Текст книги "Владыки Земли"

Глава девятая
Долина Черного Огня

Как-то ночью, за полночь уже, встрепенулся вдруг Шык, переполошив всех. Волхв был встревожен и бледен.

– В мире… чего-то случилось… – запинаясь, пробормотал он: – Арское воинство в лес вошло… Но не с берами биться, нет, за нами они идут, за нашими жизнями.

– Час от часу не легче. – пробурчал Зугур, сел, вытянул из чехла секиру и принялся точить лезвия, ворча себе под нос: – Ары, ары… С кем только биться не довелось, и с хурами, и с зулами, и с сассами, и с цогами, и с пернатыми, и с полканами, и с берами, вот только ары нас пока стороной обходили. Видать, их черед пришел…

Шык все также сидел, прикрыв глаза, мысли свои в даль направив, и время от времени говорил:

– Шесть сотен конных. Нет, семь. Сотники магии боевой обучены. Вот и сам Любо, торопит своих. По наши души идут ары, и поспешают зело.

Вдруг волхв вскочил, махнул рукой:

– Быстро собираемся и дале идем! Если ары нас ранее настигнут, чем мы из леса к утесы выйдем, все, конец, не совладать нам с силищей такой.

– Так они, небось, только в лес вошли, когда еще сюда доберуться! – сказал Луня, но сам уже увязывал походный мешок, оружие готовил. Шык, обернувшись к ученику, нахмурился:

– Когда они сюда доберуться, бежать поздно будет. Быстро идут ары, на рысях. И лес пред ними расступается, пропускает ворогов. И мыслиться мне, что не единый отряд у них, может статься, что и другие арские рати в лес в этот миг вступают. Так что бегом побежим, сил не жалея.

Всю ночь и весь следующий день без роздыху, где бегом, а где скорым шагом, двигался маленький отряд к Долине Черного Огня. Короткая ночевка, скудная еда, да и какая еда – караси соленые, так, закуска. Затемно Шык, который словно и не ложился, поднял спутников, и вновь целый день ломились они через чащу, и черные ели вокруг казались стенами громадной пещеры, по которой пробирались четверо усталых и измученных людей.

Следующий день принес новые вести, тревожнее прежних. Шык не ошибся, в лес вошло еще несколько арских отрядов, и были они много больше того, первого, что сам Любо возглавлял. А кроме того, с заката подходили к лесу пешие рати, и кого только там не было! И хуры, и корья, и цоги, и даже роды, из отступных родов, что на сторону аров переметнулись.

– Все они к утесу спешат, все нам помешать желают. – бормотал Шык на ходу, ни к кому особо не обращаясь: – Не иначе, доложил кто-то про наш поход, Любо доложил, а то и Владыке самому. Но поздно спохватились они, поздно. Не догонит нас ворог, не поспеют они, а коли поспеют, то лишь к разбору шапочному, и для каждого по шапчонке найдется…

* * *

Черный лес начал меняться. Елки стали расти реже и реже, под ногами все чаще попадались камни, да и земля сама уже не пружинила перегноем, а гулко ударяла в подошву близким каменным панцирем. Путники приближались к Долине Черного Огня.

Луня как-то в полдень по велению Шыка влез на елку, огляделся, и заметил далеко впереди колыхавшееся над лесом темное облако, словно тучи грозовые там сгустились. Волхв, услыхав об этом, приободрился:

– Дошли почти что! Послезавтра в Долину вступим. Беров там должно быть видимо-невидимо, потому сразу упреждаю всех – рта не раскрывать, колобуки пониже надвинуть. Если что, я сам разберусь, вы не лезте. До Черного утеса нам еще несколько дней шагать, задержки не должно быть, а то не успеем.

И вот наконец на девятый день, что минул после того, как путники с просеки, аров древних упокоив, ушли, ближе к вечеру уже, совсем заредел лес, а впереди, меж очертаниями еловыми заколыхалась, заклубилась черная муть, изредка озаряемая изнутри вспышками багровыми.

Сразу стало трудно дышать, исчезло в дымных облаках небо, и даже звуки шагов путников, казалось, увязли в густом сумраке, что вечно царил в этих местах.

Шык, ссутулившись, как беры обычно ходили, первым шагнул из-под лесного призрачного мрака в мрак колышащейся, дымный и тяжкий, и ступил на черный камень Долины Черного Огня. Луня услышал, как Зугур, оглядевшись через прорезь колобука, проворчал:

– Ну и место! Мало того, что деревья и трава черные допреж были, так тут теперь и камень черный, и дым черный, и огонь даже черный. Ох, и устал же я от всей этой черноты…

Долина и впрямь жутко гляделась. Куда ни кинь взгляд, всюду покрывал ее камень аспидного цвета, изломанный, неровный и трещиневатый. Из проломов выметывалось с ревом и гулом подземным пламя, но лишь изредка проскальзывали в нем языки багрянца, а так черным черно оно было, и свет черный испускало, словно куски ночи вкруг каждой трещины колыхались.

Отовсюду поднимались вверх клубы едкого дыма, плотно заволакивая небосвод, и в низкие облака сгустившись, порошили они сажей жирной, что покрывала все вокруг. Ни растеница, ни лужицы воды не было в этом безрадостном месте, и Луне захотелось вдруг бежать отсюда, бежать без оглядки, бросив всех, забыв про все, ибо живому человеку в Долине Черного Огня места не было…

Но Шык уверенно повел спутников в самую гущу черного дыма, в самый непроглядный мрак полыхающего черного огня, и люди побрели следом за волхвом, поневоле втянув головы в плечи и согнувшись, словно и впрямь перестали они людьми быть и берами погаными стали.

Никто, кроме волхва, даже представить себе не мог, где в этой дымной мрети можно было отыскать путь к Черному утесу, да и куда вообще тут можно было идти? Если бы Шык вдруг исчез, пропал по чьей-нибудь злой воле, пропали бы и путники, просто умерли от голода и жажды в проклятой Долине.

Шли всю ночь, или весь день – времена эти никакой разницы тут не имели. Дважды видели беров – небольшие отряды их шли в попутную людям сторону, торопливо и спешно, и Шыку показалось, что берам никакого дела нет до путников, просто созывает Чернобог всех своих слуг, видать, и его упредили, что гости пожаловали.

Вскоре путники, уставшие от долгого перехода, решили отдохнуть, но место для сна в Долине найти оказалось не так просто. Всюду острые обломки камней, трещины и разломы, всюду черный огонь и едкий дым. Кое-как примостились люди, кто где, и забылись в тяжелом, полуобморочном сне, похожем на смерть, а вернее – на дурное посмертие.

Зугур, первым в дозор вставший, пару раз будил отрядников, завидев беров, идущих в отдалении, но обошлось, никто не заметил лежащих на камнях путников. А после, когда Лунин черед догляд держать наступил, и вовсе беры не показывались больше, и люди худо-бедно выспались, дав отдых измученным телам.

Дожевав последних карасей и запив их остатками воды, путники двинулись дальше. Местность повышаться начала, и вскоре маленький отряд приблизился к обрывистому берегу реки, что несла свои воды куда-то на полуночь, но где иток ее был, и куда впадала она, осталось для людей загадкой, ибо Пыря про эту реку ни словом не обмолвился.

Единственная текущая через Черный лес река, родами называемая Влагой, много закатнее лежать должна, а иных рек в Черном лесу нет, Шык в том был уверен.

Луня с пустым мехом в руках спустился к воде, едва не сорвавшись пару раз, присел на короточки над мутно-черными волнами, черпанул лодошкой, поднес к губам, и тут же сплюнул, скривившись – воды нестерпимо горчила и отдавала гарью.

– Худо дело. – глухо вымолвил Шык из-под колобука, узнав дурную новость: – Без жратвы дней пять мы легко протянем, а вот без питья – не больше двух. Значит, поспешать надо, изо всех сил торопиться…

И путники начали «поспешать из всех сил», хотя силы эти таяли с каждым мигом, и неодолимая усталось сковывала тела, а на ноги, казалось, камни привязали, еле-еле с места сдвинуться можно было.

Луня, как мог, Руну поддерживал, и мешок ее себе забрал, и в особенно обрывистых и крутых местах помогал идти, но все равно Руне тяжелее других приходилось, все ж не мужик она, баба, а бабы, известно, послабее мужиков будут, хоть и любят хвалиться, будто выносливы они и по хозяйству столько всего делают, сколько не один мужик не осилит…

Шык, изредка обращая мысли свои к арским дружинам, что по пятам шли, мрачнел все больше и больше. Черный лес явно помогал Любову воинству, и тот путь, что путники за семидицу проходили, арские сотни за пару дней проезжали. Вскоре уже к Долине они должны подъехать, а уж после этого догнать пеший отрядец для конных и вовсе плевое дело. Шык торопил своих, и люди из последних сил нажимали, заставляя ноги двигаться быстрее, а тела – забыть о голоде и жажде.

Теперь путники все время шли вверх, словно бы по пологому склону горы. Трещин стало меньше, и чадный дым понемногу рассеивался. Стало светлее и дальше видно, и сквозь черные густые облака нет-нет да и проглядывало голубое летнее небо.

Люди воспряли духом, приободрились, всем уже начало казаться, что вот-вот мелькнут меж поредевших дымных столбов Черный утес, что вознес вершину свою выше облаков, но обиталище Чернобога все не появлялось, зато слуг его в округе все больше и больше становилось.

Беры, отрядно и одиночно, стекались по зову Хозяина в самую середку Долины, и Луня, попробовавший посчитать попадавшихся ему на глаза воинов Чернобога, на пятой сотне сбился со счета. И это только с одной стороны столько, а с других сторон сколь еще беров к утесу топает? И как такую силищу одолеть, неизвестно, а там и ары с союзными им ратями других народов на подходе…

Шык, шагавший попрежнему первым, остановился вдруг, негромко сказал, головы не поворачивая:

– Когда в гуще беров окажемся мы, потеряться можем легко. Надо знак какой-то отличительный выдумать, не будем же мы перекликаться по-родски. Кто чего думает?

– Тряпицы к копьям привязать надо. – тот час отозвался Зугур: – По тем тряпицам и опознаем друг друга.

– Не годиться, беры могут пристать – что за тряпки, откуда. – волхв с досадой стукнул копьем о земь: – Еще есть чего умного?

– Дядько Шык… – раздался еле слышный голосок Руны: – А коли нам всем щиты в правую руку взять, а копья – в левую? И не приметно, и заметно. Что скажешь?

– Снова скажу – молодец ты, девка, молодец! Светлая у тебя головушка, Руна, не иначе, в деда твоего, в Корча, того Быстромыслом не зря звали. Так и сделаем. И еще, други – для нас главное к подоножию утеса Черного подобраться. А как там все случится потом, потом и решим. Перво-наперво запомните – пробираемся к подножию утеса.

* * *

Вскоре путники подошли к невысокой черной скале, за которой начиналась ровная пустошь, и лишь в некоторых местах поднимались над нею из трещин столбы черного дыма, пачкая голубое небо и затмевая солнце. И в самой дали, у окоема самого, углядели наконец путники тонкий и высокий утес, и впрямь на копье исполинское похожий, что воткнул в землю неведомый великан.

По пустоши во множестве шли к утесу беры, а поодаль, сотнях в двадцати шагов, виднелись дома, из черного камня сложенные, и невысокие приземистые башни – берские селения Черный утес со всех сторон окружали, на многие сотни шагов протянувшись, и минуть их путники никак иначе не могли, окормя как насквозь пройдя.

Жилища берские, к друг другу примыкая, сплошную каменную стену составляли собой, и стена эта, неровная и разновысотная, тянулась в обе стороны, на сколько глаз хватало. Кое-где торчали из нее уродливые башни, и на вершинах их плоских разглядели путники дозорных беров.

Через каждые пять сотен шагов имелись в стене проходы, и стояла у проходов стража. Однако беры, стекавшиеся внутрь своей огромной крепости со всех сторон широкой пустоши, в таком множестве шли, что стража никого не окликала, не пытала, кто, да зачем. Видать, и впрямь, всех беров сзывал Чернобог, и лишь они приказ его услыхать могли, поэтому и не было среди них чужаков.

У Луни внутри все заледенело и оборваться было готово, когда, подражая сутулой осанке беров, приблизились они к одному из проходов и влились в широкий поток черноплащевых воинов Хозяина.

Беры, гортанно переговариваясь меж собой, неспешно топали внутрь, и шум шагов, дребезжание копейных древок, глухой стук сталкивающихся щитов поглотил все другие звуки, лишь изредка громкая гортанная команда оглашал берское воинство.

«Они так говорят, потому что губы у них вырезаны!», – догадался Луня: «А вот как они различают друг друга, коли со стороны все похожи, все в одинаковых плащах и колобуках, и копья у них одинаковы, и щиты. Может, нюхом чуют? Но тогда нас бы уже учуяли, уже распознали, и убили, никакая магия Ар-Тахова не помогла бы, больно много беров. Как-то по другому беры опознают себя, но как?»

Мысль эта не давала Луне покоя все то время, пока не прошли в толпе иных беров путники проход, не минули стражей, и не вступили на пыльный и огромный внутренний двор берской крепости.

Черный утес приблизился, и видно теперь было, что громаден он, широк и основателен, а жилища берские, что тянуться в беспорядке до его изножия, в сравнении с каменным исполином и незаметны почти, так, мелкие камешки у ствола громадного дуба.

Берские полчища, что стягивались со всех сторон внутрь черных стен, после разбредались кто куда, понукаемые своими вожаками. Одни к стенам спешили, наверх карабкались, другие по каменным лачугам и хижинам разбредались, а третьи, и больше всего таких было, к утесу продолжали идти, и в их черный поток влился маленький отряд из четырех скрывающих лики свои под черными колобуками людей.

* * *

Громада Черного утеса все приближалась. Теперь разглядел Луня и дорогу, вкруг каменного исполина вьющуюся и к вершине его ведущую, и саму вершину, вознесшуюся много выше облаков. Там, наверху, еле заметные снизу, с земли, виднелись черные ели, о которых Пыря говорил, что громадны они и выше любого из деревьев земных будут. Где-то там, меж елей этих, чертог Чернобога, и вот туда, в выси эти, и предстояло путникам подняться.

Меж тем свечерело. До подножия утеса еще несколько сотен шагов оставалось, и надо было еще один круг стен черных минуть, и стены эти повыше внешних, уже пройденных, были, да и стражи у проходов в них поболе увидали путники.

Вдруг над берским воинством раскатились заунывные звуки трубящих рогов, и тут же распались сомкнутые черноплащные ряды, разбрелись беры окрест, копья в шалаши составляя и на земь усаживаясь. Кое-где начали костры запаливать, кое-где шатрянки ставить. Словом, сигналом к отдыху и ночлегу послужило хриплое пение рогов, что из крепости доносились.

Стража, которая в проходах стояла, лишь только рога зазвучали, внутрь стен зашла, и проходы бревнами черными заложила, перекрывая дорогу всякому, кто войти в крепость пожелал бы.

Шык первым уселся на земь, подогнув под себя ноги, и остальные последовали его примеру, начали делать вид, что беседуют они, кружком севши.

– До утра вряд ли мы к утесу пройти сумеем. – чуть слышно прошелестел волхв, но напрягшие слух люди услыхали его, и согласно головами в черных колобуках покивали. Потом Зугур спросил, тоже едва-едва губы размыкая:

– Ары-то близко?

– Да. То место, где Луня к Горькой реке спускался, проехали уже, и на ночлег не спешат устраиваться. К полуночи, если и дальше так ехать будут, сюда заявятся. Ну да бояться нам пока их нечего. Если уж даже беры нас не распознали до сих пор, ары и подавно не углядят в нас тех, кого ищут они.

Луня тревожно зашипел, глядя за спину волвху:

– Бер к нам идет, дяденька, хочет чего-то.

Все замерли, и сердца людские часто-часто забились в предчувствии беды – вот обратиться бер сейчас на языке своем поганом, попросит чего, или узнать захочет, а как отвечать ему? У них только один ответ ему есть – меч под ребра.

Но тогда остальные всполошаться, и начнется тут такая сеча, и полягут путники, так и не добравшись до цели своей. Обиднее всего, что на самом пороге, когда до конца чуть всего осталось, смерть принять придется…

Бер остановился в трех шагах от сидящих, прогорготал что-то, и Луня уже сжал рукоять меча под плащем, готовый броситься на ворога, но тут вдруг поднялся с земли Шык и ответил беру таким же горготанием, да прибавил чего-то, и еще свистнул в конце.

Бер неожиданно расхохотался, махнул рукой, мол, все нормально, и побрел назад, к своим, сидевшим неподалеку, сородичам. Шык вновь присел, по привычке потирая радостно ладони.

– Ты чего ему сказал, волхв? – изумленно прошептал Зугур.

– И откуда ты, дяденька, берский язык поганый вызнал? – спросил Луня.

Шык усмехнулся чуть слышно, потом ответил:

– Ар-Тах спаситель, ему спасибо. Его магия и не такое может. Не знаю я берского, и выучить за миг его тоже не способен. Но вот мысли бера того, что к нам подходил, прочитать я сумел, и услыхать, как звучат они по-берски, тоже. А потом лишь повторил я их, и бер засмеялся, услыхав то, что и ожидал услыхать.

Спросил он меня: «Есть ли дрова у вас, и чего на них приготовить?», ну, про еду, значит, узнавал, а сам про себя думал: «У них, как и у нас, наверняка ничего не припасено, потому как спешно призвал нас всех к себе Хозяин». Я ему это и сказал, и свистнул еще, что бы показать, как спешно Хозяин нас звал…

– А вот свистел ты зря, волхв! – вдруг перебил Шыка Зугур.

– Это почему ж?

– У беров губ нет. И свистеть они не могут… Уходить надо отсюда подалее, а к воротам поближе. – Зугур кивнул в сторону чернеющей в ночном сумраке крепости: – А то неровен час, раскусят нас, распознают, что не те мы, за кого выдаем себя. Тут и конец походу нашему…

Шык рассуждать да оправдываться не стал, быстро поднялся и повел отряд за собой, выбирая тихие места, обходя большие и шумные ватаги беров, громко переговаривающихся у костров. У самой стены, в двух десятках шагов от ворот, выбрал волхв укромное местечко, и путники вновь уселись на земь, скрестив ноги.

Луня молчал-молчал, терпел-терпел, а потом не выдержал, пододвинулся к волхву поближе и спросил тихонько:

– Дяденька, а как беры распознают друг друга? Ведь похожи они, точно угольки костровые. Я думал уже – нюхом не могут, носов у них нет. Глазами тоже, раз похожи так. И чар у них нет никаких, я б почуял. Но как-то же они вызнают знакомцев своих, набольших от простых беров отличают…

Шык ответил не сразу, и голос его зазвучал тревожно:

– Вовремя ты спохватился! Теперь только на милость судьбинскую уповать надо! И как я сам раньше не подумал, старый дурень! А теперь поздно, теперь чуть что, и раскроют нас.

Зугур, прислушавшийся к разговору Шыка и Луни, пересел чуть поближе, вполголоса изрек:

– Не тяни, волхв! То, что ты дурень, еще вашинский божок Встречало? Или как? Ну, этот, на холме, у Обура, говаривал. Чего случилось-то, можешь толком разъяснить?

Волхв, не обижаясь на подначку, в ответ зашептал горячо и быстро:

– У каждого бера на колобуке метка есть! Она черной краской намалевана, и во тьме любой, во мраке кромешном светится серым, пепельным, так же, как все дерева и травы в Черном лесе. Приглядитесь-ка, други, к отродьям этим повнимательнее… Видите?

Все согласно наклонили колобуки – действительно, если всмотреться, у каждого бера надо лбом значок призрачный пепельным цветом светился. Шык продолжил шепотом «радовать» путников:

– Беры не стадно живут, есть у них роды, концами зовущиеся, ибо каждый конец городища их приутесного одним родом заселен. У каждого конца свой знак, своя отметина. А у концевых голов знаки особые, и у стражи утесной – тож. Все беры одного конца вместе держаться должны, уклад у них таков. Но это еще полбеды, что мы, скорее всего, не в тот конец забрели…

– А вторая половина беды в чем? – нетерпеливо спросил Зугур, ерзая на месте – у стены земля была сильно каменистой и мало для сидения подходила.

– Вторая и главная половина в том, что пока жив бер, метку на колобуке его видно. А когда умирает он, тухнет метка. – ответил чуть слышно Шык, и все замолчали, вертя головами и тщетно пытаясь разглядеть друг у друга на черных, грибообразных колобуках метки. Наконец Зугур пробормотал сквозь зубы:

– Выходит, мы – мертвые беры… Весело, ничего не скажешь. А чего ж нас до сей поры не раскрыли?

Волхв ничего не сказал, и за него ответил Луня, найдя самое простое, по его разумению, разъяснение:

– Должно быть, не заприметили пока что – не до того им…

Зугур хмыкнул и замолчал, и тут вдруг заговорила Руна:

– Мужики, вы б, чем лясы попусту точить, спать лучше укладывались! Вон, черныши проклятые уже ложаться. А когда лежишь, не видно же, есть у тебя метка, или нет…

– И то верно! – обрадовался волхв: – Я постерегу, а вы спите пока. После полуночи Лунька сменит меня.

Но так долго спать не пришлось. Задолго до полночи разбудил волхв спутников, и рукой незаметно в ту сторону, откуда пришли они, указал. Луня, глянув сквозь прорезь колобучную, так и обмер на месте – в свете множества факелов, в блеске начищенных броней, в сверкании щитов и шлемов подъезжала к берской крепости арская дружина, и в переднем всаднике, что под высоко воздетым на алом шесте знаком Сва-астика ехал, признал Луня Любо Троерукого, Правителя и Ар-шэра Ар-Зума, по двум мечам признал, а еще по той надменной и гордой посадке, по взгляду уверенному и властному. Никто иной ТАК ехать не мог, и с ТАКИМ лицом к обители бога, пусть даже и Черного, не осмелился бы приближаться.

«А ведь он, Любо этот, себя равным богу мнит!», – вдруг подумалось Луне: «Он же в величии своем и гордости давно уж порог желаний человечих перешагнул, и ныне на богово посегает, все Землю покорить мечтая, и во многом мечты свои в явь уже воплотил.»

* * *

Заныли, загудели берские рога внутри крепости. На черных башнях вспыхнули сотни факелов, повинуясь гортанным командам своих набольших, стали выстраиваться беры, оставляя у горящих костров лишь костровых.

Со скрипом раздвинулись черные бревна, разгораживая проход, и из крепости навстречу Любо вышло с десяток беров и несколько аров, что, видать, вроде посланников Ар-Зумских были и при Чернобоге в берской крепости жили.

И беры, и ары низко, до самой земли, поклонились Любо, Троерукий же лишь кивнул в ответ, высокомерно и презрительно кривя узкие губы, которые на его суровом лице больше на шрам мечный походили, а не на рот человеческий.

Луня, стоя вместе с остальными у стены, исподволь следил за главным их человеческим ворогом, и чуял, осязал, понимал – Любо сильно обеспокоен, не по себе ему, что-то почувствовал арский правитель, и теперь понять пытается, узреть тревогу свою и унять ее, коли получиться.

«Не уж-то он тоже чародеить может, и нас распознал под колобуками черными?», – гадал Луня: «Да нет вроде, человек он, обычный и не особо умный, по-моему. Но что-то в его голове вертиться, что-то там такое, что его заставляет сейчас тревожиться и беспокойствовать. Но вот что?».

И едва Луня подумал, как Шык зашипел слева:

– Он Руну ищет… Ума не приложу, зачем, но она его помыслы занимает, хотя и не видал он ее ни разу. Просто Владыка такие мысли вложил в Любову голову, и Любо всегда почуять может, где Руна, в какой стороне. Потому-то и рыскали ары по Приобурью, потому-то и в Черный лес за нами такие рати отправили. Не за нами, вернее, а за Руной. Повелел Владыка, вот Любо и старается.

– А зачем… зачем ему Руна, а, дяденька? – срывающимся от страха за любимую свою шепотом спросил Луня. Шык ответил не сразу:

– Убить он ее должен, убить во что бы то ни стало. И мыслить мне, от того это, что…

Но узнать, что мыслилось волхву, ни Луне, ни остальным путникам так и не довелось. Правитель Ар-Зума, рассеяно слушавший то, что говорили ему его посланники и берские старшины, вдруг вскинул руку, и говорившие враз умолкли, точно им отрезали языки. Берские воины, в великом множестве стоявшие вокруг и тихо переговаривающиеся меж собой, тоже умолкли, и наступила зловещая, мертвая тишина, нарушаемая лишь треском факелов.

Любо повел взглядом по черным рядам беров, прищурился, как-будто хотел разглядеть под колобуками изуродованные лица черного народа, в задумчивости нахмурился, прикрыл глаза, и вдруг резко выбросил руку, указуя своей боевой перчаткой, украшенной златыми бляшками, в сторону путников, и громко сказал по-арски:

– Ло эр! Вот она!

– Все, други, заметили нас! – уже не таясь, крикнул Шык: – К утесу пробиваться будем. Тут не до жалости, и не до страха. К оружию, рубить всех, кто на пути встанет, и вперед, все время вперед! Судьбина за нас!

Ары во главе с самим Любо бросили своих арпаков в сторону путников, скинувших плащи и обнаживших клинки. Беры, ничего не понимающие, узрели вдруг среди себя четверку невесть откуда взявшихся людей, да еще Шык огонька чарного добавил, и заблистали вокруг голов путников пламенеющие нимбы. Беры, огня не терпящие, в ужасе попятились в стороны, и в их криках потонули и вой рогов, и повеления берских набольших.

В сумятице ары врезались в черноплащную толпу своих же союзных беров, сам Любо, рыча от переполнявшей его ярости, обнажил длинные мечи и начал прорубать себе путь, словно не живые и союзные ему люди были перед ним, а стена камыша приозерного.

– Волхв! К воротам надо, а то поздно будет! – крикнул Зугур, уже успевший зарубить пару шальных беров, что не успели вовремя отбежать от вдруг возникших среди них страшных пламенеющих воинов с мечами и луками. Луня с Руной тем временем пускали во все стороны стрелы, и они тоже находили свои жертвы. Шык же творил чары, и на крик Зугура ответил:

– Погодь маленько, еще немного, и закончу я! Тогда без ворот обойдемся, понял?

Ары приближались, да и беры, точно очнувшись от охватившей их поначалу сумятицы, сгрудились в толпы по сторонам от арского конного клина, подняли щиты, прикрываясь от стрел, и выставили копья, готовые броситься на горстку людей, дерзнувших бросить вызов берской силе прямо в ее черном логовище.

– Весь мир против нас. – прошептала Руна, в очередной раз вскидывая лук и всаживая стрелу точно в прорезь колобука одного из беров.

– Страшно, ладушка? – спросил Луня, улыбнулся жене, ободрил: – Не бойся, вот увидишь, Шык сумеет нас от смертушки оградить…

– На Шыка надейся, а сам не плошай! – перебил Луню Зугур: – По арам, по коням их бейте, на беров стрелы не тратьте!

– А ну, зажимай уши! – вдруг заорал Шык, и тут загрохотало, загремело, оглушающе и могуче. Обернувшийся Луня с восторгом и ужасом увидел, как зелено-желтый, ослепительно полыхнувший в ночи огненный шар величиной с доброго быка вспыхнул на месте черной каменной стены, что высилась позади них, разметал камни, а потом покатился вперед, к самому подножию Черного утеса, разнося в щепы, песок и прах попадавшихся ему на пути строения, заборы, стены, башни, и нерасторопных беров из крепостной стражи.

– За мной! – Шык бросился по проделанной его чародейством дороге, и остальные путники поспешили за волхвом, огрызаясь стрелами, а Любо, углядев, что добыча уходит, прокричал что-то и с таким неистовством погнал своего коня вперед, что вырвался наконец из толпы беров и влетел в пролом стены следом за убегающими путниками.

Зугур на бегу бросил в Любо кинжал, но тот лишь скрежетнул по златой бляшке на сбруе сбоку от конской морды и улетел в сторону. Луня выпустил последнюю стрелу, и тоже промахнулся, а вот Руна не сплоховала.

Вскинув отцовский лук, она выстрелила и всадила бы стрелу точно в то место, где между шлемом правителя аров и воротом его брони можно было поразить незащищенную шею, но в самый последний миг, словно по беззвучному приказу, арпак Любо вскинулся, вытягивая вверх голову и поднимаясь на дыбы.

Рунина белоперая стрела пробила конский глаз и глубоко ушла внутрь, под череп. Арпак захрипел, разбрызгивая кровавую пену, ноги его подломились, и Любо полетел в щебень и песок, устилавший все вокруг.

– Быстрее!! – прокричал Шык, уже далеко убежавший вперед и почти достигший подножия утеса. Путники устремились за ним, уверенные, что теперь погоня замешкается и не сможет помешать им достичь утеса – пока поднимут Любо, пока то, пока се…

Но правитель Ар-Зума сделал все по-своему. Не успели первые ары ворваться следом за своим повелителем в устроенный Шыком стенной пролом, а Любо уже вскочил на ноги и огромными скачками бросился следом за Зугуром, Луней и Руной, высоко подняв вверх свои длинные мечи.

– Я задержу его! – крикнул Зугур остальным, и повернулся к приближавшемуся правителю Ар-Зума, выставив перед собой секиру.

– Чэро?! – взревел Любо, неожиданно увидев перед собой человека, дерзнувшего бросить вызов ему, Ар-шэру и великому воину, Любо Троерукому, Властелину Мира! Взмахнув мечами, правитель Ар-Зума бросился вперед, готовый стереть в порошок, изрубить на части вагаса, и так силен был его натиск, что Зугур вначале дрогнул и отступил на несколько шагов, с трудом защищаясь и отбивая сыпящиеся со всех сторон удары.

Любо не зря носил свое прозвище Троерукого. В поединке с ним не смогли бы устоять самые прославленные воины всех народов стран Хода, окажись они против арского правителя с равным оружием. Но двулезвийная секира Зугура, тяжелая и длинная, мешала Любо подойти близко к вагасу и достать того мечами. Как бы ни исхитрялся Любо, какие бы приемы и выверты он не применял, всегда перед ним оказывались полукруглые лезвия и граненая пиковина меж ними.

Вокруг поединщиков высились руины берской крепости, и меж черных камней застыли черные же ее хозяева, пораженные и растерянные. За спиной Любо сгрудились вломившиеся сквозь пролом ары, а за спиной Зугура у самого подножия исполинского утеса стояли Шык, Луня и Руна, и никто из смотрящих на поединок не знал, кто одержит в нем победу, чья возьмет, кто вскинет победно руки, а кто бездыханным рухнет в черный прах.

Так продолжалось долго, очень долго. Звон бронзы о бронзу, хриплое дыхание бойцов, шорох и скрип щебня под ногами. Выпады и удары Любо, скрежет его клинков о секиру Зугура, и вновь, и вновь, и вновь то же самое…

Из-за быстроты и мастерства Любо вагас так и не смог, не сумел нанести ему ни одного удара, он все время защищался, но защищался так успешно, что вымотал своего противника, утомил его, да к тому ж Любо за последние годы поотвык от честных ристалищ, ибо ни один из воинов его дружины не отважился бы, зная бешеный характер правителя, биться с ним на воинском поле в полную силу, и эта боязнь сыграла с Любо злую потешку.

Он устал, но разозлился еще больше, чем в начале поединка. Мечи Любо взлетали и обрушивались на Зугура все медленнее и медленнее, тогда как закаленный в боях и походах вагас, к тому же только защищавшийся, был еще полон сил, и вот в тот момент, когда Любо опустил один меч, а второй только-только вознес для удара, Зугур просто ткнул противника острием секиры, целя в незащищенную подмышку. И удар его достиг цели.

Любо вскрикнул, страшно и визгливо, отшатнулся назад, и испачканное его кровью острие секиры вышло из раны. Рана была не смертельной, ибо кровь покрывала граненую пиковину лишь на три пальца, но правитель аров зашатался и вдруг начал падать. Но Любо не был бы великим воином, если б позволил победить себя вот так, легко и просто. В падение, уже почти коснувшись спиной молотого камня, устилавшего землю, Любо неожиданно метнул в Зугура один из своих мечей.