Текст книги "Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия"

Престарелая княгиня Ольга (в крещении Елена) отошла в мир иной в июле 969 г. После смерти этой влиятельной фигуры русского мира действующим киевским князем стал ее сын Святослав. Формально он княжил с 945 г., но всю полноту власти получил только после смерти матери.

Несмотря на юный возраст, Святослав, кажется, понимал, в чем состояла задача главы Варяжского Дома, правителем которого он стал.

Святослав носил славянское имя, но при этом был стопроцентным русичем. В те времена, когда связь между русью и славянством была в основном антагонистичной, Святослав последовательно выражал интересы народа-завоевателя, к которому принадлежал не по имени, но по духу.

Стоило ему только «вырасти и возмужать», как молодой князь собрал вокруг себя варяжских отпрысков – таких же дерзких смельчаков, как он сам, – и вместе с ними начал развязывать жестокие грабительские войны²⁴³.

Его дружинники блистали храбростью, передвигались легко и быстро, не брали в поход ничего лишнего, спали на сырой земле и могли в любую минуту отдать жизнь за своего вождя²⁴⁴. Да и вождь был им под стать, за такого не стыдно было сложить голову в лихом бою.

С этими-то юными, жаждущими крови и славы варяго-русами Святослав еще при Ольге в 964 г. отправился в свой первый завоевательный поход в верховья Оки и Волги, чтобы подчинить русской власти очередную землю славян.

На этот раз пришла очередь вятичей.

«Повесть временных лет» больше наводит тумана, чем разъясняет, что произошло после прихода русов на верхнюю Оку.

По летописной версии, Святослав вступил с вятичами в переговоры и, узнав, что они платят дань хазарам, мирно прошел через их землю, не причинив никакого туземцам вреда²⁴⁵. Однако В.Н. Татищев утверждал обратное. Согласно его взгляду, целью Святослава в 964 г. было завоевание вятичей, чем он и закончил в итоге свой победоносный поход²⁴⁶.

Вятичи, видимо, были застигнуты врасплох и вынуждены были покориться русам. Святослав взял с них военную контрибуцию и установил ежегодную дань.

Молодой князь вернулся домой с победой и славой героя-покорителя.

Но вятичи отличались крайним вольнолюбием и сильным характером. Едва потеряв независимость, они тут же занялись подготовкой освободительного восстания. Святославу и его потомкам еще не раз придется воевать с этими гордыми людьми.

Вообще непонятно, как с таким свободолюбием вятичи терпели над собой господство хазар? Лично у меня складывается впечатление, что они просто обманули Святослава, сообщив ему ложную информацию о «хазарском иге», на самом же деле оставаясь страной свободных людей. Либо хазары (сильно ослабленные наскоками русов к середине X в.) властвовали над ними чисто номинально.

Очень может быть, что вместе с вятичами в освободительном движении против русской аннексии принимали участие верхнеокские финно-угры – старинные жители Верхнего Поочья. Не случайно же сообщение о войне 864 г. В.Н. Татищев заканчивает загадочной фразой о том, что Святослав «также и другим противящимся власти русской учинил»²⁴⁷. Ее смысл вполне можно трактовать как указание на восставших финнов, что вместе со славянами попали в русские колониальные жернова.

Отдельно или вместе с финнами, но уже через два неполных года, в 866 г., вятичи сбросили с себя киевскую власть и прекратили платить русам дань. Святославу пришлось вторично покорять взбунтовавшихся подданных и принуждать их к подчинению и строгой налоговой дисциплине²⁴⁸.

Что касается Святослава, то для него бунт на Оке не оказался неразрешимой задачей. Он всю жизнь упивался войной как любимейшим ремеслом.

В промежутке между двумя усмирительными походами на вятичей Святослав разгромил хазар, завоевал и разорил города ясов и касогов, а их жителей увел в Киев на вечное поселение²⁴⁹. В 967 г. он захватил восемьдесят городов на Дунае, заставив Византийскую империю снова почувствовать себя «данницей» Киева²⁵⁰.

Всеми своими победами юный князь доказывал, что родился и оставался настоящим русом.

В войнах Святослав действовал с выдумкой, но в его «государственной» политике нам не найти ничего оригинального. По большому счету, Святослав был всего лишь азартным представителем созданной Рюриком и Олегом русской корпорации – политической системы господства, основанной на военном превосходстве и готовности к насилию.

Византия, славяне, финны – все, кто находился в зоне досягаемости русов, становились объектами их притеснения и должны были вносить свою плату за мир.

Когда русы обнаруживали новый земледельческий оазис или охотничье племя, они нападали на них, как голодные волки на стадо овец.

«Русь, – писал о них Ибн-Русте, – мужественны и храбры. Когда они нападают на другой народ, то не оставляют, пока не уничтожат его всего»²⁵¹. Ауфи добавлял к этому, что если бы у русов были лошади, то эти люди над многими «приобрели бы господство»²⁵².

Святослав, словно услышав слова арабского писателя, впервые посадил русов на коней²⁵³ и сделал их еще более грозными воителями для соседей.

Молодой киевский князь недолго блистал на древнерусском небосклоне. После его трагической гибели на киевский стол взошел его младший сын, князь-бастард Владимир I.

При нем вятичи решили повторить попытку освободиться от русского господства.

Вообще, нужно иметь в виду, что страна вятичей была большим и потенциально могущественным конкурентом Киева. Конечно, в X в. вятичи не соперничали с ним за власть над Русской равниной, но где-то в не слишком отдаленном будущем, они, пожалуй, имели все шансы вступить с Киевом на тропу войны.

Многочисленные колена вятичей заселяли территории современных Курской, Орловской, Брянской, Тульской, Калужской и Рязанской областей. Их северо-восточные границы постепенно углублялись в Московский район, где в X в. под их влияние попала знакомая уже нам по предыдущему рассказу восточнобалтская голядь.

Освоенная вятичами территория косвенно свидетельствует об их могуществе. Пожалуй, вятичам не хватало только единства. Но и в раздробленном состоянии с ними не так легко было справиться.

Победа над ними Святослава, скорее всего, была локальным достижением и касалась одного или нескольких княжеств вятичей, но не всей их обширной земли. Возможно, Святослав победил самого сильного князя вятичей, однако эйфория по этому поводу скоро прошла.

В 981 г. в княжение Владимира I Святославича вятичи подняли новое восстание²⁵⁴.

Случайно или нет, но его начало пришлось на разгар войны Киева с Польшей. Пользуясь этим обстоятельством, вятичи прогнали русскую администрацию. Но Владимир I слишком быстро вернулся с польской войны. Лето еще не кончилось, а он уже повел свои войска на восток, где вернул вятичей под контроль Русского Дома и установил им прежнюю дань («от плуга, яко же и отец его имаше»)²⁵⁵.

В следующем 982 г. вятичи повторили попытку избавиться от власти русов.

В.Н. Татищев указывал, что сначала они пытались заключить союз против них с печенегами, но печенежские вожди, «не смея Владимира, их принять отреклися»²⁵⁶. Вятичам пришлось действовать в одиночку.

Как сказано в «Повести»: «Заратишася вятичи, и иде на ня Володимеръ, и победи я второе»²⁵⁷. В.Н. Татищев добавляет, что второй раз Владимир I возложил на вятичей «сугубую» дань, т. е. гораздо большую, чем прежде.

Киев давал вятичам понять, что в этом конфликте русы – сильнейшая сторона.

Об остроте неугасающих противоречий между русью и вятичами говорит текст «Поучения» Владимира Мономаха.

Среди многих важных дел Мономах упоминал о том, как дважды зимой он ходил к вятичам «на Ходоту и на сына его, и к Корьдну ходил первую зиму»²⁵⁸. Мономах не написал, чем закончились его походы. Однако мы можем предположить, что первый из них мог быть неудачным. Поэтому и понадобилось вторая война. В той части «Поучения», где содержится рассказ Мономаха о его жизненном пути, он пишет, что ему пришлось буквально пробираться через владения вятичей, идя на ростовское княжение: «Первое к Ростову идохъ сквозь вятич…»²⁵⁹. Для Мономаха это событие – пройти невредимым по земле враждебных к русам славян!

«Поучение» Мономаха – единственный русский источник, в котором случайно сохранилось имя князя вятичей (Ходота) и название их столицы (Корьдн/Корьден). При чтении древнерусского летописания невольно создается впечатление, что его авторы специально замалчивали имена славянских, балтских или финских князей, с которыми русы вели постоянные войны. Летописи писались по княжеской указке, и их заказчикам, видимо, не хотелось слышать имена противников, которых они не уважали и не считали себе ровней.

Самое последнее летописное известие о сопротивлении вятичей русской экспансии относится к 1152 году. В «Московском летописном своде конца XV века» есть указание на то, как Юрий Долгорукий где-то под Суздалем сражался с вятичами и заставил их выплатить ему военную контрибуцию («и прок Вятичь взял»)²⁶⁰.

С первого похода русов на вятичей до последнего летописного свидетельства об их сопротивлении прошло сто восемьдесят восемь лет, а вспышки освободительной борьбы еще не утихали!

В конце Х в. из-под власти Киевской Руси попытались выйти радимичи – обитатели белорусской реки Сож.

Впервые они были покорены Олегом в 885 году. С тех пор прошло почти сто лет, но радимичи все еще мечтали о независимости и свободе. В 984 г. или немного ранее среди них стали возникать очаги сопротивления, принявшие, видимо, массовую форму.

Для подавления беспорядков киевский князь Владимир I направил на берега Сожи воеводу по прозвищу «Волчий Хвост». В битве на реке Пищане, значение которой киевский летописец склонен недооценивать, радимичи потерпели крупное поражение. После этого к ним постарались приклеить кличку трусов, боящихся волчьего хвоста²⁶¹.

Однако радимичи нашли в себе силы выступить против могущественного поработителя и проиграли битву по объективным причинам: у них не хватило опыта и сил, чтобы победить в войне с всесильной русью.

Последнее упоминание о радимичах в русских источниках относится к 1169 году. К этому времени они потеряли остатки единства и были разделены между Черниговским и Смоленским княжествами²⁶².

Глава XI
Русская корпорация меняет правила игры – первые нововведения

У Святослава было три сына: Ярополк, Олег и Владимир.

Еще до своего бесславного похода на Византию (970 г.) отец разделил между наследниками русскую империю на три части. И вот, в 973 г., сразу после смерти Святослава, вместо одного правителя, которому привыкли служить русы и которому поневоле покорялись славяне, их стало несколько.

В Киеве, согласно воле отца, сел княжить законнорожденный Ярополк. Трон князя Мала в «Деревах» занял средний сын Олег, в Новгороде укрепился бастард Владимир – человек с подмоченной репутацией и ограниченными династическими правами.

Три брата неожиданно оказались во главе специфического государственного образования, где верхи и низы находились в этно-социальной оппозиции друг к другу и где правящий слой никогда еще не сталкивался с политическим троевластием.

Формально Ярополк получил право старшинства над остальными братьями. Олег и Владимир, по букве отцовского завещания, должны были стать младшими (зависимыми) князьями и покориться Ярополку.

Но территориальная империя, которую создали Рюриковичи, была их общим владением, общей военной добычей великокняжеского рода. «Почему тогда одни князья должны быть старше других? – думали младшие братья Ярополка. – Территория у нас общая, и княжить мы должны сообща, а поскольку это невозможно из-за отцовского завещания, тогда каждый из нас пусть княжит самостоятельно».

Думаю, что подобная реконструкция княжеских рассуждений вполне допустима. Что-то подобное наверняка вертелось в головах молодых Святославичей, когда они замышляли выйти из повиновения старшему брату. Ни Олег, ни Владимир не были готовы играть роли второго плана и стали управлять в своих землях как «самовластители, без всякой зависимости от старшего их Ярополка»²⁶³.

Как только это случилось, русская империя вверглась в зону острой политической нестабильности.

Всего пять лет братья-триумвиры соблюдали между собой номинальную мир-дружбу. Но вскоре фальшивая идиллия рухнула и завесы, как говорится, пали. В роковой для Древней Руси 977 г. Святославичи взялись за оружие. Они развязали первую из бесчисленных междоусобных войн, которые с этого момента стали постоянным спутником жизни князей Русского Дома и всего населения даннической империи русов.

Формальным поводом для перехода тлеющего внутрисемейного конфликта в острую фазу междоусобной войны стало громкое уголовное дело. Трагическое событие, о котором идет речь, случилось в 975 году. Сын киевского воеводы Свенельда по имени Лют собрал киевскую «золотую молодежь» и повел всю компанию в лес. Случайно или с тайным умыслом в голове, охотники, безрезультатно шаря по киевским перелескам, вскоре пересекли недавно прочерченную Святославичами границу и вторглись во владения древлянского князя Олега.

Говоря точнее, наглое вторжение произошло в Древлянскую землю, еще недавно управлявшуюся славянским князем Малом. Но киевские русы, как мы помним, с успехом отправили этого славного мужа на тот свет, и в конце X в. звериные ловли в богатых древлянских лесах контролировали не славянские выборные князья. Их высшим собственником был русский князь Олег Святославич, опиравшийся на русско-варяжскую дружину.

Похоже, что егерская служба в обновленном княжестве древлян работала безупречно. Олег почти с телеграфной скоростью узнал о киевских браконьерах. Лют Свенельдович был молниеносно схвачен и казнен Олегом древлянским за самовольное вторжение в его охотничьи «ловы»²⁶⁴.

Отец убиенного варяга был безутешен. Лют, собственно говоря, действовал по старинке; он пренебрег условными территориальными границами, полагая, что русам они ни к чему. Все эти варяго-русы были одного поля ягоды. Зачем же делиться? В конце концов, господствующее сословие имело право на привилегии! Пара-тройка подстреленных туров – подумаешь, какая убыль для изобильных древлянских лесов!

Свенельд не хотел учитывать новую политическую реальность и стал уговаривать Ярополка начать с Олегом войну.

Слезы отцовской ярости капали в подготовленную почву, и вскоре проросли кровавыми цветами. Ярополк колебался недолго. Инстинктивно он и сам чувствовал – настало время для действий. Державу следовало восстановить. Если не начать первым, войну развяжут родные братья. Святославичи рассуждали так же, как Лют и Свенельд. Земля русская завоевана сообща – значит, не быть ей разделенной на части.

Ярополк и Олег, каждый со своей стороны, начали готовить силы. Они созвали своих сторонников, наточили мечи и ринулись в битву. В жестком бою Свенельд, наконец-то, был отомщен. Ярополчьи варяги разгромили «древлянских» русов и убили Олега Святославича²⁶⁵.

Древлянское княжество вернулось под власть Киева. Ярополк превратился в сильнейшего русского князя. Империя воссоздавалась под его суверенной властью.

В этот момент в игру неожиданно вступил младший из Святославичей – презренный бастард Владимир. Поначалу он, испугавшийся было семейной ссоры, бросился за море к варягам, но затем круто изменил свое решение. Гены русов-завоевателей проснулись вдруг в его груди. Владимир набрал из норманнов наемное войско, вернулся с ним на Ладогу и вскоре захватил Новгород²⁶⁶.

Следующей жертвой армии северных наемников стал Полоцк. В этом городе молодой княжич совершил жестокое злодеяние, подтвердив тем самым, что древние русы грызлись и враждовали между собой не хуже членов ОПГ во время криминальных войн 1990 гг., сотрясавших постперестроечную Россию. По приказу победителя был казнен полоцкий князь Рогволд со всей его семьей. (В этом необязательном убийстве видится отзвук борьбы русских правящих кланов между собой.) В живых Владимир оставил принцессу Рогнеду – гордую дочь Рогволда, – которую он насильно взял себе в жены.

На Полоцк вместе с Владимиром и его варягами ходили новгородские славяне, чудь и кривичи²⁶⁷. Тем же составом северная армия прибыла к Киеву. Владимир осадил столичный город и начал вести осадные работы. Ему удалось выкопать глубокий ров между «Дорогожичемъ и Капичемъ», но взять Киев северяне смогли только с помощью подкупа и измены.

Согласно «Повести», некий Блуд, служивший главным воеводой Ярополка, был тайно подкуплен Владимиром и переметнулся на его сторону. Киевляне готовились поддержать своего князя, поэтому Блуд, оклеветав перед Ярополком горожан, уговорил его бежать в городок Родень в устье реки Роси. Затем он заманил Ярополка на переговоры с Владимиром, и по приказу коварного бастарда два варяга убили правящего главу Русского Дома²⁶⁸.

Что же было в этом конфликте трех братьев исключительного для русской династии и ее славянских подданных? Ответ может быть следующим.

Начиная с конца X в., русь все больше теряла свою уникальную способность объединяться для великих завоеваний. Теперь русы дробились на враждующие кланы, каждый из которых группировался вокруг одного из Рюриковичей. После смерти Святослава одни русы поддержали Ярополка, другие Олега, третьи встали за Владимира. Киев, как столица империи русов, надолго превратился в вожделенную цель для самых способных и тщеславных представителей правящего Русского Дома и их более скромных, но не менее воинственных соратников. Интрига особенно закручивалась из-за того, что на первых порах на киевский трон зарились не только отпрыски великокняжеского рода. Кое-кто из соратников – наподобие Свенельда и его сына Люта – тоже хотел славы, лавровых венков и княжеских почестей²⁶⁹.

Русскую корпорацию в этот период сильно лихорадило. Никому не дано было знать, на каких принципах она продолжит действовать и будет ли вообще существовать.

Кроме того, древнерусская империя слишком быстро поглотила почти половину Восточно-Европейской равнины и, поперхнувшись ею, долго не могла переварить слишком жирный кусок территориального пирога. Иначе говоря, русская империя жила под страхом начала антиколониальных выступлений, о которых говорилось выше. Проблемы для правящей династии были слишком серьезны, чтобы не обращать на них внимания.

Новое положение дел вынудило Рюриковичей в корне изменить способ управления своим территориальным гигантом. По смерти Святослава (и с его легкой руки) они отказалиись от услуг знатных бояр, которые ранее «сидели» на областях, и поделили всю Русскую равнину на уделы, взяв их управление в свои собственные руки.

Первый блин, как и положено, испекся комом. Святославичи благополучно перессорились и ровно на две трети сократили свою численность. И все же положительный опыт для семейства был получен. Еще недавно вольные разбойники, а теперь уже «русские князья», Рюриковичи стали понемногу свыкаться с положением администраторов, верховных судей и правителей, от решений которых зависели судьбы десятков и сотен тысяч людей. Налоги с жителей стали для них таким же важным источником существования, как дани и грабительские войны.

Вольные русы становились их верными спутниками, полностью от них зависимыми, что, впрочем, было верно и в обратном порядке. Военно-служилое русское сословие имело лишь одну важную привилегию – бояре и «рыцари» рангом пониже могли переходить на службу от одного Рюриковича к другому или даже уходить в бессрочный отпуск и эмигрировать на родину. То есть долгое время русское сословие служило всему правящему семейству, и эта диспозиция закрепилась в культурном коде каждого древнего руса.

Все это круто меняло конфигурацию отношений между князем и местной общиной, частично укрепляя положение русских городов и городского демоса, объективно заинтересованного в стабильной власти. В какой-то микроскопической мере это касалось и сельского населения. Однако в целом территориальное распределение власти Рюриковичей не принесло счастья жителям Древней Руси, ибо русские князья, словно японские самураи эпохи сёгунатов, немедленно погрязли в междоусобицах, которые сопровождались разорением городов, массовым избиением и закабалением смердов.

Понятно, что весь произвол князья творили в «чужих», а не в своих княжествах, но для населения древнерусской империи это было слабым утешением.

В истории древнерусской территориальной империи насчитывается не так уж много периодов, когда братские войны на время затихали и жизнь начинала казаться довольно сносной штукой.

Один из них пришелся на годы великого княжения недавнего изгоя, бастарда Владимира I. На счастье подданным, он управлял страной целых тридцать семь лет (978-1015 гг.), и все это время русы не поднимали оружия друг на друга. Отчасти это происходило потому, что реальные претенденты на киевский трон – родные братья Владимира Святославича – мирно тлели на погосте, отчасти же потому, что дети великого князя сначала были слишком малы для политических разборок, а позже, когда выросли и возмужали, побаивались авторитета отца. (Впрочем, скоро мы увидим, что один из сыновей князя-крестителя возроптал-таки на своего великого предка.)

Победа во внутрирусской войне с братьями, сделавшая Владимира великим киевским князем, была для него несомненной удачей. Но пока Святославичи оспаривали друг у друга власть, в движение пришли завоеванные народы. Их лидерами и застрельщиками оказались вятичи.

Владимир, прозванный впоследствии Святым, пока еще не был христианином. Пока еще он старался подчинить славянские провинции русско-варяжским богам. Похоже, они благоволили новому киевскому князю. С их помощью Владимир сумел успокоить антиколониальное брожение восточнославянских провинций.

Его отзвуком и реальным проявлением было мощное восстание вятичей, вспыхнувшее в 981 и повторившееся в 982 году. Владимир дважды покорял верхнеокскую глухомань и усмирял бунтующих повстанцев²⁷⁰. Последним эпизодом освободительной борьбы славян при князе Владимире явилось восстание радимичей 983 года, когда они безуспешно пытались выйти из-под власти русского Киева²⁷¹.

Разобравшись с провинциями, Владимир решил внести посильную лепту в создание древнерусской империи и раздвинуть границы государства на запад. С этой целью в 992 г. он совершил завоевательный поход в Прикарпатье и подчинил Киеву земли белых хорватов²⁷².

Владимир много сделал для того, чтобы укрепить древнерусскую империю. Чего стоит одно только введение христианства, с помощью которого он намеревался утихомирить русов и подружить их со славяно-финским плебсом. Но он же создал предпосылки для дестабилизации Киевской Руси. И хотя это выглядит глупо – упрекать отца семейства в излишней плодовитости, все же необходимо признать, что у великого киевского князя Владимира было немаленькое семейство. Одних только сыновей подрастало тринадцать штук, каждый из которых рассчитывал получить от жизни (и от отца) по полной программе.

Не все дети пережили Владимира. Однако те, кому выпало на долю стоять над его гробом, оказались в положении крайней неопределенности и имели все основания переживать за будущее.