Текст книги "Орден геноцида"

И поднимает лежащих на земле Вилли и Хильду.

Меня придавливает к земле чудовищным напором расходящихся вокруг монстра волн магии. Даже дышать больно, не то что шевелиться…

– Мы снова встретились, дитя, – скалится лишенная кожи и покрытая черно-алой плотью голова твари.

Его челюсти не движутся, но я понимаю, что он… оно… говорит.

Что оно говорит со мной.

– И я снова спрашиваю, – скалится монстр, – кого мне оставить в живых?

Тварь чуть приподняла Хильду.

– Ее?

Чудовище тряхнуло Вилли.

– Или ее?

– Почему ты выбрал меня, а не ее, Конрад?! – кричит передо мной Хильда.

– Выбирай.

– Почему я, а не она?!

– Не разочаруй меня, дитя.

– Почему?!

– Потому что я не выбирал тебя… – прошептал я, чувствуя, как на меня рушатся видения… Нет, не видения.

Воспоминания.

Двор нашей усадьбы, до которой докатилась волна Потопа.

Дядя был на охоте, и потому его не оказалось рядом, когда напали гейсты. Мы как смогли подготовили оборону и убили десятки, много десятков монстров – все подступы к имению были завалены телами тварей…

Но затем появился он – гейст исключительной силы, исключительного ранга.

Человеческий торс со свисающими до самой земли руками на спине чудовищного коня.

Он появился – и все прочие гейсты разбежались, а нас прижало к земле чудовищным давлением магической силы.

Ни пошевелиться, ни даже вздохнуть толком.

И тогда он схватил моих сестер, а мне сказал:

– Кого мне оставить в живых?

Тварь чуть приподняла Хильду.

– Ее?

Чудовище тронуло когтями лежащую на земле Вилли.

– Или ее?

А я… А я в тот момент мог лишь бессильно лежать на земле. Даже не в силах дотянуться до валяющейся передо мной винтовки или до револьвера в кобуре. Не в силах бросить заклинание.

Я ничего не смог сделать.

– Выбирай.

Но как я мог выбрать кого-то из них? Как?!

И потому я сказал единственное, что мог.

– Меня! – прохрипел я. – Не их – меня! Прошу – убей меня!

– Плохой ответ, – сказал монстр.

И пронзил когтем сердце Вильгельмины.

Я захрипел и чуть перевернулся на земле, выныривая из воспоминаний о том, что… Еще не случилось? Могло бы случиться? Случилось, но в другом месте и времени?

Тело пронзила боль, в глазах защипало, и по щекам что-то потекло. Слезы? Пусть будут слезы. Пусть будет что угодно, лишь бы…

Передо мной валялся дохлый риппер, его бок был заляпан маслянистым харзом, в котором отразилось мое лицо.

Отражение в кривом черном зеркале, отражение в монстре. Будто бы я сам стал монстром, будто бы я сам стал…

Черты моего лица исказились в отражении харза.

Глаза вспыхнули алым, рот превратился в оскаленную пасть… Из черного зеркала смотрел на себя не я.

Из черного зеркала на меня смотрела моя Тьма.

– Все что угодно… – прохрипел я. – Тело… душа… Все что угодно… Только дай мне убить его… Я должен спасти… Я должен спасти их…

– Лишь одно мне нужно, – сказала Тьма. – Лишь одно. Пожалуйста, сделай нас едиными снова.

И я растворился в этой темноте. Теряя себя-прежнего, сжигая старое и обретая новое. Вспоминая то, что еще не произошло и уже не произойдет.

Я растворился в этой темноте…

Чтобы вынырнуть уже тем, кто смог встать с земли и подобрать валяющийся рядом палаш.

– А ты силен… – удивленно произнес гейст.

– Да… – прошептал я, нацеливая на него острие клинка. – И я хочу лишь одного. Я хочу быть снова единым… Единым со своей семьей!

Бросок вперед, почти разрывая связки и суставы, не укрепленные сейчас никакой магией.

Прыжок. Оттолкнуться ногой прямо от оскаленной морды демонического коня и рубануть перед собой.

Палаш свистнул в считаных линиях от шеи твари, которая в последний момент смогла чуть отклониться назад. Гейст тут же отшвырнул прочь моих сестер, пытаясь ударить меня руками.

Я отскочил назад, перекатился по земле, уходя от мелькнувших в воздухе серповидных когтей.

Рубанул одну лапу, уколол вторую. Перекатился по земле и что есть силы вдарил по передней ноге коня, перерубив ее в колене.

Тварь заревела, оседая на один бок, но почти сразу же выплеснувшийся из раны харз сформировал кривое подобие лапы, и гейст выровнялся.

Укол, удар, перекат. Еще. Еще. Еще!

Я крутился вокруг пришедшего в бешенство монстра и безостановочно бил, бил, бил. Тварь бесновалась, но достать меня не могла – она была слишком неповоротливой, я был слишком быстрым. На теле гейста появлялось все больше и больше ран, харз затягивал их, но не все и не полностью.

Я бил, колол и рубил, но чувствовал – даже сжигая сам себя, организм уже на пределе. Еще чуть-чуть – и я снова рухну без сил, так что нужно попытаться…

Удар длинной лапы отшвырнул меня прочь. Я проехался по земле, затормозив воткнутым в рыхлую почву палашом.

Отклонился назад, уворачиваясь от мелькнувших прямо перед лицом когтей, рубанул клинком.

– Сдохни!

Отбил в сторону вторую лапу, а затем снова рубанул палашом.

– Сдохни!

На землю отлетела отсеченная в кисти чудовищная рука, а гейст пошатнулся.

– Сдохни! – снова выкрикнул я, чувствуя, как дрожит пространство вокруг меня.

Тварь снова пошатнулась и сделала шаг назад, а из ее тела брызнул харз, будто монстра сжала исполинская рука.

– Умри! – сказал я, делая шаг вперед. – Умри! Умри! Умри!!!

Гейст словно пропускал удар за ударом, пятясь назад и даже не пытаясь ударить в ответ.

Я рухнул на колени, втыкая в землю палаш, что продолжал держать в руке, и прохрипел:

– Умри…

Но сил больше не было. Ни на то, чтобы идти вперед, ни на то, чтобы применить Дар Заклинателя тварей…

Монстр остановился, помотал головой, сделал шаг…

С визгом на него сзади обрушилась смазанная тень. Из живота твари высунулся клинок палаша, хиршфангер оставил несколько сочащихся харзом колотых ран на боку. Гейст зарычал и отбросил целой лапой напавшего на него врага.

Вильгельмина кубарем прокатилась по земле, остановившись около меня и вставая на одно колено.

Лицо сестры было искажено, она скалилась будто дикий зверь, а из глаз по щекам сбегали две алые дорожки…

И сами глаза тоже были алыми.

Алыми, с вертикальным зрачком.

– Ты не тронешь его!.. – выдохнула Мина. – Ты не тронешь его, тварь! Сдохни! Сдохни!!!

Пространство вздрогнуло. Дернулся и гейст, из ран которого выплеснулся харз.

Позади твари стояла Хильда. Ее левая рука висела плетью вдоль туловища, а вот во второй она держала «винчестер» Мины, на котором сейчас не хватало длинного штыка.

Блондинка крутанула винтовку, умудрившись перезарядить ее одной рукой.

– Да чтоб тебя разорвало!!! – проорала сестра и выстрелила.

Левую целую лапу монстра оторвало в локте.

Вилли метнула хиршфангер, который воткнулся в левый глаз твари. Монстр заревел от боли, сделал шаг вперед… А в следующее мгновение об его голову ударило и разлетелось на части деревянное ведро.

– Куда пошел?! Иди сюда!!!

Свистнул рассекаемый воздух, и вокруг торса чудовища обмоталась колодезная цепь, вспыхнувшая алым.

Хильда дернула цепь на себя, заставив монстра рухнуть на брюхо.

– Умри! – прорычала блондинка, из алых глаз которой двумя дорожками сбегала кровь. – Умри!!!

– Доннер, приди и защити меня! – крикнула Вилли.

Откуда-то справа в воздухе промелькнул прилетевший гандальв. Мина лязгнула затвором, достала с пояса патрон с Прахом и вложила его в магострел.

Выстрел!

Нижняя часть чудовищного кентавра разлетелась ошметками черно-алой плоти и костей.

Хильда дернула цепь на себя, таща по земле тощую человеческую фигуру, с которой будто содрали кожу. Зато ноги у твари, как оказывается, имелись.

Я оперся на воткнутый в землю палаш, пошатываясь, поднялся на ноги и двинулся к гейсту. Вилли выпустила из рук гандальв и зашагала вместе со мной.

Мы прошли не больше десятка шагов, хотя сейчас они и показались мне вечностью…

Но прошла вечность, и мы наклонились над гейстом, который сейчас уже не казался таким грозным и сильным, как совсем недавно. Просто злая и страшная пародия на человека, которую только и можно, что…

Три пары алых с вертикальными зрачками Мистических глаз уставились на него, взвешивая, измеряя и признавая подлежащим истреблению.

– Кажется, нас не представили друг другу, – с ухмылкой прохрипел я, крутанув в руке палаш. – Мы – Винтеры. Мы убиваем тварей.

И я отрубил монстру голову.

Эпилог

Мерный шум движков транспортной «готы» убаюкивал, хотя сон все равно не шел. Но это мне, а вот остальная группа вполглаза дремала, пользуясь подвернувшимся случаем.

Хотя нет – не вся.

Сидящий напротив Василий пристально сверлил меня взглядом, затачивая и без того острый нож.

И это было весьма… символично, учитывая, что с Кузнецовым мы были на ножах. Точнее, не мы, а он со мной. Я ему не нравился по многим причинам: и потому, что потомственный аристократ, и потому, что бывший офицер Пакта… А особенно я ему не нравился потому, что в первый раз мы с ним пересеклись много лет назад – на Урале. Он там партизанил во славу Великой Перми, а я его, соответственно, ловил во славу Пакта.

Но я много кого ловил, и меня много кто ловил потом. А вот Кузнецов ту охоту запомнил. И, кажется, затаил обиду.

– Ты мне не нравишься, Винтер, – сказал он, не сводя с меня взгляда.

Да и пожалуйста. Я же не золотая имперская марка, чтобы нравиться всем от Винланда до Когуре.

– …и я тебе не доверяю.

Тоже мне новость. Я и сам себе не доверяю порой: нынче доверять кому-либо – вообще непозволительная роскошь. Особенно когда за твою голову назначена награда в миллион марок золотом, титул графа и прощение любых мыслимых и немыслимых прегрешений против Пакта.

Хотя Кузнецов мне скорее нож в спину вгонит, чем сдаст алеманцам – к ним у него счеты куда более серьезные…

Впрочем, как и у меня.

– Чего молчишь, Винтер?

– Так ты меня ни о чем и не спрашивал, – равнодушно ответил я.

– Умник какой нашелся… – сплюнул Василий. – Не нравятся мне умники.

Ну и что я на такое могу, а точнее – мог бы сказать? Разве что: «Бывает».

– И миссия наша мне тоже не нравится.

Да тебе ж вообще ничего не нравится, как я понял…

– Ты что-то знаешь, Винтер?

– Не больше, чем ты, – слегка пожал я плечами. – Может, даже и меньше – ты же тут командир, не я.

– Два мага пятого ранга против каких-то ученых? Не слишком ли жирно?

– Это все-таки Серебряный орден, – сказал я. – И с ними будет полсотни человек охраны. К тому же не забывай о том, что нам нужно преуспеть там, где СС потерпит неудачу.

– Ну да, – ухмыльнулся Кузнецов. – Оружие Древних. Конечно. Ладно алеманцы, но с каких пор в эти сказки начали верить наши?

– Наверное, с тех пор, как мы начали проигрывать?

– Что сказал?! – прорычал Василий.

– Что слышал. Можно подумать, ты сам не видишь, куда мы идем. – Я махнул рукой. – Войска Пакта стоят от Джабал Тарика до Байкала и от Лапландии до Индии и Египта. Кто остался-то? Княжества Мавераннахра, Индия, Египет, европейские колонии в Африке? Когуре, царства Китая, Винланд, ацтеки, инки? Кузнецов, ты же не дурак – сам видишь, что на землях в тени Пакта нам ловить больше нечего, вот и… кусаем из-за границы.

– Ты не веришь, что мы можем победить, – на удивление спокойно произнес Василий.

– Да.

– Тогда почему ты все еще сражаешься?

– Личные счеты, – криво усмехнулся я. – Да не переживай. Даже если я останусь последним в Сопротивлении – лапы кверху все равно не подниму. Я ведь все-таки поклялся уничтожить Пакт… Конечно, это у меня вряд ли получится, но попробовать все равно стоит.

– Хм, – сказал Кузнецов и отстал от меня.

Я закрыл глаза.

Все сказанное мной – чистая правда. Я не верю в победу Сопротивления и никогда не верил, даже когда еще служил Пакту. И пропаганда тут совершенно ни при чем.

Пакт можно ненавидеть, но не признавать его достижения – глупо и преступно. Он превратил войну из красивого и быстрого действа в многолетнюю мясорубку, что перемолола большинство магических родов Старого Света, но при этом победил.

Кланы помнили войны прошлого – с красивыми мундирами и знаменами, дворянскими гербами и дуэлями. Для них это было всего лишь… игрой. А для Пакта это было тяжелой и грязной работой.

Рядового стрелка можно обучить за три месяца, канонира – за полгода. Завод выпустит за день два десятка бронеходов или десяток аэропланов…

А боевого мага нужно растить с детства.

Конфедерация проиграла войну еще до того, как война была объявлена. И это было закономерно.

Полтора века назад революция низших сословий и вышедших из них магов смела зажиревшие кланы Эспаньолы, провозгласив Первую Республику, которую не раздавила даже совершенно невозможная кордовско-бургундско-британская коалиция при участии еще кучи экспедиционных корпусов, включая русский. В Блистательной Порте, Риме и Британии вся власть была лишь у королевского клана, княжества Алемании Фердинанд объединил под началом Ангелии…

А что Конфедерация? А Конфедерация жила так же, как жила и сто, и пятьсот лет назад: куча княжеств, почти никакой промышленности и девяносто девять процентов населения – нищие крестьяне, не слишком горящие желанием сражаться и умирать за своих господ…

Сколько я видел сожженных и разгромленных дворянских усадеб, когда в границы какого-нибудь княжества вступала армия Пакта? Сколько батальонов ополчения сдалось в плен только мне?

Трудовые лагеря и биолаборатории будут позже, когда Пакт завязнет в Эспаньоле, но тогда – в начале Великой Войны – его войска и правда много где приветствовали как освободителей. От непосильных налогов, от голода, от произвола дворян… И ведь Пакт не обманывал ожиданий – он был бездушным и жестоким механизмом, но что алеманцы умели – так это не растрачивать понапрасну любые… «ресурсы». Пакту не были нужны безлюдные земли на востоке, очищенное от аборигенов жизненное пространство – ему требовались рабочие руки, уголь, руда, дерево, пшеница, лен, да все что угодно! И уничтожать простолюдинов просто так, от беспричинной злобы и ненависти, никто не собирался. Да, жизнь в трудовых лагерях Пакта с работой от зари до зари не была раем земным, но по сравнению с тем, как жили многие крестьяне при князьях, даже это они считали за благо. Их кормили – не слишком вкусно, зато сытно. Их лечили, их наказывали и казнили, но лишь за преступления и в строго установленном порядке. А любой комендант, решивший, что он тут царь, вполне мог оказаться в том же трудовом лагере, когда по итогам проверки он бы не выполнил план из-за того, что его подчиненные помирают от голода или побоев…

У Пакта был план, как воевать. У Пакта был план, как распорядиться завоеванным. У Пакта была программа «Идеал» – как переломить через колено заносчивых русских дворян и поставить себе на службу. Да, планы были чудовищными, но от этого они не переставали быть действенными.

Могло ли все сложиться иначе? Вряд ли. Пакт ведь готовился к войне не один десяток лет, в то время как князья Конфедерации давали балы, дарили бриллианты любовницам и плели свои местечковые интриги…

Жалел ли я русских дворян? И снова вряд ли. Там же такое кубло змей и сколопендр было, что не устрой им геноцид Пакт, у самого бы руки зачесались проредить их из пулемета, будь у меня такая возможность. Вот крестьян – да, мне всегда было жаль. Я сам не в роскоши вырос, на крестьянский быт насмотрелся, а ведь у нас в Печоре они еще вполне себе вольно и зажиточно жили…

Так почему я дезертировал из рядов армии Пакта? Несмотря на личный батальон, звание полковника, кучу наград и вполне прозрачные намеки на то, что я мог бы стать герцогом восстановленной Шварцмарки?

Причина была проста. И настолько весома, что я и правда много лет назад поклялся уничтожить Пакт. И причина эта…

В десантном отсеке транспортника загорелись лампы освещения, а гул моторов стих, когда «гота» перешла на магическую тягу.

– Полчаса до зоны высадки! – сообщил нам второй пилот, высунувшись в дверь.

– Подъем, – негромко произнес Кузнецов.

Его десяток зашевелился, проверяя снаряжение и оружие. Не стал выделяться и я.

Проверил защитные кольца и браслеты, ножи, сумку с эликсирами – они уже считались архаикой, но я им все-таки доверял больше универсального автомеда. Автомед на то и автомед, чтобы в первую очередь лечебные эликсиры вкалывать, а бо́льшая часть тех же егерских снадобий рассчитана на то, чтобы их пить, а не в кровь впрыскивать. Да и опять же – фамильное наследие, как-никак… И в отличие от чар применение эликсиров ни детекторами магии, ни поисковыми заклинаниями не засечь.

Десантный ранец был тоже пактовским, но уже не столь новым – проверенный временем RZ-44 с четырьмя крыльями. Мощность у них, правда, не очень большая, так что посадка всегда была жестковата, зато ранец довольно легкий и компактный.

Проверил закрепленную на поясе коробочку автомеда, подсумки с патронами, заряды для мортиры, гранаты, рацию и ларингофон, компас, часы…

Протез левой руки тоже работал как часы – батарея кристаллического Праха выгорела от силы на десятую часть, ход сервопривоводов плавный, в месте соединения ничего не покалывает.

Перевел левый глаз в режим тепловидения, затем в сканирующий, затем в проникающий режим – хоть и кустарщина, а все одно хорошо в Сопротивлении протезы умеют делать. Даром что приходится ждать их подолгу, пока их из Когуре привезут…

Пистолет по нынешним временам был староват – модифицированный маузер, которым офицеры Пакта пользовались еще лет десять назад. Маловат магазин, не самые мощные руны и не самый эффективный дожигатель… Но он был мне дорог. Как может быть дорог, например, извлеченный из груди осколок снаряда.

Автомат был куда как новее – и двух лет нет, как поступил на вооружение штурмовых отрядов Пакта, хех. Откуда он у Сопротивления? Ну, и среди алеманцев хватает тех, кто хотел бы жить не по средствам…

Для разнообразия это была не очередная вариация «федорова», к которому алеманцы испытывали прямо-таки иррациональную любовь, а некий образец под безликим обозначением СтГ-50. И без старых добрых клейм «патент князя или графа такого-то» – патентное право нынче кануло в прошлое. Калибр традиционный – шесть с половиной миллиметров, барабанный магазин на сотню зарядов синтетического Праха либо секторный на тридцать пять патронов. Переменный режим огня, трехзарядная подствольная мортира…

– Минута до выброски!..

Встал со своего места, приготовился прыгать первым – если что, то первым приземлиться и обеспечить поддержку должен буду именно я. Я тут и самый тяжелый, и пятый ранг здесь только у меня и у Василия, но он на пять лет моложе меня, да и опыта у него все же меньше… И вообще, мало кто сначала охотился на повстанцев, а затем и сам стал повстанцем. А при всей гибкости стратегов Пакта я до сих пор сталкиваюсь с тем, что они пользуются еще моими наработками по контрпартизанским действиям.

Аппарель транспортного самолета дрогнула и опустилась, завыл ветер. Я перевел левый глаз в ночной режим и надвинул на нормальный правый повязку.

– Пошли!..

Я разбежался и прыгнул в темноту ночного неба над Центральным Арафом.

Желудок, как обычно, подкатился к горлу. Я перекувыркнулся в воздухе, стабилизируя полет и бросая взгляд вниз. Встроенный в глаз дальномер рассчитал высоту – полторы версты.

Самое то.

Активировал ранец, и за спиной с негромким хлопком развернулись четыре крыла. Тихо загудел левитатор, законцовки крыльев чуть засветились голубоватым светом, и падение тотчас же начало замедляться.

Спустя несколько минут земля жестко толкнула в подошвы прыжковых ботинок, и я едва сохранил равновесие. Огляделся по сторонам.

Всюду, сколько хватало глаз, расстилалась полупустыня, поросшая жесткой травой и кривыми деревцами.

Посмотрел вверх, переводя глаз в режим сканирования, и в небе тотчас же загорелись маркеры других членов отряда.

Вокруг было тихо. Заклинание поиска не находило ничего крупнее змеи или скорпиона в радиусе версты. Теперь оставалось дождаться приземления остальных, собраться и выдвигаться вперед – за ночь надо было пройти два десятка верст до лагеря СС…

…Выстрел из пистолета, усиленный магией, снес химере голову, но это был последний патрон, а на меня уже бросилась гаена.

Увернуться не получалось, так что я схватил ее в полете за горло левой рукой и швырнул на камни. Впечатал подошву ботинка в башку твари, а следующим ударом проломил ей череп.

Отбросил Воздушным кулаком троицу рипперов, выгадывая пару мгновений на составление схемы чего-нибудь помощнее.

Двух тварей рассекло воздушным клинком, третьего я сжег огненной стрелой.

Руины колоннады впереди рухнули, снесенные громадной тушей паурака, у которого вместо раковины на спине почему-то была куча острых шипов в аршин длиной.

Из-за спины в левую руку прыгнул СтГ, я сунул разряженный маузер в кобуру, лязгнул цевьем подствольной мортиры и разнес гейста на части.

Сменил опустевший магазин автомата… И неожиданно понял, что мне удалось перебить всю группу тварей, что бросилась за мной.

Посмотрел на лежащий в полуверсте от меня на земле дирижабль, вокруг которого все еще кипел бой. Выжившие алеманцы и бойцы Сопротивления прекратили воевать друг против друга и теперь вместе держали оборону против вырывающихся из огромного пролома в земле тварей.

– Кузнецов! – Я прижал к шее ободок ларингофона. – Как вы там?

– Держимся! – сквозь грохот выстрелов прорвался голос Василия. – Но их слишком много!

Я вздохнул. К сожалению, самым логичным решением мне виделось и самое в то же время безумное…

– Слушай меня внимательно, Кузнецов, – достал из сумки пару эликсиров, выпил их один за другим, поморщился от горечи. – Сейчас я уведу за собой гейстов. Валите эсэсовцев и уходите к точке эвакуации.

– А ты?!

– Твари совсем бешеные – их надо уводить отсюда подальше. Если через неделю я не подойду – не ждите и улетайте.

– Не глупи, Винтер!..

– Сам не глупи, – огрызнулся я, чувствуя, как по телу растекается огонь. – Я смогу продержаться тут хоть год, вы – нет. Если что – я попробую выйти к Кыстау. Все, отбой.

Посмотрел в сторону базового лагеря СС, где сейчас боевая магия разила тварей десятками, но на подходе были еще сотни и сотни гейстов.

– Ко мне, – сказал я, зная, что они услышат меня, даже если я скажу это шепотом. – Идите ко мне.

Сотни тварей замерли на месте, а затем эта живая волна колыхнулась в мою сторону.

И я побежал.

Немногие знают, но человек – вообще-то очень выносливое существо. А вот большинство гейстов – совсем даже наоборот. Да, они способны быть невероятно быстрыми накоротке, но если нужно бежать десятки и десятки километров, то даже химера теряет всю свою резвость.

Я сразу же оторвался от тварей на пару верст, подстегнутый выпитым «хольцколе», но то и дело подстегивал их командами Гласом. Подчинить мне удалось бы от силы пару гейстов, убить Голосом – пару десятков, а вот повести за собой мог и пару тысяч…

И я побежал.

…Автомед опустел уже к полудню – запас стимуляторов там был небольшой и уж явно не рассчитанный на то, что кто-то будет бежать много часов подряд.

К вечеру я начал выдыхаться, несмотря на всю усиливающую и поддерживающую магию.

К ночи я держался на одних только эликсирах.

Как только опустилась тьма, то я почти моментально свалился на землю и провалялся не меньше получаса. Потом кое-как пришел в себя, выстроил восстанавливающий контур и погрузился в транс, восстанавливая силы.

К исходу третьего дня я понял, что надо попытаться дать бой упорно преследовавшим меня тварям, потому как стимулирующие и восстанавливающие эликсиры уже заканчивались, а на одной магии в таком темпе долго не протянуть. Бо́льшая часть средних и старших гейстов прекратили погоню, а вот больше полусотни высших продолжали гнаться за мной.

Дать бой было логичным решением, но успехом, в общем-то, не увенчалось.

Мне удалось свалить пяток химер, тойфеля и «бледную вдову», но затем пришлось снова убегать, потому как среди гейстов обнаружилась совершенно монструозная тварь, о которой я даже не читал никогда. Какой-то чудовищный гибрид сухопутного спрута и паурака, взявший от первого громадные щупальца, а от второго – восемь покрытых хитином лап и панцирь. Несмотря на то что размером она была с небольшой холм, передвигалась тварь на удивление быстро и погоню прекращать явно не желала. Я всадил в нее пять усиленных зарядов из СтГ и две гранаты, но она даже не почесалась! Хотя этого бы вполне хватило, чтобы остановить даже новейший тяжелый бронеход Пакта…

Пришлось снова бежать, уходя дальше на север – туда, где…

Туда, где по ощущениям словно бы билось исполинское черное сердце.

…Еще три дня дикой погони.

Еще дважды я давал бой, уже просто пытаясь уменьшить число преследующих меня тварей, а не прорваться обратно. И так уже было понятно, что ближайшие полгода я, скорее всего, проведу в пути из Арафа.

Конечно, не самые приятные полгода моей жизни, но и не самые худшие – дважды мне приходилось выбираться на своих двоих из Ожогов. Хуже всего было во второй раз, когда наш транспортник сбили над Сахарой, а до Карфагена надо было пройти больше двухсот верст…

Подходил к концу боекомплект. Оставалось лишь два магазина к автомату и по гранате – одна к мортире, вторая – ручная.

Кончились эликсиры. Перешел на одну только магию.

Начал мучать голод, а особенно – жажда. Пришлось пить «вютз», ловить попадающихся на пути мелких гейстов и жрать их. Сначала с непривычки тошнило, но потом немного пообвыкся. Мерзко и тяжело, конечно, а что делать-то?..

…К концу десятого дня я уже не бежал, а так – скорее просто плелся из последних сил. Панцирный спрут все не отставал, хотя и тоже сбавил темп. Учитывая, что кроме него в живых осталось не больше десятка тварей, можно было и попытаться прорваться… Но я чувствовал – не смогу.

Спустя еще два дня я это не чувствовал – знал точно.

Почти сутки я потратил на то, чтобы преодолеть сплошную зону исковерканных Арафом земель – бьющие из земли потоки огня, летающий в воздухе ядовитый пух, перемалывающие все и вся гравитационные ловушки, озера кислоты и живые молнии…

Панцеркракен отстал и залег перед этими тянущимися до самого горизонта полями смерти, одновременно перекрыв единственный более-менее безопасный проход. Так что мне не оставалось ничего иного, кроме как идти дальше…

…Последний крохотный оазис остался в двух днях пути позади. Я провел около этой грязной лужи целый день, пока она не иссякла. А теперь закончилась и набранная во флягу мутная вода.

Обеззараживающая таблетка убила всякую дрянь, но чище от этого вода не стала, зато приобрела привкус бензина.

Полупустыня все тянулась и тянулась, превращаясь в пустыню самую настоящую – ни травы, ни кустарников, ни даже вездесущих мелких гейстов. Все чаще и чаще налетали пыльные бури, которые приходилось пережидать на земле, накрывшись магическим пологом.

Остановились надежные швейцарские часы, компас перестал показывать на север.

Сквозь затянутое пыльными облаками небо перестало пробиваться солнце, все время царили багровые сумерки.

Время словно замерло, и я потерял счет дням.

Безумный выжженный мир вокруг сжался до единственной точки равновесия – ока бури, в котором все шагал и шагал я.

Куда я шел? Зачем я шел?

Два самых главных вопроса, что я задаю себе вот уже больше тридцати лет…

Сейчас я шел к гряде холмов впереди. То есть как и все годы до этого – в никуда. Это так привычно, что даже не составляет никакого труда – просто иди и придешь. Может быть. Когда-нибудь.

– Пришло время.

Земля идет вверх – холмы низкие, но местами приходится карабкаться. Интересно, что за ними?..

Хотя нет – неинтересно. За ними все равно что-то есть, но ничего интересного там не будет… Просто еще один этап в бесконечной гонке на выживание. В гонке, призом которой является не победа, а избавление от этого опостылевшего мира…

– Иди ко мне.

Истощенный не меньше тела разум начинает выкидывать странные фокусы.

Чтобы погрузиться в транс, больше не нужно ходить в Камделире. Чтобы видеть преддверие Той Стороны, больше не нужно погружаться в транс.

Перед глазами то и дело всплывают лица. Иных я помню, иных забыл, иных и не знал никогда.

Слышу голоса – они смеются, плачут, умоляют, угрожают… Иные из них я помню. Но поверх всего этого…

– Твоя цель здесь.

Голос… Нет, даже Голос звучит набатом в ушах и расходится гулким эхом в костях. Звучит набатом и бьется в унисон с черным сердцем Арафа.

Когда я начал его слышать, в какой момент? Уже даже и не помню. Может – это началось вчера, может – вечность назад.

– Путь завершен, человек.

Голос поднимает из памяти все новые и новые воспоминания.

Я вспоминаю и вспоминаю все, что было со мной.

Не самая долгая жизнь, не самая счастливая жизнь. Даже, наверное, не плохая – просто бессмысленная. Мне не хватило сил принять потери и продолжить жить дальше, а все, что я смог, – просто двигаться по инерции вперед. Не в будущее, а от плохого – к худшему.

– Иди ко мне.

Я вспоминаю свой первый наемный отряд и его командира – барон Пожарский навсегда стал для меня примером для подражания.

Вспоминаю службу Пакту. Бесконечную череду битв и войн, бесконечную череду лиц. Пески Аравии, ледяные острова Севера, леса Европы, поля России, джунгли Африки…

– Пришло время.

Я вспоминаю, как переметнулся к Сопротивлению.

Еще один поток сражений без конца и края, но теперь уже против вчерашних нанимателей и союзников.

То, чему меня когда-то учил дядя, пригодилось мне, когда пришлось ловить повстанцев – охота на людей мало отличается от охоты на гейстов.

То, чему я научился на службе Пакта, пригодилось, когда он стал моим врагом.

– Путь завершен.

Почему меня не расстреляли сразу? Наверное, просто повезло. У Сопротивления были ко мне огромные счеты – слишком многих я и мои «церберы» отправили на Ту Сторону… Но мне повезло, и мне встретилась тетя, о которой я никогда раньше не знал.

Еще одна Винтер – потерянная Винтер, ведь у цербера всегда три головы…

– Иди ко мне.

Машину Ингеборги подорвали спустя два дня после того, как она выдала мне это задание – последнее свое задание. И я тоже теперь остался последним.

Последним из клана Винтер.

– Пришло время.

Я погружаюсь все глубже и глубже в пучины памяти.

Учеба в Печорском училище. Похороны Вильгельмины. Потоп.

Гребень холма оказывается неожиданно тонким, я запинаюсь и кубарем скатываюсь вниз.

– Ты обретешь то, что желаешь.

Перед глазами разбивается калейдоскоп воспоминаний.

Мы соревнуемся в стрельбе. Я спорю с Хильдой, кому разбирать хлам в чулане. Я готовлю с Вилли ужин. Дядя рассказывает очередную смешную, но жутко пошлую историю. Мы гуляем на ярмарке. Мы сидим вечером перед камином, читая не очередной Охотничий дневник, а приключенческий томик Буссенара…

– Путь завершен, человек.

Я лежу на земле, глядя в затянутое пыльными облаками небо.

Осколки калейдоскопа воспоминаний догорают перед глазами, выжигая в памяти, будто на фотопленке, последние дни в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.