Текст книги "Госпожа Клио. Восход"

– Смотри, – вернувшаяся Даша положила на стол ветхий блокнотик, – Виктор Леонидович Лисицын… Тебе переписать?

– Я так запомню, ты ж знаешь, – Виталий взглянул на страницу и встал, – все, Даш, я пошел. Когда вернусь, не знаю. Поговорю с этим твоим приятелем, там видно будет.

Даша только пожала плечами – а что она могла ответить, если не понимала ничего из происходившего в последние дни?

Нужный дом оказался серой пятиэтажкой с облезлыми дверями, сугробами на козырьках подъездов и огромными сосульками соединявшими балконы в некую футуристическую конструкцию. К подъездам вели узенькие тропинки, а проезжая дорога заканчивалась у мусорных баков, где Виталий и вынужден был бросить машину. По другую сторону двора находилась школа, но в ней тоже царила тишина – наверное, шел урок. Вкупе с серым небом это мертвенное спокойствие являло весьма удручающую картину.

Кодовый замок оказался выломан вместе с куском двери, поэтому в подъезд Виталий проник беспрепятственно – остановил его ударивший в нос запах кошачьих экскрементов, но, слава богу, квартира располагалась прямо на первом этаже.

Виталий несколько раз надавил звонок, но не услышав характерного звука, громко постучал. Через минуту ободранная (а в прошлом коричневая) дверь, открылась безо всяких лишних вопросов. На пороге стоял мужчина. Если б его внешностью занялся приличный стилист, то из него вполне мог получиться былинный богатырь, а так, неухоженная борода торчала клоками, длинные спутавшиеся волосы падали на лоб, но самыми трудно исправимыми являлись глаза, опухшие и бесцветные; к тому же, вместо богатырского меча, он держал недопитую бутылку пива. Хозяин окинул Виталия равнодушным взглядом.

– Пузырь есть, заходи.

– «Пузыря» нет.

– Все равно заходи. Сгонять недолго, – хозяин пропустил гостя вперед и запер дверь.

Сняв пальто, Виталий глянул на грязный пол и решил не разуваться, тем более, хозяин не настаивал. Оба прошли на кухню и остановились.

– И чего? – ожидая ответа, хозяин сделал очередной глоток.

Виталий в это время разглядывал закопченные углы, украшенные кружевами паутины, грязную сковородку на столе, два стакана, две вилки, поллитровую банку, наполненную окурками, из которой распространялся неприятный кислый дух.

– Чего надо, говорю? – повторил хозяин.

– Вы, Виктор?

– Ну, Виктор и что?

– По вашим стихам я представлял вас несколько другим.

– По моим стихам?.. – хозяин поставил бутылку и, скорее, не сел, а упал всей массой на табуретку, – ты кто? Я тебя не помню.

– Да ты меня и не знаешь, – Виталий решил, что обращение должно быть единообразным.

Хозяин закурил, уставившись на фотографию из журнала, приклеенную к стене. С картинки улыбалась рыжая длинноногая девица, обнимавшая мохнатую и такую же рыжую собаку. Глаза Виктора немного просветлели, уголки губ задвигались, словно проговаривая предстоящий монолог; при этом усы топорщились, делая его похожим на Бармалея из мультфильма. Виталий подумал, что в его сознании происходит «опознание темы», хотя перейти к ней оказалось, видимо, не просто.

– А почему пузырь не принес? – он повернулся к Виталию, – какие ж без этого стихи? – поднявшись, он достал из вазочки, стоявшей на полке, сто рублей, – давненько мы о стихах не говорили… на, вот, сходи, сделай одолжение.

– Схожу, – Виталий знал, что с подобной публикой без стакана трудно вести разговор, – только деньги у меня есть.

– Тем лучше, – Виктор спрятал сотку обратно в вазочку.

Магазин оказался в соседнем доме, и весь поход занял не больше десяти минут, однако за это время на кухонном столе появилась папка с тесемками, из которой небрежно торчали помятые листки. Скорее всего, Виктор врал, что давно не возвращался к стихам, иначе не смог бы так быстро отыскать свое «литературное наследие». Виталий поставил на стол водку, выложил полпалки колбасы и буханку хлеба.

– Это молодец, догадался, – похвалил Виктор, – бери стакан.

– Я за рулем.

– Дело добровольное, – он наполнил свой стакан до половины, – за тех, кто еще читает стихи.

Пил он жадно, большими глотками и не морщась. Отломил хрустящую корку и смачно вдохнул аппетитный хлебный запах; закурил.

– Значит, стихи… – повторил он, открывая папку, – ну, вот, например… Погода дрянь. Скатился вечер тусклый./ Где ж тут «очарование очей?..»/ Лишь фонарей рассыпанные бусы/ Качаются иллюзией свечей./ На небе краны, видно, все открыты —/ По стеклам капли пулями в броню/ И грязью перемазанные «стриты»/ Вливаются в кривые «авеню»./ Я знаю тщетность всех своих попыток/ Заснуть, ведь если лампу потушить,/ То станет спальня камерою пыток —/ Камерою пыток для души./ Стена – глаза и потолок – глаза./ Как сгусток первой радости и страха…/ Забыть нельзя и потерять нельзя./ Уж лучше самому бежать на плаху…/ Единство душ растает в свете утра,/ Но есть «сейчас», где струи бьют в упор —/ Таков порядок. Глупо это? Мудро?/ И, может, менее мучителен топор?..

– А кто сказал, что порядок, именно, таков?

– А?.. Не понял, – Виктор поднял взгляд, видимо, блуждавший среди каких-то своих воспоминаний и одному ему понятных образов, – ты о чем?

– Ты сказал, порядок таков, что единство растает утром.

– А-а… Ну, брат, нельзя все воспринимать так буквально.

– Почему? У тебя есть еще, кажется, такое: «И слиться нам в единстве не дано в условьях нами созданной системы». Помнишь?

– Помню. Я сейчас найду, – он зашуршал листами, но Виталий остановил его.

– Лучше просто объясни. Мне надо достичь этого слияния.

Виктор сунул в рот новую сигарету; немного подумал и снова налил (похоже, без соответствующей смазки его извилины ворочались плохо).

– Знаешь, – выпив, отвернулся к окну, – в мире все одновременно, и просто, и сложно – в зависимости оттого, что хочешь увидеть. Все это, – он похлопал по папке, – посвящено одной девушке – у нее шикарные русые волосы и восторженные голубые глазищи!.. Я называл ее Музой. Но тогда я хотел видеть сложный мир, состоящий из полутонов, балансирующий на грани возможностей и желаний. Он казался мне удивительно красивым и единственно достойным существования. Это все сделано для нее или, я бы даже сказал, из нее. Я пытался найти высокое единение и мне казалось, что она понимает меня… А потом она исчезла. Просто больше не пришла, и все. Хотя я видел ее еще несколько раз, но она всегда проходила мимо. Тогда я и пришел к выводу, что мир намного проще, чем я пытался его вообразить – и стихи перестали писаться. Хотя мне до сих пор хочется, но без нее, без моей Музы, ничего не получается… – он вздохнул. С сожалением поглядел на остатки водки и решил еще немного растянуть процесс, – а единение?.. В этом новом миропонимании его достичь очень просто… до обидного просто… Вы сольетесь в единый организм…

– Как? – перебил Виталий, совершенно не стремившийся усложнять мир более, чем он есть на самом деле.

– Как? – Виктор усмехнулся, – да трахнуть ее надо!.. Когда твой член находится в ее влагалище, когда твои сперматозоиды перемещаются к ее яйцеклеткам, вы и становитесь единым организмом, а все остальное, бред сивой кобылы, понял? Ты, похоже, старше меня, а до сих пор не уяснил таких элементарных вещей… или ты что, тоже поэт? В твоем возрасте это противоестественно.

…Как я не додумался?!.. – Виталий стукнул себя по лбу, – я-то искал мистические ходы, а дело в физиологии!.. Все ж логично – как еще создать единый организм! Наверное, я слишком погряз в магии, а, оказывается, она не может заменить жизнь…

– У меня такое впечатление, что стихов тебе уже не надо, – Виктор вылил остатки водки.

– Правильное впечатление, – Виталий кивнул.

– Ну, – Виктор развел руками, – тогда спасибо, что похмелил. Кстати, если встретишь Музу, передавай привет; скажи, что я помню ее, но она мне уже не интересна – время ушло.

– Где ж я ее встречу?

– Мало ли?.. Вообще-то древние греки считали, что их девять, этих Муз, так что ты можешь встретить какую-нибудь другую… – залпом выпив, он занюхал рукавом, – но все они одинаковые – придут, натворят бед, а потом сбегают к другому… потому что – шлюхи!.. Моя, по крайней мере… Ее надо было трахать, и больше ничего!.. Еще за водкой пойдешь?

– Нет, – Виталий направился к двери, оставив Виктора, сидящим на кухне, сосать очередную сигарету. Картина мироздания упростилась до неприличия – и сугробы, и тишина и серое небо, встретившие его на улице, оказывается, отражали подлинные краски существующей реальности.

Бесцельно носить в себе обретенное знание Виталий не умел – им надо пользоваться сразу, иначе оно теряет свежесть открытия. Конечно, стоило б позвонить Даше, но что ей сказать? Что все нормально, и он снова отправляется в Египет? Зачем волновать ее лишний раз, если до вечера он успеет вернуться?..

Хотя, возможно, дело было не только в этом. В очередной раз представив Кристину в том, «египетском» варианте, Виталий с разочарованием обнаружил, скольких прелестей лишена его жизнь. Все чудеса, которые он творил – мелочи, рутина, в сравнении с красивой девушкой, которой можно обладать. А сколько их, таких девушек! …Действительно, поэты, если не великие люди, то, по крайней мере, достаточно прозорливые, – подумал он, – и неважно, удастся ли сегодня же вернуть Кристину – мы будем повторять процесс еще и еще, пока не получится так, как надо! В конце концов, это очень приятный научный эксперимент!..

Подъезжая к «Колесу Фортуны», Виталий увидел стоявшего возле церкви священника. С ним он разговаривал прошлый раз или нет, Виталий не помнил, но священник улыбнулся и поднял руку в знак приветствия. Виталий притормозил, хотя уже показал что сворачивает во двор; до половины опустил стекло.

– Доброе утро, святой отец.

– Я хотел узнать, сын мой, преодолел ли ты искушение?

– Я уж и думать о нем забыл.

– Что же теперь занимает твои мысли?

– Честно говоря, я не хочу этого обсуждать, – Виталий поднял стекло и пропустив ехавший прямо грузовик, свернул к салону. …К чему пустая болтовня, если есть конкретное дело, не терпящее отлагательств? И, вообще, стоит раскрутить стрелку, и через секунду я сам превращусь в бога Атона. А чем тот бог хуже этого?..

Виталий запер за собой дверь и сбросив пальто, сразу направился к своему замечательному прибору. Уже занес руку, но неожиданно зазвонил телефон. Он ни с кем не хотел общаться, но нельзя же вычеркнуть себя из этой жизни – в нее ведь еще придется возвращаться. Поэтому он поднял трубку.

– Здравствуйте, – произнес мужской голос. (Виталий решил, было, что это тот злополучный бизнесмен), – извините, не знаю вашего имени-отчества. У вас работает Кристина – это моя дочь. Сегодня она не ночевала дома. Знаете, такое случается с ней впервые, и я очень волнуюсь. Скажите, вчера она была на работе?

– Конечно. Не волнуйтесь, все нормально. У нас тут срочный заказ, – на ходу сочинял Виталий, – поэтому я попросил ее задержаться, а ночью добираться, сами знаете…

– Могла б такси вызвать! – видимо, мужчина успокоился и его волнение трансформировалось в гнев, – почему она, паршивка, даже не позвонила? Или отец для нее пустое место?..

– Успокойтесь. Она звонила – я свидетель, но связь у нас…

– Да? – из рассерженного, голос сделался подозрительным, – а сейчас она где?

– Я отправил ее с документами. Не волнуйтесь, сегодня мы все закончим, и она придет.

– И то слава богу! – на другом конце бросили трубку.

…Блин, может, надо было сказать, что я вообще ее не видел и пусть сама выпутывается?.. Да, наверное, так было б лучше, но теперь уж поздно рассуждать. Надо поскорее тащить ее обратно, пока папаша не обратился в милицию, – Виталий представил, как появляется ниоткуда на глазах изумленных следователей, устроивших засаду в салоне, – и ведь ментам не объяснишь, что я создал машину времени!.. – он вновь подошел к колесу Фортуны, – так, все на фиг! Полетели!..

Даша прошлась по квартире, внимательно изучая мебель. Что она хотела найти, неизвестно. Вроде, ничего не изменилось, только, вот, пустота, окружавшая ее, казалась слишком пронзительной, звенящей в ушах и давящей виски, как во взлетающем самолете. Никаких мыслей не было, и это тоже пугало, потому что человек, переставший мыслить, медленно, но верно, погибает.

Взяв оставленный Виталием «отчет о командировке», Даша присела на диван. Описание древнего города заинтересовало ее гораздо больше, чем предыдущие «династические» разговоры – здесь чувствовалась жизнь, которую можно, либо увидеть, либо придумать. Причем, для последнего необходимо обладать достаточным воображением, а у Виталия таковое отсутствовало – это Даша давно проверила на практике.

…Или это опус его любовницы? Может же она быть неглупой и начитанной девочкой? Не зря он и стихами заинтересовался… впрочем, что мне до ее талантов, ведь свое решение я уже приняла – ждать, пока все само образуется… От слова «ждать» сразу повеяло тоской и одиночеством. Четыре стены, замыкавшие пространство, стиснули ее в своих объятиях, и вырвать из них мог, либо маленький симпатичный мобильник, валявшийся на кухне, либо тоненький белый проводок, тянущийся от стационарного телефона к коробке на лестничной клетке, а потом еще дальше, дальше…

Даша машинально подняла трубку и набрала номер, который странным образом отложился в памяти, хотя пользовалась она им всего раз. И, вообще, вчерашний день, прошедший в каком-то тумане, рождал в памяти очень противоречивые эмоции, поэтому она молча дышала в трубку, думая, положить ее сразу или все же сказать что-нибудь.

– Даш, я знаю, что это ты. Говори, я тебя слушаю.

– У меня есть продолжение египетских записей…

– Приезжай. Я как раз работаю. Знаешь, я прочел и твою книгу, и его заметки – кое-что безумно интересно! Я сейчас увязываю все это в кучу – классно получается. Приезжай.

То, что Женя даже не намекнул на вчерашнее, с одной стороны, обрадовало Дашу (ведь все-таки ездила она не за тем, что произошло в итоге), но, с другой стороны, внутри шевельнулась крошечная обида – получалось, для него их отношения совсем ничего не значили, тогда зачем оно было?.. Но, несмотря на возникшие противоречия, она знала, что поедет. Куда ей еще деваться?

– Хорошо, я сейчас, – она хотела добавить «…с условием, что мы не будем…», но язык почему-то не повернулся закончить фразу. Она положила трубку и подняла глаза, наткнувшись на собственное изображение в зеркале. …Господи, что я делаю?.. Что со мной происходит?.. «Зазеркальная» Даша смотрела испуганно и тоже не знала ответа.

Женя вернулся к столу. Сегодня у него даже не возникло мысли о предстоящей встрече, как о некоем выдающемся событии – он был занят противостоянием Алексы и Витуса, трагической безысходностью Анхесенамон, безуспешными (он не знал, но предчувствовал это) стараниями верного Синатхора. Сейчас ему, словно дрова для топки, нужен был материал, а не женщина.

Когда услышав звонок, Женя открыл дверь, Даша даже растерялась. Перед ней стоял совсем другой, можно сказать, незнакомый человек. В отличие от вчерашнего, милого и внимательного, этот был небрит, а его отсутствующий взгляд из-под покрасневших век равнодушно блуждал поверх ее головы. Сначала Даша не поняла, что там можно искать, но потом вспомнила их первую встречу и решила, что он опять пил, правда, запах перегара отсутствовал напрочь. Наконец она догадалась – он просто боится, что глаза закроются сами собой и поэтому бездумно таращит их в пространство.

– Что с тобой? – она пыталась решить, нужна ли здесь сегодня или нет.

– Ничего, – Женя пожал плечами и попытался улыбнуться, – после того, как прочитал записки твоего мужа, работал весь день и всю ночь… смотри, – он направился в комнату, а Даша осталась в коридоре, выискивая взглядом знакомые тапочки. Наконец, увидела их, задвинутыми под шкаф, и вздохнув, начала расстегивать шубу.

Прежде, чем войти в комнату, она механически поправила перед зеркалом прическу.

– Видишь? – Женя гордо указал на раскиданные по полу листы. Еще в комнате висела густая пелена табачного дыма, и Даша, не привыкшая к табаку, даже закашлялась.

– Форточку можно открыть? Извини, но иначе я задохнусь, – стараясь не наступать на рукопись, она подошла к окну.

– Открой, – Женин голос стал обиженным – вроде, она обратила внимание на сущую мелочь, не заметив главного, – нет, ты видишь! Здесь четыре главы! Больше семидесяти листов!.. Давай, что ты еще принесла.

Даша достала записи мужа. Схватив, Женя жадно развернул их, плюхнулся на диван и лишь через минуту спохватился.

– Присаживайся.

Даша опустилась рядом, стараясь не касаться его, ни рукой, ни плечом. Она внимательно изучала лицо, которое в своем вчерашнем порыве не успела толком рассмотреть, и увидела, что веки его дрожат от напряжения. Женя уже не справлялся с их тяжестью, а тело начало безвольно клониться в ее сторону. Еще мгновение… она не успела подставить руки, когда Женина голова уютно опустилась к ней на колени. Поджав ноги, он втащил и их на диван. Глаза окончательно закрылись, а «дневники Виталия» медленно спланировали в общую кучу.

Что делать дальше, Даша не знала. В первую очередь ей мешали собственные руки. Осторожно, словно боясь обжечься, она коснулась Жениных волос. Ничего страшного не произошло. Уже смелее она погладила их, аккуратно разбирая на пряди. Оказывается, для ее рук нашлось-таки приятное занятие…

Так прошло минут десять. Даша в подробностях изучила обстановку комнаты; с ужасом представила, как можно за ночь даже просто исписать семьдесят листов, а если еще наполнять их складным содержанием, то это просто нереально. Хотела поднять хоть один листок и посмотреть, что же там написано, но тогда пришлось бы потревожить эту умную голову. Она снова опустила взгляд на бледную щеку с пробившейся за сутки щетиной и подумала, что это даже здорово, когда он ничего не говорит, ничего не делает, доверившись ей полностью. …Виталий никогда так не засыпал у меня на коленях… он всегда начеку. Он всегда все знает и всегда сам принимает решения. Хотя и любит меня… вернее, любил до последнего времени, – Даша вздохнула, но в этом вздохе не было трагичности, – да, он любил меня, а мне дозволялось любить его ровно настолько, насколько он считал нужным. Никогда он не доверялся мне, как… как Женечка…

Мысленно произнесенное уменьшительное, вызвало такую бурю эмоций, какую она не испытывала даже во время их близости. Захотелось наклониться и самой поцеловать его, но, к сожалению, ее тело не могло изогнуться подобным образом. …Вся моя забота о муже ограничивалась бытовым уровнем, – она вернулась к прежним мыслям, пытаясь избавиться от искушения, – а спать, вот так, безмятежно, чтоб я могла прикрыть его своим крылом… Боже, что я несу?!.. Какое крыло?.. Виталий никогда не нуждался в моей помощи, а это все равно, что не нуждаться во мне. Ведь я, наверное, тоже сильная и тоже способна на что-то, если б он попросил…

Дашу удивило, что все ее мысли протекают в прошедшем времени. …Почему так? – испугалась она, – ведь я не принимала никаких кардинальных решений. Я решила ждать, только и всего. Ждать, когда все вернется… В этот момент тоненький внутренний голос пискнул, а хочет ли она, чтоб все вернулось? Впрочем, ей ничего не стоило сделать вид, будто она его не услышала. Вот, если голос станет громче и требовательней, она, пожалуй, задумается, а пока… пока она все-таки умудрилась вылезти из-под Жениной головы, и это дало возможность исполнить мимолетное, но незабытое желание. Наклонившись, Даша коснулась губами небритой щеки. Женя не проснулся, и она повторила движение еще раз, касаясь носа, закрытых глаз, таких нежных, будто трепетавших под тонкой кожей…

…Нет, так я непременно разбужу его, – Даша встала и сделала шаг, чтоб поднять листок рукописи. Половица скрипнула, но Женя не проснулся. Тогда она присела на корточки и стала медленно продвигаться к столу, собирая все в аккуратную стопку.

Страницы были пронумерованы, хоть и валялись в абсолютном беспорядке. Собрав их все, она уселась подле дивана и стала раскладывать по порядку. Беглый неразборчивый почерк не позволял вникнуть в содержание, но это сейчас и не главное (она прочтет все в изданном варианте) – важно, что она вносит свою посильную лепту в его труд.

Наконец комната обрела относительно нормальный вид. …Хорошо б еще все здесь пропылесосить, – подумала она, – но это будет следующим этапом… Сложила листы на столе, сверху положила ручку, словно приглашая работать дальше. Чем еще она могла занять себя? Без Жени, ничем. Кроме пресловутой уборки или приготовления обеда, ее фантазии ни на что не хватало. …А это сделал со мной Виталий, мой добрый и заботливый муж, – решила она со злостью, – за что он так со мной? Ведь я не была такой!.. По крайней мере, мне б хотелось так думать… – Даша уселась за стол, подперла рукой голову и уставилась в спящее лицо, пытаясь прочитать бродившие в Жениной голове мысли.

Прошло еще полчаса тишины, и ожидания неизвестно чего. Тем не менее, Даша была благодарна этой спонтанной паузе, позволившей хотя бы приблизительно разобраться в своих чувствах, и что немаловажно, мотивировать свои вчерашние поступки. Теперь они не так пугали своей нелогичностью и явной нестыковкой с принципами морали – просто, оказывается, сначала она все почувствовала, а потом уже дошла умом. В принципе, это свойственно женщинам.

Придя к выводам, не требующим дополнительного осмысления, Даша почувствовала, что ей становится скучно, а Женя продолжал спать, и, судя по ровному дыханию, это могло продолжаться довольно долго. Даша встала и осторожно вышла в коридор; оделась; оглянулась на спящего Женю; потом открыла дверь и сделав шаг за порог, захлопнула ее. Щелчок замка прозвучал в тишине, как выстрел. Женя услышал его, но не смог резко открыть глаза – только почувствовал, что ему холодно, и лежит он не очень удобно. Голова же оставалась тяжелой, и мысли вязли в густом месиве, именуемом дремой.

Через несколько минут ему все же удалось разлепить веки, и он увидел пустую комнату …А где она?.. И где рукопись? Неужто забрала с собой, дура? Над ней же надо еще столько работать!.. Женя вскочил – на столе лежала ровная стопка листов, ручка, а рядом густо исписанные чужим почерком странички из блокнота. На сердце сразу отлегло. Он пробежал глазами последние строчки, чтоб сознание уже начинало трудиться, и пошел в ванную – без душа он вряд ли сможет скоро вернуться в рабочее состояние.

Греясь под теплыми струями, Женя подумал: …Все нормально, но Дашка-то где?.. Блин, как-то неудобно получается… Сократив водные процедуры до минимума, он выглянул в коридор и увидел, что Дашины вещи исчезли. Странно, но при этом он испытал облегчение. Быстро наведя большую чашку кофе и одновременно жуя кусок колбасы, он вернулся за стол. …Так, что она тут принесла новенького?..

* * *

К тому времени, когда совсем рядом, в желтоватом сиянии, возникла фигура господина Виталия, Кристина прошла все стадии ожидания – от судорожного подсчета секунд до полного смирения со своей участью.

– Господи, ну, наконец-то! – она давно перестала стесняться своей наготы и даже (в шутку, конечно) решила, что если ей все-таки суждено вернуться домой, то обязательно вступит в ряды нудистов, – я уж тут все передумала за эти две недели!..

– Какие две недели?.. Еще сутки не прошли!..

– Сутки?.. – Кристина выпучила глаза, – между прочим, идет уже семнадцатый день! Календаря, правда, у меня нет, но восходы и закаты я считать умею.

– Блин… – Виталий покачал головой, – выходит, за тысячелетия течение времени здорово изменилось. Может, сдвинулась земная ось?..

– Может, и ось, – страхи Кристины рассеялись, сменившись более практичными мыслями. …Если там прошли всего сутки, значит, пока ничего страшного, – решила она, – никто, кроме отца, и не заметил моего исчезновения, а ему придется соврать, типа, загуляла. Ну, покричит, какая я «эгоистка», зато я столько всего видела!.. Никто не поверит!.. А мне и не надо, чтоб верили – важно, что я сама знаю …

– И как ты? – сбил ее с мысли Виталий, – что ела, где спала?

– Ничего не ела и нигде не спала, – Кристина беззаботно рассмеялась, – мы ж, боги, и в такой ерунде не нуждаемся.

– Допустим, мы все же не боги…

– Для них мы – боги, и мне это жутко нравится.

…Жутко нравится… – подумал Виталий– а если она не захочет возвращаться? Отец ее заявит в ментовку… вот, не хватало головной боли… Дурак, неправильно я с ним разговаривал!.. Хотя нет, такого не может быть – человек всегда желает оставаться человеком. Там у нее нормальная жизнь, а здесь? Что за удовольствие болтаться в пустом небе?.. Интересно, как она отнесется к моему предложению?.. Ладно, потом скажу, когда она домой запросится, а то неудобно – типа, пойдем, трахнемся…

– Тут все так классно!.. – голос Кристины сделался восторженным, а глаза радостно заблестели, – я пирамиды видела!.. И Ахетатон тоже!..

– Подожди. Давай по порядку и, желательно, поподробнее.

– Пожалуйста. Сначала, значит, я двинула за Синатхором. Скука смертная – кругом сплошные меловые скалы, глянуть не на что. Правда, кое-где они отступают от берега и образуют небольшие долины, в которых стоят деревушки, домов в десять-пятнадцать; поля там крохотные, каналы, по которым они воду на них подают, а дальше – пустыня. В Ниле, правда, до фига крокодилов – единственное развлечение. Синатхор пытался охотиться на них, но ни одного не убил. Корабль шел под парусом, поэтому двигались мы не слишком быстро.

Виталий отметил это «мы», роднившее рассказчицу с происходившими событиями, и это ему совсем не понравилось.

– Только к вечеру, – продолжала Кристина, – мы подошли к небольшому городу. Потом я узнала, что называется он, Абидос. Здесь Синатхор остановился. Я думала, он собирается заночевать, но он, оказывается, захотел вознести молитвы Осирису.

– А в Фивах он не мог этого сделать?

– Не мог! – Кристина победно улыбнулась. Теперь она знала гораздо больше мага, и это льстило ее самолюбию, – в Абидосе находится главный храм Осириса, где похоронена его голова.

– Почему голова? – изумился Виталий, – а где остальное?

– Это длинная история. Я изучила ее в рисунках на стенах храма, пока Синатхор произносил молитвы. Рассказать?.. Только говорю – история длинная.

– А мы куда-то спешим? – спросил Виталий в надежде, что девушка воскликнет: – Конечно! Я хочу домой!.. Но Кристина ничего подобного не воскликнула.

– Тогда слушайте, – она мечтательно подняла глаза, – бог земли Геб и богиня неба Нут родили четырех детей: Осириса, Исиду, Сета и Нефтиду. Трое из них были, типа, хорошими, и только Сет, вышедший не как все, а разорвав бок матери, оказался плохим. Причем, Осирис и Исида полюбили друг друга еще в утробе, и по выходу оттуда у них сразу родился сын Гор. У Сета вариантов не оставалось, и ему пришлось жениться на Нефтиде.

Осирис, тем временем, стал царем Египта. Он был добрым царем, научившим людей возделывать землю и давший им всякие законы. Потом он пошел странствовать, неся свою веру другим народам. Пока он странствовал, Египтом управляла Исида, а Сет, который тоже хотел стать царем, готовил заговор. К возвращению Осириса он сумел склонить на свою сторону, аж семьдесят два человека! Короче, план у него был какой-то идиотский, но так на стенках нарисовано: зная рост Осириса, Сет изготовил сундук, а когда Осирис вернулся, поставил его в зале и сказал, что отдаст тому, кому тот подойдет по размеру. Осирис забрался в сундук, а заговорщики закрыли его и бросили в Нил.

Узнав об этом, Исида облачилась в траур и отправилась искать мужа. А сундук, тем временем, выбросило на берег, где он застрял в кустах тамариска. Кусты тут же выросли в огромное дерево, и типа, поглотили сундук. А местный царь дерево срубил и сделал из него колонну для дворца. Исида пришла, колонну ту расколола… кстати, куски самого дерева она вернула царю, и они теперь лежат в храме Исиды в городе Библ – мы потом проплывали мимо него. Так вот, забрав сундук, Исида спрятала его, а сама двинула к своему сыну, Гору, но злой Сет сундук нашел, извлек тело, разорвал на четырнадцать кусков и разбросал по стране. Исида вернулась – сундука тю-тю. Пошла она снова, теперь уже собирать куски тела, и хоронила их там, где находила. Теперь в Египте тринадцать могил Осириса. Прикольно, да?

– Подожди, а почему тринадцать, если кусков четырнадцать?

– А Исида не нашла… – Кристина запнулась, – короче, член она не нашла, потому что тот упал в Нил, и его сожрали рыбы.

– О, как! – развеселился Виталий, – выбрали самое вкусное!..

– Не знаю, не пробовала, – Кристина покраснела, – если интересно, то Исиде пришлось сделать искусственный член… ну, типа, протез, и только после этого Осирис воскрес. Вот, собственно, и все. Потом начались «разборки» между Гором и Сетом, но это уже другая история.

– Понятно, – Виталий кивнул, – ну, а с Синатхором что?

– Синатхор оказался важной шишкой, потому что абидосский начальник выскочил встречать его аж на пристань, но Синатхор сразу пошел в храм. Уселся там на полу и начал объясняться с Осирисом. Я, говорит, пришел к тебе, Властелин Постоянства, Дающий Рождение мужчинам и женщинам во второй раз, чтоб ты дал второе рождение Стране Двух Земель. Ибо душа уходит из нее – она крошится и рвется на куски, как человеческая плоть превращается в зловонную жижу, подвергаясь разложению, пока ты не вдохнешь в нее свое чистое дыхание и не соберешь воедино… ну, и так далее, часа на полтора – короче, патриот он, оказывается, жуткий!..

Поплыли, значит, дальше. То они гребут, то опять парус ставят, а вокруг те же скалы, те же деревни, та же пустыня… Знаете, господин Виталий, мне трудно объяснить, но когда сутками смотришь на бесконечно одинаковый мир, начинаешь ощущать полную безмятежность, какое-то неподдающееся логике удовлетворение, и собой, и своей жизнью. Никаких особых мыслей нет, а чувствуешь себя, будто выше всего сущего… я никогда не испытывала ничего подобного.

Короче, на третий день, возник странный город среди коричневых холмов, которые Синатхор называл Восточными горами. От гавани белая дорога вела к дворцу – всего их там несколько, и разделяют их сады. Прикиньте, это среди пустыни-то!.. А чуть в стороне стояли дома, построенные не из глины, а из белого камня. Зрелище, честно говоря, фантастическое. Я сначала подумала, что это мираж, но Синатхор приказал пристать. Знаете, что это был за город? – Кристина улыбнулась, глядя, как маг отрицательно качает головой, – Ахетатон! «Горизонт Атона», как называл его Эхнатон.

– Ты была в столице Эхнатона?!..

– Да! – Кристина гордо вскинула голову, – я поняла это, когда с Синатхором попала в сам дворец. Жилые комнаты там похожи на спальню Анхесенамон – цветы, птицы, звери на стенах нарисованы, а, вот, в парадных залах везде только изображения самого Эхнатона и Нефертити с дочерьми – как они едят, охотятся, танцуют… короче, типа, нашего семейного альбома. Ну и статуи еще той же тематики… там одна прикольная штука получилась: на одной плите изречения Эхнатона выбиты. Синатхор остановился и читает вслух, как молитву, типа – покуда живет мой отец Атон, я сделаю, чтоб Ахетатон, Город Горизонта Солнца, стоял на этом месте. Здесь все принадлежит Атону, моему отцу: горы, пустыня, луга, острова, верхние земли и нижние земли, поля, вода, деревни, люди, звери и все, что мой отец Атон породит отныне и навсегда… тут поднимает он голову, – Кристина прыснула от смеха, – и видит меня! При дневном свете оно ж не заметно, а в зале-то полумрак! Что тут с ним было! Он побледнел, упал на пол, а потом ходу на корабль. Видно, перепугался, что Атону не понравится, как он теряет время.