Текст книги "Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия"

В течение восьми последующих лет империя русов пребывала в состоянии напряженного мира. И вот в 1073 г. гром грянул там, где его не ждали: между собой заспорили старшие сыновья Ярослава Мудрого.

Они долго воздерживались от открытого конфликта, но преодолеть родовые изъяны русской системы наследования не смогли даже эти высоколобые мужи.

Поводом для начала войны послужили, как и следовало ожидать, вопросы власти и территориального господства.

Сговорившись, Святослав черниговский и Всеволод переяславский выгнали старшего брата Изяслава из Киева. Изяслав, не найдя иного защитника, поехал с жалобой на братьев к императору Священной Римской империи. Любопытно, что, когда в Киев прибыли послы Генриха IV с папским наказом вернуть Изяславу отнятый трон, Святослав, занявший его место, просьбы не выполнил, но преподнес посольству императора такое количество золота, серебра и дорогих тканей, какого, по словам немецкого хрониста, никогда не доводилось видеть римским придворным³⁰⁷.

Эта удивительная подробность не позволяет нам забыть о баснословных богатствах древнерусских князей, и о тех славянских данях, благодаря которым наполнялись великокняжеские сундуки.

В 1076 г. великий князь Святослав Ярославич скончался³⁰⁸. Изяслав снова вернулся в Киев и отдал брату Всеволоду Черниговскую землю. Это решение стало источником новых распрей между поколениями русских князей, так как дети Святослава не согласились мирно расстаться с отцовским наследством. Дядья предоставили им дальний Муромо-Рязанский край да Тмутаракань, для управления которой нужно было перебираться на край русской земли. Святославичи же хотели получить себе черниговские уделы и считали, что имеют на это «законное» право.

Муром – наиболее близкий к Чернигову город, куда спровадили старшие Ярославичи младших, – как на грех достался Олегу, самому беспокойному из детей Святослава. Олег объединился с Борисом Вячеславичем, еще одним обиженным Ярославовым внуком. Вдвоем они наняли отряды половцев и разбили Всеволода на реке Сожице под Черниговом.

Это было крупное сражение, в котором погибло много русской знати. Но еще больше в нем полегло русов-ратников³⁰⁹. Пополнив поредевшие дружины новыми бойцами, Олег и Борис подошли к Чернигову и стали разорять его окрестности, не щадя никого и творя много зла. Они не успокоились, пока не пролили реки крови и не загубили бессчетное количество невинных христианских душ³¹⁰.

Потерпев болезненное поражение, Всеволод бежал к Изяславу в Киев, где дядья объединились и встали на защиту друг друга, понимая, что в войне с молодыми им лучше держаться вместе.

Недалеко от Чернигова в местечке под названием Нежатина нива 3 октября того же 1078 г. состоялась очередная крупная битва, в которой столкнулись лбами представители высшего сословия древнерусской империи³¹¹. Сражение было жарким и, по традиции, унесло много жизней. В нем погибли Борис и Изяслав, племянник и дядя, как бы указывая своей кончиной, что настало время для остановки и принятия конструктивных решений.

Сражение на Нежатиной ниве завершилось победой Всеволода. Олег спрятался от своего дяди в спасительной Тмутаракани.

Справедливости ради нужно сказать, что великий князь Всеволод, ставший после гибели Изяслава главой Киевского Дома, старался прекратить войну и остановить развал русской управленческой пирамиды. Ради этого он передал детям Изяслава лучшие уделы, полагая тем самым сделать их послушными своей миротворческой доктрине. Ярополка Изяславича он посадил княжить на Волыни, а Святополка Изяславича – в Новгороде.

Однако добиться мира и согласия Всеволоду не удалось, ибо вскоре против него снова ополчились Олег и Роман Святославичи, Давид Игоревич и с ними подросшие сыновья Ростислава тмутараканского – Рюрик, Василько и Володарь³¹².

Каждый из них считал себя обделенным властью и старался получить лакомый кусок³¹³. Ростиславичи, не довольствуясь червенскими городами, стремились отнять у Ярополка часть Волыни. Давид Игоревич мечтал о Дорогобужском уезде. Из Полоцка продолжал вылазки Всеслав Брячеславич.

Состарившийся Всеволод не мог справляться с развалом семейной корпорации и часто поручал роль третейского судьи сыну Владимиру Мономаху. Но даже этот выдающийся муж не мог образумить своих горделивых родичей. Каждый из них хватался за меч при всяком удобном случае. Они мерялись знатностью и нагло сталкивали друг друга с родословной лестницы, а Русь тем временем наводняли разбойничьи отряды половцев и черкесов, конкурировавшие с княжескими воинами в грабежах и насилии. Повсеместно шастали по уездам, как выражался Д.И. Иловайский, «вольные русские дружины»³¹⁴, прибывшие из-за моря. Частенько их нанимали на службу князья, которым требовались отчаянные рубаки и авантюристы, готовые на любое преступление ради славы и наживы.

На фоне княжеских распрей на Руси постепенно исчезал мирный строй жизни. Кровавый запах бессмысленных усобиц пронизывал повседневность народного быта. В разы увеличилась опасность стать плененным, ограбленным или убитым.

Корпоративные войны русских князей становились непосильной ношей для славянских земель, на которых разыгрывались театры военных действий и совершались бесчисленные грабительские «наезды». Население приходило в ужас: все чаще задумывались люди о миграции куда-нибудь на Оку или Волгу, где можно спрятаться от русской лютости и заново начать спокойную жизнь.

Наконец, в 1093 г. умер последний из старших сыновей Ярослава Мудрого – великий князь Всеволод Ярославич. После себя он оставил двух наследников: Владимира Мономаха и Ростислава Всеволодовича.

Кончина великого князя снова подняла вопрос о главе русской территориальной империи, а также о роли и месте в ее структуре остальных князей. Согласно сложившемуся к концу XI в. принципу старшинства в наследовании и исходя из наличия живых претендентов, киевский трон должен был перейти в руки Святополка Изяславича, старшего сына Изяслава и внука Ярослава Мудрого.

Но Святополк не пользовался авторитетом у киевлян, а это было важно, так как в Киеве вечевая система играла не последнюю роль. Каждый претендент на великое киевское княжение должен был пройти процедуру всенародного одобрения, даже если бы она и носила подчас формальный характер. Те качества, которыми не обладал Святослав Изяславич, в достатке имелись у Владимира Мономаха. Поэтому киевляне хотели, чтобы в их городе княжил старший сын князя Всеволода.

Делая ставку на Мономаха, киевляне, по сути, стремились защитить имперские интересы, хотя не они создали древнерусскую империю. Парадоксально, но в этом вопросе им приходилось действовать против ее подлинных творцов. В Киеве правильно рассудили, что эскалация княжеских войн быстро приведет страну к территориальному распаду. Столица процветала благодаря своему эксклюзивному положению в русской империи, и ее богатый торгово-посадский слой был крайне заинтересован в сохранении статус-кво. Мономах, по их мнению, был единственным из Рюриковичей, кто мог укрепить пошатнувшиеся основы русского мироздания.

В итоге возникла любопытная коллизия.

Мономах, опираясь на поддержку киевлян и имея славу любимца удачи, мог узурпировать киевский трон и возглавить русскую корпорацию. Он мог исправить изъяны родового владычества или хотя бы попробовать что-то изменить в действующей модели власти.

Однако Мономах остался верен родовому принципу наследования и не стал оспаривать права Святополка на киевский трон. Мономах отказался менять принципы русского «суверенитета» и уступил Святополку место великого князя без боя. Себе он оставил второстепенный Черниговский удел.

Между тем киевляне были правы, сомневаясь в политической дееспособности Святополка Изяславича. При нем половцы, требовавшие от Киева дани, развязали кровопролитную грабительскую войну. Только через год (в 1094 г.) Святополку удалось остановить нападение степняков, но к тому времени в руинах лежала чуть не половина Киевской земли³¹⁵.

Благодаря Мономаху Рюриковичи временно вышли из внутрисемейного кризиса, но их семейный антагонизм и скрытое противоборство ослабили Киевскую Русь, открыли ее южные границы перед кочевниками и позволили половцам безнаказанно громить мирное население.

Олег Святославич, которого мы оставили отсиживаться в Тмутаракани, не подавал известий до начала половецкого вторжения. Но как только на Руси снова замаячили куманские бунчуки, он тут же привлек кочевников, чтобы напасть на Чернигов и отвоевать свое наследство у Владимира Мономаха³¹⁶.

Мономах, как всегда осторожный и осмотрительный, сдал брату город без битвы и уехал в Переяславль³¹⁷. Так Олег получил то, что хотел. Однако у него накопились долги перед половцами, и новый Черниговский князь расплатился с ними имуществом и жизнью своих подданных. Как сказано в «Повести»: «Половци же начали воевать около Чернигова, Олег не воспретил им этого делать, ибо они действовали по его повелению. <…> Затем много христиан изгублено было, других же полонили и расточили по землям»³¹⁸.

Олег принадлежал к когорте русских князей, которые первыми завязали тесные отношения со степью. Когда Святополк киевский и Мономах в 1096 г. пригласили его на переговоры о совместной защите Русской земли от «поганых», Олег уклонился от их зова³¹⁹. Слишком большую выгоду получал он от сотрудничества с «шелудивыми хищниками», как на Руси иногда называли половецких князей.

Многие Рюриковичи повторят в дальнейшем сомнительный опыт князя Олега Святославича, да и сам Мономах однажды не удержится от искушения. Пройдет немного времени, и русские князья сплошь и рядом станут нанимать на службу половецкие орды, отдавая им в качестве платы на разорение земли, над которыми они властвовали и которые, по идее, должны были защищать.

История неудачных переговоров с Олегом интересна еще одной деталью. Встречу, на которую Святополк и Мономах приглашали своего родственника, предполагалось провести в формате публичных слушаний. Святополк и Владимир написали Олегу, что в этот раз решать судьбу родины вместе с князьями будут церковные иерархи (епископы и игумены), знатные бояре («мужи отец наших») и представители городского сословия («люди градские»).

В ответ Олег Святославич высокомерно заявил, что ему не пристало сидеть за одним столом с простонародьем. К этой обширной категории он отнес всех, в ком не текла голубая кровь князей Рюрикова Дома. Буквально он сказал: «Несть мне лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом»³²⁰.

Это заявление Олега Святославича – одно из первых свидетельств большой перемены в умах членов русской корпорации.

Внуки Ярослава Мудрого, в отличие от их отцов и дедов, начинали отделять себя (и, значит, всю русскую династию) от тех социальных и политических групп, которые всегда были их поддержкой в завоеванной стране. Ведь знатное боярство и высшие городские слои формировались, в основном, на варяго-русской этнографической основе и были разделены с «исконным» населением даннической империи русов сословной «чертой оседлости». Наконец, и культурно они были гораздо ближе к княжеским дворцам, чем к деревенским хижинам.

Дерзкий ответ Олега Святославича спровоцировал новый всплеск княжеского противостояния.

«Так ты нейдешь ни на поганых с нами, ни на совет к нам; а замышляешь поганым помогать против нас», – возмутились Святополк и Владимир Мономах и, объединившись, выгнали Олега из Чернигова³²¹.

Святославичу пришлось бежать в Стародуб, но и там достала его карающая длань родственного правосудия: войска Святополка и Мономаха обступили город и тридцать три дня держали его в плотной осаде. Завершилась она лютой битвой и полным разгромом армии Олега³²².

Наказанный братьями, изгнанный из Чернигова и Стародуба, Олег Святославич направил стопы в Муром – еще одну наследственную отчину Святославичей, где по приказу Владимира Мономаха сидел его сын Изяслав.

Олег пришел к Мурому с остатками дружины и вызвал Изяслава Владимировича на бой. Перед битвой Олег говорил молодому Мономаховичу: «Иди в волость отца своего, в Ростов, а то (Муром) есть волость отца моего. Хочу тут сидеть и заключить с твоим отцом договор. Он меня выгнал из города отца моего. И ты ли мне здесь хлеба отца моего не хочешь дать?»³²³

В сражении Изяслав был убит, а его войско, собранное из вотчин Мономаха (Суздаля, Ростова и Белоозера), разбежалось³²⁴.

Именно после потери Мурома Олег окончательно перестал соблюдать правила династических войн и сам начал захватывать чужие вотчины. В частности, он отнял у Всеволодичей Суздальскую и Ростовскую землю³²⁵.

В Суздале, где против него вспыхнуло восстание, Олег репрессировал и ограбил поднявшихся горожан («Олег же омиривъ городъ, овы изъима, а другыя расточи, и имънья ихъ отъя»)³²⁶.

Назначив по городам Ростово-Суздальского региона своих посадников, Олег приказал им собирать как можно больше дани, а сам, по некоторым сведениям, стал готовиться к походу на Новгород, желая присоединить его и сделаться сильнейшим из русских князей.

В Новгороде планы Олега вызвали бурю недовольства, и в семейную распрю по воле веча спешно вклинился новгородский князь Мстислав Владимирович (Гарольд). «Иди ис Суждаля Мурому, – написал он Олегу грозное предупреждение, – а в чужой волости не сиди»³²⁷. Вслед за письмом к Суздалю направилось новгородское войско. Убегая от более сильного противника, Олег без сожаления сжег этот прекрасный город – истинную жемчужину Залесского края. По сообщению «Повести», после пожара от Суздаля всего и осталось, что Печерский монастырь да каменные церкви³²⁸, – все остальное сгорело.

В конце XI в. Суздаль был центром торговли и ремесла на востоке русской империи. Олег, тем не менее, предал его огню (а скорее всего, и полному разорению). Для него этот город был чужой вотчиной, и он стер его с лица земли, чтобы навредить Мономаху.

В историографии принято судить Олега Святославича за его неблаговидные поступки. А вот о преступлениях других князей историки обычно говорят с неохотой или же всячески стараются обелить их деяния, словно Олег Святославич был горемычным отщепенцем в кругу своих родичей.

Однако нам уже приходилось видеть примеры того, как Рюриковичи обходились с населением, когда дело доходило до междоусобных войн. Достаточно вспомнить, как полоцкий князь Всеслав дважды нападал на Новгород и круто притеснял новгородцев³²⁹; как князья Святослав и Ростислав нападали на Тмутаракань³³⁰; как старшие Ярославичи безжалостно уничтожили население Минска; как Мстислав Ярославич приводил армию польского короля в Киев³³¹; как Олег и Борис Святославичи нападали на Чернигов; как Мстислав новгородский третировал Муром и Рязань³³²; как в разное время были захвачены и унижены Полоцк и Смоленск; и, наконец, как Владимир Мономах, гонясь за Всеславом, привел в Полоцкую землю кочевников и опустошил ее до самого Лукомля³³³.

У современного читателя эти факты могут вызвать недоумение – уж слишком не похожи они на ту благостную картину, которую мы представляем, изредка задумываясь о древнерусской старине.

Но не спешите удивляться, ибо эти поступки – всего лишь начало великого противостояния Рюриковичей с подданными великой древнерусской империи. Мне возразят, что бедствия жителей – лишь побочный эффект межкняжеских столкновений, и что князья не стремились воевать с населением, что это получалось у них само собой, скажут, что когда рубят лес, не укрыться от летящих щепок. Но в том-то и дело, что князья рубили лес, вместо того, чтобы дать ему расти и развиваться. Они как перессорившиеся дети пакостили в комнате соседа, чтобы навредить ему и как можно больше ослабить его военно-материальную базу.

Дальнейшие страницы этой книги переполнены свидетельствами княжеских преступлений и бесчинств, которыми они сопровождались. Рюриковичи правили гигантской страной, не переставая при этом вести друг с другом династические войны. Они очень неохотно шли на сближение. Тем не менее в самом конце XI в. им все же пришлось сделать примирительный шаг, имевший значение для дальнейшей жизни княжеского семейства.

Случилось это в 1097 году.

После долгого периода разобщенности, непонимания и откровенного нежелания слышать голос разума, иногда звучавшего в их среде, потомки Ярослава Мудрого съехались в город Любеч, чтобы восстановить распавшуюся цепь управления древнерусской империей.

Святополк Изяславич, Владимир Всеволодович Мономах, Давид Игоревич, Василько Ростиславич, Давид и Олег Святославичи являлись главными действующими лицами этого важного события в жизни Русского дома.

Княжеский совет был настроен на позитивную ноту. Принято считать, что основную цель созыва Любечского съезда выразил Святополк Изяславич в словах: «Почто губим Русскую землю, сами на себе котору дающе? А половци землю нашу несуть разно, и рады суть, оже межю нами рати. Да ноне отселе имемся в едино сердце, и блюдем Русьские земли»³³⁴.

В этой интерпретации, взятой мною из Лаврентьевского летописного списка, главный акцент сделан на внешней опасности, угрожавшей империи русов. Святополк Изяславич вроде бы и говорит о пагубности междоусобных войн, но только лишь применительно к половцам и совместной борьбе со степью.

Однако если мы обратимся к другим источникам и посмотрим, как звучит фраза Святополка Изяславича, скажем, у В.Н. Татищева, то увидим нечто новенькое, что значительно изменит смысл всего обращения. Согласно версии В.Н. Татищева, взявши слово, Святополк Изяславич первым делом обвинил участников съезда во взаимном разорении и убийстве; «не имея прежних доходов, – говорил он собравшимся, – вы отнимаете друг у друга имущество и людей, чтобы увеличить свое “имение”; вы потакаете половцам, – бросал он им справедливые упреки, – нападения которых ведут к убыли населения и запустению многих мест» (курсив мой. – С.М.)³³⁵.

Пояснение В.Н. Татищева дает правильный ключ к пониманию причин и следствий кризиса русской системы власти: неразбериха в наследовании вызывала затяжную войну среди князей и вела, в свою очередь, к такому разорению, что Рюриковичам пришлось отнимать друг у друга «имущество и людей», чтобы восполнить возникший недостаток рабочих рук. Есть в татищевской версии и весьма прозрачный намек на экономическую причину усилившейся межкняжеской вражды. Святополк Изяславич указывает на усыхание «прежних доходов». И хотя экономика не является главным предметом моего исследования, укажу все же, что к концу XI в. «европейская торговля между югом и севером переместилась на запад»³³⁶. Торговый путь «из варяг в греки» хирел на глазах, на Волхове и Днепре, скорее всего, усиливалось пиратство, провинции бывшей империи замыкались на внутреннем производстве и потреблении, а нестабильность политической обстановки довершала неприглядную картину всеобщего кризиса.

Вернемся, однако, в Любеч на съезд 1097 года.

В «погибели» русской земли от страшной семейной войны был главнейший вопрос Любечского съезда. Именно поэтому его самым важным решением стало введение принципа правления по «отчинам» («кождо да держить отчину свою»)³³⁷. Таким способом архитекторы «Любеча» надеялись перекрыть границы для взаимного разбоя и сохранить империю в общей власти семейства. О пресловутом единстве Киевской Руси никто из них даже не думал. Русская правящая верхушка растащила гигантскую корпорацию на отдельные ООО, при этом сохранив полную уверенность в своем праве управлять ее бывшими провинциями на семейно-родовых началах.

Решение съезда, кажется, удовлетворило всех участников. Собственно, «Любеч» подтвердил систему территориальных уделов, намеченную еще Ярославом Мудрым. Делегаты отдали Святополку Изяславичу Киев со всею областью к западу от Днепра, Мономах получил «частный удел отца своего»: Переяславль южный, Смоленск, Ростов, Суздаль и Белоозеро. Братья Святославичи вернули себе власть над Черниговом, Муромом и Рязанью. Отцовские уделы получили князья, правившие на правобережье Днепра³³⁸.

Русская корпорация могла праздновать успех, если бы не перманентная неспособность князей мирно жить в своих гнездах. Уже вскоре не кто иной, как главный устроитель «Любеча» Святополк Изяславич, первым нарушил букву мирного договора 1097 г. и развязал новую междоусобную войну на территориях днепровского Правобережья.