Текст книги "Эра Водолея, или Каждый имеет право знать"

– Я за тобой.

– Я готов.

– Ты все успел, что должен был сделать?

– Не знаю… Наверное, нет… Я не уверен…

– Почему?

– Не знаю.

– Неправда. Знаешь. Просто боишься в этом сам себе признаться. Люди часто боятся признать свою слабость и трусость. Но ведь это не страшно. Страшно другое. Еще чаще этим оправдывают свое бездействие.

– Не все зависит он нас самих.

– Неправда. Люди сами творят историю и способны изменить судьбу. Как свою, так и чужую. Но для этого нужно иметь желание. Есть много дорог, по которым можно идти, но выбрать надлежит одну. И не стоит надеяться увидеть море, если уходишь от плеска волн.

– Но почему? Земля ведь круглая.

– У каждой дороги есть начало, но не у каждой есть конец. Не поняв начала, не заметишь конца.

– Возможно, ты и права.

– Я всегда права.

– Конечно.

– Вы часто силитесь понять то, что нужно просто принять, и всего лишь принимаете то, что необходимо понять.

– Остается пустяк… Понять, что не принять, и принять, что не понять.

– Ну что же, раз ты готов – нам пора в путь.

– Постой! Я не готов. Наташа… Я не нашел ее!

– Ты так уверен в том, что это необходимо?

– Да. Я уверен.

– Быть может, она уже ждет тебя там, куда ты только придешь?

– Нет.

– Почему? Ты чувствуешь это? Или только так думаешь?

– Я знаю.

– Хорошо. Я подожду. Недолго.

Облако закрыло луну, и холодный свет ушел из комнаты, оставив место лишь ночи. Ветер что было силы дунул в открытое окно и исчез. Занавеска взлетела к потолку и медленно поплыла вниз. Все стихло, как будто бы ничего и не существовало.

Глава 15. Выход часто там же, где вход

Проснувшись, Зубков попытался открыть глаза, но у него это получилось не сразу. Наконец веки расклеились, и Костя взглянул на мир. Мир был прекрасен, хотя чувствовал себя Костя отвратительно. Голова разламывалась на сотню малюсеньких кусочков. Во рту было противно, как будто кошки нагадили, и сухо, как в пересохшем арыке. В открытое окно дул холодный ветер, занавеска от его дуновений плавала в воздухе.

Зубков перевернулся с живота на бок и, сильно морщась от боли, сел на кровать. Оглядев себя, он без удивления заметил, что спал в одежде. Вчерашний день всплывал обрывками. «Утром сменилась власть… после обеда все собрались у дяди Юры… Посидели неплохо… Потом дядя Федор харчей подбросил… Самогоночки… – импульс боли стукнул в лоб и отрикошетил в затылок. Костя зажмурил глаза и чуть сдавил виски ладонями. – А хорошо вчера посидели!.. Данилыч Карлсона видел… Да и я вроде как тоже…»

– Что ж ты так болишь, зараза! – простонал Зубков, обхватив голову двумя руками и медленно вставая с кровати.

Встав, он пошел на кухню, одной рукой опираясь о стенку. На кухне, в холодильнике, стояла бутылка водки. Одна рюмочка, и жизнь должна была снова расцвести всеми цветами радуги. Всего один глоток. Как часто жизнь зависит всего лишь от одного глотка. Воды или воздуха.

Поправив здоровье, Костя сидел на кухне и, помешивая ложечкой крепкий чай, смотрел по седьмому каналу национального телевидения одну из лучших картин Чаплина «Огни большого города». Зазвонил телефон. На третий звонок Зубков протянул руку и снял трубку.

– Да.

– Лобачевский убит.

Прежде чем Зубков понял, что звонит дядя Юра, прошло несколько секунд. На то, чтобы понять, что он ему сказал, времени понадобилось в три раза больше.

– Как убит… когда?

– Утром. У подъезда. Жена только что звонила. Телевизор включи. Я зайду к тебе.

Зубков не стал спрашивать, какой именно канал, а сразу же включил первый. Передавали новости. Комментарий ворвался в комнату на полуслове. Единственное, что приходило Зубкову в голову, – началось. Милый женский голосок со всей строгостью, на которую только был способен, сообщал о раскрытии крупной коррумпированной организации, в которую входили как бывшие члены правительства, госслужащие и сотрудники СГБ, так и простые смертные граждане, продавшие свой народ за тридцать сребреников.

«Вроде и миры разные, – подумал Костя, – а схемы одинаковые. Следственные органы фабриковали дело, судебные выносили приговор, а печатные доводили информацию до сведения общественности в нужном свете».

– …Но справедливость восторжествовала. Виновные найдены, арестованы и скоро будут наказаны… – воинствовал женский голосок.

Не выключая телевизора, Зубков вскочил со стула и кинулся к компьютеру. Экран вспыхнул, на черном фоне побежали белые строчки. Казалось, компьютер никогда не загрузится. Потом система дважды не определяла карточку и не принимала пароль. Наконец доступ был разрешен. Зубков без труда нашел нужную информацию. В списке из шестисот двадцати четырех фамилий Лобачевский значился под номером двести семьдесят один. Мухин был триста девятым. Зубков сделал общий запрос на розыск. Больше никто из его знакомых ни в чем не обвинялся. Информации о Наташе, как и прежде, не было никакой.

В дверь позвонили. Костя поднялся со стула и пошел открывать. Он никак не мог понять, почему Лобачевского убили у подъезда. Наверное, он пытался бежать. Жаль. Хороший был дядька. Открыв дверь, Костя увидел на пороге Славу. Того самого таксиста, что вез его однажды. Того самого, что когда-то приснился соседом. Слава тоже не ожидал увидеть своего интересного пассажира и несколько озадачился.

– Константин Зубков? – спросил Слава. В руках у него была какая-то бумага, до этого неоднократно в несколько раз складываемая.

– Да. Вы ко мне?

– Вы арестованы.

– Что?..

Вместо Славы ответил приклад автомата. Он угодил Зубкову точно в лоб. Костя сделал несколько шагов назад, оступился и упал. Он лежал на полу, потеряв сознание, чуть повернув голову и раскинув руки. Кровь стекала по брови и от виска капала на паркет. Слава быстро вошел в квартиру, перешагнул через хозяина и прошел в комнату. Следом за ним в квартиру ввалились шестеро автоматчиков. Двое остались стоять на лестничной площадке.

– Кухня, – скомандовал Слава, махнув рукой в ее сторону.

Двое прошли на кухню, двое – следом за Славой, двое остались стоять возле Зубкова. Один из них наклонился к Косте и обшарил карманы. Слава осмотрел балкон и вернулся в прихожую. Часы Зубкова уже были в кармане у одного из автоматчиков.

Очнулся Костя в дороге. Он сидел на боковом сиденье микроавтобуса, кровь на лбу запеклась, голова сильно болела. Руки его были в наручниках. Зубков повернул голову и осмотрелся. Водитель и пассажир рядом с ним были отгорожены от салона железной перегородкой с небольшим окном, затянутым стальной сеткой. Окон в задней части автобуса не было вовсе, задние двери открывались только снаружи. Напротив Зубкова сидел Слава, по бокам – два автоматчика. Еще трое сидели у перегородки. Лица их явно не были изуродованы интеллектом. Слава, очевидно, был здесь за главного. Он не скрывал своего удовольствия от происходящего. Лицо его снисходительно улыбалось, глаза смеялись.

– Что происходит? – тихо спросил Костя и от боли закрыл глаза.

– Ты арестован, – улыбнулся Слава.

– На каком основании?

– По списку, – ответил Слава, делая вид, что сильно удивился этому вопросу.

– По какому еще списку?

– Ну хватит! – Слава повысил голос, но сделать суровым лицо у него не получилось. – Меньше нужно было заниматься антинародной пропагандой! Каждая сволочь считает, что может делать все что захочет, а потом еще удивляется. Что, порядки наши не нравятся? Ну так мотай отсюда.

– С удовольствием, – сказал Зубков. – Останови машину.

– Ага. Разбежался. Раньше нужно было думать. А теперь все. Терпение у народа кончилось.

– В чем конкретно меня обвиняют?

– В измене родине.

– Интересно, с кем это я ей изменил…

– Люблю вас, образованных, – улыбнулся Слава. – Смешные вы. Все хорохоритесь, чего-то требуете. А сделать ни хрена не можете. Да и не хотите. А иначе о чем возмущаться будете? В чем будет смысл вашей жизни? Вся ваша жизнь – сплошное возмущение. «Так жить нельзя… Это оскорбление человеческого достоинства… Страна, которую мы потеряли…» Сами жрете в три горла, и плевать вы хотели и на страну, и на народ. А народ – это я.

И пока ты философствовал, я взял автомат и пришел к тебе. И теперь будет все так, как я хочу. Понял ты, писака?!

– Конечно, понял. Как не понять… Когда людей у подъездов расстреливают.

– А ты что думал, я с тобой водку пить буду? Стрелять вас надо. Сволочи продажные.

– И что, лично стрельнул бы?

– Коля, на перекрестке налево и во двор дома! – крикнул Слава и, улыбнувшись, прошептал в лицо Косте: – Сейчас узнаешь.

Машина свернула на светофоре налево и въехала в ближайшую подворотню. Зубков вдруг понял, что сильно погорячился. «А ведь этот и выстрелит. Не по злобе, а чтобы доказать, что может. Не себе. А мне. Только ведь мне потом будет все равно. Черт! Ошибка. Не надо было этого говорить».

Автобус плавно остановился. Слава улыбнулся и, наклонившись к Косте, снова шепнул ему в лицо:

– Пошли…

Задние двери открылись. В бок Зубкову уперся автоматный ствол. Солнце ударило по глазам, и он зажмурился.

– Шевели помидорами, – сказал Слава, толкнул Костю в спину и добавил, обращаясь к своим: – Ждите здесь.

Глаза Зубкова немного привыкли к яркому солнцу, и он, все еще щурясь, смог открыть их. Костя сразу же узнал это место. Большая Дорогомиловская. То самое место, где два месяца назад он проснулся, не помня, как он сюда попал и что было до этого утра. Только подъехали они как-то сбоку. Сомнений быть не могло, Слава вел его к помойке. К той самой. Зубков хотел крикнуть, позвать на помощь, но потом понял, что это будет бесполезно. Никто все равно не выйдет. Максимум, на что можно было рассчитывать, – на зрителей у окна. Да и не солидно как-то… Господи. Как же страшно…

– Лицом к стене, – скомандовал Слава, показывая «вальтером» на боковую стену железного гаража, стоявшего за помойкой.

– За что? – спросил Костя.

– Просто так, – улыбнулся Слава. – Что-то ты мне не нравишься.

Зубков подошел к стене, выкрашенной в грязный красно-коричневый цвет, и остановился. Рыжий кот, сидевший на крыше гаража, тихо, почти шепотом, мяукнул и, низко прижавшись к крыше, засеменил прочь.

«Хоть кому-то меня жалко, – подумал Зубков. – Что же ты, обещала подождать…» – «Я всегда держу слово…»

И не было ничего из того, о чем все любят говорить. Вся жизнь не пронеслась перед его глазами за одну секунду. Он не почувствовал удивительной гармонии мироздания, не оценил красок, которыми была раскрашена природа. Он не слышал, как боек ударил по капсюлю, как раздался выстрел. Как ствол выплюнул пулю. Как не до конца сгоревший порох вылетел из ствола следом за пулей и шипящие искры сгорели в сотую долю секунды. Как пуля со слабым шепотом летела по воздуху, вращаясь вокруг своей оси…

Слава улыбнулся тому, как мозги веером разлетелись по стенке гаража, посмотрел на бездыханное тело и быстро зашагал в сторону автобуса, на ходу убирая пистолет в кобуру. «Столько дел еще… список и на треть не освоен. А все-таки, что бы там ни говорили, а разрывная пуля – это вещь».

Глава 16. Второй шанс в жизни

Зубков вздрогнул и проснулся, как ему показалось, оттого, что его кто-то громко окликнул. В комнате никого не было. Костя осмотрелся, пытаясь понять происходящее, и через несколько секунд осознал, что он как будто бы сидит в кресле в своей московской квартире. В открытую балконную дверь осторожно вошел ветер, чуть шелохнув занавеску. Костя опустил взгляд и увидел в правой руке бокал. На полу, слева от кресла, лежала пустая бутылка из-под шампанского. Сознание Зубкова было ясным, но он никак не мог до конца понять, где находится. Две жизни, одна из которых была реальностью, а вторая – сном, переплелись так тесно, что практически невозможно было понять, какая из них какая. Обои, мебель, телевизор… все говорило за то, что перед глазами его реальная жизнь. Жизнь, которую он принимал за сон, когда на самом деле спал. Подобная загадка может запросто свести с ума. Костя физически почувствовал, как это с ним происходит. Трясущейся рукой он суетливо нашарил пульт и включил телевизор. Через несколько секунд президент сообщил, что борьба с терроризмом будет продолжена до полного его искоренения.

– Господи, – сказал Костя и вздохнул с облегчением.

Он встал с кресла, оставив на нем пустой бокал и пульт от телевизора, и, растирая лицо ладонями, вышел на балкон. В небе светило утреннее солнце. Деревья ласково шелестели молодой листвой, птички весело пели, радуясь очередному летнему дню. Костя облокотился о перила балкона локтями и уронил голову.

– Приснится же такая гадость. И выпил-то всего ничего… бутылку шампанского.

Костя был рад, что все связанное с Эрой Водолея оказалось всего лишь сном. Ярким, захватывающим, переполненным приключениями, страшным сном. В это было невозможно поверить, но Костя помнил все, что видел во сне, как будто действительно прожил этот кусок жизни. Он даже поймал себя на мысли, что немного жалеет о нереальности событий. Тех людей, с которыми он хотел бы встретиться, теперь не существовало.

Еще раз улыбнувшись своим мыслям, Зубков пошел в ванную бриться и умываться. Переодевшись, он сварил кофе, съел четыре бутерброда с «Брауншвейгской колбасой» и отправился на работу.

Наверное, из-за размышлений о странном сне Зубков забыл про ящик дяди Ромы. В этот раз он ничего не сказал, а лишь, прихрамывая, вышел из подъезда.

Прохладный утренний воздух через ноздри проник в легкие и доставил наслаждение, словно стакан воды в пустыне. Константин поднял вверх голову и, прищурясь от солнца, посмотрел на синее безоблачное небо. День обещал быть жарким.

Опустив глаза, Костя посмотрел на Славика с некоторой любовью. Все-таки лучше слушать его вечно недовольное бурчание, чем чувствовать его за спиной, стоя у стены. Прихрамывая на правую ногу, Костя спустился с трех ступенек лестницы. Он шел мимо Славика, стоявшего возле желтой «Волги» с поднятым капотом и проверявшего свечи.

– Привет, Костян.

– Привет.

– Сильно ногу зашиб?

– Не очень, – ответил Костя с легкой улыбкой и пошел дальше своей дорогой.

– Помнишь, я тебе вчера рассказывал об Эре Водолея?.. Ну, эра всеобщего процветания и благоденствия. Так вечером…

Костя изменился в лице, развернулся и быстрым шагом вернулся к Славе. Увидев эту перемену в лице Кости, Слава замер на полуслове с открытым ртом. Костя подошел к нему вплотную и со сдавленной злобой, почти шепотом, выдохнул в лицо:

– Да пошел ты на хрен со своим утюгом!.. Справедливости ему захотелось… Всеобщего благоденствия и процветания… Автомат тебе хочется… и списков. Тоже мне борец за социальную справедливость.

– Ты чего, Костян, не выспался?.. – наконец смог выговорить Слава. Он настолько растерялся от услышанного, что в первую секунду даже испугался.

Зубков развернулся и, все еще прихрамывая, пошел на автобусную остановку. Слава зло посмотрел ему вслед и, прищурив глаза, сказал еле слышно:

– Автомат-то было бы неплохо. Уж я бы сквитался… Со всеми…

Костя шел на остановку автобуса и с сожалением думал о том, что идея справедливости у большого количества людей ассоциируется с расстрелом. С самым банальным. Без суда и следствия. Собственными руками. Чтобы еще и удовольствие получить. Наверняка в медицине есть название и такому комплексу. Этих людей в процентном отношении, конечно же, мало, но для того чтобы эту идею при случае воплотить в жизнь, больше чем достаточно. Гораздо больше.

– Извините, вы не подскажете, как пройти к одиннадцатой медсанчасти?

Костя обернулся, чтобы ответить на вопрос, и замер с приоткрытым ртом. Он смотрел на прекрасную девушку и не мог произнести ни слова. То, что он видел, не могло быть реальностью. Это противоречило всем законам его жизни, теории случайных чисел и закону падающего бутерброда. Это могло произойти с кем угодно, но только не с ним.

– Я иду именно туда, – наконец ответил Костя, чувствуя, что его ноги вполне могут и не сдвинуться с места. – Если вы не против, я провожу вас.

– Спасибо, – ответила девушка.

Она улыбнулась и, видя реакцию молодого человека, в смущении чуть опустила глаза.

– Как вас зовут?

– Наташа.

Сентябрь 2000 – январь 2001