Текст книги "Почти книжка (сборник)"

Сказка о подвохах

– Господин, пещера! – закричал Слуга.

– Не ори, балбес, – величаво ответил Принц. – Так и было предсказано.

– Разве «езжай к горе – там пещера» – предсказание? – засомневался слуга.

– Необразованный болван, – вздохнул Принц. – «Езжай туда и ты найдешь пещеру». «Найдешь» – это предсказание и есть. Могли ведь и не найти.

– Преклоняюсь мудрости вашей! – поклонился Слуга. – Поспешим?

– Лишнее это, – отказался Принц. – Последние часы холостой жизни надо отпраздновать. Песнь буду петь.

Слуга вздохнул и приготовился слушать разудалую песню о том, как Принц:

– дал прокашляться всем Врагам, Друзьям Врагов, Родственникам Врагов;

– одним ударом валил от двадцати до полусотни Врагов;

– предал анафеме сломавшееся под грузом четырех сотен Врагов копье. За подлое предательство;

– называл свой Меч братом;

– проявил благородство и не стал убивать вообще всех, хотя, конечно, стоило;

– проявил глупость и не стал принимать любовь абсолютно всех Принцесс;

– в благодарность за подвиг попросил только улыбку Самой Красивой Принцессы;

– ускакал на Верном Коне в поисках Подвига, потому что для Принца главное – Подвиг, Конь, Меч, Сражения и ветер в ушах.

На третьи сутки Песнь закончилась и Принц объявил Праздник прощания с холостой жизнью законченным.

– Слава богу, – сказал Слуга. – А теперь – поехали к Принцессе.

– Бриться не буду! – капризно буркнул Принц. – Пусть она увидит, как тяжел был путь к ней.

– И как неровно у вас растет борода, – хмыкнул Слуга.

– И какой у меня непочтительный Слуга, – гаркнул Принц.

– Козлобородый Принц и хамовитый Слуга – идеально дополняют друг друга! – провозгласил Слуга.

– Компромисс! Ты меня побреешь. Так я не буду бриться и буду бритым. А? Каково? – торжествующе посмотрел Принц на Слугу.

– Преклоняюсь мудрости вашей! – поклонился Слуга и дрожащей рукой взял опасную бритву.

– Сам побреюсь! – здраво оценил риск Принц.

К пещере Принц ехал молча, слушая Песнь Слуги о том:

– как трудна жизнь Слуги, которого заставляют нести весь Багаж, а сами на лошадке величаво едут;

– как в Благородные Времена Благородные Принцы платили Слугам жалованье, а не только орали, стилизуясь под Иерихон;

– как неотвратимы побои после пятого куплета;

– как хитрый слуга допел только четыре и замолчал.

Песнь закончилась у входа в пещеру. Принц остановился, спешился и начал величаво стоять у входа.

– Чего? – спросил Слуга.

– Что – чего? – величаво спросил Принц.

– Какого? – уточнил Слуга.

– Что – какого? – не менее величаво спросил Принц.

– Стоим здесь чего? – сдался Слуга.

Вместо ответа Принц многозначительно показал на табличку у входа.

– Не курить! – прочел Слуга. – И в чем проблема? Мы же не курим.

– Правильно, – кивнул Принц. – Мы не быдло какое-то. Мы порядок не нарушаем. Раз написано «Не курить!» – надо остановиться и не покурить.

– Охрене… Преклоняюсь мудрости вашей! – восхищенно сказал Слуга. – Две минуты на неперекур.

– Неперекур окончен, – объявил Принц. – Мы тут по делу и не можем долго не курить. Войдем в пещеру?

– Хорошее название для эротического романа, – согласился Слуга.

У первого поворота Принц остановился и величаво закурил.

– Не мусорить! – прочел, наученный опытом, Слуга. – Постоим не помусорим?

– Угу, – величаво курил Принц.

– Вам придется скурить весь окурок. Ибо выкинуть его здесь нельзя, – предостерег Слуга.

– Разумеется, – кивнул Принц. – Окурок мы отнесем туда, где нельзя курить. Там про мусор ничего не сказано.

– Нет! Там придется опять не курить пару минут. А мы спешим. Я понесу ваш окурок в кармане. Обещаю не посрамить, – поклонился Слуга.

– Преклоняюсь перед фетишизмом твоим, – поклонился Принц.

– Давайте кланяться друг другу на ходу, – предложил Слуга.

– Много чести! – фыркнул Принц и зашагал дальше.

Далее они тихо мусорили и курили под табличкой «Не шуметь», орали песни, мусорили и курили у таблички «Осторожно! Кабель высокого напряжения», демонстративно хватались за кабель высокого напряжения у таблички «Стол Регистрации Принцев». От кабеля летели искры, Принц комично трясся от удара тока, Слуга комично вырубал все от рубильника, девушка за столом Регистрации заразительно хохотала за стеклом.

– Целоваться? – вытерла слезы Девушка.

– Как пойдет, – неопределенно ответил Принц. – Сначала посмотрю.

– Разумно, – кивнула девушка. – Псевдоним?

– Принц, – небрежно бросил Принц.

– Занят уже такой, – покачала головой девушка.

– Принц-1985, – предложил альтернативу Принц.

– Урожайный год на принцев, – опять покачала головой девушка.

– Принц – две тысячи семь – ноль два-десять – одиннадцать сорок пять! – предложил Слуга.

– Преклоняюсь перед мудростью вашей, – поклонились и Девушка и Принц.

– Ну а чего? – поклонился в ответ Слуга. – Сейчас-то тут никого нет. Очевидно же.

– Готово! – стукнула чем-то у себя Девушка. – Идите! Целуйте! Если вы – Тот Кто Надо, она проснется! Дерзайте! В поцелуях коматозников познаются Принцы!

– Эээ, – замешкался Принц, глядя на слугу. – Идти что ли?

– Преклоняюсь решимости вашей! – поклонился Слуга. – Вы Принц или тряпка?

– Я… Я не… – замялся Принц.

– Идите! – властно махнул багажом Принца Слуга.

Принц ушел в Зал Целования, решительно хлопнув дверью и величаво скуля от страха.

– Пустите к себе, – попросил Слуга у Девушки. – Я тоже хочу посмотреть на этот спектакль.

– Кто вам сказал, что я подглядываю? – возмутилась Девушка.

– Было бы глупо не подсмотреть и не посмеяться. А вы выглядите умной, – серьезно сказал Слуга. – Ну же?

– Входите! – прыснула со смеху Девушка. – Скорей – он начинает!

Они оба смущенно хихикали, потом хохотали до слез, наблюдая в экран за Принцем…

– Вы целуетесь, как Принц! – выдохнула Девушка.

– Спасибо, Принцесса! – поклонился Слуга.

– Это еще не повод убирать руки с талии… – сказала Девушка. – Постойте… Вы сказали – Принцесса?

– Конечно. Вы Принцесса и есть, – уверенно кивнул Слуга. – А кто в зале там?

– Кукла восковая, – хихикнула Принцесса. – Но как вы догадались?

– В прошлом году сюда приезжал мой брат – никого разбудить не смог.

– Только Настоящий Принц… – начала Принцесса.

– Он принц и есть. Настоящий, – хмыкнул Принц.

– А там… в зале? – спросила Принцесса.

– Боюсь, мой слуга испортит вашу куклу, Принцесса, – засмеялся Принц, указывая на монитор.

Притча о причитаниях

Петр жил в ожидании тотального Песца.

В том, что тотальный и всепоглощающий Песец неотвратим, у Петра сомнений не было. Потому дверь у Петра бронирована, стекла пуленепробиваемы, в бутылях запас питьевой воды, в ванне – технической. В коридоре поленница. В кладовой примус и буржуйка. В антресолях запас мыла, соли, круп и сахара. Документы, деньги, завещание и золотой запас – в сумочке недалеко от входа.

Балдахин над кроватью выдерживает прямое попадание бетонной плиты полтора на шесть. Стол, если что, легко превращается в плот с аварийными огнями и ракетницей. Куртка – в палатку на двоих и парашют. Ботинки выдерживают два маршрута вокруг земли по экватору и трехнедельное отсутствие чистых носков. Обои – асбестовые. Проводка не горит, даже если поджигать специально.

Однако Песец почему-то не приходил. Что главное – каждый день признаки глобального и всеобъемлющего Песца были налицо, а самого так и не было:

– Петр, смотрите – кто-то наплевал у подъезда. Стоят и плюются, а…

– Да, да, да! – подхватывал Петр. – Плюют! Харкают! А у самих небось туберкулез. Он передается. Неизлечим практически. Количество больных растет. Не за горами эпидемия. И тогда все! Никто ничего не сможет! Песец придет.

…

– Труба течет в подвале… воды много натекло, а никто не чешется…

– Да, да, да… И это все под фундамент. Фундамент подмывается, здание становится неустойчивым и однажды ночью к нам всем придет…

…

– Во-о-от! В Венесуэле беспорядки. А у них нефть! Цены на нефть вырастут до конца следующего года. А это значит – цены на все! Машины встанут. Из-за дороговизны не все выживут. Остальные уедут. И все! Вот Он! Песец!

Над Петром посмеивались, называли Певцом Песца, на «Здравствуйте» хором отвечали «Не за горами Песец!», но Петр свято верил, что расчеты его безошибочны. Он хмыкал многозначительно, говорил «Ну, ну… Вот увидите…» и продолжал ждать.

По всем законам жанра возможны два варианта развития сюжета:

1. Ко всем приходит Песец, и подготовленный Петя говорит: «Я же вам говорил!»

2. Песец приходит к Пете и все говорят: «Дождался наконец».

Да. О чем, бишь, я… Однажды Песец таки пришел к Пете.

– Я же вам говорил! – закричал Петр.

– Дождался наконец! – откликнулись все.

– Привет, Баньши, – улыбнулся Пете Песец.

– Я Петр, а не Баньши, – пояснил Петя. – Я вас давно жду. Где вы шляетесь, собственно? Все признаки налицо, а самого нет и нет…

– Чего ты плачешь, а? Я же тут уже. Все как ты говорил.

– Так я думал, вы ко всем придете! – возмутился Петр. – Что это за выборочный Песец-то?

– Смейся, Баньши! – закричал страшно Песец и клацнул челюстями. – Я тебе приснился. Тебе и рабочей неделе.

Петя рассмеялся истерически, проснулся и пропал навсегда из дома.

А за городом, говорят, завелся Баньши, который плачет в ожидании Песца.

– И не дай бог услышать вам, как смеется Баньши! – говорили люди, слушая плач. – Ибо пока плачет Баньши, Песца не предвидится, и можно планировать пятничное пиво.

Важные вопросы

Очередь тянулась к камню Сивиллы.

На камне сидела Пифия и, одурев от съеденного лаврового листа, вещала Правду всем желающим.

Желающих было много. То есть как много… Очень много. Даже если кинуть клич:

– А ну-ка, греки! Кто следующий царя Агиса пинать за соглашательство в имени? – и то меньше народу бы собралось.

Потому как пинать – это развлечение. А предопределенность судьбы – тяжкое проклятие. А тяжело проклятыми в то время хотели быть многие. Кто хотел узнать, сколько будут стоить оливы через 10 лет и стоит ли ждать падения цен или купить сейчас и наесться от пуза. Кто-то из городских, не отличающий кукушки от тонкорунной овцы, хотел узнать – сколько лет ему осталось жить. 90-летний старец щел к Пифии с риторическим вопросом «Изменяет ли мне моя 24-летняя жена?»

Идиллия царила у горы Парнас…

– И будет вам диаметральное периодическое диссонирование толкования учения Гегеля-Фейербаха с привычным укладом мелкобуржуазного быта поствизантийского купечества! Ы-ы-ы! Предвижу электролиз! – невнятно пророчествовала Пифия.

– Дельфийский оракул предвещает вам здоровье и душевный покой! – переводили толкователи. – Положите дары на комод и идите! Вы проживете до самой смерти. Так сказала Пифия!

– Учение Томаса Мора – утопия чистой воды! – Пифия пахла безумием и лавровым листом. – Религиозно-этнические утописты! Эразмионисты! Нет утописта кроме Мора и Кампанелла, подпевала его! Миропомазанный Кампанелла!

– У вас утонет кто-то из близких. А вся скотина помрет от мора! – переводили сочувственно толкователи. – Дары – в дароносицу. Комки – в комод. Деньги – грязь и суть изобретение от Лукавого! Брось деньги на дорогу и пойдем с нами…

– Рано! – перебила их Пифия. – Первична материя! Сознание вторично!

– Снимайте одежду. Живо!! – шептали толкователи молодой и красивой женщине. – Теряйте сознание! Оракул!

Антониох чувствовал, как вспотели его сандалии и лихорадочно перебирал вопросы, которые поручила ему задать его деревня:

– В чем суть? – вопрос от почтенного гражданина села, мутного, философичного дурака в благородных сединах, имени которого не помнил никто.

– Выживет ли древнегреческая демократия или падет под ударами судьбы самый справедливый порядок? – аккуратно записал на чем придется свой вопрос заполошный Демагогий.

– Опрокинется ли небосвод от сильнейшего ветра, если вдруг напьется атлант? – что-то странное спросил сельский пастух Аграрий.

– Не слушай их! Не слушай! – наказывала жена. – Пусть свои глупости сами идут спрашивать. Сначала для себя вопрос. Самый важный! Пусть ответит! Спроси у оракула – куда надо отвезти детей, чтоб они выросли счастливыми?

– Какой? Какой вопрос? – мучался Антиох. – Про детей? Или про демократию важнее? А про небо? Или про детей и пусть сельчан Зевс вразумит? Или спросить, почем будут кони? Или про детей?..

Антиох переминался с ноги на ногу и яростно грыз палец. Дети? Или Кони? Или Небосвод? Ну? Дети! Или не дети все-таки? А?..

– …и по краю кровати – неоночкой подсветить! Будет модерново и фэншуй! – закончила Пифия пророчествовать мужчине, который в очереди был до Антиоха с вопросом «Спина моя болит от груза лет или все-таки потому, что мечом рубанули недавно?»

– У вас все будет хорошо! Мажьте спину целебной грязью и вы излечитесь в ближайшее десятилетие, – перевели толкователи и неодобрительно посмотрели на Антиоха. – Следующий!

– Я… Э-м-м-м. У меня… – в голове Антиоха шла битва вопросов. – Как вы думаете?..

– Вопрос!!! Вопрос!! – закричала Пифия и кинула в пасть пакет лаврового листа. – Попускает меня! Вопрооос!

– Есть! Есть у меня вопрос! – испугался Антиох, что его выгонят. – Есть! Сейчас!

– Вопроооооосс!! – закричала Пифия.

– Как вы думаете, Дамблдор – гей?! – выпалил Антиох неожиданно для себя.

Пифия подавилась лавровым листом, долго кашляла и вдруг произнесла задумчиво:

– А вот хрен его знает… А тебе зачем?

– Незачем! В башке что-то щелкнуло и вырвалось. У меня другие вопросы были… – заплакал Антиох. – Про детей…

– Ну спроси! – великодушно сказала Пифия и как-то даже осмысленно посмотрела на Антиоха.

– Кто такой Дамблдор? Что такое гей? – защелкало трещоткой в голове и на лице у Антиоха. – И почему, блин, меня это интересует, а не мои дети?! А?!

– Лаврушка, мужик! Это все лаврушка, – понимающе засмеялась Пифия. – Она тут необычная растет…

Дневной дозор

Нинзю во дворе поймали под вечер.

Семеновна, в компании с Захаровной и Николаевной, как обычно, коротали вечер на лавочке у подъезда, лузгая семечки и добела полируя кости бизнесмену из третьего подъезда, который мало того, что парковался во дворе как хотел, еще и не здоровался с тремя подругами, которых жильцы прозвали Дневным дозором, за постоянное пребывание на стратегически верно подобранной скамеечке, откуда просматривался весь двор.

Семеновна в какой-то момент обнаружила, что семечки в кулечке уменьшаются гораздо быстрее обычной скорости и даже заподозрила сначала сидящую рядом Захаровну.

«Вот ведь, жлобина! У самой же есть, а у меня таскает», – подумала Семеновна и начала внимательно следить за руками Захаровны.

Захаровна исправно работала челюстями, не покушаясь на чужие запасы.

«Не она, что ли? – подумала Семеновна. – Кто ж тогда, а?»

Семеновна прикрыла глаза и притворилась задремавшей, прислушиваясь – не зашелестит ли кулечек.

– Шшшурр, – зашелестел кулечек.

– Ага! – крикнула Семеновна и ухватила кого-то за руку.

– Чего ага? – молниеносно отозвались Захаровна и Николаевна.

Семеновна к удивлению своему обнаружила, что пойманная рука принадлежит не одной из подруг, а какой-то непонятной фигуре в черном, притаившейся под скамеечкой.

– А ну-ка вылазь! – потянула она за руку. – Ворюга! Семечки у пенсионеров воровать?!

Нинзя чертиком выскочил из-под скамейки, протяжно завизжал «Киииияяяй» и сделал сальто назад. Хитрый такой прием, чтоб вырвать руку. Который, несомненно, сработал бы с кем-то другим, но не с Семеновной, проработавшей всю жизнь контролером в общественном транспорте.

– Ага! Как же, – хмыкнула Семеновна. – От меня, знаешь, сколько раз пытались вырваться за всю жизнь? Ни один, правда, так и не вырвался. Зря только руку себе вывихнул.

– Держи, держи, Семеновна, – подбодрили товарки. – Пусть лицо свое покажет.

Нинзя закричал «Кууууйааааа» и шустро закидал дымовыми бомбочками все вокруг. Двор заволокло белым дымом.

– Не хулигань тут! Пиротехник нашелся! – сурово сказала Семеновна и раза три огрела палочкой нинзю по рукам. – И матом не ори. Сейчас поглядим, кому тут куууййааа.

Нинзя хотел выставить блоки, но понял, что блоки руками не очень помогают в случае ударов по рукам и заскучал.

– А ну-ка, Гюльчатай, открой личико, – ласково попросила Семеновна. – Что ты за фрукт такой, а?

– Мя-яя-яяй-йййа-а! – по-кошачьему закричал нинзя и метнул пять звездочек-сюрикенов в Семеновну.

– Брысь! – машинально прикрикнула Семеновна и ловко поймала все пять звездочек. – Дурашка… Я ж всю жизнь – контролером на транспорте. Мне в лицо сколько раз пятаки швыряли – не счесть. Ни разу не было так, чтоб не поймала, кстати.

Нинзя присмирел и задышал часто.

– Тетеньки, отпустите меня, а? – жалобно попросил он. – Будды ради. Больше не буду. Никогда. Я и так наказан уже. Рука болит, звездочек нету, дымовые бомбы закончились. Меч свой или кинжал и доставать боюсь. Порубите же в капусту.

– Ну что, девоньки? Отпустим? – обратилась за советом Семеновна. – Или участковому сдадим?

– Я бы сдала, – согласилась Захаровна. – Да только жалко его.

– Чего его жалеть-то? – вскинулась Николаевна. – Семечки крал, дыму напустил, орал тут всяко.

– Участкового жалко, а не этого в черном, – покачала головой Захаровна. – Он с похмелья, а тут этот шустрик. С ножиком еще. А ну как пырнет служивого? А другой участковый еще неизвестно, каким будет.

– Отпустите меня, добрые женщины, – у нинзи намокла маска чуть ниже разреза для глаз. – У меня дома в усыпальнице предков не прибрано, благовония не благовоняют, фэн-шуй не наведен… А? Ну, пожалуйста.

– Смотри-ка – плачет, – удивилась Семеновна. – Что ж ты плачешь, а? Рука болит?

– Боли-и-ит, – разрыдался в голос нинзя.

– Тьфу… Взрослый уже, а плачет как ребенок, – сочувственно сплюнула Захаровна. – Отпусти его, Семеновна. Ну его к лешему.

– Ножик отдай, – сурово приказала Семеновна.

Нинзя всхлипнул, отцепил со спины меч, с пояса кинжал и бросил их на землю у лавочки.

– Вот, – одобрительно кивнула Семеновна. – Это ж холодное оружие, дурачок! Статья это. И порезаться можно.

– Запросто можно, – Николаевна поднялась, достала меч из ножен и с широкого замаха ловко срезала у Захаровны прядь волос. – Острый такой.

– И ножик тоже, – Захаровна положила раскрытую ладонь на скамеечку и ловко отстучала ножиком между пальцами. – Страсть, какой острый.

– А теперь иди с богом, милок, – отпустила нинзю Семеновна. – Не балуй больше. Книжек лучше почитай. На работу устройся. Одежды нормальной купи себе. А то смотреть на тебя противно.

Нинзя, повесив голову, медленно побрел со двора. Ему было нестерпимо стыдно.

– Молодые… – презрительно сплюнула Захаровна.

– Ни на грамм почтения к старшим нет, – закивала Николаевна.

– И одеваются как придурки, – проводила нинзю взглядом Семеновна. – В наше время разве так одевались? Паркуются поперек подъезда.

– Где таких воспитывают, а… – риторически вздохнул весь Дневной дозор.

Осада

– Давай, давай, давай!!! – орали воины, разгоняя таран.

– Зря. Не выйдет ничего, – сказал командир.

– Бабамс! – врезал таран по стене и отскочил, придавив нескольких осаждающих.

– Ну? Ставки? – осмотрел командир штаб осады.

– Человек шесть придавило, – сказал первый консультант.

– Семь! – поддержал второй.

– Пятеро, – сказал командир. – По десятке?

– Как обычно, – откликнулись консультанты.

– Доложить потери!! – заорал в рупор командир.

– Пятероооо! – закричали от стены.

– Никчемные лузеры, – сказал командир консультантам, собирая деньги.

– У вас опыт, – ответил первый. – Вы уже двадцатый год в осаде.

– И отец мой тут был. И дед, – кивнул командир. – Куда вам против меня-то? Я этих ударов тут навидался – дай вам бог столько котлет съесть за всю жизнь.

– Умели строить… – окинул стену консультант.

– Угу. И вкруговую. И сверху стена, – кивнул второй. – Странная крепость.

– Угу, – кивнул первый. – И рва нет. И ворот нет. И бойниц нет.

– И внутри не слышно ничего, – добавил второй. – Вымерли, наверное, давно.

– Разговорчики, – прервал командир. – Вымерли не вымерли – потом узнаем. Как возьмем крепость – тогда и узнаем.

– Как же ее возьмешь-то? – покачал головой первый консультант. – Тараном не пробивает. Взрывать пробовали – тщетно. Подкоп рыли – ничего. Снизу тоже стена.

– И что теперь?! – закричал страшно командир. – Отступать?! Сдаться?!

– Никак нет! – закричали оба консультанта и вытянулись по стойке «смирно». – Война до победы!!!

– То-то же! – удовлетворенно кивнул командир и заорал в сторону крепости. – Заложить заряд! Сверху взрываем!

– Есть! – закричали от крепости…

– О! Взрывать будут! Сверху, скорее всего! – оживился один из двух крестьян, лежащих в тени у опушки леса. – Лестницы приставили.

– Ну наконец-то, – сплюнул другой. – Уже три дня не взрывали.

– Сверху – так вообще уже месяц не пробовали, – заволновался первый. – Интерес потеряли, что ли?

– Не. Не потеряли. Упрямые они, – покачал головой первый. – Двести лет уже бьются в стены. Уже из принципа не уйдут.

– Эт точно. Еще дети наши будут смотреть этот цирк, – сказал второй и закурил.

– Если никто не проболтается, – пожал плечами первый крестьянин.

– Не проболтаются. Они ж не враги себе, – заверил второй. – Эти вояки если узнают, что двести лет просто сложенный камень штурмуют – в живых никого не оставят.

– И к тому же придется признаваться, что двести лет назад в деревне был такой умник, который решил, что если камни скрепить раствором, их воровать никто не будет.