Текст книги "Историки о происхождении Донского казачества. Ассимиляция или вымысел?"

Глава 8

По хуторам мануфактурной торговли практически не было, поэтому за покупками приходилось ездить в районную станицу или в город, где устраивались ярмарки.

Туда на продажу везли сельскохозяйственную продукцию, живых животных, лошадей и пр. Таким образом зарабатывали какие-то деньги, а потом на эти деньги покупали различную утварь, посуду, инструментарий и другие жизненно необходимые товары. К таким выездам готовились заранее. Откармливали животину и птицу, чтобы продать за хорошие деньги. Ермак тоже готовился: откормил как следует двух молодых быков, и поехал в Берёзовку продавать их. Он удачно продал быков и присел на скамейку, за воротами базара – перекусить. Сидит, ест, да размышляет о дальнейших действиях, куда лучше деньги потратить. Подошёл к нему мальчик – подросток и стал просить:

– Дяденька! Может хоть ты поможешь моему горю?

– А что ж у тебя случилось?

– Да у нас с сестрой отца нету, а мама лежит совсем больная, не встаёт. Я раньше, пока деньги были, ходил за продуктами, теперь и деньги кончились. А мама говорит, что у неё есть немного золотых монет, их можно поменять на деньги, только надо найти хорошего человека, чтобы не обманул. А вы не поменяете мне золотые монеты на бумажные деньги? А то на золото в обычном магазине не торгуют, да и мама говорит, что золото у меня могут отобрать.

– Может и поменяю! – А сам думает, неплохо бы заиметь несколько золотых монет, на них можно хорошо отовариться в «Торгсине» (торговый синдикат).

– Давай показывай, что у тебя за монеты и сколько?

– Нет, дяденька, они у мамы. Здесь недалеко. Я сейчас сбегаю и принесу.

Вскоре мальчик вернулся.

– Ну, показывай – сколько ты принёс золотых монет?

– Семь золотых – по 10 рублей, так Мать сказала.

Мальчик достал из кармана и подал кожаный мешочек со шнурком. Ермак развязал и стал разглядывать. Потом основательно пересчитал золото, попробовал на зуб, полез за деньгами и стал отсчитывать. А мальчик завязал мешочек и стал ждать пока дядька отсчитает сколько надо. Отдал Ермак деньги, взял мешочек, прикинул рукой на вес, да сунул в карман. Про себя же думает: «Хорошо, сейчас пойду в «Торгсин», на золотишко там можно очень даже выгодно отовариться, потому что в «Торгсинах» товар был такой, что в обычных магазинах не сыщешь.

Пришёл Ермак в «Торгсин», выбрал порядком хорошего товару, мечтая в душе как он удивит и порадует семейство! Много набрал, на несколько десятков рублей, а рассчитаюсь золотишком – спланировал он. Ну вот и всё: «Сколько с меня?» и высыпал на прилавок перед приказчиком недавно приобретённое «золото». Приказчик посмотрел на рассыпанные по прилавку монеты и не мало удивившись, говорит: «Уважаемый, что это ты мне медяки подсовываешь!» Тут и сам Ермак глянул, а это не золото, а медяки, в глазах потемнело, и грохнулся он на пол без сознания. Приказчики забегали, принесли воды, давай его отхаживать, подняли на ноги, собрали его медяки и он, пошатываясь, вышел из «Торгсина». А ноги идти не хотят, подкашиваются, пришлось присесть.

– Да что ж это такое? Продал двух быков, и денег как не бывало. Как приеду домой, что говорить жене, детям? И откуда этот маленький шельмец взялся. Меня, казака, богатыря и так облапошил! Да если бы я только знал, да я б его …, да я б его… – только того и след простыл.

Когда приехал до дому, забрался на сеновал и дня три не показывался домашним, всё лежал и то ли вздыхал, то ли стонал, да так, что во дворе было слышно.

Однажды утром, Пелагея Захаровна обратила внимание, что дед Мартын засобирался как будто в дальнюю дорогу.

– И куда же ты собрался…? – Спрашивает Пелагея.

– Схожу на кордон к Сапожниковым, сто лет не виделись. Схожу, пока в силах, всё-таки какие не какие, а родственники. Но лукавил дед. Хоть Мартын и охаживал иногда костылём Петра Сапожникова, когда тот не замечал деда, сидящего в засаде на печи, и, проходя, мимо, не успевал увернуться от его костыля, тем не менее в Петре дед видел первейшего жениха для Маришки.

Придя на Кордон, Мартын встретился с Алёной – матерью Петра, отца в живых уже не было. Алёна напоила деда холодным взваром. Стали беседовать. После обычных вопросов и ответов как живётся на хуторе, да как живётся на кордоне? Мартын повёл речь о том, какая славная выросла Маришка Питиримова. И выучилась и мастерица, и домашнее хозяйство вести умеет.

– Ты, дед, к чему мне это рассказываешь? – Удивилась Алёна.

– Дык, вот я и говорю – хорошая жена из Маришки Питиримовой получится.

– А мне-то что из этого?

– Как что? – Твой Петро уже который год к нам бегает. Хоть и друзья они с Кириллом, но я-то вижу, что ухаживает он за Маришкой. Меня, старого, не проведёшь. Молодёжь думает, что старый ничего не понимает. А я-то видел, как Ермак старшую дочь замуж отдавал, сколько несчастья натворил. С него станется…, а вдруг и для Маришки сыщет какого-нибудь богатея. Так что не проморгайте, вовремя сватов засылайте.

– Так это как Петро, захочет ли?

– И не сумлевайся! Ещё как захочет. Меня старого не проведёшь, я-то вижу, – убедительно повторил Мартын.

На этом попрощались и Мартын отправился до дому да заодно прогуляться по хутору – как он сказал перед уходом. Уже и Пелагея стала обращать внимание на прогулки Мартына:

– И куда ты всё ходишь?

Но дед всегда резко обрывал: «Куда хочу, туда и хожу!».

Но вскоре самым неожиданным образом тайна его прогулок открылась. Как оказалось, дед не зря ходил прогуляться по хутору. Никто и представить не мог, что в этих прогулках дед «заженихается». Познакомился он с какой-то вдовствующей бабкой, и в последние свои годы захотелось ему поджениться. Договорился со старой бабкой и решил уйти к ней жить. Но она сказала, чтобы он сначала отсудил у внука скотину. И Мартын судился с Ермаком и отсудил: телёнка, 2-х овец, 5 кур, 2 гуся и поросёнка.

Но недолго продолжалась у стариков их совместная жизнь. Как проели всё, что досталось по суду, а дальше-то как и на что жить? Решил дед вертаться назад, да и идти-то было больше некуда. Пришёл к Пелагее Захаровне, просит, чтобы не прогоняли. Весь был грязный, заросший, вшивый. Пелагея добрейшей души человек, да и какой он не есть, а всё ж родня – прадед.

– Что ж мне с тобой делать? Ладно, сиди пока на скамейке, а я баню затоплю, – озаботилась Пелагея.

Нагрела воды. Перед баней заставила деда раздеться. Завела деда в баню, заставила мыться. Тем временем развела около бани костёр, собрала его вшивые шабалы и сожгла. Принесла чистую одежду. Приодела деда после бани. Потом постригла его. Но после возвращения прожил он недолго и вскоре умер.

Глава 9

Мартин Иванович Сапожников на самом деле был каким-то дальним родственником семье Сапожниковых, которые проживали в тех же краях, но в лесистой местности на так называемом «кордоне», рядом с рекой Медведицей. Примерно одного возраста с Мартыном был дед моего отца, Петра Ивановича Сапожникова – Андрей Николаевич Сапожников, да и в войнах одних и тех же они участвовали. Казак он был заслуженный – Кавалер Георгиевского банта, имел четыре Георгиевских Креста. Это был настоящий богатырь, человек необычайной физической силы.

Как-то Мария Ермолаевна, будучи уже замужем за Петром Ивановичем, с золовкой, сестрой мужа, пекли добрые квашеные блины, и она с пылу, с жару, подносила их деду. Тот аппетитно, со сметаной, поедал их. А она в уме считала, сколько же за один присест съест таких блинов после миски борща этот человечище? На тридцатом (!) блине дед остановился:

– Хватит, спасибо, дочки, накормили деда.

После столь сытного обеда прилёг отдохнуть. А тут внучек, непоседа лет четырёх – пяти бегает, шалит, деда теребит, спать мешает…. Дед возьми, да и в шутку, как бы играючи, щёлкнул ему щелбан в лобик. Внук, брык, и упал без сознания. Тут уж деду досталось от женщин, так что стало совсем не до сна. Пошёл он тогда пару быков в телегу запрягать, надо было в поле ехать. Одного поставил к телеге в ярмо, а другой упрямится, не хочет впрягаться. Дед его по-хорошему – и так и сяк. Не слушается, упрямится, упирается… Кончилось у деда терпение: «Ну загнети твою в душу» выдохнул дед, а было это самое страшное его ругательство. Родные и друзья знали, что после этих дедовых слов надо отходить куда подальше. Трахнул он кулаком быка под бок, тот захрипел, упал на передние колени и завалился на бок, а изо рта кровавая пена.

– Боже ж ты мой, что делать? И что ж за день такой выдался, только блины и были в радость. То чуть правнучка не зашиб, а теперь вот бык валяется. Надо резать, пока не издох, хоть мясо будет.

Разделали быка, осмотрели, в чём причина? Оказывается, дедушка проломил быку два ребра, да так, что те вонзились в лёгкое и распороли его. Вот что можно натворить с расстройства. Но это дела домашние, уже стариковские, а были другие, молодые, боевые дела, военные. У казаков свои порядки. Даже находясь в запасе и проживая дома с семьёй, с казаками периодически проводили учебные военные сборы, чтобы не забывалось умение владеть оружием и воинскими приёмами. Но иногда казаки просто хитрили, чтобы избавиться от семейной обыденности.

В летнюю пору, когда оканчивалась весенне – полевая страда и казакам особо было делать нечего, тогда, чтобы оторваться от однообразия семейных забот уговаривали они атамана, чтобы тот объявил воинские сборы.

Снаряжались по-военному, брали с собой съестные припасы, не забывая добрую бутыль самогона, и отъезжали куда-нибудь на дальние заимки, подальше от жён и детей. Конечно же тренировались в стрельбе, фехтовании, в джигитовке, в рубке лозы и т. д. А по вечерам, после доброй чарки самогона были песнопения и пляски, слушали рассказы и пересказы участников боевых кампаний. Так и передавались из поколения в поколения традиции и знания о прежней жизни и подвигах предков.

Молодые казаки, как говорится: «не нюхавшие пороху», любили расспрашивать опытных казаков о военных событиях, в которых те участвовали. А те с большим удовольствием вспоминали своё прежнее участие в военных баталиях.

Так, в один из вечеров уговаривает молодёжь Андрея Николаевича Сапожникова начать рассказ о его непростой боевой службе, тем более что за годы военной службы был он награждён четырьмя Георгиевскими Крестами.

– Да расскажи ты им, Николаич, как тебя турки в плен брали, – поддакивают ветераны.

– А что, его и в плен брали? – Удивляется молодёжь.

– Брали, брали, – продолжают подсмеиваться ветераны.

Николаич добродушно улыбается, вспоминая те события. Потом вздохнув, начинает издалека, чтобы молодёжь усваивала, что такое фронтовые дела:

– Время было военное, – начинает свой рассказ Андрей Николаевич, – стояли лагерем, но боевых действий пока не велось, хотя турки были поблизости – то ли перемирие, то ли переговоры какие, рядовым особо не докладывают.

Но служба есть служба. Каждый день назначается караул, охрана лагеря, наряд на кухню – подсобить поварам приготовить кормёжку на такую ораву. Так вот, в свою очередь попадает Андрей Николаевич в наряд на кухню, и как самому здоровому, выдают ему топор, верёвку и направляют в лес заготавливать да таскать дрова для кухни.

– Вот когда в разъездах, на конях, по-кавалерийски, кухня за тобой не поскачет, – наставляет молодёжь Андрей Николаевич, а тут другое дело.

– На фронте немало пехотных казачьих полков. Тут казаки, как и вся фронтовая пехота. Здесь тебе и кухня, и лазарет поблизости, и артиллерия – всё как и должно быть в боевой армии. А то молодёжь думает, что казак только на коне и воюет. Нет, браты, есть кавалерия, есть пехота, есть артиллерия, куда попадёшь, там и будешь боевую службу справлять. Это вам, ребятки, не лозу шашками рубать. На фронте много обязанностей. Кто-то на передовой в окопах и в атаки ходит. Кто-то его кормит, другие снабжением занимаются. А то как же, патроны, снаряды ежедневно расходуются, а где их взять. Или опять же пропитание – всё надо подвезти. Вот так попадёшь к тыловикам, там и будешь службу нести. А это – скажу я вам – непростое и небезопасное дело, когда на передовые позиции надо всё доставлять и всё это под обстрелом. А таскать на передовую ящики с патронами или снарядами дело не шуточное. Там не семь, а все семьдесят семь потов сойдёт, да хорошо, если пуля-дура тебя не достанет. Высунешься не вовремя – вот и готов. Пуля, она не разбирает, кем ты служишь. Так что не думайте, что у казака вся служба на коне происходит. Нет братцы, не так оно. А дисциплину соблюдать надо. Куда пошлют, там и старайся не отлынивай. Так наставлял молодёжь Андрей Николаевич.

– Да мы это понимаем, – откликаются молодые казаки, но ты всё-таки расскажи, как тебя турки в плен брали.

– Так вот я и говорю, – продолжает дед.

– В общем, отправили меня за дровами, но вблизи, весь сухостой уже перевели, и пришлось мне пройти в лес довольно далеко от лагеря. С собой топор да верёвка. Заготовил я добрый ворох сушняку, и только собрался его увязывать, как, откуда ни возьмись, четыре турка с винтовками: «Урус, сдавайся!», – и что-то лопочут по-своему да винтовками размахивают. В общем-то понятно, что в плен они меня берут…»

– Да как же так, вроде ж перемирие?

А те штыками пытаются подгонять меня на свою сторону. Длиннющая винтовка в лесу, в кустах, не очень-то удобное оружие.

– Ну, попал! Загнети твою в душу, – выругался дед.

Изловчился, да так, что турки и опомниться не успели, кого кулаком, кого дубиной, мигом уложил всех четверых. Сам быстренько от верёвки отхватил топором четыре куска, да и посвязывал руки туркам. После его кулаков не сразу те пришли в себя, а когда очнулись: лежат они со связанными руками, а над ними казачина.

– Ну что, очухались? Поднимайтесь, зараз я вас в плен поведу.

Три винтовки на богатырское плечо, одну наизготовку и вперёд, т. е. назад, в лагерь. Ведёт турок по лагерю, а казаки смеются:

– Пошёл в лес за дровами, а приволок турок.

– Что, Николаич, теперь кухню турками кочегарить будем?

Тогда, за пленение четырёх турок дед отца получил один из своих Георгиевских Крестов. Потом в боях за отвагу и смелость Андрей Николаевич был награждён ещё двумя Георгиями. А вот ещё одним Крестом он был награждён за единоборство с турком, и дело было так:

– В очередной раз была какая-то остановка в боевых действиях. Братания с мусульманами, конечно, не было, но кое-какое общение всё же было. И вот заспорили турки с нашими казаками: кто из них сильнее, а выяснять было решено поединком двух борцов в присутствии казацкого полка и турецкой воинской части.

Выстроились на поле. Турки с одной, казаки с другой стороны. Турки известные борцы. Была когда-то даже так называемая «Турецкая борьба». Вот и вышел на поединок здоровенный турок, первейший борец среди своего воинства.

Зная силу Андрея Николаевича, казаки, по сути, вытолкали его из своих рядов на поединок. Схватились борцы на виду у всего воинства. Андрей, обладая огромной физической силой и природной ловкостью, вряд ли владел какими-то борцовскими приёмами. И пришлось ему не раз и не два вырываться из цепких захватов турка. А тот, применяя приёмы, причинял ему раз за разом сильную боль, чем и привёл того в состояние ярости.

– Ну, «загнети твою в душу», – прорычал прадед и с яростью накинулся на турка. Захватил его так, что кости затрещали. Оторвал того от земли, и так же, как всю жизнь кидал на плечо многопудовые мешки, поддал коленом снизу, закинул махом туда турка, да по ходу приподнял ещё и тут же трахнул его оземь так, что и черевички у того с ног слетели, и турок потерял сознание. Выскочили из строя турецкие солдаты, подхватили безжизненного турка и потащили в свой лагерь. Казаки же прокричали «Ура» да кинулись поздравлять деда с победой. И вернулся наш прадед домой с четырьмя Георгиевскими Крестами, т. е. кавалером «Георгиевского банта».

Глава 10

Сын заслуженного казака, Андрея Николаевича – Иван Сапожников, тогда глава семейства, по договору с местным барином, работал лесником. Лес тот был собственностью тамошнего барина Гриднева Михаила Владимировича.

Гриднев М. В. переехал из Царицына, где имел промышленные и торговые предприятия, а предки его какое-то время проживали в здешних краях. Но его дед был направлен служить на так называемую «Царицынскую линию». Вот тогда и семью пришлось забрать с насиженного места. Выйдя в отставку, перебрался в город Царицын, где и занялся коммерцией. Дела пошли в гору. Его внук, Михаил Владимирович, стал уже весьма богатым хозяином. Как и многие богатые собственники того времени увлекался охотой, и содержанием лошадей. Через эти занятия захотел он изменить привычный городской образ жизни. Передал управление городскими предприятиями старшему сыну, а сам решил прикупить большой участок лесных и луговых угодий вдоль реки Медведицы и здесь обосноваться. А потянула его в родные края коммерческая идея – заняться разведением породистых донских лошадей. Это дело могло стать достаточно прибыльным, так как на торгах цены на породистых лошадей доходили до 3000 рублей. Но для начала на новом месте надо было строиться. Подсказали, пригласить известного в округе строителя Ивана Сапожникова. А стройка предстояла большая. Строить пришлось не просто дом, а целую усадьбу, со всеми подсобными помещениями, пристройками и конюшнями.

Как говорится: «ударили по рукам». Иван собрал артель умелых строителей, строил сам и руководил артелью. К осени следующего года усадьба была построена. Барину очень понравился дом: большой, высокий, с резными наличниками, крыльцо с балясинами и другими украшательствами. Качество работ тоже понравилось Михаилу Владимировичу. После расчёта со строителями Гриднев предложил Ивану Сапожникову стать лесником его лесных угодий. С той поры Иван все последующие годы был лесником. Между ними сложились уважительные отношения. В дальнейшем Гриднев не раз бескорыстно помогал семье Сапожниковых.

Но вот детские годы для Ивана сложились не лучшем образом. В трёхлетнем возрасте заболел Иванушка оспой. Андрея Николаевича, служилого казака – отца Ивана, как это довольно часто случалось, не было дома. Он где-то в казачьем походе, а поле, огород, обрабатывать надо. Оставила мать Ванюшку одного в доме, заперла дверь и ушла в поле работать. Ванюшка наскучался в доме, и хоть был ещё мал, а всё ж умудрился открыть окно и вылезти во двор. На улице летняя жара, пот заливает лицо, оспины чешутся до невозможности. Когда мать вернулась – «Боже ж ты мой», на ребёнке лица нет, всё в кровь расцарапано. Кое-как умыла. Что делать, как лечить? Набрала дровяной золы и давай присыпать ею ранки на лице. Ранки в конце концов затянулись, но вместе с древесной золой. Так на всю жизнь его лицо осталось в страшных чёрных оспинах. Но эта ужасная внешность никак не отразилась на его характере и способностях. Выучился он строительному делу, стал умелым и уважаемым строителем.

В то время у барина в батрачках жила молодая девушка Алена-сирота. Когда ей было 12 лет, родители умерли от холеры. Какие-то родственники отдали её в барский дом, где она убиралась по дому, нянчила детей. Через несколько лет глянулась она Ивану, который не раз бывал у барина в доме, выполняя его поручения. Попытался он за ней ухаживать, да куда там. С его лицом только чертей пугать, а не за девушками ухаживать, а здесь молодая да ещё и пригожая. Пошёл он тогда к барину, уговорил того поженить их. Как узнала Алена, что её отдают замуж за Ивана, побежала вешаться, да не позволили ей этого. В конце концов, сыграли свадьбу и волей – неволей стала она его женой. Но характером Иван был добрый и обходительный человек. Он жалел её и крепко любил, никогда не устраивал для жены побоищ, как некоторые казаки. За его отношение к себе полюбила и Алена Ивана, так что потом уже и не замечала его черноточечного лица. Так прожили они долгие годы в любви да согласии. У них было пятеро детей: первенец именем в деда – Андрей, далее Степан, Семён, Александра, и наш будущий отец Пётр.

Иван Андреевич Сапожников хозяином был крепким. Мастер, как говорится, на все руки. Сам работящий, прекрасный строитель. Детей обязательно отдавал в обучение. И был он настоящим лесником, а дело это далеко не простое. Лес тоже живой организм. И так же, как любой живой организм, может заболеть и требует за собой ухода. Надо вовремя заметить и распознать – какая зараза прицепилась к тому или иному дереву, ни в коем случае не дать распространиться болезни на окружающие деревья, следить и предупреждать лесные пожары – в общем хлопот хватает.

А в случаях заготовки строительного леса надо было грамотно определять зрелые деревья под порубку. Да время порубки тоже надо было устанавливать. И опытные, грамотные лесники знали, что заготавливать древесину нужно тогда, когда прекращается сокодвижение, т. е. поздней осенью или зимой. Такой строевой лес будет обладать хорошей долговечностью. В обязанность лесника входит и охрана леса от самовольных браконьерских порубок.

Однажды пошёл Иван Андреевич со старшим сыном Андреем в осмотр лесных угодий. Прошли довольно далеко и вдруг слышат какой-то треск да глухие удары, недалеко от лесной дороги. Пошли в сторону этого звука. Подходят ближе, и перед ними открывается такая картина:

В стороне стоят две телеги, запряжённые лошадьми. Четверо мужиков повалили уже два дерева и обрубают с них ветки…

– А ну стой, мужики! – Крикнул Иван Андреевич. Те отпрянули от стволов, но топоры из рук не выпускают.

– Бросайте топоры! А сам снял с плеча винтовку. Андрей последовал примеру отца и снял с плеча охотничье ружьё. Побросали мужики топоры.

– Что ж это вы вытворяете? – Подошёл к ним Иван. А лица-то все знакомые. Как говорится – казачки-то свои.

– Дык, Иван Андреич надо хату подремонтировать, а вон у Николая сарай совсем развалился, ну вот мы и решили, – сам видишь….

– Я-то вижу, что вы решились на воровство.

– Ну, Иван Андреич, какое же это воровство, мы же хотели немного, по паре стволов на брата. Что от этого большой убыток будет барскому лесу?

– Убыток от четырёх стволов может быть и небольшой, только сегодня вы, завтра другие, потом третьи – это одно. А дурьи ваши головы подумали, кто ж летом рубит лес. Ты брёвна распустишь, отремонтируешь дом, а через пару лет он гнить начнёт, что тогда опять воровать пойдёшь? Неужели, невтерпёж было, дождаться, пока лист опадёт. Это одно, а второе рубить надо зрелое дерево, а не молодое, которое в рост идёт. А вы что срубили…? А пеньки, какого чёрта, чуть ли не в пояс оставили? Чтобы барину заметней было, как на охоту пойдёт? Он же с меня и спросит, вы об этом подумали? – Дурные ваши головы… Отвечать-то мне придётся. Пришли бы ко мне по осени, поговорили. Я бы сходил до барина, он человек не жадный, заплатили бы какую малость. Что у вас совсем грошей нема?

– Да нет, есть немного.

– А много то и не надо. Тогда бы я вам и указал какие валить деревья. А теперь, что с вами делать, дело то подсудное…

Тут уже рубщики взмолились…

– Что ж с вами делать…? И хватит плакаться.

– Значит, поступаем так: – рубите ветки, сучки, вершину и грузите на телеги сколько войдёт за раз. Вы двое ведёте телеги к берегу, благо река тут не далеко, и бросаете ветки в речку, пусть отнесёт куда подальше. А вы двое, отройте снизу пеньки, берите пилу и пилите пеньки у самой земли, чтобы и бугорка не осталось.

Так и сделали. За две ходки, двумя телегами, все ветки подобрали и вывезли.

– Теперь набирайте сухой листвы, сухой травы и присыпайте остатки от пеньков, да так, чтобы их и видно не было, – стал распоряжаться Иван.

– Распиливайте стволы, грузите на телеги и везите обходным путём, чтобы никто не видел.

– Ты уж прости нас, Иван Андреич, что-то не додумались мы, что можно-то и по-хорошему. По осени обязательно придём к тебе.

– Ладно, бог простит. Не вздумайте в другой раз такое устроить, больше пощады не будет.

– Да мы понимаем, не подведём Андреич, не сомневайся…

На том и расстались.

Когда младшему, Петру, исполнилось шесть лет (1913 г.), с отцом случился инфаркт. Летом в самую жару работал он в поле. Уже закончил дело и пошёл с поля домой, да вдруг что-то сердце прихватило, присел на мосточке передохнуть и уж больше не поднялся. На седьмом году отдали Петрушу в подпаски, а через два года доверили ему стадо как самостоятельному пастуху. А уже осенью, в девять лет пошёл он в школу. Летом работал, а зимой учился. Вот таким было детство у Петра Ивановича.

Старший брат Андрей женился, но жена вскоре умерла. Через некоторое время он женился второй раз. У них было два сына: Миша 1922 года и Петя 1924 года рождения.

Брат Степан учился очень хорошо. Закончил семилетку, поступил в техникум. Оплачивал учёбу барин, он с уважением относился к детям Ивана Андреевича. Техникум Степан закончил с отличием и хотел продолжить учиться в Москве. Стал он уговаривать старшего брата продать пару быков, чтобы на вырученные деньги он смог учится в институте на инженера промышленного и гражданского строительства, но Андрей не соглашался. Так спорили и ругались они не один день. Степан расстроился, переживал настолько, что у него случилось кровоизлияние в мозг, и чрез три дня он умер. Семён тоже недолго пожил на белом свете. В летнюю жару, устал после пахоты и прилёг отдохнуть на сырую землю. Застудился, случилось двухстороннее воспаление лёгких. Лечение домашними снадобьями не помогло, и он вскоре скончался.

Сестра, Александра вышла замуж за Волкова из другого хутора, у них было двое детей сын Юрий и дочь Татьяна. Пётр Иванович, отучившись и повзрослев, как и его отец, выучился строительному делу. Строил дома в округе, клал печи, выполнял любую строительную работу. В 17 лет познакомился с Маришкой Питиримовой и стал за ней ухаживать. Но до этого времени Донским казакам пришлось пережить годы первой мировой войны, революции, годы гражданской войны и бандитского разгула.