

– Я только об этом сейчас и думаю. – Данко сходила к барной стойке и, вернувшись с чистым бокалом, налила себе вина. – Давай помянем её, а заодно и себя тоже. Нас ведь фактически уже нет – мы умерли, и это наши тени слоняются по горам. Пытаются найти короткий путь на небо, но ничего у них не выходит.

– Что касается твоей тени, то она уже нервничает. – Пикколо сделала жест рукой, показывая Железяке, что его они тоже приглашают за свой стол. – Мужчины не любят, когда их надолго оставляют одних.

Эти слова в полной мере можно было отнести и к тем мужикам, которые присоединились к ним через несколько минут.

Мужчинам это страшно не понравилось. То, что никто ими не занимается. Привезли в какое-то Богом забытое место и бросили, и никого не волнует, что с ними будет дальше.

Сойдясь в узком переулке, они устроили митинг, но так ни до чего и не договорились – и отправились в кабак.

Кричали, спускаясь по лестнице. Орали, рассаживаясь за столами. Вся команда собралась здесь, и шум стоял, как во время футбольного матча.

– Русские, – обменявшись быстрыми взглядами с официанткой, заметил бармен. – Они всегда себя так ведут.

– Вы чего, бабоньки, пьёте? Сухое вино? – подойдя к ним, спросил бородач. – А покрепче у них тут ничего не найдётся?

– Всё у них найдётся, – ответила Данко. – Нет только коек, и спать они здесь никого не положат.

Кто-то тронул её сзади за плечо, и, обернувшись, она увидела однорукого.

– Мне нужно сказать вам кое-что. – Он показал на дверь. – Вы не будете против, если мы выйдем на воздух?

– Нет, не буду. – Она прихватила с собой сумочку, в которой лежали сигареты. – Заодно и подымлю.

– Прогуляемся до цветочного киска, – взяв её под руку, сказал однорукий. – Сделаем вид, будто мы собираемся покупать цветы.

– Что это всё значит? – не поняла Данко. – Может, вы уже объясните?

– Вот смотрите. – Оглядевшись по сторонам, он протянул ей несколько фотографий. – Вы узнаёте этого человека?

– Господи, это мой муж, – удивилась она. – Как к вам попали эти снимки?

– Это, по-вашему, что такое? – Он ткнул пальцем в тёмный фасад, украшенный крестом. – Такой храм трудно спутать с каким-то другим.

– Он здесь?! – Данко не могла в это поверить. – Но что он тут делает?

– Ваш муж приехал сюда, чтобы вас убить.

У Данко подкосились ноги, и он поддержал её, не дав ей упасть.

– А как вы узнали? – Это, в общем-то, не имело уже значения, но, раз уж начал рассказывать, пускай выкладывает всё.

Стрелок довёл её до скамейки и, оставив ненадолго одну, прогулялся до киоска и вернулся с букетом алых роз.

– Это вам. – Вручая цветы, он наклонился к ней и шепнул на ухо: – Изобразите, пожалуйста, улыбку на лице. Это спектакль, и вы должны мне подыграть.

– Вы думаете, он за нами следит? – Ей показалось, что за телефонной будкой кто-то прячется.

– Я не могу этого исключить. – Он положил руку ей на колено, и она её скинула.

– Вы особо-то не наглейте, а то ведь он заводной. Прикончит и меня, и вас.

– Со мной у него так просто не получится. – Однорукий помог ей подняться, и они двинулись в обратный путь. – Я ведь как-никак бывший снайпер, и меня трудно застать врасплох.

– Он ведь наверняка предлагал вам деньги. – Данко посмотрела украдкой на заострённый профиль, похожий на совок. Ничего особенного в нём не было, обыкновенный мужичок, каких много. – Почему вы не согласились убить меня?

– Я с бабами не воюю, – ответил он. – А вы ещё и человек хороший. Это и по глазам видно, и по всему остальному тоже.

Она остановилась около охотничьего магазина и стала разглядывать выставленные в витрине ружья.

– Мой муж, кстати, тоже недурно стреляет, и когда-то он учил этому и меня.

– Вы хотите купить винтовку? – спросил однорукий.

– Отличная идея, – сказала она. – Купить ружьё и подарить мужу на день рождения. У него как раз через неделю юбилей – будет праздновать своё сорокалетие.

– Юбилей – это здорово. – Он вынул из кармана камеру и, отступив в тень, быстро навёл её на проезжавшую мимо машину. – Только до него ещё нужно дожить.

– Вы успели что-то заснять? – спросила Данко. – Она так быстро промчалась, что я ничего не успела увидеть.

– Это его тачка, – передавая ей камеру, сказал он. – Но машину вёл кто-то другой.

– Старый приятель. – Она сразу же опознала на снимке человека, сидевшего за рулём. – Они вместе в академии учились, а потом служили на флоте. Теперь строят рядом дома.

– Давайте погуляем ещё, – предложил он. – Может, придёт в голову что-то умное. Тут нужно ход какой-то найти, тактику хитрую. Они вон какие шустрые. На машинах носятся, с хлопушками дорогими, а у нас с вами даже ружьишка паршивого нет.

– Хватит, погуляли уже, – отказалась Данко. – Я не собираюсь ничего придумывать. Просто позвоню и назначу встречу в каком-нибудь людном месте, у собора например. Вряд ли у него хватит смелости убить меня на глазах у всех.

– Пожалуй, это выход, – согласился он. – Пусть ваш муж лично объяснит, зачем он вас преследует. А я постою на стрёме.

– Ну не знаю, – сказала она нерешительно. – У меня вообще-то есть уже телохранитель. Хотя его, может быть, действительно не стоит впутывать в эту историю. Он порвёт дураков на куски, а потом ещё и в тюрьму за это сядет.

– Звонить лучше с моего телефона, – посоветовал однорукий. – Тогда ваш муж точно отзовётся.

– Здравствуй, дорогой! – Она произнесла это нарочито бодрым голосом, чтобы он не подумал, что она чего-то боится, и не испугался сам. – Мне нужно срочно с тобой увидеться, и я приглашаю тебя на свидание.

– Куда я должен прийти? – спросил муж.

– Рядом с собором есть маленький скверик, – ответила она. – Только ты приходи, пожалуйста, один. Я не хочу, чтобы твой друг видел, как мы будем с тобой обниматься.

В сквере в это время проходил показ мод.

В высоком кресле, придвинутом почти вплотную к подиуму, сидел роскошно одетый маркиз, и его окружала многочисленная свита.

Сиятельная особа разглядывала в лорнет проходивших мимо женщин, и по его сигналу слуги поднимали подолы длинных платьев. Взору открывались обнажённые ноги, и маркиз хлопал в ладоши и кричал «браво».

Светские дамы осыпали девиц конфетти. Публика, сидевшая в задних рядах, стучала ногами, свистела и швыряла на подиум медные монеты.

Однорукий постоял, посмотрел и, сплюнув, отошёл.

– В наших деревнях, слава Богу, такого не увидишь.

– А что в них можно увидеть теперь, в наших деревнях? – спросила она. – Даже под гармошку уже не танцуют. Только пьют и дерутся.

– Ваш муж прячется сейчас за кустами, – подсказал однорукий. – Вы идите к нему, а я буду поблизости. Если что, зовите на помощь.

Муж уже двигался ей навстречу, и, кинувшись к нему, Данко неожиданно наткнулась на препятствие – их разделяла ледяная стена.

Попыталась до него докричаться, но слова не доходили до его слуха. Он хмуро смотрел на неё и не понимал, чего она от него хочет.

– Почему?! Почему?! Почему?! – повторяла она. – Что я тебе такого сделала?

– Я не отдам тебе свой дом, – сказал муж. – Зря ты подала в суд.

– Деньги мне нужны были на операцию, – объяснила она. – Но ситуация изменилась, и я не буду с тобой судиться.

– Я должен тебе верить? – спросил он. – Ты не передумаешь завтра?

– Не передумаю, – ответила она. – Я уже оповестила своего адвоката. Ты можешь связаться с ним, и он всё подтвердит.

– Напишешь мне расписку. – Муж взял её под локоть и повёл к машине. – Так будет надёжнее.

Что-то тяжёлое, лежавшее в кармане его плаща, стукнуло её больно по ноге.

– Что там у тебя такое? – Сунув руку в карман, Данко нащупала пистолет. – Ты действительно собирался меня убить?

Он ничего ей не ответил и только сжал ещё сильнее грубыми пальцами руку.

Узнав хозяина, машина радостно пикнула. Муж открыл дверцу и, толкнув жену на сиденье, достал из бардачка блокнот и ручку.

– Я такая-то и проживающая там-то. – Он проверил, что она написала, и продолжил диктовку: – Находясь в здравом уме и в твёрдой памяти, отказываюсь от своей доли имущества в пользу моего бывшего мужа и его малолетней дочери.

– Для девчонки мне ничего не жалко, – отдавая ему расписку, сказала она. – Даже себя.

– Это ещё не всё. – Муж вернул ей блокнот. – Ты обязуешься держаться от дома, принадлежащего мне, и от моей дочери на расстоянии не менее километра. Никогда не звонить и не вступать ни в какие контакты с ребёнком и другими членами моей семьи.

– Кто тебя надоумил? – поинтересовалась она. – Твоя новая сожительница?

– Вылезай, – поворачивая в замке ключ зажигания, сказал муж. – Переговоры окончены.

– Сделай мне одно одолжение, – попросила она. – Подбрось меня до ущелья. Мы там одну женщину похоронили, и я хочу отвезти ей цветы.

– Ладно, – поколебавшись немного, согласился муж. – Так уж и быть – довезу. Тем более что это твоя последняя просьба.

Он смотрел всё время в сторону, но ей удалось перехватить его взгляд – в нём были смятение и страх.

«Боится меня, – догадалась она. – Боится, что смогу достучаться до его сердца, – и прикрывается грубостью и жестокостью».

Они въехали на гору и, остановившись около чёрного провала, он открыл дверцу:

– Ты уверена, что тебе действительно нужно сюда?

– Да, конечно, – кивнула она. – Это точно здесь – вон тут сколько следов натоптано.

– Может, тебя подождать? – спросил он. – Я могу постоять минут двадцать.

– Спасибо, не нужно, – отказалась она. – Меня наши подберут, они уже скоро должны быть здесь. К тебе навязалась, потому что мне не хотелось ехать вместе со всем коллективом. Я хочу поговорить с этой несчастной душой и Богу помолиться, а для этого мне нужно остаться одной.

– Ну бывай, – сказал он, захлопывая дверцу.

– Всё, уезжай. – Она махнула ему рукой и, сойдя с обочины, вступила на тропинку.

Спустилась по обледеневшему склону на карниз и, переступая через обугленные головешки, подошла к обрыву.

Снизу на неё дохнуло холодом, и, отшатнувшись от бездны, она прошептала:

– Господи, прости меня, грешницу, за все прегрешения мои и не карай строго.

Оттолкнулась от каменного уступа – и прыгнула.

Глава шестнадцатая
Железяка

– Ну всё, мужики, я дозвонился, – радостно сообщил своей команде Солодов. – Допиваем, кто чего не допил, и выползаем на улицу. Через десять минут за нами приедет Густав.

– Немец есть немец, – констатировал бородач. – Меня бы в праздники хрен кто из дома вытащил. А этому пообещали сотню – и он уже рабочую спецовку надевает. Кружку с пивом в сторону отставил – и за руль.

– Он куда нас повезёт? В отель? – спросил однорукий.

– Заедем ещё по дороге в город на рынок, – ответил Солодов. – Хозяйка просила купить кое-какие продукты.

– Вина дешёвого и пива тоже нужно будет взять, – сказал бородач. – А то в этих ресторанах цены такие, что в один миг без штанов останешься. Так голым потом на костре и будешь лежать.

– Пьяному и на костре оказаться не страшно, – ухмыльнулся Цыпа. – А если рядом какую-то бабёнку положат – совсем уже хорошо.

– Господи! – тяжело вздохнула музыкантша. – До чего вы всё-таки, мужики, народ примитивный. Ходим тут, можно сказать, по краю, смерть в затылок дышит, а им всё трын-трава. Бабы и вино – больше ничего не волнует.

– А вы, значит, не такая? – поинтересовался Цыпа.

– Да, я другая, – ответила она. – У меня есть душа, и она мучается и страдает и стремится слиться с вечностью.

– Ну и чего вы тогда сидите в кабаке? – Цыпа посмотрел на неё с иронией. – Посетили бы лучше собор или музей какой-нибудь. Сходили бы на концерт.

– Была уже и в храме, и в музее, – ответила она. – А на концерт собираюсь пойти сегодня вечером. В город приезжает оркестр, в котором я имела счастье играть сама. Кстати говоря, могу и вас захватить с собой.

– Вы приглашаете меня в филармонию? – удивился он. – Ладно, пойдём, послушаем классику. Я давно уже ничего такого не слышал.

«Мужик этот ей явно нравится, – подумал Железяка. – И если бы не его болезнь, она давно бы уже затащила его в свою постель».

Чемпион подозвал к себе официантку и, рассчитавшись с ней, отдал ещё и букет.

– Дама, которая его тут оставила, уже, видимо, не вернётся. Вы можете поставить цветы в вазу или выбросить в мусорный бак. Короче, делайте с ними, что хотите.

– Ну конечно, я поставлю их в вазу. – Воткнув длинный нос в букет, официантка понюхала цветы. – Они такие красивые и так замечательно пахнут.

Она попросила его ещё расписаться на карте вин.

– Мы вставим её в рамочку и повесим на стенку, – пообещала немка. – А если вы снова придёте к нам, получите большую скидку.

– Ого, вот это да! – присвистнул однорукий. – А тебя тут, оказываются, знают. Слава докатилась уже и сюда.

– Да ну, какая там слава, – махнул рукой богатырь. – Ерунда это всё. Завтра уже про меня никто не вспомнит.

– В будущее не заглянешь, – заметил резонно однорукий. – Скорей всего, конечно, что забудут, а может быть, ты станешь их легендой.

Железяку сейчас больше волновал другой вопрос. Почему Данко исчезла так внезапно? Не возвращается и не звонит? Что могло произойти?

Он до последней минуты надеялся, что Данко всё-таки объявится, и они проведут вместе остаток этого нескончаемого дня и, может быть, остаток жизни. Понял окончательно, что ничего такого уже не случится, когда водитель закрыл за ним дверь, и он увидел, как от автобуса медленно отъезжает вывеска кафе.

Прошёл в самый конец и, шмякнувшись на сиденье, попробовал дремать. Но мозг не хотел отключаться, и память упорно возвращала его к тем ярким и жутким эпизодам, в которых ему пришлось участвовать.

– Эй, доктор! – крикнул он. – Скажи Густаву, чтобы остановился около ущелья. Там, где труп сжигали.

– Не стоило бы этого делать, – покачал недовольно головой Солодов. – Ещё и немцев в это дело впутаем.

– А мы не будем никому ничего объяснять, – сказал Железяка. – Можем даже не выходить из автобуса. Постоим чуток – и поедем дальше.

Но все вышли и, сгрудившись на обочине, почтили память погибшей минутой молчания. Немец тоже стоял вместе с русскими и, сдёрнув кожаную фуражку с головы, молчал и смотрел в бездну.

Возможно, его кто-то уже просветил насчёт покойницы, но, может быть, не пытаясь вникнуть в смысл, немец просто повторял вслед за чужаками некие ритуальные движения. Проявляя тем самым уважение к чужим обычаям и к богам.

Двинулись обратно и стали снова садиться в автобус, а у чемпиона вдруг заломило спину, и он, разминая мышцы, сделал несколько упражнений.

Нанося удары невидимому противнику, продвинулся немного вперёд – и неожиданно увидел лежащий на снегу красный шарф.

Опустился по обледеневшему склону и, взяв вещь в руки, ощутил вновь её тепло и почувствовал ей одной присущий аромат.

Засунул шарф в карман и, вернувшись в автобус, показал кончик однорукому.

– Это её шарф, нашей Данко, – сразу же узнал вязаное изделие тот. – Он был на ней сегодня утром.

– Как она могла попасть сюда? – спросил Железяка.

– Наверное, муж её привёз, – высказал предположение однорукий.

– Ну а этот фрукт откуда взялся? – продолжал допрашивать свидетеля Железяка. – Свалился с неба?

– Откуда я знаю? – пожал тот плечами. – Но здесь он раскатывал со своим приятелем на машине. Крутые такие мужики, оба с пушками, – и они охотились за ней. Это всё, что мне известно.

– Они ведь остановились, наверное, где-то, да?

– Конечно, – кивнул однорукий. – В самом дорогом отеле, в центре города. Может быть, и сейчас ещё там.

Они подъехали уже к рынку, и, притормозив около входа, Густав высматривал место для парковки.

Железяка подошёл к шофёру и, положив тяжёлую руку на плечо, поставил перед ним новую задачу:

– Мы сейчас едем в центр, а на рынок ты отвезёшь мужиков потом.

Водитель посмотрел вопросительно на доктора, и тот дал добро:

– Гони, куда он скажет. Разве с ним можно спорить?

– Нам нужна ратушная площадь, – подсказал однорукий.

Старые куранты, установленные на фасаде ратуши, отсчитали четыре часа. Густав вытащил из кармана старые серебряные часы и, открыв крышку, сверил время.

– Мы уезжаем ровно через час, – объявил Солодов. – Кто не успеет – будет добираться своим ходом.

Выйдя из автобуса, они сразу же услышали русскую речь, и чемпиона мгновенно окружила толпа туристов. Земляки протягивали ему путеводители и открытки, и, красный от смущения, он раздавал автографы.

– Вот она, оборотная сторона славы, – вздохнул тяжело однорукий. – По улице нельзя спокойно пройти. А нам сейчас как раз не нужно, чтобы нас узнавали.

– Я пойду в отель один, – сказал Железяка. – А ты погуляй пока по площади.

Подошёл к облицованному гранитом зданию, и стоявший у входа швейцар распахнул перед ним дверь:

– Прошу вас, господин.

К нему навстречу спешил уже администратор, и Железяка объяснил ему цель своего визита:

– У вас тут двое русских остановились, бизнесмены из Питера, и я хотел бы с ними повидаться.

– Одну минутку, господин богатырь. – Администратор позвонил в номер и, выслушав ответ, пригласил гостя к лифту. – Поднимайтесь на второй этаж, и они вас там встретят.

– Вы кем ей приходитесь? – разглядывая в упор могучего чемпиона, поинтересовался бывший муж.

– Это имеет какое-то значение? – От его крепко сжатого кулака до челюсти врага сейчас было не более полуметра.

Муж вытащил из портфеля расписку и, прикрываясь ею, пытался спрятаться от его жёсткого взгляда.

– Мне не нужна была её физическая смерть, – уверял его бывший муж. – Я и так уже получил от неё всё, что хотел.

– Ты довёз свою бывшую жену до ущелья и скинул в пропасть. Так это было?

Мужик здорово испугался, и у него дрожали руки. Его товарищ, тоже весь бледный и трясущийся, стоял на всякий случай у гостя за спиной и держал его под прицелом пистолета. Но Железяка твёрдо знал, что тот никогда не решится нажать на курок.

Он может избить бывшего мужа до полусмерти. Превратить его лицо в котлету и переломать ему рёбра. Но друг всё равно не выстрелит. Потому что страшно боится оказаться за решёткой.

Он и сам ещё не до конца избавился от этого страха.

– Моя бывшая супруга сама попросила отвезти её к ущелью. Она собиралась общаться с покойницей и молиться Богу. А потом её должны были забрать товарищи.

– Ладно, урод, живи, – махнул рукой Железяка. – Не стану я тебя убивать.

Громкий бой курантов известил, что отпущенное ему время вышло, и, выскочив на улицу, он помчался к ратуше.

Неожиданно споткнулся, зацепившись носком ботинка за камень, и грохнулся на мостовую. Поднялся, потирая ушибленное колено, и понял вдруг, что бежать никуда не нужно. Время кончилось, и впереди ничего больше нет.

Его внимание привлёк выставленный в витрине скелет. Он был распилен на три куска, вдоль – от головы до ног, и каждый срез покрашен в свой цвет – красный, синий и зелёный.

Надпись у входа гласила:

«Анатомическая галерея Ивана Оффенбаха».

«Судьба, – подумал он. – Она опять сводит нас вместе. Чем наша встреча закончится в этот раз?»

Он вошёл в здание и, обратившись к охраннику, попросил разрешения осмотреть экспозицию.

– Да, пожалуйста, господин чемпион, проходите. – Соскочив с табуретки, охранник вытянулся перед ним, как солдат перед генералом. – Своим посещением вы окажете нам большую честь.

В первом зале была представлена инсталляция на тему известной картины «Пир королей».

Грозные властители сидели за длинным столом, и слуги подавали им блюда с едой и напитки.

Скелеты пили вино из оправленных в серебро черепов. Курили трубки, выточенные из человеческих костей. Танцевали со смертью, одетой в чёрное платье.

Он перешёл в следующий зал и увидел сон, приснившийся молодой женщине.

Она уснула на зеленом лугу, и, украв у неё ребёнка, мертвецы забавлялись с ним. Ухватившись за кончики одеяла, подбрасывали малыша в воздух – и он заливался счастливым смехом.

Третий зал был оформлен как ринг.

Сойдясь в жестоком поединке, двое боксёров избивали друг друга, и в одном из соперников он узнал себя. Лица, правда, видно не было – его закрывала перчатка, но медвежья фигура была в точности как у него.

– Какие люди! – К нему подошёл хозяин галереи и, протянув руку, поморщился от его пожатия. – Ну и силища! Только русская земля способна рождать таких богатырей.

– Этот боец разве тоже русский? – Он показал на боксёра.

– Нет, – мотнул головой немец. – Этот тип всю свою жизнь прожил в Баварии и прославился тем, что таскал на горбу огромные бочки с пивом. Тоже, конечно, не слабак, но вам не чета.

– А зачем вы сделали из него спортсмена? – спросил он.

– Это всё временно, – объяснил Оффенбах. – Когда-нибудь его место займёт настоящий боксёр, и я очень надеюсь, что это будете вы.

– Зря надеетесь, – буркнул он. – Мы уже всё с вами обсудили.

– Давайте вернёмся к этой теме ещё раз, – не отставал от него немец. – Вы ведь приехали сюда для чего-то?

– Приехал лечиться, – ответил он. – А в галерею вашу попал случайно.

– Лечение наверняка стоит недёшево. – Немец вытащил из кармана чековую книжку. – Назовите вашу сумму, и я думаю, мы сможем договориться.

– Господи, – тяжело вздохнул он. – Я живой. Вы это понимаете?

– Нет, не понимаю. – Оффенбах написал на чеке сумму и показал Железяке. – Жизнь – вещь весьма эфемерная. Сегодня она ещё в вас теплится, а завтра уже остыла.

– Я живой, – повторил он. – И не собираюсь пока умирать.

– Никто не собирается. – Оффенбах перевернул страницу и написал новую сумму. – Реальные деньги, очень реальные, – и это только аванс. Остальное получат наследники.

Он развернулся решительно и хотел уйти, но немец перегородил ему дорогу.

– Да отвяжись ты от меня. – Чемпион не хотел использовать свои страшные кулаки – и просто оттолкнул от себя назойливого господина.

Но хватило и этого слабого толчка. Немец воткнулся головой в витрину и, разбив стекло, рухнул на пол.

К боксёру бежали уже и свистели в свои свистки охранники.

Он встречал каждого коротким ударом в челюсть и укладывал в штабель. Но когда на помощь к охране пришла полиция, сразу же сдался и, не пытаясь сопротивляться, позволил надеть на себя наручники.