Текст книги "Дикие"

– Как насчет колоды карт?

Игра в карты была нелегальным занятием на Пауи, так как проигравший мог запросто убить победителя. Поэтому колода карт чрезвычайно высоко ценилась здесь, даже выше денег. Колода карт на Пауи – это постоянный и надежный источник дохода. Островитяне очень любили одну карточную игру, которую они называли «Удача». Белым было бы затруднительно, а пожалуй, и вовсе не по силам вникнуть в суть этой игры, но они знали, что чаще всего в ней выигрывал тот, чьи были карты.

Медленно, даже неохотно, сержант вновь отрицательно покачал головой.

Тогда Гарри извлек из кармана еще одну колоду и положил ее рядом с первой на стол. Все трое хорошо знали, что две колоды карт ценились здесь выше, чем стодолларовик: одну сержант мог вполне свободно толкнуть долларов за сорок, а на второй зарабатывать постоянно, сдавая ее в аренду игрокам.

– Может, мне и удастся помочь вам. Гарри подтолкнул одну колоду ближе к сержанту, а другую забрал себе со словами:

– Получите, когда у нас будут гарантии.

– Ну, ладно, о'кей. Я пошлю охранника во дворец генерала Раки рассказать ему хорошие новости. За охранника вы дадите мне еще пару долларов.

– За последнее время продвижения нет, – сказал Гарри Керри, когда они оба стояли перед входом в управление полиции, жарясь на белом раскаленном солнце. – Нам нужно укрепить наши позиции. Ты напишешь рапорт и свяжешься с американским государственным департаментом.

Керри мог это сделать через американское консульство в Порт-Морсби, ведь, как-никак, Пауи был его территорией.

Гарри прибавил:

– Тебе нужно будет официально проработать это на местном уровне, Керри. Если я окажусь за колючей проволокой на горе Ида, мне уже будет на все наплевать. Так что я остаюсь пока в Куинстауне. Разрешаю действовать даже так, как это не понравилось бы кое-кому. Моя цель – встретиться с Раки лицом к лицу. Вот когда я добьюсь этого, можно будет считать, что я в безопасности. Тогда я успокоюсь. Раки знает, что ему придется работать через меня, если он хочет возобновить или расширить концессию «Нэксуса». Если же он не хочет иметь дело с нами, ну что ж… Тогда я бессилен буду что-нибудь с ним сделать. Но если ему нужна быстрая и легкая сделка, быстрая и легкая прибыль наличными, тогда он будет продолжать поддерживать с нами связь. В этом случае он не захочет причинить мне вред, и это будет служить некоторой защитой.

– Ты босс, Гарри. Я пошлю с тобой кого-нибудь.

– Лучше дай мне еще пистолет и немного сигарет, Керри. Да, и чуток наличности. Остальные мои деньги лучше пока придержи у себя. В каком отеле мне остановиться?

– По-моему, у тебя нет выбора. «Националь» захвачен армией, поэтому тебе придется въехать к Ма Чанга в «Индепенденс». И лучше платить ей по второму классу.

– Почему?

– Если ты заплатишь по тарифу первого класса, будешь иметь отвратительную колониальную кухню, – коричневый виндзорский суп, тонкие ломти пережаренного бифштекса в подливке, овощи, вываренные до полной потери вкуса, и рисовый пудинг, – а если ты изберешь для себя более приемлемым обслуживание по расценкам второго класса, получишь отличную китайскую кухню.

– Я вообще не надеюсь на хорошую кухню в самом эпицентре военного переворота.

– Если даже случится ядерная война, Ма Чанг будет продолжать свою работу. Пошли.

Со времен шестнадцатого века, когда португальские моряки впервые увидели на горизонте очертания берегов Пауи, европейские путешественники избороздили весь остров, давая названия наиболее примечательным элементам географического ландшафта в честь своих королей, королев, политических деятелей и, наконец, в честь самих себя. В основном эти названия сохранились до наших дней. То ли по привычке, то ли по инерции. Например, возвышенность Виктории так и осталась возвышенностью

Виктории, а высоты Стэнли – высотами Стэнли. Но старейший в Куинстауне отель, когда-то белое дощатое здание, окруженное деревянной верандой, в этом смысле был очень подвержен конъюнктурным изменениям.

В 1828 году, когда остров Пауи был аннексирован голландцами, новенькая гостиница получила название «Амстердам». Когда на острове появился первый христианский миссионер и Пауи был захвачен англичанами – это произошло в 1873 году, – отель был сожжен дотла, выстроен заново и переименована «Викторию». В 1914 году Пауи, как и некоторые другие острова, узнали на себе, что такое немецкий сапог, и вывеска над дверью была спешно перекрашена и читалась уже как «Кайзеровский дворец». Когда в 1919 году вернулись англичане, отель получил название «Империал».

В двадцатых и тридцатых годах отель был популярным местом встреч английских колонистов, которые имели на острове плантации кофе, какао или кокосовых пальм, а также наблюдали за безжалостной вырубкой красивейших лесов сандалового дерева, которые покрывали весь Центральный горный массив и возвышенность Виктории. Эти джентльмены регулярно получали так называемые «розовые билеты» от своих жен, которые отпрашивались у супругов на вечер для того, чтобы провести его в «Империале» с каким-нибудь красивым мальчиком. Один за другим они были сражены жарким, влажным климатом и мошкой. Книги необходимо было окуривать каждые полгода, а бедняжки-жены с наполненными слезами глазами уже давно бросили все попытки устроить на острове уютные домики. Поэтому семьи колонистов вынуждены были постепенно ретироваться с острова. Кто в Балмейн, кто в Сидней, кто в Оксшот, кто в Сюррей. Или наконец в «Резидент-отель» в Лондоне. Там они продолжали влачить свое существование, играть в бридж и вспоминать старый добрый «Империал».

В 1942 году не было никакой необходимости менять название – на Пауи вторглись японцы. Но после освобождения в 1945 году отель был перекрещен в «Рузвельт Хилтон». В 1963 году он назывался несколько иначе – «Кеннеди Хилтон». В 1973 году администрацию отеля стала стращать привлечением к судебной ответственности администрация другого отеля, который имел то же название. Вскоре «Кеннеди Хилтон» вновь, – в который уж раз за свою историю, – поменял вывеску. В 1976 году отель «Индепенденс» был приобретен миссис Чанг. В 1984 году он был почти в том же состоянии, в каком его покупала китаянка.

Двое мужчин взошли по ступенькам крыльца на широкую, с деревянным полом веранду, которая обегала вокруг всего отеля. Внутри, в медном полумраке вестибюля, можно было разглядеть плетеные стулья, расставленные вокруг низеньких темно-красных полированных столиков, причем над каждым из них висела лампа под украшенным бисером абажуром. За столами Гарри разглядел бар, который, как он узнал несколько позже, имел отдельный выход на веранду. Очевидно, для того, чтобы выбрасывать на свежий воздух слишком загулявших или нежелательных клиентов. В глубине вестибюля располагался приемный стол, светлое пятно, находящееся на стене за ним, говорило о том, что оттуда недавно сняли картину.

Справа от приемного стола наверх взбегала деревянная лесенка, а за ней, как удалось рассмотреть Гарри, бьиа открытая дверь в пустую столовую. Как в европейских туалетах, пол и стены столовой были выложены белым кафелем, а маленькие столики были накрыты клеенками. Гарри уловил доносившийся оттуда слабый аромат гуся по-китайски.

Справа от вестибюля располагался небольших размеров альков, заставленный темной и изящно изукрашенной резными узорами викторианской мебелью. В самом центре алькова стояла китаянка и смотрела на вошедших своими яркими и черными, как у галки, глазами. Она была одета в ярко-розовую атласную пижаму. Возраст ее трудно было определить, – может, тридцать лет, а может, и все шестьдесят, – но весила она не меньше двухсот фунтов. Изящная темная мебель, окружавшая ее в алькове, живо контрастировала с пустотой остальных помещений отеля. Китаянка стояла между двумя столиками, на одном из которых бьиа разложена игра «Монополия», а на другом – современный телефонный аппарат цвета слоновой кости.

– Входи, человек, – резким голосом проговорила миссис Чанг. – Не могу понять, неужели ты и вправду решил отыскать кого-нибудь из важных людей в такой день, как сегодня. Все важные люди либо мертвы, либо бросились в свои сельские поместья вверх по реке. Очень осторожно с их стороны. – Она глянула на часики, которые были на запястье ее маленькой жирной руки. – Солнце как раз над нок-реей. Ты, наверное, хочешь коктейль? – Она звонко хлопнула в ладоши. – Фредди! Давай сюда столик и мартини!

Откуда-то сзади ее, будто из-за ее розового балахона, появился красивый робкий островитянин. Он был босс и из одежды имел на себе лишь короткие белые шорты.

– Фредди и Бобби – работают моими секретарями, – пояснила миссис Чанг и свободно махнула рукой в направлении второго красавца. У Фредди был торс, как у супермена, да и Бобби был сложен не хуже. Видно было, что они не чистокровные островитяне. В каждом из них была, по крайней мере, одна восьмая китайской крови. Поэтому их не принимали за своих ни островитяне, ни китайцы.

Миссис Чанг сказала:

– Бобби у меня заправляет наличностью. Обращайся к нему, если тебе нужно поменять деньги.

– Мы их как раз потеряли, – печально сказал Гарри.

– Ага! Я могу дать в долг. За два процента в день. Ситуация-то не из обычных.

Миссис Чанг повернулась к Бобби и сказала:

– Тащи сюда ящик с наличными. Бобби испарился.

– Эй вы, оба, садитесь, – сказала миссис Чанг.

Ее ноги отдыхали в желтых атласных тапочках на красной плюшевой подставке для ног.

Она остро взглянула на мужчин. На лице ее желтоватая кожа была натянута туго, а на грудь спадала складками второго, третьего и прочих подбородков.

Керри сказал:

– Спасибо, но я не остаюсь здесь. Я должен вернуться к Бетти.

Миссис Чанг оглянулась в сторону кухни.

– Готовь на одного, Фредди. – Потом она вновь повернулась к Керри и сказала: – Надеюсь, все нормально с твоей дорогой женушкой?

– Все отлично. Пишет сейчас тезисы по религии на острове. Все-таки занятие…

Миссис Чанг хихикнула. И ввернула фразу из лексикона англичан. С ее языка частенько срывались английские фразы, которые она подцепила от своей бывшей хозяйки, детей которых она давным-давно нянчила в Сингапуре.

К ним вернулся Фредди, катя перед собой столик с напитками.

– Купишь какие-нибудь подарки? – спросила миссис Чанг.

О чем и думал Гарри в те минуты, так только не о подарках.

Тогда миссис Чанг добавила:

– Два часа назад высадились жены и дети генерала Раки. Очевидно, для того, чтобы продемонстрировать своим появлением, что ситуация на острове нормализовалась. А подарки для них – дело обычное. – Китаянка косо взглянула на Гарри. – Я, пожалуй, могу предложить тебе неплохие вещицы для самой молодой жены Раки и для его первой жены. Старая девица является дочерью влиятельного племенного вождя, и ее нужно уважить. У меня есть для нее отличный отрез шелка. А, как ты на это посмотришь?

Гарри знал, что покупать подарки для любой жены на этом острове – пустая трата времени и денег, так как женщины здесь пользовались не большим влиянием, чем цыплята. Но он решил ничего не игнорировать на Пауи в эти дни, а это означало, что он был заинтересован в поощрении доброго к себе отношения со стороны миссис Чанг. Он подозревал, что в этой китаянке скрывается нечто, не видимое невооруженным глазом.

На крепком гудронированном покрытии Президентской авеню было довольно редкое движение. Поэтому ничто не мешало Гарри увеличить скорость своего джипа «тойота», когда он ехал по нему, минуя манговые деревья, посаженные по обеим сторонам дороги и, будто часовые, охранявшие путь до Президентского дворца. До 1975 года ветхие колониальные виллы, видневшиеся за деревьями, были заселены белыми из государственной администрации и высококлассными специалистами, теперь же эти жалкие домишки были сплошь опоясаны колючей проволокой – мера предосторожности для того, чтобы обеспечить безопасность жилищ нынешних хозяев Пауи.

Приближаясь к Президентскому дворцу, Гарри проехал мимо здания бывшего Колониального клуба. В те времена, когда до Англии отсюда было два месяца пути морем и когда каждые пять лет туда отправлялись в полугодичный отпуск белые с Пауи, Колониальный клуб был местом, где обильно распивался джин, мелькали карты за игрой в бридж и из обшарпанных граммофонов доносились звуки фокстрота. Теперь это было шумное жилище нового министра внутренних дел.

В то время как весь Куинстаун постепенно ветшал и приходил в упадок, высокая стена, окружавшая резиденцию президента, была в отличном состоянии. Да и сама резиденция искрилась и сверкала. Исключением были черные ворота с железными узорами, которые слетели со своих петель и теперь неподвижно лежали на территории резиденции.

На газоне, на пяти воткнутых в землю шестах, помещались какие-то комковатые предметы размером с футбольные мячи. Вокруг них носились стаи мух, отливавших серебром. Это были головы последнего президента Обе и четырех его несчастных министров. Министрам финансов, торговли и промышленности удалось в самый последний момент бежать на президенском вертолете, пилот которого регулярно получал зарплату именно за готовность к подобным экстремальным ситуациям.

«Тойота» замедлила ход и наконец остановилась ярдах в пятидесяти от ворот. Гарри медленно вылез из машины, предупредительно поднял руки вверх и неторопливо направился навстречу охранникам. На них была военная форма оливкового цвета, фуражки цвета хаки с большими козырьками и шнурованные высокие ботинки с резиновой подошвой.

Гарри окликнули. Тогда он остановился и протянул охране свой официальный пропуск и паспорт. Солдаты тщательно просмотрели эти документы, особенно паспорт. Листали его страницу за страницей, от начала до конца и от конца до начала, переворачивали даже вверх ногами. Гарри догадался, что охранники неграмотны.

Наконец ему вернули паспорт, очевидно, удовлетворившись фотографией, и затем быстро и квалифицированно обыскали на предмет оружия. Один из охранников буркнул:

– Сигареты?

Гарри протянул им четыре пачки. Не столько в качестве взятки, сколько в качестве чаевых. Потом он объяснил, что оставил в машине подарки для генерала. Один из охранников сходил к «тойоте», вернулся оттуда с шелковым свертком, развернул его, чтобы удостовериться в том, что в нем не сокрыт пулемет, затем снова свернул и кивком головы дал понять Гарри, что он может пройти на территорию резиденции президента.

В сопровождении двух охранников и одного солдата, несшего шелковый сверток, Гарри вступил на гравийную дорожку, которая вела к Президентскому дворцу. Справа и слева от него лежали великолепно ухоженные лужайки с клумбами оранжевых лилий и еще каких-то красно-черных и очень высоких, до пятнадцати футов, цветов.

Низкий, квадратный, со штукатуркой, выкрашенной в розово-лиловый цвет, дворец не имел окон на нижнем этаже. Вдоль его стен с интервалом в шесть футов находились охранники. Некоторые из них сидели на корточках, другие – на траве, вытянув ноги и опершись спинами о стену, третьи стояли и держали винтовки за стволы, как будто собираясь использовать их как клюшки. Охрана казалась разомлевшей и потерявшей бдительность, но Гарри знал, что это обманчивое впечатление, что эти ребята на самом деле напряжены, зорко следят за местностью и в любую минуту готовы отразить возможное нападение.

Небольшая процессия, состоявшая из Гарри и сопровождающих его охранников, прошла под также охраняемой аркой во внутренний двор, который занимал площадь примерно в шестьдесят квадратных футов и по краю которого бежала узкая и незаметная издали дорожка. В тени веранды стояли деревянные скамьи, наподобие тех, что бывают в церквях. В середине дворика искрился на солнце крохотный прудик с кувшинками. Он был окружен деревьями, кустами с цветами и дикими орхидеями.

Гарри с охранниками прошел через двор, поднялся по белой мраморной лестнице и вошел во дворец сразу на втором этаже, пройдя под изящной аркой, которая была также выложена из мрамора.

Они повернули направо, в коридор шириной примерно в восемь футов. Звуки их шагов поглощались толстым ярко-красным ковром, который был постелен здесь. Справа от Гарри были высокие, запертые окна, занавешенные золотистыми шторами из парчи. Одно окно было разбито, и на ковре до сих пор неубранными искрились осколки стекла. «Похоронная обстановочка», – мрачно подумал Гарри, когда они прошли мимо глубокой ниши, внутри которой он разглядел небольшой алтарь.

Впереди раздалась резкая команда. Гарри заставили остановиться перед двустворчатыми тяжелыми дверьми из сандалового дерева, которые охранялись двумя филиппинцами. Один из охранников, находившихся с Гарри, тихо переговорил с ними, и через минуту ему было позволено пройти в двери.

Он вернулся почти сразу же и кивнул Гарри, дав ему тем самым понять, что он может войти. Тот выступил вперед и почувствовал, как через полуоткрытые двери просачивается свежий, кондиционированный воздух. Он вошел в двери и тут же замер от изумления…

Возле двери, справа от Гарри, находился широкий стол, на котором был растянут прямоугольный лоскут ярко-оранжевой материи с темно-малиновой полосой, проходившей посередине. Рядом с этим лоскутом лежала военная фуражка с длинным козырьком, револьвер в кобуре, мачете и автомат. Нет, Гарри удивило вовсе не это. Это как раз он и ожидал увидеть. Но кроме этого, он смутно представлял, что на следующий день после удавшегося военного переворота генерал будет проводить непрерывные совещания со своими полковниками, водить карандашом по карте или созовет своих новых министров и станет обсуждать с ними планы развития сельского хозяйства на острове на ближайшие пять лет.

Но Гарри не ожидал, что, оказавшись в покоях генерала, услышит радостные визг, хихиканье и тонкоголосый смех.

Поначалу, оглушенный стоявшим в комнате шумом, Гарри подумал, что оказался на каком-нибудь детском утреннике. Комната, которая открылась его взору, казалась большой, но не из-за своих размеров, а из-за того, что вся изящная резная мебель была сдвинута к стенам и в центре комнаты был расстелен только искусно сплетенный – ручная работа – персидский ковер. На ковре стоял мужчина в военной форме цвета хаки. Глаза у него были завязаны черной лентой, и он, разведя в стороны вытянутые руки с растопыренными пальцами, делал неуверенные выпады в сторону группы смеющихся молодых женщин. Маленькие, цвета кофе, женщины меланезийской крови перемешались с полинезийками и черными островитянками. Большинство были обнажены до пояса, а вокруг бедер были обмотаны материей самых разных ярких расцветок. На одной из женщин было надето изящное золотистое вечернее платье без пояса, какие носят на Западе. Другая была наряжена, как невеста, только ее подвенечное платье было явно не глажено и не стирано несколько лет. Самая красивая, самая юная и самая смуглая девушка из всех присутствующих бегала вокруг генерала в белой кружевной ночной рубашке и черно-красных сандалиях на платформе «Кармен Миранда».

Генерал, – а Гарри уже успел догадаться, что это Раки, – продолжал размахивать руками, стараясь зацепить кого-нибудь из женщин, и неуверенно бросался на пустоту. Женщины же с визгом уворачивались от его объятий и отскакивали в сторону. Они прыгали вокруг него, как веселящиеся котята, избегая его прикосновений, заходили ему за спину, дергали за мундир, после чего бросались прочь с пронзительными криками и смехом.

Черная девушка в белой кружевной ночной рубашке, будучи, очевидно, посмелее своих товарок, забежала генералу за спину и дернула его за левое ухо. Тот тут же цапнул рукой пустое пространство, она отскочила, но споткнулась на своих высоких сандалиях и едва не упала. Гарри увидел, как взметнулись вверх ее руки, когда она пыталась восстановить равновесие. Ногти на ее смуглых детских пальцах были выкрашены в ярко-розовый цвет и заточены, как стрелы. На каждом пальце блестели кольца, а на тонких запястьях переливались браслеты.

Смеясь, девушка поднялась на ноги и вернулась к игре. Когда она поднималась с пола, Гарри заметил ее высокие круглые ягодицы под почти прозрачной кружевной рубашкой. Со счастливым хохотом девушка опять подбежала к генералу с завязанными глазами и подняла было руку, чтобы дернуть его за ухо еще раз.

Но Раки услышал ее приближение, резко развернулся и схватил ее за руку. Вокруг поднялся дикий визг. Генерал поласкал груди девушки, ущипнул за соски и крикнул:

– Нома!

В качестве отдыха от многодневного напряжения и ответственности победитель сражения за Куинстаун забавлялся игрой в жмурки.

Гарри догадался, что эти женщины, включая и старшую из всех, которая сидела на корточках у стены и неодобрительно косилась на играющих, были женами и любовницами генерала. Они, как и их сестры, матери, подруги и служанки, не знали, что такое церковное венчание и брак.

Одна из этих экзотических созданий вдруг заметила стоявшего в дверях Гарри, указала на него, потом на солдата, держащего на руках сверток шелка и пронзительно вскрикнула.

Женщины тут же остановились, прекратили игру, сгрудились и стали о чем-то оживленно перешептываться.

Генерал Раки сдернул с себя черную повязку. Казалось, он нимало не смущен тем, что его застали за подобным занятием. Он направился к Гарри, и бриллианты на его высоких шнурованных ботинках, засверкав всеми своими гранями, тут же выстроили на потолке полноцветную радугу. «Бриллианты на ботинках – это что-то, – подумал Гарри. – Впрочем, не стоит, видно, опасаться того, что они вдруг могут пропасть». Он знал, что на острове Пауи никто никогда не посмел бы украсть даже шнурки от ботинок генерала Раки.

– Приветствую вас, господин Скотт, – сказал генерал вальяжно. Желтоватые зрачки расширились так же, как увеличился оскал желтоватых зубов. Он двигался легко и быстро, что выдавало в нем хорошо тренированного и подвижного человека. Его рукопожатие было сухим, быстрым и нервным.

– Как вам нравится наш новый флаг, а? – спросил генерал и кивнул в сторону стола, на котором был растянут лоскут ярко-оранжевой материи с малиновой полосой посередине. Он подхватил мачете, сделал вид, что роняет его и в последний момент поймал, потом снова проделал тот же трюк пару раз. В его движениях чувствовалась какая-то смутная угроза. Как будто в тебя целятся из револьвера, в котором всего три патрона, непрерывно крутя барабан.

Гарри сказал:

– Он очень красив, сэр.

Раки взглянул на Гарри. Он не любил австралийцев. в 1938 году – в тот год, когда родился генерал, – Пауи все еще находился под австралийским надзором. Офицеры полиции Пауи все еще были белыми, хотя младшие чины и рядовые набирались из числа островитян. Отец Раки был школьным учителем, который восхищался автралийской администрацией на острове. В конце концов он ушел из школы и поступил на работу в управление полиции, где довольно быстро дослужился до сержантских нашивок. Он вел хозяйство и обращался со своими детьми, руководствуясь требованиями строгой дисциплины, с которой сталкивался каждый день на работе. Однажды он твердо решил, что старший сын должен пойти по его стопам в жизни. Эта дисциплина (явление необычайное на вольном и легкомысленном острове) дала свои плоды. В то время образование на Пауи было еще, главным образом, в руках миссионеров, которые могли дать детям островитян лишь самые начальные знания.

Раки рос в строгом послушании, а образование его было столь недостаточным, что только смущало юное сознание. Тем не менее вскоре стало ясно, что мальчик слишком развит для того, чтобы влачить монотонное существование островитянина-сельчанина. С другой стороны, было видно, что он не сможет стать специалистом ни в одной области, если не продолжит образование. В 1949 году, когда Раки исполнилось одиннадцать лет, подручный его отца устроил так, что мальчика приняли в находящийся под опекой миссионеров иезуитский колледж в Порт-Морсби. Цели, которые преследовались, были вполне определенными: по окончании учения предполагалось, что Раки станет преемником дела своего отца и поступит на службу в управление полиции. Дисциплинированность, к которой приучил его отец, помогла юному Раки сдать выпускные экзамены по высшей категории и получить диплом, эквивалентный диплому высшей школы США.

Уже будучи школьником, Раки не испытывал никакого желания лизать задницы австралийцам, как делал его отец. Он был неугомонным подростком. В 1954 году, в возрасте шестнадцати лет, он оказался вовлеченным в неприятную историю: во время драки в портовой пивной Куинстауна он придушил какого-то белого бродягу. Отец, использовав все свое влияние, замял это дело и запихнул сына на грузовое судно, готовое к отплытию на Манилу. Там Раки жил в семье своей бабки по материнской линии, филиппинки по национальности.

К 1965 году, когда власть на Филиппинах отхватил Маркое, Раки было уже почти двадцать семь лет и он занимал должность капитана в подразделении К-7 армейского корпуса. В 1968 году на смену умершему президенту Пауи пришел новый руководитель, по имени Канта. Он происходил из того же племени, к которому относилась и семья Раки. Молодой офицер и его отец тут же увидели все выгоды, которые можно было извлечь из этой ситуации. Раки вернулся на Пауи и занял высокий пост в управлении полиции, намереваясь захватить власть – пусть даже и силой – едва лишь белые «канаки» уберутся из страны.

Наступил 1975 год, и австралийцы убрались с острова. Целую неделю после этого на острове пьянствовали все взрослые мужчины, а затем в управлении полиции были розданы повышения всем тем, кто мог взять их. То есть только сильным личностям. В тридцать семь лет Раки уже был начальником управления полиции. Он жалел только о том, что до этих дней не дожил его отец, так надеявшийся, чтобы сын получил от него по наследству сержантские нашивки. Старик и мечтать не мог о том, что Раки намного переплюнет его.

Спустя два месяца был подписан первый контракт с «Нэксусом». Президент Канта получил в подарок свою первую моторную лодку, а Раки – свой первый гонорар.

В 1983 году Раки был спешно отправлен в Дарвин с перитонитом. Болезнь на два месяца приковала его к госпитальной койке. За время его отсутствия власть на Пауи поменялась: левые силы совершили удачный государственный переворот. Выписавшись из госпиталя. Раки взял с собой своих четырех законных жен, любовниц, выводок детей и уединился в Порт-Морсби, где проводил все время в размышлениях и составлении планов. И вот он во второй раз – на этот раз с полным триумфом – вернулся на родной остров.

Симпатичная девушка по имени Нома дернула Гарри за рукав и спросила:

– Ты привез ночные рубашки из Сиднея? Раки резким голосом отдал какую-то команду, и женщины отбежали в самый дальний конец комнаты, где собрались в небольшие группки и стали гадать, кому же достанется шелк, который принес с собой этот белый. Генерал Раки взглянул на Гарри;

– Вы хотите о чем-то поговорить со мной, господин Скотт?

– Да, сэр. Группа моих коллег, которые останавливались в отеле «Пэрэдайз-Бэй», бесследно исчезли.

Генерал Раки развел руками, покачал головой, состроил сочувственную гримасу на лице и сказал:

– Да, я наслышан об этой печальной истории. Они были на борту рыболовного катера, который то ли взорвался, то ли загорелся… Говорят, беда случилась оттого, что у штурвала был не профессионал, а кто-то из них. И потом, в панике люди совершают разные глупости, которые только усугубляют положение. Кто теперь скажет? Очень печальная история.

Гарри сказал:

– Кому-то, я уверен, известно точно, что там произошло. Для начала я хотел бы узнать местонахождение хозяина отеля и персонала.

– Мне говорили, что на берег выбросило много обломков катера, но спасшихся не было, – сказал генерал Раки. – К тому же у нас за рифами водятся акулы. Плохое начало для нашего туристского бизнеса… Сделаю все от меня зависящее, чтобы подобное больше не повторилось.

Гарри сказал:

– Я прошу у вас разрешения установить во всех подробностях то, что произошло с ними.

Генерал вновь стал играть со своим мачете.

– Кто теперь нам расскажет об этом? Все погибли, и мы теперь может строить только предположения. Вечерняя прогулка на катере казалась им, очевидно, хорошим отдыхом после целого дня, наполненного деловыми переговорами. Лично я совершенно не представляю себе, что там могло случиться. – Он покачал головой, выражая свою печаль. – Разумеется, мы выразим наши соболезнования через обычные каналы. Тем не менее сразу должен уведомить, что этот несчастный случай лежит не на моей ответственности. – Он снова пожал плечами и покачал головой. – Мне говорили, что эта трагедия произошла при заходе солнца во вторник. То есть до моего возвращения на остров. Как хорошо, что вас не было с ними, господин Скотт!

Что-то в тоне, каким он сказал последнюю фразу, было такое, что напомнило Гарри, что ему следовало быть с группой высших чинов из «Нэксуса» в тот вечер. Он сказал;

– Сэр, я очень обеспокоен практически полным отсутствием какой-либо информации о наших людях. Военные, которые нам встретились в отеле, ничем не смогли помочь. Надеюсь, вы понимаете, что граждане Соединенных Штатов не могут исчезнуть без всяких следов?

– И тем не менее, похоже, произошло именно так, господин Скотт.

– Сэр, если вы не берете на себя ответственность за их исчезновение, тогда кто же ответствен за это?

– Прежнее правительство. Я полагаю, вы видели некоторых его членов перед входом во дворец?

– Американские власти удовлетворятся только полным и исчерпывающим объяснением происшедшего, генерал Раки.

– И оно им будет предоставлено, господин Скотт. Они получат полное и исчерпывающее объяснение происшедшего. Очень жаль, что ваши ожидания на разговор со мной не оправдались. Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Я хотел бы получить от вас заверения в том, что в течение двадцати четырех часов будет произведено официальное расследование. А поиск с воздуха необходимо начать незамедлительно.

Генерал Раки с минуту молчал, о чем-то размышляя.

– Разумеется, я уверяю вас, что это будет сделано. Но я не могу сделать все сразу. Жизнь на острове до конца пока еще не налажена, и у меня много других забот.

– Есть ли доказательства того, что они погибли, сэр? – настойчиво спросил Гарри.

Генерал Раки вздернул подбородок и повысил голос:

– Хватит! Я не виноват в том, что представители «Нэксуса» оказались на нашем острове. В настоящее время ваша компания не находится под моим покровительством. Я не виноват в том, что с вашими коллегами произошел несчастный случай за день до того, как я пришел здесь к власти. Трагедия случилась, когда я был еще в море.

– Сэр, хочу вам напомнить о существовании международной конвенции, в соответствии с которой правительство страны, в которой произошла катастрофа или авария, обязано произвести поиски жертв в течение десяти дней.