Текст книги "Творения преподобного Симеона Нового Богослова. Слова и гимны. Книга третья"

Слово восемьдесят четвертое

1. О бесстрастии и о дарованиях, каких мало-помалу сподобляются преуспевающие в нем.

2. В чем состоит совершенство духовного о Христе возраста?

1. Как тому, кто хочет чисто видеть свет солнца, надо иметь чистыми очи тела своего, так и тому, кто берется беседовать о бесстрастии, надо иметь очи души своей освобожденными от всякой злой похоти и всякого помысла страстного, чтоб, не будучи тревожим и возмущаем в уме никакою страстью, мог он чисто взирать на высоту и на глубину его или понять как следует многие и великие его дарования и действия и ясно изложить их в слове. Ибо если станет он говорить о его проявлениях и свойствах с умом возмущенным и сердцем нечистым, то, не смогши словом свободным раскрыть его действия, лишен будет и тех немногих благ его, какие, может быть, получил от него за то, что, действуя так, он некоторым образом презирает и бесчестит его и затмевает светлость его. Ибо написано: имущему дано будет и преизбудет, от неимущаго же, и еже мнится имея, взято будет от него (Мф. 25, 29). Которые имеют бесстрастие, те очевидно любят его и любимы суть от него преизбыточно, и когда ненасытно говорят о нем, делаются еще более бесстрастными, воспламеняясь любовию, какую имеют к нему. Но которые привязаны и некоторым образом связаны еще хотя малейшею какою похотью мира и вещей мирских или какою-либо душевною или телесного страстью, эти далеки от него и много отдалены от пристани его. Почему когда начнут говорить о бесстрастии и покусятся возвести ум свой на высоту его, теряют и тот мир, который, как им думалось, имели они прежде, по той причине, что емлются, как рабы, и бывают влачимы туда и сюда похотью той страсти, к какой они прилепились. И это страждут они праведно, ибо, как говорит апостол, имже кто побеждается, сему иработен есть (2 Пет. 2, 19).

Они, однако ж, будучи омрачаемы в уме своем тою страстью, коей порабощены, вину омрачения не на себя самих возлагают, но дерзают слагать ее на бессилие всесильного бесстрастия, и это бывает с ними потому, что они совсем не познали опытно, каково умное чувство, созерцание и вседейственное действо сего бесстрастия, но, обдумывая относящееся к нему по своим мыслям и соображениям, при высоком мнении о своей внешней учености философствуют о нем иногда так, иногда иначе и истощаются в усилиях над тем, чего не знают. При всем том они никогда не согласятся исповедать или восчувствовать свою немощность, причиненную им неверием, нерадением и долговременною привычкой к страстной жизни, но утверждают, что и другие люди все подобны им и обладают теми же страстями. Ибо тщеславие и зависть не позволяют им признать, что кто-либо другой выше их по добродетели и здравоумию.

Но богомудрые и духовные отцы не поступают таким образом и не идут против истины – не буди тебе сказать такую хулу на святых, а чем просветились в уме своем от блаженного бесстрастия и что познали прежде из опыта, то говорят и утверждают. Я же говорю дерзновенно то, чему сподобился научиться у сих отцов, чтоб не быть осуждену, подобно рабу, скрывшему талант. И так, как дают разуметь сказанные Христом Господом слова: много званных, мало же избранных, и: в дому Отца Моего обители многи суть – так и знайте все вы, что святых много, а бесстрастных немного и что в среде тех и других имеет место великое различие. Но внимайте добре в точный смысл того, что я буду говорить.

Иное есть бесстрастие души, иное – бесстрастие тела. Бесстрастие души освящает и тело; но бесстрастие тела, одно само по себе, не может полную доставить пользу тому, кто стяжал его. Иное есть недвижение (на худое) телесных (яже на земли) удов и самых страстей душевных, и иное есть стяжание добродетелей. Недвижение телесных (яже на земли) удов бывает от естества, а стяжание добродетелей – от произволения (при помощи благодати), и оно обыкновенно совсем пресекает все естественные движения. Иное есть непохотение ничего из того, что есть приятного и радостотворного в мире, и иное – возжелание небесных и вечных благ, ибо мирское приятное и радостное презирали и другие люди (не ревнующие о спасении), и большая из них часть по другим причинам (не в видах спасения), а о благах вечных весьма немногие воспринимали попечение. Иное есть неискание славы от людей, и иное есть возлюбление славы от Бога и всегдашнее ее искание, ибо человеческую славу очень многие ненавидели, потому что были обладаемы другими страстями, а славу, яже от Бога, очень немногие сподобились получить со многим трудом и потом. Иное есть довольствоваться бедною одеждою и не желать богатой, и иное – искать того, чтоб быть одеяну светом Божиим, ибо богатое одеяние презирали многие, потому что были влачимы многим множеством других пожеланий, а Божественным светом одеялись только те, кои сподобились соделаться сынами света и дня.

Иное есть говорить смиренные слова, и иное – иметь смиренное мудрование. Иное опять есть смирение, а иное – цвет смирения, и иное – плод его. Иное есть красота плода его, а иное – сладость его, и иное – действия, бывающие от плода сего. Из этого, сказанного мною о смирении, иное есть в нашей, а иное – не в нашей власти. В нашей власти – помышлять о том, что располагает нас к смирению, мудрствовать о том, рассуждать, говорить и то делать, но само святое смирение, с его существенными свойствами, дарами и действами, не в нашей власти, но есть дар Божий, чтоб не вздумал кто хвалиться даже и этим.

Иное есть не печалиться и не гневаться при бесчестиях, поношениях, искушениях и встречающихся прискорбностях, и иное – желать этого с благодарением, когда случится что такое. Иное опять есть – молить Бога о тех, кои причиняют это, иное – прощать им, иное – любить их от всей души как благодетелей, и иное – напечатлевать в уме лица каждого из них и целовать их бесстрастно, как искренних друзей своих, со слезами чистой любви – так, чтобы на душе не было совершенно никакого знака оскорбления или страсти. Большее из всего сказанного есть, когда кто в самое время искушения таковое же имеет расположение и к тем, которые поносят его в лицо или клевещут на него, и ко всем другим, кои или осуждают его, или презирают и ставят ни во что, или плюют в лицо, еще и к тем, кои по видимости притворяются друзьями, а тайно так же действуют против него, как и сказанные пред сим, и это не утаивается от него, но он то знает. И из этого опять высшее и совершеннейшее без сравнения есть, мне кажется, то, если кто совсем забывает претерпенные искушения и никогда не вспоминает тех, кои его опечалили или как-нибудь обесчестили, ни когда они бывают налицо, ни когда отсутствуют, но имеет и их наравне с друзьями своими без всякого различения, сколько когда беседует с ними, столько же и тогда, когда вкушает вместе с ними пищу. Все это суть дела и совершенства мужей, ходящих во свете. Которые же чувствуют, что они далеки от таких порядков и правил жизни, те пусть не обольщаются и не обманывают себя, но да ведают наивернейше, что они ходят во тьме.

Иное опять есть бояться Бога, и иное и исполнять заповеди Его, как написано: бойтеся Господа, вси святии Его (Пс. 33, 10), и еще: уклонися от зла и сотвори благо (Пс. 33, 15). Иное есть бездействие (упразднение от дел), а иное – безмолвие, и иное опять молчание. Иное есть удаление и преселение с одного места на другое, и иное – странничество. Иное есть негрешение, и иное – делание заповедей. Иное есть противиться врагам и бороться с ними, и иное – победить их окончательно, покорить и умертвить: первое есть дело подвизающихся и святых, ревностно идущих к совершенству, а второе есть дело бесстрастных и совершенных, которые многими трудами и потами победили врагов своих вконец и украсились, как какой блестящею одеждою, живоносной мертвостью Христовой.

К достижению показанных совершенств многие устремлялись одни для одной, другие для другой цели. Но весьма немногие приступали к сему с истинным страхом Божиим, с любовию искреннею и верою несомненною – которые одни, спомоществуемы будучи благодатию Божиею, скоро навыкают деланию заповедей и преуспевают во всех сказанных выше отличиях, каждочасно возрастая в добродетелях. Другие же оставляются блуждать, как в непроходной (бездорожной, судя по слову псалма 106, 40: по непроходней, а не по пути) пустыне – о каковых написано: отпустих я по начинаниям сердец их, пойдут в начинаниях своих (Пс. 80, 13). И якоже не искусиша имети Бога в разуме, (сего ради) предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная (Рим. 1, 28). Итак, те, которые на камне послушания святым отцам положили доброе основание веры и надежды со страхом и трепетом, и на сем основании устрояют верность заповедям, какие дают им духовные отцы, соблюдая их, как бы их налагал на них Сам Бог – такие тотчас преуспевают в отвержении себя. Творить не собственную свою волю, но волю духовного отца своего, по заповеди Божией, и таким образом упражняться в добродетели – сие порождает не только отвержение себя самого, но и умертвие всему миру. Потом, когда выйдет таковой всем чувством души из мира и станет быть вне его, как в пустыне, тогда овладевается страхом и трепетом неизъяснимым и начинает вопиять к Богу из сердца, как вопиял Иона из утробы кита морского, Даниил – из рва львиного, три отрока – из пещи пламенной, Манассия – из среды медного быка. Сии болезненные и скорбные стенания его и глас молитвы его тотчас услышав, Господь Всеблагий, живот Свой давший на смерть за нас, грешных, извлекает его, как извнутрь кита, из бездны неведения и омрачения, наводимого миролюбием, чтоб он не возвращался более туда, ни даже помыслом – освобождает его, как из рва львиного, от злых похотей, кои похищают и снедают души человеческие, и как из пещи огненной, от страстных влечений, кои господствуют во всех людях, жгут нас, как огонь, растлевают нас, с насилием тянут к неуместным деяниям и возжигают пламень страстей внутрь нас. От всего этого, говорю, Господь освобождает его, орошая его благодатию Святого Духа и делая его чрез то неопалимым – освобождает, как извнутрь медного вола, от этой плоти земляной, тяжелой и страстной, в которой живущая душа наша бывает совсем неподвижна и неохоча ни на какую добродетель и делание заповедей Божиих, будучи крепко держима, туго вяжема и тяготима сею плотию как естественно соединенная с нею. Когда таким образом душа освободится от тиранства плоти (не говорю – отделится от тела чрез смерть его), тогда и она начинает взывать с пророком, говоря: растерзал еси вретище мое, и препоясал мя еси веселием: яко да воспоет Тебе слава моя (Пс. 29, 12, 13), а также и благодарить вместе с Павлом, говоря: благодарю Бога Иисус Христом Господом нашим, что закон духа жизни о Христе Иисусе свободил мя есть от закона греховнаго и смерти (Рим. 7, 25; 8, 2).

Когда благодатию Христовою совершится все сие в нем, как я сказал, и когда освободится он от неведения и омрачения, наводимого миролюбием, когда избавится от лукавых и скверных пожеланий и от похотей смертной плоти сей, порабощающей нас закону греховному, тогда что станет он делать с сего момента и далее? Употребит ли он эту свободу на покоение себя и беззаботность? Перестань ты говорить такие речи и держать такие предположения. Такие предположения могут идти только к людям, кои поистине суть рабы, а не свободные. Тот же, кто сподобился получить сказанную свободу, знает, что освобожден от закона греховного с тем, чтоб не работать более греху, а работать правде, которая есть Христос Господь – Солнце правды, как Он именуется и есть. Чтобы показать вам, какую любовь к Богу являет таковой с того момента и далее, представлю вам это примерами из человеческих дел, которые бывают у нас каждодневно.

Представьте себе, что какой-либо царь, сострадательный и человеколюбивый, увидев раба, поработившегося самоохотно тирану, обольстившему его, безжалостно обременяемого работами в делании кирпичей, обделывании камней и рытьи канав и служащего нечистым похотям того злого тирана, идет сам своим лицом и исхищает его и освобождает от такого срамного и тяжелого служения и опять берет его в царские палаты на услужение без всякого укора за прежнее его падение. Раб этот, освобожденный от таких и толиких прискорбностей, естественно, потом всячески усиливается явить себя более ревностным и скорым исполнителем велений царя, нежели другие его сослужители, не испытавшие плена, чтоб засвидетельствовать величайшую и теплейшую свою к нему любовь, всегда нося в памяти, от каких зол он освободил его. То же самое помышляй бывающим и в том, кто получил помощь от Бога, как я сказал. И как царь оный, видя, что раб тот исполняет всякое его хотение с великою готовностью и со всяким смирением, хотя совсем не нуждается в услужении его, имея множество других слуг, однако ж за добрые чувства раба того являет к нему особенную любовь, так то же самое бывает и с тем, о ком мы сказали. Ибо как тот, и получивший от Бога свободу духа, никогда не утомится и не перестанет от того, чтоб паки и паки и всегда исполнять волю Божию с наиболее теплейшею готовностью, так и вечный Царь и Бог никогда не лишит его благ вечной жизни, но будет снабжать его ими пребогато – и сколько увидит, что тот каждодневно умножает свою к Нему любовь и услужение, столько будет умножать и Свои ему дары.

Благодеяния и дары, какие Бог дает рабам Своим, бесчисленны, и никто не может вполне постигнуть их. Одни дает Он им в настоящей жизни, а другие дает в жизни будущей. Об этих дарах, какие благоутробный Бог подает любящим Его в сей жизни, скажу и я любви вашей немногое нечто, иное от Божественного Писания, а иное из того, что я и сам познал опытно.

Поелику люди к трем вещам показывают особое усердие и заботу: или к богатству, или к славе, или к свободе и радости – и наслаждению, доставляемому сими двумя, то и Владыка наш и Бог тем, кои, оставив все, взяли крест свой и последовали за Ним, не возвращаясь вспять, перво-наперво богато дарует эти же три. Вместо тленного богатства Он дает им всего Себя Самого. Понял ты мысль слова сего? Слышал страшное чудо? Как богатые мира сего иждивают свое богатство на свои нужды, привычки и желаемые наслаждения, так и благий Владыка наш дарует Себя Самого истинным и верным рабам Своим, исполняет всякое их желание и потребу, как они того желают, и даже больше того, чем желают, снабжает их богатно всяким благом и подает им всегда нетленное и вечное услаждение. Во-первых, они полны бывают неизреченной радости, что стяжали и имеют в себе не мир и не блага мира сего, но Самого Творца и Господа и Владыку всех. После сего они одеваются Светом, Самим, говорю, Христом и Богом, всем всецело во всех себе, видят самих себя украшенными неизреченною славою, как светлым каким и Божественным убранством, и закрывают лицо свое, не снося смотреть на непостижимое и чрезмерное сияние сего убранства своего, так что ищут какого-нибудь сокровенного места, чтоб, укрывшись в нем, как бы сложить с себя великую тяготу славы сей и сего сияния. Потом Сам Владыка Христос бывает для них и пищею и питием всегдашним и бессмертным: для тех, которые суть еще младенцы о Христе, несовершенны и не могут вкушать твердой пищи, Господь является как бы некиим световым и блестящим сосцом, который влагается в уста их и дает им сосать из Себя – для каковых Христос бывает вместе и ястием и питием и доставляет им столь великую сладость и удовольствие, что они не хотят или, лучше сказать, не могут оторваться от Него; для тех опять, которые уже отдоены, Христос является чадолюбивым отцом, детоводит их, учит и исправляет, ибо как любящий отец посаждает детей своих за трапезу свою и вкушает вместе с ними, а когда увидит, что они нерадят о своих уроках и занимаются другими бесполезными вещами, тогда лишает их своей трапезы и слугам приказывает не давать им пищи, научая их сим способом не нерадеть об уроках своих, так и благий Владыка наш и Бог действует в отношении к рабам Своим – чадам Его – по человеколюбию и благодати, ибо им дает Себя Христос – хлеб, сходящий с неба и дающий живот миру, и они питаются Им и вместе с Ним всегда вдоволь и через причащение сего хлеба шествуют к вечному животу, освящаясь душою и телом. А когда вознерадят они о заповедях Его и, самовольно предавшись лености, презрят их и вдадутся в дела мира сего, бесполезные и не согласующиеся с благочестием, тогда Он, Питатель всего, лишает их Себя Самого, а чрез то и всего того, о чем мы говорили, и еще большего того. Таковые, когда, пришедши в чувство и помыслив, какого блага лишились, обратятся опять к Нему и взыщут Его, как обычно бывало, но не обрящут, тогда начинают проливать слезы и плакать неутешно, подвергать себя всяким чувственным лишениям, желая и изъявляя готовность на всякую скорбь, искушение и бесчестие, чтоб только человеколюбивый Отец, увидев скорбь их и произвольные злострадания, сжалился над ними и, возвратившись к ним, опять дал им Себя. Что и бывает: стяжевают они паки Христа, восстановляются в прежнюю близость и славу еще с большим дерзновением, вводятся опять во вкушение благ оных, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, и паче прежнего начинают благоговеинствовать пред Отцом своим и трепетать, как пред грозным Владыкою, боясь, как бы не впасть опять в те же грехи по невниманию и не быть отогнанными от благ Отца своего. Так поступают те, которые искренно, с болезнью сердца каются и за это улучают опять блага, о коих мы говорим. Но которые боятся трудов покаяния, малодушествуют в скорбях и стеснениях по требованию его, предаются лености и беспечному покою – такие, как недостойные и ненастоящие сыны или, лучше сказать, как презрители, предпочитающие удовольствия телесные вечным благам и даже Самому Богу, не сподобляются более вкушения оной духовной сладости, ни облечения одеждою Божественной славы, но праведно лишенными остаются богатства благости Божией и походят на псов, у которых нет хозяина. Ибо как эти псы блуждают по улицам и стогнам града, чтоб найти где-либо кость какую-нибудь или клок старой кожи и погрызть их или чтоб напасть на место, где заклано животное, и полизать крови, а если встретят падалище, то бросаются на него и едят ненасытно и отойти от него не хотят, но грызутся с другими псами и отгоняют их, пока не съедят и самых внутренностей и не оставят одни голые кости, так и эти обходят врата богатых и бедных, чтоб набрать в лоно свое, если случится кому дать им что: золото, серебро или другое что. Так как они потеряли истинное и нетленное оное богатство, то, когда случится им понабрать кое-чего, им кажется на короткое время, что они сыты, удовлетворены и не требуется для них ничего более. Впрочем, когда овладеет ими, как голод, неверие с безнадежием, тогда они опять обращаются к прежнему попрошайничеству, полны будучи попечения об одном настоящем, несчастные и достойные слез, потому особенно, что ради временного и ничтожного небрегут о вечной всеблаженной жизни.

И они безответны. Бог явил им богатство благости Своея, сподобил их вкусить небесной благодати и соделал их причастниками Духа Святого, как говорит божественный Павел. Но они не прославили Его как Бога, не возлюбили, не возблагоговели пред беспредельною Его благостынею и не возблагодарили Его, но осуетились в помышлениях своих и омрачилось неразумное их сердце, и они, глаголющеся быти мудри, объюродеша. Но те, которые боятся Бога, не поступают так, но с радостью терпят обучительные наказания Отца своего Владыки как рабы благодарные и как сыны истинные, говоря: гнев Господень стерплю, яко согреших Ему (Мих. 7, 9). И еще: недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18). Говорят так и смиренно постоянствуют в терпении обучительного наказания Господня и во всегдашнем покаянии, не малодушествуют и не тяготятся им, но пользуются им, как руководством, по сказанному нами способу, и находятся всегда в отеческом своем доме, украшенные светлым убором, вкушают пищу вместе с Отцом своим, видят славу Его и богатство, кои имеют наследовать. Когда таким образом воспитаются они и обучатся и достигнут в меру возраста мужа совершенного, тогда и всеблагий Отец отдает в руки их все блага Свои.

2. Но скажем прежде, что есть мера духовного возраста и высота исполнения Христова, а потом опишем блага Отца Небесного и покажем, какие из них дает Он в руки тех, кои веруют в Него. Слушай же внимательно.

Меру возраста исполнения Христова составляют такие черты жизни духовной, кои созерцаются духовно. Начинаю изображение черт сего возраста снизу: ноги его – вера, а святое смирение – основание его твердое и непоколебимое. Голени, колена, бедра – нестяжательность, обнажение от всего, странничество, подчинение, бывающее с разумом по любви Христовой, послушание и благоохотное служение. Внутреннейшие и сокровеннейшие части (надо полагать, нервы) – непрестанная умная молитва, сладость, порождаемая излиянием слез, радость сердца и непрестанное его утешение и покой. Жилы и мускулы (с костьми) – постоянство и терпение в молитвах (домашних) и на церковных службах и горение желания созерцать Бога и беседовать с Ним, порождаемое молитвами и богослужением церковным, как поет божественный Давид: разжзи утробы Моя и сердце мое (Пс. 25, 2); и св. Павел говорит: станите убо препоясани чресла ваша истиною (Еф. 6, 14); и апостол Петр: препоясавше чресла помышления вашего, трезвящеся, совершенне уповайте на приносимую вам благодать откровением Иисус Христовым (1 Пет. 1, 13). Благодатию здесь называет он дар Святого Духа, делающий нас сопричастниками и сообщниками Бога. Живот, желудок и весь снаряд внутренностей – рабочие силы души, в середине которых, как бы сердце, стоит разумная сила, имеющая под собою и вместе с собою силы желательную и раздражительную. Впрочем, не они собственно разумеются под сказанными частями, а наипаче то, что направляет сии силы к единому и связует между собою, именно: кротость, простота, незлобие, сострадание, благоговеинство и страх Божий, которые, подобно ребрам, перепонкам, покровам и связкам, сжимают те силы, покрывают и не дают им обращаться к видимым вещам мира сего или желать что-либо из них, равно как не попускают завидовать имеющим их, серчать из-за них и злопамятствовать.

Когда не бывает никакого страстного устремления этих трех сил вовне, то есть к видимым вещам, тогда они сохраняются внутри, сокрытыми. А когда они пребывают внутри одни сами с собою и блюдутся со вниманием сказанными добрыми расположениями, тогда разумная сила здраво рассуждает и верно отличает добро от зла и показывает определенно и властно силе желательной, к каким вещам подобает ей склоняться желанием, какие любить, от каких отвращаться; раздражительная сила стоит между сими двумя, как благопокорливый раб, готовый усердно служить желаниям их, и всегда спомоществует им, пробуждает и подвигает к мужеству и содействию добрым и противодействию злым людям. Но поелику Бог, создавший всяческая, несравненно лучше всего созданного, то совершенно благословно человеку, почтенному разумною силою и стяжавшему ум не мятущийся, как мы сказали, и не увлекающийся страстными замыслами, вместо всего другого или паче всего другого почтить и возлюбить Творца всего и Владыку и к Нему единому обратить все свое желание, показывая Его ему некоторым образом и говоря: послушай меня и воззри (на Бога), осяжи со страхом и трепетом, вкуси бессмертные сладости, обоняй духовное миро и познай, что нет никого другого столь прекрасного, как Бог, или столь приятного, или столь сладкого, или столь могущественного, или столь премудрого, или столь славного, или такого, который мог бы животворить, делать нетленным и бессмертным. Когда желание человека вкусит всего сего и насытится, тогда и раздражительная его сила вся соединится с разумною и желательною, и бывают три едино в созерцании троической единости Триипостасного Божества и в этом радостотворном блистании собственного их Владыки. Тогда и следа не остается разделения сих трех, но бывают они едино. Когда же эти три силы души – разумная, раздражительная и желательная – от простоты единого и единственного блага обратятся к рассмотрению и различению злых и добрых вещей, сущих здесь в мире, тогда и желание, и мысль, и чувство нераздельно устремляются к тому, что противно воле Божией. Ибо тогда раздражительная сила движется только к этим и среди этих вещей.

Имел бы я и еще многое другое сказать о том, что соответствует в духовной жизни желудку, о духовном ястии и питии, о духовной алчбе и жажде; но чтоб не удлинить крайне моего слова и чтоб, делая таинственное и сокровенное общеизвестным и явным, не дать повода тем, кои любят собирать чужие слова и богатиться чужими трудами и сокровищами, воспользоваться тем не как следует, умалчиваю о том, оставляя то прикровенным, чтоб желающие доискивались до того деятельным ведением.

Но возвратимся опять к своему предмету. До живота и желудка мы уже составили тело возраста духовного о Христе Иисусе. Теперь следует нам восходить до головы, чтоб представить тело духовное в его полноте и всецелости. Итак, что есть в теле духовного возраста о Христе грудь, спина, плечи, мышцы, руки, шея? Под грудью его разумей благоутробие, в котором есть сосцы человеколюбия, источающие и богатно дающие млеко милостыни сиротам, вдовицам и всем другим нуждающимся, как говорит апостол: облецытеся во утробы щедрот (Кол. 3, 12). Но откуда набирается сие млеко в сосцы и как приготовляется, сие оставляю изыскать вам самим. Под спиною разумей то, что истинно духовные охотно берут на себя и поднимают тяготы других и с радостью несут язвы и страсти Христовы, как говорит апостол: должни есмы мы сильнии немощи немощных носити (Рим. 15, 1). И еще: прочее, труды да никтоже ми дает: аз бо язвы Господа Иисуса на теле моем ношу (Гал. 6, 17), и Господь говорит чрез пророка: плещи моя вдах на раны, ланите мои на заушение (Ис. 50, 6) – чего хоть и не случится нам потерпеть, но ждать того надлежит нам всегда и каждый час быть к тому готовыми. Под плечами и мышцами разумей терпение и сносливость в искушениях и скорбях. Ими и с ними, то есть терпением и сносливостью, направляется и идет деятельность и рук; руками же я называю деятельную силу и готовность всячески слушаться заповедей Божиих и исполнять их. Эти, то есть деятельная сила (энергичность) и готовность на всякое послушание, без терпения и сносливости не могут установиться и окрепнуть или не могут быть приобретены. Подле таких рук духовное тело имеет еще другие духовные руки, коими оно утешает малодушных и нетерпеливых, поднимает падающих, обвязывает сокрушенных, возливая на раны их елей и вино; этими же руками и оно каждодневно делает и другое многое для братии словом и делом; или же оно касается края ризы Владычней, приносит хлеб Господу своему и дает чашу в руки Его и таким образом питает Его, питающего всякое дыхание единым мановением Своим – питает, говорю, тою пищею, о которой Сам Он сказал, что желает ее, и желает крепким желанием. И блажен тот, кто знает сие, и имеет, и приносит Владыке своему; потому что и Христос Господь, седящий на Херувимах, приимет его в Царство Небесное, посадит и упокоит и, препоясавшись, послужит Ему, по неложному обетованию Своему. Шея этого духовного тела есть несомненная надежда.

Се благодатию и помощью Божией изобразили мы все духовное тело, со всеми почти членами мужа совершенного. Остается еще неуказанною одна голова его. Но, может быть, вам подумается, что уже все члены показаны и ни один не забыт, то есть, может быть, подумаете, что достаточно и того, что сказано, для полноты добродетели и спасения души. Однако ж не так есть, братия мои, нет, не так. Ибо как тело, имеющее все члены, а головы не имеющее, мертво бывает и бездейственно; и опять голова, сама одна без всего прочего тела, хотя все же есть голова, но, будучи отделена от тела, не может показать своей действенности (энергии), так бывает и с духовным телом, которого состав мы изобразили выше, содействием Святого Духа – что все, что мы сказали о нем, без головы тщетно и бесполезно, хотя многие думают необдуманно, что деланием сих безглавых членов и частным их стяжанием они исправили все сполна и всецело. Будучи мертвы, они не чувствуют, какого лишены блага, разумею, головы. Те члены, о которых мы сказали и которые рассматривали отдельно один от другого для удобнейшего понятия их значения и действия, без головы и без естественного соединения одного с другим не могут совсем составиться и установиться (образоваться и прочно стоять в душе). Ибо как тело малого младенца никоим образом не может вырасти, если не имеет головы, когда же эти оба соединены и друг другу помогают (пищу, например, тело принимает устами, потом из тела она уже воспосылается и в голову в виде питательной жидкости – крови), тогда этим способом питается и растет весь человек, так то же самое бывает и в духовном теле (то есть что оно питается, живет и растет), когда поверх его утвердится и голова. Слушай внимательно, припомнив и сказанное мною прежде, и раскрою тебе это пояснее.

Итак, имеешь веру и смирение – основы добродетелей, и поверх сих двух имеешь назданными все прочие добродетели, указанные мною прежде, из которых построено все тело (духовного человека) и возведено до шеи – надежды, которая стоит над всем прочим телом добродетелей. Впрочем, она одна, без соединения с главою, умирает наряду с другими членами сего тела, ибо тогда неоткуда ей принимать дыхание, или воздыхания Духа, животворящего и движущего все тело то и все члены его, неоткуда получать нетленную пищу. Итак, чтоб не оставить недоконченною меру возраста Христова, поверх надежды положим святую любовь – воистину главу добродетелей, как говорят уста Христовы, божественный Павел: ныне пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). И еще: аще имам веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть (1 Кор. 13, 2, 3). Все показанные мною прежде добродетели совершает вера, бывая воодушевляема в усердии к ним, учима ими и укрепляема на них надеждою – посредницею между ними любовию. Сие, сказываемое мною теперь, бывает невидимо и нечувствуемо теми, кои еще несовершенны, ибо несовершенные в добродетели не чувствуют этого и не понимают. Но когда вера, воодушевляясь надеждою, совершает все добродетели, тогда питает ими и греет главу, то есть любовь, и делает то, что она возрастает посредством их. Опять и глава чем более бывает питаема и растет, тем более и прочему телу добродетелей сообщает силы и делает его ревностнейшим к большему и большему преспеянию. Так растут мало-помалу все члены всего тела духовного, состоя в живой, тесной и неразрывной связи со святой любовию.