Текст книги "Историки о происхождении Донского казачества. Ассимиляция или вымысел?"

Семейная хроника донских казаков Сапожниковых

Глава 1

Как это начиналось, уже никто не помнит. Но был же какой-то казацкий сапожник, что жил со своей семьёй на притоке Дона, реке Медведице в районе от станицы Берёзовской до Даниловки. И, по-видимому, был умелым и известным в своей округе сапожником, таким, что и детей его стали называть не иначе как Сапожниковы. Наверное, так и образовалась фамильная династия донских казаков Сапожниковых. А это жизненное повествование рассказывает о том, как разошлись родовые ветви Сапожниковых, чтобы через многие годы и поколения опять соединиться уже через Питиримову Марию Ермолаевну и Петра Ивановича Сапожникова.

В исторических жизнеописаниях казачества встретилось мне следующее: «В 1704 г. пятидесятник Василий Колесов с Атласовым совершил с Камчатки плавание на Курилы, приведя их «под государеву руку». Но казаки в этом краю собрались крутые, буйные. В 1711 г. они взбунтовались и убили вернувшегося на Камчатку Атласова. Прикончили и нескольких правительственных приказчиков и зажили независимо. Но это продолжалось недолго, прибыла следственная комиссия. Предводителей казачьей самостийности – Новгородова, Штинникова и Сапожникова, повесили, как и шесть вождей камчадальского восстания, остальных казаков выпороли и привели к присяге». (В. Шамбаров «Путь воинов Христовых»).

Но прежде чем начать семейное жизнеописание, предлагаю очень краткий очерк исторических событий, в которых казаки принимали участие.

Казацкая вольница – свободолюбивый народ, в тоже время всегда готовый встать на защиту отечества. А ежели доживал казак до старости, то за свою жизнь приходилось пройти не одно боевое крещение. Живым наградой были «Георгиевские кресты», да землицы вволю, только не ленись – обрабатывай!

Но в стародавние времена казаки гнушались земледелием. Оно же подразумевает оседлый образ жизни, но не того искали казаки в чистом поле, да и семьями обзаводиться они не торопились. Охота и рыбалка кормила казаков. Не строили они и капитальных жилищ. Поэтому легко перемещали свои лагеря с одного места на другое. Прочее имущество добывалось нападениями на купеческие караваны. «Айда добывать зипуны», так это у них называлось. Устраивались походы за «зипунами» к волжским переправам, на окраины российских княжеств. Устраивались морские нападения на поселения Черноморского побережья, побережье Крыма…

За такие грабежи казаков нередко пытались преследовать. Да как с ними было бороться? Просторы необозримые. Сегодня они здесь, а завтра – ищи ветра в поле. Вот поэтому и запрещалось казакам заниматься земледелием, чтобы никаких следов их проживания в том или ином месте не оставалось. Но шло время и менялось отношение к бесхозяйственному, полукочевому образу жизни. По-видимому, стал надоедать аскетический образ жизни. Стали казаки привозить в свои лагеря женщин, жениться, обзаводиться детьми.

Свадебный казачий обряд совершался следующим образом. Собирался казачий Круг, выводил в Круг казак будущую жену и на все стороны трижды объявлял: «Ты мне жена, ты мне жена, ты мне жена», невеста тоже говорила: «Ты мне муж, ты мне муж, ты мне муж». Теперь все знали, что они муж и жена. Семейный развод устраивался так же. Собирался Круг, выводил казак свою жену в круг и объявлял: «Ты мне не жена, ты мне не жена, ты мне не жена», вот и всё, развод состоялся. Тут же любой казак мог выйти в круг и заявить что она теперь ему жена. Так образовывалась новая семья.

Пошли дети. Семейная жизнь предъявляет свои требования к семейному укладу. Так с течение времени, мало-помалу, стали переходить к более оседлому образу жизни. Начиналось землепашество, обзаводились домашней животиной. А ведь раньше казацкие законы кроме коневодств, запрещали заниматься какой-либо хозяйственной деятельностью. Но беззаботное в семейном отношении время заканчивалось, и подьячий посольского приказа Григорий Карпович Катошихин (1630–1667 г.) делает такую запись: «Да наперёд же сего, на реке Хопру и по Медведице отнюдь пашни не пахивали и никакого хлеба не севали… а ныне де в тех городках они, казаки, завели пашню».

Военных походов, где казаки принимали участие, было более чем достаточно. История упоминает такие имена Донских казацких атаманов, что привели свои отряды для битвы за Казань в 1552 году. Это атаман Руна и Сусара.

В 1554 году донцы с атаманом Павлином сыграли самую решающую роль и при взятии Астрахани. По преданию, в 1570 г. царь Иван Грозный прислал на Дон грамоту, о передаче всей земли по реке Дону со всеми его притоками в распоряжение донских казаков, В последних словах грамоты якобы говорилось: «А кто буде дерзнёт их донских казаков с мест их сбивать, тот будет проклят на веки».

Одним из исторических фактов заметного участия казаков в политической жизни Росси остаётся факт непосредственного участия представителей Донского казачества в утверждении династии Романовых на Российском престоле. После периода «смутного времени», которое началось с убийства сына Бориса Годунова – Фёдора Борисовича, который процарствовал всего несколько месяцев в 1605 году. За власть и российский трон началась жестокая война, в которой принимали участие и казаки. Вначале казаков подкупили поляки для оказания помощи в захвате Москвы. И казаки принимали непосредственное участие в сражениях на стороне поляков, так как Польша-то и проявляла особую активность в захвате царского престола.

Обеспеченные польскими деньгами и военной силой, на российский престол начали претендовать вначале Дмитрий 1-й, потом Дмитрий 2-й, потом Дмитрий 3-й, выдававшие себя за сыновей Ивана Грозного. В конце – концов Польша при поддержке российских изменников захватила Москву и усадила на Российский престол Дмитрия (Дмитрий 1-й, он же Григорий Отрепьев).

Из Раздорского городка, являвшегося в этот период главным войсковым центром на Дону, одни казачьи отряды уходили к Лжедмитриям, другие воевали против самозванцев. Казаки вместе с поляками немало способствовали захвату российского престола Дмитрием, уверовав в то, что Дмитрий на самом деле сын Ивана Грозного.

Но после того как поляки при поддержке казаков захватили царский престол и Москву, а польские оккупанты почувствовали себя полноправными хозяевами в Москве и стали по-хамски вести себя с русским населением, казацкие атаманы отвернулись от поляков и перешли на сторону защитников отечества.

Уже во втором народном ополчении 1612 года, которое возглавили Минин с Пожарским, казаки принимают активное участие в освобождении Москвы от польских интервентов. После этого, в марте 1613 года, собрались выборные всесословного Земского Собора, в том числе были и представители казачества.

Началось обсуждение возможных кандидатур избранника на царский трон. Конечно же, каждый княжеский род предлагал своего выдвиженца, и спорам не видно было конца. Тогда поднялся казачий донской атаман Межаков и заявил: «Быть царём Михаилу Романову» и настойчиво потребовал утвердить это решение, что и было сделано. 18 марта 1614 года царь Михаил Романов в благодарность за заслуги казаков по освобождению России от самозванцев и поляков прислал на Дон казакам первое знамя: «С чем против недругов стоять и на них ходить».

После избрания царём Михаила Романова мира для государства российского не наступило. Войны с польско-литовскими и шведскими враждебными силами продолжались вплоть до 1618 года. Смута оканчивается Деулинским перемирием с Речью Посполитой в 1618 году.

Смутное время было закончено с большими территориальными потерями для Руси. Смоленск был утрачен на долгие десятилетия; западная и значительная часть восточной Карелии захвачены шведами. Не смирившись с национальным и религиозным гнётом, с этих территорий ушло практически всё православное население, как русские, так и карелы. Русь потеряла выход к Финскому заливу. Шведы покинули Новгород лишь в 1617 году. В полностью разорённом городе осталось только несколько сотен жителей.

В тоже время, на южных территориях активную захватническую политику ведёт агрессивная Турция. Турками захвачено всё черноморское побережье, Крым, устье Дона, южная часть Днепра и пр. Казаки не хотят мириться с захватнической политикой турок и своими набегами без конца наносят им ущерб и урон. Ярким примером таких действий является захват казаками Азова – мощной турецкой крепости, которую казаки удерживали с 1637 по 1641 год. После захвата крепости казаки отправляют к царю посольство с просьбой принять от казаков Азов и азовскую крепость «под свою руку».

Но после многолетней «смуты» и продолжавшейся не один год войны, нет в российском государстве ни сил, ни средств для отправки войск на помощь казакам и для организации надёжного гарнизона в Азове. Да и казаки не очень-то надеются на помощь из Москвы, о чём и пишут туркам в ответ на предложение командующего турецкими войсками Гусейн-паши сдаться и уйти из Азова без боя.

Отрывок из письма казаков: «Государство Московское великое, пространное и многолюдное, сияет оно среди всех государств и орд – и басурманских, и еллинских, и персидских – подобно солнцу. Не почитают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежали мы из того государства Московского, от рабства вечного, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да и поселились здесь в пустынях необъятных. Живём, взирая на бога. Кому там о нас тужить, рады там все концу нашему! А запасов хлебных к нам из Руси никогда не бывало. Кормит нас, молодцев, небесный царь в степи своею милостью, зверем диким да морскою рыбою. Питаемся словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не сбираем в житницы. Так питаемся подле моря Синего. А серебро и золото за морем у вас находим. А жен себе красных, любых выбираючи, от вас же уводим….»

Из военных походов казаки кое-что всё же привозили. Вот и наш прапрапрадедушка Мартин Иванович Сапожников из своего последнего войскового похода умудрился привезти не что иное как «Георгиевский крест», ранение в ногу и молоденькую, черноокую дивчину.

Стали односельчане выпытывать у Мартына (так народ, а потом и родня называли Мартина), как да где проходила служба, да за что заслужил Георгиевский Крест. Да особо-то и выпытывать не приходилось. Сами, бывалые казаки, любили рассказать, а то может и приукрасить в своих воспоминания дела дней минувших. И вот как запомнился родне и односельчанам рассказ Мартина:

– «Было дело уже на территории Болгарии, наших братушек, единоверцев. На рассвете подобрались мы скрытно поближе к турецким окопам. Ползти дальше уже нельзя, всё равно заметят. А заметят – перестреляют на месте, как подсадных уток. Лежу я и думаю – надо рывком проскочить этот участок, да прямо в окопы к туркам, а там уже будь, что будет. По молодости-то я резвым был. Лежу значит я, и все тоже лежат. Говорю соседям: «Надо рывком, иначе нам хана, перестреляют нас тут, ну что рванём?»

Ребята отвечают: «Рванём!» А, была – не была, вскочил я да как заору: «Казаки, вперёд!!!» – И кинулся бежать во всю мочь. Смотрю слева, справа наши тоже бегут. И тут вдруг, как оглоблей, удар по ноге, да так, как будто и не стало у меня одной ноги. Закувыркался я, и видать потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то ворочает меня. Слышу говорят: «Да живой он!» Тут уж я совсем очухался:

– Да живой я живой, вот только ногу мне оторвало.

– Крепись, – говорят, – нога-то на месте, только прострелили её крепко.

– Что вы со мной делаете, – закричал я тут, – паразиты, больно ведь.

– Терпи, сейчас забинтуем, твою ногу, а то кровью изойдёшь, и так уже… Потом в лазарет тебя потащим.

Спрашиваю: «А турки что?». – Отвечают:

– Да вышибли мы турок из окопов, каких побили, какие убежать успели.

Так и оказался я вначале в лазарете, а потом уже в госпитале. Спасибо санитарам, не допустили заражения на первых порах, а то, оттяпали бы мне ногу. Теперь хоть кривая да своя. В госпитале врачи много возились с моей ногой. Говорили, что кость повреждена, да мякоть сильно разворотило.

Как-то однажды, лежу, значит, я, боль уже не такая сильная, глаза прикрыл, думы свои думаю, вдруг слышу какой-то шум по палате. Смотрю, идут какие-то офицеры, с ними врач и наш есаул. Подходят к моей кровати:

– Ну, здравствуй, герой! Поправляешься? Я глаза таращу, ничего понять не могу. А они:

– Благодарим тебя за твою отвагу и награждаем тебя Георгиевским Крестом. Я от этих слов чуть не подскочил с кровати, а боль как резанёт, аж в глазах темно стало.

– Да ты лежи, лежи, поправляйся. Вот держи свою награду, – молодец!

После излечения списали меня из действующих подчистую. Но пока я лежал в госпитале, была там одна молоденькая санитарочка, что ухаживала за ранеными. И уж больно глянулась она мне. И стал я по каждому поводу и без повода подзывать её к себе. Подойдёт она ко мне, а у меня прямо душа радуется, не меньше, чем от награждения. Так и познакомились, узнал я, что зовут её Варя. Стали мы с ней понемногу разговаривать. Узнал я, что она из здешних мест, которые мы уже освободили от турок. А турки сожгли их село, много людей побили, погибли и её родители. Набравшись смелости стал я её уговаривать, как поправлюсь, уехать со мной. Уж больно люба она мне была. Вот так и уговорил, согласилась она. И после выписки из госпиталя, поехали мы вместе в мои родные края».

(Историческая справка: Турки, отступая под натиском русской армии, зверски уничтожали болгарское население. Русские солдаты и казаки проявляли трогательную заботу о болгарских детях – сиротах.

Десятки таких несчастных мальчиков-болгар привезли на Дон казаки. Так, казак 36-го Донского казачьего полка Ефим Егоров привёз в родную станицу Молодельскую болгарского мальчика Степана Стоянова из Варны. Всю семью которого вырезали озверевшие османы. Казак Захаров подобрал умирающего от холода и голода восьмилетнего Ангела Антонова. Сотник 10-й батареи Озёрский привёз в Новочеркасск из Габрово мальчика – сироту Христофора Карпова. Казаки 26-го Донского полка вывезли и сдали в приют двадцать маленьких детей – сирот. Таких случаев было множество.)

Только не особенно-то уютная была жизнь простого казака. Закончил службу, вышел в разряд отставных, всё надеяться не на кого. Земельный надел, конечно получишь. А дальше надо самому обустраиваться. Если за период активной службы и участия в боевых походах сумел скопить кое-каких деньжонок – стройся, обживайся.

Уже ушёл в прошлое тот свадебный обряд, когда казак вводил будущую жену в круг и говорили они друг другу перед народом: «Будь мне жена», а она: «Будь мне мужем»… Поэтому окончание рассказа у Мартына было таким:

– Обвенчались мы с Варварой, свадьбу сыграли. Пришлось, какое-то время жить во времянке, пока не построил нормальную хату, Так и стали жить, не богато, но и не голодали. В общем «на Бога надейся, а сам не плошай!» – Нравоучительно заканчивал он свой рассказ.

Так началась его семейная жизнь. Но беда была в том, что умирали детишки в младенчестве, один за другим. Хоть и говорили в те времена «Бог дал, Бог взял», но было это ужасно, когда из одиннадцати рождённых в живых осталась только одна дочь.

К тому времени как Матрёна, дочь Мартина Сапожникова подросла, в родные края, в хутор Кувшинов, из Санкт-Петербурга вернулся Тимофей Питиримов.

Глава 2

Прошло уже немало лет, как родня проводила молодого Тимофея на службу. Служба у Тимофея складывалась, можно сказать, удачно. Не однажды приходилось проходить через боевые испытания, за что был награждён двумя Георгиевскими Крестами, а потом уже был направлен в Санкт-Петербург, в Лейб-Гвардии атаманский полк. С того времени он становится «атаманцем». Это особый казачий полк с полковым командиром цесаревичем – наследником царя. (Лейб-гвардии атаманский полк был образован в 1829 году) Потом и сын Тимофея Ермак тоже станет атаманцем.

За многолетнюю исправную службу сумел он скопить, по тем временам, немалую сумму денег. И всё бы хорошо, в боях пуля вражеская не покалечила, последние годы службы сложились удачно, можно было скопить каких-то деньжат на дальнейшую жизнь, да только пока он воевал, да служил в Санкт-Петербурге, большая беда случилась с его близкими родственниками. По родным местам прошлась чума. Эта чума унесла множество жизней, не пощадила она и родственников Питиримова. Тимофей один одинёшенек, ни родни, «ни кола, ни двора», так как сжигались дома, где вся семья вымирала от чумы.

Непросто после службы в Санкт-Петербурге Тимофею Питиримову пришлось начинать оседлую жизнь в родном селе, где не осталось ни одной родной души.

На первых порах познакомился он с георгиевским кавалером, Мартином Сапожниковым. Тот, разузнав о нелёгком положении Тимофея, предложил ему пожить пока в своей времянке, небольшом домике, в котором сам начинал жить, пока не построился. Так Тимофей оказался в соседях с Мартином (но все звали его Мартыном). У Тимофея близких никого нет, друзьями пока не обзавёлся, стал он захаживать к Сапожниковым. Неунывающий был Мартын Сапожников, да и было о чём погутарить двум заслуженным казакам. Но не только эти беседы привлекали Тимофея в дом Сапожниковых.

Всё больше и больше старался Тимофей уделять внимание их дочери Матрёне, а та к этому времени уже подросла и превратилась в завидную невесту.

Да и Матрёне глянулся добрый казак, да ещё из самого Санкт-Петербурга, умный, обходительный и родителям нравится, а форма казачья, парадная Лейб-Гвардейского атаманца не хуже генеральской, просто загляденье, разве тут устоишь перед таким молодцем.

Очень уж любопытна и непонятна была далёкая столичная жизнь. Разговаривают казаки между собой, а тут и Матрёна выберет момент, задаст свой вопросик:

– А в Санкт-Петербурге как дамы одеваются, да чем занимаются? – Всё было в диковинку.

Когда же выдавался момент побыть им с Матрёной наедине, любила она выпытывать у Тимофея о службе и о проживании казаков в стольном граде.

– И где ж вы там жили?

– Так размещались в больших казармах, а казармы те огромные, боле сотни казаков жили только в одной, а их было несколько. Раньше-то в бараках жили, там рядом даже церкви небыло. Потом перевели нас в каменные казармы. А когда перебрались на новое место то и церковь рядом построили.

– Так что ж, вы так и сидели в этих казармах?

– Да нет, что ты! Много-то в казарме не посидишь. Занятия у нас всякие были. Учения разные. Строевые смотры…

– Что ж это такое строевой смотр?

– Строевой смотр дело непростое и ответственное. К смотру надо было тщательно готовиться. Форму парадную как следует приготовить, оружие, всё начистить до блеска.

Лошадь тоже надо было привести в надлежащий вид, если нужно, то правильно подстричь у лошади гриву, хвост.

– Что ж вы лошадям причёски делали? – Смеётся Матрёна.

– Не причёски, а вычищали, расчёсывали и подстригали так, чтобы у всех лошадей грива была одинакового размера, а хвост одинаковой длины. Ко времени всё должно быть готово. Потом по команде строились и ехали к назначенному месту.

– И что это было за место?

– А это когда как, смотря где командование назначит проведение строевого смотра. Может на Адмиралтейской площади, а то и на Манежной. К началу смотра на площади обычно собирается много городского народу посмотреть на нас, молодцов, как мы будем проезжать ровным строем, как будем выполнять разные команды по перестроению и разворотам…

– Всё надо выполнять чётко, не терять равнения в рядах и колоннах. Вот для этого командиры и проводят с нами занятия и тренировки.

– Ну а что, кроме ваших этих смотров, больше ничего не делали?

– Как это не делали? А караулы, а патрулирование, а полевые учения, стрельбы в пешем строю или на скаку, джигитовка… много чего…

– Так рассказал бы, мне же интересно знать, как там и что, а то всё из тебя вытягивать надо.

– Дык, я что, отказываюсь, что ли? Спрашивай, от тебя у меня секретов нету.

– Когда ты в столице служил, а царь там тоже жил?

– Конечно, где ж ему ещё жить, если не в столице?

– Ты сам-то хоть одним глазком царя видел? – С осторожностью спрашивает Матрёна

– Конечно, видел.

– Издалека наверно?

– Да ты что, совсем рядом, вот так, как тебя.

А сам поближе к Матрёне пододвигается. Она-то, поначалу всё отстранялось, а потом и самой уже хотелось прижаться к Тимофею.

– И для чего он к тебе приходил?

– Кто ко мне приходил?

– Да царь!

– Вот скажешь тоже – ко мне приходил.

– А где ж ты его видел, если он к тебе не приходил? – Удивляется Матрёна.

– Приходил он не ко мне, – рассудительно объясняет Тимофей, – а по воскресеньям приезжали мы на развод в Михайловский манеж, приезжал туда и царь. Он как бы проверял нашу готовность к несению службы, поэтому и был рядом с нами, кого-то хвалил, иногда делал замечания. Так что для нас это не было в диковину. После развода разъезжались, кого куда назначили. Одни ехали охранять дворец, другие государственные учреждения и объекты. Бывало, что по ночам отправляли нас в разъезды по городским улицам, а то и в дальние разъезды.

– А что это – дальние разъезды? – Продолжает выпытывать Матрёна

– Дальние разъезды, это когда целыми эскадронами мы отправлялись далеко, на десятки вёрст, в разные стороны, за городские заставы по дорогам, ведущим в столицу, в любую погоду, и летом и зимой, в дождь и мороз надо было доехать до определённого поселения, проверить, всё ли там в порядке, а потом назад, и только к утру возвращаешься в казарму.

Так за разговорами уже и ручку Матрёна не отдёргивала, как было поначалу. А Тимофей всё рассказывал, как проводились учения в конном и пешем строю. Как тренировались стрелять на скаку, да шашкой рубить. Так за разговорами и получил он её согласие стать его женой. Долго ли, коротко они встречались, об этом история умалчивает – в общем, решили пожениться. Как водится, чин – чинарём сыграли свадьбу, теперь надо было обустраивать семейную жизнь.

Жить первое время пришлось в маленькой времянке. Вот тогда и решил Тимофей капитально строиться. Через хутор Кувшинов Даниловского района, протекала небольшая речка Берёзовка, правда была она никудышняя, весной разливалась, а к середине лета почти пересыхала.

Под застройку выбрали место повыше, чтобы не заливало в половодье. Заготовил Тимофей строительных материалов, чтобы хватило на хороший дом, да и на придомовые постройки. Наняли строителей, но и самим немало сил пришлось приложить к стройке. Зато вскорости был поставлен большой дом, хозяйственные постройки для содержания скота и птицы, стойла для лошадей, сарай с подвалом, тут же амбар, сеновал, всё необходимое было быстро и качественно построено и огорожено. Отдельно была построена банька.

За хозяйственными постройками устроили небольшой огород с овощными грядками, чтобы в летнюю пору свеженькие овощи были под рукой. Посадили несколько деревьев с ранними фруктами.

Когда возле дома закончили обустраиваться, то на семейном совете решили: для заготовки продуктов на зиму, возможно и для продажи излишков, попросить у атаманского управления земельный участок под полевые культуры. Сходил Тимофей к атаману с просьбой выделить земельки под пашню. Определились с участком целины за речкой.

Распахали целину. Посадили саженцы фруктовых деревьев, это потом стало называться – дальним садом. За дальним садом распахали целину, где устроили поля с пшеницей, кукурузой, подсолнухами, картофелем, бахчи с арбузами, тыквой и т. п. Так начиналась обустроенная семейная жизнь заслуженного казака.

Тимофей грамотный, разворотливый хозяин. Купил ульи, пчелиную семью, а потом и настоящую пасеку развёл, теперь и мёд не надо было покупать, а совсем даже наоборот, можно было и продать немножко. Всякую живность завели в хозяйстве. Было что укладывать в подвал на хранение. Подвал никогда не пустовал. Стояли бочки с разными соленьями, бочонки с мясной солониной и солёным салом, крынки с топлёным маслом и со сметаной. Из сухофруктов в большом котле Матрёна варила взвар (компот) и тоже опускали в подвал. В домашних делах Матрёна не отставала от Тимофея. На зиму заготавливала солёности, тут тебе и капуста, и огурцы, и мочёные яблоки с арбузами и пр… Там же в бочонках держали и самодельное вино. Так что состоятельно жили работящие казаки.

Тимофей Питиримов, как уже говорилось, был грамотный, покупал и читал не только духовную литературу, но и разные книги, занимался селекционными опытами. В саду на некоторых яблонях и грушах были привиты и созревали разносортные плоды, чем немало удивлял родных и соседей.

В своё время рождались дети, а в живых осталось только двое: Иван и Ермолай (в просторечии Ермак), но Иван уже подростком заболел и умер. Остался единственный сын Ермолай (Ермак) Тимофеевич Питиримов, высокий да плечистый в отца, а черноволосый и с карими глазами в мать.