Текст книги "Как белый теплоход от пристани"

– Нет, – отвечаем, – спасибо, нам столько не надо.

Но тётя-менеджер гнула:

– Подумайте хорошенько. Ведь – бесплатно! Целая Снегурочка. Со всем, что в ней есть. Двенадцатая.

Верность Толоконникова самому себе стала нам очевидна, когда окончательно разъяснилось, что, если такие снегурочки и созданы для хороводов, то для хороводов из лиц, не младше восемнадцати лет.

Мы долго мучились с Максом – пытались угадать реакцию наших дам на бесплатную двенадцатую Снегурочку, если к ней приплюсовать одиннадцать, оплаченных по тарифу.

– Знаете, – говорим, – как-нибудь в другой раз. На Масленицу, например. Или на День Святого Валентина.

А на Новый Год заказ не состоялся.

Тут Максим очень как-то многозначительно посмотрел на мои ровные пальцы, длинные ресницы, тонкую талию, белую кожу лица… Не симпатичны мне такие взгляды.

– В чём дело? – спрашиваю.

– Ну-ка, встань-ка. Пройдись.

– Я спрашиваю, – говорю, – в чём дело?

В общем, игнорируя мою волю, вопрос со Снегурочкой он решил единолично.

Самородский в роли Снегурочки – это было первое аномальное явление. Дальнейшие метаморфозы происходили точно в соответствии с обезьяньим характером наступившего года.6565
  По китайскому календарю, 2004 год – год Обезьяны. (С. О.)


[Закрыть]

Взять хотя бы Артёма. Пил он сдержанно и на агитации в виде тостов не поддавался. Обычно мы всегда с тревогой следим, чтобы вовремя успеть поднести ему тазик. Однако в этот раз даже не пришлось подрываться куда-то среди новогодних торжеств, чтоб испросить у полуживых торговцев ещё одну литровую порцию водки.

Максим, утратив скромность и не щадя даже катиных ушей, самозабвенно испытывал терпение гостей под караоке. За стенкой ответили тем же. Возникло соперничество. Эдакий песенный конкурс. Когда пришёл черёд похабных частушек – соседи заткнулись. Видимо, Максим победил.

Я в одиночку отрабатывал шоу-программу, а Дед Мороз, приглашённый за деньги из фирмы «Джингл Бэллз», смешил в ванной анекдотами всегда молчаливую спутницу Толоконникова – Беллу. Сам Толоконников времени даром тоже старался не терять: объяснялся в редких чувствах Маше. Почти что замужней женщине, между прочим. Никакого сочувствия его жаркие речи не встретили. Пожалуй, это был единственный логичный момент за весь праздник.

Накрашенного, напомаженного, с насильственно увеличенной грудью под голубым маскарадным пальто меня обуяла поэтическая страсть и я с пылом, на праздничном столе, разметав «Оливье» и селёдку под шубой, наизусть прочёл монолог Хлопуши6666
  Из поэмы Сергея Есенина «Пугачёв». (С. О.)


[Закрыть]. В ночь, когда все нормальные люди загадывают желания на предстоящие триста шестьдесят пять дней, я надрывался и хрипел: «Проведите! Пр-ров-ведит-те меня к нему! Я хочу видеть эт-того чел-ловека!».

Разорванный есенинским «снарядом», расхриставшийся от эмоций, напрочь утративший облик сладенькой внучки Деда Мороза, на поклоне я впервые услышал, что есть такое голос толоконниковской Беллы. Прибежав из ванной, сложив ладошки на груди, она квакнула:

– Браво.

Думаю, если б жидкое мыло умело говорить, то говорило бы таким же точно голосом.

Андрейка на примере США доказывал моей подчинённой, черноволосой кудряшке Инне, абсолютную непродуктивность двухпартийной системы, отсутствие положительной динамики при такой конкуренции в политической борьбе. Пример, на мой взгляд, привёл, убеждающий как раз в обратном. Всю ночь из их угла раздавались звуки политического противостояния и какой-то возни. Наверное, доказывал. Теперь дело стремительно идёт к женитьбе. Видимо, доказал.

– Только после нас, – строго предупредил я Андрейку.

– А когда это, сска, – после вас? – взвился он так, что колокольчиком задребезжал его чёрный хохолок.

– В феврале, – отвечаю хладнокровно, – Мари защитит диплом, и поедем подавать в Питер.

В общем, праздник прошёл чинно и аккуратно – не в пример предыдущим годам, – что меня чрезвычайно порадовало. Без разврата и похмелья. Жаль только, что не было Ильюхи: во-первых, с ним просто приятно, а во-вторых – он бы мог потом увенчать эту ночь каким-нибудь умопомрачительным танцем.

9 января

Ровно год живём без Женьки.

Ровно год пытаемся разучиться доверять людям – пытаемся привыкнуть жить без Женьки…

А без Женьки ли? Добрый ангел – он помогает нам сверху. Во всём, что было так плохо, но стало так хорошо, видится его потусторонняя рука.

11 января

Только что из книжного.

Просто зашёл – настроение было и время. Пересмотрел, перелистав, дневниковые записки Золотухина о театральном сообществе Таганки. Очень тронула одна фотография в книге. Точнее не столько фотография, сколько подпись под ней: «2000 год. Двадцать лет без Высоцкого».

Сколько же силищи в великих людях! И дело не только в Высоцком. Не в нём одном. Я задумался: каково же быть рядом и быть рядом так близко и так долго с такими великими людьми? Сколько памяти, сколько пищи для анализа воспоминаний!.. И какая острейшая нехватка… Все двадцать лет – непроходящая боль опустошения.

Так надоела вся эта мышиная возня – игра в важность собственного существования! До одури хочется соприкоснуться с кем-то великим, чтоб убиваться с горя двадцать лет и больше после его ухода. Интересно, переживу ли я свою память о Женьке?

16 января (пятница)

(После просмотра кинофильма «Последний самурай».)

Это невероятно! Вот это – кино!.. Вечный искатель, наконец, получил ответы на прежде, казалось, неразрешимые вопросы! Картина облекла их в такую внутренне притягательную и, главное, доступную для понимания форму, что хочется немедленно сделать их знаменем своей жизни. Своего маленького бусидо. И вот стоишь ты в общем туалете и думаешь над этим, судорожно поджав губы, фантазируешь возбуждённо, как можно было бы достигнуть гармонии в жизни… А в это время какая-то зрелая мадам, снискав напомаженными устами никотиновый поцелуй, делится впечатлением со своим спутником:

– Легче было на «Властелине колец» просидеть два с половиной часа – повеселей и попроще.

Я был весь такой напоённый восприятием, такой вдохновенно задумчивый, открытый для прекрасного, как весна для сакуры, а тут: повеселей и попроще…

Жалок стал народец. Мелок несообразно вообще такому понятию – Человек. Повывелся весь с первыми звуками интернационала, жив только «хлебом единым» и тем, что «повеселей и попроще»! Чеховская и достоевсковская красота для людей заключается теперь в красивом прикуре сигареты и в имени производителя шаблонно вытертых джинсов!

Павлочка Леонтьевна, дорогая, возьмите, возьмите же меня и Машу скорее к себе, в век девятнадцатый!

17 января

«Последний самурай»! Сумасшедшая сила! Эмоциональный порыв удержать невозможно.

Что-то поднимается в душе, упрямо, отчаянно ворочаясь в ней в поисках выхода.

Что-то, прежде туманное и ускользающее, становится определённым и ясным, как тёплое тело синицы на ладони. Что-то многозначное и запутанное обретает вдруг простую и понятную красоту цветка юной сакуры. И слезам не стыдно дрожать на ресницах, если у самих эталонов Мужественности по капелькам вытаивают глаза, когда они читают друг другу последние в их жизни трёхстрочные стихи.

Идти до конца – как всякий раз подсказывает сердце, не отвлекаясь на компромиссы – в этом сила. И силён каждый человек – просто нужно не бояться поднять голову, встретиться со своими кошмарами глазами и не отнять взгляда. Вернуть себе Человека в себе, пусть даже это потребует избавиться от шмотья и банковских счетов, как от обузы. Перестать прятать душу за фальшью внешнего благополучия и «обрести малую долю покоя – ту, что ищем мы все, но находят лишь очень немногие».

Я покорён, и, честное слово, заставлю свою жизнь измениться!

5 февраля, 2004 год

Затих, как за час перед атакой.

И только теперь появилось моральное оправдание рассказать кое-что важное.

Одно элитарное, как само себя называет, издательство, которое из-за утончённости вкуса висит на волоске от банкротства, и терять ей, собственно, нечего, кроме своих долгов, предложило мне сесть и подождать, пока они подготовят к выпуску экспериментальный тираж моих новелл и анекдотов. Я сел. Волнуюсь. Жду и улыбаюсь. Провёл в такой позиции восемь с половиной недель. И если б не стаканы с чистой водой, креплёной по рецепту дяди Славы, то Маше пришлось бы созывать научный консилиум на тему: «Мумификация любимого мужчины в естественной среде обитания».

Через восемь с половиной недель экспериментальный тираж был запущен и расхватан с полок точно бесплатная индульгенция – мгновенно. Тут же потянулись белы рученьки редакторов и рецензентов. Охают и ахают: «Где ж ты, миленький, был-то всё это время?»

Да тут я был! Причём всё это время! А вот куда смотрели вы и почему не увидели там ничего, кроме своего носа – ответьте себе сами.

А теперь хрен вам с маслом и локти в зубы в придачу. Я буду работать с «элитарным». Как раз завтра с самого утра поеду решать вопросы с повторным тиражом, увесистым и основным. Сяду мирно в метро и отчалю от Орехова, как белый теплоход от пристани. И обязательно обо всём расскажу. Обязательно. Но завтра.

Завтра… Как долго я ждал, когда смогу произнести это слово не с надеждой, а с верой – с верой, что жизнь, наконец, даст мне всё то самое значительное, о чём я её столько времени просил.

Год назад я не верил в «завтра». Гибель самого родного друга научила, что светлые планы может раскатать несчастный случай.

Потом обманчивое «завтра» чуть было не оставило меня один-на-один с голодной смертью.

После этого «завтра» пренебрегло всеми моими расчётами и подорвало уверенность в том, что как мужчина я могу быть кому-нибудь интересен.

Почти сразу, правда, вернуло самооценку на место, но, видимо, для того лишь, чтобы разрушить всякую веру в чистоту и невинность женских улыбок.

Параллельно всё это время «завтра» убеждало меня в абсолютной тщетности моих творческих усилий.

«Завтра» не оставляло мне шансов. Я почти уже перестал в него заглядывать. И вдруг, когда я совсем ничего от него не ждал, оно, как Прометей, подарило мне огонь долгого семейного счастья, который теперь уж я не выпущу из рук. Оно также поставило меня на ноги, и мне есть чем поддержать это пламя не только в духовном, но и в материальном смысле.

Жизнь стала похожа на себя саму – ту, которую проживаешь с удовольствием и безо всякой мучительной боли за её бесцельность. Я люблю самую красивую женщину на свете – и это взаимно. Я радуюсь за самых лучших в мире друзей – и они отвечают мне тем же. Я дерзнул, рискнул, осмелился – и удача улыбнулась мне. Лёд тронулся, господа присяжные заседатели. Любовь, успех, признание!..

Женька! Мишка! Папа! Неужели началось?

Господи, даже не верится!..

Вместо эпилога

6 февраля 2004 года в 8:45 по московскому времени в перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая» был совершён террористический акт. Взрыв от самодельного взрывного устройства прогремел во втором вагоне поезда и, по официальным данным, унёс жизни 42 человек (в том числе и террориста-смертника). Ещё 250 пассажиров получили ранения различной степени тяжести. Однако по неофициальной версии, безвозвратных потерь среди мирного населения столицы было на 6—8 человек больше – как раз тех, личности которых установить не удалось. Резонанс был широчайшим.

А где-нибудь 2-го февраля 2007 года Мосгорсуд приговорит к пожизненному заключению трёх обвиняемых (все – боевики какого-нибудь «карачаевского джамаата») по делу о терактах в московском метро в 2004 году: на станции «Рижская» (10 жертв, 30 раненых) и в перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая».

Обществу уже будет безразлично.

С. Осмоловский

2014 © Osmolovsky