Текст книги "Очерки душевной патологии. И возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия"

Сейчас бы хоть половину того! Так вот года два после болезни кое-как просуществовала, потом впала в жуткую полугодовую депрессию: безнадежность и бессилие, умственная усталость. Очень много думала, очень много читала православной литературы, часто насилуя себя. От усталости и ухудшение памяти – три раза за месяц забывала карточку в банковском автомате. Годы уже бьюсь, чтобы понять, что это у меня: шизофрения – МДП – бесоодержимость (личная или наследственная?)

У матери были реактивные психозы, приступы один за другим. Отец – тяжелый психопат, практикует оккультизм. Когда, после 16 лет необщения я обратилась к нему, он прислал мне глупые стихи сорокалетней давности о том, как за ним, якобы, «гонялся гос-ком-без», но он «тихо удалялся в лес. Прадед, говорят, был колдуном. Так что же вызвало болезнь? Моя общая греховность? Или это конкретно наказание за связь с женатым человеком? Следствие увлечений оккультизмом? Следствие дефектов характера? Или это избранность? Способность к более тонкому, чем у других людей, восприятию? Что было пусковым механизмом – стрессы на работе, внезапно обуявшая меня самоуверенность (гордыня), неправильная любовь, жажда самоутверждения, то, что подруга делала мне рейки? Почему энергия вытекала из макушки? Почему я вообще могу иногда чувствовать энергии?

О.Л., 36 лет, разведенная, детей нет, журналист.

Автор этого аутентичного текста перенесла острый психоз, при котором «образность переживаний, выявляемая на начальных этапах психоза, при более глубоких степенях нарушения психической деятельности достигает степени визуализированных, аффективно-насыщенных, сновидных, красочных видений, сцен. Фантастичность психоза нарастает по мере его утяжеления (от «земных» фантазий до мистико-космических нелепых построений, «сценоподобной образности»3131
  Пападопулос Т. Ф. Психопатология и клиника приступов периодической шизофрении. Дисс. докт. М.: 1966


[Закрыть]. Признаком отличия шизофрении от другого эндогенного заболевания – маниакально-депрессивно психоза (МДП) является обязательное наличие негативных симптомов. Даже в приведенном фрагменте текста их можно выявить как в виде специфических нарушений мышления (присутствие двух равновыраженных взаимоисключающих точек зрения относительно состояния, соскальзывания и перескакивания вследствие «шперрунгов» – «закупорок мышления», придание равной значимости объективно разным жизненным явлениям), так и эгоцентрическому стилю изложения, очевидной склонности к ауто-демонстративности.

Явление 3:

«Вчувстованию» в патологогический процесс нам помогут три пространные цитаты, посвященные творчеству душевнобольных. В первой из них (А) приведена концепция корреляции патографических произведений в психиатрической клинике с типами негативных изменений при шизофрении, во второй (Б) – свидетельство несомненного деструктивного процесса в произведениях талантливого и известного литератора, в третьей (В) – художественный очерк, отражающий восприятие писателем характерной картины эндогенного дефекта.

А.

«Наше исследование проводилось в Научном Центре Психического Здоровья РАМН в 3-м и 4-м отделении среди больных с разными формами шизофрении. Всего было в исследование входило 11 человек, с 6-ю из них была проведена клиническая беседа и патопсихологический эксперимент, результаты которых вполне соответствовали клиническому диагнозу.

В классическом труде «Строение тела и характер» классик немецкой психиатрии Э Кречмер вводит понятие «психоэстетической диспропорции3232
  Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: 1923


[Закрыть]». Эту концепцию он поясняет следующей метафорой: «Шизофреник хрупок как стекло и туп как дерево». В исследованной нами выборке стихотворных произведений мы обозначим их соответственно – модус «стекла» и модус «дерева».

Стихи, отнесённые к модусу «стекло» можно охарактеризовать следующим образом: недоступность эмоциональному резонансу, отгороженность, аутичность, неадекватность, изолированность, гипердинамичность, импульсивность, резонёрствование. В стихах нет образов коллективного бессознательного, а скорее присутствует причудливая игра собственных страстей. В стихотворениях бросается в глаза вычурность образов, сверхдраматизм, эмоциональная неадекватность и интеллектуальная парадоксальность.

Стихам, отнесённым к модусу «дерево» – присуща заторможенность, замедленный темп, поверхностная реакция, эмоциональная тупость, тривиальность, статичность, банальность. В стихах проявляется вязкость и монотонность, равновыраженность оборотов, невыразимость, выхолощенность, интонационная сглаженность, отсутствует акцентирование понятий.

О двух психопатологических механизмах говорит проф. В. Ю. Воробьёв, в докторской диссертации под названием «Интегративная модель шизофренического дефекта», где делается вывод о том, что шизофренический дефект состоит из сочетанности двух радикалов: псевдоорганического и психопатоподобного3333
  Воробьёв В. Ю. Интегративная модель шизофренического дефекта. Дисс. на степень докт. мед. наук. М.:1989


[Закрыть]. Здесь опять можно предположить корреляцию между модусами «стекло-дерево» и этими радикалами. Псевдоорганическому радикалу свойственна брадифрения, как при клещевом энцефалите, т.е. замедление психической активности, это соотносится с типом «дерево». А психопатоподобный радикал проявляется в изменении личностных черт в сторону неадекватности, чудачества, шизотипизации, аутизации, остраннения, что соотносится с модусом «стекла».

Стихотворчество, которые мы относим к доминированию первого модуса патопсихологических механизмов, то есть «стекла», мы хотели бы проиллюстрировать следующим стихотворении. Данное стихотворение принадлежит женщине, находящейся в остром психотическом состоянии, которое характеризуется смешанным маниакально-депрессивным аффектом, а также обилием слуховых и зрительных псевдогаллюцинаций, приобретающих на остроте состояния мегаломанический оттенок. Пациентка считает, что от её мнимой беременности зависят судьбы вселенной, её бред вирирует от сюжета того, что она является матерью всего сущего, до того, что движением её души поддерживается ритм Вселенной.

 
Беременная луна
Разметалась бледна
Голубые губы луны
Искусаны
Голубые руки луны
В травах спутаны
А живота свечение
Кесаревым сечением
Месячное кровотечение
С помятых её простыней
Льётся ленной крови река
Рвёт луна на себе облака
И к земле спадает рука
В брызгах белого облака
О возрадуйся, МАТЬ ЛУНА!
По склону звёздного дна
Покатилась дитё луны
Дочь луны
Серебра ребёнок
Свет ночей
О чудо лунёнок
 

Разбор:

Образ беременной луны поражает своей вычурностью, он не поддается психологическому вчувствованию. Здесь согласно широко распространённой концепции проф. Ю. Ф. Полякова, мы говорим об очевидной актуализацию латентных признаков при шизофрении здесь, то есть круглость луны сопоставляется пациентом с округлостью женского живота.

Следующая строфа: «Разметалась бледна» представляет из себя паралогическое продолжение, не связанное цепью метафорических ассоциаций с предыдущим образом. В природе мы не можем наблюдать и в своей внутренней картине мироздания мы не можем представить, чтобы луна была размётана, расплывчата, размечена по небу. Здесь разрушается гештальт луны как цельного образования. Наше сознание ставится в тупик, мы испытывает фрустрацию перед непонятным и неожиданным образом.

Переходим к следующей строфе: «Голубые губы луны». Нужно достаточно изощрённое воображение, для того чтобы коричневатые лунные кратеры представить в виде голубых губ. В дальнейшим в стихах получает своё отражение аффективная картина психотического состояния из стихотворения отчётливо проступает витальная боль, страдание, дистресс, который однако не может быть разделён читающим в силу его психологической непонятности, невчувственности.

Так с «Голубыми руками луны» мы слышим: «В травах спутанны». Подобное «сопоставление несопоставимого» мы видим в патопсихологическом феномене шизофазии или разорванности речи, поскольку голубые руки никак не могут быть ассоциированы со спутанностью трав. В дальнейшим автор продолжает свою причудливую, вычурную и непонятную логику, опираясь во многом не на смысловое значение материала, а на звуковые ассоциации: «свечение живота», трудно представимое в реальности немедленно переходит в «кесарево сечение», здесь мы вновь имеем дело с шизофазическим феноменом.

Классической его иллюстрацией служит обрывок шизофазической речи в медицинской энциклопедии:

Родился

в Гастрономе №22

по улице Герцена

по профессии бухгалтер

по призванию своему экономист

электрическая лампочка горит от 120 кирпичей

потому что структура её похожа на кирпич3434
  Большая Медицинская Энциклопедия. Аудиоприложения. М.: 1962. Цит по Internet-источнику: http://unclear.rinet.ru/~r_l/psycho/


[Закрыть].

Итак, идя по каждой строфе, мы находим в каждой из них патологические аллитерации. А также мы обнаруживаем интересный феномен, состоящий в том, что в творчестве больных шизофренией смысл имеет тенденцию приноситься в жертву звучанию, мелодизму. Смысл обозначаемого в данном случае не соответствует субъекту обозначаемого, для больного важно звучание обозначаемого, а не смысловая его характеристика. Этот феномен, когда смысл всегда жертвуется ради звука, выявлен в творчестве больных шизофренией в процессе данного исследования, как в модусе «стекла», так и в модусе «дерево», но, главным образом, модусе «стекла».

Модус «дерево». Одной из находок также обнаруженной нами в модусе стихотворных произведений относящихся к феномену «дерево» является деперсонализация. В этих стихах нивелируется личность их создателя-стихотворца. Они могут быть атрибутированы любому человеку, ведь в самом феномене творчество всегда в той или иной мере присутствует творец. В богословских концепциях человек является образом Бога, а в человеческом творчестве мы видим самого творящего. Например, в картинах Дали мы видим в какой-то мере самого Дали, в стихах Пушкина мы всегда улавливаем живость речи, импульсивность, быстроту ассоциаций, присущую гипертимическому характера Александра Сергеевича. В тоже время в стихотворчестве, выделяемом нами под условным именованием «дерево», мы видим абсолютную деперсонализацию, в смысле утраты персоны, личности в творчестве. Эти стихи, если не знать то, что их написал определённый человек, могут быть с таким же успехом присвоены совершенно другому пациенту, находящимся в аналогичном патопсихологическом состоянии.

Для того чтобы проиллюстрировать это, нами было обращено внимание на следующий феномен. Иногда такого рода пациенты вырезают какие-то стихи из журналов и газет, меняют в них несколько глаголов или местоимений и предъявляют их исследователю в качестве собственного творчества без всякого стеснения и на наводящий вопрос исследователя: «Но это вы прочитали и это просто видоизменение того, что вы прочитали». На что мы слышим ответ: «Но ведь видоизменение проведено же мной!» Отсюда мы делаем заключение о признаках размывания личности в такого рода произведениях.

Если в «Стекле» идёт гипертрофирование личности, её сверхдоминирование, то в «дереве» мы видим её постепенное исчезновение, в котором, собственно, и проявляется основной феномен шизофрении, сводимый к обезличиванию, то есть здесь происходит просто утрата личностных особенностей.

В начале анализа феномена «дерева» вырисовывается: обезличивание, и деперсонализация как тенденция ухода от индивидуального начала. Давайте, обратим внимание на следующее стихотворение, принадлежащее больному шизофренией, которая, согласно диагнозу, протекает в её психопатоподобной форме с нарастанием негативных личностных черт по типу патологической деформации личности.

 
Я всегда одеваюсь по форме
Щеголяю в чём мать родила
Пульс нормальный, давление в норме
И в порядке другие дела
Хорошо бы врачу дать по морде раза
Заверяют – не наш метод
Тогда придётся финкой по глазам
Был бы удар меток
Забудь пристрастья к многословью
К строкам, что лирик сочинил
Сегодня прозу пишут кровью
За неимением чернил
 

Вдумаемся, что же по сути это значит, а это значит не что иное, как набор абсолютных штампов, в которых нет интенции, нет отношения. Мы видим штампы, более или менее укладывающиеся в избранный пациентом стихотворный размер, но не несущие в себе ни смысловой, ни эмоциональной нагрузки. Пациенту в данном случае, по сути, все равно, что сказать, он словно подбирает камешки любого цвета, любой формы и втискивает их таким образом, чтобы они просто заполняли ряд. В качестве такого рода камешков служат устойчивые словесные стереотипы, которыми полна наша цивилизация.

• «одет по форме»,

• «выглядеть, в чём мать родила»,

• «давление в норме»,

• «дела в порядке».

Для стихотворений модуса «дерево» характерно, что каждая строчка являет собой эмоционально бедный и интеллектуально мало осмысленный фрагмент, при этом относящийся к тому, что в литературе получило устойчивое наименование штампа. Проследим на примере данного стихотворения, что каждая строка представляет собой констатацию некоего факта, не влекущего за собой дальнейшее продолжение. Каждый штамп может быть уместен и информативен, в случае, если он взят в контексте личностной реальности, личностного отношения к происходящему. А здесь всё равно как, если человек идёт по лесу и берёт то травинку, то муравья, то камешек, то шишку, но при этом каждому из этих разнородных предметов он присваивает одинаковое значение, не выделяет ни одной его содержательной характеристики, в то время как признак подлинного творческого отношения, является высвечивание. Как говорили французские сюрреалисты: смысл поэзии – это видеть чудесное в повседневном. Здесь же, наоборот, видится повседневное в чудесном, могут быть взяты любые, абсолютно любые, без ранжирования, без вникания, без порядка, без смысла любые блоки, которые укладываются в более или менее ритмически стройные строфы. Именно это мы называет «дерево» в силу его обездвиженности, поскольку жизнь есть спонтанность, поскольку существует противопоставление и в настоящем культуральном менталитете существует противопоставление технологии и спонтанности. Это можно проиллюстрировать древним афоризмом: «всё живое – оно растущее, мягкое и гибкое. А всё омертвевшее это застывшее, твёрдое и неподвижное». И как сказал один восточный мудрец: «Я вот стар, но мудр. Почему? Потому что у меня старые подвижные зубы, но мягкий, как у молодого язык, он всегда может говорить, и пока мой язык подвижен, гибок и мягок, я жив, пусть даже будут у меня старые зубы3535
  Жафёрова К. Д. Патопсихологическое исследование стихотворчества больных шизофренией. Дипломная работа. Кафедра пато – и нейропсихологии, ф-т психологии МГУ, 2000


[Закрыть]».

Б.

«В 1939 г. Хармс поступает на лечение в психиатрическую больницу, и после выписки получает медицинское свидетельство о заболевании шизофренией.

Поэзия Даниила Хармса состоит из отдельных, порой не связанных между собой фраз, которые, тем не менее, создают атмосферу определенного стихотворения, а его неологизмы заполняют весь возможный смысловой спектр: от понятных слов до звукоподражательных буквосочетаний.

 
«Все настигнет естега:
Есть и гуки, и снега…
А ты, тетя, не хиле,
Ты микука на хиле».
 

(«Радость», 1930 г.)

Или:

 
«Думы шатая живого леща
Топчет ногами калоши ища».
 

(«Мяч летел с тремя крестами…», 1930 г.)

Однако, чем дальше, тем больше алогизма и разорванности: так, в стихотворении «Скупость» (1926 г.) мы встречаем лешего, который характеризуется как «людий враг». Необычно, но еще понятно. Но чуть дальше уже менее понятно «мерцает дочь»3636
  Шувалов А. В. Патографический Очерк о Данииле Хармсе. 1996. Перепечатка с Internet-источника: http://psychiatry.ru/library/ill/charms.html


[Закрыть]».

 
«Как – то бабушка махнула
И тотчас же паровоз
Детям подал и сказал:
Пейте кашу и сундук»
«Ночь свистела —
Плыл орел.
Дочь мерцала —
Путник брел».
 

В.

Рассказ «Случившееся»3737
  Юрий Бондарев. Мгновения. М.: 2001


[Закрыть]:

Она была девочкой, когда случилось несчастье с отцом. Полусонная, она видела в комнате безголосо рыдающую мать, жалко неопрятную в одной ночной сорочке, непричесанную, с отчаянием глядевшую на неподвижную в углу комнаты фигуру отца, уже одетого, только рубашка под пиджаком была еще не застегнута и галстук не повязан. Она видела его бледное, небритое и будто смертное лицо, помнила его молчание, непонятное, тяжелое, и то, как он поцеловал ее колючими, ледяными губами и ушел из дома навсегда в сопровождении троих людей, незнакомых, сумрачных, пахнущих влажными плащами.

Еще ничем не защищенная, она лишь ощутила во всем этом каую-то постороннюю силу, беспощадно отобравшую у нее отца, тихонько крикнула тогда «Папа» – лбом прислонилась к стене и плакала так, трясясь, дергая худыми детскими плечами, трясясь от страха.

Когда три года спустя, она была в пионерском лагере, вызвали мать и сказали ей: «ваша девочка» странно шепчет, отойдет потихоньку в сторону и шепчет, шепчет бессмысленное.

Это произошло после того, как семье сообщили, что отец умер. Ей исполнилось шестнадцать лет и в ней проснулось нечто неудержимое. Она убегала из дома, пропадала до утра, возвращалась вся растерзанная, измятая, будто вывалянная с ног до головы в грязи. И жадно жуя хлеб, ходила по кухне, смеялась, целовала воздух и как-бы обнимала кого-то, делая движения объятий, привсатвая на цыпочки, и все шептала что-то неистово ласковое страстное. Мать узнала: она бегала в парк, встречалась там с группой беспризорных подростков, которые научили ее «взрослой любви» и самым бесстыдным словам.

Сейчас ей за сорок. Она много ест и все время шепчет. В праздники по-особенному оживляется, надевает новое платье, красит губы, глядится в зеркало, нелепо танцует по комнате одна под марши, звучащие по радио, а потом выходит на улицу, радостно сливается с толпой и смеется тихим смехом.

Чрезмерно возбуждают ее скопление людей, торжественная медь духовых оркестров, толпы народа, уличное веселье. Но с той же силой действуют на нее и вид похорон, траурная музыка, скорбные лица людей, черный цвет. Тогда она навзрыд плачет и, не вытирая слез, неудержимо бегущих из ее прозрачных, удивительно светлых, совсем детских глаз, отходит в сторону и, трогая пальцами то место на щеке, куда поцеловал ее когда-то отец, шепчет, шепчет… Что она шепчет? О чем?

Этой литературной миниатюре не откажешь в клинической правде. Ну, чуть преувеличена роль психогенного фактора утраты отца, хотя существует теория life events – «запредельных жизненных событий», являющихся триггерами шизофреноморфной симптоматики. Описательная правда этого этюда состоит в последовательности смены этапов патологического процесса, позволяющего уверенно диагностировать так называемую простую форму шизофрении. Драйв к интроверсии (пассивное безынициативное послушание старшим, уход в собственные эмоции депрессивной окраски) в ситуации столкновения с реальностью подростковой социализации (пионерлагерь) приобретает оттенок психотической неадекватности (уединение, вербальные галлюцинации, когда «шепчет» и, по-видимому, получает ответ). Затем искаженное прохождение пубертатного криза с бесстыдной расторможенностью низших биологических влечений.

И, наконец, типичное дефектное «сгорание» личности, пренебрежение эстетическими, социальными и духовными ценностями, формирование собственных ритуалов, отражающих фиксацию на здоровом периоде детства, классическое (по Э. Кречмеру) сочетание нечувствительности к тональности переживаний окружающих ее людей с утрированной сентиментальностью применительно к собственным представлениям.

Так болеют шизофренией. И теперь, исходя из объективно – клинических данных, наблюдавшихся с древности и систематизирующихся около 150 лет, мы можем положить за основу нашего рассмотрения шизофрении четыре непреложных факта.

Первое (Этиология): Эта болезнь не возникает беспричинно. В ее основе всегда имеется наследственная предрасположенность, обусловленность и значимость.

Второе (Патогенез): Маркером шизофрении является стиль мышления пациента, который характеризуется отсутствием конформности и равновероятностью вариабельности, что отражает степень индивидуального «отсечения от коллективного бессознательного».

Третье (Клиническая картина): вне зависимости от синдромологических категорий (психозы/неврозы) включает в себя динамику регрессии к онтологически нижележащим уровням.

Четвертое (Исход): в любом варианте, при диагнозе шизофрении присутствуют расстройства целеполагания, варьирующие от отказа (невозможности) волевого напряжения – «абулический дефект», до избыточно неупорядоченного (предположительно производного от инстинктуального) проявления воли – «психопатоподобный дефект».

Переходя от рассмотрения интер-дисциплинарных подходов к сути возможной интерпретации шизофренического безумия, мы приходим к предположению о нарушении в данном случае гармоничного соотношения между «усией» и «ипостасью» личностного бытия.

Корректность приложимости богословских категорий применительно к человеческому бытию оправдывается такими факторами, как, во-первых, несводимость личности к сумме качеств, невозможность целостного описания личности в ее статике. Личность подразумевает становление, движение, процесс. Во вторых, характеристикой личности является ее динамическое само-осознавание. Личность обнаруживается как «я» в отношении. Отношения, конституирующие личность включают взаимосвязь с предшествовавшими поколениями, окружающей реальностью и Творцом. Назначением личностности как категории тварного человеческого бытия является спасение, которое в христианской традиции именуется «обожением» – совпадение образа с Первообразом. Кенозис Божества открывает теозис человечеству – смерть и воскресение Бога приглашают человека к воскрешению и бессмертию.

Под «усией» – природой или сущностью человеческого бытия можно понимать витальную общность людского начала, сокровенное общественное единение, предстающее то в виде каббалистичекого Адама-Кадмона. То в форме «мирового сознания» П. Чаадаева, то как явление мистической церковной соборности А. С. Хомякова, то как Софийность В. С. Соловьева и прот. С. Булгакова. Богословие личности утверждает единство человеческого рода в предстоянии перед Творцом, коллективную вину и ответственность, безнравственность стремления к индивидуальному спасению.

«Ипостась» личностного бытия отражает неповторимую ответственность личности относительно собственной природы исходящую из данности обладания свободным самоопределением. Современный психолог, вполне сочувствующий православию подчеркивает, что явление личности есть «нравственно-ценностный выбор». Стать личностью, по мнению Б. С. Братуся, значит – 1) занять определенную жизненную нравственную позицию; 2) осознавать её и нести за неё ответственность; 3) утверждать её своими поступками, делами, жизнью3838
  Братусь Б. С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988


[Закрыть]. Рассматривая далее, «Самоосознание как ипостасная черта проявляется в выборе иметь/быть является выражением свободы самоопределения», – пишет современный богослов арх. Платон3939
  Платон (арх.) Православное нравственное богословие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994


[Закрыть].

Человеческое бытие в форме «образа Божиего» наделено жизненным импульсом «elan vital» по А. Бергсону4040
  Бергсон А. Длительность и одновременность. П.: 1923


[Закрыть] или «горме» (греч. – стремление) по К. Монакову4141
  Monakow К. Psychiatrie und Biologie, 1919


[Закрыть], под которым понимается творческое побуждение, свойственное уже протоплазмическому уровню и служащее первоосновой инстинктов. И далее: «Усийными или единосущными общеприродными свойствами являются потенции разума, памяти и т. д. Однако каждый человек воплощает в себя сущностные свойства особым и неповторимым личным образом: думает, действует по-своему. Личность ипостазирует сущность, дает ей ипостась, т.е. реальное и конкретное существование»4242
  Яннарас Х. Вера церкви. М.: 1992


[Закрыть].

Наряду со справедливостью вышесказанного, наука богословия предполагает антиномическую достоверность утверждаемых понятий и здесь наша позиция обогащается взглядом безукоризненно точного мастера богословия прот. П. Флоренского: «Усия – стихийная, родовая подоснова человека. Усия – начало в себя, – в себя собирающаяся, из мира, из рода идущая, но в единую точку направляющаяся. Она есть тезис индивида, устанавливающая его в обществе как самостоятельный центр. Напротив, ипостась – разумная, личная идея человека, его духовный облик, его лик – утверждается в человеке как начало общее, надындивидуальное. Это – начало от себя, из себя исходящее, из индивида идущее, отправляющееся от единичного, но в мир распространяющееся и мир собою освещающее. Ипостась, будучи личною, утверждает в личности род и мир, то есть она есть начало самоотречения индивида, прорыв его уединенности, выход из его обособленности»4343
  Флоренский Павел, священник. «Из богословского наследия» // Богословские труды. 1977. Т. 17. С. 83—248 Iu}


[Закрыть].

Теперь, представив себе соотношение «усии» и «ипостаси» в человеческой личности, мы можем достоверно предположить то, что в случае шизофренического личностного бытия происходит ослабление связи между общечеловеческой сущностью и индивидуализацией. Ипостась приобретает самодовлеющее значение. Описанное выше основное патопсихологическое шизофреническое расстройство – затруднение процесса предпочтения естественного выбора – можно понимать как нарушение связи с общим жизненным гормическим потоком, дистанциирование от «коллективного сознания», который является источником человеческой витальности.

Подтверждением этого факта «от обратного» служит наличие своеобразного личностного типа, при котором не наблюдается шизофренической патологии. Это описанный Э. Кречмером4444
  Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Эксмо, 2003


[Закрыть] циклоидный тип – пикнического телосложения, жизнелюб, синтоник, мгновенно настраивающийся, а точнее настраивающий на себя собеседника, конформист, проживающий жизнь в поверхностном согласии с собой и другими. Он привлекателен своей понятностью и естественностью убеждений, земной человек, любитель покушать и развлечься, его поступки совпадают с ожиданиями других, он весьма неглуп, но его логика прозрачна и последовательна. Он располагает к себе уверенностью, укорененностью, уступчивостью, но тщетно ждать от него томления по высшему, мистических восторгов, стремления к недостижимым идеалам. Можно предположить, что подобный тип личностной акцентуации характеризует смещением пропорции к общему «усийному» началу.

Жизненность психологии (или психопатологии) иллюстрируется в описании, приводимом ныне прославленной в чине святых м. Марии (Скобцовой)4545
  Мать Мария. Типы религиозной жизни. Вестник РХД, №176


[Закрыть], когда она описывает черты сословно духовной циклоидной личностной конфигурации: «Высшей ценностью (для них) был, пожалуй, порядок, законопослушность, известная срединность, вместе с тем довольно ярко выраженное чувство долга, уважение к старшим, снисходительная забота о младших, честность, любовь к родине, почитание власти и т. д. Никаких особых полетов не требовалось. Творчество было нивелировано слаженностью и общей направленностью государственной машины. Подвижники как-то не появлялись в губернских кафедральных соборах. Тут действовали иные люди, – отцы настоятели, спокойные, деловитые соборные протоиереи, знающие прекрасно службу, старающиеся обставить ее пышно и благолепно, в соответствии с пышностью и благолепием огромного храма, прекрасные администраторы и организаторы, хозяева церковного имущества, чиновники синодального ведомства, люди почтенные, добросовестные, но не вдохновенные и не творческие».

Смещение внутриличностной пропорции в сторону «ипостасности» образует шизогенный «патос». О таких индивидах писал Э. Кречмер4646
  Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Эксмо, 2003


[Закрыть] Он наделял их удлиненными пропорциями тела и склонностью к абстрактному мышлению. Им атрибутировалась интроверсия, болезненная рефлексия, и аутистическая пропорция. Казалось, они эмоционально холодны, не выводимы из ожиданий общества от них, парадоксальны в суждениях и действиях. Они игнорируют существенные признаки воспринимаемого предмета, в процессе выбора руководствуясь собственной причудливой логикой. Их эмоции неадекватны, варьируя между неожиданными полюсами тупости и хрупкости.

Расхожей фразой романтиков наших дней является цитата из Джона Донна недавно нежно спетая Джерри Халивел в балладе «Calling»: «No man is an island – ни один человек не остров, все мы части материка». В контексте этой красивой метафоры уместно сделать оговорку: люди-острова всё-таки есть. Это те, кому довелось родиться шизотипальными личностями.

Именно для них характерны патопсихологические расстройства по типу нарушения врожденной предпочтительности правильного выбора из воспринимаемого множества вариантов. Их инакость проявляется равнопредпочтительностью вследствие ослабления функции сопричастности общечеловеческому опыту здравого жизненного смысла. Выработанный человечеством механизм отсекания заведомо неправильных вариантов для них недоступен. В процессе само-осознавания, само-чувствоания и само-действования им приходится индивидуально прорываться к разрешению уже решенной коллективно задачи. Доступ к интуитивному опыту совокупного человеческого бытия для них затруднен или невозможен.

Незнакомство со сферой общего опыта, отпадение от сокровищницы «коллективного сознания», чуждость согласованно принятым паттернам чувствования и мышления приводит к опоре исключительно на собственные ресурсы, причем отсутствие значимых ориентиров выбора порождает либо тревожность, либо упрямство. Наверное, это первичное шизофреническое свойство. Тревожность влечет за собой ступор выбора и является причиной ангедонии (невозможности предпочесть позитивные эмоции), а рандомизированно-компульсивный необосновано осуществленный выбор, как правило, оказывается неправильным, что собственно и является механизмом бреда. Феноменологически, бред является не столько фантастически придуманным, сколько общепринято статистически маловероятным вариантом суждением о реальности. По сути, бред есть явление антагонистическое феномену вдохновения. Последнее есть явление личностного выражения общечеловеческого креативного призвания, в то время как бред (эмоционально насыщенное, заведомо неправильное, некорригируемое утверждение) обнажает индивидуалистическое упрямство как прихотливое настаивание на принятии одной из частных возможностей в качестве неопровержимой истины.

Акцентуация «ипостасности» является выражением страсти «гордыни» и в конечном счете является само-возвеличиванием, ложно-бытийным аутизмом. Начиная помещать на вершину иерархии ценностей собственное «Я» в культивировании собственного благополучия/ творчества/ славы/ здоровья, человек, словно перекрывает животворящие потоки «усийности» – сопричастности обще-бытию. Нарушается его призванность быть «частью» человечества, членом тела Церкви. Начинаются судорожные попытки автономного само-сохранения – выживания.

Теперь нам вновь предстоит вернуться к богословию. Хорошему, преемственному святоотеческому богословию, предназначенному для прояснения картины мира. Подвергая теологическому осмыслению простой, пронзительный и болезненный вопрос, с которым сталкивается, наверное, каждый, а именно – «Как факт существования любящего и всемогущего Бога соотносится с существованием в мире зла?» – на выходе мы получим ответ – «в силу даруемой Богом свободы». Свободы для мира вначале невидимого – ангельского, где в метаисторический эон происходит самоопределение сил, а затем видимого, в котором степень свободы убывает почти механически по мере упрощения творения, а на высоте его стоит человек в явлении своего богоподобия.

Читаем у близкого к Православию философа: «Творческая свобода заложена в человеке как печать его богоподобия»4747
  Бердяев Н. А. Самопознание. Проблема человека. К построению христианской антропологии. Л.: 1991


[Закрыть]. Находим у авторитетного богослова: «Бог – просящий подаяния любви нищий, ждущий у дверей души и никогда не дерзающий их взломать. То есть Бог бессилен перед человеческой свободой, так как она исходит от Его всемогущества4848
  Лосский В. Н. Догматическое богословие. М.: 1991


[Закрыть]». Размышляем…