Текст книги "Почти книжка (сборник)"

Арслонтандиливкак и одушевление

– Арслонтандиливкак! – строго позвал папа из кухни.

Арслонтандиливкак вздохнул и побрел на кухню.

– Здравствуйте, родитель! – поклонился он. – Что на этот раз натворил ваш непутевый сын? Чем вызвал он гнев своего единоутробного отца? Чем плоть от плоти разозлила плоть?

– Не смей называть отца плотью, – строго сказал папа.

– Ага. Я значит, согласно твоим же утверждениям, плоть от плоти твоей, а ты, стало быть, уже и не плоть вовсе? – удивился Арслонтандиливкак.

– Эээ. Ну, в общем… – смешался папа. – Единоутробным отцом зато я быть никак не могу. Ага? Съел?

– Это оксюморон, родитель, – улыбнулся Арслонтандиливкак.

– Я посмотрю потом в Интернете – что такое оксюморон и молись, чтоб этот термин оказался мне по душе, – пригрозил папа.

– Я могу тебе объяснить. Оксюморон – это…

– Я сказал – сам посмотрю! – перебил папа.

– Вот и вырос папка! – умильно вздохнул Арслонтандиливкак. – Ну, удачи тебе. Пока.

И пошел из кухни.

– Пока, Арс, – кивнул, хихикая, папа и вдруг опомнился. – Стой! Арслонтандиливкак, вернись! Вечно ты меня забалтываешь, чтоб я забыл, чего звал тебя.

– Не сработало, – вздохнул Арслонтандиливкак, возвращаясь. – Что тебя рассердило, родитель?

– А с чего ты взял, что мне есть на что сердиться, а? – применил хитрый прием папа. – Значит, ты что-то натворил все-таки? Может, признаешься сам?

– Не-а… Не вырос папка, – вздохнул Арслонтандиливкак. – Ты ж меня полным именем назвал. Всем известно, что когда интеллигентные и образованные отцы сердятся – они называют своих сыновей полными именами. Николаями вместо Колек, Александрами вместо Сашек, Арслонтандиливкаками вместо Арсов.

– Уел, – кивнул папа, польщенный тем, что его назвали интеллигентным и образованным. – Есть такое. Не знаю, почему…

– Наверное, им кажется, что так строже и официальнее звучит, – предположил Арслонтандиливкак. – Тогда ребенок понимает, что разговор предстоит серьезный и заранее настраивается на серьезный лад.

– Наверняка, – согласился папа. – Чтоб ребенок не полез, допустим, обниматься и целоваться с отцом, а тот, в свою очередь, не размяк и исполнил свой педагогический долг. То есть свершил акт воспитания до конца.

– Логично, – кивнул Арслонтандиливкак. – Очень трудно воспитывать сына и говорить ему: «Ах ты такой-сякой, позоришь отца!», если сын в это время висит у отца на шее и приговаривает: «Папулечка, ты у меня самый лучший папка!». Наверное.

– Вот-вот, – кивнул отец. – Хорошо, что понимаешь. Молодец.

– Ну я пойду? – спросил Арслонтандиливкак.

– Иди, – кивнул папа, но опять спохватился. – Нет! Стой! Арслонтандиливкак!

– Опять не вышло, – вздохнул Арслонтандиливкак. – Ну ладно. Выкладывай. Чем недоволен-то? Что я, непутевый, опять натворил?

– Ты мне можешь рассказать, что случилось с радиоприемником? – спросил папа. – Почему он так тягостно молчит?

– Он лишился дара речи, – ответил Арслонтандиливкак. – Теперь он отдыхает душой. И ему теперь хорошо.

– Зато мне теперь плохо, – сказал папа. – Я привык слушать новости за завтраком и музыку. А сегодня я ел, ощущая себя глухим.

– А ты поставь себя на место приемника, – сказал Арслонтандиливкак. – Каждое утро говорить чужими словами, петь какую-то безрадостную чушь, безудержно лажая, скармливать тебе заведомую неправду… Каково ему, а? А теперь он молчит и счастлив! Это же гуманизм чистой воды по отношению к радиоприемнику! И к тебе, между прочим, тоже.

– То, что он теперь счастлив – ты меня убедил. То, что я теперь спасен от масс-медиа – тоже допустим, – кивнул папа. – Ты мне можешь объяснить, почему радиоприемник не только счастлив, но и весь мокрый? От счастья взмок?

– Нет. Взмок он от воды, – пояснил Арслонтандиливкак. – Я его в ванну окунал. Вчера. Пробки аж выбило.

– Зачем? Ты крестил включенный радиоприемник? – несказанно удивился папа.

– Да ну. Ты думаешь, что я дурак совсем, что ли? – обиделся Арслонтандиливкак. – Это был научный эксперимент. Ну, или антинаучный, если с твоей точки зрения. Могу рассказать, если тебе интересно.

– Ну-ка, ну-ка, – приготовился слушать папа.

– Сначала вводную – есть предметы неодушевленные. Типа табурета, ботинок, зеркала или того же радиоприемника. А есть одушевленные…

– Типа тебя, – кивнул папа. – Любимый радиоприемник отца грохнуть – деяние, достойное слабоодушевленного предмета.

– Реплики потом, – строго сказал Арслонтандиливкак. – Ну так вот. Предположив, что неодушевленные предметы считаются таковыми просто потому, что лишены возможности разговаривать, и что умение разговаривать – еще не признак существования души, например – попугаи. Ну, или дворник наш, который меня вчера ни за что обозвал матерно и совком в меня кинул, – разговаривает, но душа у него навряд ли есть. Ну, или там еще другие говорящие животные…

– Которые отцовский радиоприемник в ванной топят, – опять прервал папа.

– Я сейчас прекращу объяснять и дам тебе проораться, – пригрозил Арслонтандиливкак. – Что тоже будет оспаривать факт существования в тебе души. Говорить дальше?

– Молчу, – пообещал папа. – Говори.

– Во-от. Собственно, вопрос стоял так – нельзя ли перенести дар речи на неговорящие предметы. С говорящих. Говорящий предмет – твое радио. Я знаю, знаю. Ты скажешь о диджеях и дикторах. Ты их видел когда-нибудь? Я – нет. Даже если предположить, что видел нескольких – где гарантия, что радио не говорит их словами, просто потому, что считает, что так надо. Вот сейчас диджеи говорят, а радиоприемник – молчит. Потому что дар речи я у него забрал. Ну, или он сам решил, что далее можно не говорить, пройдя очищение водой. Пока все понятно?

– Угу, – фыркнул папа. – Пока все прозрачно. Ахинея.

– Да, да. Я продолжу, – кивнул Арслонтандиливкак. – Если радиоприемник лишается способности говорить, окунувшись в воду, где он теряет свой дар речи? Правильно! В воде! Стало быть, резонно было бы предположить, что дар речи остается в воде.

– Бред! Ну бре-е-е-ед же! – взвыл папа. – Это короткое замыкание! Оно выводит радиоприемник из строя! Там просто что-то сгорает.

– Какая разница, как называть вещи? – поднял бровь Арслонтандиливкак. – Короткое замыкание, длинное замыкание, лишение дара речи, лишение стимула к разговору – все это может быть попросту разными названиями одного явления. В общем, я предположил, что в воде остается то, что заставляет радиоприемник говорить.

– Слава богу, что ты не решил, что после телевизора в воде останется то, что заставляет телевизор не только говорить, но и показывать, – вздохнул папа.

– Была такая мысль. Но побоялся, что ты поведешь себя неадекватно. Я решил попробовать на радиоприемнике. Потом набрал воду из ванной в пульверизатор и обрызгал твои ботинки. Они не заговорили.

– Ты намочил мои ботинки?! – вскричал папа.

– Дважды, – кивнул Арслонтандиливкак. – В первый раз я решил, что концентрация слишком мала и ботинки поэтому не говорят. И тогда я решил выпарить воду. Между прочим, это трудно – выпарить целую ванну воды. Я выпаривал в электрочайнике, до одной десятой объема и сливал в ведро. Пока не образовалось ведро концентрата.

– И сырость на кухне пока не образовалась, – зарычал папа. – С утра проветриваем.

– Тогда я обрызгал твои ботинки еще раз. Но уже концентратом, – не обратил внимания на рычание папы Арслонтандиливкак. – И тогда все подтвердилось!

– Что подтвердилось? – не понял папа.

– Твои ботинки заговорили. Тебе, кстати, надо чаще менять носки, – спокойно ответил Арслонтандиливкак.

– Бред. Говорящих ботинок не бывает, – убежденно сказал папа.

– Конечно. Гораздо проще все отрицать, чем выйти в прихожую и поговорить со своими ботинками, – ехидно сказал Арслонтандиливкак.

– Угу. Я вот сейчас сбегаю до прихожей и спрошу у них – как они думают дойти до работы мокрыми! И если не добьюсь внятного ответа – пеняй на себя, – пригрозил папа и пошел к обувному шкафу.

– Выглядишь фигово, – сказало зеркало в прихожей папе. – Прическа ни к черту и килограмм десять лишних.

– Что-о-о?! – испугался папа.

– Я зеркало тоже обрызгал, – крикнул из кухни Арслонтандиливкак.

– Да я ж и не говорю ничего нового для тебя! – захихикало зеркало. – Чего ты пугаешься?

– Что за жизнь у человека, а?! – закричали радостно из обувного шкафа. – Выглядит фигово, ботинки мокрые, носки вчерашние… Вот же свалилось.

Папа тихонечко всхлипнул и метнулся в спальную к комоду.

– Па-ап? Ты чего молчишь? – крикнул из кухни Арслонтандиливкак. – Иди сюда – тут радиоприемник твой заговорил. Своими словами, правда. Умные вещи говорит, кстати. Ты чего молчишь там?

– Физкультурой решил заняться, наверное! – пробасило зеркало. – Отжимается, наверное.

– Летние туфли небось достает, – обиделись ботинки.

– Цыц все! – закричал папа. – Носки я меняю! Носки!

– Под меня не бросай только, я тебя прошу, – попросила кровать, на которой сидел папа.

– Арс! Это хулиганство! – закричал папа. – Тебе так интересно то, что может тебе рассказать наша кровать?! Как ее заставить замолчать?

– Я случайно попал на нее. Вытри тряпкой мокрой, – отозвался Арслонтандиливкак. – Концентрация и уменьшится. Делов-то.

– О да-а-а. Помой меня, детка-а! – захихикала кровать.

– Мы все будем чисто немыми! – подхватили ботинки и зеркало.

Пучок моралей:

1. Если вещи говорят – срочно к врачу.

2. Экстракт говорливости можно смыть водой.

3. Вещи многое могут рассказать.

4. Если ребенок ударился в опыты и эксперименты – обычные вещи перестают быть безопасными.

5. Зеркало все видит, все знает, но помалкивает до поры.

6. Все зло мира – от похмельных морализаторов.

Арслонтандиливкак и яблоня

Однажды Арслонтандиливкак попал в яблоневый сад. Абсолютно случайно, разумеется. Согласно статистическим исследованиям сторожей, все сто процентов пойманных в саду пятнадцатилетних пацанов попадают туда совершенно случайно, а вовсе не затем, чтоб яблок потырить.

Арслонтандиливкак шел по саду и делал вид, что думает не о яблоках, а о Гумилеве и роли его поэзии в воспитании в человеке чувства прекрасного.

– Мальчик, мальчик! – раздалось совсем рядом.

– Я не ворую ничего, – бодро доложил в никуда Арслонтандиливкак. – Я здесь совершенно случайно. Просто иду в яблоневом саду и наслаждаюсь красотой и покоем.

– Мальчик, помоги мне, пожалуйста, – попросил голос.

– Ни за что! – Арслонтандиливкаку привиделся сторож-провокатор. – Я не буду помогать в расхищении яблок из этого чудного сада. А вам надо умерить жадность. Набрали небось больше, чем можете унести.

– Да-а. Тяжело мне, мальчик, – страдальчески произнес голос. – Яблок на мне уродилось – немеряно. Ветки гнутся. Мочи нет. Помоги, а?

– То есть, как я понимаю, со мной разговаривает сейчас яблоня, а не человек? – понимающе кивнул Арслонтандиливкак. – Ничего особенного, в общем-то. Подумаешь, дерево не вынесло груза плодов и заговорило с первым попавшимся пацаном. Что тут удивительного? Такое на каждом шагу случается.

– Мааальчик, я справа от тебя. Сорви с меня яблоки, – попросил голос.

– Мне рассказывали эту сказку, – кивнул Арслонтандиливкак, оглядывая дерево справа. – Гуси-лебеди. Как же. В случае чего, потом вы укроете меня ветвями от врага?

– Конечно, мальчик, – зашумела ветвями яблоня. – Можешь на меня рассчитывать.

– Червивые небось? – подозрительно спросил Арслонтандиливкак. – Или с ядохимикатами какими?

– Обижаешь, – сипло отозвалась яблоня. – Экологически чистый продукт. Никаких радионуклеидов. Большое содержание витаминов и железа. Это полезно всем.

– Не всем, – возразил Арслонтандиливкак. – Я с утра витаминов поел и железный рубль погрыз. Так что у меня может быть передоз.

– Мальчик, будь человеком, – взмолилась яблоня. – Не хочешь есть – просто на землю стряхни. Мне тяжело ведь.

– Не знаю, деревце, – сомневаясь, протянул Арслонтандиливкак. – Мое воспитание не позволяет мне кидать продукты на землю. Родители бы не одобрили.

– Если в целях облегчения страданий – одобрили бы, – пылко возразила яблоня. – Это же не хулиганство, а Гуманизм и даже где-то самопожертвование! Родители бы тобой гордились!

– Самопожертвование? – не понял Арслонтандиливкак. – А в этой части можно подробнее? Разве я рискую чем-то? Вы мне чего-то не договариваете?

– Я оговорилась, – яблоня поняла, что сказала лишнее. – Имелось в виду, что ты переступаешь через свои принципы. Самопожертвование именно в этом.

– Точно не в неадекватном стороже, который простреливает подходы к дереву? – спросил Арслонтандиливкак. – Причем не солью, а из нарезного оружия, ммм?

– Как ты мог такое подумать?! – возмутилась яблоня.

– Что-то мне подсказывает, что вы подлое дерево, которое, давя на жалость подростка, провоцирует его на то, чтоб он подошел к дереву, сорвал яблоко и тем самым дал сторожу повод выстрелить, – сказал Арслонтандиливкак.

– Хммм. Что бы это могло быть? – задумалась яблоня. – Может, я выбрала не ту интонацию? А?

– Я даже не знаю, что подсказывает больше, – сказал Арслонтандиливкак. – То ли интонации, то ли тембр голоса, как у исполнителей шансона…

– Я простыла. Яблоки выпили из меня все силы, – пояснила яблоня.

– То ли вот эти вот двенадцать скелетов, валяющихся под тобой, заставляют меня не верить тебе, – продолжил Арслонтандиливкак.

– Страшная история, – горестно вздохнула яблоня. – Грипп. Сильнейший грипп свалил их. Они бы прожили еще меньше, если бы не яблоки с меня, которые содержат витамины и железо. Но они пришли слишком поздно… Я не успела их спасти.

– Угу. Это был очень сильный грипп, – кивнул Арслонтандиливкак. – Настолько сильный, что у некоторых проделал аккуратное отверстие в черепе.

– Я прятала их под ветвями… – всхлипнула яблоня. – Но тут проходили охотники…

– Которые прострелили голову некоторым, а двоих перетащили поближе к стволу и написали кровью на стволе: «Не верь этой твари!»

– Они имели в виду Таньку Стамотатову из девятого бэ, – вскричала яблоня.

– Да, да. Поэтому ниже разъяснение: «Тварь – дерево. Оно убьет тебя», – кивнул Арслонтандиливкак.

– Меня оклеветали! – зашептала яблоня. – Я слабею. Сбрось с меня яблоки и мы спокойно поговорим.

– Конечно, оклеветали, – согласился Арслонтандиливкак. – Поэтому скелет, палец которого застыл на этой фразе, пронзен твоей веткой.

– Он оклеветал меня! – закричала яблоня. – Что мне оставалось делать?

– Я покурю? – закурил Арслонтандиливкак.

– Ты уже куришь? Это же яд! – зашипела яблоня. – Сбрось яблоки, а? Ну пожалуйста.

– Не верю я тебе. Ты – монстр, – покачал головой Арслонтандиливкак. – Дерево-убийца, пользующееся верой детей в старую сказку.

– Это ложь! – закричала яблоня. – Почему ты мне не веришь? Из-за этих дурацких скелетов?! Из-за тембра голоса? Это же глупо!

– Не только, – покачал головой Арслонтандиливкак.

– А из-за чего? – закричала яблоня. – Может, ты просто не хочешь мне помогать? Почему ты мне не веришь?!

– На тебе нет ни одного яблока, тварь, – сказал Арслонтандиливкак и бросил окурок в сухую траву вокруг яблони.

Загорелось вдруг неожиданно сильно.

– Что ты делаешь, хулиган!!! – закричали яблоня и спрятавшийся в траве сторож с ружъем. – Нельзя кидать окурки в сухую траву!!!

– Я-то откуда знаю? – пожал плечами Арслонтандиливкак. – Я не курю вовсе. Вредно это.

– Я видел, как куришь! Все родителям расскажу! – катался по земле сторож, объятый огнем. – Ненавижу тебя!!! Всех ненавижу!!

– Не расскажешь, – сказал Арслонтандиливкак. – Сейчас твой боезапас рванет.

И боезапас сторожа рванул. Сторож затих и начал молча догорать.

– Ты убил его! – закричала яблоня, отмахиваясь ветвями от языков пламени.

– Ничего подобного, – возразил Арслонтандиливкак. – Он сам себя убил. Стрелял бы солью – может, и выжил бы. Хотя, солью – тоже порядочное свинство.

– Потуши огонь, а? – попросила яблоня.

– Потушу, – кивнул Арслонтандиливкак. – Кора твоя обуглится и можно тушить.

– Жестокий ты, – простонала яблоня.

– По понедельникам только, – сказал Арслонтандиливкак и начал смотреть на огонь, на который, как известно, можно смотреть бесконечно долго.

Пучок моралей:

1. Давишь на жалость – соответствуй образу.

2. Если врешь ребенку – позаботься о деталях.

3. Вера в сказки – это хорошо. Фанатичная вера в сказки – это какой-то фольклорный радикализм.

4. Горишь на работе – не держи при себе легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ.

5. Нельзя кидать окурки в сухую траву. За исключением случаев, когда это необходимо во имя победы Добра.

6. Пункт 5 – дебильный.

7. Пункт 6 – сам дебильный. Подпись: пункт 5.

8. – бугагага. +1. Подпись: пункт 7.

9. Что вы все злые такие, а? Подпись: Пункт 9.

10. В понедельник добра не жди. Исключение составляют только люди, у которых семь пятниц на неделе.

11. Фрум, прекрати заниматься фигней и вернись к совещанию.

12. Чего я там не видел-то? Подпись: Фрум.

13. Ничего и не видел. Гы-гы-гы-гы. Подпись: неразборчива.

14. Обед неизбежен, господа. Он придет.

Арслонтандиливкак и Волшебная сказка

Арслонтандиливкаку однажды послышался плач. Плакала девушка. Горько так, пронзительно, с всхлипами и подвываниями.

– Какая все-таки замечательная слышимость в панельных домах! – восхитился про себя Арслонтандиливкак и побрел на кухню, к отдушине вентиляции.

– Девушка, у вас что-то случилось или вы просто так плачете, как дура? – крикнул он в отдушину.

– Бу-бу-бу-бу-бу? – ответила девушка еле слышно.

– Вы на табуреточку к отдушине станьте, а то мне вас слышно плохо, – крикнул Арслонтандиливкак.

– Чего эт я как дура плакать буду? – спросила девушка.

– Ну мало ли. Может, ноготь сломала. Или себя вдруг жалко стало, – пояснил Арслонтандиливкак. – Или у вас все-таки случилось что-то?

– Слууучиииилооось! – заревела девушка. – Серьееооознооое.

– Вы погодите белугой реветь! – сказал Арслонтандиливкак. – Я тут на пятом, а вы на каком? Я приду. Может, помогу чем-нить.

– На седьмом я, – пригласила девушка и зарыдала.

– Сейчас буду! – пообещал Арслонтандиливкак и потопал на седьмой.

Арслонтандиливкак не успел дотронуться до кнопки звонка, как дверь распахнулась и заплаканная, симпатичная девочка крикнула:

– Ну где ты ходишь? Два этажа всего!

И свалилась в рыданиях на пороге.

– Впечатляет, – кивнул Арслонтандиливкак. – Верю, что серьезное что-то случилось, а не как дура. Что случилось? Этот дурак обещал тебе позвонить в три часа, а уже три двадцать и телефон молчит?

– Нееее, – выла девочка.

– Еще хуже? Даже и не знаю что может быть хуже… – задумался Арслонтандиливкак. – Неужели мама тебя не пустила к подруге ночевать?!

– У меня маааачехаааа! – не прекращая рыдать, девочка отползла в прихожую и закрыла дверь.

– Бедная, – в этот раз серьезно пожалел Арслонтандиливкак. – Ты скажи, чего случилось-то? Может, можно как-то помочь?

Девочка поднялась и молча покачала головой – мол, никак уже не поможешь и поманила за собой – пойдем, мол, покажу. На кухне она показала на кучку чего-то белого на столе и начала опять оседать на пол в истерике.

– Стоять!!! – крикнул Арслонтандиливкак. – Потом поваляемся вместе. Разберемся и обрыдаемся все. Что не так с этим порошком? Не вставляет?

– Дурак! – обиделась девочка. – Это все мачеха моя. Я ей говорю – на дискотеку хочу. А она такая – иди. Только я там на кухне случайно ссыпала в одну кучу соль, сахар и лимонную кислоту. А ты отдели их друг от друга и иди на свою дискотеку. И ржет сама-а-а. А как их отделить-то?

Девочка глубоко вдохнула и приготовилась зареветь.

– Тихо! – гаркнул Арслонтандиливкак. – Не надо реветь. А зовут тебя, разумеется, Золушка?

– Чо эт Золушка? – не поняла девушка. – Танькой зовут… Я пробовала отделить – палец макаю и на вкус пробую. Не получаееетсяя.

– Смешанный вкус, – понимающе кивнул Арслонтандиливкак. – В общем, иди готовься к дискотеке, а я тебе все отделю. Есть идейка у меня.

– Ты волшебник! – обрадовалась девочка и бросилась одеваться.

…

– Вот. Сахар, соль и лимонная кислота. Все отдельно! – показал Арслонтандиливкак на три аккуратные кучки. – Можешь идти.

– Ты маг, чародей и волшебник! Как ты это сделал? Позвал муравьев, чтоб помогли? – ахнула девочка. – Попросил Ветер? Как?

– Дура ты, Танечка! – буркнул Арслонтандиливкак. – В магазин я сбегал. Купил сахара, соли и лимонной кислоты.

Пучок моралей:

1. За небольшие деньги можно устроить волшебную сказку.

2. Наша Таня вечно плачет.

3. Не всякий порошок вставляет.

4. Мачеха ржет – это не к добру.

5. Куда она пошла – только 4 часа дня.

6. В полночь девушка вспотеет.

7. На помощь надо не идти, а бежать.

8. Тем более что два этажа всего.

9. Нуждаешься в помощи – ори поближе к вентиляции. Так слышнее.

10. Никаких проблем не возникает, если магазин за углом.

11. Сказка ложь, да в ней намек: Танькам плачущим – урок.

12. В следующий раз Мачеха смешает пиво с водкой – вот тогда и надо будет пробовать на вкус.

13. Пятница, между прочим, а мы тут зерна от плевел отделяем, вместо того, чтобы водку с пивом смешивать.