Текст книги "Эра Водолея, или Каждый имеет право знать"

Глава 5. Оглянись вокруг себя…

Зубков сидел за своим рабочим столом и в последний раз проверял только что написанную статью. В ней он с наслаждением рассказывал о том, как мэрия пытается заставить газеты печатать о своей работе. Все бы было не так страшно, если бы не то, с какой педантичностью мэрия требовала освещать свою деятельность. Вплоть до того, сколько саженцев сегодня высадила служба озеленения и сколько мусора вымели с улиц дворники. А уж дела мэра кроме как эпохальными называть не рекомендовалось. На столе зазвонил телефон. Не отрывая глаз от текста, Зубков снял трубку.

– Алло.

– Привет, это я.

– Привет. Как дела?

– Нормально. Сегодня после обеда большая выписка. А с завтрашнего дня неделя санобработки. Будем все мыть и чистить.

– Почему так скоропостижно?

– Ничего не скоропостижно. Просто я забыла тебя предупредить. Я, наверное, немного задержусь.

– Понятно. Не забудь позвонить перед уходом. Я тебя встречу.

– Хорошо.

Положив трубку, Костя вернулся к статье. Через пятнадцать минут он закончил над ней работать и с удовольствием откинулся на спинку кресла. Голове требовался отдых, и Зубков включил телевизор.

– …вчера прошло сообщение, – спрашивал кто-то патриарха, – что Папа Римский ответил положительно на просьбу мэра города Осокино вернуть городу икону Осокинской Божией Матери. Что это за икона?

– Первое упоминание об иконе Осокинской Божией Матери относится к шестнадцатому веку, – сдержанно и тихо заговорил патриарх. – В начале войны тысяча восемьсот двенадцатого года, во время штурма Осокино армией Наполеона, икона была утрачена. До последнего времени считалось, что она сгорела во время пожара в монастыре. Пять лет назад прошла информация о том, что икона якобы обнаружена в Ватикане. Я не знаю, что происходит у мэра Осокино с Папой Римским, – голос патриарха вдруг стал сдавленным и явно недовольным, – но религия – это не заводская самодеятельность. Нечего прыгать через голову. Если и просить о возвращении иконы Русской Православной Церкви, то это дело Церкви, а не какого-то там мэра. И вообще я сильно сомневаюсь в ее подлинности.

– Но разве есть какая-то разница в том, кто попросил вернуть святыню? – спросил все тот же голос. – Мэр, патриарх или доярка… главное, чтобы возвращение иконы состоялось.

– Я вам уже сказал: это дело Церкви, и самодеятельности здесь не место…

Зубков выключил телевизор и, заложив руки за голову, закрыл глаза.

– Конечно, это дело Церкви, – тихо бурчал он себе под нос. – Наше дело аттестацию по Закону Божьему проходить, строем ходить на проповеди, а там нам скажут, где наше место. Нам и нашей самодеятельности.

Зубков вдруг вспомнил, что собирался позвонить Виктору на работу. Трубку взяла секретарша Юля. Она сказала, что Виктор уехал в командировку в Бельгию. Положив трубку, Костя задумался над услышанным. Слово «командировка» за последнее время в его сознании стало обозначать то же самое, что и арест. Неужели и Виктор тоже? Костя пододвинул к себе клавиатуру и вошел в справочную систему. Система ответила, что Виктор Мышкин уже два дня находится в Бельгии, в городе с красивым названием Льеж.

«Стоп! – сказал себе Костя. – Слишком много совпадений. В течение недели Лена, Игорь и Виктор убыли из города в командировки. Все трое водили одну компанию, соответственно, могли советоваться, рассказывать друг другу новости, планы. Но это косвенные доказательства. Хотя… выстраивается все достаточно стройно. Лена узнала о чем-то таком, о чем ей лучше было бы не знать. Ее тут же изолировали. Если вообще не убили. Потом исчезает Игорь, он видел Ленкины черновики и сами документы, которые, судя по всему, и являются причиной всей истории. Виктор – заместитель редактора. Он видел Ленкину статью и поэтому тоже может быть опасен. Круг замкнулся».

Костя откинулся на спинку кресла и испугался своей догадке.

«Что же получается, – продолжал он рассуждать. – Они вели Игоря с самого начала. Игорь ночевал у меня, он попал в объектив камеры безопасности. Тогда почему я сам до сих пор на свободе? И почему за Игорем не приехали в тот же вечер? Может, просто хотели проследить и узнать все связи? Но ведь Игорь должен был знать о камерах. Почему он об этом ничего не сказал и не побоялся прийти? Чуев прав! Это все игра! Но зачем? Зачем нужно было приходить ко мне и все это рассказывать? А может, все дело не в перевороте? Может, причина исчезновения Лены совсем в другом? Вот именно. В чем-то другом…»

Зубков спустился в подвал и постучал в дверь начальника отдела снабжения.

– Открыто, – сказал дядя Юра.

Костя вошел в комнату. Дядя Юра сидел за своим столом, поедал эклеры и запивал их чаем.

– Присоединяйся, – промямлил дядя Юра с набитым ртом. – Кружка в шкафчике.

Костя налил себе чаю и взял пирожное. Он знал, что для Чуева эклеры были любимым лакомством. Судя по упаковкам, он съел уже шесть штук. Оставалось еще девять.

– Рассказывай, – сказал Чуев, проглотив пирожное и наклоняясь за следующим. – Зачем пожаловал?

– Ты был прав. Игорь приходил ко мне не прятаться.

Дядя Юра хотел было откусить от пирожного, но, услышав, что сказал ему Костя, замер и вынул изо рта эклер, которого уже коснулись зубы. На несколько секунд он задумался, после чего его лицо приняло обычную маску беспечности и эклер был хладнокровно надкушен.

– Ты считаешь, что ничего особенного не произошло? – несколько удивился Костя.

– Именно так, – ответил Чуев и с шумом втянул губами горячий чай.

– Но Виктор и Лена… машина говорит, что они в командировке.

– Не это главное.

– А что?! – не выдержал Костя.

– Не ори, – равнодушно сказал дядя Юра и взял очередное пирожное. – Главное, что ты никуда не уехал. А Лене с Витей ты уже ничем не поможешь. Конечно, это очень грустно, что их жизнь так повернулась, но… ты здесь бессилен. А тебя не тронули, потому что ты ничего не знаешь. Игорь за этим и приходил. Он все проверил и ушел. Да тебя в любом случае не тронули бы.

– Почему это? – удивился Костя.

– Ты для всех загадка. Феномен. Тебя изучать надо. Это, конечно, если не варвары придут к власти. Вот тогда действительно можешь бояться.

– Как же вы можете спокойно смотреть, как собаки грызут вашего соседа? – удивился Костя. – Или что, главное, чтобы не тронули тебя самого?

– Я сидел и ел любимые пирожные, – тем же тоном, но с налетом грусти ответил дядя Юра. – Получал удовольствие. Тут приходишь ты и начинаешь мне рассказывать страсти, стыдить меня, призывать к гражданскому самосознанию. А ты уверен, что с ними что-то случилось? Может, они заодно? Тебя, дурака, просто проверяли, что ты будешь делать в той или иной ситуации, а ты и рад броситься на сыр в мышеловке. Или ты думаешь, что раз провокатор один, то и в провокации будет участвовать он сам?

– Ты что, хочешь сказать, что все это спектакль? – спросил Зубков, пугаясь своей собственной догадки.

Чуев уже успел открыть рот и собирался направить в него эклер, но ему пришлось отложить его.

– Я хочу сказать, что не надо делать скоропалительных выводов. Ты журналист или кухарка? Любой источник информации должен быть для тебя всего лишь очередным источником информации, а не носителем истины.

– Так оно и есть, – оправдывался Костя. – Но…

– Что но? – перебил его Чуев. – Ситуация нестандартная? До этого твоих друзей никогда не арестовывали, они не исчезали и ты не был пешкой в чужой игре? Ну, брат, это все пустое.

Зубков молчал, а Чуев откусил от эклера и с наслаждением начал жевать. Костя понял, что на самом деле поторопился сделать выводы. Бог его знает почему. Неплохая работа, нормальная квартира, новая машина. Дома ждет женщина из снов. Действительно он расслабился, стал легковерным. Может, здешняя атмосфера жизни к этому располагает. Но если некоторые вещи довести до абсурда, совсем не обязательно, что все остальное до того же абсурда дойдет само.

– Н-да, – невесело сказал Костя. – Наверное, ты прав. Что-то я расслабился… Оглянись вокруг себя, не имеют ли тебя, – вздохнул он.

Дядя Юра доел очередной эклер и допил еще теплый чай. На его лице было блаженство насыщения. Он откинулся на спинку кресла и с легкой улыбкой рассматривал Костю.

– Ты кто? – спросил дядя Юра. – Журналист. Репортер. Твоя работа – рассказывать людям новости. Новости без домыслов. Моя работа – помогать тебе и остальным рассказывать новости. Перемены – те же самые новости. А перемены скоро будут. В этом я уверен.

Костя поднял глаза и посмотрел на дядю Юру. Чуев уже не улыбался. Складывалось впечатление, что он что-то знает, о чем остальные даже не догадываются. Чуев не мог остановить извержение вулкана. Он мог лишь стоять в стороне и наблюдать.

Домой Зубков решил ехать на такси. Он немного устал, и крутить баранку ему сейчас совсем не хотелось. Костя вышел на дорогу и осмотрелся в поисках такси. Через пять секунд он увидел желтую «Волгу» и поднял вверх правую руку. Машина тут же моргнула правым поворотником, подъехала к краю тротуара и остановилась.

– На Лефортовский вал, – сказал Костя, склонившись к опущенному стеклу правой двери.

– А-а, журналист… садись, поехали.

Водителем такси оказался Слава. Он широко улыбнулся пассажиру как старому знакомому. От этой улыбки Зубкова чуть не передернуло. Как будто детали ночного кошмара начали воплощаться в реальной жизни. В растерянности от неожиданной встречи он открыл дверь и сел в машину.

– Без машины сегодня? – спросил Слава.

– Да, – ответил Костя. – Устал немного.

Слава вывернул руль влево, обернулся, бросил быстрый взгляд на дорогу и ловко вписался в образовавшуюся в плотном потоке брешь. Машина шла плавно. Зубков бесцельно смотрел в окно, облокотившись о дверь правой рукой и подпирая щеку ладонью. Однообразная городская картинка мелькала за окном, с магиче-ским эффектом уводя сознание в размышления.

– Получилась статья? – с улыбкой спросил Слава, на секунду повернувшись к пассажиру.

– Да. Даже премию выписали, – соврал Костя, оторвавшись от размышлений.

– Как вам у нас?

Вопрос был как удар. Короткий и в печень. Зубков еле заметно вздрогнул, как будто его ударил слабый, но ощутимый разряд тока. Он медленно повернул голову к водителю и, наморщив лоб, спросил, делая вид, что не понял вопроса.

– Где у вас?..

– Ну… в красном секторе… и вообще в нашем районе.

– Хм… замечательно… – улыбнулся Костя. – Как и везде в красном секторе.

– Ну а район вам понравился?

– Хороший район. Хороший город, хорошая страна.

Это было смешно, но где-то в глубине души Зубков заподозрил Славу в банальной провокации. Бесхитростность поступка Костю несколько развеселила. Он тут же решил подыграть Славе и посмотреть, что будет дальше.

– Вы так спросили… вам что-то не нравится? Я что-то упустил?

– Не нравится… – без интонации выдохнул Слава, глядя на дорогу. – Когда чувствуешь себя бараном в загоне, в этом мало хорошего. Сюда можно, туда нельзя…

– Что-то я не пойму вас…

– Я вам объясню, – спокойно сказал Слава. – Видите этот рыболовный магазин? Что там написано на вывеске?

– Принимаются желтые и зеленые карточки.

– Правильно. Крутишь целый день баранку как проклятый. А зайдешь крючков для рыбалки купить, тебе скажут: смотреть можно – купить нельзя.

– Но ведь здесь дороже, – заметил Зубков. – На проспекте, рядом с вашим домом, прекрасный магазин. Там великолепный выбор.

– Но мне нужна катушка, которой там нет. Я люблю ловить «Фениксом», – несколько возбудился Слава.

– Вы можете заказать ее по каталогу.

– А почему я должен заказывать ее по каталогу, если она продается в магазине рядом с моим таксопарком?

– Согласен, – сказал Костя, – это несколько нелепо…

– Хм, нелепо… сидим как звери в клетках. Ну и что с того, что прутьев нет? Выйдешь за черту и не выживешь.

– Слава, вы преувеличиваете, – улыбнулся Костя. – С красной карточкой можно прожить и в желтом, и в зеленом секторах. Только зачем? Ведь это будет намного дороже, чем жить в секторе с цветом твоей карточки.

– Затем, что мне так хочется. Дело не в цвете карточки и сектора, в котором ты живешь. Кто-то, кто решил, что поумнее остальных, оценил свою работу дороже, чем физический труд. И все… Он плюет в потолок и имеет хорошие деньги.

– Кто вам мешал получить образование и зарабатывать сейчас больше?

– Те, кто решил, что их труд дороже. Пусть попробуют весь день покрутить баранку или простоять у станка.

– А вы пробовали весь день просидеть в лаборатории, смешивая реактивы? Или смогли бы весь день принимать больных в клинике?

– А почему не смог бы? Научиться всему можно.

– Но ведь вы же не стали учиться. Вы пошли работать шофером.

– Правильно. Потому что у меня это лучше получается. И мне это больше нравится.

– А у вашего соседа лучше получается программы писать.

Сказав это, Зубков испугался, как пугается человек, когда задает вопрос и боится получить на него ответ. Он сам не знал, зачем сказал это.

– Ну и что. Я не вижу, чем его работа дороже. Просто однажды кто-то решил, что работа шофера дешевле, чем работа программиста. Мир полон дурацких предубеждений, и в нем совсем нет справедливости.

Машина остановилась у подъезда. За разговором Зубков не заметил, как они подъехали к его дому. Он передал Славе карточку, тот вставил ее в приемник портативной расчетной машины и снял плату за проезд.

– Спасибо, – сказал Зубков, открывая дверцу машины.

– Всего хорошего, – улыбнулся Слава. – Заезжайте к нам.

Зубков улыбнулся в ответ, кивнул головой и вошел в подъезд.

«Господи, – думал он, поднимаясь по лестнице, – почему же они всем недовольны? Все время им кто-то что-то должен… Мир полон условностями и несправедливостью… Так измени этот мир!»

Глава 6. Доброе утро, страна!

Зубков проснулся рано. Он открыл глаза и повернул голову налево. Наташа еще спала, положив голову на его левую руку. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Костя чуть приподнял голову и посмотрел на будильник. Было без пятнадцати шесть. Спать больше не хотелось. Зубков осторожно освободил руку и встал с кровати. Наташа спала, тихо посапывая, как ребенок. Костя улыбнулся этому и, надев штаны, вышел на балкон. Утро было прохладным и свежим, небо – безоблачным и голубым. Костя вернулся в комнату и осторожно закрыл балконную дверь. Он поправил одеяло, сползшее с плеча Наташи, и пошел в ванную чистить зубы.

Через десять минут на плите стояла турочка с кофе. Его ароматный парок дразнил аппетит. Костя зашел на кухню с красной конторской папкой в руках, положил ее на стол, открыл холодильник и достал из него кусочек голландского сыра. Сделав себе два бутерброда, он налил минуту назад сваренный кофе и, удобно пристроившись на табурете, развязал у папки тесемочки. Вчера после работы он заехал на свою квартиру и забрал папку, чтобы сделать в ней новые записи.

В красной папке Зубков хранил листы бумаги, которые с большой натяжкой можно было назвать дневником. Скорее это были путевые заметки. Костя не мог сказать, зачем он однажды начал делать эти записи. Наверное, в какой-то момент ему захотелось зафиксировать те мысли, что мучили его первые недели. Зафиксировать для того, чтобы позже к ним вернуться.

Вчера Костя почувствовал сильное желание перечитать свои записи. Так, за чтением этих заметок, кофе и бутербродами с сыром, прошли первые два часа. Без двух минут восемь Костя допил вторую чашку кофе и включил маленький телевизор, стоявший на кухне на холодильнике. Экран вспыхнул, по циферблату ползла секундная стрелка. Пошла заставка программы новостей.

Грянул знакомый с детства гимн с незнакомыми словами, за ним появилась милашка телеведущая.

«Доброе утро, дамы и господа, – со сдержанной улыбкой сказала ведущая. – Передаем экстренное сообщение!»

Костя оторвался от заметок и насторожился. Картинка скакнула, ведущая исчезла, и появилось изображение четырех мужчин, сидевших за столом, накрытым зеленой материей. Лицо одного из них Зубкову показалось знакомым. Только сейчас он заметил таблички с фамилиями собравшихся за столом. Ну конечно же, это был Штырев.

«Доброе утро, дамы и господа, – сказал Штырев. – И оно на самом деле доброе. Сегодня в шесть часов утра президент подал в отставку. Режим ставленников Лебедева пал. – Костя не мог поверить в только что услышанное, но чувствовал, что это случилось на самом деле. – На время переходного периода, до новых демократических выборов, власть переходит к Комитету национального спасения. Всем государственным чиновникам и служащим предлагается продолжать исполнение своих служебных обязанностей вплоть до особого распоряжения. Любые беспорядки будут пресечены и в случае необходимости милиции и внутренним войскам будет отдан приказ о наведении порядка более жесткими способами».

Камера немного отъехала назад и сделала наезд на Мукина.

«Доброе утро, страна, – воодушевленно сказал Мукин. – Сегодня мы все проснулись в новом, светлом государстве. Государстве, в котором больше не будет лжи, тотальных слежек, доносов, репрессий инакомыслящих. Отныне в психиатрических клиниках будут лечиться только больные люди, а не треть населения страны. В командировки будут ездить только по служебным делам, а не по приговору особой комиссии. Отныне свобода слова будет основываться на праве каждого говорить то, что он хочет, а не то, что разрешает Служба государственной безопасности».

На кухню вошла Наташа и, встав у Кости за спиной, положила руки ему на плечи.

– Доброе утро, – сказала она сонным голосом.

Костя поднял глаза и посмотрел на нее снизу вверх.

– Привет, – сказал он без эмоций.

– Что передают?

– Наши в городе.

– Что? – не поняла спросонок Наташа.

– Президент подал в отставку. Власть перешла к Комитету национального спасения.

Наташа медленно села на табурет.

– Спокойствие. Только спокойствие, – сказал Костя с улыбкой. – Ничего страшного не произошло. По крайней мере пока. В стране всего-навсего переворот.

В дверь длинно позвонили. Наташа и Костя перевели на нее взгляд, потом посмотрели друг на друга.

– За тобой или за мной? – спросил Костя, подняв брови и перестав улыбаться.

Наташа сидела белая, как снег. Ее прелестный ротик чуть приоткрылся, а в глазах читался испуг. Повторного звонка не последовало. Костя встал с табурета и пошел открывать дверь. Наташа хотела остановить его, сказать, чтобы он не открывал, но не смогла этого сделать. Казалось, силы покинули ее. И что будет лучше, она тоже не знала. От двери Костя подмигнул ей и щелкнул замком. Он чувствовал легкий мандраж в коленях, но не открывать было глупо. Если это новая власть, то при необходимости она просто высадит дверь.

На пороге в халате и шлепанцах стоял дядя Юра. На его лице, от правого уха до левого, растянулась улыбка. В руках он держал бутылку шампанского.

– Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало! – радостно и с выражением сообщил дядя Юра и вдруг, посерьезнев, добавил: – А чем это у вас пахнет?

Он заглянул Косте за спину, очевидно, пытаясь разглядеть, что у него со штанами. Костя отошел в сторону, пропуская в квартиру раннего гостя, и закрыл за ним дверь.

– Здравствуй, мой цветочек, – улыбнулся Наташе дядя Юра и поцеловал ее в щечку.

– Здравствуй, – испуганно ответила Наташа. – Это ты…

– Бутылка шампанского, – объявил дядя Юра, подняв руку с бутылкой вверх. – Привез из Франции пять лет назад. Спецом, чтобы выпить по случаю и в хорошей компании.

– Ты думаешь, сейчас как раз тот случай, когда пьют шампанское? – наморщив лоб, спросил Костя.

– Ну… откровенно говоря… да, – ответил дядя Юра, срывая фольгу. – Во-первых, шампанское сегодня выпьют Штырев и его команда. Во-вторых, шампанское сегодня выпьют те, кто прежнюю власть тихо ненавидел. В-третьих, сегодня выпьют просто умные люди. Потому что еще неизвестно, чем все это кончится и придется ли еще когда-нибудь пить шампанское.

Проволочка была откручена, пробка ослаблена.

– Как будем открывать? – спросил дядя Юра. – По-гусарски или с высшим образованием?

– С высшим, – сказал Костя.

Дядя Юра осторожно придерживал пробку, вращая ее на сорок градусов по часовой стрелке и против, не давая выстрелить. Наконец послышалось резкое шипение, и бутылка была открыта.

– У вас принято пить из горла? – с издевкой спросил дядя Юра и положил пробку на стол.

Наташа, все еще растрепанная после сна, поднялась с табурета, и достав из шкафчика три бокала, поставила их на стол. Чуев разлил пенящийся напиток по бокалам.

– Я только не пойму, чему ты так радуешься? – спросил Костя.

– Быть может, это последний бокал шампанского в моей жизни, – ответил дядя Юра. – Могу я выпить его с приятными мне людьми и в хорошем настроении?

Стекло дзинькнуло нежной и чистой нотой. Словами Чуева Наташа была еще раз напугана, а Костя озадачен. Сам же дядя Юра был как-то неестественно весел. Сделав по глотку, все сели на табуреты.

В прихожей зазвонил телефон.

– Я возьму, – сказала Наташа и, поставив на стол бокал, вышла из кухни.

– Скажи, пожалуйста, – снова спросил Костя, – чему ты так рад?

– А с чего ты взял, что я рад? – удивленно спросил Чуев, допив шампанское и налив себе еще.

– Да потому, что ты просто сияешь от веселья, – ответил Зубков. – У тебя даже сейчас глаза смеются.

– Смеются… Я смеюсь, чтобы не заплакать.

В кухню вошла Наташа. Как показалось Косте, она была напугана еще больше, чем прежде.

– Звонили из больницы, – тихо сказала Наташа. – Попросили срочно прийти.

– Ничего удивительного, – пытаясь ее успокоить, сказал дядя Юра. – В стране власть меняется. У кого-то сердце не выдержит. А у кого-то и психика. Сейчас все службы города приведут в полную готовность.

Слова дяди Юры вовсе не успокоили Наташу. Она быстро оделась, поцеловала Костю и дядю Юру и ушла. Зубков и Чуев остались сидеть на кухне, допивая «Дом Периньон».

– Нет, родной. Крикуны – это не те люди, которые принесут обществу желаемые перемены, – сказал Чуев, как только входная дверь хлопнула. – Их поэтому так и называют: крикуны. Другое дело, что они сыграли отведенную им роль. Сдвинули процесс с мертвой точки. Вода в нашем озере покоя давно зацвела и протухла. У меня двойственные чувства. С одной стороны, я рад, что началось хоть какое-то движение, с другой – мне страшно, потому что я предвижу большую кровь.

– Ты думаешь, их кто-то специально выпустил наружу, как чертика из коробочки? – спросил Костя.

– Не исключен и этот вариант, – ответил дядя Юра. – Я все же склонен считать, что они сами все это затеяли, хотя и с трудом могу поверить в то, что крикуны на такое решились. Но беда даже не в этом, сейчас крикуны не знают, что делать дальше. Они так долго стремились к перевороту, что перестали задумываться о программе действий, на случай если он действительно произойдет. Для них был важен сам процесс. – Дядя Юра встал с табурета. – А теперь пора и нам на работу. В такое время журналисту дома сидеть грех. Встретимся внизу.

Через полчаса Зубков и Чуев вышли из подъезда. Неизвестно откуда доносилась музыка. Когда они вышли со двора на улицу, их взору открылось массовое веселье. Люди не торопясь прогуливались по улицам, как будто сегодня был национальный праздник. Они пели, пили, отплясывали. Молодежь кружила прохожих в хороводе. Казалось, на город опустилось безмерное счастье. В кафе и барах с большой скидкой разливали спиртные напитки. В глазах хозяина одного из заведений Зубков прочел испуг. Костя понял, что щедрость идет не из-за праздника, а из-за боязни погромов. Это был второй испуг, который в тот день увидел Костя.

На перекрестке произошло слияние двух праздничных колонн в одну. С транспарантами и бумажными цветами, с детьми, сидящими на плечах пап, и воздушными шарами на ниточках счастливая масса двигалась к центру города. Атмосфера праздника усиливалась. Появились ряженые. С бутылкой вина и стаканом в руке навстречу Зубкову шел человек со знакомым лицом и сияющими глазами. Костя быстро вспомнил его. Это был Федотов. Первый раз они встретились в зале ожидания, когда его забрала милиция у выхода из халявки. Еще один раз они встречались на вечерних посиделках.

– Если не ошибаюсь… Константин? – спросил захмелевший Федотов.

– Да. Здравствуйте, – чуть улыбнулся Костя.

Чуев кивнул головой и тоже улыбнулся. Федотов налил полстакана вина и протянул его Косте.

– За свободу! – провозгласил Федотов.

Окружающие их люди хором крикнули «За свободу!», и в воздух полетело конфетти. Зубкову показалось, что все смотрят на него и ждут, выпьет он за свободу или нет.

– За свободу, – сказал Костя и выпил вино.

Затем за свободу выпил и дядя Юра. Только он пил молча.

Вокруг Федотова, Зубкова и Чуева образовался хоровод. Подвыпивший Федотов поднял вверх руки с бутылкой и стаканом и отплясывал вместе с хороводом. Все просто светились от счастья. Дядя Юра и Костя, улыбаясь в ответ прохожим, пробирались сквозь толпу. Откуда-то взялся человек с аккордеоном. Хоровод распался на пары, и они закружились в ритме «Голубого Дуная».

Словно из-под земли появился Мухин. Он поздоровался с Чуевым и Зубковым. Как показалось Косте, Мухин не сильно радовался происходящему, но и не сильно переживал. Возможно, он был просто спокоен.

– Ну, что ты думаешь по поводу всего этого безобразия? – спросил Мухин, перекрикивая музыку.

– Я думаю, что город, как и вся страна, сегодня нажрется, – ответил Чуев. – А завтра будет опохмеляться.

– У тебя есть знакомые, которые могут достать оружие? – спросил Мухина Костя.

– Зачем? – удивился снова возникший Федотов. – Ведь это ре-во-лю-ци-я. Режим клики Лебедева пал. Свобода, равенство, братство. Бог создал человека…

– А Смит и Вессон сделали людей равными, – перебил его Костя.

В редакцию Чуев и Зубков попали только к обеду. Костя ожидал увидеть там вавилонское столпотворение, но его ожидания не оправдались. По коридорам никто не ходил, почти все корреспонденты были на улицах. Они собирали информацию. Людям нужны новости – они их получат. Большинство же из тех, кто был в редакции, сидели в зале для совещаний. Кто-то курил, запрет на курение в общественных местах почти единогласно на сегодня было решено отменить, и в задумчивой беседе каждый высказывал свои догадки и предположения.

– Не верю я в Это, – сказал Лобачевский. – Слишком неожиданно все Это произошло.

– А ты что, ждал революционную ситуацию? – спросил Новиков, ответственный секретарь. – Верхи не могут, а низы не хотят.

– Да, если угодно. В природе существуют некоторые правила. Все это сильно смахивает не на революцию, а на самопровозглашение. А раз так, то и принимать происходящее нужно соответственно.

– Николай Алексеевич, ты своими заявлениями, ей-богу, порой в тупик ставишь, – сказал Брюхин, начальник транспортного отдела. – Какая тебе в этом обществе может быть ситуация? Все не то что могут, а даже очень хотят.

– Нет, не все могут и не все хотят! – негромко, но с акцентом на последнем слове сказал Лобачевский.

– Уж не сам ли ты готовил маленький переворот? – спросил Картошкин.

– Ничего я не готовил. Просто я констатирую факт, что не всем прежняя жизнь нравилась.

– Так ты думаешь, большие перемены произойдут? – спросил Михалыч. – Свобода, равенство, братство?

– Я не сказал, что перемены будут в лучшую сторону. Но как прежде уже тоже не будет. Так что мало не покажется.

Дверь открылась, и в зал вошел Филатов, владелец газеты. За ним шел главный редактор. Все с ними поздоровались. Редактор, как всегда, был сдержан, но не высокомерен. Всем предложили сесть в кресла. Главный редактор и владелец газеты поднялись на сцену, сели за стол и пододвинули к себе микрофоны.

– Итак, господа, – сказал главный редактор, – поздравляю вас с «поющей революцией».

– И пьющей, – крикнул кто-то из задних рядов.

Все заулыбались, захмыкали, но быстро успокоились.

– Я вам говорю официальные сведения, – продолжил главный. – Именно так назвал Это действо Мукин. Если кто-то еще не в курсе – объясняю. Власть перешла к Комитету национального спасения. Председателем комитета является всем известный Штырев, заместителем председателя – Мукин. Из комитета с курьером нам было доставлено письмо. Сейчас я его зачитаю.

Главный редактор достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый конверт, извлек из него сложенный втрое лист бумаги, развернул и, откашлявшись, зачитал:

Уважаемые дамы и господа. От лица Комитета национального спасения позвольте поздравить вас с августовской революцией. В народе ее уже назвали поющей. Именно это еще один аргумент в пользу того, что все происходящее является не путчем группы заговорщиков, а волеизъявлением подавляющего большинства граждан. В нашей стране произошли большие перемены. И не в последнюю очередь от вас, журналистов, зависит то, как будут развиваться дальнейшие события. Слово может привести не только к миру, но и к войне. Мы призываем вас быть выдержанными, осмотрительными в выборе выражений и эпитетов, не делать скоропалительных выводов, всегда сообщать только факты, без оттенка эмоций. Ваша газета всегда придерживалась этой позиции. Мы надеемся, что и впредь вы не измените своего лица. Завтра будет созвана большая пресс-конференция, на которой председатель Комитета национального спасения господин Штырев ответит на все вопросы. Надеемся на вашу мудрость и гражданскую позицию.

Председатель Комитета национального спасения Мукин

Заместитель председателя Комитета национального спасения Штырев

Главный редактор закончил чтение, положил письмо перед собой и сцепил пальцы рук в замок. Все присутствующие молчали.

– Вот это то, что новая власть сказала нам, – проговорил главный редактор. – Теперь о том, что ответим мы. Господа, я тысячу раз призывал вас к хладнокровию. Сейчас я готов повторить свои слова еще тысячу раз. Я настаиваю, чтобы вы ни во что не вмешивались и не участвовали ни в каких политических партиях или движениях. Я настаиваю, чтобы вы оставались нейтральны и беспристрастны. Если, конечно, хотите работать в нашей газете и далее. Любая борьба за власть рождает тысячи провокаторов. Я настаиваю на том, чтобы каждая информация тщательно перепроверялась. Газета должна оставаться нейтральной к переменам. По крайней мере первое время.

– Да, господа, – сказал Филатов. – Как владелец газеты я могу сказать то же самое. Если вы собираетесь и дальше работать в газете, вам придется оставаться нейтральными. Кто не уверен, что сможет это сделать, должен уйти. Я не позволю превратить газету в рупор какой-либо партии. Наше дело – новости. Новости и еще раз новости.

После короткого совещания все занялись делом. Чуев стал выяснять, кто из бывших поставщиков продолжает работать, Зубков собирался ехать в центр города.

У выхода из гардероба Костю окликнул дядя Юра и сказал, что звонил Богатырев. Данилыч предложил встретиться вечером у него дома. Часиков в восемь. Костя сказал, что будет обязательно. Выйдя из газеты, он достал мобильный телефон и позвонил Наташе на работу. Она сказала, что сегодня домой не придет. Из министерства пришла бумага, в которой говорилось, что все медицинские учреждения переводятся на круглосуточное дежурство. Костя предупредил, что после работы поедет к Богатыреву, и если что, чтобы Наташа звонила туда.