Текст книги "Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия"

Теперь самое время вернуться к причине, по которой удерживался утлый мир и сохранялось непрочное согласие между Юрием Долгоруким и ростово-суздальским земством.

Напомню, что во второй половине XII в. Залесский край стремился избавиться от власти Киева и сбросить с себя колониальное ярмо. Ростов и Суздаль откровенно тяготились платить дань южным князьям и не хотели больше посылать военную помощь «Русской земле»⁴¹⁸. Самостоятельно города, конечно, не могли решиться на открытое выступление, иначе на них ополчилось бы все правящее русское семейство.

Но вот, как только Ростово-Суздальская область получила в князья Юрия Долгорукого, «особый круг интересов Суздальской политики»⁴¹⁹, как выразился А.Е. Пресняков, пришел в движение. Для Ростова и Суздаля это было антиколониальное движение. Для князя Юрия, скорее всего, не более чем эпизод семейной жизни княжеского дома.

Первая попытка северян начать антиколониальную войну с Киевом относится к 1154 г., когда днепровской столицей правил Ростислав Мстиславич смоленский. Как сообщает летопись, в то лето пошел Юрий «с Ростовци и с Суждалци и со всеми детми в Русь».

Поход оказался неудачным: из-за начавшейся эпидемии войско северян остановилось в земле вятичей. Где-то возле Козельска Юрия разыскали половцы, нанятые им для войны с Киевом, но даже вместе с наемниками сил было слишком мало. Посовещавшись «с мужи своими и з детми и с Половци», Юрий решил возвратиться в Суздаль⁴²⁰.

Второй поход состоялся в том же 1154 году. Долгорукий снарядил на «Русь» своего сына Глеба, черниговского князя Изяслава Давыдовича и охочих до грабежа половцев. Вместе союзники разбили слабую армию Ростислава Мстиславича, но киевский стол ускользнул от северян, так как его поспешно занял черниговский князь Изяслав.

Северу пришлось организовать третий поход на Киев. На сей раз Ростов и Суздаль не обращались к соседям. Они укомплектовали войско из жителей волости. (Присоединились ли к ним половцы, мы не знаем.) Юрий Долгорукий лично привел ополченцев под Киев.

Изяславу Давыдовичу был выставлен ультиматум, в котором Юрий предъявил свои права на киевский трон («мне отчина Кыевъ а не тобе»)⁴²¹. Видимо, войско северян было столь внушительным, что Изяслав уступил и заключил мир на продиктованных условиях⁴²². Долгорукий заполучил Киев и, утвердившись, роздал киевские волости своим детям, вместе с которыми разошлись по южным селам и городам ростовские и суздальские советники⁴²³.

Ненавистная метрополия лежала у ног победителей, слабая и беззащитная.

Долгорукий назначил сына Андрея княжить в Вышегороде, у самых границ Киева, Бориса посадил в Турове, Глеба в Переяславе, а Васильку отдал «Поросье»⁴²⁴.

Эти назначения не касались Ростова или Суздаля и остались в них незамеченными. Север сильно взволновало другое решение великого князя: отдать после его смерти оба города младшим детям, Михалке и Всеволоду Юрьевичам.

Скрытое недовольство раздирало Ростов и Суздаль во время крестоцелования, к которому Юрий привел жителей⁴²⁵. «Ростов как старший город вовсе не считал себя собственностью князя, – писал С.М. Соловьев, – пренебрегал его завещанием и считал себя вправе выбирать из княжеского рода кого хотел»⁴²⁶.

Были у северян и другие причины для страха. В Ростове и Суздале подозревали Юрия в желании восстановить в Залесском крае власть Киева. Думали, что после смерти он передаст киевский стол сыну Андрею и восстановит выплату киевской дани.

Однако в этот самый момент князь Андрей нарушил планы отца и «без отне воле» бежал из Вышгорода в Суздаль⁴²⁷.

На решение Андрея Боголюбского уехать из «Русской земли» большое влияние оказали бояре Кучковичи, прямые агенты ростовского земства, «лестью поднявшие» Андрея и сопроводившие его в Ростов⁴²⁸. «…Андрей, по совету шурьев своих Кучковичей, – писал Н.М. Карамзин, – удалился в землю Суздальскую, менее образованную, но гораздо спокойнейшую других. Там он родился и был воспитан; там народ еще не изъявлял мятежного духа, не судил и не менял Государей…»⁴²⁹

Старейшие северные города остановили выбор на князе Андрее, зная его нерасположение к киевской Руси и привязанность к родным местам. Ростово-Суздальская олигархия сделала ставку на этого человека, видя в нем образец защитника областных интересов. Андрей, со своей стороны, понимал, что идет против воли отца, но желание перенести «великое княжение в Суждаль и Ростов» пересилило в нем проблески сыновнего почтения⁴³⁰.

Отчасти Юрий Долгорукий сам способствовал бегству наследника. По отзыву современников, основатель Москвы был человеком морально неустойчивым, отличался страстью к разгулу и часто проводил время в пьяных увеселениях. За это, как писал В.Н. Татищев, все вокруг на него «негодовали»⁴³¹. Так что, Андрей имел сыновье право покинуть отца, «с горестью видя народную к нему ненависть…»⁴³².

Но все же у молодого князя имелись и другие резоны, чтобы сменить Киев на Залесье.

Еще Н.И. Костомаров указывал, что Андрей Боголюбский «был слишком властолюбив, чтобы поладить с тогдашним складом условий в Южной Руси, где судьба князя постоянно зависела и от покушений других князей, и от своенравия дружин и городов»⁴³³.

Желание единоличной власти, навязчивое стремление к монархизму, – вот что, прежде всего, руководило поступками Андрея Боголюбского.

Этот сорокалетний человек, привыкший безвыездно жить на окраине⁴³⁴, направил стопы в Суздаль, чтобы осуществить монархический замысел и укрепить на севере русскую великокняжескую власть, ослабевшую на юге. Кучковичи лишь подтолкнули Боголюбского к поступку, на который он внутренне всегда был готов.

По словам С.М. Соловьева, князь «Андрей прибыл на север вовсе не в угоду старым городам; он бежал от старых городов с юга, для того чтобы на севере, среди новых, установить новый порядок вещей»⁴³⁵. Боголюбский вознамерился укоротить городскую демократию Севера и заменить ее единоличной властью князя-монарха.

Юрий Долгорукий был первым из Мономаховичей, кому Ростово-Суздальская земля досталась в наследство. Ростов и Суздаль боролись между собой за его внимание, но, как уже говорилось, при этом стремились к самостоятельности.

Без их ведома Долгорукий мог распоряжаться лишь той частью княжества, которую они не успели освоить сами; и он воспользовался правом вотчинника, чтобы наполнить их переселенцами.

Неожиданно для всех, кто близко знал этого гуляку и страстного женолюба⁴³⁶, Юрий Долгорукий оказался выдающимся «хозяином» и организатором колониального движения. (Если, конечно, все это делал он сам!) Бурный всплеск его созидательной деятельности В.Н. Татищев относит к 1152 г., когда Юрий был вытеснен киевским князем Изяславом Мстиславичем из Поднепровья.

Явившись в Суздаль, «и видя себя Русской земли совсем лишенным, от великого княжения отщетясь, [Юрий] основал престол в белой Руси, рязанских и муромских князей к оному приобщив»⁴³⁷. Вслед за этим он начал строить в своей волости города, называя их теми же именами, что и в южной Руси, «хотя тем утолить печаль свою, что лишился великого княжения русского»⁴³⁸. Для их заселения Долгорукий призывал отовсюду людей, давал им «немалую ссуду» и другие льготы для обзаведения хозяйством.

Согласно В.Н. Татищеву, в Ростов и Суздаль приходило множество волжских булгар, мордвы, венгров «кроме русских», «и пределы его многими тысячами людей наполнились»⁴³⁹. Юрий добился расширения границы своего удела за счет подчинения Муромской и Рязанской областей. При нем Ростово-Суздальская земля пополнилась такими городами, как Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Кснятин, Тверь, Кострома, Дмитров, Кидекша, Звенигород, Дубна и многие другие, часть их которых была реконструирована, а часть построена заново⁴⁴⁰. Был среди новоделов Юрия Долгорукого и скромный городок Москва.

Умелая колонизационная политика Долгорукого быстро дала положительные результаты. Боярин Громила из ближнего круга Юрия так говорил своему князю о его деяниях: «Се же имеешь во своем владении полей и лесов изобильно, а людей мало. Ты весьма изрядно рассудил, что начал городы строить и людей населять. И в твое малое время сколько оные князи войнами своих земель опустошали, столько тебе, в покое бывшему, они своими людьми земель населили. Понеже к тебе, слыша тишину и благоденствие, а паче правосудие в земле твоей, идут люди не токмо от Чернигова и Смоленска, но колико тысяч из-за Днепра и от Волги пришед, поселились, и людей, следственно всяких доходов и обилий каждогодно умножается, и затем еще полей и лесов много»⁴⁴¹.

Эти слова мудрого старца, сохраненные до нас пером В.Н. Татищева, подтвердились впоследствии находками археологов. В середине XII в. в ростово-суздальские ополья массами стекалось население центральной и южной Руси.

Именно в XII в. летопись впервые удостоила Ростов титулом «Великий»; из-за бурного роста населения он быстро перешел в разряд крупнейших городов русского мира. Суздаль превратился при Юрии Долгоруком в центр большого района с округой диаметром в 110 километров⁴⁴². (Примерно такой была по размеру территория «Русской земли» при Олеге Вещем.) Плоская как блин поверхность суздальского ополья активно урбанизировалась. Новые ростово-суздальские города по площади могли соперничать с южными старорусскими городами⁴⁴³.

Долгорукий обеспечил бурное развитие Ростово-Суздальской области. При нем в верховьях Волги и в Волго-Окском междуречье забурлила жизнь великорусского народа, очертились границы и начали формироваться зачаточные институты нового государства.

В то же время при Юрии Долгоруком на Русском Севере начался переход к новому типу колонизации, в котором политическая воля князей и потребность земледельцев в пашне опирались на экономическую мощь ополий, покрытых городами и княжескими вотчинами.

Глава XIV
Очерк об Андрее Суздальском (Боголюбском). Первая разминка русского самодержавия

После избрания князем Андрей Юрьевич Боголюбский предстает перед нами в образе хлебосольного соседа и усердного строителя. В этом он полностью копирует политику своего отца, с той разницей, что для Долгорукого Залесский край был колонией, а для Боголюбского – родной стороной.

Пока другие князья воевали, он собирал мирную жатву. К нему, как ранее к его отцу, бежали деревенские и городские обыватели, спасаясь от неустроенности, долгов, половецкой чумы и воинственного пыла Рюриковичей. К 1170-м гг. Ростово-Суздальский край впервые превзошел густотой населения остальные районы Руси⁴⁴⁴.

Андрей Боголюбский отказывается лавировать между Ростово-Суздальским центром. Он делает столицей княжества Владимир на Клязьме. Он украшает его грандиозными церквями, строит новые монастыри, передает им «купленные слободы с данями, и лучшие села, и десятины в своих стадах…»; сюда же направляется десятая часть всех торговых доходов⁴⁴⁵. Украденную в Вышгороде икону Божьей Матери, впоследствии названную «Владимирской», он превращает в местную святыню. Князь Андрей мечтал «отнять у Киева и Южной Руси церковное старшинство», и только отказ константинопольского патриарха не позволил учредить во Владимире собственную митрополию⁴⁴⁶.

При Андрее Боголюбском Ростово-Суздальский (Владимиро-Суздальский) край на некоторое время превратился в независимое удельное государство с монархической формой правления. Центр политической власти из Киева фактически переместился к берегам озера Неро и речки Клязьмы.

В своей внутренней политике Андрей Боголюбский действовал как безупречный правитель, заботы которого сводились к росту народонаселения, обеспечению покоя и процветания великорусской нации.

И совершенно иначе великий владимирский князь проявлял себя в делах политики внешней.

Через четыре года после прихода к власти Андрей Боголюбский приступил к исполнению задуманного им плана. Его первой частью было полное развенчание Киева – города, в котором он мог быть князем и которому Север испокон века кланялся, как своему господину.

Стараниями Андрея весной 1168 г. на Днепр отправилось большое коалиционное войско. В строках Суздальской летописи, сохранившей для нас описание войны с Киевом, можно угадать тот великий накал ненависти, который испытывали северяне к древней столице империи.

Союзниками Андрея Боголюбского выступили десять удельных князей. Его сын – Мстислав Андреевич – стоял во главе грозного войска. По самым скромным подсчетам на Киев двинулось не менее 12 тысяч человек. «Суздальцы» (так я для краткости буду называть объединенную армию князя Андрея) готовились взять Киев штурмом. В марте они замкнули его в плотное кольцо.

Киевский князь Мстислав Изяславич укрылся за крепостными стенами и, как сказано в летописи, крепко держал оборону⁴⁴⁷.

Древние стены Киева пережили много нападений, но еще ни один русский князь не задумывал распять священный город на своем щите. Штурм крепостных стен длился три дня. Еще три дня и три ночи захватчики бесчинствовали на киевских улицах, грабя, унижая и убивая жителей⁴⁴⁸.

Киев впервые за свою историю испытал столь страшное унижение. Опустошению подвергся не только княжеский терем, дома и торговые лавки горожан: также были разграблены церкви и монастыри. Суздальцы не пощадили даже Софийский и Десятинный соборы⁴⁴⁹.

После этого инцидента бывшая столица Киевской Руси навсегда потеряла свое первенствующее значение среди русских городов. Андрей поступил с Киевом, как циничный и жестокий завоеватель поступает с чужим достоянием⁴⁵⁰.

После совершенного злодейства Владимир на Клязьме стал главным центром русской власти на территории бывшей Киевской Руси. Отсюда, по мысли Андрея, должна была начаться новая, самодержавная история обновленной русской империи.

К концу 1169 г. Андрей Боголюбский повелевал князьями рязанскими, муромскими, смоленскими, киевскими и даже волынскими. Ближние волости – Ярославская, Тверская, Московская, Тульская, Калужская – принадлежали ему на правах верховного владельца. Из всех русских земель Андрею не подчинялись только Черниговское и Галицкое княжества, да еще Новгородская республика с трудом открещивалась от его притязаний⁴⁵¹.

Боголюбский «деклассировал» Киев, низведя его на уровень второстепенного центра своей державы.

До этого киевские князья получали дани от всех русских земель, и самый большой куш платил им Новгород. Теперь предназначение новгородских денег сделалось открытым.

Владимирский князь рассчитывал, что Новгород станет его данником.

Еще в 1160 г. он намеревался «искать Новгорода добром и лихом». Новгородцы сошлись на большое вече и сговорились не признавать Боголюбского своим «отцом»⁴⁵². Андрей болезненно воспринял эту дерзость, однако до поры до времени оставил ее без ответа.

Поквитаться с новгородцами он решил в 1169 г., на следующий год после разгрома Киева. Князь Андрей чувствовал свою силу и искал повод вступить с республикой в войну. Для этого он самовольно забрал у нее белозерскую волость и начал самвольно собирать с нее дань.

С этой целью из Суздаля на Белое озеро прибыл отряд из ста пятидесяти «данников». Новгородцы направили против них группу в пятьсот человек, и те разгромили да к тому же и ограбили малый суздальский отряд⁴⁵³.

Если верить Новгородской первой летописи, суздальцев было не 150, а 7 тысяч человек, а новгородцев всего четыреста, и, тем не менее, сражение закончилось разгромом низовских полков. По новгородским источникам, потери республики составили 15 человек, а суздальцев – 1300⁴⁵⁴. Выиграв сражение, новгородцы собрали две дани: одну с финноязычной еми, а другую с «суздальских смердов»⁴⁵⁵.

После этого инцидента Новгороду была объявлена настоящая война.

К берегам Волхова выступила армия Мстислава Андреевича, сына и военачальника, однажды уже испытанного Андреем в подобных делах.

Агрессию Андрея Боголюбского вынужденно поддержали вассальные дружины смоленских, муромских, рязанских и полоцких князей. Православные христиане, обязанные любить и прощать ближнего, снова отправились грабить, жечь, убивать и обращать в рабство своих единоверцев.

Переступив границы Новгородской республики, первым ударом суздальцы сокрушили Великие Луки и Торжок, оставив после себя пепел и сожженные развалины⁴⁵⁶.

Затем началось мучительное для местных жителей продвижение армии Мстислава к центру республики. Суздальцы, как писал летописец, «пришед в землю их [новгородскую] много зла створили, села все взяли и пожгли и людей по селам посекли, а жен с детьми, имущество и скот захватили»⁴⁵⁷.

Новгороду была уготована судьба страшнее киевской.

Дружины Мстислава и его союзников уже поделили между собой кварталы и улицы торгового гиганта, готовясь к их тотальному грабежу⁴⁵⁸. Оставив за собой на 300 км пути «один пепел и трупы», низовские⁴⁵⁹ войска, наконец, обступили Новгород⁴⁶⁰.

Однако на этот раз республике удалось выстоять. Как ни старались объединенные полки Мстислава – пройти сквозь стены города им не удалось. Жители стойко сопротивлялись их натиску, и суздальцы потеряли при штурме множество своих людей.

Изменчивая богиня войны на сей раз отвернулась от князя Андрея. К тому же в ограбленной и разоренной стране кончилась еда и корм для лошадей.

Мстислав вынужден был снять осаду и начать отступление. По дороге жестокий голод и лишения выкашивал его ряды⁴⁶¹.

Окончательное поражение наступило, когда новгородцы догнали и разгромили остатки армии Мстислава. Множество суздальцев полегло в неравном сражении. В плен попало столько людей, что, как сказано в новгородском летописании, на рынке суздальца можно было купить за «две ногаты», то есть всего за пару мелких монет⁴⁶².

Победа Новгорода укоротила честолюбивые планы князя Андрея. Республика сражалась с ним за древние вольности и свободы. Под стенами Новгорода русская самодержавная идея столкнулась с непреклонной волей города, не желавшего становиться бессловесным придатком низовской монархии.

Но у Андрея в руках оставался неиспользованный козырь: Новгород не мог существовать без импорта низовского хлеба.

Зная это, Андрей перекрыл новгородцам подвоз продовольствия. Из-за угрозы голода Новгороду пришлось просить его о мире и принять к себе в князья суздальского княжича Юрия Андреевича⁴⁶³.

Война политических антагонистов закончилась вынужденным миром. Новгород задыхался без продовольственной торговли с Ростовом и Суздалем, а Боголюбский, видимо, понял, что пока Северная республика ему не по зубам.

Русское самодержавие еще не вышло из пеленок. Да и сам князь, как вскоре выяснилось, оказался «колоссом на глиняных ногах».

Переезд Андрея Боголюбского во Владимир вызвал бурю возмущений в высших ростово-суздальских кругах. Стольные города требовали не нарушать сложившегося порядка вещей.

Андрею пришлось подчиниться их воле и жить в основном в Суздале, лишь изредка отлучаясь во владимирский кремль⁴⁶⁴.

Великий князь тяготился ролью марионетки и старался вырваться из-под влияния старых городов. Ростово-Суздальское земство, со своей стороны, опасалось его настойчивости: городам не по нраву было чрезмерное укрепление княжеской власти.

Сложилось шаткое и крайне неустойчивое положение, выход из которого искали обе стороны.

На виду у всего «мира» в 1162 г. Андрей отправил в изгнание своих младших братьев – Мстислава, Михаила, Всеволода и племянников, сыновей умершего брата Ростислава.

Причина, толкнувшая Боголюбского на этот шаг, вполне очевидна. Его младшие братья согласно завещанию Юрия Долгорукого имели права на самостоятельные уделы, в которых Андрей им категорически отказал.

Что же касается племянников, то они могли претендовать на высшую власть в княжестве, исходя из наследования по лествичному праву. В.Н. Татищев считал, что Андрея подбили на этот поступок некие «клеветники»⁴⁶⁵. А вот согласно Н.М. Карамзину и С.М. Соловьеву, причина изгнания заключалась в страхе Андрея перед законными наследниками ростово-суздальских уделов.

Боголюбский был узурпатором и княжил в Суздале, нарушив волю своего отца⁴⁶⁶. Зная за собой этот грех и чувствуя неправоту, он боялся заговора со стороны «меньших» родственников⁴⁶⁷.

В Ростове и Суздале к поступку князя Андрея отнеслись неодобрительно, но он был их ставленником, и им пришлось смириться. Что же касается новых северорусских городов, построенных Юрием Долгоруким, то их отношение к Боголюбскому ухудшилось.

Лишив своих младших братьев и племянников законных прав на наследство, он потерял политическую и моральную поддержку половины княжества. В отличие от Ростова и Суздаля пригороды дали твердую клятву Юрию Долгорукому «принадлежать только младшим его сыновьям», а потому «с негодованием смотрели <…> на <…> нарушение воли завещателя»⁴⁶⁸.

Самодержавная политика Андрея Боголюбского толкала его на конфликт с новыми городами. Но это еще было не все.

Добиваясь абсолютной власти, Андрей решил также избавиться от бояр Юрия Долгорукого, своих «тайных», как он считал, «неприятелей»⁴⁶⁹ и советчиков, мешавших ему царствовать и повелевать. «Бояре русских князей, – читаем у С.М. Соловьева, – …пользуясь своим положением, нуждою, какую имели князья в храбрых товарищах, сохраняли прежний характер дружинников, братски живших с вождем своим, привыкли обращаться с князьями, как с товарищами, присутствовать при всех советах князя, видеть, что князь ничего не делает без их ведома и согласия…»⁴⁷⁰

Монархический стиль власти, наоборот, предполагал, чтобы князю не было равных при его дворе. Разгон старой служилой аристократии стал вторым по счету деянием князя Андрея, вознесшим его на вершину самодержавного величия.

Как сказано в Ипатьевской летописи, «се же створи хотя самовластец быти всей Суждальской земли»⁴⁷¹. На некоторое время он действительно добился желаемого и правил единолично, «обкатывая» в своем княжестве невиданную ранее на Руси систему власти.