Текст книги "Безрассудная леди"

Глава 35

– Предпоследний, – пообещала Татьяна, склонившись к обнаженным плечам Лукаса с пинцетом в руке.

– Это ты уже обещала, – проворчал он.

– Засел довольно глубоко, – предупредила она. – Каррутерс, дай ему еще вина.

Служанка поднесла бокал ко рту Лукаса. Он сделал глоток и покачал головой, отказавшись от второго.

– Я все-таки не понимаю, – сказала сидевшая возле окна Далси, – каким образом мелкие камешки с дороги впились в твою спину.

– Он спасал меня, – спокойно объяснила Татьяна, раскрывая пинцет и быстрым точным движением извлекая камешек. – Вот!

Лукас охнул, вцепившись в подушку под головой.

– Ты уверена, что это был предпоследний?

– В плечах остался всего один, – уточнила она.

Лукас приподнялся на локте, встревоженно глядя на нес, – А где остальные?

Татьяна фыркнула и похлопала его по прикрытым простыней ягодицам.

У него сверкнули глаза.

– Вот как? Это уже интересно, тебе не кажется?

– Думаю, – сказала графиня, – нам следует пригласить доктора. А вдруг начнется заражение крови?

– Такую возможность нельзя исключать. – Лукас уткнулся в подушку. – Но я думаю, лучше Татьяна просто смажет там, где следует, какой-нибудь обеззараживающей мазью или бальзамом.

– И не один раз, – сказала Татьяна.

– Ммм. Жду не дождусь, когда ты начнешь.

– Он пьянеет, – заявила Далси. – Думаю, надо все-таки позвать врача.

– Это правда?

– Спусти с меня штаны и увидишь, что я трезв как стеклышко.

Она усмехнулась и извлекла из плеча еще один камешек. На этот раз Лукас даже не поморщился.

– Насколько я понимаю, вы оба до крайности легкомысленны, – резюмировала графиня. – Как-никак сегодня было совершено еще одно покушение на жизнь Татьяны.

– Последнее, – с удовлетворением произнес Лукас. – Давайте выпьем за это.

Каррутерс принесла бокалы, и они отпили по глотку, после чего Далси передернула плечами.

– Не забудь, что тебе потребуется твердая рука, Татьяна.

– Она непоколебима, как скала, – заявил Лукас. – Мой сверкающий бриллиант.

У Далси округлились глаза.

– Нет, я посылаю за доктором.

– Миледи, – обратилась к ней Каррутерс, – не могли бы вы спуститься со мной в кухню, чтобы посмотреть, правильно ли готовят мазь?

– Об этом позаботится кухарка; а я хотела бы знать, почему вы так уверены в том, что это последнее покушение?

– Прошу прощения, миледи, но сейчас третий час ночи. Кухарка давно спит.

– В таком случае разбуди ее.

– Ох, что вы, этого нельзя делать. Завтра у нас будут гости, а вы знаете, что если она недоспит, то непременно испортит соус.

Далси помедлила. Служанка, несомненно, права.

– Ну, ладно, ладно, – раздраженно сказала она. – Какая мазь тебе нужна, Татьяна? Из пижмы? Из семян пионов с уксусом?

– Всего понемногу, – сказала Татьяна.

– Только не на уксусной основе, – вздрогнув всем телом, попросил Лукас.

– Пощиплет всего одно мгновение, – Татьяна наклонилась к его уху, – зато на ее приготовление требуется уйма времени.

– Ну что ж, в таком случае приготовь побольше мази на уксусной основе, мама.

Далси поднялась со скамейки.

– Я не такая глупая и отлично понимаю, когда мое присутствие нежелательно. Пойдем, Каррутерс.

– Эта горничная – настоящая жемчужина! – восхищенно сказал Лукас. – Пойди, любовь моя, запри дверь изнутри.

Татьяна подчинилась, потом вернулась к его постели.

– Пора тебе спускать штаны.

– Успеется. – Он перекатился на спину и, поймав ее за запястья, притянул к себе.

– Но мне действительно нужно извлечь эти камешки, – запротестовала она не слишком убедительно.

– Сами вывалятся, – ухмыльнулся Лукас.

– Неужели они тебе не мешают?

– Не так сильно, как это… – Он указал кивком головы на утолщение под штанами.

– Понятно. Как только выяснилось, что я королевских кровей, ты сразу решил, что со мной можно и согрешить, – лукаво заметила Татьяна.

– Очень боюсь, что теперь, когда выяснилось, что ты королевских кровей, я уже не смогу тебя удовлетворить.

Вытянувшись на постели рядом с ним, она улыбнулась:

– На кого же мне променять тебя? На одного из принцев крови? Так они приходятся мне родными дядюшками.

– Не щеголяй передо мной своим происхождением и не забудь, что я знал тебя, когда ты была всего-навсего деревенской девчонкой из Мишакова.

Татьяна нахмурила лоб.

– Мне кажется, это было так давно…

– Думаю, ты не ошиблась.

– Что, если бы ты не приехал за мной, Лукас? Просто смял бы бумажку, которую тебе дал Казимир, и выбросил ее? Что, если бы ты не был таким, какой есть?

– На такие вопросы ответит разве что Господь, любовь моя, – сказал Лукас, давая Татьяне возможность уютно устроиться у него под боком.

– Повтори еще разок, что она ответила, когда ты рассказал ей обо мне.

Лукас почувствовал большое искушение солгать, сказать, например: «Она любит тебя и просит прощения». Но он понимал, что лучше всего не скрывать правду:

– Русские не какие-то чудовища… – вот ее слова.

Как ни странно, Татьяну удовлетворила эта реплика.

– У моей матери не было выбора, – прошептала она. – Я не могу ее винить. А ты и впрямь принял ее за меня, обнял за талию?

– Видела бы ты ее реакцию…

– Могу себе представить! Она такая царственная.

– Ты тоже, – сказал Лукас, целуя ее.

Поцелуй был теплым, зовущим. Татьяна вздохнула, чувствуя себя в его объятиях защищенной от всех бед.

– Я часто мечтала… – сказала она и замолчала.

– О чем?

– Это было давно, еще в детстве. Я мечтала, что моя мать – принцесса; когда-нибудь она придет и возьмет меня к себе…

– Как видишь, мечты сбываются. – Лукас вновь поцеловал ее. – По крайней мере моя мечта, – он погладил грудь Татьяны, прикрытую тонким шелком, – сбудется, если ты перестанешь болтать и позволишь мне заняться с тобой любовью.

– А что случилось с твоим намерением воздержаться до брачной ночи? – лукаво спросила она.

– Не тяни время, Татьяна! Насколько я понимаю, сюда с минуты на минуту может ворваться отряд казаков, которые потребуют, чтобы ты вернулась в Россию и стала их верховной правительницей.

– Вздор! Во мне нет казацкой крови.

– Ну, тогда может прийти моя матушка с приготовленным снадобьем.

– Это более вероятно, – согласилась она и вздрогнула, когда он расстегнул застежку платья.

– Моя Белая Леди, – пробормотал Лукас, прикасаясь губами к ее соскам.

Запустив пальцы в его густые волнистые волосы, она застонала от наслаждения.

Его руки с мучительной неторопливостью скользнули по изгибам ее бедер вниз и ухватились за край юбок.

В этот момент на улице раздался топот копыт, и они замерли от неожиданности.

– Тысяча чертей! – выругался Лукас, вскакивая с кровати. – Ну, что я тебе говорил?

– Эй, дружище! – раздался снизу знакомый голос. – Я приехал, чтобы исполнить серенаду для твоей красавицы матери!

Снаружи раздались звуки балалаек.

Лукас подошел к окну.

– Отправляйся домой, Матвей, иначе…

– Я написал оду в ее честь. В ней тридцать семь строф.

Татьяна тихо помирала со смеху.

– Тридцать семь строф? Думаю, Далси будет польщена!

– Спокойной ночи, Матвей! – Лукас закрыл ставни и опустил оконную раму. – Если он не образумится, я запущу в него ночным горшком.

Татьяна приподнялась и села в постели.

– Я люблю тебя.

– И я тебя, мое сокровище.

Едва он произнес эти слова, как в дверь постучали.

– Как это понимать! – услышали они возмущенный голос графини. – Этот сумасшедший казак стоит под окнами с мандолиной!

– С балалайкой, – поправил ее Лукас, присаживаясь рядом с Татьяной.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что это не мандолина, а балалайка. Платов поет серенаду, которую сочинил в твою честь. – Он поцеловал Татьяну в губы – нежные и свежие, словно роза.

– Мне безразлично, как это называется; просто я хочу, чтобы этот человек перестал шуметь – он перебудит всю округу! Сделай же что-нибудь!

– Непременно, – пообещал Лукас, чувствуя, как Татьяна медленно, осторожно спускает с него штаны. Он прикоснулся губами к ее груди и замер от наслаждения, когда ее пальцы плотно обхватили его готовое к бою орудие любви.

– Начнем, милорд? – шепнула Татьяна.

Еще бы! Что за вопрос!

Эпилог

Сомерли-Хаус

Июнь 1815 года

– Полюбуйся! – сказал Лукас, передавая Татьяне свежий номер «Пост». – Герцог Камберлендский только что в очередной раз внес ощутимый вклад в Русский фонд помощи.

– Сколько? – спросила она, пробегая глазами заметку. – Всего тысячу фунтов? Ах он сукин сын!

– В целом он внес почти десять тысяч…

– И поэтому газеты его превозносят как великого филантропа! Когда его спросили о причинах особого расположения к русским, объяснение было следующее: как христианин он рад помочь народу, на долю которого выпало столько страданий. Взять бы этого проклятого лицемера и своими руками…

Лукас приложил палец к ее губам.

– Пока он держит слово, ты в безопасности, а все остальное не столь уж важно.

В дверь постучали, затем Каррутерс внесла кофейник со свежим кофе. Ее взгляд на мгновение задержался на подносе с завтраком, и она неодобрительно поцокала языком.

– Так дело не пойдет, миледи: вы обязательно должны доесть овсянку!

– Почему мое состояние, – уныло пробормотала Татьяна, – дает всем право разговаривать со мной как с ребенком?

Каррутерс возмущенно всплеснула руками.

– Заставьте ее, милорд!

– Ешь немедленно! – притворно нахмурился Лукас, но глаза его искрились от смеха.

– Терпеть не могу овсянку. Я предпочла бы яйца, немножко бекона и…

– Ну нет, миледи, так не пойдет! От такой калорийной еды у вас начнется рвота!

– У меня никогда не бывает рвоты, – с вызовом заявила Татьяна и незаметно стащила кусочек бекона с подноса Лукаса. – Немедленно принеси мне два яйца всмятку… или я уволю тебя без рекомендаций!

– Гм! Попробуйте, если хотите, – презрительно парировала Каррутерс и, поставив кофейник, ушла из комнаты.

– Одно яйцо всмятку! – заискивающим тоном крикнула ей вслед Татьяна.

Лукас фыркнул и получил локтем под ребра.

– Что тебя так развеселило?

– Трудно поверить, что совсем недавно она была такой робкой и послушной. Наверное, ее испортило то, что она теперь стала горничной графини… – Лукас ласково погладил едва заметно округлившийся живот Татьяны и ее налившиеся груди.

– Но я действительно ненавижу овсянку!

– Тогда можешь взять у меня яйца и бекон. Только не забудь поделиться со мной, – добавил он.

– Ладно уж, доедай, – с набитым ртом сказала Татьяна, подтолкнув к нему тарелку с овсянкой.

– Я не это имел в виду.

– Нет? – удивилась она и проглотила то, что было во рту.

– Нет. – Он отставил поднос в сторону и принялся развязывать ленточки на ее ночной сорочке. – Я имел в виду нечто совсем другое.

– Только если отдашь мне еще и гренок, – заявила она.

– Жадина! – проворчал Лукас, но вожделенный гренок отдал.

Едва Татьяна успела покончить с гренком и повернуться к нему с соблазнительной улыбкой, как в дверь снова постучали.

– Убирайтесь! – в бешенстве выкрикнул Лукас, но Татьяна заставила его замолчать.

– Это, должно быть, Каррутерс, принесла яйца. Входи! – с довольным видом крикнула она, и Лукас расхохотался, наблюдая, как вытянулось у нее лицо, когда на пороге показался Тимкинс.

– Прошу прощения, милорд, миледи, – растерянно пробормотал садовник, заметив разочарованное выражение на лице Татьяны.

– Ничего, ты тут ни при чем, – заверил его Лукас. – Просто се милость обрадовалась бы твоему приходу только в том случае, если бы ты принес в кармане кусок ветчины.

– Но ведь у тебя, наверное, ее нет, – вздохнула Татьяна.

Единственный глаз Тимкинса блеснул.

– Нет. Зато у меня имеется кое-что получше.

– Неужели пирог со свининой? – с надеждой спросила она.

Садовник потоптался на месте, затем достал из-за спины серебряную вазу, в которой красовался цветок розы – белоснежный, махровый, с тугой бледно-зеленой серединкой.

– Позвольте представить «Леди Татьяну Стратмир». Вы просили, милорд, принести вам первый распустившийся цветок.

Татьяна тихо охнула от изумления.

– О, Лукас! Тимкинс! Какая красота!

– Да, она восхитительна, – сказал Лукас, целуя жену. – Я знал, что эта роза будет необыкновенной.

Татьяна зарылась носом в лепестки, вдохнула аромат и передала вазу Лукасу, с нетерпением ожидая его реакции. Он понюхал цветок, поднял голову, еще раз понюхал…

– Невероятно соблазнительный запах, как я и предсказывал, – наконец сказал он. – Пахнет ветчиной.

Ему едва удалось увернуться от ее кулачка.

– Нет, правда, Лукас, как она тебе?

– Мне кажется, в ее аромате есть терпкость и нечто волшебное, – торжественно произнес он. – Как в тебе! – Его длинные сильные пальцы с профессиональной уверенностью осторожно раскрыли лепестки. – И она такая же зеленоглазая, как ты.

– Вы отправите ее описание в Общество любителей роз, милорд? – спросил Тимкинс.

Лукас вставил цветок в густые белокурые волосы Татьяны.

– Нет, мы лучше сохраним за семьей исключительное право на разведение этого сорта. Хотя, возможно, Татьяна пожелает воспользоваться шансом и увековечить свое имя в истории.

– Лучше уж я увековечу себя в нем. – Она приложила руку к животу.

– В ней, – поправил ее Лукас.

– В нем, – упрямо сказала Татьяна.

Тимкинс, ухмыляясь, наблюдал за ними, как заботливая наседка за цыплятами. От его острого взгляда не укрылось, что на ночной сорочке хозяйки развязаны ленточки.

– Пожалуй, теперь я оставлю вас, а вы продолжайте то, чем занимались.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась Татьяна.

Садовник поклонился.

– Разумеется, ваш завтрак, миледи, – смиренно произнес он и, поворачиваясь к двери, подмигнул Лукасу.

– Какой наглец! – проворчала Татьяна, когда за садовником закрылась дверь.

– Именно за это я его люблю. Тимкинс не витает в облаках, а стоит обеими ногами на земле. В нем нет притворства. В этом он похож на тебя. – Лукаво подмигнув, Лукас возобновил свое занятие с того, на чем его прервали: принялся поглаживать груди Татьяны. Она легла на спину, и он обвел кончиком языка ее ушную раковину. У нее участилось дыхание.

– Любимый…

– Муж, – с гордостью поправил он.

– Любимый, – настойчиво повторила Татьяна. – В наши дни очень редко случается, что эти слова означают одно и то же. Тебе не на что жаловаться. – Она сунула руку под одеяло, и он задрожал от предвкушения…

Именно в этот момент в дверь снова постучали.

– Убирайтесь! – простонал Лукас, погрузившийся в захватывающее ощущение ее нежного прикосновения, ее сладкого, теплого запаха…

– Прошу прощения, милорд, – раздался голос Смитерса, – но только что прибыла вдовствующая графиня. Вы приказали сразу же доложить вам об этом.

– Я запру дверь, – прошептал Лукас, но не успел он встать с кровати, как дверь распахнулась и на пороге появилась Далси в сопровождении целой своры тявкающих спаниелей.

– Дорогие мои! – воскликнула она, торопливо подходя к кровати. – Я приехала сразу же, как только услышала новость.

– На этот раз она действительно не теряла времени, – пробормотал Лукас, рассмешив Татьяну. Это была сущая правда. Сообщение о ее беременности не могло прийти в Лондон раньше, чем три дня назад.

– Я так счастлива, так счастлива… у меня нет слов! – захлебываясь от восторга, восклицала графиня.

– Оно и видно, – пробормотал Лукас. – Нельзя ли отогнать этих собак от наших подносов с завтраком?

– Не обращайте внимания! – Далси уселась на кровать рядом с Татьяной. – Как ты себя чувствуешь, дорогая? Каррутерс сказала, что иногда у тебя бывает тошнота. Тебе следует соблюдать диету. Нельзя допустить, чтобы ты растолстела. – Графиня потрогала округлившийся живот.

– Мама, прошу тебя! – возмутился Лукас.

– Разве мужчина способен что-нибудь понимать в этих делах? Дорогая, теперь всем твоим бедам пришел конец – я здесь, и я намерена остаться с тобой.

– Остаться? – Татьяна беспомощно взглянула на мужа.

– Ну да, на весь период твоей беременности и родов. Разве я могла поступить по-другому?

– Конечно, нет, – со вздохом сказал Лукас.

– Кроме заботы о твоем здоровье, необходимо еще так много сделать! Детская, например, – там все надо изменить! А крестильное платьице! Я привезла с собой образчики тканей. Мадам Деку в полном восторге. Весь Лондон просто гудит, узнав эту новость. Неужели я стану бабушкой? В моем возрасте! – Далси кокетливо поправила волосы. – А теперь, поскольку ты уже позавтракала, мы могли бы приступить к делу. С объявлениями о рождении проблемы не будет, потому что я выбрала открытки заранее и нам останется лишь сообщить дату рождения и имя. Об именах вы уже подумали? Естественно, если будет девочка, вы пожелаете назвать ее в мою честь.

– Мама! – попытался урезонить ее Лукас.

– Что бы с вами было, если бы не моя помощь! А если мальчик, то необходимо принять во внимание следующее: адмирал, упокой Господь его душу, всегда предпочитал…

– Остановись же наконец! – взмолился Лукас.

– …библейские имена. Может быть, Бенджамин. Или Израиль? Или Зеведей?

– Зеведей? – Татьяна с трудом удержалась от смеха.

– Но с другой стороны, вы могли бы назвать младенца в честь принца-регента – кстати, он сообщил мне, что с большой радостью станет крестным отцом. Ну разве он не восхитителен?

Лукас решительно приподнялся и сел в постели, якобы невзначай наградив пинком спаниеля, лакавшего сливки из тарелки с овсянкой.

– Лучше уходи, мама, – решительно заявил он, – иначе мы назовем младенца Гарри, если будет мальчик, или Джейн, если родится девочка.

– Вы этого не сделаете! – в ужасе воскликнула Далси.

– Не сомневайся, сделаем.

– Но…

– Уходи сию же минуту! – Он указал на дверь.

Графиня на удивление послушно направилась к выходу.

– Только не Джейн, умоляю. И не Гарри. Такие вульгарные имена не будут звучать подобающим образом. Идемте, мои малышки! – хлопнув в ладоши, обратилась Далси к своим спаниелям, которые, не обращая на нее никакого внимания, с удовольствием поглощали остатки завтрака. Потом она с лучезарной улыбкой обратилась к Татьяне: – Мы продолжим этот разговор, когда я здесь устроюсь. Ты меня просто осчастливила! Я в полном восторге! – Она удалилась, помахав на прощание затянутой в изящную перчатку рукой.

Некоторое время они молча смотрели ей вслед, словно люди, побывавшие в эпицентре урагана. Потом Татьяна безудержно расхохоталась.

– Гарри! – твердила она. – Джейн!

– Единственная угроза, которая пришла мне в голову и так хорошо подействовала…

Татьяна вдруг стала серьезной.

– А ведь она права. Что бы с нами было без нее?

– То же самое, что сейчас, – сказал Лукас и наклонился к ней.

– Сомневаюсь.

– Возможно, не сразу, но все было бы так, как сейчас.

– Знаешь, а мне нравится имя Далсибелла.

– Мне тоже, – согласился Лукас. – Но у нас будет мальчик.

– Ты сказал, что хочешь девочку.

– Я передумал. – Он осторожно опустился на нес.

– Ты уверен?

– Абсолютно. У нас будут только мальчики. Мир едва ли сможет вынести еще одну Далсибеллу Стратмир.

Татьяна притянула его к себе.

– Должно быть, ты иногда с сожалением вспоминаешь о днях своего отшельничества, – прошептала она, крепко целуя его.

– Никогда! – заверил он прерывающимся голосом, с наслаждением вторгаясь в ее плоть.

– Никогда? – переспросила она, глядя в его затуманенные страстью глаза.

В этот момент распахнулась дверь.

– Тимкинс сказал, что вам хочется пирога со свининой, миледи, поэтому я уговорила кухарку… ох, извините! – Каррутерс покраснела до корней волос, разглядев на кровати пару, слившуюся воедино, и тут же исчезла из комнаты.

– Почти никогда, – со вздохом поправил себя Лукас и встал с кровати, чтобы наконец накрепко запереть дверь.