Текст книги "Дикие"

16

ВТОРНИК, 27 НОЯБРЯ 1984 ГОДА

Через прозрачную пластиковую кабину «Утки» Гарри вглядывался в перистую зелень леса далеко внизу.

– Прямо по курсу Куинстаун! – крикнул Джоун. Сверху нельзя разглядеть трещины в бетоне и почуять вонь на улицах, смрад от реки или от отбросов, плавающих в гавани. Куинстаун казался очаровательным игрушечным городком. Маленький порт с его современной пристанью разросся вокруг естественной бухты в дельте реки Святой Марии, прорезающей холмы с востока. Холмы образовывали над гаванью нечто вроде защитного амфитеатра. Покрытые некогда сандаловым лесом, они теперь были скрыты под рядами маленьких белых зданий, нарушавшимися группами пальм, серым шпилем католического собора Святой Марии и зеленым куполом буддистского храма на северном побережье. С обоих сторон каменных волнорезов, защищавших вход в гавань, бирюзовое море наползало на берег в кружевах пены и медленно откатывалось обратно.

Гарри уже тошнило от этого вида. В течение последних Одиннадцати дней он без всякого толку обыскивал остров.

Полковник Борда – огромный, молчаливый островитянин, назначенный руководителем поисково-спасательной операции, действовал рассчетливо и эффективно. Поиск вдоль побережья как к северу, так и к югу от Райского залива осуществлялся группами, базировавшимися в отеле «Пэрэдайз-Бэй», а вертолет потратил день, кружа над прибрежными водами. В то место, где, как сообщалось, произошел взрыв, были посланы водолазы. Они вернулись с удивительно большой кучей пропитанного водой мусора, большую часть которого удалось идентифицировать как останки «Луизы», но никаких следов там обнаружено не было.

Тогда Гарри предложил Керри организовать на острове собственные поиски, используя персонал «Нэксуса», но тот отказался. При такой нестабильной политической ситуации он не пошлет своих людей без официальной защиты со стороны местных властей. Территориальные права здесь жестоко соблюдаются, указал Керри, и он не хотел, чтобы его людей съели. Было бы быстрее, легче и с гораздо большей вероятностью добиться успеха, если предложить вознаграждение за информацию. Это заинтересовало бы солдат из подразделений миссии Доброй воли, посланных генералом Раки во все деревни острова, но в этом было отказано. Керри был вынужден согласиться с логикой официальной точки зрения, которая состояла в том, что для страны, пытающейся создать индустрию туризма, предложение большой суммы денег за пропавших туристов, мертвых или живых, создавало плохой прецедент, даже если в этой небольшой листовке ясно говорилось о том, что это предложение относилось лишь к руководителям компании «Нэксус» и действовало лишь на ограниченный период. Какое-либо вознаграждение было равносильно объявлению открытия сезона охоты за головами белых.

Генерал Раки дал понять, что он не приветствует присутствие иностранных разведывательных самолетов, несмотря на их миролюбивые намерения. Проводить поиски было разрешено только самолетам компании «Нэксус», которые уже находились на этом острове – то есть «Утке» и вертолету «Белл-206». Этот вертолет обеспечивал хороший обзор; сидя в большом прозрачном пузыре его кабины, Гарри мог видеть местность прямо под ногами и потому счел его лучшим средством для поисков на малой высоте.

Поисковый отряд Гарри сначала прочесал квадрат со стороной сто миль и с центром в отеле «Пэрэдайз-Бэй», после чего они совершили облет всего острова вдоль береговой линии – 554 мили. В течение двух дней «Утка» на севере и «Белл» на юге обследовали извилины береговой линии, облетая коралловые рифы, песчаные пляжи, лагуны, гористые мысы и грязевые устья рек, соляные топи и затопленные мангровые деревья, оказавшиеся таким серьезным препятствием для высадки десанта союзников во время второй мировой войны.

После того как поиски вдоль побережья оказались безуспешными, они обследовали низинные районы, кружа над саваннами и болотами, склонами плоскогорья Виктория, высотами Стэнли и окруженными облаками вершинами Центральных гор – самыми высокими горами на Пауи. Они вели поиск только вдоль рек и озер или над открытыми участками. Поиск в джунглях с воздуха был бессмыслен.

Через первые полчаса поисков каждого дня Гарри уже с трудом мог сосредоточиться на пейзаже, который появлялся под ним внизу. Однообразие в сочетании с постоянной концентрацией внимания и разочарованием изматывали его. Он стал вспыльчив и старался как можно меньше общаться с раздражающе веселым Джоуном. К концу одиннадцатого дня поисков их разговор состоял почти полностью из ворчания.

Вечером в понедельник 26 ноября, когда было полностью выполнено десятидневное международное соглашение о воздушных поисках, официальные поиски пропавших сотрудников «Нэксуса», проводившиеся по распоряжению правительства, были прекращены столь же внезапно, как и начались.

Гарри знал, что с наступлением сезона циклонов ему придется прекратить собственные поиски, но до 1 декабря у .него еще оставалось три дня. Он отдавал себе отчет в том, что по статистике четырнадцати дней было вполне достаточно для того, чтобы разыскать большой отряд. В конце концов, Пауи был не Бермудским треугольником, в котором бесследно и непонятно почему исчезали самолеты. Рано или поздно обнаружится какой-нибудь факт, ключ к разгадке судьбы отряда «Нэксуса».

Нужно было лишь продолжать поиски, пока не обнаружится этот ключ…

В своей промокшей от пота одежде Гарри устало поднимался по деревянным ступеням веранды отеля «Индепенденс», отмахиваясь от москитов, которые роились в желтой, полоске света снаружи остекленной парадной двери. Он услышал, Как миссис Чанг говорила что-то дрожащим голосом по телефону.

– Добрый вечер, – сказал Гарри и направился к свою комнату, но миссис Чанг, одетая в желто-зеленый атласный халат, протянула руку и изо всех сил дернула его за рукав.

– Задержитесь на минутку, мистер Скотт, – попросила она.

Положив трубку на телефон из слоновой кости, она сказала:

– У меня ваши новые часы, мистер Скотт. На следующий день после того, как у Гарри пропали часы, миссис Чанг нашла – за десятипроцентную дополнительную плату – в качестве временной замены какие-то часы с растягивающимся металлическим браслетом, но через восемь дней они сломались, и даже Рональд Чанг не смог починить их. Поэтому Гарри потребовал или заменить их, или вернуть деньги.

Наклонившись вперед, миссис Чанг сунула руку в глубокий карман своего халата.

– Мистер Скотт, у вас на верхней губе какая-то болячка. Если хотите, я подошлю к вам Фредди с противовоспалительной мазью – за медицинское обслуживание дополнительно 15 процентов. – Вытащив руку из кармана, она произнесла с торжествующим видом: – Вряд ли вы найдете часы лучше этих.

Гарри в изумлении уставился на золотые часы, лежавшие на ее пухлой ладошке. Он схватил их и перевернул задней стороной. Надписи никакой не было, но Гарри часто видел этот тонкий золотой циферблат и всякий раз, когда на заседаниях правления он начинал о чем-то рассеянно думать, он безучастно наблюдал за этим крошечным окошечком небесно-голубого цвета, которое раз в месяц открывал миниатюрный человечек, «сидевший» внутри на дне. Вне всяких сомнений это были часы Артура Грэхема – стоимостью двадцать пять тысяч долларов, полностью автоматический золотой брегет с вечным календарем, турецким тройным циферблатом и золотым браслетом. Это был чуть ли не единственный подарок его матери, с которым он никогда не расставался.

– Где вы их взяли, миссис Чанг?

– Их принес в магазин какой-то уличный торговец. Они стоили Рональду двух велосипедов «Рэйли», отремонтированных, но почти новых, – довольно дешево за такую вещицу.

– Я заплачу вам сто австралийских долларов, чтобы поговорить с человеком, который продал вам эти часы.

– Не считая стоимости самих часов? Эти часы – редкого качества.

– Миссис Чанг, пришлите сюда быстро Рона.

Часы были в отличном состоянии. Не похоже, что они провели время в брюхе акулы. А не мог ли украсть часы Артура кто-нибудь из слуг отеля до того, как начались эти волнения? Может быть, с полки в ванной комнате? Но ведь Артур никогда не снимал их с руки. Нетерпеливо ожидая Рональда Чанга, он думал, что, по крайней мере, их будет легко идентифицировать. Внутри наверняка выгравирован заводской номер, поэтому наверняка возможно будет найти ювелира, у которого они были приобретены. При удаче по записям в книгах можно было найти и фамилию клиента, который их купил.

Гарри даже и не помышлял сообщить об этих часах полиции Пауи. Как вещественное доказательство, они конфискуют их, что в этой вороватой и некомпетентной стране означало, что уж теперь-то они неизбежно исчезнут, и на этот раз навсегда. Подробности же их обнаружения будут дотошно записываться на какую-нибудь форму в трех экземплярах, это стоило бы Гарри кучу времени и сигарет, ни к чему бы не привело и сделало бы его еще более непопулярным среди местных полицейских, которые не только ненавидели вмешательство в их дела, но и ненавидели вообще любую работу. Ее они рассматривали как прямое оскорбление.

Торопливо вошел Рональд Чанг, которого оторвали от ужина – в открытом вырезе его салатовой полистеровой рубашки все еще торчала салфетка. Он сказал Гарри, что уличный торговец, который продал ему эти часы, купил их у солдата – одного из новеньких, которого звали Филипино. Солдат взял за эти часы девяносто кинас.

Щедро вознагражденный за свои хлопоты, Рональд неторопливо пошел обратно к своему ужину. Гарри открыл свой водонепроницаемый пояс-кошелек, который он никогда не снимал (даже под душем), аккуратно положил в него часы Артура и, застегнув его, снова повязал вокруг талии.

Кто бы ни был тот, кто продал эти часы Рональду Чангу, он знал, что случилось с Артуром, а возможно, и с Анни, и со всеми остальными.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ВЫЖИВАНИЕ

17

СРЕДА, 28 НОЯБРЯ 1984 ГОДА

Предыдущим вечером Пэтти не смогла заставить себя есть козлятину. Сегодня она отказалась есть ее на завтрак.

– Я не могу есть ничего из того, что когда-то было живым, – говорила она.

Анни, готовившая бульон для Джонатана, заметила:

– Но ты же ешь рыбу, которую ловишь. Пэтти на секунду задумалась, затем сказала:

– Рыбы – это совсем другое. Ты не видишь их предсмертной агонии, поскольку это происходит под водой. И когда ты бросаешь рыбу на землю, ты настолько возбуждена тем, что ее поймала, что никогда не задумываешься об этой рыбе, о том, как в предсмертной агонии она глотает ртом воздух.

– Я два часа билась над тем, чтобы приготовить этого козла, – проворчала Сильвана. – Ты обязательно должна поесть, чтобы хорошо работать.

– Эта работа уже почти сделана, – сказала Кэри. – Мы должны закончить плот к ужину. И опять возник этот спор.

– Нам нужно уматывать отсюда как можно быстрее. Этим же вечером! – настойчиво заявила Сюзи.

– Джонатан говорил, что нам нужно уплыть не позднее двадцать восьмого, – согласилась Кэри. – И сегодня как раз этот день.

– У Джонатана температура сейчас 40 градусов, и он не может двигаться, – решительно сказала Анни. – Не думаю, что это малярия, но наверняка лихорадка. Сейчас он поправляется. Нельзя ли нам подождать еще чуть-чуть?

– Он велел нам придерживаться плана, – настаивала Кэри, – и я за это. Мы могли бы взять его с собой. Можно было бы привязать его к палубе. Возможно, что через пару дней мы могли бы положить его в больницу, – если, конечно, мы двинемся в путь.

– Ему нельзя двигаться, – твердо заявила Анни. – Он может умереть от лучей солнца.

– Мы укроем его навесом из полотна, – предложила Кэри.

Она осмотрела эту группу, сидевшую на корточках у костра и решительно сказала:

– Я намерена доставить его в безопасное место. Кто хочет, может отправляться со мной. Кто хочет оставаться, может гнить здесь.

Все понимали, что, если они не покинут этот остров к вечеру, у них не будет никаких шансов выбраться отсюда до начала сезона дождей.

– Предположим, что сезон дождей запоздает? – спросила Пэтти.

– Предположим, что не запоздает, – и этот плот смоет в открытое море? – ответила ей Кэри.

– Безумие думать, что мы сможем выжить на этом плоту, пока Джонатан болен. Мы ничего не смыслим в навигации и еще меньше знаем о море.

Они продолжали высказывать доводы за и против того, чтобы покинуть остров, пока в конце концов не было решено, что надо закончить строительство плота, а затем решать голосованием.

Со значительным опережением графика, незадолго до полудня, последний кусок сплетенной виноградной лозы был привязан к поперечным балкам. Вспотевшие, но торжествующие женщины, отступив назад, смотрели на этот плот почти со страхом – они все еще не могли поверить в то, что своими руками доделали эту громадину.

Пэтти расплакалась:

– Мы сделали это!

– Пошли! – крикнула Кэри и закружила Сюзи; обе они смеялись от удовольствия.

Сильвана побежала сообщить об этом Анни, которая находилась на наблюдательном дереве. Анни, как всегда упрямая, отозвалась сверху:

– Я собираюсь остаться здесь с Джонатаном. Если вы доберетесь до земли, сможете послать за нами спасательный самолет.

Обе женщины понимали, что она имела в виду, говоря, «если вы доберетесь до земли».

Сильвана крикнула ей:

– Я тоже не уеду, пока Джонатан не поправится настолько, чтобы встать у руля этого плота.

Они спорили весь обед и после него, когда отдыхали в тени. Неожиданно, после стольких дней тяжелого труда, у них до самого захода солнца не оказалось работы, которую надо было обязательно делать. Они могли отдыхать, могли плавать, могли ссориться. Никто не предлагал голосовать, как они решили ранее.

Кэри и Сюзи лежали в тени эвкалипта и спорили с Пэтти, которая не могла для себя решить: оставаться ли ей с Сильваной и Анни или же отправиться вместе с Кэри и Сюзи. Хотя небо было облачным, жара была изнурительной и за последние дни не ощущалось ни дуновения ветра. Деревья стояли в молчании.

– Ты знаешь, у нас будет гораздо больше шансов, если нас будет не двое, а трое, – сказала Кэри. – И у нас будет достаточно продуктов на шестерых.

– Я просто не могу решиться, – печально сказала Пэтти.

– Мы отправимся для того, чтобы спасти остальных, а также самих себя, – напомнила ей Сюзи. Вдруг Пэтти приподняла голову.

– Слышите! Что-то не так. Что-то странное.

– Я ничего не слышу, кроме цикад, – отозвалась Сюзи.

– Я их и имею в виду, – сказала Пэтти. – Сейчас всего два часа дня, а они обычно начинают петь не раньше, чем за полчаса до захода солнца.

– Значит, они исполняют дневной концерт сейчас, вместо того, чтобы ждать до 5.30, – предположила Сюзи. – Почему бы нам просто не проголосовать: остаемся ли мы или отплываем?

– Потому что из нас только двое хотят плыть. Мы проиграем, если будем голосовать, – сказала Кэри. – Но мне наплевать. Я умотаю отсюда при первой же возможности. Даже если придется отправиться одной.

– Я пойду с тобой, – твердо сказала Сюзи. – И мы должны проголосовать самое позднее в 4.30. Тогда нам останется лишь полтора часа до заката на то, чтобы спустить плот на воду и загрузить его.

– Я не… Черт побери, я не могу решиться! Мы не знаем, что делать, если отправимся морем.

– Джонатан уже объяснил нам, что делать, – сказала Кэри. – Нам нужно идти на веслах пару миль на запад, пока мы не обнаружим течение. Сейчас мы находимся почти на южном мысе Пауи, поэтому нас должно вынести выше него, затем мы повернем вокруг мыса на восток в направлении Пулау Сударе на Айрайеи Джайа.

Оглянувшись на джунгли за своей единой, Пэтти нахмурилась.

– Не могу понять: почему цикады подняли такой шум?

– А когда мы увидим землю, то начнем грести к ней как сумасшедшие, – продолжила Кэри. – Конечно, мы не разбираемся в картах Джонатана, но это не имеет большого значения.

Пэтти полуобернулась и снова вгляделась в деревья.

– Что-то странное с этими джунглями.

– Наконец-то стало попрохладнее, – сказала Сюзи. – На этом все. Тебе лучше вернуться на наблюдательное дерево.

– А вам, ребята, надо отдохнуть. Если вы поплывете, вам это не помешает.

Другие две женщины обратили внимание на то, что она не сказала: «Нам это не помешает».

Со времени болезни Джонатана эти женщины стали халатнее относиться к обязанности круглосуточно выставлять охрану. Каким-то образом сейчас они чувствовали себя в своем лагере в безопасности. Они знали здесь каждый дюйм. Это утешало.

По мере того как Пэтти влезала на дерево, джунгли оживали, наполнялись звуками. Этого не случалось с тех пор, как женщины оказались на этом острове; обычно днем было тихо, особенно в полуденный зной. Устроившись на дереве, Пэтти с удовольствием подставила лицо легкому дуновению ветерка, потянувшего с моря. Она задумалась о том, что же так обеспокоило ее.

К половине четвертого этого же дня ветер усилился. Кроме Пэтти, все уставшие женщины спали. Все понимали, что отплывать с острова после захода солнца будет слишком поздно, и им придется застрять на нем на следующие три месяца.

Анни проснулась, протерла глаза и засеменила к небольшой полянке в лесу, на которой она любила молиться. Сильвана и Сюзи тоже встали и решили окунуться в заливе рядом с водопадом. Пэтти зевнула, потом пролезла под навес и омыла грудь и лицо Джонатана холодной водой.

Белое небо сначала посерело, потом приобрело зловещий серебристо-лиловый цвет. Вода в заливе покрылась барашками, зашелестели деревья, ветер задул еще сильнее.

Сильвана, которая вылезла из воды и сидела сейчас на мокрых камнях, взглянула на небо.

– Ты не думаешь, что возможно…

На лицо ее упала капля воды, и она вытерла ее. После этого еще три капли попали на руку. Сильвана посмотрела на облачное небо, потом на лагуну. Вода приобрела нежный зеленовато-молочный цвет. Затем, прямо у нее на глазах, поверхность воды покрылась крошечными волнами. Весь залив, казалось, задрожал, а затем стал гладким, как стекло.

Сильвана услышала шипение, которое становилось все громче и громче. Над поверхностью моря появилась дымка. И вдруг с небес хлынула вода, как будто из опрокинутого ведра.

Секунду-другую Сильвана чувствовала себя парализованной. Она промокла насквозь, оцепенела, а потом закричала:

– Сюзи! Вылезай из воды! Это – сезон дождей. Он начался раньше.

Сюзи пыталась крикнуть Сильване, но шум дождя был слишком силен, чтобы та могла ее услышать. Напор воды был такой, как если бы они стояли под струёй пожарного брандспойта. Они могли лишь ловить ртом воздух.

Защищая одной рукой лицо, Сильвана в своем запачканном грязью черном кружевном лифчике и порванных трусиках вытащила голую Сюзи из воды. Они схватили свою одежду и побежали, потому что дождь хлестал так сильно, что и думать нельзя было остановиться и одеться.

Помогая друг другу, они начали карабкаться по крутой тропинке, которая вдруг превратилась в скользкое месиво. Они скатывались вниз, соскальзывали и падали, но наконец все-таки добрались до вершины. Сильвана посмотрела в сторону моря. Не видно было ни океана, ни пляжа. Видимость была нулевая.

Промокнув насквозь и все в грязи, обе женщины, пошатываясь, влезли в хижину.

Пэтти, которую едва не смыло с наблюдательного дерева, встретила их пронзительным криком:

– Думаю, что теперь одно решение можно уже не принимать.

18

СРЕДА, 5 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

С начала сезона дождей прошло семь дней. – Сейчас ты похожа на маленькую Грэйс Джонс. – В спальной хижине Анни закончила стричь Сюзи под «ежик», поднялась и критическим взором посмотрела на нее.

– Теперь уж точно у тебя не будет ни вшей, ни блох, – сказала она.

– Как успехи с мылом? – с надеждой спросила Сюзи. Мыло было единственной вещью, в которой они по-настоящему нуждались и которой не могли найти в джунглях. Каждый раз, когда они мылись кокосовым маслом, все страстно мечтали лишь об одном кусочке «Айвори».

– Никаких, – ответила Анни. Сюзи засмеялась.

– Когда мы вернемся, то станем настоящими неряхами.

Анни пожала плечами. В изнурительных, стрессовых условиях можно ожидать, что любой человек за двадцать четыре часа постареет на десять лет. Но Сюзи была единственным человеком в этой группе, которая по-прежнему следила за тем, как она выглядела.

Со своей бамбуковой постели Пэтти смотрела на дождь. Вход в хижину благодаря архитектурной подготовке Кэри не был обращен к ветру, который дул с моря.

– Вот и хорошо, что мы не поплыли на плоту, – сказала она. – Нас бы смыло первым же ливнем, и мы утонули бы бесследно.

– И еще хорошо, что Кэри сделала этот отвод для дождевой воды, – сказала Анни, – иначе бы нас смыло с этих хижин.

Поскольку их жилище было слишком тесным, то они построили на этой поляне еще одну хижину в виде шалаша. Она была сделана аккуратнее и прочнее, чем первая хижина, и все они гордились тем, что ее спланировала Кэри и что они выстроили ее без контроля со стороны Джонатана. Когда Джонатан поправился, он жил в этой хижине с Анни и Кэри.

Жара и влажность в джунглях вызывали гниение и разложение. Их хижины сейчас пропахли сыростью, вещи покрылись зелеными линиями плесени, одежда гораздо быстрее гнила, чем изнашивалась, – сначала на коленях, потом – на задней части брюк, затем в паху. Блузки и жакеты расползались в локтях, потом на спине, где они задевали за ветки деревьев.

Спустя неделю после начала сезона дождей женщины привыкли к новой погоде. По утрам иногда было солнечно, но к середине дня начинали собираться тучи, и тогда душный воздух становился таким давящим, что они ощущали на своих плечах физическую тяжесть и ждали, когда начнется ливень.

Тропический ливень всегда обрушивался неожиданным сокрушительным напором, как водопад. Во время ливневых штормов, женщины не могли ничего делать, кроме как оставаться в своих хижинах в течение пары часов, пока дождь не прекращался столь же неожиданно, как и начинался.

В хижину вбежала Сильвана, сжимая в руках карабин «М-16». Вся промокшая и дрожащая, она начала раздеваться.

– На это дерево в дождь я больше не полезу! Меня чуть не смыло с ветки.

– Какие еще новости? – зевнула Пэтти и бросила Сильване пляжное оранжевое полотенце.

Сильвана отбросила его в сторону и бросилась на свою кровать, рыдая так, как будто ее сердце вот-вот разорвется.

Анни молча подняла полотенце и начала вытирать спину Сильваны.

Сейчас они все понимали, что находятся на грани нервного срыва и старались как-то помочь друг другу. Какая-то мелочь вдруг делала жизнь в джунглях невыносимой. В течение этой первой недели декабря они все «ломались» по-разному.

Пэтти разрыдалась, когда боковина одного из ее кедов отвалилась, хотя Анни тут же предложила обвязать его ратановой веревкой.

Сюзи поскользнулась в грязь около их костра и уронила в него свою вечернюю еду. Она безутешно плакала, и хотя остальные быстро поделились с ней своей рыбой, она не перестала плакать.

Когда Кэри обнаружила, что крошечная щель в крыше превратила ее папоротниковую подушку в кучу слякоти, она села на землю и завыла, как собака, хотя остальные женщины быстро поделились с ней своим папоротником.

Когда Анни с жуткой головной болью не смогла больше выцарапать из пустого флакона с опиумным бальзамом ни капли, она вдруг почувствовала себя совершенно отрезанной от цивилизации и, несмотря на дождь, помчалась в лес на свое молитвенное место, бухнулась прямо в грязь и молила Бога о помощи.

Эти женщины были морально не подготовлены для большого разочарования. Их загнали в джунгли – и на этот раз мужчина, на которого они надеялись, был не в состоянии руководить ими и ободрить их. Они, как дети, полагались на него и доверяли ему, но неожиданно он стал дополнительной проблемой, новым малоприятным источником беспокойства.

Их неудовлетворенность и разочарование перешли в депрессию и апатию.

Хуже всего было днем, когда лил дождь. Усталые от работы и истощенные, Эти женщины до последнего времени подавляли свои чувства, поскольку понимали, что слезы были заразительны и задерживали работу… Но сейчас, когда у них появились свободные часы, которые надо было чем-то заполнять, в их сознании всплыли образы мужчин, которых они потеряли, детей, родственников и друзей, по которым они так скучали и которых они, возможно, никогда больше не увидят. Они молча лежали на своих бамбуковых кроватях, уставившись в крышу хижины из тускло-зеленых листьев бегонии, и чувствовали себя обессиленными и убитыми горем.

Малейшее движение требовало от них огромных усилий, как будто они находились под водой и боролись с приливной волной.

А в своей собственной черной яме одиночества и отчаяния каждая из женщин испытывала сожаление. Споры Кэри с Эдом всегда были частью их интимной жизни и их любезные перепалки не угрожали их отношениям, но сейчас Кэри хотела, чтобы их не было. Сильвана сожалела о каждой минуте, которую она не провела с Лоренцей, когда та была ребенком, всех тех роскошных отпусках, когда Лоренцу оставляли дома одну с Неллой, поскольку яхта в Монте-Карло – не место для маленькой девочки. Пэтти хотелось быть со своей матерью более терпеливой; ей нужно было радоваться чему угодно, что помогало ее матери после того, как умер ее отец. Сейчас Пэтти хотелось – как ей хотелось! – чтобы она не была такой нетерпеливой с ней и не кричала на нее.

Сюзи поклялась себе, что, если только Бог поможет ей выбраться отсюда, она будет ласковее с Бреттом; больше она никогда не скажет ему «нет»…

Ждать было очень тяжело. Они все апатично лежали на своих бамбуковых кроватях, наблюдая, как с деревьев капает вода, ожидая, когда дождь прекратится. Как узники, они вели счет неделям, дням, часам и минутам до своего освобождения, понимая, что каждая неделя выживания и борьбы со скукой и депрессией увеличивала их шансы вернуться к своим семьям.

Каждая из женщин, не только Сильвана, сейчас ощущала и отсутствие уединения. Они оказались в странной ситуации, когда каждая стремилась к уединению, но боялась остаться одна и чувствовала себя одиноко все время, несмотря на то, что никогда не оставалась одна.

Пытаться не наступить кому-то на «любимую мозоль» было их постоянной заботой. Когда пар приподнял крышку эмоционального котла, неудовлетворенность и скрытый гнев, которые были результатом их плена, вели к препираниям и угрозам из уст всех, кроме Анни, которую Кэри в течение двух дней называла Поллианной, – само по себе это раздражало.

Кэри визжала, если кто-то задевал ее кровать. Сюзи, которая спала очень чутко, кричала ночью на каждого, кто ощупью выбирался из хижины в туалет. Сильвана кричала на любого, кто воровал пищу с кухни, поскольку это было негигиенично, а она с величайшей тщательностью следила за тем, чтобы ее пища была чистой и без муравьев. Пэтти кричала на любого, кто кричал.

В целом в такой стрессовой ситуации трезвая рассудительность Кэри оказалась более полезной, чем слабый протест Анни или усталая пассивность Сильваны. Кэри была особенно полезна, чтобы удерживать порознь Пэтти и Сюзи – они обе были очень вспыльчивы.

Иногда антагонизм этой группы неожиданно направлялся лишь на одну из женщин – Сильвану, за то, что брала на себя минимум обязанностей и готовила невкусную еду; на Кэри, за то, что зажигала в хижине еще одну скверно пахнувшую сигарету из скрученного листа; на Сюзи, за какую-то детскую ленивость, например за нежелание собирать дрова, когда была ее очередь; на Анни, за то что та была такой до противности долготерпеливой и праведной.

Постепенно они все, за исключением Пэтти, стали меньше бояться. Пока снаружи хижины неумолимо лил дождь, Пэтти сидела, наблюдая за тем, как Анни подрезает Сюзи волосы, и снова почувствовала как по спине побежали мурашки. Она понимала, что если бы она упомянула про это, то вызвала бы этим раздражение у других женщин, но она была уверена в том, что за ними наблюдают. Она чувствовала спиной чьи-то скрытые глаза. Вдруг она ощутила стеснение в грудной клетке и почувствовала, что ей трудно дышать… Нет, она должна была предупредить их!

Тщательно контролируя голос, Пэтти сказала:

– Кэри, я в самом деле уверена, что за нами кто-то следит.

Кэри раздраженно села на свою кровать.

– Ну почему ты не оставишь эту свою паранойю? Мы уже здесь три недели, и если кто собирался нападать на нас, он давно бы уже это сделал. Ты не прекратишь поднимать ложную тревогу? – Она вычесала из своих волос папоротник и добавила: – Предположим, что ты действительно что-то услышала. Сюзи на это просто зевнет и скажет:

«Это опять у Пэтти нервы». – Никто не обратит на это внимания.

– У нас и без твоих чертовых выдуманных проблем хватает настоящих, – добавила Сюзи.

У всех было подавленное и деморализованное настроение.

Когда Анни начала подрезать Пэтти волосы, она спросила вслух:

– Интересно, а как же солдаты, которые сражаются в джунглях, справляются с депрессией и пораженчеством?

– Иногда они не справляются, – сказала Кэри. – Я читала, что во Вьетнаме некоторые солдаты просто садились у обочины дороги и отказывались от всякой надежды. Так они умирали.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 10 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

Сквозь длинные черные ресницы Сюзи смотрела на желтовато-зеленую воду лагуны, на белую линию барашков около рифа и желтовато-лиловый океан, блестевший за ним под утренним солнцем.

– Ой! – вскрикнула она и выронила полузаполненное ведро с рыбой, которое, к счастью, не пролилось.

– Опять твое плечо? – спросила Пэтти. Поморщившись от боли, Сюзи кивнула.

– Ты, наверное, растянула мышцу, когда колола вчера ту рыбину и упала. Может, мне растереть ее? Вчера это помогло, верно? Пойдем в тень.

Обе женщины прошли по раскаленному белому песку в глубину пляжа, где они аккуратно положили свои рыболовные снасти у пальмы.

Пэтти встала за спиной Сюзи и осторожно ощупывала ее плечо, пока та снова не вскрикнула.

Пэтти начала осторожно массировать плечо, но всякий раз, когда она дотрагивалась до больного места, Сюзи отпрыгивала в сторону.

– Ляг в тень, – предложила Пэтти. – Я сделаю тебе сначала массаж спины, а потом займемся этим местом.

Лежа голой на песке, Сюзи почувствовала расслабление, когда чувствительные руки Пэтти нежно снимали напряжение с ее позвоночника. Она могла слышать успокаивающее дыхание моря, чувствовать легкий теплый ветерок с моря и видеть лазурное небо. Впервые за все время, когда они сбежали в джунгли, Сюзи ощущала, как из нее уходит страх, по мере того как крепкие, но нежные руки Пэтти снимали с нее напряжение. Испуганный ребенок внутри нее успокоился от этого интимного физического контакта.

Пэтти посмотрела на стройную загорелую спину Сюзи и подумала: «Выглядит, как спина ребенка».

Поглаживая мягкую кожу Сюзи, она вспомнила о тех многих массажах спины, которые она делала своему сыну Стефену – эта кожа была такой же нежной и ранимой, как у ребенка. Пэтти не привыкла касаться кожи другого человека, кроме своего мускулистого волосатого мужа. Нежно проведя указательным пальцем до основания позвоночника Сюзи, она вдруг поняла, почему привлекает мужчин нежная, хрупкая уязвимость женского тела.