Текст книги "Историки о происхождении Донского казачества. Ассимиляция или вымысел?"

Глава 15

За свою жизнь Мария Ермолаевна и Пётр Иванович Сапожниковы вырастили и воспитали хороших детей. Очень жаль, что Раиса, которая в младенчестве перенесла этот ужасный переезд, умерла на 18 году в 1948 году. К этому времени она уже три года работала в типографии ленотиписткой. Это вредное для здоровья производство. С утра до вечера собираешь в набор только что выплавленный, ещё горячий, цинковый шрифт. За вредность, как и другие работники, Раиса получала специальный паёк, который всегда приносила домой. Никакой медицинской профилактики с работниками типографии не проводилось, поэтому некоторые старые работники болели туберкулёзом. По роду деятельности Раисе приходилось с ними общаться. Туберкулёз болезнь заразная, а эффективных лекарств для борьбы с этой заразой в то время не было. Проработав пару лет в таких условиях, Раиса заразилась, у неё развился туберкулёзный менингит, что и привело к смерти.

Сестра Алина много лет проработала в геологоразведке. Она была непосредственным участником десятков экспедиционных полевых сезонов в Якутии и на севере Дальнего Востока.

Заканчивая 8-й класс в 1962 году, уговорил я родителей и сестру, устроить меня на работу в экспедицию. Мать сходила к директору школы, попросила, чтобы меня отпустили из школы до окончания учебного года. Числа 15-го мая мы с сестрой на поезде выехали в Сковородино Амурской области. Из Сковородино на самолёте местных авиалиний, намеревались улететь в далёкий сибирский город Алдан. Но самолёты по какой-то причине не летали. Пришлось возвращаться в Большой Невер, на автостанцию. Купили билеты на автобус и выехали в Алдан.

Ехать надо было без малого 700 километров. Автобус, старенький «ПАЗик», с правой стороны у водителя была рычажная рукоятка, с помощью которой он открывал и закрывал входную дверь. По горам, по перевалам автобус натружено ныл и кое-как преодолевал подъёмы. Дорога грунтовая, в автобусе пылища непроглядная. Через 8 – 10 часов пути, поздно вечером, остановились в каком-то посёлке. Водитель ушёл поспать, а мы, как могли, дремали в автобусе.

Уже следующим днём стали подъезжать к Алдану. Дорога идёт вдоль берега, вся река перепахана самоходными, на гусеничном ходу, драгами, которые, медленно продвигаясь по руслу реки, передней частью загребают в своё чрево речное дно. Весь этот гравий, песок подаётся лентой транспортёра в верхнюю часть драги, а там ссыпается на промывочный лоток. Из этой же реки забирается вода на промывку. В нижней части промывочного лотка устроена поперечная гребёнка. Крупный галечник и относительно лёгкий грунт весь смывается водой, а мелкие частицы золота остаются перед рёбрышками гребёнки. Периодически драгу останавливают и собирают золотой песок. После того как последние крупинки золота собраны, драга начинает очередной цикл промывки. И так день за днём.

К обеду приехали в Алдан. На весь путь затратили почти сутки. В Алдане перебрались на аэродром. Отыскали там наш экспедиционный самолёт ЛИ-2 и на нём полетели дальше на Север – в посёлок Чагда. Это был мой первый и последний полёт на самолёте ЛИ-2, так как в то время эти уже старые самолёты можно было использовать только как транспортные, но в глухомани вместе с грузом возили и людей, вскоре эти самолёты были списаны. Через пару часов прилетели в Чагду. На высоком берегу реки Алдан был капитально установлен целый ряд больших палаток. Построен склад, камералка – она же контора и лаборатория.

С первых дней пребывания на базе меня отправили помогать авиаторам устанавливать на самолёты геофизическое оборудование. Так продолжилось моё практическое знакомство с самолётами. А началось это знакомство ещё в раннем детстве, теперь же я попал работать в геологическую партию с авиационным уклоном. Наша 31-я полевая геологическая партия «Ленинградской Октябрьской Экспедиции» имела свой авиаотряд самолётов АН-2 и занималась аэросъёмкой. Сама аэросъёмка тяжёлые и опасные полёты, потому что над рельефом гор надо летать на высоте 50–75 метров. Это требовалось для того, чтобы установленные снаружи самолёта датчики и приборы внутри самолёта могли фиксировать и записывать радиационный фон поверхности земли.

Как-то смотрю, местные пацаны на берегу с удочками пытаются ловить рыбу. Подошёл, спросил, какую рыбу они ловят. Отвечают – хариуса. Посмотрел я на их грубые снасти и на то, как они на червячка пытаются ловить хариусов, сразу вспомнилось, что не так учили меня ловить хариусов. А учили меня в посёлке Таёжном, Приморского края, когда на каникулах я приезжал к отцу. Спрятался тот посёлок в приморской тайге. Кругом горы, укрытые могучими деревьями, а вдоль рек тайга местами отступает от берега и образует долины с луговой травой. Дикого зверья, дичи разной полным – полно.

Однажды, в субботу, придя домой после работы, отец предупредил меня, что договорился с Николаем, который согласился завтра взять меня с собой на рыбалку ловить хариусов.

– А как, да чем? – Засомневался я.

– Удочку он тебе даст и научит, как ловить хариусов.

Как и было сказано, ранним утром мы с Николаем отправились на рыбалку. У Николая только вещмешок за спиной и никаких удочек. Прошли мы по дороге минут десять. Дорога эта не так давно пробита бульдозером до полевого аэродрома и идёт как по ущелью между высоченными деревьями. Николай зашёл в кусты, достал припрятанную там удочку.

– Сейчас и тебе соорудим удочку, – успокоил он меня.

Приметил и срезал хорошую лозину для удилища. Очистил от веток и вручил мне.

– Летнее солнце уже поднялось над горами, разогнало ночную таёжную прохладу. Тишина, и только кое-где чирикают мелкие птички. И вдруг среди этой тишины, прямо над головой: «Кааррр», во всю мощь вороньего горла. И огромный ворон перелетает на другую лесину поджидать следующего пешехода. Эти вороны как будто нарочно маскировались в ветвях над дорогой и пугали пешеходов своим ужасным карканьем. И в дальнейшем, сколько бы раз я не ходил на рыбалку по этой единст-венной дороге, каждый раз в самый неожиданный момент, прямо над головой раздавалось это могучее «кааррр», так что «мурашки» бежали по коже.

Вышли на берег в месте слияния двух речек. На другом берегу возвышалась скала, переходящая дальше в горный хребет. Под хребтом по образовавшейся долине как бы к нам навстречу бежала «Красная» речка. Название своё она получила из-за того, что протекала по железорудным образованиям и таким образом разносила ржавчину (окислы железа) по всему руслу, поэтому все камни были покрыты красно-бордовым налётом, а прозрачная вода отливала красноватым цветом. Сразу под скалой, в том месте, где две небольшие речки сливались в одну, образовалась глубокая и довольно широкая заводь. Николай стал готовить мне удочку. Достал леску, привязал к удилищу, а снизу через петлю присоединил тоненький поводок с самодельной «мушкой» – крючком. Ни грузила, ни поплавка, вся снасть немного длиннее удилища, вот и всё.

– Так, а теперь смотри, как пользоваться такой удочкой, – инструктировал меня Николай. И сам стал резко, как кнутом, на всю длину лески забрасывать мушку в воду. Потом как бы сплавлял мушку по течению, удерживая её на плаву, затем тихонечко проводил её против течения. В какой-то момент, над мушкой, вдруг, всплеск, рывок и Николай вытащил переливающегося на солнце всеми цветами радуги хариуса.

– Ну, понял, как пользоваться? – Обратился ко мне Николай, – теперь давай сам пробуй! Сначала потренируйся забрасывать мушку, только отойди на открытый берег, чтобы рядом не было кустов, а-то на замахе зацепишь за куст и оборвёшь леску.

Так я и сделал. После нескольких попыток стала и у меня мушка улетать почти на всю длину лески. Теперь надо было освоить проводку мушки, но это ещё полбеды. А весь фокус такой рыбалки заключается в умении вовремя подсечь атакующего хариуса, вот это и было самым сложным. Ведёшь мушку, весь в напряжённом ожидании – вдруг всплеск, ты дёргаешь удилищем то слишком рано, то поздно, и оказывается, что хариус обхитрил тебя в очередной раз.

– Да что ж это такое? Всё мимо да мимо, – расстраивался я.

А рядом Николай раз за разом вытаскивал сверкающих на солнце хариусов. Немало я позлился, пока вытащил первого хариуса. Постепенно стали передвигаться вниз по течению, облавливая ямы и перекаты. Облавливая, это громко сказано, так как ловил Николай, а я всё мимо да мимо. Вдоль по берегу росли кусты с какими-то продолговатыми, неправильной формы ягодами, т. е. не ровные, а какие-то подмятые, каких я раньше не видел.

– Что это за ягода? – Спросил я у Николая.

– Да это же жимолость, съедобная ягода. А вот давай-ка пройдём сюда, на мочажную полянку, – позвал Николай.

– Смотри, здесь другая ягода – голубика. Бери, пробуй, – сам нагнулся и сорвал несколько ягод да кинул их в рот. Я тоже набрал ягод в жменьку, и мы пошли дальше. За весь день моей первой рыбалки нахлыстом поймал я всего восемь хариусов, в то время как Николай поймал не меньше сотни. Но с каждой рыбалкой приобретался навык подсечки хитро-мудрых хариусов. Так что до отъезда из Таёжного кое-какую премудрость нахлыстовой рыбалки я освоил. Теперь же, на берегу Алдана, меня и удивило, что пацаны ловят хариусов как-то не так. Ещё дома, собираясь в поездку, я подготовился к хариусной рыбалке. Взял с собой леску, крючки, сделал несколько мушек. Когда, после приезда, селился в палатку, приметил, что за палатками валяются удилища. А сейчас прошёл туда, взял одно, привязал леску, мушку, спустился к пацанам. Стал забрасывать, да проводить мушку, как учили. Раз, другой, третий… И вдруг удар – есть хариус на крючке. Вытащил таким образом несколько штук, отдал ребятам да пошёл дальше работать.

В последнюю неделю мая начальство партии на вертолёте стало облетать районы, отмеченные на карте, где должны были устраиваться первые лагери поисковых отрядов. Облёты показали, что снег на этих местах уже растаял. Отрядам можно вылетать в места, определённые руководством. С аэродрома меня забрали в отряд. Началась окончательная подготовка к вылету. Из склада стали доставать имущество: палатки, спальные мешки, приборы, топоры, пилы и многое другое, а также консервированные продукты питания. Под запись получили: костюмы – «энцэфалитки», сапоги, накомарники… После того как собрали всё имущество, перевезли его на аэродром, а когда подошла наша очередь, за несколько рейсов вертолётом переправили имущество и улетели сами на место расположения первого лагеря. Разместились на берегу реки. Установили камеральную палатку, склад, кухню, столовую, установили и оборудовали жилые палатки. В жилых палатках устраивали таёжные кровати.

А делалось это так. Ствол дерева диаметром тридцать – сорок сантиментов распиливался на чурбаки длиной 80–90 сантиметров. Пара таких чурбаков укладывалась у стены палатки, параллельно друг другу на расстоянии около двух метров. На эти чурбаки, укладывались нетолстые жерди, плотно прижатые друг к другу. Потом в окрестностях лагеря отыскивали мох ягель, выбирая, где он потолще, и слоями снимали этот мох. Куски ягеля, плотно подгоняя друг к другу, укладывали на жерди, так что получалась ровная подстилка, на которой расстилался спальный мешок. Под твоим весом мох уплотнялся и защищал спину от холода. А северная ночная прохлада весьма чувствительна. Бывало так, что и колени мёрзли в спальном мешке.

После того как лагерь был готов, стали ежедневно ходить в маршруты и приносить образцы радиоактивной породы. Ходить приходилось столько, что за полевой сезон я изнашивал две пары сапог. В начале июня на многих горных вершинах снег ещё не сошёл, а были и такие вершины, где снег лежал круглый год. Как-то раз мы с напарником шли маршрутом под снеговыми вершинами. По противоположному склону шли наши коллеги. И вот стали они нам что-то кричать. Было слышно, что они что-то кричат, а что кричат, разобрать невозможно. Когда спустились мы и они вниз к ручью, спрашиваем:

– Что вы нам кричали?

– А вы что не поняли?

– Так с такого расстояния видно, что руками размахиваете да кричите, а что – не понять.

– А вы медведей, что не видели?

– Каких ещё медведей?

– Да каких? Обыкновенных. Вы идёте под снежной вершиной, а два медведя на вершине катаются над вами на снегу. Залезают на самый верх, а потом садятся и катятся на задницах вниз по снегу. Потом опять лезут на вершину и скатываются вниз. А со стороны на медведей смотреть смешно, а за вас страшно. А вы идёте себе, как ни в чём не бывало. Такие встречи с дикими животными иногда случались в маршрутах.

Во второй половине июня северное тепло подобралось уже к снеговым вершинам, и это создало серьёзную проблему для нашей поисковой работы, когда пришло время ходить в маршруты на другом берегу речки. В сапогах, ранним утром, опираясь на палку, по крупным подводным камням речку можно было перейти вброд. Но к вечернему времени, когда мы возвращались из маршрутов, за счёт таяния снегов уровень воды в речке поднимался не меньше, чем на метр. Горный поток метровой глубины с ледяной водой. Для мужчин эта проблема решалась следующим образом. На берегу приходилось раздеваться до трусов. Одежду в рюкзак. В руку надёжную дубину и вперёд через речку. А там бегом в палатку, растирать ноги да одеваться. Но у нас в отряде было четыре женщины. На такие подвиги они небыли готовы, но работа есть работа. Как тут быть?

Владимир Нарышкин, начальник нашего отряда, далеко не атлетического телосложения человек, решил устроить плавучий мост. Собрал всех мужчин, объяснил, как мы это будем делать. Нам-то что, раз начальник так решил, будем выполнять. Вооружились пилами топорами, прихватили лопату и пошли выполнять задание под руководством Нарышкина. Недалеко от берега, спилили две высоченные лесины, отпилили верхушки, очистили от веток. Потом, упираясь всем гуртом, подкатили их на самый берег. К верхней части привязали верёвку. Для комля в берегу сделали углубление. По расчётам начальника бревно комлем должно было упереться в береговое углубление. Потом привязав верёвку к вершине, мы должны были опустить её в воду и, удерживая верёвкой, помалу отпускать бревно на течение, которое и развернёт бревно поперёк речки, а вершина застрянет между камнями на мелководье у другого берега реки. Другую верёвку привязали к комлю бревна, чтобы оно не оторвалось от нашего берега. Удерживать эту верёвку взялся как раз наш начальник. Подтолкнули бревно к самой воде, четверо, удерживая верёвку, стали отпускать вершину бревна на течение. Вначале всё как бы получалось по – задуманному. Но когда прошли фарватер, напор реки оказался настолько мощным, что верёвка не выдержала и лопнула. Комель бревна тут же выскочил из углубления и понёсся вниз, увлекая за собой привязанную к нему верёвку. А верёвка непонятным образом крутнувшись, обвила ногу начальника и потащила его к воде, вслед за бревном. Я первый заметил эту беду, схватил топор и прыгнул вперёд перед Нарышкиным, ухватился за верёвку правой рукой. Как я не упирался, Но бревно, подталкиваемое волнами, теперь нас двоих рывками тянуло к реке. Я замахнулся топором, чтобы перерубить верёвку, но очередной рывок подставил мою руку под удар топора. Удар пришёлся вскользь по основанию большого пальца, содрав кожу и мясо до кости. Тут подскочили другие ребята, ухватились за верёвку.

Прошло ещё несколько секунд в напряжённом состоянии. Наконец верёвка порвалась, а мы, как подкошенные, повалились на спину. Я поднялся, зажал рану здоровой рукой и побежал в лагерь. Там женщины достали аптечку, обработали рану. Я же, морщась от боли, постарался прилепить на место снятую топором кожу и то, что было под ней. Потом руку как следует забинтовали. Память об этой неудачной попытке устроить переправу на всю жизнь осталась шрамом на моей руке.

В отряд периодически прилетал вертолёт, привозил исправные приборы, и что-нибудь из продуктов, а от нас забирал образцы породы на спектральный анализ да неисправные приборы на ремонт. На этот раз, по нашей просьбе, вертолёт привёз маленькую надувную резиновую лодку. Вот в этой лодочке, натянув над речкой верёвку, в относительно тихом месте, мы переправляли женщин через речку, а сами по-прежнему в трусах и босиком возвращались в лагерь. Зато в гигиеническом плане для наших натруженных ног это было даже полезно. Когда намеченная территория в районе лагеря была исследована, а результаты занесены на карту, перелетали в другое место, и там всё начиналось сначала. И так два полевых сезона отработал я в геологоразведке.

Второй сезон 1963 года партия работала в другом регионе, на севере Хабаровского края. Из Хабаровска на самолёте – в Охотск. Из Охотска дальше на север, уже на своём самолёте, в посёлок Уега. Посёлок Уега – это, всего – навсего, два настоящих строения. В одном метеостанция и жилая квартира семейных метеорологов, в другом наша контора – камералка, ещё есть склад и наш палаточный городок. Сразу за перелеском стоянка самолётов и взлётная полоса. Рядом огромное и глубокое озеро, на котором зимой устраивали посадочную площадку, куда садился грузовой АН-12, перевозя на базу наши грузы.

После обычной весенней подготовки, уже на вертолёте, разлетались поисковые отряды ещё дальше на север, под хребты водораздела бассейнов рек. Там одни реки брали своё начало на одной стороне хребтов и несли свои воды в сторону Охотского моря, а с противоположных склонов скатывались в Ледовитый океан.

На этот раз отряду пришлось работать в глухомани с заметным своеобразием природы. Места будто специально созданы как нерестилища для рыбы лососёвого отряда. Горные ручьи сливаются в небольшие речки, которые в долинах собираются в большие проточные озёра. В этих озёрах, многочисленные стаи мальков проводят первый год своей жизни, а с весенними паводками уносятся в океан, чтобы через несколько лет вернуться к месту своего рождения и отметать икру для нового поколения. И так тысячи лет из года в год.

Как-то основали мы очередной лагерь в горной седловине, на высоте более 800 метров. Удивляло то, что из-под основания окружающих вершин в разные стороны вытекало три ручья, каждый в свой распадок. У истока одного ручья стоял огромный почти круглой формы камень, наверное, не меньше трёх метров в диаметре. А сразу за камнем родник образовал небольшое озерцо, обросшее травой. Вот из этого озерца и образовался исток одного ручья, который через десяток метров маленьким водопадом круто падал в распадок и сверкающими на солнце брызгами смачивал прилегающие скалистые уступы.

В один из первых маршрутов надо было проходить мимо этого огромного камня. Подходя ближе, Михаил, наш геолог, заметил, что в озере плавает стая уток. Не производя шума, он вернулся в лагерь взял ружьё и, скрываясь за камнем стал подкрадываться к озеру. Потом подполз ближе, осторожно высунул ружьё из-за камня и почти не целясь выстрелил. Стая взметнулась в воздух и со свистящим шелестом умчалась в долину. Михаил вскочил и к озеру. На воде плавали четыре утки, подбитые одним выстрелом. Наш охотник, закинул ружьё за спину, подобрал уток, вернулся в лагерь, отдал уток поварихе, положил на место ружьё и, наконец-то, отправился по маршруту. А в ужин мы кушали приготовленную утятину и со смехом сравнивали его удачный выстрел с «подвигами» Мюнхгаузена.

Начались рабочие будни. Стали регулярно ходить в маршруты и тут мы обнаружили, что ручьи, текущие в диаметрально противоположных направлениях, делят местную природу на два доисторических события. С одной стороны – горы как горы, местами вершины заканчиваются острозубыми скальными образованиями. С высоты этих гор глянешь на противоположную сторону, там все горы несколько ниже и представляют из себя усечённые пирамиды с ровными, на одном уровне, столообразными вершинами. Ходили мы и по этим горам. Стало абсолютно ясно, что это работа доисторического могучего ледника. Мощь движущегося ледника трудно себе представить, если он смог стесать вершины гор в десятки и сотни метров под один уровень. С другой стороны это доказывает то, что ледник покрывал не всю северную часть поверхности земли. Оказывается, существовали целые районы, не тронутые ледниками. Вот и стало понятно, что за исполинская сила прикатила тот огромный камень. Самым любопытным здесь было то, что этот камень ледник катил впереди себя и оставил его как пограничный знак прекращения своего движения, дальше он уже не пошёл и, в конце концов растаял.

На столообразных вершинах древесной растительности не было, местами многолетние травы, мхи да голые камни разных форм и размеров. Зато в этих каменных россыпях развелось множество северных куропаток, ленивых на подъём. Идёшь по маршруту, спугнёшь из-под камней выводок молоденьких куропаток, и они бегут впереди тебя, попискивают, как домашние цыплята. А на другой стороне, между скал, где ледник не тронул горных вершин, проживали горные козлы – архары. Местами, на скальных полках, как в нечищеном овине толстенными слоями лежал навоз и линялая шерсть горных козлов. С вершин этих гор было видно, как небольшие группы архаров паслись в долинах. Наша работа прежняя, ходить в маршруты, замерять уровень поверхностной радиации, приносить в рюкзаке радиоактивные образцы из аномальных проявлений, да отправлять их на спектральный анализ. Каждый образец должен быть весом не меньше одного килограмма пронумерован и на карте отмечено место, откуда он взят.

Без воды не проживёшь, поэтому лагерь отряда всегда устраивался у хорошего ручья или на берегу речек. Когда выдавалось свободное время, ходили на охоту, на рыбалку. Десять – двадцать шагов и ты на речке. Увлекательная ловля рыбы нахлыстом, на самодельную мушку, а мушку частенько обрывали двухкилограммовые ленки. Ловишь хариусов, вдруг мушку хватает крупная рыбина. С этого момента с ней начинается нешуточная борьба. Чтобы не позволить ей сделать рывок, начинаешь бегать за ней вдоль реки. После такой беготни кажется, что ещё маленькое усилие, и ленок будет на берегу. Подводишь, подводишь его к самой кромке берега, но в последний момент он как даст «свечу», перевернётся в воздухе, шлёп в воду, только ты его и видал. А у тебя ни лески, ни мушки, одно расстройство. Тогда приходилось идти попрошайничать рыженьких кучерявых волосиков для новой мушки. А добыть их можно было только у нашего молодого геолога рыжего Женьки. Вот к нему чаще всего и приставали с ножницами: «Жень, дай кучерявых… на мушку…» – Смешно, конечно, а что делать? Консервированные продукты к концу сезона, как говорится, «уже стояли поперёк горла», поэтому всё, что добывалось охотой и рыбалкой, тут же шло на общий стол.

Очередной лагерь устроили в низине. В густой травяной поросли широко расселилось множество комаров. Если стоять на месте, вроде и комаров почти нет. Но стоит сделать десяток шагов, как ты оказывался в гудящем облаке комаров, которые нагло будут лезть к тебе в рот, в уши, в нос, в глаза. Выше в горах донимает мошка, она мелкая, но её лётные качества такие, что она может нападать на всё живое даже в ветреную погоду. Аэродинамические свойства комаров не позволяют им бороться с ветром. Поэтому они уходят для засады вниз, в долины, вдоль ручьёв, речек и озёр. И вот внизу, где ветру не разгуляться, они подкарауливают свою добычу. Здесь без накомарника лучше не появляться. Поэтому этот атрибут одежды поискового работника геологии всегда при нём, он или на голове или за спиной, всегда готовый прийти на помощь.

После маршрутов, уже вечером, ужинать все приходили в палатку – столовую, где на всю длину палатки был установлен стол и скамейки. Питание в «столовой» было двухразовым: утром плотный завтрак, вечером полноценный обед. После того как повариха накрывала на стол, она приглашала всех ужинать. В августе сумерки наступают относительно рано. Для освещения «столовой» зажигали керосиновую лампу. На этот свет, хоть и небольшой, в палатку набивались мириады комаров, поэтому ужинать приходилось в накомарниках. А комары, чувствуя тепло, исходящее из тарелок с супом или борщом пикировали туда на верную погибель. Выбирать их оттуда было бесполезно. Пока ты достанешь одного, в тарелку спикирует ещё с десяток комариных камикадзе. Если кто-нибудь заходил в «столовую» с фонариком, его тут же просили выключить фонарик, чтобы не видеть комаров, сплошь покрывающих борщ или суп в твоей тарелке. Поэтому ели молча и быстро, так хоть меньше комаров успеешь съесть за ужин.

В таёжной глухомани эти кровопийцы были абсолютно стерильными, поэтому никакого вреда на наши желудки они не оказывали. А мы в шутку называли это дополнительным белковым рационом.

Рядом с нашей стоянкой бежал ручей, чуть ниже он вливался в горное озеро. Вытекая из того озера уже глубоким ручьём, он через пару километров вливался в большое озеро. Но из-за засушливого лета для вытекающей из этого озера речки воды не хватало, и вода только просачивалась между камнями сухого русла. А ниже, километра через полтора, находилось ещё одно небольшое озеро.

Где-то в конце августа, рабочие, подготавливающие маршрутную магистральную «просеку», дошли до самого нижнего небольшого озера. Там, их внимание привлекло то, что кто-то бороздил поверхность спокойной воды. Подойдя к самому берегу, сквозь прозрачную воду они увидели целый косяк крупной рыбы, которая своими верхними плавниками разрезали воду. Придя в лагерь, рассказали об увиденном. У ребят это известие сразу возбудило рыболовецкую страсть, так как стало ясно, что в реки на осенний икромёт зашла кета. Но пройти в большое нерестовое озеро она не могла. И косяки крутились в самом нижнем небольшом озере в ожидании дождей и подъёма воды, чтобы пройти к месту нереста. А погода между тем, вместо дождей, подогнала сильнейший туман, который завис на высоте метров тридцать над землёй, и в маршруты ходить стало невозможно. Поэтому на тот период у нас были все предпосылки к серьёзной рыбалке: свободное время, желание откушать свежайшей кетины, и полакомиться икоркой. Но не было главного – не было снастей для такой рыбалки. Народ призадумался, ища выход из создавшейся ситуации. Додумались связаться по рации с ближайшими отрядами. Переговоры с первым отрядом нас не обрадовали. А вот радист второго предварительным ответом обнадёжил, так как у них в отряде, якобы, был разговор о рыболовной сети, но сейчас народ в маршрутах, спросить некого, поэтому, только вечером он даст ответ на наш вопрос. А пока что он дал нам точные координаты нахождения своего отряда. Мы же в нетерпении достали карту, определили точку нахождения лагеря, разметили маршрут, подсчитали расстояние. По нашим прикидкам за световой день до того лагеря дойти было можно. Значит день туда – день назад.

Выполнить этот переход взялись два молодых и здоровых геолога. На сеансе вечерней связи получили положительный ответ. Рано утром наши ребята с картой и компасом на руках отправились в дальний поход. Вечером радист доложил, что Женька и Николай благополучно добрались, сетка уже в рюкзаке, завтра в обратный путь. На другой день, ещё засветло, ребята вернулись.

Утром после завтрака взялись за сеть, но когда её вытащили на свет божий, оказалось, что она вся в дырах. Растянули мы её и сложили вдвое, чтобы дыры хоть как-то перекрылись. Разобрали ящики из-под консервов и напилили из них коротенькие дощечки на поплавки, а из проволоки наделали кольца на грузила. И так, используя подручные материалы, оснастили сеть как смогли. Кроме этого из толстой проволоки знатоки изготовили две трезубые остроги.

Прихватив с собой топоры, пилу и гвозди отправились на рыбалку. Пришли к озеру, а оно хоть и небольшое, но глубина метра 3–4, с ледяной водой. Спилили пару сухостойных лесин, распили на брёвна, стали делать плоты. Спустили плоты на воду уже ближе к вечеру. Знатоки пообещали, что они и без этой дырявой сети наколют рыбы острогами с плотов, как совсем стемнеет. И вот отправили мы рыболовецкую флотилию из двух плотов, с экипажами по два рыбака на каждом добывать рыбу. А те, кто остался на берегу, разожгли хороший, костёр, почистили несколько картофелин и на рогатине установили ведро над костром, то есть подготовились к приготовлению ухи из ещё не пойманной рыбы.

На одном из плотов Николай отталкивается шестом, а Владимир с острогой наготове просвечивает прозрачную воду фонариком. Впереди показалась здоровенная китина. Володя поднимает острогу, готовый пронзить её широкую спину. Плот потихоньку приближается, рыба почти рядом. В этот момент он со всего размаху бьёт острогой в воду. Но рыба мгновенно отскакивает, а Володя, потеряв равновесие, уходит под воду вслед за острогой. Быстро выныривает и забирается на плот. Следом всплывает острога. Но вот беда – фонарик остался под водой и беспомощно освещает глубокое дно.

– Ну ты даёшь! – смеётся Николай, – вот это был удар! Всю рыбу распугал. А теперь что ждёшь? Ныряй быстрей за фонариком, всё равно мокрый. Володя, глубоко вздохнув, ныряет в ледяную воду, хватает фонарик и забирается на плот. Теперь быстрее к костру, который ярко пылает на берегу. Пока подплыли к берегу, озноб уже колотит, зубы непроизвольно стучат. Товарищи, подсмеиваясь над неудачей Владимира, помогают ему быстрее раздеться, накидывают на плечи какую-то куртку и к костру.

Попытать счастья пронзить рыбину острогой хотелось всем. Поэтому минут через сорок выполнили смену экипажей плотов. Между тем вода в ведре уже закипала, а рыбы всё нет. Прошло ещё какое-то время. И вдруг тишину разорвал истошный крик, такой, что все вздрогнули: «Есть! Я поймал!!!».

– Да что ж ты так орёшь? – Разом заговорили мы, – Женька, ты меньше ори, а плывите быстрее сюда, а то и вода в ведре скоро выкипит.

На самом деле это была здоровая кетина. Быстренько её почистили, промыли, порезали на куски и в ведро. А то уж думали, что голодными придётся сидеть всю ночь. Картошка да пара ложек пшена (по спец рецепту знатоков) практически были уже готовы, поэтому вместе с кусками рыбы знатоки кинули в ведро прихваченные у поварихи: лаврушку, лучок, перчик душистый и горошек. Ещё десяток минут томительного ожидания у ароматного варева – и готово… Вот это была уха! Каждому досталось по хорошему куску рыбы. После такого ужина рыбацкая удача улыбнулась только ещё один раз. Нет, такая рыбалка нас не устраивала.

И мы решаем, что хватит экспериментов, надо что-то делать с сетью, которую установили сразу, как только спустили плоты на воду и растянули поперёк озера. Но её длины хватило только до середины. Вода чистейшая, и рыба никак не хотела попадаться в нашу рваную сеть.

Тогда мы на плотах стали гонять косяк вкруговую по озеру. Вот только тогда рыбины стали путаться в сети. Таким образом за ночь поймали больше двадцати штук, каждая килограммов по пять – шесть. Притащили в лагерь, уложили в ледяной ручей. Научили повариху скоростной засолке икры, т. е. готовить так называемую «пятиминутку». Для длительного хранения она не годится, а вот прямо к столу – лучше не придумаешь. На ужине у нас на столе стояла большая эмалированная миска с горкой красной икры, другая миска со сливочным маслом. Да! Было и у нас такое время, когда мы икру ложками ели.