Текст книги "Дикие"

– Шляпы нет, – пробормотала Пэтти. Колени ее подкосились, она плюхнулась в грязь, ее вырвало, а потом она потеряла сознание.

Шея и спина Пэтти были ярко красными и в волдырях. Она находилась в полубессознательном состоянии. Это была лихорадка. Она лежала на своей кровати лицом вниз и стонала. Анни осторожно обмыла ее спину холодной водой.

– Ты только посмотри на эти волдыри! – сказала Сюзи.

Анни присела на корточки и устало вытерла лоб рукой.

– Четыре недели мы пережили без серьезных болезней, если не считать поноса и лихорадки у Джонатана. А сейчас вдруг за два дня я заведую госпиталем. Что произошло?

– Эффект домино, после того как Сюзи упрямо заплыла слишком далеко, – предположила Кэри. – Завтра Сильвана должна поправиться и поможет.

СРЕДА, 12 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

На следующее утро, оставив все еще бледную Сильвану на наблюдательном посту, Анни проверила лески на реке. Улова не было. Осунувшийся Джонатан, похудевший на десять фунтов, прошептал ей инструкции. Она должна взять мачете и поискать пищу за пределами этого шахтного ствола, который лежал к юго-востоку от лагеря. Это было во вторичных джунглях, поэтому поблизости должно было быть поселение, и съедобные растения, которые они выращивали, могли еще остаться там, хотя сейчас они были уже дикими.

До последнего времени эта маленькая группа людей держалась как можно ближе к зоне вокруг лагеря, с тем чтобы сохранить свои силы, не потеряться и не вторгнуться в неисследованную зону – они не знали еще точных границ запретной территории. Они двигались лишь вниз по тропинке с утеса, или вверх к бамбуковому оврагу, или немного за него и направо, к месту, где Джонатан поставил в ручье свою вершу. Единственный раз, когда они рискнули выйти за пределы этой зоны, был тот день, когда Сюзи и Пэтти убили козленка. Их единственный другой постоянный маршрут пролегал к шахтному стволу, к которому они подходили разными, немного отличавшимися маршрутами, чтобы не оставалось протоптанной тропинки.

Больше часа Анни прорубала себе дорогу сквозь кустарник, размахивая своим мачете. Продвижение вперед было очень незначительным. В конце концов она вернулась назад по своей собственной дорожке и обошла этот участок вторичных джунглей, стараясь смотреть сквозь них, а не на них – именно так Джонатан учил ее, в противном случае она не сможет найти ничего съедобного в этой густой растительности. Она искала ручей. Деревни аборигенов всегда располагались на берегах ручья или реки – возможно, она сможет перейти вброд или проплыть по такому ручью в поисках пищи.

Она обнаружила несколько деревьев папайи, но, к сожалению, гроздья больших желтых плодов находились на самой вершине. Ствол такого дерева напоминал ствол кокосовой пальмы – у него внизу не было веток.

Анни подумала, что хорошо, если бы она смогла взять с собой Сюзи. Та не боялась высоты и была единственной из их группы, которая могла взобраться на кокосовую пальму; она обхватывала ствол руками и поднималась по нему вверх быстро, как обезьяна.

Части этого ствола, казалось, крошились под весом Анни, но все же, исцарапавшись, вспотев и боясь смотреть вниз, она смогла дотянуться до плодов. Своим рыбацким ножом она отрезала столько, сколько могла донести и положила в мешок, висевший у нее на спине.

Этот мешок был сделан из рубашки. Если женщины не отправлялись за пределы лагеря, они не могли больше позволять себе носить свои рубашки, поскольку они нужны были, чтобы делать из них сумки, фильтры для воды и повязки. За исключением выросшей в монастыре Сильваны, все остальные женщины ходили теперь голыми по пояс.

Присев на землю, Анни разрезала один из этих зеленых плодов и, окунув пальцы в этот молочный сок, попробовала его. Вкус был необыкновенный.

Отгоняя мух от глаз, Анни встала и взвалила мешок с плодами себе на спину. Она чувствовала себя великолепно; она добывала пищу для лагеря.

Потом она вдруг почувствовала нестерпимую боль в глазах.

– Должно быть ей в глаз попал сок неспелого пау-пау, – сказал Джонатан Сильване, которая промывала Анни глаза. Слушая непрекращавшиеся стоны и иногда крики Анни, Джонатан спрашивал себя: не вставить ли ей кляп в рот? Она несомненно представляла угрозу их безопасности.

Анни с огромным трудом поставила лагерь на ноги, а теперь сама страдала от жуткой боли. Сейчас она к тому же была и слепой, и они ничего не могли сделать, чтобы облегчить ее страдания.

В конце концов Анни пришлось вставить кляп. Она понимала, что происходит, и не сопротивлялась, когда полосой от рубашки ей завязали рот, а руки плотно связали сзади, чтобы она не могла сорвать кляп.

Горе Сильваны, наблюдавшей, как связывают ее подругу, было столь велико, что Пэтти подумала про себя: не была ли она опять в шоке?

Джонатан послал Сильвану собирать кокосы. Она не должна была рисковать, у них было достаточно запасов воды, и не важно, если бы им пришлось немного поголодать. Сильвана и Сюзи были сейчас единственными женщинами, которые могли ходить. На данное время они не могли себе позволить дежурить на посту, даже если бы в джунглях к ним крался сам Кинг-Конг.

– Помимо сбора кокосов и отлучек за водой, никто не должен был покидать лагерь до тех пор, пока все не ока жутся снова на ногах, – твердо заявил Джонатан, а затем, истощенный, упал на свою бамбуковую кровать.

Следующий день Анни пролежала в хижине на куче листьев, думая о том: сможет ли она снова видеть? Она была удивлена тем, что не была больше опечалена. Она всегда ужасно боялась ослепнуть, но сейчас это случилось так нелепо, что она просто чувствовала себя смирившейся с потерей зрения, хотя и очень хотела, чтобы жгучая резь за ее веками прекратилась. Эта боль воспринималась так, будто кто-то подносил зажженные спички к ее глазным яблокам, и она изнуряла ее.

Спустя три дня после того, как Анни нашла ту папайю, Джонатан обнаружил, что она тихо всхлипывает. Не сказав ни слова, он присел рядом с ней на корточки и взял ее руку.

Анни рыдала:

– Такое впечатление, будто против нас и злой рок, и сама природа; они наступают на каждого из нас по очереди, а затем пинают нас ногами.

– Нет, нет, это не так, – сказал Джонатан. – Судьба наша – та же, какой она была на прошлой неделе, природа никак не заинтересована в нас, а джунгли – нейтральны. Прекрати разыгрывать королеву трагедии.

Лишь Анни и Пэтти были сейчас прикованы к постели, и женщины больше не голодали. Сильвана сходила в бамбуковую рощу и собрала молодые побеги. Она почистила и порезала их, как морковь, затем сварила и добавила несколько свежих креветок, пойманных в ручье.

– Сегодня китайская кухня, – заметила Сюзи. Она собирала верхушки папоротников. Когда те были темно-зелеными, они были слишком твердыми, чтобы их можно было есть как салат, поэтому Сильвана варила их, как шпинат. Кроме того, она варила морские водоросли, которые иногда по вкусу напоминали шпинат, а иногда – чабер. Удивительно, но они не были слишком солеными. Такая растительная пища не добавляла им много энергии, но, по крайней мере, это была пища и она поддерживала их жизнь.

Днем Джонатан привел Сильвану в заброшенное селение, где Анни нашла то дерево. Он обнаружил банановое растение и хлебное дерево с круглыми плодами размером с кулак.

– Мы не сможем их есть, – сказала Сильвана с огорчением. – Кожура вся в зеленых шипах. – Они отделяются, если этот плод пожарить на тлеющих углях в течение получаса, – пояснил он. – Видишь эту виноградную лозу? Вот эти пупырчатые темно-розовые ягоды? Это – сладкий картофель. Поверь моему слову, сегодня вечером мы хорошо поедим.

Этим вечером, в первый раз с тех пор, как они отправились в джунгли, они наелись до отвала.

Когда на четвертое утро после того дня, когда Анни потеряла зрение, Сильвана принесла в хижину завтрак, Анни сонно взглянула и зевнула:

– Привет, Сильвана.

Сильвана выронила скорлупу кокосового ореха с пюре из плодов хлебного дерева и с такой любовью, какой она не проявляла с того момента, когда последний раз видела свою дочь, прижала к себе Анни, выкрикивая по-итальянски слова признательности святым.

Впервые за почти три недели все в этом маленьком отряде были здоровы.

В тот вечер, после того как остальные заснули, Джонатан и Пэтти сидели на корточках в лунном свете и держали наготове свои рогатки.

Джонатан попал в первую крысу, затем во вторую, но оба раза слишком сильно.

– Завтра будет «тушеный кролик», – сказала Пэтти, глядя на крысиные тушки.

Спустя десять минут Пэтти заметила еще одну крысу. Немного волнуясь, она вытянула руку, державшую рогатку, зарядила ее галькой и оттянула резинку назад.

Здоровенная черная крыса с лоснящейся шкурой издала вопль, подпрыгнула в воздух и осталась лежать неподвижно.

– Хорошая девушка, – одобрительно сказал Джонатан. Надев рыбацкие перчатки, чтобы защитить свои руки, он сунул эту обмякшую тушку в бамбуковую клетку, которую смастерил в тот день.

– Держись от нее подальше, – предупредил Джонатан. – Крысы царапаются и кусаются. Я не хочу, чтобы кого-нибудь укусила заразная крыса. Никто не должен испытывать жалость к этой твари и приручать ее. Пищу подавать через прутья клетки на длинной палке. Воду для питья лить с расстояния через пустотелую бамбуковую палку.

– Ты уверен, что она не сможет сбежать из этой клетки? – спросила Пэтти.

– Нет. Если сбежит, поймаем еще одну.

– Давай назовем его Синатрой.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 16 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

Все эти женщины выглядели сейчас стройнее, и каждая из них потеряла достаточно веса. Синатра тоже процветал, хотя они держали его на скудном рационе, поэтому он был постоянно голоден. Любая пища, которую он отказывался есть, немедленно вычеркивалась из лагерного меню.

В лагуне Джонатан продолжал обучать женщин ловить рыбу.

– Секрет рыбной ловли состоит в том, чтобы хорошо знать место, в котором ты рыбачишь, и хорошо знать повадки рыбы, которую ты ловишь; поэтому можешь предполагать, что, вероятнее всего, она предпримет в следующий момент.

Пока он рассказывал, Пэтти вновь почувствовала, как по спине побежали мурашки. Предположим, что кто-то, кто знал эту местность, наблюдал за их привычками и мог догадываться, как они поступят дальше? Она пыталась подавить в себе чувство, что за их маленьким отрядом следят, и попыталась сосредоточиться на том, о чем сейчас говорил Джонатан.

– …Рыба кормится непосредственно перед восходом солнца, сразу после наступления темноты, непосредственно перед штормом и в ночь полнолуния или ущерба луны. Она хватает приманку, которую привыкла видеть вокруг себя.

Пэтти подавила свой страх и ничего не сказала.

После трех недель дождей эти женщины преодолели свою первоначальную депрессию и неудовлетворенность. Во время дождя они все играли в трик-трак на доске, которую Кэри нарисовала углем на парусине. Анни практиковалась в игре на своей флейте, а Сильвана аккомпанировала ей на наборе трубочек, которые она сделала из коротких бамбуковых палочек. Кэри трудилась над Мадонной, которую она вырезала из дерева для молельной рощи Анни. Сюзи делала украшения из скорлупы орехов, а Пэтти обучала всех йоге. Кроме того, они готовили овощи и приманку для рыб.

Когда не было дождя, они занимались поисками пищи – охотились или ловили рыбу, всегда прислушиваясь к советам Джонатана. Они стали полагаться на него во всем, доверяя его выносливости, его тщательно скрываемой доброжелательности. Все эти женщины чувствовали, что он был хорошим человеком. К нему они испытывали чувства признательности и любви и слушались его во всем.

Отвергнутая Сюзи испытывала к Джонатану что-то еще.

В одну из ночей Сюзи слезла с наблюдательного дерева, потянулась и зевнула. Потом заметила, что Джонатан не спит, а сидит один около тлеющего костра. Это было необычно, поскольку вскоре после захода солнца они все обычно отправлялись спать.

Она посмотрела на заостренный профиль Джонатана, смотревшего на костер. Мерцавшие языки огня играли на его крепком, худощавом теле, а его русые волосы на груди отливали золотом на фоне черноты этой тропической ночи.

Импульсивно Сюзи сняла неуклюжие брюки, которые Анни сшила ей из рубашки, и подошла к костру; вместо того чтобы сесть на корточки, она разложила свои брюки на земле и села на них, при этом ее длинная разодранная рубашка задралась над коленями.

– Иногда мне так одиноко, – жалостливо сказала она. Джонатан посмотрел на костер и сказал:

– Сюзи, тебе в голову пришла не самая хорошая мысль.

– Никто не узнает.

– Ты не перестанешь любить человека просто потому, что он умер.

– Я сойду с ума, если не почувствую, что чьи-то руки обнимают меня. – Сюзи чуть пододвинулась к костру и к этому мужчине. – Тебе не хочется? А я так хочу этого, все время. – Она вздохнула. – Такое у меня тело. Ничего не могу с собой поделать. – Она вытянула один палец и коснулась русых волос на его запястье. – Я просто… хочу вот и все. – Ее указательный палец двинулся вверх по его предплечью, чувствуя силу мускулов под кожей.

Джонатан посмотрел на нее своими голубыми глазами. Она казалась такой маленькой и беззащитной, с ее изящными маленькими ушками, торчавшими на остриженной головке. В чем-то она стала даже более красивой и соблазнительной, чем раньше. Потом он подумал о Луизе и покачал головой.

– Нет, это не самая лучшая мысль, – сказал он и отвернулся, когда она заплакала.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 17 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

У них оставалось всего несколько спичек, но никто еще не пытался разжечь костер без них. Они все читали о том, что для разведения огня надо потереть вместе две палочки, но никто толком не знал, как практически это делается, а Джонатан до этого слышал, что это было чертовски трудно, гораздо труднее, чем казалось.

Когда в тот вечер они сидели вокруг теперь ставшего еще более ценным лагерного костра, огни пламени подсвечивали снизу лицо Джонатана, отбрасывая черные тени на его исхудалые щеки.

– Когда мне было восемь лет, – вспоминал он, – мы жили в Брисбене и по воскресеньям обычно ходили в Ботанический сад. Мне там было ужасно скучно. Мои родители просто сидели там на одной из лавочек, и все. Мать надевала лучшее выходное платье из ярко-голубого шелка. Она очень гордилась им. Однажды на Рождество мне подарили увеличительное стекло с ручкой – похожее на то, каким пользовался Шерлок Холмс. В одно из воскресений я играл с ним и вдруг обнаружил, что могу собирать солнечные лучи на каком-то месте маминого платья и сфокусировать на нем прожигающую точку яркого света, в результате чего голубое превращалось в маленький коричневый кружок. Я сидел рядом с мамой счастливый и спокойный, выжигая коричневые точки на ее лучшем платье. Потом мне влетело от отца. – Он обвел взглядом женщин. – Думаю, что вряд ли в своих сумочках вы держите лупы?

Они все покачала головами.

Джонатан сказал задумчиво:

– На борту «Луизы» у меня была пара хороших биноклей, но мы не смогли взять с собой абсолютно все… Никто из вас не носит очки для чтения?

Все покачали головами.

– У нас есть солнцезащитные стекла, – сказала Сильвана.

– Нет, нужно толстое, выпуклое, прозрачное стекло. Все покачали головами, кроме Кэри. Она сказала:

– Помните тот скелет на дне шахтного ствола? Помните его фотоаппарат?

– Завтра утром мы сходим за ним, – сказал Джонатан. На рассвете следующего дня Пэтти бегом вернулась с залива у водопада – она была голая, за исключением противомоскитной сетки, которая еще осталась на ее лице с предыдущей ночи.

– Джонатан! Там на берегу ползают какие-то существа. Их три! Мне кажется, это черепахи!

Джонатан схватил острогу и топор и побежал по тропинке с утеса. Он собирался умываться и на нем была лишь набедренная повязка. Спускаясь вслед за ним по тропинке, Пэтти заметила, насколько он исхудал после лихорадки. Его ключицы напоминали торчавшие треугольники, а ребра отчетливо просматривались. Он сказал ей, что его лихорадка, вероятно, повторится. Пэтти считала, что он не мог позволить себе терять больше вес; бросив взгляд на его худые ягодицы и длинные тощие ноги, она подумала, что больше терять было нечего.

Внизу на песке Джонатан двигался медленно и спокойно, пока не увидел этих трех коричневых черепах. Он обернулся и беззвучно показал Пэтти рукой, чтобы она возвращалась в лагерь, но она последовала за ним, не желая ничего упустить.

Поскольку пробить панцирь было невозможно, Джонатан убил черепаху, перевернув ее на спину, стараясь при этом избегать ее опасных лап, и разбив топором нижнюю часть щита. Под ним было розовато-лиловое, шевелившееся тело. Потом он обрубил топором голову, надрезал брюхо и вытащил внутренности, стараясь не разрывать их. После этого он вынул из-под грудной кости сердце и печень.

Джонатан взглянул на Пэтти и нахмурился.

– Разве я не сказал тебе уйти? Я хочу порезать это здесь на куски, а потом помыть в море? По вкусу это мясо напоминает мясо цыпленка. Нам нужен протеин. А Сильвана может приспособить этот панцирь, чтобы готовить пищу.

Пэтти открыла рот:

– Меня сейчас, кажется, вырвет.

– Не смотри на это. Займись чем-нибудь. Где черепахи, там могут быть и яйца. Возьми вот острогу и поищи их.

Чувствуя тошноту, Пэтти пошла вдоль пляжа, тыкая песок вокруг тех черепашьих следов острогой – длинным шестом с острым крюком на конце, который использовался для вытаскивания из воды крупных рыб.

Наконец, когда она в очередной раз вынула острогу из песка, та оказалась покрытой слизью.

Пэтти опустилась на колени и аккуратно разгребла песок. Она обнаружила семнадцать яиц.

На эту кучу яиц упала тень Джонатана. Пэтти отвернулась. Он положил панцирь черепахи и аккуратно сложил в него яйца поверх сырого мяса.

– А откуда, по-твоему, появляется мясо на прилавке супермаркета, перед тем как его расфасовывают в полиэтиленовые мешочки? – спросил он сердито.

Анни стояла на вершине шахтного ствола, а Кэри спускалась по ротанговой веревке; у нее под блузкой был фонарь. Батарейка уже начала садиться, поэтому они пользовались им как можно меньше.

Когда Кэри добралась до мерзко пахнущего дна, она два раза дернула веревку, давая Анни понять, что с ней все в порядке, затем включила фонарь и, прихрамывая, двинулась к этому серому скелету. Они все были согласны с тем, что она имеет право быть там и что они вторгались в ее могилу. Пэтти как-то предложила убрать этот ужасный скелет в темную часть, но никто не захотел беспокоить покойницу.

Кэри присела и осветила среднюю часть скелета. Она осторожно вытянула свою руку и пошарила в серой пыли – останках того, что когда-то было животом женщины.

Фонарь совсем потух, и Кэри оказалась в полной темноте. Она с содроганием шарила рукой среди костей, пока не нащупала фотоаппарат. Аккуратно вытащив его, она положила его в противомоскитную сетку, которая висела у нее на поясе.

То, что казалось простой, хотя и малоприятной задачей вдруг стало опасной затеей. Слава Богу, Анни знала, что она была внизу. Если бы она упала со скалы и сломала ногу или потеряла сознание, то Анни знала бы, где ее найти, подумала Кэри, когда ею вдруг вновь овладела клаустрофобия и она затряслась от страха, боясь пошевелиться.

Прошло минут десять, прежде чем ее дрожь утихла и она снова смогла вздохнуть, не опасаясь, что кто-то сейчас попытается накинуть ей на лицо толстое одеяло. Она понимала, что ей нужно двигаться как можно скорее, пока не наступил еще один приступ.

Вытянув перед собой руки, Кэри шаркающей походкой медленно двинулась вперед, туда, где было отверстие.

Присев у лагерного костра, Джонатан аккуратно очистил старый побитый фотоаппарат от грязи. Он снял объектив и сдул остатки грязи. Затем осмотрел этот черный цилиндр с кольцами и числами. В объективе была оптика отличного качества. Джонатан взглянул сквозь него на ярко-красные и желтые языки пламени.

– О'кей, давайте его помоем, – сказал он.

Сюзи держала в руках половину скорлупы кокосового ореха с теплой водой и пляжное полотенце, пока Джонатан тщательно чистил и сушил объектив.

На следующий день Джонатан повернул одно из колец объектива так, что открылась внутренная диафрагма и сквозь его линзы хлынули солнечные лучи.

На расстоянии свыше 93 миллионов миль от них на поверхности Солнца шла непрекращающаяся реакция ядерного синтеза. Крошечная частичка этой энергии пересекла Вселенную, и вся теплота экваториального солнца с помощью этого объектива сфокусировалась в жгучую белую точку на тыльной стороне руки Джонатана.

Он подпрыгнул, почувствовав, ожог.

– А теперь давайте попробуем на бумаге. – Он сфокусировал луч на обрывках бумаги из шикарной записной книжки Кэри, которые лежали под маленькой кучкой веточек.

Все затаили дыхание.

Пятно на бумаге потемнело, затем начало дымиться.

У них был огонь!

У них были комфорт и защита, способ приготовления и стерилизации пищи, и у них было оружие.

Это казалось большим чудом, чем включить электрический свет.