Текст книги "Золото императора"

Глава 2
Императорский обоз

Варвары Руфина остановились на границе Фракии близ небольшого городка. Впрочем, городок они разорять не стали, посчитав, что для столь большого войска в этом будет мало чести. Вожди вестготов и венедов были страшно разочарованы незадавшимся предприятием и не стали скрывать своего разочарования от Руфина. Конечно, патрикий не был виноват в случившемся, да и с варварами он успел расплатиться сполна. Но плата платой, а добыча добычей. Многие вожди и простые мечники рассчитывали обрести в этом походе не только золото, но и славу, и вдруг оказалось, что им придется вернуться домой, не солоно хлебавши и выслушать немало насмешек по этому поводу как от ближних, так и от дальних. Дабы утишить разгулявшиеся страсти, Руфин созвал молодых вождей на совет. Собственно, ему нечего было сказать варварам, оставалось только сидеть и слушать, что скажут они.

– А почему бы нам не напасть на легионы Валента, покидающие Фракию, – предложил Придияр.

– И что нам это даст? – пожал плечами рассудительный Оттон. – У Валента, если я правильно понял, сил вчетверо больше, чем у нас.

– В таком случае нам следует захватить ближайший большой город и разграбить его, – предложил Гвидон.

– Осада укрепленного города займет слишком много времени, – покачал головой Руфин. – Не только Валент, но Валентиниан успеют подойти на помощь осажденным.

– У меня к вам другое предложение, рексы, – неожиданно вступил в разговор Фронелий, скромно сидевший по правую руку от Руфина. – По моим сведениям, Валент попросил у своего брата огромный заем, чтобы расплатиться с легионерами. Обоз с золотом и оружием под усиленной охраной движется из Медиолана через Илирик во Фракию. Здесь его должен встретить комит Лупициан и препроводить далее в Константинополь. Если нам удастся перехватить императорский обоз, то это будет тяжким ударом для Валента. Я уже не говорю о том, что золото и само по себе не бывает лишним.

Варвары переглянулись и заулыбались. Похоже, предложение Фронелия пришлось им по душе. Руфин же заколебался. Римскому патрикию неловко было грабить императорскую казну. С другой стороны, если он хочет найти Фаустину и посчитаться с врагами, ему потребуется много золота. А его земли и имущество наверняка уже конфискованы Валентом и Валентинианом. В конце концов, война есть война. И с какой стати патрикий Руфин должен церемониться с теми, кто обобрал его до нитки.

– Обоз хорошо охраняется? – спросил у Фронелия Придияр.

Бывший магистр бросил на рыжего рекса косой взгляд и ответил с усмешкой:

– А ты как думаешь, варвар? Четыре миллиона денариев на дороге не валяются.

Вожди ахнули – сумма, названная Фронелием, показалось им непомерной, и только рекс Придияр сохранил невозмутимость.

– Я буду тебе очень обязан, ромей, если впредь ты станешь называть меня либо древингом, либо готом, либо венедом, а слово «варвар» мне не нравится.

– Я не хотел тебя обидеть, – развел руками Фронелий. – Пусть будет «древинг».

– Так как же с охраной? – спросил Оттон.

– Обоз сопровождают две тысячи клибонариев и пять галльских легионов, по тысяче человек в каждом, которые Валентиниан решил перебросить в Панонию. Для вас, готы и венеды, будет лучше, если они туда не дойдут.

– А сколько легионов у Лупициана?

– Трудно сказать, – пожал плечами Фронелий. – Но, думаю, Валент понимает, что во Фракии неспокойно, и оставил под его рукой достаточно сил, чтобы уберечь обоз от случайного наскока.

– В таком случае нам следует разбить Лупициана раньше, чем он соединится с галльскими легионами, – сделал правильный вывод из сказанного боярин Гвидон.

– А откуда ты узнал о золоте? – спросил у Фронелия Руфин.

– Четыре дня назад мы перехватили гонца, посланного комитом Ацилием к императору Валенту, – охотно пояснил магистр. – Честно говоря, я полагал, что Валент дождется легионеров, присланных старшим братом, и лишь затем двинется на нас. Но император рассудил иначе.

– Ацилий человек опытный, – задумчиво проговорил Руфин.

– Тем больше нам будет чести, если мы его разобьем, – усмехнулся Оттон.

– Вот слово не мальчика, но мужа! – восхищенно прицокнул языком Фронелий. – Вперед, венеды и готы, вас ждет слава и золото. А что еще нужно воину в этой жизни?

– Я бы добавил сюда еще и женщин, – усмехнулся Придияр.

– Браво, древинг! Тебе следовало бы родиться в Риме или хотя бы пожить в нем.

– Я принимаю твое предложение, ромей, – кивнул Придияр. – Сил, чтобы захватить Вечный город, у меня пока маловато, но я хотел бы, по крайней мере, увидеть его своими глазами.

Высокородный Лупициан вышел к границам Илирика точно в срок, согласованный с комитом Ацилием. Под рукой у Лупициана было пять легионов пехоты и полторы тысячи клибонариев – сила вполне достаточная для того, чтобы принять ценный груз и доставить его по назначению. В более спокойные времена для сопровождения императорского обоза с избытком хватило бы и одного легиона. К сожалению, по Фракии еще бродили недобитые шайки самозванца Прокопия, и Валент решил не рисковать. Кроме того, до Лупициана допели слухи о появлении на границе Фракии конных варваров, числом не то в пятьсот, не то в тысячу человек. Вряд ли столь малый отряд рискнет углубиться на территорию Римской империи, но и выпускать чужаков из виду тоже не стоило. Лупициан приказал трибуну Монцию обследовать окрестности и теперь с нетерпением ждал результата.

Свой шатер опытный комит разбил на вершине холма, едва ли не самого высокого в округе. Дорога, вымощенная камнем, огибала этот холм справа, а слева темнел густой лес, вызывавший у Лупициана немалое беспокойство. Комит, выросший в большом городе, к густым фракийским лесам всегда относился с подозрением. И предпочел бы сейчас оказаться либо в Сирии, либо в Иудее, где густые заросли столь же редки, как и полноводные реки. У подножья холма расположились пешие легионеры. Порядок в лагере царил образцовый, и комит остался доволен осмотром. Клибонарии, относившиеся к пехоте с легкой долей презрения, раскинули свои палатки чуть в стороне. Расседланные кони мирно поедали сочную фракийскую траву почти у самых зарослей. Лупициан предпочел бы, чтобы клибонарии всегда были у него под рукой в полной боевой готовности. К сожалению, люди и кони, проделавшие немалый путь, нуждались в отдыхе, а комит был слишком опытным военачальником, чтобы этого не понимать.

– Что слышно об Ацилии? – обернулся Лупициан к корректору Скудилону, стоящему за его спиной.

– Комит в двух днях путь от границы. Послезавтра он будет здесь.

Лупициан терпеть не мог Скудилона, но в данном случае это не имело никакого значения. Этого худого долговязого человека приставил к комиту сам Валент, чтобы тот лично принял драгоценный груз из рук Ацилия, а также проследил, чтобы ни один денарий не пропал из казны за время пути от Илирика до Константинополя. Что ж, Лупициану меньше хлопот. В конце концов, он полководец, а не финансист. Задача комита состоит лишь в том, чтобы во Фракии, вверенной его заботам, царили закон и порядок.

Трибун Монций, взлетевший на холм с порозовевшим от долгой скачки лицом, спешился в десяти шагах от комита и вскинул руку в воинском приветствии.

– Мы не обнаружили в окрестностях ни одного подозрительного лица, высокородный Лупициан.

– Неужели? – скривился комит. – Тогда объясни мне, Монций, кто эти люди, собравшиеся у кромки леса?

Монций обернулся и растерянно уставился на заросли, темневшие у горизонта. Именно туда указывал перстом Лупициан.

– Видимо, это пастухи, – растерянно произнес он.

– И кого они пасут?

– Наших коней.

– Увы, Монций, эти люди не пасут наших коней, они их воруют.

Похоже, комит был прав, и бесчинства, творимые негодяями, заметили наконец и клибонарии. К счастью, у них нашлись под рукой оседланные кони, и по меньшей мере пятьсот разъяренных всадников бросилось вслед за похитителями, которые уже успели скрыться в лесу с украденным табуном. Какое счастье, что императору Валенту служит не только трибун Монций, но и комит Лупициан, у которого все же хватило ума не гнать всех лошадей на пастбище, а придержать часть из них в лагере. Лупициан надеялся, что клибонариям удастся догнать и наказать обнаглевших конокрадов.

– Как ты думаешь, светлейший Монций?

– Я просто уверен, высокородный Лупициан, что клибонарии вернут лошадей и уничтожат шайку воров.

– Значит, ты даешь руку на отсечение, Монций, что, кроме конокрадов, в том лесу нет никого?

– Даю, комит.

Оптимизм трибуна понравился Лупициану, но беспокойство почему-то не покидало его. И он продолжал стоять на вершине холма под палящими лучами солнца, доводя тем самым свою утомившуюся свиту до белого каленья. Однако никто из трибунов, не говоря уже о чинах меньшего ранга, не осмелился напомнить комиту об отдыхе. Тем более что клибонарии, погнавшиеся за конокрадами, почему-то не спешили возвращаться обратно. Хотя времени уже прошло столько, что его вполне хватило бы для разгрома целой армии.

– Мне кажется, высокородный Лупициан, что тебе пора поднимать легионеров, – сказал вдруг треснувшим голосом долговязый Скудилон.

– Я не нуждаюсь в твоих советах, корректор, – резко оборвал выскочку комит. – Позволь уж бывалому военачальнику самому принимать решения.

– В таком случае хотя бы посмотри, что делается у тебя за спиною, – вскричал Скудилон.

Лупициан обернулся столь стремительно, что едва не сбил с ног перетрусившего корректора. Лицо комита сначала побледнело, а потом побагровело от ярости, похоже, на какой-то миг он даже потерял дар речи. Тем не менее, собравшись с силами, он все-таки сумел прохрипеть сигнальщикам, стоявшим в отдалении:

– Трубите тревогу!

Увы, комит запоздал с приказом. Пехота варваров двумя железными потоками огибала холм, чтобы ударить по легионерам, не успевшим выстроиться в каре. Лупициан с ужасом наблюдал, как падают на траву его люди, выкашиваемые гигантской косой.

– Кажется, это готы, – дрожащим голосом произнес Монций, – или венеды.

– Так готы или венеды?! – прорычал Лупициан, хотя какое это теперь имело значение.

От подозрительного леса к лагерю широкой лавой катилась тяжелая конница. Но это были не клибонарии, опытный в воинском деле комит не мог ошибиться на их счет. Варвары действовали быстро и решительно, не давая врагам опомниться. Лишившиеся коней римские всадники не оказали им никакого сопротивления и сыпанули в стороны еще до того, как враги достигли их палаток. У Лупициана язык не повернулся, чтобы осудить бегущих. Они спасали свои жизни, и в данном случае это был разумный выбор.

– Коня мне, – прохрипел комит.

Атаковать варваров он не собирался. В создавшихся обстоятельствах это было бы безумием. Следовало спасать и свою жизнь, и жизни трибунов, успевших на свое счастье покинуть лагерь еще до того, как он подвергся нападению. Комит выбрал единственно возможный путь для отхода и лично возглавил отступление. К счастью, резвость коней позволила Лупициану и его свите проскользнуть в брешь между двумя группировками пеших варваров, которые настолько увлеклись атакой на легионеров, что разомкнули железное кольцо вокруг холма. Пожалуй, никогда в жизни комиту Лупициану не приходилось покидать поле битвы с такой прытью. Конечно, он и раньше терпел поражения, но никогда эти поражения не были столь полными и безоговорочными. Комит вдруг с ужасом осознал, что потерял все войско. И если из семи тысяч пехотинцев и конников, которых он вел за собой, уцелели хотя бы несколько сотен, то это следует считать чудом.

– Их было больше, чем нас, – сказал трибун Монций, когда запалившиеся после долгого бегства кони перешли на шаг.

– Раза в полтора, – подтвердил Скудилон.

В умении корректора считать высокородный Лупициан нисколько не сомневался, зато у него возникли большие сомнения по поводу здоровья Монция. В частности, его очень интересовало, где были у трибуна глаза, когда он со своими дозорными объезжал окрестности.

– Рука при тебе, Монций? – спросил сдавленным голосом Лупициан.

– Да.

– Так отдай ее мне!

К сожалению, удар меча комита пришелся не столько по руке трибуна, сколько по его глее, и тот рухнул на землю, обливаясь кровью.

– Вперед, – прорычал Лупициан.

– А как же обоз? – спросил Скудилон, потрясенный расправой. – Кто предупредит комита Ацилия?

Лупициан враз покрылся мелкими капельками пота. Вопрос свой корректор задал вовремя и по существу. Если за потерю пяти легионов можно было еще как-то оправдаться перед императором Валентом, то утрату обоза он Лупициану точно не простит. Четыре миллиона денариев – это слишком большая сумма. Правда, золото охраняют пять галльских легионов и две тысячи клибонариев. И командует ими очень опытный человек. Хотя и весьма самонадеянный. Комит Лупициан не питал к высокородному Ацилию добрых чувств, но дело то было не в Ацилии, а в золоте, которое никак нельзя было отдать варварам.

– Трибун Геларий и ты, корректор, отправитесь навстречу обозу и предупредите комита об опасности, – распорядился Лупициан. – Возьмите с собой десять человек. Думаю, этого будет достаточно.

– А если мы угодим в руки варварам! – вскричал Скудилон.

– Значит, вас повесят, – отрезал Лупициан. – Передайте Ацилию, чтобы не рисковал понапрасну. Со своей стороны я сделаю все от меня зависящее, дабы прийти к нему на помощь. Но мне понадобится время, чтобы вызвать легионеров из крепостей и городов и привести их в нужное место. Возможно, на это уйдет неделя, возможно, десять дней. Пусть обнесет свой лагерь валом и ждет.

– Я понял, комит, – склонил голову Геларий. – И сделаю все, как ты приказал.

Высокородный Ацилий никого на землях империи не боялся, за исключением разве что императора Валентиниана. Да и не было особых причин для тревоги. Обоз из двух сотен подвод, доверху набитых золотом и оружием, охранялся таким количеством людей, что беспокоиться о его судьбе не приходилось. Тем более что Ацилий уже сегодня к вечеру рассчитывал пересечь границу Фракии и избавиться наконец от обузы, досаждавшей ему все эти дни. Путь Ацилия и его легионов лежал в Панонию. Восстание Прокопия подняло волну мятежей на границах империи, и божественный Валентиниан, не слишком доверявший своему туповатому брату и соправителю Валенту, решил укрепить гарнизоны крепостей в отдаленных землях проверенными военачальниками. Сведущие люди намекнули комиту Ацилию, что в случае успешной деятельности в Панонии у него появится шанс стать дуксом Фракийского военного округа, вытеснив с этого поста высокородного Гумоария, назначенного Валентом. Вообще Валент много потерял в глазах своего брата после того, как едва не упустил из рук половину империи, проиграв несколько важных сражений мятежнику Прокопию. К счастью для Валента, он все-таки сумел, в конце концов одержать верх над врагами без помощи старшего брата. Иначе дни его были бы сочтены. Валентиниан принадлежал к тому типу людей, которые никому и никогда не прощают поражений. Ацилий, проведший в свите императора немало лет, сам был свидетелем падений многих благородных мужей. Иные поплатились имуществом, но немало было и таких, которые лишились головы за единственный, быть может, в своей жизни промах.

– Гонорат, – обернулся комит к ехавшему по правую руку от него трибуну, – проверь, что за люди скачут нам навстречу.

Трибун Гонорат командовал личной охраной Ацилия и дело свое знал. Два десятка клибонариев, снаряженных как для боя, почти мгновенно сорвались с места и понеслись выполнять распоряжение комита. Ацилий не испытывал беспокойства по поводу незнакомых всадников. Во-первых, их было не более трех десятков, а во-вторых, даже на таком расстоянии он опознал в них римлян. Гонорат обернулся быстро и доложил комиту именно то, что тот рассчитывал от него услышать.

– Это посланцы высокородного Лупициана, трибун Геларий и корректор Скудилон.

– Важные сведения? – насторожился Ацилий.

– Нет, комит. Если верить Геларию, то дорога безопасна. Просто Лупициану надоело ждать, и он выслал навстречу нам своих людей, чтобы ускорить продвижение.

– Можно подумать, что мы ползем на четвереньках, чтобы досадить великому полководцу, – проворчал недовольный Ацилий.

– Трибун Геларий утверждает, что знает более короткую дорогу и очень удобный брод через ближайшую реку.

Ацилий уже потерял на переправах несколько телег и десяток лошадей, а потому решил прислушаться к советам людей, хорошо знающих местность. Тем более что трибун Геларий смотрелся человеком бывалым, прошедшим не одну военную кампанию. Не говоря уже о том, что он был римлянином, а не варваром, коих в последнее время много развелось в армии, в том числе и на командных должностях. Корректор Скудилон родился в Константинополе, что, однако, не мешало ему говорить на латыни, ласкающей слух образованного комита. Между Ацилием и корректором даже возник спор по поводу одной из речей Цицерона, произнесенной в стенах сената несколько сотен лет тому назад. Трибун Геларий только посмеивался, глядя на разгорячившихся спорщиков.

– Здесь следует повернуть направо, – подсказал любезный Геларий комиту, увлекшемуся интересной беседой.

– Но это проселочная дорога, – насторожился Ацилий. – Как бы колеса наших телег не увязли в грязи.

– Не беспокойся, комит, последний дождь в этих краях прошел две недели назад. Зато мы сократим путь почти на треть.

Ацилий обернулся на утопающий в пыли обоз и махнул рукой. И люди, и лошади были утомлены долгой дорогой и летним зноем, а потому с большой охотою свернули под сень дубравы. До реки, где животные могли утолить жажду, оставалось недалеко. Так, во всяком случае, уверял корректор Скудилон, и Ацилий охотно ему поверил.

– А что у тебя с рукой? – спросил комит у Гелария.

– Пустяки, – усмехнулся бывалый трибун. – Меня слегка зацепили в последней битве.

– Император Валентиниан опасается, что мятеж Прокопия вызовет волнения в пограничных землях империи, – вздохнул Ацилий.

– У нас пока тихо, – улыбнулся трибун Геларий. – Прошел, правда, слух о варварах, проникших во Фракию то ли из Венедии, то ли из Готии.

– Это уже заботы комита Лупициана, – нахмурился Ацилий. – А мне бы обоз побыстрее сбыть с рук.

– В этом мы тебе, пожалуй, поможем, комит, – сказал корректор Скудилон, оглядываясь по сторонам.

– Каким образом? – не понял Ацилий.

– А вот таким! – Трибун Геларий схватил комита здоровой рукой за плечо и резко рванул вниз.

Ацилий взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и рухнул в дорожную пыль. Оглушенный комит не сразу понял, что нападению подвергся не только он сам, но и вверенный его заботам обоз. Личная охрана Ацилия не сумела оказать достойного сопротивления коварным посланцам Лупициана. Комит осознал это, когда его клибонарии стали падать с коней один за другим. Ацилий попытался встать на ноги, но был придавлен к земле тушей коня, пронзенного по меньшей мере десятком стрел. А за спиной поверженного комита разгоралась самая настоящая битва. Легионеры, застигнутые врасплох на марше, все-таки пытались оказать сопротивление. А клибонарии даже сумели оттеснить трибуна Гелария и его людей, столь подло обошедшихся с комитом. Ацилий с чужой помощью поднялся с земли и сел в седло. К сожалению, успех клибонариев оказался локальным, и они вскоре были отброшены в заросли наседающими варварами. Комит, поначалу заподозривший было в измене Лупициана, наконец сообразил, что ловушку ему расставили совсем другие люди. Ацилий предпринял героическую попытку собрать вокруг себя клибонариев, дабы помочь пешим легионерам, безжалостно истребляемым варварами. Но клибонарии падали один за другим под градом стрел, летевших непонятно откуда, и под ударами мечей варваров, вырастающих словно из-под земли. Как человек опытный, Ацилий быстро определил, что имеет дело с хорошо обученными и отлично вооруженными противниками. Конные варвары ни доспехами, ни закалкой мечей не уступали клибонариям. А их пехота, ощетинившись длинными копьями, буквально сметала со своего пути легионеров, пытавшихся сомкнуть ряды. Комиту Ацилию не в чем было упрекнуть своих людей – даже оказавшись в безнадежном положении, они дрались с редким упорством. Но натиск варваров не только не ослабевал, а уж скорее услиливался. Причем атаковали они сразу с двух сторон, взяв легионеров в клещи. Однако более всего людям комита досаждали лучники, сидевшие на деревьях. Несчастные легионеры не в силах были защитить себя от летящей сверху смерти. Ацилий с сотней уцелевших клибонариев попытался прорваться сквозь плотные ряды варваров, но был во второй раз за сегодняшний день выброшен из седла. В этот раз комиту подняться не дали. Ацилий увидел блеск стали над своей головой, попробовал выбросить меч для перехвата, но сдержать удар секиры не сумел и рухнул в пыль, обливаясь кровью.

Захват обоза дорого стоил готам и венедам. Только убитыми они потеряли пятьсот человек. Правда, в двух кровопролитных битвах они разгромили двенадцать римских легионов и покрыли себя вечной славой. Во всяком случае, так утверждал Фронелий, и никто из вождей не стал ему возражать. Римлянам все-таки удалось спасти несколько мешков с золотом, но основная часть императорской казны так и осталась на дороге. Золото свалили в кучу и занялись убитыми и ранеными. Число последних достигало нескольких сотен, что в будущем сулило варварам, опрометчиво углубившимся в земли империи, немалые проблемы. К счастью, телеги для перевозки раненых имелись. Их освободили от оружия и воинского снаряжения. Часть этого снаряжения тут же расхватали воины, а лишнее оружие так и осталось валяться в пыли рядом с поверженными легионерами. Золото решили поделить тут же на месте, дабы каждый мог попробовать одержанную победу на зуб. Вожди, как положено, получили побольше, простые воины поменьше. Но недовольных дележкой не было. Золота императора Валентиниана хватило на всех. Разве что Фронелий, пряча свою часть добычи в кожаный мешок, вскользь заметил, что денарий нынче совсем не тот, что был еще сто лет назад. После многочисленных реформ последних императоров количество драгоценного металла в нем уменьшилось настолько, что приличному человеку стыдно стало брать монету в руки. И весит денарий чуть не вдвое меньше, чем прежде, и примесей в нем стало больше.

– А ты выброси их, – насмешливо посоветовал Фронелию боярин Гвидон. – Зачем обременять лишней ношей уставшего коня.

– Выбросить-то я их выброшу, но только не в дорожную пыль, а на стойку римской харчевни, – в тон ему отозвался магистр. – Даже за такие порченые денарии в Риме наливают очень качественное вино.

– А ты не боишься возвращаться в Рим после участия в мятеже? – спросил Придияр. – Ведь тебя опознает первый встречный.

Фронелий расхохотался так, что конь Придияра шарахнулся в сторону от испуга.

– Ты знаешь, сколько людей в Риме, древинг? – спросил магистр. – Даже если вся твоя дружина войдет в город, этого никто не заметит.

– Шутишь? – не поверил Гвидон.

– Да какие тут шутки, – рассердился Фронелий. – Спроси хоть у Руфина. Я бы на вашем месте, вожди, съездил в Рим. Будет о чем внукам рассказать. Заодно поможете патрикию найти любимую женщину.

– Я уже дал тебе согласие, Фронелий, – усмехнулся Придияр.

– Так уговори своих друзей составить нам компанию.

Гвидон с Оттоном переглянулись. Предложение было заманчивым. Особенно для боярина, который отправился в столь дальний поход не столько за добычей, сколько для того, чтобы посмотреть мир. Пока что он увидел несколько фракийских городов, мало чем отличающихся от венедских и русколанских, да пару-тройку римских крепостей, куда его, впрочем, не пустили.

– Надо сначала вывести людей из пределов империи, – вздохнул Оттон. – Похоронить павших.

– Тризну по ушедшим мы справим на берегу реки, – возразил товарищу Придияр. – А что касается наших людей, то дорогу домой они и без нас найдут. Воеводы Ратибор и Годлав сумеют дать отпор любому, кто встанет на их пути.

– Некому вставать, – покачал головой Фронелий. – Если комит Лупициан и спасся от разгрома, то вряд ли он в ближайшее время осмелится высунуть нос из-за крепостных стен. Поверьте моему опыту, вожди, ничего вашим людям во Фракии не угрожает. Во всяком случае, в ближайший месяц.

– А ты что думаешь по этому поводу, Руфин? – спросил Оттон у призадумавшегося патрикия.

– Касательно ваших людей Фронелий прав. А вот что до Рима, куда я собираюсь отправиться, то можно ожидать больших неприятностей, вожди. От вашей помощи я не отказался бы, но честно предупреждаю, предприятие будет опасным.

– Сколько людей мы можем взять с собой? – спросил Придияр.

– Чем меньше нас будет, тем лучше, – пояснил Руфин. – Конечно, варвары в империи не в диковинку, но слишком большой отряд неизбежно привлечет к себе внимание. Три-четыре телеги, десяток человек для охраны, вот и все, что может позволить себе купец, разъезжающий по дорогам Италики.

– Хорошо, – сказал Оттон, тряхнув русой гривой. – Я согласен.