Текст книги "Эра Водолея, или Каждый имеет право знать"

– То есть ты хочешь сказать, что тебя все устраивает в твоем теперешнем существовании?

– Нет, не все, – спокойно ответил дядя Юра. – Но я не вижу ничего такого, из-за чего можно было бы поднять вооруженное восстание. Из-за чего можно повести людей на смерть.

– Ты перегибаешь палку, Моисей, – сказал бородатый очкарик. – Мы не призываем к мятежу. Мы не крикуны, а воспитанные и образованные люди.

– Нет, господа, не надо уходить в сторону, – контратаковал дядя Юра. – Вы мне поставили на вид, что раньше я был другим, не таким, как сейчас. Я ответил, что сейчас можно обойтись и без кровопролития. Есть законы, есть выборы, есть свобода слова. Если у кого-то есть идея или программа – никто не мешает ему заниматься их пропагандой.

– И это говорит человек, три недели назад вышедший из больницы, – укоризненно сказал аспирант и показал на Чуева рукой с повернутой вверх ладонью.

– Юноша, а что вы уже сделали для того, чтобы то, о чем вы говорите, стало реальностью?

– А что я должен сделать?

– А что он может сделать? – спросил кто-то из дальнего угла стола. – Общество имеет свое представление о собственном благополучии. Если ты сможешь ему гарантировать, что все, что ты обещаешь, в точности воплотится в жизнь, оно, может быть, и пойдет за тобой. Но если останется хотя бы один шанс, что затея не удастся, тебя никто не станет даже слушать.

– Но ведь дорогу осилит только идущий, – еще раз встрял Костя.

– А всем на это плевать. Никто не хочет никуда идти. Всех и здесь неплохо кормят.

– Но предела совершенству нет. Нельзя стоять на месте, – продолжил Костину мысль аспирант. – Общество должно развиваться. А иначе оно погубит себя. Если технический прогресс опережает развитие личности и самосознания – катастрофа неизбежна. Это как если мартышке дать гранату. Очень скоро она выдернет предохранительную чеку и взорвется. Добро бы только себя убила, но ведь и другим достанется.

– Но как это объяснить человеку, который считает теперешнее свое состояние вершиной развития, а себя счастливым? Какой был у нашего общества девиз?

– «Сытость, благонравие, семейные ценности».

– Кстати, что в этом плохого? – спросил круглолицый.

– Да ничего. Если только эти понятия не вытесняют десять заповедей.

– А разве это не одно и то же?

Дискуссия продолжалась еще полчаса, перескакивая с одной злободневной темы на другую. Еще какое-то время Костя слушал с интересом и даже время от времени пытался участвовать в беседе, но скоро ему это наскучило. Как-то однообразно противники менялись местами со сторонниками. И всегда главным аргументом было то, что только благодаря президенту и его Верховному Совету общество достигло тех вершин, о которых раньше могло только мечтать.

– Закрываемся, – объявила официантка, проходя мимо стола.

Все подняли глаза и посмотрели на цифры электронных часов, висящих над дверью. Часы показывали двадцать минут первого.

– Ну что же, по пилюле счастья? – спросил круглолицый.

Все одобрительно загалдели, доставая карточки для расчета. Официантка подошла к столу, выслушав последний заказ, высыпала из белого пузырька в блюдце шестнадцать розовых таблеток и принялась за расчеты с клиентами.

– А ты чего? – спросил аспирант.

– Чего? – не понял Зубков.

– Розовую таблеточку.

– А-а… нет, спасибо. Я наркотой не балуюсь.

– Перестань, – улыбнулся аспирант, – она же абсолютно безвредна для организма, к ней нет привыкания.

– Нет, ребята. Допинг в колесах я не принимаю.

– Напрасно. Успокаивает нервную систему, дает отдых мозгу, и спится после нее просто изумительно.

На выходе из столовой все попрощались и разбрелись в разные стороны. Костя и дядя Юра медленно шли по опустевшей ночной улице.

– Что за гадость они сожрали в самом конце? – наконец спросил Костя.

– Пилюля счастья, – ответил дядя Юра. – Слабый наркотик. Дает эффект ощущения счастья. Чем больше доза и чаще применение, тем дольше действие, соответственно – меньший расход.

– И что, много у этих пилюль поклонников?

– Да нет. Не очень. Чуть больше полстраны.

На перекрестке они свернули на свою улицу. Мимо них проехала патрульная машина милиции.

– Как тебе мероприятие? – спросил дядя Юра.

– Мероприятие… – протянул Костя. – Был у меня приятель, учились в школе вместе. У этого приятеля была девушка. Милая барышня, в библиотеке потом работала. Любовь у них была. Мда, – сказал Костя и замолчал. – Как-то звоню ему по телефону, аккурат месяц прошел, как я их вместе видел, спрашиваю, как дела. Он мне говорит, что дела идут, много перемен. Женился, что ли, спрашиваю. Да, говорит, женился. Я его поздравил. Он меня в гости пригласил. Я через неделю заехал и смотрю – барышня не та. Я сначала думал, может, забыл чего-нибудь, лица спутал. Да нет, вроде бы ничего не спутал. Когда он меня провожал до метро, рассказал, что женился, потому что так получилось. Неожиданная беременность.

– Ну что же, поступил как мужчина.

– Не спорю, – согласился Костя. – Встретил я его через год. Как, говорю, жизнь? Нормально, говорит, сынишка растет. И так, как бы невзначай, расписывает мне прелести своей семейной жизни. А я слушаю и не пойму: кого он в этом убедить хочет – меня или себя?

– Хм, – улыбнулся дядя Юра. – В точку попал. Значит, я не ошибся и вечер не зря прошел.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Костя.

Дядя Юра в ответ лишь улыбнулся и, попрощавшись, пошел домой. Костя еще немного постоял на углу своего дома, пытаясь понять смысл сказанных ему на прощанье слов, но вскоре махнул рукой и вошел во двор.

«А я-то думаю, чего они все с такими довольными мордами ходят… – рассуждал Костя, стоя на кухне и наливая себе грейп-фрутовый сок. – А ларчик-то просто открывался. Обожрутся таблеток и счастливы. Чем чаще жрешь, тем дольше счастье. У нас тоже не без этого, любит народ засадить стакашек-другой. Но у нашего ухода от суровой действительности к блаженству есть хороший тормозящий фактор. Это похмелье. В общем-то, это даже как-то честнее. Хочешь сегодня искусственной радости, значит, завтра расплатишься головной болью».

Войдя в комнату, Зубков включил телевизор и начал разбирать постель. «Приготовить буженину очень просто, – объявила телеведущая. – Для этого вам понадобится один килограмм свиной вырезки, головка чеснока, одна-две луковицы, перец, соль, лавровый лист, сухая мята, пол-литра уксуса или хлебного кваса».

– И это на ночь-то глядя? – сказал сам себе Зубков, повернувшись к телевизору. – Теперь понятно… То-то я смотрю, какие-то они все гладкие и упитанные.

«Вырезку нужно нашпиговать чесноком и луком, посыпать молотым перцем, натереть солью и положить в приготовленную посуду. Затем добавить лавровый лист, сухую мяту, залить уксусом или хлебным квасом и поставить мариноваться на двенадцать часов, не забывая через каждые три-четыре часа переворачивать. Затем маринованный окорок нужно поставить в горячую духовку и обжаривать до готовности, поливая выделяющимся соком».

Зубков выключил телевизор и лег в кровать. Как только его голова коснулась подушки, Морфей напустил на него свой туман, и Костя мягко провалился в сон. В этот раз ему приснилось, как он шестилетним ребенком едет на своем трехколесном велосипеде, а мама идет рядом. Дома их ждет папа с мороженым, которое он должен был купить.

Глава 8. Проект «Чужой»

Говорят, что понедельник – день тяжелый. С этим сложно не согласиться. Как много людей едут в понедельник утром на работу и не знают, зачем они туда едут. Сколько времени проходит с начала рабочего дня, прежде чем человек войдет в свой обычный трудовой ритм. В этом отношении Шваркину было проще. Он не любил выходные и поэтому даже субботу и воскресенье проводил на работе. Но когда сегодня утром ему позвонили из Министерства Службы госбезопасности и предложили приехать к десяти часам на прием к министру, Владимир Ильич, мягко говоря, растерялся и, конечно же, вспомнил, что действительно понедельник – день тяжелый. Совещания в министерстве проводятся обычно по средам раз в месяц. Если министр хочет что-то обсудить лично, то, как правило, об этом сообщается за день до встречи. Но чтобы вот так… «Вам предлагается явиться к десяти часам», – сказал адъютант министра, позвонив Шваркину без пятнадцати девять. «Яншин, старый пердун, – догадался Шваркин о причине столь неожиданного приглашения… – Не выдержал, дурак, наябедничал». Но делать было нечего. Нужно ехать к министру и с ходу давать выскочке отпор.

– Мариночка, машину к подъезду, – сказал Шваркин, нажав кнопку селектора.

– Машина ждет вас, Владимир Ильич, – ласково проворковала Мариночка.

Шваркин переоделся в мундир сотрудника госбезопасности, взял с полки фуражку и вышел из кабинета. Как только он открыл дверь, Марина встала из-за стола и сделала шаг навстречу шефу.

– Будут какие-нибудь распоряжения, Владимир Ильич?

– Да, – ответил Шваркин. – Перенеси совещание главврачей на три часа, потом позвони в лабораторию и скажи, что я не смогу присутствовать на испытаниях. Пусть начинают без меня.

– Хорошо, Владимир Ильич, – ответила секретарша.

Как только Шваркин вышел в коридор, Марина снова сняла телефонную трубку и набрала номер.

– Он выехал, – тихо сказала Марина.

Шваркин вышел из второго корпуса психиатрической больницы номер четырнадцать, огляделся и, надевая на ходу кожаные перчатки, направился к распахнутой дверце «Мерседеса». Тело-хранитель закрыл дверцу, «Мерседес» тронулся с места. Сам он сел в машину сопровождения и закрывал дверь уже на ходу.

По дороге в министерство Шваркина не покидала мысль о том, что Яншин слишком рано пошел в лобовую атаку. Тут варианта два. Или он наконец разработал технологию стерилизации, и тогда ему могут многое простить, или вариант с освобождением Зубкова дал какие-то результаты. Но это невозможно. Если бы были результаты, то он об этом узнал бы первым. «Что же произошло?» – думал Шваркин, поднимаясь по ступеням министерства на третий этаж.

В приемной министра было прохладно и тихо. Лишь легкое стрекотание от клавиатуры компьютера, по которой ловко молотила секретарша, нарушало тишину. Слева от двери, ведущей в кабинет министра, за небольшим столом сидел его адъютант, рослый подполковник. Справа, на одном из стульев, стоящих вдоль стены, сидел Яншин. Шваркин смотрел на него не более десяти секунд, но и этого было достаточно, чтобы сделать вывод.

– Полковник Шваркин, – сказал Владимир Ильич адъютанту. – Мне назначено на десять.

Адъютант прекрасно знал полковника, но устав требовал совершенно определенных действий.

– Присаживайтесь, – сказал адъютант, встав с кресла и показывая рукой на место, где можно присесть. – Вас вызовут.

Шваркин развернулся и пошел к стульям. Он не ошибся. Взгляд Яншина был полон растерянности и гнева. Было ясно, что этот вызов для него также оказался полной неожиданностью и, скорее всего, он во всем винит своего оппонента.

– Здравствуй, Павел Егорович, – сдержанно поздоровался Шваркин и протянул руку.

– Здравствуй, Владимир Ильич, – пробурчал Яншин, вставая со стула.

– И тебя к десяти?

– Как видишь.

Полковники сели и продолжили разговор полушепотом, глядя прямо перед собой.

– В чем дело, не в курсе?

– Так… – сказал Яншин, теряясь в догадках, – я думал, ты все лучше меня знаешь…

– Это зависит от того, что знаешь ты, – ответил Шваркин. – Если ты думаешь, что это я на тебя накапал, то ты сильно ошибаешься.

Полковники повернули головы и посмотрели друг на друга. Они оба были в одинаковом положении, и оба подозревали в этом участие оппонента. И, как теперь становилось понятным, оба же и ошибались.

На столе у адъютанта зазвонил телефон, он снял трубку, ответил «есть», поднялся и вышел из-за стола.

– Господа офицеры, – сказал адъютант, подходя к двери и открывая ее. – Вас ожидают.

Полковники поднялись и вошли в кабинет министра Службы государственной безопасности. Первым шел Шваркин.

Кабинет министра был большим и светлым. На паркетном полу лежали красные ковровые дорожки, посреди комнаты буквой «Т» стоял большой дубовый стол. Министр встретил гостей с кислой миной на лице, медленно шагая им навстречу. Войдя в кабинет, полковники остановились в метре от входной двери, вытянулись по струнке и щелкнули каблуками. Адъютант тихо закрыл за ними дверь. Министр сделал еще несколько шагов и, не доходя до полковников, остановился.

– С каких это пор, господа, вы перестали меня информировать о ходе ваших исследований и о чрезвычайных происшествиях в центральной клинике? – грозно спросил министр. – Что за бардак?!

– Господин министр… – начал Шваркин, догадываясь, что именно явилось причиной вызова.

– Я дал вам шанс, – перебил министр, – выдержал паузу в три недели. Я надеялся, что вы мне сами обо всем доложите.

– Сидор Карлович… – осторожно заговорил Яншин. – О чем речь?

– Меня интересует информация по проекту «Чужой», – сказал министр Службы госбезопасности. – Почему вы ничего не доложили об этом случае?

– Случай весьма спорный, – залепетал Яншин. – Много противоречий…

– Полковник Шваркин, – прервал министр. – Яншин понятия не имеет, что такое военная дисциплина. Он полковник только по должности. Но вы-то кадровый офицер.

– Виноват, господин министр, – без эмоций ответил Шваркин.

– Меня интересует все, – жестко заявил министр. – Что это за человек? Кто он? Откуда?

– Господин министр, – отвечал Шваркин. – Мы не хотели беспокоить вас раньше времени. Мы практически ничего не знаем, а то, что знаем, нуждается в тщательной проверке. Нам нужно время.

– Но какая-то информация у вас все-таки есть? Я жду объяснений.

– В поле нашего зрения «Чужой» попал утром двенадцатого июня, – начал Шваркин. – После предварительной оценки его действий было принято решение о задержании. Константин Зубков, так он сам назвал себя, был задержан в комбинате бесплатного питания. Повар оценил его поведение как странное и сообщил в службу надзора. Первоначальной версией являлось психическое заболевание одного из жителей нашего города. В отделении милиции его дактилоскопировали и проверили по компьютеру. Никакой информации ни на Константина Зубкова, ни на владельца тех отпечатков пальцев, что мы сняли, найдено не было. В тот же день задержанный, будем называть его Зубков, был доставлен в мою психиатрическую клинику.

– Нам лучше присесть, господа, – сказал министр и жестом пригласил полковников сесть за стол.

Все подошли к столу, шумно задвигали стульями по паркету. Министр открыл бутылку минеральной воды «Боржоми» и налил себе полстакана.

– Прошу вас, полковник, продолжайте.

– Далее разработка пошла по двум направлениям, – продолжил объяснения Шваркин. – Первое – психиатрическое заболевание, второе – незаконное проникновение на территорию государства с целью сбора разведывательной информации. Я сделал запрос в международную базу данных и получил отрицательный ответ. Такой человек на планете Земля не числится.

– Но ведь этого не может быть… – удивился министр.

– В том-то и дело, Сидор Карлович, – оживился Яншин. – Этого просто не может быть, чтобы на Земле жил человек, которого нет в базе данных…

– Господин Яншин, – сказал министр и выразительно посмотрел на полковника.

– Извините, – смешался Яншин.

Министр перевел взгляд на Шваркина.

– Продолжайте.

– Далее к делу подключился профессор, простите, полковник Яншин, – Шваркин намеренно спутался, подчеркивая граждан-ский статус оппонента. – Полковник провел некоторые исследования, и у него появились предположения.

– Понятно, – сказал министр. – Что можете добавить вы, господин Яншин?

– Я провел серию опытов и тестов, – сказал Яншин, – и их результаты меня несколько озадачили. Я провел сеанс гипноза и… не нашел никаких воспоминаний о реальности, только сны. Я бы добавил, странные сны. Они наполнены насилием, войнами, катастрофами, террором. И это в то время, как уже более двадцати лет не было ни одного военного конфликта. Между тем его подсознание прозрачно. В подсознании Зубкова я не заметил никаких признаков чужого вмешательства. Возможно, он просто больной человек. В подсознании Зубков считает себя журналистом. Есть еще и другая версия. Ему могли стерилизовать подсознание. Но это всего лишь версия. У меня на данный момент, к сожалению, нет подобной технологии. Насколько я знаю, этой технологии вообще не существует. Более точного ответа о том, что это за человек, человек ли он вообще или откуда он, я пока что дать не могу.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил министр.

– Мы решили отпустить его, – сказал Шваркин.

– Козленок в охоте на льва… – задумчиво сказал министр.

– Именно так, – продолжил Яншин. – Мы создали ему стандартные условия для жизни, устроили работать в газету, ведь он считает себя журналистом. Дали желтую карточку второго уровня. Постепенно он адаптируется к окружающему миру, который до этого считал чужим. Ходит на вечерние посиделки, как и все, кто считает себя цивилизованным и образованным человеком. Треплет языком, начинает увиваться за девушкой.

– За ним постоянно следят, – добавил Шваркин. – К военным объектам он не приближается, в контакт с известными нам агентами не входил.

– Если я вас правильно понял, господа, – сказал министр, – стерилизация сознания – основная ваша версия.

– Если мои подозрения оправдаются, – сказал Яншин, – то было бы нелишним узнать, кто это с ним сделал и как. Узнаем автора – будем думать, как получить технологическую информацию.

– Технология стерилизации сознания была бы кстати, – сказал министр после недолгого размышления. – Как вам известно, крикуны активизировали свои выступления. Теперь уже и в рабочих слоях замечено брожение. Кстати, полковник Шваркин, вы заставили Моисея приглядеть за Зубковым. В этом есть умысел?

– Господин министр, – сказал Яншин, – это я настаивал, чтобы попросить Моисея опекать нашего подопечного.

– Объясните.

– Видите ли, в любом случае Зубков понятия не имеет, в каком мире он находится. Не важно, что было причиной, болезнь или умысел. Он человек неглупый, легко обучаемый. Ему нужен проводник. Моисей, то есть Чуев, давно живет один. В соседней квартире живет Наталья Колесникова, сирота. Родители погибли в автокатастрофе. Чуев, как бы это сказать, покровительствует ей. Наш расчет оказался верным. Он взял шефство и над Зубковым. В первый же день, как их выписали из больницы, он сводил его в комбинат сексуального обслуживания, вечером пригласил на ужин, и вместе с друзьями объяснил Зубкову основы общества. То есть сделал то, что нам было нужно. К тому же на всякий случай мы подстрахуемся с вариантом Моисея. Если он намерен участвовать в волнениях, то неожиданное появление нового человека насторожит и собьет его с толку. Как только он попытается от Зубкова отделаться, мы тотчас же узнаем об этом.

– Хорошо, – одобрил план министр. – Как сейчас ведет себя Зубков?

– Как обычный гражданин, – сказал Шваркин. – Работает журналистом. Быстро завел знакомства в коллективе. Недавно ездил по адресу, где, по его псевдовоспоминаниям, жил раньше.

– Вот как?

– Конечно же, мы все проверили еще в первый день. Это чистейшей воды фантазия. Семья Ивановых проживает по этому адресу четырнадцать лет. Повод для визита Зубков нашел банальный. Редактор дал ему задание написать статью об обычной семье, и, якобы покопавшись в базе данных, Зубков выбрал эту фамилию. На самом деле он неоднократно делал запрос на этот адрес. Статья у Зубкова получилась неплохая. Два дня назад он вместе с Чуевым и Колесниковой ходил в театр. После театра Чуев с Зубковым завезли Колесникову домой, а сами отправились на вечерние посиделки. Зубков даже участвовал в спорах, пытался острить. После посиделок разошлись по домам. Да, вот еще, когда все решили принять по розовой пилюле, Зубков отказался.

– Ну что же, господа, – сказал министр, выдержав после рассказа Шваркина небольшую паузу. – Надеюсь, впредь вы будете меня информировать своевременно. А иначе пеняйте на себя.

Глава 9. На благо человечества

Прошел месяц с тех пор, как Зубков узнал, что положение людей в обществе может определяться цветом карточки. Он почти свыкся с мыслью, что дальнейшая его жизнь пройдет в этом мире. Действительность была несколько странной, но, если не вдаваться в подробности и не забивать себе голову ненужными вопросами, в ней можно было прекрасно жить и наслаждаться этой жизнью. Здесь все было правильно и рационально по определению. Неправильного и нерационального быть просто не могло.

Костя, Лена и Игорь сидели в отделе городской хроники и пили армянский коньяк. Бутылка постепенно пустела, а Виктор все не шел. Журналистам, конечно же, было хорошо и без замредактора, но все же они сочли его поступок хамским. У Лены сегодня был день рождения, к концу рабочего дня друзья условились сесть где-нибудь в уголочке и отметить это дело. Часы уже показывали половину пятого. Полчаса как прошло условленное время, а Мышкин еще не пришел. Игорь в очередной раз разлил коньяк по рюмкам и отставил бутылку в сторону.

– Леночка, – сказал Игорь, сладко улыбаясь. – Как всегда сегодня, и не только сегодня… за тебя. Желаю тебе и дальше цвести на радость поклонникам и на зло врагам. А те, кто сейчас не с нами… – Игорь погрозил поднятым вверх указательным пальцем, – пусть пожалеют о том, что пренебрегли нашим обществом.

– Спасибо, – сказала Лена, улыбаясь и краснея.

Коньяк сегодня закусывали черной икрой, красной рыбой, голландским сыром, балтийскими шпротами и фруктовым ассорти. Зубков сделал глоток коньяка, насладился вкусом напитка, после чего открыл глаза и отправил в рот маленькую ложечку зернистой икры.

– Какая прелесть, – масляно пропел Игорь, и оторвав от веточки винограда одну ягодку, отправил ее в рот.

– Да… – подтвердил Зубков. – Изумительно.

В комнату заглянула уборщица, но увидев, что журналисты еще не разошлись по домам, сказала, что зайдет позже, и закрыла дверь.

– Нет, ну это уже наглость! – заявил Костя и снял телефонную трубку.

– Ты куда звонишь? – спросил слегка захмелевший Игорь.

– Главному, – ответил Костя. – Хватит совещаться, коньяк выдохнется.

– Не успеет, – улыбнулся Игорь.

В кабинете главного редактора было накурено. Утверждался план газеты на август. Мнений по поводу того, какой быть газете, существовало много, и каждый стоял на своем, приводя раз от раза все более убедительные аргументы. Как всегда, за спорами не заметили, сколько прошло времени.

– На том и порешим, – провозгласил Кондрат Филимонович. – С августа отменяем рубрику «Новости мэрии» и вводим новую, под названием «Я заявляю протест». С Министерством печати появление рубрики согласовано.

Зазвонивший телефон никто не услышал, кроме секретарши Юли, на столе которой стоял телефонный аппарат.

– Алло, – сняв трубку, сказала Юля.

– Здравствуйте, – понизив голос, сказал Костя. – Вас беспокоят из мэрии. Могу я поговорить с Кондратом Филимоновичем?

Игорь и Лена, раскрыв рты, смотрели на Костю. Его шутка могла закончиться совсем не смешно. У Кондрата Филимоновича отсутствовало чувство юмора.

– У него совещание, – сказала Юля. – Минуточку, я спрошу, сможет ли он подойти.

– Что значит сможет ли? – удивился представитель мэрии. – Это говорит инструктор Угрюнский.

Юля нажала кнопку на телефонном аппарате и отключила микрофон. Положив трубку на стол, она заторопилась к редактору. В трубке у Зубкова заиграла музыка.

– Кондрат Филимонович… Кондрат Филимонович…

– Что значит нет информации? – продолжал греметь Кондрат Филимонович. – Ты кто, журналист или дворник?

– Кондрат Филимонович, – еще раз повторила Юля.

– Что тебе?

– Вам из мэрии звонят.

Галдеж сразу же прекратился. Все посмотрели на редактора.

– Кто именно и что надо? – спросил Кондрат Филимонович.

– Инструктор Угрюнский, – ответила Юля.

– Новенький, – подметил фотограф.

– Землю рыть будет, чтобы выслужиться, – добавил Виктор.

– Вот ты с ним и разговаривай, – быстро сориентировался редактор.

– Я? – удивился Мышкин. – Почему я?

– Потому что ты заместитель редактора.

– И что я ему скажу?

– Что хочешь. Главное, что меня здесь нет.

Виктор понял, что он обречен на общение с инструктором Угрюнским, и начал пробираться к телефону. Все, кто был в комнате, проводили его сочувственным взглядом.

– Алло, здравствуйте, – заговорил Виктор. – Редактор сильно занят, у нас номер под угрозой срыва, моя фамилия Мышкин. Я заместитель главного редактора. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Если через десять минут ты не придешь, – внятно сказала трубка голосом Зубкова, – мы с Игорем сначала допьем коньяк, а потом поймаем тебя и дадим тумаков.

– Но… – Виктор делал вид, что пытается спорить, но ему не дают и слова вставить. – Нет, вы совсем не так все поняли. У нас нет сейчас свободного корреспондента.

Все молча сидели и смотрели на то, как Мышкин защищает честь газеты, право на свободу выбора событий, достойных освещения на ее страницах.

– Извините, здесь шумно, я сейчас переведу звонок к себе в комнату, и мы сможем продолжить разговор.

Виктор нажал на телефонном аппарате несколько кнопок и положил трубку.

– Что ему надо? – спросил редактор.

Виктор ответил одной фразой, заранее зная, какую реакцию она вызовет у сослуживцев.

– Детские площадки.

– Манумба! – хором провозгласила комната и подняла вверх руку с указательным пальцем, направленным вниз.

Уже месяц мэрия наседала на газету, пытаясь заставить ее освещать городские события, которые сама же мэрия и сочтет нужными. То есть каждый ее чих. Сейчас была компания по обновлению инвентаря детских дворовых и игровых площадок. До этого мэрия считала важным сообщать горожанам об обновлении дорожного полотна окружной автодороги.

– Я у себя поговорю, – сказал Виктор и направился к двери.

– И не давай им спуску! – напутствовал редактор. – Еще не хватало разрешения у них спрашивать, что печатать.

Мышкин кивнул головой и вышел из кабинета редактора. Когда он появился в дверях отдела городской хроники, Игорь уже в очередной раз разливал коньяк по рюмкам.

– Штрафную мне! – с порога заявил Виктор.

– Дырку тебе от бублика, – сказал Игорь, долил остатки коньяка в третью рюмку и поставил пустую бутылку возле правой ножки стола.

– Я не виноват, – притворно захныкал Виктор. – Меня на совещании задержали.

– Ну, раз задержали, – сказал Игорь и достал вторую бутылку.

Шишкин «свернул» бутылке голову и налил еще одну рюмку. Виктор сел на стул рядом с Леной.

– А поцеловать? – сурово спросил Костя.

– Леночка, прости меня, пожалуйста, – оправдывался Виктор. – Поздравляю тебя с днем рождения. Расти большая-пребольшая.

Лена приоткрыла рот и уже собралась что-то ответить.

– Я в том смысле, что хорошего человека должно быть много, – быстро добавил Виктор.

Сказав это, он извлек из-за спины маленький букетик васильков и преподнес его Лене.

– Ой… Какая прелесть, – сказала Лена.

Виктор потянулся рукой к рюмке.

– А поцеловать? – грозно спросил Игорь.

Лена тотчас же подставила розовую щечку. Виктор вытянул губы дудочкой и чмокнул подружку. На столе у Зубкова зазвонил телефон. Костя повернулся в его сторону и задумался, стоит ли снимать трубку.

– Это тебе мэр звонит, – сказал Игорь. – Хочет спросить, договорился ли ты насчет статьи.

Все засмеялись.

– Раз мэр звонит, придется взять трубку, – сказал Костя и пошел к телефону. – Хелло-о-у, – сказал он развязно.

– Константин? – послышался в трубке знакомый хрип.

– Да, – ответил Зубков, мгновенно переменившись в голосе.

Друзья перестали улыбаться и, посмотрев на Костю, затихли.

– Сидоров звонит.

– Здравствуй, Саша, слушаю тебя.

– Пять минут назад в Институте экспериментальной химиче-ской технологии произошел взрыв с выбросом в атмосферу отравляющего вещества. Прилегающая территория не заражена. Пострадали только сотрудники института.

– Спасибо, Саша, – поблагодарил Костя за информацию и положил трубку.

Журналисты продолжали молча смотреть на приятеля в ожидании объяснений.

– В НИИЭХТе был взрыв с выбросом какой-то дряни, – объявил Костя. – Извини, Лена, я еду.

– Мда, – вздохнул Виктор, вставая из-за стола. – Не быть мне сегодня пьяным. Источник достоверный?

– Сержант МЧС.

– С тебя статья, – сказал Виктор. – Я к главному, биться за первую полосу.

Проходя к двери, Костя на ходу снял с вешалки пиджак и скрылся в коридоре.

Пьян Зубков был хоть и слегка, но все же сам сесть за руль не решился. Пришлось брать такси. Только он поднял руку, как возле него остановился желтый автомобиль с черными шашечками на двери. Зубков сел на переднее сиденье и закрыл дверцу.

– Каширское шоссе… – объявил он адрес.

– Хм… Не-е-ет. Не поеду, – улыбнувшись, ответил таксист и в подтверждение сказанного отрицательно закачал головой.

– Почему? – возмущался Костя. – Вы работаете в такси и в черте города обязаны ехать туда, куда захочет клиент.

– Сказал же, не поеду. Освободи машину.

– Ты что, Кодекс о труде не читал?

– Читал. А еще я слушал радио. Там у них в институте чего-то бабахнуло, – водитель повернул голову и посмотрел на пассажира. – Так что отвали. А не то сейчас выйду и ноги выдерну. Морда пьяная.

Можно было, конечно, и поскандалить, вызвать инспектора ГАИ, составить протокол и подпортить водиле жизнь, но у Зубкова не было времени. Поэтому он не сказал больше ни слова и вышел из машины. Ехать на Каширку отказался и второй водитель, и третий, и восьмой. Только через десять минут Костю согласились отвезти по нужному адресу. Молодой парнишка вместо радио слушал компакт-диск.

У проходной института уже собралась порядочная толпа из пишущей и снимающей братии. Подъезжая к месту, Зубков про себя выругался, что опоздал, и, быстро расплатившись с таксистом, буквально выбежал из машины. Но когда он подошел к проходной и прислушался к гомону коллег, то понял, что еще ничего не упустил. Через минуту вышел пресс-секретарь института и, подняв руки, попросил внимания. Гомон сразу же стих.

– Господа. Приготовьте свои документы. Сейчас мы вам оформим пропуска – и вы пройдете на территорию института. Там я отвечу на все вопросы и покажу место происшествия.

– А это не опасно? – спросил кто-то из толпы.

– Кто боится, – улыбнулся пресс-секретарь, – может остаться у проходной.

Желающих остаться не нашлось. Через полчаса в актовом зале состоялась пресс-конференция, на которой сообщили, что в лаборатории 241 произошел взрыв камеры высокого давления. Проще говоря, очень большой скороварки. Из-за чего в лаборатории вылетели стекла из шести окон и была разбита треть стеклянного оборудования. Причина взрыва выясняется, но по предварительным данным, ею стал брак в аварийном клапане сброса давления. На пресс-конференции присутствовали директор института, начальник химзащиты, главный технолог, начальник лаборатории, где произошел взрыв. После пресс-конференции всех проводили в лабораторию 241 и продемонстрировали взорвавшуюся камеру. Она была еще теплой. Когда гостей провожали, Зубков шел последним и случайно услышал обрывок диалога двух сотрудников института. Уже спускаясь с четвертого этажа на лифте, он смог выстроить услышанное в логическую цепочку. Один спрашивал, что там, другой ответил: ZX-612. Конечно, тема разговора могла быть какой угодно, но когда журналист работает над статьей, первое, что он делает, это проверяет любую новую информацию на связь с темой основных событий. Пока Зубков ехал в редакцию, загадочная аббревиатура ZX-612 не давала ему покоя.