Текст книги "Кровь аистов"

Вскоре Волк, не рассчитав, отпихнул от себя охранника слишком сильно, так что тот кубарем полетел на землю. Вскочил он уже в полной ярости, с ножом в руках, и с воплем кинулся на сталкера, но по пути его перехватили.

– Стоять! – рявкнул Мельниченко.

Он выбил нож из рук обезумевшего человека, схватил его за горло и встряхнул так, что у того посыпались искры из глаз. Спустя несколько мгновений наполовину придушенный охранник свалился на землю, и ярость его понемногу утихла. Чего нельзя было сказать об остальных охранниках: обозленные, они двинулись на Мельниченко, словно почуявшая кровь стая, и вместе ними шел Гроха с перекошенным от злобы лицом. Остальные отпрянули в сторону – их злость сменилась ужасом, и озверелое стадо, готовое рвать друг друга в клочья, уже мало походило на научную экспедицию.

Лишь несколько человек сумели побороть свой страх перед разъяренной толпой. Спиной к спине с Андреем немедленно встал Волк с тесаком в руке – его взгляд вполне доходчиво говорил, что он собирается продать свою жизнь очень дорого. Остался и англичанин, и, обогнав толпу, к ним несся во весь дух Егор.

Обезумевшие от ярости люди себя уже не контролировали. Стая пока еще не решалась напасть сама: она ждала команды «фас!» от своего вожака. Долго ждать ей не пришлось. Андреев, холодея от ужаса, смотрел, как лопаются сосуды в дрожащих от бешенства глазах начальника охраны. А потом кровавая масса забурлила и из самой глубины стали пузыриться маленькие темные точки, сливаясь в одну сплошную черную пелену. Неестественно выгнув шею, он затрясся всем телом, и из ощеренной пасти вырвался леденящий душу вопль.

В ту же секунду толпа рванулась вперед. Андрей шагнул навстречу, и первое сунувшееся к нему существо полетело в сторону. Удар был страшен – охранника швырнуло прочь метров на пять, едва не переломив пополам, но остальным было наплевать: они продолжали кидаться на Мельниченко, как собаки на медведя.

В какой-то момент Андрей, придавленный всей этой массой, оступился, чудом удержавшись на ногах, но стоило ему разогнуться, как в него мертвой хваткой вцепилась тварь, в которой он с трудом признал Гроху. Отливающие нечеловеческой зеленью глаза сверкнули. Одной рукой он оторвал от себя безумное существо, отведя другую для удара, как вдруг на плече у него кто-то повис.

– Нет!! – отчаянно кричал Егор, цепляясь за Андрея изо всех сил. – Нет, Андрей!! Нет!!

Он хорошо видел чудовищную силу, с которой Мельниченко орудовал в толпе, и у него уже маячил перед глазами вырванный вместе с позвоночником череп его друга. Глядя в полные мольбы и ужаса глаза Андреева, Мельниченко сдался, и это здорово осложнило ему жизнь: теперь твари смогли наконец до него добраться, потому что ему приходилось сдерживать беснующегося Семена. А вскоре, получив подкрепление со стороны других участников экспедиции, существа удвоили свой натиск.

Через мгновение под грудой тел исчез Волк. Англичанин шатался и тоже готов был вот-вот рухнуть, и пораженные страшной чумой люди уже накинулись на тех немногих товарищей, кто еще оставался в своем уме. Три десятка человек сплелись в кровавый клубок, разрывая друг друга на куски руками и зубами. Последнее, что видел обезумевший от горя Андреев, это как одна из тварей валит на землю Аню, с диким визгом отбивая себе скрюченные руки об ее скафандр.

В этот момент чаша терпения планеты, как видно, переполнилась – земля вздрогнула от сильного подземного толчка. Следующим толчком она подбросила облепивших ее уродов высоко в воздух, желая, наверное, утихомирить их таким способом. Упавшие на землю люди притихли, затравленно озираясь, а через мгновение из глубины донесся чудовищный рокот, от которого их сердца наполнились страхом. Он нарастал с каждой секундой, и вот уже люди завопили от ужаса, слыша бешеный рев пришедшей в ярость планеты.

Но все еще только начиналось. Когда рев стих, вспыхнула раскаленная масса на горизонте. Огненные языки вытянулись далеко вперед, лизнули сухую траву, и через секунду взметнувшееся до небес пламя рвануло к людям со страшной скоростью. Единственным их спасением было бежать в туман и молиться, чтоб он смог сдержать огненную стихию. Но туман почему-то пугал бесноватых больше, чем огонь. Долина задрожала от предсмертного воя: существа горели заживо перед спасительной кромкой, но пересечь ее было выше их сил. Туда смогли войти лишь несколько человек, сохранивших остатки разума.

До последней секунды Андрей с друзьями затаскивал упирающихся людей в холодную серую пелену. В результате они смогли уберечь лишь троих – остальные выскакивали наружу, прямо в потоки бушующего пламени. Немногие уцелевшие забрались поглубже в туман и свалились на землю без чувств – их осталось всего девять из сорока.

* * *

Убедившись, что Аня в безопасности, Егор опустился на землю, и его начала бить сильная дрожь. Какое-то время он мало чего соображал, а когда наконец пришел в себя, то вздрогнул еще сильней: рядом с ним, широко открыв глаза, сидел Семен. В глазах у него не было ни буйства, ни черной пелены – они были совершенно чисты, но взгляд его исказила нечеловеческая боль.

– Господи! – Гроху трясло. – Господи, господи!..

Он повторял это бесконечно, и трясся как в падучей, а потом, обхватив голову руками, человек начал кричать, кричать страшно, как раненый зверь. Чума отступила, вернулся разум, и осознание того, что он натворил, было для него невыносимо. Боль и страдания, которые он испытывал, были запредельными, и через какое-то время Семен свалился на землю и, зарывшись в нее лицом, завыл по-бабьи.

Андреев едва не сошел с ума от этого крика. Он осторожно потянулся к другу, не в силах вынести его страданий, но на плечо ему легла чья-то рука, не давая сдвинуться с места. Это Мельниченко покачал головой: «Нет». Егор попытался двинуться дальше, но Андрей снова его удержал:

– Оставь, он справится. Ты ему не поможешь.

– Правильно! – раздался рядом чей-то каркающий вопль. – Оставь, пусть сдохнет, гад! Из-за него все.

Невысокий полноватый мужчина из персонала техподдержки, один из тех, кого Андрей втащил сюда насильно, спасая от огня, злобно сверкал глазами.

Мельниченко мельком взглянул на него, и тот поспешил убраться подобру-поздорову. Андрей позвал Егора:

– Пойдем, с ним Аня побудет. Нужно заняться остальными.

Они вернулись к остальным участникам экспедиции. Главврач экспедиции, женщина лет пятидесяти, как раз заканчивала обрабатывать расцарапанную в кровь физиономию Волка.

– Ребят я подлатала. – Она показала головой на Волка с англичанином, а потом на стоявшего в стороне с угрюмым видом толстяка. – Кропаль вроде в порядке, но глаза мне его не нравятся: белок мутный, темно-серый какой-то.

– А с этим что? – Егор кивнул в сторону сидевшего поодаль охранника.

Врач покачала головой:

– Полная деградация. Почти ничего не соображает.

Сидевший на земле человек больше походил на животное. Он постоянно дергался и напряженно озирался, глаза у него бегали и были черными.

– Не знаю, что это. Инфекция, судя по всему, но симптомы… Я раздала антибиотики, дальше посмотрим… – Главврач замолчала, а потом устало улыбнулась Андрею: – Спасибо, что вещи утром сюда перенес. Иначе остались бы тут с голой попой.

– Не понимаю… Как мы могли заразиться? Почему симптомы проявились одновременно? – бормотал Егор себе под нос, когда они с Мельниченко отошли в сторону. – И почему они проявились не у всех?

– Еще проявятся. – Андрей высматривал кого-то в стороне. – Сходи, пожалуйста, собери всех, нам нужно уходить. Я приведу Семена с Аней.

Егор ушел, а Мельниченко отправился к Грохе. Начальник охраны уже пришел в себя. Он как-то враз постарел и осунулся, лицо изрезали тяжелые морщины, но взгляд был ясным. Андрей передал ему антибиотики и отослал Аню помогать остальным.

– Никакая это не инфекция. – Семен со странной улыбкой смотрел в спину удаляющейся девушки. – Эта чума – внутри…

Андрей присел на корточки.

– И всегда там была. Из-за меня они погибли… – Гроха прикрыл глаза, и лицо его исказила невыносимая боль. – Господи, прибери ублюдка… Жить не хочу. Власти захотел…

– Здесь бы они тоже друг друга поубивали. И ничего бы ты с этим не сделал, – сказал Мельниченко. – А своей властью ты за два года спас жизней больше, чем мать Тереза.

Болезненно щурясь, Семен заглянул в его глаза, мерцающие в тумане, словно зеленые огни, хорошо помня, что раньше они были голубовато-серыми.

– Ты прошел через это, – догадался он. – Как?

– Скоро сам все узнаешь. А пока надо взять себя в руки: людям нужен руководитель.

– Я не могу! – в страхе залепетал Гроха. – Не могу!

– Сможешь. Поверь, – возразил ему Андрей. – Если вожак не сможет побороть эту гадость, никто не сможет. Поэтому ты уж соберись давай. Один я не справлюсь.

Несколько минут Гроха не мог подняться с земли. В его душе шла сумасшедшая борьба, его всего трясло, как в ознобе. В конце концов он все-таки встал на ноги и отправился вместе с Андреем к остальным.

– Чего нам ждать в ближайшее время? – спросил он на ходу.

– Еще не все себя проявили. Пока это не случится, нас отсюда не выпустят. Вещи мы с Вовцом утром перенесли, так что несколько дней протянем.

– А куда нас «не выпустят»?

– Никуда. – Андрей показал рукой в сторону. – Там одно сооружение. Что-то очень древнее. Какой-то портал, ретранслятор, что-то вроде того.

– Ну? – Гроха остановился.

– Я на него набрел, когда Андреева искал, только проникнуть внутрь было невозможно – какое-то силовое поле по периметру. Пока я ходил там кругами, со мной случилось то же, что и с вами сейчас. А когда очухался, открылся проход на одну площадку.

– И что? – затаил дыхание Семен.

– Скоро увидишь.

Гроха поморщился – он не любил уклончивых ответов, но настаивать самолюбие не позволило. Он лишь осторожно поинтересовался напоследок:

– Егор тоже там был?

Андрей усмехнулся:

– Не знаю, где они с Аней были. Не там, это точно.

А тем временем туман сгущался и становилось холодней с каждым часом. Время близилось к ночи, люди нервничали, и появление Грохи встретили напряженным молчанием, от которого он снова задергался и вернулся к своим страхам. Ситуацию немного разрядила главврач.

– Мужчины, вы уж давайте решайте, что делать дальше, – обратилась она к остальным. – Остаемся или идем, но нужно как-то устраиваться. Иначе к утру все слягут от пневмонии.

– Не слягут. – Семен обвел глазами людей. – Палатки и вещи у нас есть. Ночь проведем здесь, а завтра будем выбираться.

Люди мялись в нерешительности: Грохи они побаивались, после того что с ним случилось, и не очень-то ему доверяли. Все уже смотрели на Мельниченко с Волком, как на новых лидеров, но Андрей молчал, а вот сталкер, напротив, разговорился:

– Помнится, вчера ты был сильно против, чтобы мы вещи сюда переносили. Настолько, что твои дуболомы чуть меня не прирезали. А сегодня ты так щедро обещаешь всем райскую ночь в палатках, которые появились здесь только благодаря Андрюхе!

Гроха открыл было рот, но сталкер перебил его без всяких церемоний:

– Тебя кто сейчас назначал шишкой? Сам что ли?! – Он распалялся все больше. – Слетел с катушек, угробил тридцать душ ни за хрен собачий, а теперь – все пучком, я рулю дальше, парни?!

Семен побледнел: сталкер ударил по больному месту, и его слова нашли отклик среди остальных. Толпа заворчала, толстяк, злобно сверкая глазками, попытался пролезть вперед, и даже бессловесный охранник вдруг подполз ближе. Егор теребил изо всех сил Андрея, но тот молчал, пристально вглядываясь в наливающиеся кровью глаза сталкера, в которых уже вовсю бурлили маленькие черные точки.

Когда ситуация накалилась до предела, ее неожиданно прекратила главврач. Она подскочила к Волку и бесстрашно поперла на него, чихвостя при этом, как провинившегося школьника. Может, вид рассерженной пожилой женщины, которая, казалось, вот-вот закричит «Вова, марш за уроки!», напомнил о другом очень близком ему человеке, но это сработало: точки в глазах пропали, он успокоился. Конфликт начал сходить на нет, и тут неожиданно открыл рот Мельниченко.

– А что тебе не нравится?! – издевательски усмехнулся он, глядя на сталкера. – Или ты сам рвешься порулить?

Тот открыл рот от неожиданности.

– Или ты мало народу угробил? – продолжал Андрей. – Что, жизнь не удалась, из бизнеса вышибли – осталось только здесь самоутвердиться? Талантами своими лидерскими перед бабами блеснуть?!

Глаза сталкера снова забурлили бешенством, и в них вовсю замелькали черные мушки. Егор вцепился в Мельниченко, пытаясь заставить его замолчать, а врач, схватив Волка за руку, потащила его в сторону. Андрей чертыхнулся: тьма в глазах сталкера снова пошла на спад. Он явно боролся с собой, совершая чудовищные усилия, оттягивая то, что неизбежно должно было случиться. Теперь средства выбирать не приходилось.

– Может, тебе о мальчонке одном напомнить? – Крик Мельниченко заставил Волка застыть на месте. – Молоденький такой, белобрысенький. Как его фамилия? О! Кажется, Волконенко!

Чернота взорвалась в глазах, словно бомба. Отшвырнув вставшего у него на пути англичанина, Волк бросился к Андрею. Закричали женщины, люди метнулись в разные стороны, а потерявший голову Волк несся к своей жертве с одной лишь целью: разорвать ее в клочья и растоптать. Но у Мельниченко были другие планы. Перехватив сталкера, он перевернул его вверх ногами и швырнул на землю. Распластав его на земле, он зажал Волку рот, так что яростное мычание оборвалось и глаза сталкера закатились в обмороке.

Прояснились они не скоро, но черноты в них уже не осталось. Взъерошенный и потерянный, даже когда все тронулись в путь, он угрюмо молчал, погрузившись в свои тяжелые мысли.

Вскоре выложенная каменная плитами тропа привела их к подножию арены. Люди недоверчиво поглядывали на возвышающееся в тумане грандиозное сооружение. Взойти на него никто не решался – холодные камни навевали страх. Даже Егор, побывавший там за последние три месяца бессчетное количество раз, не осмелился подойти ближе. Только Андрей быстро поднялся по каменным ступенькам и вернулся обратно, убедившись, что проход, как он и предполагал, надежно закрыт. Измученные люди наспех разбили палатки неподалеку, без сил повалились на походные коврики и мгновенно забылись беспокойным сном, даже не выставив часовых.

Не спалось лишь Мельниченко. Он долго сидел на старом рюкзаке, словно чего-то ждал. Когда окружающий мир накрыли густые сизые сумерки, полог одной из палаток откинулся, из нее выбрался Волк и, подойдя к товарищу, молча присел на тот же рюкзак, прислонившись спиной к спине Андрея.

– Семен мне рассказал! – Он горько усмехнулся. – Значит, пока все не переболеют, поезд не тронется.

– Прости… – Андрея мучило раскаяние. – Времени не было. Если до завтра все не раскроются, отсюда нам уже не выбраться.

– Ну, а предупредить не мог? Хотя… – Сталкер покачал головой. – Конечно, не мог. Иначе смысла бы не было. Господи, погано-то как…

Тьма между тем уже окутала землю. Мужчины невольно поежились – озноб пробирал даже сквозь плотные скафандры. Времени у них действительно оставалось в обрез.

– Сколько еще народу не сорвалось?

– Егор с Аней, Барт и Антонина, главврач. Четверо. – Андрей напряженно размышлял. – И, как их подтолкнуть, я не знаю. А сделать это нужно до утра.

– Почему они все до сих пор держатся? Двадцать человек с катушек слетели в момент. Почти все погибли. С нами-то почему иначе?

Андрей пожал плечами:

– Зависит от самого человека.

Волк начал терять терпение:

– А поконкретней можно?

– Все, кто сопротивляется, пережили какое-то несчастье. Каждый свое – кого-то теряли, страдали, мучились. Горе, беда и т. д. Это их изменило, заставило сопротивляться тому дерьму, что здесь прет. Но это же нас и тормозит…

– Ну, а Егор? Анна, в конце концов? Не молода она для терзаний? Или неразделенная школьная любовь тоже считается? – усмехнулся Волк.

– Анна – сирота. – Андрей пропустил мимо ушей его усмешку. – Родителей потеряла еще ребенком. Ее Егор из детдома забрал в десять лет. Так что успела хлебнуть. Да и у него самого из-за этого, судя по всему, неприятностей с женой хватало. Какой бабе нужно чужое детское горе?

Сталкер помрачнел.

– Не знал, – покачал он головой. – А ты сам-то как узнал?

Андрей усмехнулся:

– Тамарка рассказывала долгими осенними ночами. Бабы, как оказалось, в курсе всего происходящего. Кто, с кем, сколько – то еще информбюро. А у Антонины единственный сын погиб. Поэтому она здесь.

Они замолчали на какое-то время, поеживаясь от холода.

– А Гроха? – спросил наконец Волк.

– У Семена, я думаю, ничего такого не было – нормальная семейная жизнь. Потому-то он и рухнул сразу вместе с остальными. А вернулся, потому что мужик сам по себе совестливый. Его раскаяние задавило так, что он едва не слетел с катушек. Но это же его и спасло.

– И что будем делать? – спросил сталкер.

– Ждать. – Андрей машинально посмотрел на часы, которые, как и все прочее, здесь не работали. – Ждать. Сегодня ночью что-то обязательно случится.

* * *

Егор спал беспокойно, мучаясь во сне тяжелыми воспоминаниями. Снились покойная сестра, три года кошмара, которые крохотная Анька провела в детском доме, и еще столько же, когда он забрал ее оттуда, несмотря на яростные протесты жены. Снилась боль оттого, что рушатся отношения с близкими людьми, так что спустя несколько лет никого не интересует, где ты провел ночь. И лучистые Анины глаза, ведь она единственная смотрела на него все эти годы с безграничной любовью.

Он проснулся в слезах, с ясным ощущением теплой детской ладошки, нежно поглаживающей его небритую щеку, когда полог палатки чуть слышно зашуршал и осторожно отодвинулся. Чья-то тень замерла на пороге, не издавая ни единого звука. И пока Егор, со сведенным от страха затылком, судорожно соображал, кричать ему во все горло прямо сейчас или подождать еще немного, тень неслышно качнулась внутрь.

– Спишь?

– Черт!! – Егор отбросил нож. – Дьявол!

– Пока нет! – тихо рассмеялась Аня. – Всего лишь – я.

Он перевел дух:

– Ты чего не спишь?

– Холодно, – пожаловалась она. – Тонька ворочается, вскрикивает во сне. А у меня и так зуб на зуб не попадает.

Зубы у нее действительно отбивали барабанную дробь. Анька споткнулась в темноте, Егор подхватил ее на руки, чтоб не шлепнулась на землю, и почувствовал, как ее бьет нешуточный озноб.

– Ложись! – перепугался он. – Сейчас вещи твои принесу.

– Да принесла уже. – Она высунулась из палатки и втащила внутрь увесистый тюк.

Егор невольно усмехнулся такой предусмотрительности. Ворочаясь посреди палатки, она завернулась в толстые шерстяные одеяла и уткнулась носом ему в плечо, вздрагивая от холода.

– Сейчас, погоди. – Егор потянулся за аптечкой.

– Вы-пи-ла! – по-детски раздражилась Аня. – Лежи уже, не дергайся – с тобой теплее.

Она потерлась носом о его ухо и тихонько усмехнулась:

– Вспомнила во сне, как ты мне колготки покупал. Все с мамами, а со мной ты! Важный такой, краснеет, продавщица со смеху покатывается, глазки ему строит, а он пыхтит, выспрашивает. Анализирует! И ведь самые лучшие выбрал. И колготки, и…

– Этого не надо! – поспешно перебил он. – Это, слава богу, ты уже давно сама покупаешь.

– Спасибо тебе, родной.

Ее по-прежнему знобило. Егор снова было дернулся к аптечке, но Аня мягко его удержала:

– Включи лучше горелку.

Вскоре в палатке стало жарко как в бане. Стянув с себя комбинезон, Егор забрался под свое одеяло. К нему тут же нырнула горячая ладошка, аккуратно его ощупав, а следом и ее хозяйка. Она дрожала, и на это раз сильней, чем прежде. Егор попытался вскочить на ноги, чтобы бежать за помощью, но Аня вцепилась в него мертвой хваткой.

– Не уходи! – Она задыхалась. – Только не уходи…

Она пыталась подползти к нему поближе, и в тот момент страх потерять ее едва не лишил Егора рассудка. Он рывком поднял ее с земли, и она судорожно в него вцепилась. Накрывая ее одеялом, он крепко прижал ее к себе и ошеломленно замер: на ней не было одежды. Вообще никакой. Его потрепанная нижняя сорочка расстегнулась, и он чувствовал своей кожей ее горячее как уголь тело.

Егор судорожно попытался высвободиться, но это было все равно что оторвать от себя с мясом вцепившегося клеща. Анька вжалась в него, словно пытаясь залезть ему под кожу. Ее бил такой озноб, что она не могла толком вдохнуть, и хрипела с каким-то страшным присвистом, хватая воздух открытым ртом и стуча зубами, как пулемет. К тому времени, когда лихорадка пошла на спад и с Аньки ручьями потек холодный пот, Егор чуть не тронулся умом. Прижав к себе ослабевшее тело, он лежал на полу и, укачивая ее как ребенка, впадал время от времени в тяжелое забытье.

Так они и лежали, прижавшись друг к другу, и он чувствовал все ее тело своим. Чувствовал ту сумасшедшую нежность, с которой она целовала его лицо, ее дыхание и губы на своих губах. И на него накатило счастье, невероятное счастье, какого он не испытывал ни разу в жизни. Через мгновение оно сменилось ужасом.

Едва сдерживая себя, чтобы не заорать во весь голос, Егор оторвал от себя племянницу и дрожащей рукой нащупал светильник. В неверном свете газовой горелки он увидел то, чего и боялся: в безумном пожаре девичьих глаз весело отплясывали крупные черные кляксы. Она стояла перед ним на коленях, совершенно голая, без всякого стыда, и когда он отшатнулся, приподнялась и обхватила его лицо руками.

– У меня ж, кроме тебя, никого на целом свете! – Голос Ани дрожал. – Что ж ты меня отталкиваешь?

Глаза ее наполнились слезами.

– Господи, да ты ж для меня всегда свет в окошке был! Ну какой же ты дурак! Я же помню, как ты меня из детдома забирал. Как Тоська, стерва твоя, тебя поедом ела, а ты мне три года простыни мокрые менял каждую ночь после этой богадельни.

Она уткнулась лицом ему в грудь, задыхаясь от слез, как ребенок.

– Тебя ведь никто, как я, не любил. Я ж только из-за тебя сюда поехала. Чтоб рядом быть! – Она гладила его руки, отчаянно пытаясь заглянуть ему в глаза. – Все что хочешь для тебя сделаю, только не гони. Ну не гони…

Анька плакала так горько, что сердце у него едва не разрывалось от жалости. Детские страхи, удесятеренные неведомой силой, пропитавшей это место, превратились для бедного ребенка в кошмар. И ребенок готов был на любые крайности, только бы удержать рядом собой единственного близкого человека. Еще мгновение, и она крепко обвила его тело своими длинными голыми ногами и жадно впилась ему в губы. Кровосмесительный ужас на миг остановил его сердце, а когда оно снова забилось, полуголое животное в палатке мало напоминало прежнего Егора.

Оно с подозрением посмотрело на прильнувшую к нему юную самку, схватило ее за горло, оторвало от себя и принялось обнюхивать. Через несколько мгновений существо с удивлением и страхом отпихнуло ее от себя и попятилось, а когда настырная самочка вновь попыталась запрыгнуть на него, наотмашь приложило ее так, что та улетела в другой конец палатки и свалилась там без чувств. Существо переступило через распростертое на земле тело и выбралось из палатки. Там его уже ждали.

Сильная рука, схватив его за шею, пригвоздила к земле. Сверкнули пронзительные зеленые глаза, и голос Мельниченко крикнул у него над ухом:

– Анну держи!!

Люди, выскочив из палаток, остолбенело смотрели, как Волк жестко заматывает в одеяло безумную голую фурию, в то время как Андрей вяжет на земле беснующегося в ярости Егора. И даже после того, как биохимика с племянницей растащили по разным палаткам, они еще долго и страшно кричали, так что весь лагерь не мог уснуть.

Глубокой ночью они наконец замолчали, провалившись в беспамятство. Мельниченко, отправив отдыхать смертельно уставшего Волка, все еще сидел на улице, пытаясь осмыслить произошедшее, и даже не обратил внимания на подсевшего к нему Гроху.

– Аня совсем плоха, – сказал Семен. – Как старуха. Угасает на глазах. И Егор…

– Ему плохо, потому что ей плохо, – рассеянно проговорил Андрей. – В себя пришли?

– Да вроде…

– Помести их в одну палатку – ей станет легче.

Гроха тут же ушел и вернулся обратно минут через десять.

– Обнялись. Лежат, плачут. – Глаза у него подозрительно блестели.

Андрей молча кивнул. Было видно, что эти двое уже не вызывают у него беспокойства: он знал, что это самый легкий случай за ночь. Что-то другое тревожило его все сильней, так что он не находил себе места. Мельниченко обошел лагерь, заглянул в каждую палатку, но ничего опасного не нашел, а беспокойство уже переходило в панику. В тот момент, когда Гроха, видя его нервное состояние, открыл было рот, чтобы как-то его ободрить, ночь взорвалась страшным женским криком. Насмерть перепуганный Семен бросился со всех ног к Аниной палатке.

– Куда?! – Андрей поймал его за шиворот. – Это не Анна!

Посреди холодного ночного сумрака тряслась в ужасе Антонина. Свет фонаря выхватил перепачканное кровью лицо с широко распахнутыми глазами. Она подняла руки, залитые по локоть кровью, и закричала так страшно, что мужчины отпрянули от нее. Бешено закатились покрытые черной пленкой глаза, и, отшвырнув от себя зазевавшегося Семена, она ринулась в ночную степь. Никто не рискнул броситься за ней следом, да это было и не просто: сухонькая пожилая женщина неслась как скаковая лошадь.

– Чья это палатка? – раздался охрипший спросонья мужской голос: на крик прибежал Волк.

Легкий ветерок шевелил полог палатки.

– Барта. – Андрей осторожно потянул входной клапан, и свет фонаря, проникнув внутрь, заиграл чем-то алым на матерчатом полу. – Ах, бл..!!

Они вломились туда, скользя в луже крови. На полу, безвольно раскинув руки, лежал англичанин. Рваные раны зияли на его посиневших кистях, из которых все еще сочилась кровь. Запах в палатке стоял, как на бойне. Поскальзываясь на тягучей красной массе, они спешно вытащили раненого на улицу.

– Пульс есть! – Мельниченко бросился в соседнюю палатку за меднабором, пока Волк с Грохой перетягивали изодранные руки ремнями, чтобы остановить кровотечение.

– Крови много потерял, надо переливать! – Сталкер оттянул застывшее веко. – Б…ь! Как сажей замазали – чернющее…

– Крови нет! – Андрей отчаянно орудовал в санитарном рюкзаке.

– Бери у меня. – Сталкер закатал рукав. – Первая отрицательная – универсальная. Давай напрямую!

– Без понтов – руки надо штопать. Вытечет.

– Твою мать! Да затяни потуже…

– Нельзя – некроз начнется!

Мужчины суетились вокруг умирающего, пока Андрей быстро орудовал кривой хирургической иглой с кетгутом, зажав в зубах шприц с противостолбнячным. Разорванные вены предательски соскальзывали, уходя под кожу; здесь требовались навыки, которых ни у кого из них не было.

– Пусти.

Аня, с черными кругами под запавшими глазами, взяла иглу, отодвинув Андрея в сторону.

– Делай переливание. – Медицинскими зажимами она быстро стянула рваные края, цепляя их иглой со скоростью швейной машинки. – Поживей!

Она латала Барта, мужчины носились на подхвате, толстяк с охранником наблюдали со стороны. Хмурое, безрадостное утро принесло с собой холод. Пережившие эту долгую ночь люди уже не держались на ногах, но мороз подгонял их, лишая последней надежды на отдых.

Аня вытащила англичанина с того света. Его положили в одной из пустующих палаток, укутав одеялами, и девушка осталась при нем дежурить, коротко поинтересовавшись у Грохи, где Антонина. А когда услышала его рассказ, брови ее приподнялись от удивления:

– С чего бы это врачу бояться вида крови?

Семен осторожно пожал плечами:

– Может, не крови, а того, что сделала с ним?

– А он лежал и ждал, пока она закончит! – усмехнулась девушка. – Тоня здесь ни при чем: он сам себе вены разодрал собственными ногтями. Один вообще с мясом вырвал – я его в ране нашла, когда обрабатывала.

Ошеломленные люди молча смотрели на девушку, пытаясь представить, что творилось в голове у англичанина, из-за чего он такое с собой сотворил. Они так ничего и не надумали и молча разошлись в разные стороны. По пути Андрей перехватил Гроху и тихо спросил:

– Как умер ее сын?

– Он не умер. – Семен оглянулся вокруг и понизил голос, что никто не слышал. – Суицид.

– Вены вскрыл?

– Не помню… – замялся Гроха. – Кажется, да.

– Она его первой обнаружила?

– Да.

– А из-за чего?

– Ну, там темная история… – попытался отмахнуться Гроха.

Андрей спокойно смотрел на него, ожидая продолжения. Семен поморщился:

– Он был наркоманом со стажем. При вскрытии нашли следы специализированного препарата, который применяется в медицине. Антонина тогда работала главврачом в очень крутом медицинском центре – там, где весь наш бомонд лечится.

– Ну?

– В общем, либо следователь попался настырный, либо под нее копали: проверили больницу – вскрылась крупная недостача.

– А у нее доступ к препарату, естественно? – кивнул Мельниченко.

– Естественно. Но у нее, судя по всему, еще и очень серьезные покровители, потому что ее зам покончила с собой и перед смертью якобы оставила признание, что это все она сама. Разразился скандал, дело с большим трудом замяли, ее – сюда. Причем все упоминания о ней из дела изъяли, будто ее вообще в этой больнице не было.

– Но следы в СБУ, конечно же, остались?

Гроха усмехнулся:

– Конечно, остались!

Андрей напряженно о чем-то размышлял.

– Собирай всех, нужно уходить, – наконец бросил он Семену. – Готовьте переноску для Барта. Я скоро буду.

* * *

Из ледяного марева тумана выплывало, словно огромный корабль, древнее каменное сооружение, поблескивая зеленоватой дугой открывшегося портала. На потемневших от времени ступенях, несмотря на трескучий мороз, притулилась одинокая женская фигура в легкой нижней одежде, прижав лицо к коленям. Она не обратила никакого внимания на осторожно приблизившегося к ней мужчину и никак не отреагировала на его зов.

– Антонина, ты как? – вновь окликнул он ее.

Он снял с себя куртку и набросил ей на плечи, отметив про себя, как застыло ее твердое, словно высеченное из дерева, тело.

– Я знаю про твоего сына. – Мужчина внимательно наблюдал за ней, и ему показалось, что она чуть пошевелилась. Он кивнул в сторону прохода. – Там тебе станет легче. Тебе помогут.

Женские плечи задрожали. Рыдания сотрясали ее тело. Мужчина протянул руку к ее плечу, но коснуться не решился.

Женщина медленно подняла голову: она не плакала. На заострившемся от порока лице с уродливым крючковатым носом, походившим на клюв, играла ухмылка.

– Пожалеть меня пришел?! Ну, ты – неисправимый баран!

Мужчина оторопело смотрел на нее.

– У меня два года назад был мальчишка-интерн. Он был гений! Но парню не повезло от рождения: семейка – чистый плебс. Я бы его у себя оставила, но идиот стал являть миру свои таланты так, что не заткнуть. Когда он начал успешно помогать тем, кого я со своей командой уверила в их безнадежности, пришлось срочно от него избавляться. Только это оказалось непросто, при том что серьезные люди из верхушки уже считали его чудотворцем. А этому потомственному говночисту просто нравилось лечить!