Текст книги "Историки о происхождении Донского казачества. Ассимиляция или вымысел?"

Глава 11

Но вернёмся к событиям неспокойного революционного времени. Идёт гражданская война. Через хутор проходят то белые, то красные. Куда казаку податься? Наши родственники не принимали участия ни на той, ни на другой стороне. А время было такое – не хочешь участвовать в братоубийственной войне, так она сама, без спросу, придёт к тебе в дом.

Пришли на хутор белые. Все в форме, как и положено. Командиры поддерживают дисциплину. У Питиримовых в доме остановился командир – полковник. Никаких притеснений и тем более репрессий не было. Но когда уходили из хутора, двух казацких боевых коней увели с собой…

Прошёл слух, что скоро придут красные. Ермака дома не было, и Пелагея Захаровна решила припрятать наиболее дорогие вещи. В дальнем саду была небольшая землянка, вот туда бабушка и перевезла часть домашних вещей, да как могла замаскировала землянку.

Пришли красные. Одеты кто во что горазд. Удивление вызывало то, что среди них было немало солдат с азиатской наружностью, и местные жители недоумевали: «А этим-то, что здесь нужно?». Это уже потом узнали, что в красной армии было полным полно «добровольцев» иностранцев, в том числе китайцев. И было не понятно, что хотели в этой войне получить для себя китайцы, монголы, казахи, калмыки. В этой гражданской войне-мясорубке участвовали чехи, латыши, особенно много было немцев из бывших пленных, что воевали с Россией, а теперь за большевиков.

В первые годы, красные тоже не разбойничали, но для пропитания стащить курицу или гуся – это было обычным делом, хотя командиры старались поддерживать кое – какую дисциплину. Кавалеристы они были никудышные, так как большинство были городскими рабочими, а казаки да крестьяне не очень-то шли в красноармейцы.

Как-то остановились у двора несколько таких горе кавалеристов. Смотрела, смотрела на их мучения наша бабушка, подошла и давай отчитывать.

– Да разве так обращаются с лошадьми, что вы над ними издеваетесь?

– Во! Нашлась тут умница, попробовала бы сама с чужим конём справиться.

– Что ж тут управляться? А ну дай сюда повод. Выхватила у оторопевшего красноармейца кнут, махом вскочила на лошадь, пятками под бока, кнутом по крупу, привстала в стременах, да как припустила галопом по улице туда – сюда, только юбка развевалась. Остановила коня перед самым носом у оторопевших вояк.

– Вот как надо!

– Ну, ты тётка даёшь, как это ты так научилась?

– Казаком надо быть тогда и учиться не придётся.

Этот эпизод запомнился красноармейцам, и пришёл момент, когда им пришлось вспомнить лихую казачку.

Пошла Пелагея в дальний сад проверить, всё ли припрятанное добро в сохранности. Да куда там! Землянка раскрыта, а вещей и след простыл. Она в слёзы, что делать? Пришла домой, плачет, в такую-то пору остаться без вещей, без зимней одежды! На следующий день пошла к командирам красноармейцев. Рассказала всё комиссару, по виду человек он был серьёзный. Дал он команду собрать всех и построиться. Построились, вышел он перед строем, позвал бабушку.

– Что же вы творите – красноармейцы? Мародёрствуете, воруете у своих же крестьян. Мы с вами пришли их защищать, а вы что делаете, какие вы после этого красноармейцы, какая же мы с вами народная армия, если обворовываем своих же крестьян?

Но из строя стало раздаваться:

– Какие такие крестьяне? Там форма генеральская лежала, надо ещё поискать куды эти генералы делись!

Тут бабушка вступилась:

– Какие здесь генералы, где вы на хуторах генералов видели, какая же это генеральская форма?

– А то как же! Вся золотыми галунами обшитая, крестьяне что ли ходят в такой форме? Знаем мы!

– Да что вы знаете? Это парадная форма донских казаков – атаманцев, вы хоть раз видали донских казаков при параде? Не видали, так вот и не говорите всякую чепуху. Тоже мне герои, нашли форму от «генерала», а я что ж по-вашему – генеральша?

Тут-то и припомнили её те горе-кавалеристы, которым давеча она давала урок верховой езды.

– Правду говорит тётка, это настоящая казачка!

– В общем так, – заключил комиссар:

– Сейчас разойдитесь, а через полчаса новое построение. За это время всё украденное принести и положить перед женщиной!

Самое удивительное то, что это было выполнено. Вернули практически всё, за исключением одной вещицы – английских часов, на цепочке с крышкой. А часы эти были получены Ермаком как приз за лучшую джигитовку на общевойсковых казачьих учениях. Выиграть подобный приз среди сотен таких же молодцов – дело не шуточное. Вот тогда из рук генерала он и получил этот подарок.

Шёл 1920 год. В то время ещё много бандитов пряталось по лесам. Они частенько наведывались в хутора, то пограбить, то за съестными припасами. Бандиты не щадили ни малого, ни старого.

Сын учителя школы окончил институт и шёл домой с дипломом инженера. Но почти на околице хутора встретили его бандиты, убили, раздели и забрали все документы. У отца от такого горя случился приступ (инсульт) и он сошёл с ума.

Не прошла беда и мимо Быкадоровых, наших родственников. Семья от года в год разрасталась, у сыновей уже по несколько детей. Глава семьи, Захар, состарился и умер. А молодёжи полон дом. Решила прабабушка Маланья перебраться жить в маленький курень, что был построен за дальним садом. Сыновья или внуки навещали мать и бабушку, привозили продукты, помогали по необходимости. А бабушка, крепкая староверка, в постах да молитвах доживала свои последние годы. И вот как-то вваливаются вооружённые, нежданные гости… Как там всё происходило, свидетелей не было, только, когда приехали проведать бабушку – нашли её мёртвой и истерзанной. В доме всё перевёрнуто, разбросано, переломано, наверно искали что-либо ценное у старушки. Продуктовые запасы, что привозили дети, исчезли, больше-то там и взять было нечего, да и не за что было убивать бабушку. По-видимому, боялись того, что узнала она кого-то из бандитов. Вот и побоялись оставлять свидетеля.

Иногда через кордон, где проживало семейство Сапожниковых, из лесной глуши проезжали бандиты на разбойничьи дела по хуторам. Сапожниковых они не трогали, так как знали, что семейство боевое и при оружии. Тем не менее, иногда останавливались на ночёвку. Но долго такая бесконфликтная ситуация продолжаться не могла. И этой ситуации долго ждать не пришлось. Время было уже к зиме. Зашёл к ним один из бандитов. Видать ходил в какой-нибудь хутор, чтобы разведать, можно ли будет безопасно пограбить там сельчан. Попросил покормить его, за обедом, немало выпил браги, а потом стал приставать к матери:

– Давай ему деньги, тащи продукты. – А сам всё норовит ухватить её за юбку….

Петро смекнул в чём дело. Быстренько сбегал за старшим братом. Андрей уже женатый жил рядом в своём доме. Тот пришёл, здоровый был казак. Взял этого бандюка да вытолкал за ворота. Тот давай грозить: «Вот приедем с дружками, всем вам здесь будет крышка!» и направился к лесной дороге. Все поняли, что угрозы эти не напрасны. Тогда Андрей успокоил мать, сходил к себе домой, достал из схрона винтовку, вскочил на коня и айда, знакомыми тропами наперерез этому бандиту. Встретил его уже далеко в лесу, пристрелил да там же в стороне от дороги закопал.

И решили Сапожниковы покончить с этими бандитскими наездами, так как дело начало приобретать опасный оборот. Теперь надо было быть на стороже. Андрей Иванович, когда вернулся, попросил мать приготовить на травах успокаивающий отвар, после которого спится так что, хоть из пушки стреляй, не проснёшься. Младших братьев Степана, Семена и Петра (Петру было 13 лет, а родился он в 1907 г.) заставил следить по очереди за дорогой. Бандиты не дождавшись своего «разведчика», через пару дней, решили сами ехать туда, куда они его посылали.

Уже к вечеру, на дороге к кордону, показалась подвода с людьми. Петро сбегал к Андрею доложил: «Едут!». Тот распорядился:

– Степан и Семён, идите ко мне в дом, а ты останешься с матерью. Мы с ружьями будем наготове, если что – вдруг начнут приставать к матери, то пулей ко мне. И продолжил:

– Дело уже к вечеру, наверняка останутся ночевать, а как уснут, тогда придёшь, скажешь.

Старшие братья остались в доме Андрея, а Пётр ушёл в дом к матери. Подъехали бандиты. В чужом дворе стали распоряжаться как хозяева. Распрягли лошадь, притащили из сарая сена, кинули лошади. Все четверо с винтовками вошли в дом. Расселись, стали спрашивать мать – не видала ли она их дружка.

– Нет не видала, уже давненько никто не захаживал. Живём-то на отшибе, зима уже, все по хатам сидят.

– Ну ладно, а чего покушать у тебя найдётся?

– Да, найдётся. А ну, Петруха, лезь в погреб, достань квашеной капусты, да солёных огурчиков. Сама достала хлеб и стала накрывать на стол….

Бандиты уселись за стол стали ужинать. Мать предложила им выпить браги.

– Нет, брагу не будем, – отказался старший.

– Завтра встанем пораньше, нам надо обыдёнкой съездить в хутор, найти этого чёрта, небось, запьянствовал, где-нибудь. Говорил же ему, чтобы не пил.

Мать налила им взвар, со снотворной травкой, чтобы уснули покрепче.

Отужинав, пошли укладываться на ночлег. Один полез спать на чердак, другой улёгся спать в сенцах. Винтовки составили в комнате, где разместились двое бандитов. Когда Петро понял, что те крепко заснули, потихоньку вышел из дома и побежал к Андрею. Братья уже ждали его. Все вместе подошли к дому.

– Петро иди в дом, – распорядился Андрей, – возьми винтовки бандитов и потихоньку тащи сюда.

Пётр осторожно вынес винтовки. После этого Андрей стал давать указания братьям:

– Степан, поднимайся на чердак и жди там первого выстрела. Как только прозвучит первый выстрел – сразу стреляй!

– А ты Семён станешь в сенцы и будь готов тоже сразу стрелять в бандита.

Сам же Андрей прошёл в дом, где спали двое бандитов – выстрелил в одного и сразу в другого. Степан застрелил на чердаке бандита и выскочил в сенцы, и так как Семён только ранил бандита, то Степан прикончил и этого.

Поднялась встревоженная мать, зажгла лампу. Все были сильно взволнованы. Немного посидели, успокоились. Андрей поднялся, передёрнул плечами, как бы стряхнул с себя пережитое напряжение и заговорил:

– Ты, Петро, иди, запрягай лошадь. Мы будем выносить этих… А ты, мать, наведи здесь порядок, да вымой всё как следует, чтобы никаких следов не оставалось.

Потом они вынесли трупы, уложили на телегу и повезли их обратно через лес к реке. Доехали до реки, сделали во льду прорубь и всех четверых бандитов вместе с ружьями и ломом спустили под лёд. А коня с телегой направили в лес, в сторону, откуда и появлялись бандиты. Мать как следует отмыла полы в доме и в сенцах.

Прошло несколько дней. Вдруг заходит милиционер. Мать знала от Андрея, что тот тоже был связан с бандитами. Стал расспрашивать у матери: не заходил ли, или не заезжал ли к ним в ближайшие дни кто-либо.

– Да нет, к нам, уже давненько никто не заходит…

Осмотрел милиционер дом, сарай, двор, ничего подозрительного не обнаружил, пошёл в дом к Андрею. Там тоже ответили, что давно никого не встречали и не видели. Так и ушёл ни с чем.

Весной выловили трупы довольно далеко от Кордона. Земляки поговаривали, что это станичники устроили засаду и всех перестреляли. Вот такое было время.

Глава 12

Надо признать, что новоиспечённые коммунистические идеологи были неплохими психологами умели хорошо «промывать мозги» и привлекать народ на свою сторону, хитро подменяя общечеловеческие понятия здравомыслия заманчивыми лозунгами.

Так начиналась новая эпоха в истории государства Российского. Конечно, всяк по-своему воспринял и пережил перемену государственного устройства. Тогдашние лозунги: «Земля крестьянам», «Заводы и фабрики – рабочим», «Равенство и братство» призывали и привлекали молодёжь к построению новой жизни, а тут ещё распевали: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!». Но вожди революции меж тем посмеивались в усы: «Будут вам заводы и фабрики, и земля будет – да только так, как решит партия!»

Привлекла эта замануха и семнадцатилетнего Петра Сапожникова в 1924 году вступить в комсомол. Из города он привёз портрет В. И. Ленина и повесил в комнате. Бабушка Алена всё удивлялась и спрашивала:

– Это что ж, новый российский царь, в кепке да косоворотке? Раньше-то цари нарядней были. А этот в косоворотке, кто ж его слушаться будет?

Попервоначалу Райкомы посылали на заготовку хлеба своих же коммунистов и комсомольцев к местным зажиточным казакам. Правда, из этого мало что получалось. В одно из указанных в списке семейств послал Райком и Петра Сапожникова решать вопрос по сдаче хлеба:

– Открыл дверь здоровенный детина. Мужики сидят за столом, обедают, попивают брагу.

– Зачем пришёл? – Спросил старший.

– Да вот, послали меня объявить вам, чтобы вы сдавали хлеб государству.

– А ты сам-то чей будешь?

– Сапожников я.

– Знаем мы твоего отца и деда. Добрые казаки были.

– Ладно, приготовим мы тебе хлебушко. Сказано было так, что, как хочешь понимай – то-ли с угрозой, то-ли вправду приготовят.

– А пока сидай за стол да браги выпей с нами, посмотрим какой ты казак.

Сел Петро за стол, а сам думает: «У этих не то чтобы хлеб получить, а как бы в живых остаться, и для чего этот здоровяк, что дверь открывал, встал за моей спиной. Неспроста это. Сразу вспомнилось, было в районе такое дело – послали двух комсомольцев хлеб изымать, так их и «след простыл».

Взял литровую кружку браги, стал пить, но как будто поперхнулся, поднялся – закашлялся, да выскочил на улицу. На том и закончилось его участие в хлебозаготовках. У него-то закончилось, а у власти ещё долго – долго будет продолжаться.

Подошёл 27-й год. Уже три года, как встречались и любили друг друга Пётр и Маришка. Петру – 20, Маришке – 17 лет, пора уже свою семью создавать. Отца у Петра в живых уже не было. Пошёл Пётр к матери решать вопрос о женитьбе на Маришке Питиримовой. Мать согласилась. Но старший брат Андрей, сам уже женатый, по-другому смотрел на дело женитьбы младшего брата.

– Ну что ты привязался к этой Маришке, есть невесты и побогаче.

– А я за богатством не гонюсь.

– Да и молодой ты, успеешь ещё жениться.

– А сам-то ты когда женился? И что твоя жена много тебе богатства принесла? Но Андрей продолжает настаивать на своём:

– Что-то, да принесла. А вот у моей жены молоденькая родственница есть, те побогаче нас живут. Вот мы бы тебя с ней и познакомили, сыграли бы свадьбу, за нею хорошее приданное дадут.

– Что ты привязался – побогаче, побогаче, приданное, хорошее. А мы или Питиримовы, что совсем нищие? И у нас и у них всё есть, ни в чём не нуждаемся.

– Да так-то оно так, только ведь можно и побогаче жить, а эта молодка и помогла бы тебе быстрее подняться. Тут уж Петро вспылил:

– Я жениться собрался, а ты что ко мне пристаёшь, с чужим богатством. Что ты мне навязываешь какую-то невесту, которую я знать не знаю и знать не желаю? Есть у меня невеста, и никого другого мне не надо.

И так продолжали братья спорить и ругаться, не один день. Довёл Андрей Петра до того, что тот схватил верёвку и побежал в сарай вешаться. Мать в слёзы, да за ним…! Конечно, никакого повешения не случилось. И мать поставила точку в этом споре:

– Всё, хватит ругаться, засылаем сватов к Питиримовым, а ты не мешай, – решительно сказала мать Андрею. Так было и сделано. Свадьба была весёлая. День на кордоне у Сапожниковых, другой на хуторе у Питиримовых. Наряжались, катались на тройках. В свадебных подарках, кроме всего прочего, на обзаведение молодой семье было подарено: десяток кур, петушок – драчун, козлёнок и козочка, два поросёнка, тёлочка и пара бычков.

Так Маришка Питиримова, праправнучка Мартина Сапожникова, дальнего родственника Сапожниковых, стала Марией Ермолаевной Сапожниковой. В 1928 году у них родился первенец Коленька, здоровенький, славный мальчик. Он рано научился разговаривать, родители в нём души не чаяли.

К этому времени заканчивалась эпоха управления сельским населением полувоенными комиссарами, назначаемыми вышестоящими партийными органами. Вспомнили ленинский лозунг «Вся власть – советам».

Дошла очередь и до хутора Кувшинова, где надо было провести выборы председателя сельсовета. Во двор бывшей казачьей управы натащили скамеек, поставили стол, стулья, собрались и стали ждать районное начальство.

Из района приехали три человека: председатель райисполкома Семён Яковлевич Шапиро, секретарь парткома ВКП(б) района и оперуполномоченный района (по народному – чекист).

Председатель Райисполкома разъяснил обязательность организации местной власти. Встал партийный секретарь стал рассказывать о руководящей роли партии большевиков и о необходимости вступать в её ряды. Заканчивая спросил: – есть ли среди присутствующих коммунисты? Ответом было полное молчание.

– Так, ясно! – Закончил секретарь. Стали районные руководители совещаться между собой. Партийный секретарь всё возмущался, что опять придётся избирать беспартийного председателя.

– А где его взять, партийного? – Отвечал председатель исполкома, – уже все сроки прошли по организации советской власти на местах. А твои коммунисты позанимали административные должности в районе, а на хутор никого палкой не загонишь. Будем избирать из того, что есть. Я тут заранее кое с кем переговорил, есть у меня кандидат из бывших комбедовцев.

– Итак, товарищи! – Кого вы предлагаете в председатели сельсовета? – Опять заговорил предисполкома.

– Народ задумался… А Семён Яковлевич уже обращается к поднявшемуся: «Слушаем Вас, кого Вы предлагаете?»

– Предлагаю кандидатуру Шаронова Ивана, он у нас активист и дело знает, – заговорил Фрол, один из собутыльников Шаронова.

– Кого, кого? – Зашевелился народ, – и когда это Фрол успел таких слов нахвататься – «кандидат», «активист»? Ну шустряк! – и стали что-то обсуждать между собой.

– Это какой же Шаронов?

– Это тот, что вместе с комбедовцами лазил по чужим амбарам?

– Нет, не пойдёт, не нужен нам такой руководитель! – Стало доноситься до председательствующих.

– Товарищи, товарищи, так нельзя, надо голосовать, стал успокаивать народ предисполкома.

– А что сразу голосовать? – Заговорил поднявшийся казак, – мы тут посовещались меж собой и предлагаем избрать Сапожникова Андрея Ивановича.

– Да, да! – Поддержали голоса с разных сторон – вот он подойдёт.

– Нет, нет, товарищи, так нельзя, надо голосовать, и всё по порядку:

– Первым поступило предложение избрать председателем Шаронова Ивана Николаевича. Итак – кто за то, чтобы председателем сельсовета избрать Шаронова Ивана Николаевича – прошу голосовать!

Поднялось несколько рук, но голосующие покрутив головами и видя, что больше никто не голосует, быстро опустили руки.

– Ну что ж вы, товарищи!? – активней, активней, давайте голосовать! – Попытался уговаривать Семён Яковлевич.

– Да не нужен нам такой председатель, чего тут голосовать! – Донеслось до президиума.

Разволновавшись, что не удаётся провести в председатели сельсовета подготовленную кандидатуру, Семён Яковлевич перескакивая через процедуру – кто «против», кто «воздержался», сразу предложил голосовать за Сапожникова Андрея Ивановича.

– Почти все присутствующие подняли руки.

– Только не опускайте руки, сейчас посчитаем и занесём в протокол… А кто «против? – Поднялось несколько рук тех, что пытались голосовать за Шаронова.

– А кто воздержался? – Продолжал Семён Яковлевич.

– Но таких не оказалось.

– Итак! – Подвёл итоги предисполкома района, – в результате голосования председателем Кувшиновского сельсовета избран Сапожников Андрей Иванович. Теперь все вопросы к нему – закончил Семён Яковлевич.

Так Андрей Иванович Сапожников стал председателем сельсовета. Только не дали ему долго руководить устройством казачьей жизни в новых условиях. Нельзя было допускать, чтобы подобные люди были у власти. И как это практиковалось партийным руководством, в Райком и в Райисполком, якобы, стали поступать жалобы на ошибки и недостатки в действиях Андрея Ивановича. Через год с небольшим в хутор доставили депешу: «Председателю Кувшиновского сельсовета явиться в райисполком с документами для отчёта о проделанной работе». Пришёл Андрей домой, показал жене депешу.

– Приготовь мне что-нибудь перекусить в дороге, завтра спозаранку поеду в район.

– Ну вот дождались! – С беспокойством заговорила жена, – так я и знала, что это произойдёт. Чует моё сердце, не отпустят они тебя домой, что я тогда буду делать одна с двумя малыми детьми.

– Ну что ж, если не отпустят, буду жить в райисполкоме, – попытался отшутиться Андрей.

– Да не в райисполкоме ты будешь жить, а за решёткой!

– Ну ты и скажешь, что ж я такого натворил, чтобы меня за решётку прятать. Ничего не украл. Планы по заготовкам, хоть и с запозданием, но выполняем. Какие ко мне могут быть претензии? Перестань переживать понапрасну. Сдам отчёт и вернусь, – успокаивал жену Андрей.

А жена за своё:

– Не зря бабы шепчутся, будто дружки Шарона по-пьяне болтали, что Шарон скоро скинет Андрея.

– Да что ты слушаешь бабьи сплетни и болтовню этих пьянчуг. «Собака лает, а ветер носит» – всех не переслушаешь. Давай-ка спать будем собираться, а то завтра рано вставать, – закончил разговор Андрей.

Уложили детей, улеглись сами, но оба долго не могли заснуть. Каждый в отдельности думал по-своему, но думали-то они об одном и том же – чем закончится завтрашняя поездка в район.

Пока добирался в район, много дум передумалось в дороге. А из головы никак не уходило, как утром жена со слезами кинулась на шею перед отъездом, как будто прощались навсегда. Хоть и не показал перед женой и детьми, как он на самом деле переживает из-за этой поездки, а в душе была какая-то непонятная тревожность. Так с этим душевным беспокойством и вошёл он в райисполком. В приёмной попросил секретаршу, чтобы та доложила председателю о его приезде. Выйдя из кабинета председателя, секретарша сказала, что Семён Яковлевич сейчас занят, надо подождать, как освободится обязательно примет Андрея Ивановича.

В кабинет к председателю райисполкома то и дело заходили и выходили какие-то люди, наконец, пригласили Андрея.

– Здравствуй, Андрей Иванович! Присаживайся, документы привёз?

– Привёз.

– Ну, давай сюда. Андрей передал документы Семёну Яковлевичу. Тот полистал, полистал бумаги, потом кому-то позвонил. Зашёл мужчина в полувоенной форме. Семён Яковлевич пояснил вошедшему:

– Вот приехал из хутора Кувшинова Сапожников Андрей Иванович, привёз отчёт о работе – проверьте, пожалуйста, и передал тому бумаги Андрея.

– Как дела на хуторе? – Продолжил разговор Семён Яковлевич.

– Да нормально, работаем, планы сдачи продукции стараемся выполнять.

– Что-то не очень-то вы стараетесь, часто нарушаете сроки сдачи зерновых.

– А как же их не нарушать? – Кто ж устанавливает такие сроки? – Заволновался Андрей Иванович.

– Зерно в колосе ещё не созрело, жатва только кое-где начинается, а срок сдачи уже подошёл. Я думаю, что тот, кто устанавливает такие сроки, ничего не понимает в производстве зерновых.

– А ты, стало быть, понимаешь? – Возмутился Семён Яковлевич.

– Я-то понимаю так, что для района важнее получить зрелое, хорошего качества, просушенное зерно, которое будет долго храниться, а не то, что сразу с поля и на склад, с высокой влажностью, которое через месяц сгниёт.

– Андрей Иванович, а ты не задумывался над тем, что не тебе решать, что и когда в районе делать? Твоё дело выполнять планы и сроки, а что и как планировать по району, не твоего ума дело! – Начал сердиться Семён Яковлевич и продолжил:

– А ты почему в партию не вступаешь? – Всё-таки председатель сельсовета, должен хуторянам пример показывать.

– Да я как-то не задумывался над этим. А пример хуторянам я показываю как надо работать и как надо относиться к общинному имуществу, – заволновался Андрей.

– Вот и плохо, что не задумывался. Я вижу, что не понимаешь ты политику нашей партии. А вот другие задумываются и вступают в партию, хоть и не руководители, а бедные крестьяне. И пишут нам, что ты умышленно срываешь планы и сроки, установленные районной властью.

– Это какая же сволочь такое может писать?

– Вы, Андрей Иванович, поосторожней с выражениями, – перешёл на официальный тон Семён Яковлевич.

– Вот и коммунист Шаронов пишет о недостатках в Вашей работе.

– Уже и коммунист, и пишет. Когда это Шарон научился писать, когда и читать-то по слогам едва умеет, пронеслось в голове у Андрея. Да, и оказывается, что это совсем не бабские сплетни то, о чём вчера говорила жена – вспомнилось Андрею.

– Вижу я, Андрей Иванович, плохо Вы понимаете политику партии, а если прямо сказать – не хотите Вы понимать эту политику. Не хотел я давать делу ход, да наш разговор показал, что напрасно. Пройдёмте в другой кабинет…

– Прошли в конец коридора, вошли в кабинет. К окнам спинами сидят три столоначальника. Против света лиц сразу и не разглядеть.

– Ну что, Семён Яковлевич, поговорили? – Спросил один из сидевших за столом.

– Да! – Поговорили. Только не хочет понимать гражданин Сапожников, что требует от него партия.

– Так, так, понятно. Придётся помочь гражданину Сапожникову освоить политику партии в другом месте, – продолжил тот же из-за стола.

– Так что, Семён Яковлевич, значит, как решили…? – Уточнил сидевший в центре стола.

– Да, да, без изменений, – подтвердил Семён Яковлевич.

– Тогда приступим, – проговорил сидевший за столом, взял в руки какой-то лист бумаги и встал.

И сразу как обухом по голове: «Рассматривается дело Сапожникова Андрея Ивановича – председателя Кувшиновского сельсовета, беспартийного, частного собственника. Женатого, имеет двух детей…», и пошло поехало по заранее заготовленному обвинительному приговору.

У Андрея после первых слов судьи сердце как будто стукануло и заколотилось в бешеном ритме, а в глазах поплыли радужные круги. Сквозь гул в ушах слабо доносилось, что за какие-то упущения в работе, за какие-то ошибки в государственной политике осудить на три года с содержанием в лагере строгого режима.

Решение суда обжалованию не подлежит. Осуждённого взять под стражу в зале суда.

Так и не дождалась жена Андрея его возвращения из района. А власть распорядится так, что больше никогда они не встретятся, и через три года никого из этой семьи в живых не останется.

В самом начале своего руководства новая власть была толи менее кровожадной, толи больше, чем до трёх, считать не научилась. В общем, за все его старания посадили Андрея Ивановича на три года.

Это уже потом спохватились – «за ошибки в государственной политике», да такой ярлык тянул на все 25 лет лагерей. А политика была такая – власть на местах должна перейти в руки беднейших слоёв населения – «быдлом управлять легче». Как говорил В. И. Ленин: «Управлять государством должна учиться каждая кухарка» – так это государством, а кто же тогда должен управлять селом?

Попал под эти «либеральные» наказания и Ермак Питиримов. Это было время, когда государством была объявлена новая экономическая политика, так называемый НЭП. То есть, государством приветствовалось развитие частной торговли и предпринимательства, мало того, правительством практически было заявлено о развитии частного производства. Благодаря этому частный капитал, у кого он ещё оставался или вовремя был переведён за границу, стал вкладываться в восстановление промышленности. Стали оживать фабрики, заводы, сократилась безработица. Вот это и нужно было правительству. Вложенные в производство капиталы уже не спрячешь, не увезёшь в чемоданах. А все собственники, от мала до велика, вносились в списки НКВД, теперь можно было начинать очередной этап национализации и конфискации, без всяких компенсационных выплат собственникам, да и зачем? Все они согласно спискам сгинут в лагерях.

Вот Ермак и попался на эту «удочку». Поднакопил деньжат, закупил ходового крестьянского товару – открыл торговую лавку для сельчан, зачем мотаться за всякой мелочью в район – заходи, покупай… Но, как всегда, нашлись любители писать «куда надо»… Приехали шлемоносцы, лавку закрыли, товар растащили. Очень тогда было в моде конфисковывать, конфисковывали целые заводы, а уж лавку запросто. А Ермаку Тимофеевичу – стандартные по тем временам – три года: «За ошибки в экономической политике государства».

1948 г. Вся семья Сапожниковых: Мария Ермолаевна, Пётр Иванович, Рая, Алина, Александра, Сергей.

Весна 1940 года

Лето 1948 года

Празднуют 1 мая 1946 г. Родители с друзьями: Борзуниными и Корзун.

Август 1946 г. Наводнение, вода заливает двор. Перебрались на крышу.

Военные и послевоенные годы. Раиса и мать что-то перешивают.

Октябрь 1941 г. Отец уходит в армию.

А это уже 1942 г. и так до октября 1945 года.

Отец с Александром Борзуниным занимаются перекладкой печей, после очередного наводнения.

Вот она – та полуторка, что возила нас на огороды.

Отец работает над очередным проектом

А теперь сам рассчитывает смету проекта.

1949 г. А мне уже два года.

Красноармейская книжка отца.

Алина Сапожникова. 1957 г.

Кирилл Питиримов 1960 г.

Трест «Дальолово» награждает отца.

Сидят мужики на завалинке и рассуждают: «После переворота да войны наступил НЭП, жизнь начала налаживаться, торговлишка стала развиваться, денежки завелись, но потом пришёл гегемон и всё пошло прахом, и откуда он взялся на наши головы, этот гегемон». А представители гегемона в образе ГПУ и НКВД активно продолжали прикрывать НЭП. Во всех городах страны «нэпманов», согласно ранее составленным спискам, вызывали в ГПУ и делали им сообщение, видимо, директивно согласованное, а потому и попавшее в историю: «Господа, вы копили золото на чёрный день. Чёрный день настал! Сдавайте золото государству».