Текст книги "Месть Акулы"

– От службы я отказался по моральным соображениям.

– Боишься брать в руки оружие?

– Я его ненавижу.

– Часом, военкомат не разыскивает? Может, ты в наш город для того и приехал, чтобы отсидеться?

Михаил сложил руки за спиной. Промолчал, не желая спорить с солдафоном.

– Значит, разыскивает. – Катышев удовлетворенно кивнул. – Теперь мы им поможем. Шурик, не сиди сиднем, работай!

Обыскивать тесную кладовую мог только один человек, другие бы только мешали, так что Акулов и Волгин отдали инициативу в.руки Сазонова. Сергей хотел предложить одному из понятых пойти вместе с ним, чтобы не терять попусту времени и заняться комнатой, но отказался, рассудив, что шмон закутка займет не так много времени. Лучше подождать, не рассредоточиваться по квартире. и не распылять внимание гражданских лиц, чтобы потом, если удастся что-то найти, не давать адвокату лишнего козыря.

Сергей как в воду глядел.

– Интересно! – протянул Сазонов невинным голосом, извлекая из-под кучи старой одежды знакомую Волгину белую баночку. – Ну-ка, что там? Ага! Товарищи понятые, обратите внимание: сухое растительное вещество зеленого цвета с характерным пряным запахом.

Волгин обомлел. Впервые в жизни он оказался в такой ситуации и не знал, как поступить. Делать вид, что ничего не случилось? Дать Шурику в челюсть, отобрать банку и пинком прогнать за порог? Броситься с наручниками, скрутить и оформить изъятие марихуаны у своего заблудшего коллеги? Спокойным голосом, как ни в чем не бывало, объявить: «Александр, за неспортивное поведение твое очко переходит зрительному залу. Убери „травку" обратно в карман и начинай искать честно»?

Волгин стоял молча, на лице пережигания не отражались, оно оставалось профессионально бесстрастно, но рубашка к спине прилипла. Он посмотрел на Катышева, но начальник, казалось, впал в полный ступор и только через минуту, опомнившись, покачал головой и неуверенно произнес:

– Может, это еще и не марихуана.

– Экспертиза покажет, – согласился Сазонов, ловко обвязывая ниткой пакетик, в который он уже успел запаковать свою «находку». – Ну-с, посмотрим, что у нас дальше!

– Вы говорите, марихуана? – Странно, но Михаил не выглядел удивленным. – Да, одно время Принцесса баловалась этой дрянью. Говорила, что в большом городе так положено. Но я отучил ее от этого дела. Наверное, случайно завалялось…

Акулов, который не знал подоплеки происходящего, смотрел на поэта с таким презрением, что тот, почувствовав его взгляд, занервничал и шагнул в сторону. Правда, там спокойнее не стало, теперь он оказался слишком близко к соседке, которая, как и Андрей, своих чувств не скрывала.

ББ кашлянул, привлекая внимание Волгина. Выдержав паузу, чтобы их перемигивание не бросалось в глаза понятым, Сергей повернулся к начальнику. «Не торопись, потом разберемся», – дал понять Катышев, и Волгин чуть заметно кивнул.

– Больше там ничего не должно быть, – заверил Михаил, когда Сазонов начал поднимать крышку одного из чемоданов, придавленного коробкой с дисками.

– Проверим! – весело отозвался Шурик, засовывая руку в образовавшуюся щель. – Оп-па! А ни хрена себе!

Сначала на свет появился обрез, завернутый в промасленную газету.

Мужчинка-понятой громко ойкнул и перекрестился, после чего зажал рот ладонью.

Вслед за обрезом Сазонов вытащил трехгранный штык, завернутый в грязную десантную тельняшку.

Потом он достал картонно-жестяную банку от растворимого кофе советских времен.

Внутри банки перекатывалось что-то железное. Не требовалось сильно развитого воображения, чтобы понять – там патроны.

Волгин и Акулов с двух сторон придвинулись к Михаилу.

Он стоял не дыша.

Сазонов, обломив ноготь, отковырнул крышку в верхней части банки, и на пол посыпалось ее содержимое.

– Оружие, значитца, ненавидишь? – усмехнулся ББ, присаживаясь на корточки. – Так! Эти десять штук – для трехлинейки, калибр 7, 62 миллиметра . В аккурат к обрезу подойдут. А эти… Все, братец, ты приплыл! 6, 35 миллиметра, типа «браунинг». Как раз для того ствола, из которого девчонок валили. Сергей Сергеич! Наденьте, пожалуйста, этому гон… ну наручники. По-моему, все понятно.

В тишине, наступившей после слов Катышева, сухо щелкнули железные «браслеты».

* * *

Денис Ермаков считал, что есть два вида супружеской неверности: пассивная и активная. С пассивной формой – знакомство, ужин и договоренность о более тесной встрече – было покончено неделю назад, и Денис намеревался приступить к активной стадии, когда ему позвонил Акулов.

Выслушав Андрея, Ермаков тут же спросил, чем он может помочь. Требовались люди для того, чтобы какое-то время присмотреть за квартирой Виктории.

– Скорее всего, никто туда больше не сунется, – высказал предположение Андрей, – но на всякий случай пусть поглядят, если несложно. Хорошо? А ночью мы поставим милицейскую засаду.

– Базара нет. Как Вика?

– Я только что звонил в больницу.

– И что?

– Пока идет операция.

– Если понадобятся какие-то лекарства, сразу скажи. У меня есть выходы на серьезных поставщиков. Получится дешевле, да и туфту голимую не впарят.

Выключив мобильник, Денис призадумался. Лучше всего было бы, взяв пару надежных людей, отправиться к квартире самому. Из милицейского прошлого Ермаков вынес правило, которым постоянно руководствовался в своей новой работе: если нужно сделать что-то действительно важное, то надо это делать самостоятельно, а не перекладывать задачу на подчиненных. Тем более в воскресенье, когда люди настроились отдохнуть и меньше всего хотят менять свои планы.

Но делать как лучше не всегда хочется. Если бы Акулов попросил принять участие в задержании или хотя бы последить за убийцей, Ермаков стремглав помчался бы выручать друга. Активные действия всегда были его стихией. Но сидеть, ждать у моря погоды? К тому же нет гарантии, что кто-то в хату заявится, даже наоборот – практически наверняка ожидание не даст результата.

Семейная жизнь Ермакова вечно складывалась неудачно. В 13-м отделении, где он работал когда-то, это даже стало притчей во языцех. Два первых брака Дениса закончились скандальными разводами. Меньше года назад он сыграл третью свадьбу – и уже успел пожалеть о содеянном. Причины неудач, он был готов это признать, скрывались в нем самом. Еще с отроческой поры он'очень быстро загорался новыми чувствами – и столь же быстро охладевая к очередной пассии. Лицо, неделю назад казавшееся самым прекрасным, не вызывало теперь иных чувств, кроме скуки, а недостатки подруги, которые он в лучшую пору признавал милыми, до крайности раздражали. Казалось, что третий брак должен сложиться удачно, что порочный круг наконец разорвется. Но сразу после медового месяца отношения стали неумолимо охлаждаться, никакие попытки Дениса исправить положения не могли, идиллия рухнула, пелена с глаз упала, и дело катилось к разводу. Посмотрев правде в лицо, Ермаков был вынужден констатировать, что дни совместной жизни сочтены, и если Новый год они еще, может быть, встретят вместе, то День защитника Отечества ему придется отмечать по-холостяцки.

Неделю назад он познакомился с новой девушкой, и коварное сердце в очередной раз шепнуло: «Вот оно, твое счастье». Ермаков не сопротивлялся, по опыту зная, что это бесполезно. Отдался волнам, они его закрутили, укачали и вынесли к неизвестному берегу. Наступающий вечер должен был внести какую-то ясность, и Денис заблаговременно отправился на квартиру, снимаемую его детективным агентством для конспиративных встреч с осведомителями, чтобы навести там порядок к приезду потенциальной возлюбленной.

Если б задержание или хотя бы слежка! Тогда Ермаков, не раздумывая, сорвал бы перспективное свидание, даже не удосужившись оставить на двери записку для новой подруги. Но просто сидеть караулить запертое помещение? Выбор был сложен…

Чувствуя себя подлецом, Ермаков взялся за трубку.

– Алло, Коля? Нужно одному человеку помочь.

– Хорошему?

– Да уж получше меня… – Ермаков вкратце объяснил ситуацию. Денег за мобильную связь было не жалко, все счета оплачивала фирма, так что он мог звонить даже «горячим девочкам с Гонолулу» и трепаться с ними всю ночь кряду, но батарейка садилась. Как часто бывало, он забыл поставить аппарат на зарядку, и теперь тот, мешая разговору, подавал короткие сигналы, предупреждая о своем намерении вот-вот отключиться. Приходилось опускать нюансы, чтобы успеть сказать главное.

– Сделаем, – уверенно пообещал Коля, когда инструктаж был закончен.

– Возьми с собой Макса.

– Хорошо.

– И Макарыча. Скажи – мой приказ.

– Хорошо.

– Я перезвоню.

Телефон, словно специально дождавшись окончания разговора, выдал на дисплей указание «Зарядить батарею», последний раз пискнул и отключился.

Приехав в квартиру, Ермаков собрал там пустые бутылки, переменил постельное белье, наскоро смахнул пыль с мебели и посуды. Чувствовал он себя неуютно. Предстоящее свидание не радовало, Денис жалел, что отправил ребят, вместо того, чтобы самому возглавить мероприятие. Посмотрев на пакет со всевозможной жратвой, которой собирался потчевать гостью, Ермаков с трудом удержался от того, чтобы не врезать по нему ногой.

Часом позже он позвонил Николаю:

– Как дела?

– Нормально. Ждем.

– Смотрите там, осторожнее. – Денис повесил трубку. Расспрашивать помощника он побоялся, зная, что квартирный аппарат оборудован «жучком» – руководство агентства таким образом «обкатывало» персонал технического отдела и одновременно осуществляло контроль над тем, как сотрудники используют служебное помещение. Двое, чьи разговоры не понравились боссу, недавно вылетели со службы, и Ермаков не хотел повторить их судьбу. До увольнения, скорее всего, не дойдет, но неприятности будут.

«Надо было ехать самому, – в который раз попрекнул себя Ермаков. – Ну ничего, как-нибудь обойдется».

Не обошлось.

Коля обманул его, когда сказал, что у них все нормально.

* * *

– Ты что, мудак, наделал? Тебя кто просил инициативу проявлять? – наехал Волгин на Сазонова.

Шурик искренне недоумевал:

– А что такого? По-моему, никто ничего не заметил. Ловкость рук – и уголовное дело готово.

– Какое, на хрен, дело? Да его на тебя возбуждать надо, придурок чертов! Ну объясни мне как-нибудь, какого лешего ты в кладовку наркоту сунул? Тебе кто-нибудь говорил это делать?

– А как же!

– Что?!

– Я, по-твоему, совсем идиот? Ясен пень, такие приказы открытым текстом не отдаются. Но понимать-то надо, я же все-таки опер, а не садовник. Василии дал мне банку, ты это видел.

– Ну…

– Сказал, что фамилию парня потом назовет. Он, наверное, думал, что в квартире несколько человек будет. А там один оказался! Ясен пень, что у него и надо «травку» изымать.

– Сам ты пень!

Волгин замолчал. Переубедить Сазонова не представлялось возможным. Даже если разложить все по полочкам, на пальцах объяснить, какого он упорол косяка, Шурик вины не признает. Конечно, получилось нескладно, но он-то хотел сделать как лучше,

– А ты не подумал хотя бы о том, что Михаил в квартире не прописан, что любой адвокат обвинение отобьет, и получится, что ты просто повесил «глухарь» родному 13-му отделению?

Сазонов шмыгнул носом и отвернулся. Немного подумал и ответил в духе всех своих поступков:

– А я там давно уже не работаю! Пусть Саня Борисов расхлебывает, он у нас умный.

Напакостить лично Борисову Волгин бы мешать не стал. Например, если бы Сазонов решился изъять марихуану из кармана зампоура 13-го отдела. Или из кабинета. Но при чем здесь посторонний человек?

– Не получится «глухаря», – добавил Шурик, которому показалось, что «убойщик» переживает исключительно за деловую, без моральной подоплеки, сторону вопроса. – Ты же помнишь, этот дятел сразу сказал, что наркота – какой-то Принцессы. Найдем Принцессу – и дело в шляпе. Хочешь, я сам этим займусь?

– У тебя, пожалуй, получится…

Разговор происходил по пути в 13-е отделение, где собирались допросить подозреваемого. Волгин и Сазонов ехали в «ауди» Сергея, Михаила взялся доставить патрульный наряд, который вызвал Катышев после того, как был закончен обыск.

Кроме марихуаны и обреза с боеприпасами ничего криминального не нашли. После того как на запястьях закрылись наручники, Михаил впал в оцепенение и молчал до тех пор, пока ему не предложили залезть в «стакан» патрульного УАЗа. Оказавшись там, он сел на корточки, тоскливо посмотрел в небо и спросил:

– Меня куда, сразу в тюрьму?

– Нет, – ответил Волгин, – постепенно. А ты у нас, часом, не судимый?

– За что?

– Откуда я знаю!

– Нет, даже приводов не было. А с чего вы решили?..

– Сидишь так, в раскорячку, как только зеки и «черные» любят сидеть. Скамейка же есть!

– Она, кажется, грязная…

Волгин захлопнул железную дверь с забранным металлической решеткой окошком. Снаружи, ниже скважины для. трехгранного железнодорожного ключа, была прикреплена простая задвижка того типа, какие ставят на дверях комнат, чтобы дети не лазили, куда им не следует.

– Это для чего? – спросил он у водителя.

– Так, на всякий случай.

– Вы бы еще цепочку догадались привинтить…

Водитель хохотнул и полез за баранку, а Волгин вернулся в дом и поднялся в квартиру, где еще оставался Акулов.

Андрей стоял посреди жилой комнаты, руки в карманах, и напоследок оглядывал обстановку, проверял, все ли закутки они осмотрели.

– Надо «травку» подменить на что-нибудь безобидное, – сказал ему Волгин.

– У нас это уже становится доброй традицией. Не боишься привыкнуть?

– Лучше так, чем наоборот. В принципе, можно ничего и не трогать, все равно отраву спишут на Каролину… Как и в случае с Никитой… Но мне этого почему-то не хочется.

– Ну да. Девчонка-то, кажется, неплохая была… Закон парных чисел! Дважды ловили Заварова – и дважды его отпускали. Теперь с наркотой будем второй раз мухлевать.

Комната поражала обилием мягких игрушек. Они были везде. На спинке дивана, на шкафу и трюмо, на телевизоре и в тумбочке под ним, на подоконнике. Зайцы, слоники, медвежата и обезьянки всех цветов и размеров. Некоторые были куплены недавно, другие, чувствовалось, Каролина захватила с собой из дома, когда ехала покорять большой город. Осиротевшая живность со всех сторон смотрела на оперов грустными пластиковыми глазами. Что теперь с ними будет?

– Какая сука это сделала? – вздохнул Акулов, отворачиваясь к окну.

– Ты не веришь, что это мог быть Миша?..

– Да, в поэте я сомневаюсь.

– А патроны?

– А наркота?

– Но «винтарь»-то явно не Сазонов подбросил!

– Могли и другие найтись. Хотя как раз таки обрез, мне кажется, Мишин. Ты сейчас куда, в отделение?

– Да. Разберусь с «травой», пока Борисов до нее не добрался, и начну общаться с нашим гением.

– Я позже присоединюсь. Ритка, наверное, еще допрашивает Градского. Хочу его перехватить, задать пару уточняющих вопросов. Что-то больно уверенно он про оружие говорил…

Прежде чем выйти из комнаты, Волгин прихватил белого зайчика, лежавшего кверху лапками на подушке. Игрушка была старой, изрядно потертой и загрязненной, с расколотой пуговкой левого глаза. Скорее всего, она радовала хозяйку с раннего детства. Выслушивала детские мечты, впитывала слезы первой любви, радовалась окончанию школы и поздравляла с победой на конкурсе красоты. Тряслась вместе с ней в вагоне скорого поезда, направляясь из забытого Богом поселка в новую, яркую жизнь. Жизнь, где сбудутся грезы. Навстречу двум кусочкам свинца диаметром 6, 35 миллиметра …

Волгин спрятал зайца под куртку и покинул квартиру.

Акулов дожидался его на лестничной площадке, позвякивая связкой ключей, отобранных, у Михаила.

Посмотрев на выпуклость, появившуюся под одеждой напарника, он, кажется, обо всем догадался.

Ничего не сказал и стал запирать дверь.

* * *

Волгин поспешил забрать «ауди» и отправиться в отделение, но Акулов отпустил его вперед и пошел к школе не торопясь, уверенный, что за полтора часа, которые длился обыск, Тростинкина еще не успела закончить допрос. Андрею хотелось побыть одному, подумать, оценить новые обстоятельства дела. Оказалось, напрасно. Задержись он на пару минут и мог бы опоздать. Освободившийся Градский ходил вокруг своей машины – коричневого минивена «плимут-вояджер» – и щеткой очищал снег со стекол. Казалось, при этом он, что-то напевал, но проверить свою догадку Акулов не смог. Как только он приблизился, Феликс Платонович услышал шаги и обернулся. Прекратив чистку, стоял и смотрел на идущего опера, вертя деревянную щетку в руке, а потом и вертеть перестал, замер, и брови, изогнутые домиком, придавали его лицу выражение глубокой печали.

– Твоя? – Подойдя, Акулов кивнул на «плимут».

Не ожидавший такого вопроса, Градский вздрогнул и ответил с заминкой, словно на дворе стоял год семьдесят пятый и его вызвали в БХСС.

– Моя.

– Вместительная тачка. – Андрей достал папиросы, неторопливо закурил. – Новой ее брал?

– В автосалоне.

– Эт-то хорошо.

Градский потоптался на месте, скрипя сапогами из толстой начищенной кожи. Распахнул водительскую дверь, бросил щетку под сиденье. Набравшись решимости, развернулся к оперативнику:

– Следователь мне сказала, что Виктория – ваша сестра.

Акулов промолчал.

– Поверьте, я этого не знал. Она мне ничего не говорила.

– Не знал? А если б знал, то что бы это изменило?

Градский дернул кадыком. Видимо, он и сам не очень представлял, что хотел выразить последними словами. Сказалась комсомольская привычка говорить много и пусто, выражать соболезнования, да и поздравления, в обкатанных пространных формулировках, где за частоколом эпитетов скрывается почти полное отсутствие смысла.

– Может быть, я позволил себе сказать что-то лишнее, когда вы со мной разговаривали. Приношу извинения.

– Спасибо. Но я не обидчив.

– Я сейчас хочу поехать в больницу, узнать, как там дела. Может, помощь какая нужна?

– Узнай.

– И наверное, я должен позвонить вашей маме?

– Не должен.

– Понятно.

Градский чувствовал себя крайне неловко, чего, собственно, и добивался Акулов. Кульминацией неловкости стал тот момент, когда Феликс Платонович, не подобрав новых слов, но и не решаясь сесть в машину, чтобы уехать, неожиданно наклонился и принялся энергично отряхивать брюки. Как будто не «плимут» обхаживал, а навоз по дачному огороду раскидывал.

Акулов подождал, пока он выпрямится, и только после этого спросил:

– Ты откуда знал про оружие? – Интонационно к концу фразы очень подошло бы обращение «дядя». Или «дятел»…

Градский это почувствовал.

Внутренняя борьба продолжалась недолго. Заговорил он, криво улыбаясь и торопясь, как если бы от того, сколько времени займет его признание, зависела дальнейшая судьба:

– Каролина мне сама говорила. У них ведь там, в Шахте, сплошные «черные следопыты»! Вся деревня… То есть весь город этим занимается. Кто для себя, кто – на продажу. И Миша тоже… Она говорила, что он и сюда эти железки притащил. Якобы чтобы ее защищать, если кто-нибудь напасть попытается. Каролина сказала, что сначала это барахло просто где-то на антресолях валялось, но потом, когда отношения с Мишей испортились, он как-то раз напился и начат ее по квартире винтовкой гонять. Она боялась, что он может и выстрелить. Так, мол, и говорил: «Застрелю, если не прекратить голой жопой перед мужиками вертеть!» Она у меня спрашивала, как ей поступить. И меня спрашивала, и Анжелику. Я сказал, чтобы обращалась в милицию, но она не хотела поэта своего подставлять. Я уговаривал, Кодекс показывал, объяснял, что за добровольную сдачу оружия никакой ответственности нет, даже заплатить могут немного, но она все равно отказалась. Тогда я предложил ей дождаться, пока Миша куда-нибудь уйдет, и выбросить винтовку на помойку. Или в мусоропровод. Не важно куда, лишь бы убрать из квартиры, а потом по «02» позвонить, анонимно. Сказать: так, мол, и так, в таком-то месте ищите оружие. И все, проблемы нет. Она обещала подумать. Переживала только, что Миша слишком редко из дома уходит, долго придется случая ждать. Тогда я сказал, что могу его пригласить, якобы на новое прослушивание, а она в это время все и обтяпает. Как раз на этой неделе мы собирались операцию провернуть…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Разлад в стане коллег. – Утомительное ожидание. – Дождались! – Допрос поэта. – Поэт обличает. – Схватка налестнице. – Оперативное опознание

С самого начала дело пошло наперекосяк.

Звонить Максиму Коля не стал. Они жили в одном доме, так что Николай просто накинул куртку поверх спортивного костюма, купил в ларьке сигареты, а потом дошел до соседнего подъезда. Квартира Макса располагалась на первом этаже, он заметил коллегу в окно и открыл ему дверь, не дожидаясь звонка.

– Привет. Случилось чего, или так, пивка вы пить?

– Денис халтурой озадачил. Впишешься?

– Куда деваться?

Год назад у Макса родился ребенок, так что сейчас детектив был готов воспользоваться любым случаем, чтобы лишний раз улизнуть из дома, подальше от криков, сосок и грязных пеленок. Тем более когда можно было совместить отдых от семьи и дополнительный заработок.

– Дэник не сказал, сколько заплатит?

– Не обидит, наверное.

Ермаков занимал в фирме пост не то чтобы очень высокий, но значительный во многих отношениях, так что с ним стремились поддерживать хорошие отношения. Тем более что частыми просьбами он не обременял и всякий раз, когда такое случалось, платил достаточно щедро.

– Если часов шесть отсидим, то по тысчонке, наверное, выйдет, – прикинул Макс возможный доход. – Не Бог весть что, но у меня каждая копейка сейчас на счету. Доктор сказал, что мелкого на массаж надо возить, а там один сеанс полторы сотни стоит. А если этого хрена, в черном пальто, мы задержим – тогда, наверное, и премия какая-нибудь прибавится.

– Лучше бы он не пришел, – попытался остудить пыл напарника Николай, но Макс только рукой махнул:

– Чего нам бояться? Давай звони Макарычу, а я быстренько соберусь.

Оставив Николая в коридоре, Максим ушел в комнату и плотно затворил дверь, чтобы не было слышно, как он станет объяснять жене причину непредвиденной отлучки.

Макарыч стал выкобениваться. Он был стреляный воробей и с полным основанием считал, что на кривой кобыле его не объедешь. Год назад он уволился из милиции в звании старшего прапора с должности водителя службы наружного наблюдения, которую и занимал практически все двадцать пять лет, которые носил погоны. В оперативной работе он разбирался постольку-поскольку, но город знал назубок, любую машину водил виртуозно и обладал способностью всегда ускользать от внимания, не важно, находился он за рулем своей тачки, в толпе пешеходов или над писсуаром общественного ватерклозета. Долгие месяцы, если не годы, которые он провел в ожидании «объекта», выработали в Макарыче неистребимую привычку обсуждать руководство, запоминать слухи и анализировать сплетни, шлейф которых неминуемо сопровождает любого начальника. Как следствие этого, у него развился феноменальный нюх на всякие начинания, которые являлись побочной, не связанной с основным видом деятельности, инициативой патрона, преследующего свои корыстные интересы, и на сомнительные, с правовой точки зрения, приказы.

Прямо так он сейчас и сказал:

– Ермаков, говоришь, приказал? Я этого не слышал!

– Он велел мне передать.

– А ты кто, «передаст»?

– Слышь, Макарыч… – Николай удержал готовую вырваться грубость, начал подбирать выражения, чтобы убедить старого пентюха согласиться поехать, но в этой задаче не преуспел. Его словарный запас был значительно более скуден, чем арсенал бросковых приемов, молчание затянулось, и Николай брякнул то, что еще больше развеселило водилу: – У Ермакова трубка села, он до тебя дозвониться не смог.

– Ох-хо~хо! – Смех у Макарыча был противный, как кашель. – А что, других телефонов в городе нету?

Помимо нюха на неприятности, который настойчиво рекомендовал остаться дома, Макарыча сдерживало еще одно обстоятельство. Дело в том, что он не мог воспринимать Дениса в роли начальника. На его взгляд, Ермаков был слишком молод, неопытен и переменчив, чтобы руководить. Ему бы еще лет десять простым опером отпахать, а он забросил ментовку и командует в частной конторе, изображая матерого волка. Подчиняться его распоряжениям Макарыч не любил и старался их нарушать, как только представлялась возможность сделать это безнаказанно.

– Короче! – У Николая лопнуло терпение, и он произнес несколько грубых слов, но Макарыча это не проняло, он ответил похлеще, ядренее, и Николаю не осталось ничего другого, как просто спросить: – Так ты едешь?

– Конечно, нет.

– Пшел вон, старый дурак!

Коля громыхнул трубкой по аппарату и только после этого заметил, что Макс давно закончил собираться, вышел из комнаты и с интересом прислушивается к перепалке.

– Извини. – Николай кивнул на телефон. – Довел меня этот козел.

– Не умеешь ты с ним говорить.

– С ним не говорить, а морду бить надо. Максим, будучи более добродушным, чем Николай, рассмеялся и принялся выбирать обувь.

– Там как, очень холодно?

– Одевайся теплее. Нам же придется на лестнице топтаться, а не в хате кемарить.

– Верно. – Максим отставил зимние кроссовки и взял сапоги на меху. – Да плюнь ты на него! Он бы все равно в машине отсиживался, во дворе, так что проку с него никакого. Если что, управимся и вдвоем, не переживай. Зато и бабок больше получим…

Собрались ехать на машине Николая, но она, переночевав под окном, упорно не желала заводиться. Вроде и мороза сильного не было, и накануне не барахлила, а тут – ни в какую. Все верно, коли уж дело не задалось с самого начала, то ив дальнейшем пойдет сплошная непруха.

– Чертов Макарыч! – Николай в сердцах хлопнул водительской дверью.

Максим опять лишь засмеялся.

Побежали на проспект ловить частника – время уже поджимало. Пока сторговались, пока доехали…

– Надо было стулья раскладные захватить, – вздохнул Максим, осмотревшись на лестничной площадке, где им предстояло провести несколько ближайших часов. – Чувствую, жильцы на нас скоро коситься начнут, с вопросами приставать.

– Ничего, объяснимся.

Стояли, курили, трепались о ерунде. Когда Денис позвонил, Николай хотел было доложить об упрямстве Макарыча, но передумал – не в его правилах было жаловаться руководству. Чай, не маленькие, сами разберемся.

– Нормально. Ждем, – сказал он, и Денис отключился.

Убирать трубку Коля не стал, нашел в меню раздел «Игры», защелкал кнопками, выбирая нужное развлечение. Максим наблюдал за ним с легкой завистью – современными средствами связи он до сих пор не обзавелся. Сказал:

– Слышал новость? Чувашские хакеры взломали «тетрис».

– Смешно. Сам придумал?

– В КВН рассказали.

Прошел час-другой. По нижним этажам постоянно сновали жильцы, так что смотреть между маршами лестницы, выглядывать в окно и напрягаться каждый раз, когда кто-нибудь вызывал лифт, частные детективы быстро устали. Просто ждали, уверенные, что легко скрутят в бараний рог визитера, если тот осмелится заявиться. В глубине души оба рассчитывали, что никто не придет. Черт с ней, с премией за успешное задержание. Хотелось спокойно дождаться, пока их сменит милиция, дерябнуть по пиву и расползтись по домам. Отказ Макарыча и поломка машины подзабылись, не воспринимались больше как предупреждение.

И Николай, и Максим назывались детективами чисто условно. Лицензий никто из них не имел и рассчитывать на ее получение не мог по причине отсутствия стажа работы в оперативных подразделениях МВД. В агентство оба попали случайно, каждый своим путем. Николая пристроили знакомые, такие же, как он, отставные спортсмены. Мог податься в криминальную группировку, но такая стезя не прельщала по моральным соображениям, и он пошел в детективы. Чем плохо? Еще бы платили чуточку больше… Максим учился в военно-морском училище, был отчислен с третьего курса за регулярные нарушения дисциплины. Долго мыкался без работы, пока один из дальних родственников, знакомый с директором агентства по игре в теннис, не пристроил парня. Максим был доволен. Финансовый вопрос, конечно, стоял ребром, но пока терпеть было можно, а в дальнейшем Макс рассчитывал, не без протекции того же родственника, продвинуться по службе либо уйти в другую коммерческую структуру, которой требуются грамотные специалисты по безопасности.

На самом деле до званий грамотных или даже просто специалистов обоим было еще шуршать и шуршать, однако ребята этого не понимали. Настоящая жизнь и работа агентства их по большому счету ни разу еще не касалась; тот же Макарыч, несмотря на свою крайне узкую специализацию, мог дать обоим сто очков форы, но Коля с Максимкой всерьез полагали, что достигли определенных высот и могут работать самостоятельно как в качестве консультантов, так и оперативников, которыми, кстати, как раз и командовал Ермаков. То, что до сих пор их, как правило, использовали в качестве своего рода подсобных рабочих, ребят не смущало. Плохо было другое – Ермаков мало того что сам не поехал, так и направил для охраны квартиры не квалифицированных работников, которых, в принципе, пообещал Андрею, а полудилетантов, с которыми было легче договориться.

Совершенно того не желая, Денис подвел и ребят, и Акулова.

Как часто бывает, причина заключалась в человеческом факторе. Неверно оценил обстановку, не смог отказаться от собственных планов и вдобавок решил немного сэкономить.

Закончив очередную игру, Николай сказал:

– Отлить хочется.

– А ты что, памперсы не захватил?

– Они уже промокли насквозь.

Был только один способ справить малую нужду относительно цивилизованно: в мусоропровод. Плохо, конечно, если в этот момент кто-нибудь выйдет из квартиры, – но еще хуже оставлять в память о себе подтеки на стенах и желтые лужицы по углам.

– Я быстро.

– Дай телефон, я пока поиграю.

Николай протянул трубку, сказал, какие кнопки нажимать, и направился к мусоропроводу, расстегивая ширинку. За его спиной раздавалось тихое попискивание клавиатуры – Макс быстро освоился и начал гонять по дисплею черную змейку, пожирающую неподвижные точки.

Николай пристроился поудобнее. Приступил…

Двери лифта раскрылись, и вышел молодой человек в укороченном черном пальто. Не заметив в первый момент детективов, он повернул к квартире Виктории.

Остановился, расслышав шорох одежды Макса, который уже спускался по лестнице, готовясь его окликнуть. Резко, одним движением развернулся и принял бойцовскую стойку.

Максим молча летел по ступеням.

Молодой человек сунул руку за пазуху.

* * *

Тростинкина все еще находилась в кабинете директора школы, пила чай с Марьей Ивановной. Они довольно оживленно разговаривали, и тема разговора, скорее всего, была далека от расследования двойного убийства.

Акулов не стал заходить, только приоткрыл дверь и попросил Риту выйти. Она поднялась из-за стола, оправила свитер и зацокала каблучками по паркетному полу. Вид у нее был такой, словно она хотела сказать: «Я делаю важное дело, а вы мне мешаете. Ну, что еще надо, господин сыщик? У меня времени мало…»