Текст книги "Леди-послушница"

Глава 16

Рассвет вставал серый и влажный. За пеленой густого тумана даже самые большие деревья Долгого Леса казались призрачными и едва различимыми.

Милдрэд брела за Артуром, и его шаги казались единственным звуком в этой туманной тиши. Девушка была так утомлена, что не заметила, когда рассвело. Ей мерещилось, что если она перестанет двигаться, то тут же ляжет на землю и уснет даже в этом тяжелом мокром платье. А еще у нее болел живот. Милдрэд не сразу поняла, что это от голода. С трудом вспомнила, когда последний раз ела: вчера утром на выпасах, когда пила сыворотку с овсяной лепешкой. Вчера… Как же давно это было! Целая вечность прошла.

В ее усталом мозгу проносились, как беспокойные сновидения, последовавшие за тем события. Как ее увез с выпасов Хорса, как их встретили в монастыре и воспитанницы, едва ли не захлебываясь от восторга, показали разложенное на кровати алое с золотом блио. А она испытывала только некий бесформенный ужас перед тем, что ждало впереди. Даже аббатиса Бенедикта не появлялась, чтобы поговорить с ней. Это потом, когда они с Артуром уже шли через лес, юноша поведал, что случилось с настоятельницей, как та стремилась уберечь племянницу и поплатилась за это.

Артур! Этой ночью, после побега и бешеной погони, Милдрэд почти хотела, чтобы он потребовал от нее награды – с какой бы радостью она дала бы ее своему спасителю! Но тогда Артура больше волновала участь его друзей, и когда через некоторое время он принялся кричать, в надежде, что хоть Рис отзовется, Милдрэд испугалась и рассердилась на него. Как можно быть таким неразумным, когда преследователи бродят где-то поблизости!

Потом они все шли и шли, петляя в мокром, темном мареве, перебирались через коряги, спускались в ложбины, брели по склонам. Ночь и лес казались нескончаемыми. Девушка двигалась как во сне, намотав на руку длинный шлейф, цепляясь навесными рукавами за кусты. Широкая юбка блио казалась особенно тяжелой и мокрой, Милдрэд спотыкалась, но Артур не давал передохнуть, убеждал, что надо идти, пока они не окажутся в Уэльсе, где всегда принимают беглецов из Англии. Он сказал, что им надо в замок Кос, к Черному Волку. То есть к Гаю де Шамперу, другу ее родителей. Было несколько странно слышать, как Артур отзывается об этом рыцаре как о приятеле, но он только и твердил, что если Рису и Метью удастся спастись, то и они несомненно отправятся к Гаю.

И Милдрэд послушно шла, безразличная ко всему, кроме усталости. В какой-то миг она поняла, что они уже вышли из леса: подул легкий ветерок, подхватив слои тумана, словно клочья дыма от праздничного костра. Где-то раздалось блеяние овец, и Милдрэд осознала, что они стоят на длинной возвышенности. Долина впереди была залита густым белесым туманом и напоминала молочную реку. Даже страшновато казалось спускаться в нее: захлебнешься.

Но едва они шагнули туда, как навстречу вышли валлийские охранники рубежей – лохматые, в мохнатых накидках и с татуировками. Артур заговорил с ними на валлийском, и они сразу заулыбались. Причем смотрели в основном на Милдрэд.

– Олвен? – спросил один, указывая на нее.

Артур кивнул. Слух о редкостной светловолосой красавице, пасшей овец в пограничье, уже разошелся в округе. Артур понимал немое восхищение этих валлийских парней: даже усталая после всех испытаний прошедших суток, Милдрэд походила на деву из легенд – с ее нежным лицом, завившимися от влаги в крупные локоны волосами, в невиданном тут ало-золотистом одеянии, облегавшем фигуру, с откровенным декольте, позволявшим лицезреть округлости груди и точеные плечи… Немудрено, что валлийцы были очарованы и даже предложили своего пони, чтобы прекрасная Олвен благополучно могла добраться к замку Кос.

Едва девушка оказалась на крупе позади Артура, как ее голова поникла ему на плечо и она задремала. А очнулась уже во дворе замка: вокруг суетились какие-то люди, слышалась валлийская речь, хотя кто-то говорил и на английском, и Милдрэд разобрала, что ее приглашают в дом. Значит, наконец-то отдых. Потом девушка поняла, что находится в округлой комнате – вероятно, в башне. Какая-то пожилая женщина поставила перед ней таз с горячей водой, предлагая омыть ноги. Милдрэд хотела отказаться, но ей пояснили, что это обычай: в Уэльсе предложить гостям вымыть ноги – это деликатный способ узнать, собираются ли те остаться. Если отказываются, значит, нанесен краткий визит. А если соглашаются – становятся гостями. О, Милдрэд бы сейчас и у валлийской таламхиген-и-дурр[81]81
  Таламхиген-и-дурр – чудовище валлийского фольклора, злой дух в виде огромной жабы с крыльями, как у летучей мыши, и драконьим хвостом.


[Закрыть] согласилась погостить, только бы ей дали поспать. Девушка почти не заметила, как ее раздевали, лишь каким-то чутьем поняла, что служанки знают, как обходиться с леди.

После перенесенных потрясений она проспала весь день. А проснувшись, почувствовала прилив сил. Откуда-то извне долетал шум, и Милдрэд поспешила к окну, растворив деревянные ставни. И какое же веселье она увидела! Обширный, окруженный каменными стенами двор был уставлен длинными столами, при свете костров за ними сидели и пировали множество людей, слышался перезвон струн, пение, смех. Милдрэд улыбнулась. У нее было чудесное ощущение, что все уже позади, она спасена и… вскоре встретится с Артуром!

На ее зов в комнату вошла полная миловидная женщина в хорошей чистой одежде. На прекрасном английском языке она сообщила, что здесь уже третий день празднуется свадьба Гая де Шампера и принцессы Гвенллиан. И все же сэр Гай приказал, чтобы Элдит, – так звали добрую женщину – лично прислуживала гостье. Он поистине благородный человек, заверила Элдит девушку, неважно, что многие называют его разбойником Черным Волком.

– Я всегда была высокого мнения о сэре Гае де Шампере, – подтвердила Милдрэд. – Но когда он соизволит меня принять?

Конечно же, вскоре соизволит, он уже не единожды справлялся о самочувствии гостьи. А пока ей следует привести себя в порядок, ибо скоро за ней явится сама новобрачная – таким образом сэр Гай намерен выразить ей свое особое уважение, поскольку всегда был дружен с семьей леди.

Милдрэд с удовольствием съела смоченный в парном молоке ломоть хлеба, при этом не преминула спросить об Артуре. Элдит заулыбалась: юный друг рыцаря тоже тут. Да и кого здесь ныне только нет! Прибыл даже Оуэн Кивейлиог, а он считается первым бардом Уэльса. А еще здесь старший брат невесты и мать новобрачной, принцесса Сусанна. А вот Мадог ап Мередид, отец, не смог явиться, что очень огорчает Гвенллиан. Однако принц Мадог вынужден оставаться в Освестри, так как опасается нападения принца Юстаса.

Милдрэд гнала мысли о войне и Юстасе. Сын Стефана казался ей кошмаром, к счастью, оставшимся в прошлом. Но тут Элдит сообщила, что так как платье гостьи сильно пострадало, благородная Гвенллиан готова предоставить ей подобающее одеяние из своего гардероба. Ну разве не чудесно!

Юную леди облачили в рубаху из белоснежного льна, а верхняя туника была из крашенного вайдой в синий цвет сукна, с вышитыми по подолу цветами любимых в Уэльсе нарциссов. Милдрэд осталась довольна, поэтому приветливо заулыбалась, когда к ней пришла принцесса Гвенллиан. Новобрачная оказалась миловидной девушкой с уже проступавшим под складками белого платья округлым животиком. Ее темные косы были высоко уложены, и их поддерживал обруч столь богатый, что больше походил на корону. Но с гостьей она держалась любезно, и хотя говорила только по-валлийски, ее приветливо протянутая рука ясно выражала дружеские чувства.

Они вышли во двор и оказались среди оживления и веселья. После прогремевшей недавно грозы небо было чистое, в вышине сияла полная луна, столь яркая, что даже свет костров в ее сиянии казался тусклым. Но костры были нужны не столько для освещения, сколько для приготовления пищи: валлийские женщины хлопотали возле больших котлов, вращали вертела, гремели сковородами. Мужчины сидели за столами, пили, разговаривали. Милдрэд была наслышана о дикости валлийцев, да и их вид – меховые накидки и тяжелые золотые украшения везде, где только можно, – казался, на взгляд английской девушки, немного варварским. Однако все вели себя пристойно, нигде не было драк, не валялись пьяные.

Вслед за блиставшей золотыми украшениями Гвенллиан саксонка двигалась между длинных столов, когда на нее почти налетел Артур.

– Милдрэд, кошечка моя, как же ты великолепна!

– Артур!

Она кинулась к нему, но отчего-то смутилась и застыла, потупив глаза.

– Ты хоть отдохнул? – невесть почему спросила она, видя, что Артур принаряжен: его щегольские сапожки – этот бродяга всегда любил хорошую обувь – начищены до блеска, а светлую тунику в талии стягивает великолепный пояс из чеканных пластин.

Артур расхохотался:

– О, я как будто слышу преподобную Бенедикту, спрашивающую своего мальчика, не утомлен ли он. Да я продрых весь день, как сова!

К ним подошел улыбающийся Рис, и Милдрэд, обрадованная, что с Недоразумением Господним ничего не случилось, обняла его: с Рисом она всегда держалась куда свободнее, чем с Артуром. Однако сейчас вдруг отшатнулась от него, явственно ощутив под туникой рыжего девичью грудь.

– А где Метью? – стала озираться Милдрэд, стараясь не выдать своего смущения.

Лица друзей сразу погрустнели.

– Он не пришел, – ответил Рис.

– О!..

Артур сообщил, что люди Черного Волка обшаривают всю границу между Освестри и Косом, но пока поиски не увенчались успехом. Пару своих людей Гай отправил и в Шрусбери, но от тех еще нет вестей.

– Если Метью не появится сегодня или завтра, – мрачно сказал Рис, – я сам отправлюсь на поиски. Пока же мы знаем, что люди принца рыскают на дорогах к Уэльсу, видимо, еще пытаясь отыскать вас, миледи.

Девушке стало не по себе. Она понимала, что Юстас так просто не успокоится. Другое дело, что в Форгейте она слышала, как принцу донесли о появлении в Ковентри Генриха Плантагенета, и это внушало надежду, что теперь у него иные, куда более соответствующие его положению заботы.

Тут Милдрэд заметила, что леди Гвенллиан проявляет нетерпение, и поспешила за ней к верхнему столу, где сидели самые именитые гости. Девушка старалась угадать, кто же среди них тот знаменитый сэр Гай, тот разбойник и перебежчик Черный Волк, о котором столько говорили в Шрусбери, но которого удостоил чести принять в семью правитель Поуиса.

Впрочем, она сразу его узнала. Не потому, что он сам поднялся ей навстречу, а потому, что среди этих лохматых валлийцев он один смотрелся, как нормандский лорд.

Он вышел к ней, улыбаясь и протягивая руки.

– Малышка Милдрэд! Позволишь так называть тебя, дитя? Впервые я встретил тебя при весьма драматичных обстоятельствах, среди заводей фэнленда, и даже принял за маленького эльфа. Но ты и сейчас прекрасна, как эльф, с твоими удлиненными светлыми глазами и волной сияющих, как лунная пряжа, волос. Недаром местный люд уже дал тебе имя красавицы из легенды – Олвен, светлый след!

На душе у Милдрэд стало тепло, и она вложила свои маленькие ладони в его сильные руки. Гай де Шампер был истинным нормандцем, в нем ощущалась мощь и величие. Его черные волосы с легкой сединой на висках были зачесаны назад, открывая высокое чело и прямые густые брови над сверкающими в ночи выразительными темными глазами. Прямой нос придавал лицу утонченный, благородный вид. По обычаю нормандцев, он чисто брил подбородок, но носил усы, аккуратно подрезанные, что говорило о заботе о внешности. Да и одет он был не как валлийцы, а как принято среди нормандской знати: в длинный камзол винно-красного цвета, украшенный на плечах дивным узором из меха и драгоценностей, талию перетягивал богатый пояс; обут в сапоги из светлой кожи, с позолоченными носками и богатыми заклепками у голени. А еще у Милдрэд появилось странное ощущение, что она его уже видела. Наверное, потому, что она столько слышала о нем. И она так и произнесла с легким поклоном:

– Я тоже наслышана о вас, сэр рыцарь.

– О, представляю, – усмехнулся тот с горькой иронией.

Но Милдрэд поспешила заверить, что куда чаще слышала о нем добрые отзывы: от родителей, от матушки Бенедикты, от Артура. И жалеет, что раньше не нашла способа связаться с ним, тогда бы не попала в подобную передрягу.

– А ведь вы и впрямь оказались не в завидной ситуации, дитя мое. И думаю, нам будет о чем поговорить. Но всему свое время, не так ли? А пока будьте моей гостьей и ни о чем более не волнуйтесь. Страшный Черный Волк сделает все, чтобы у вас больше не было неприятностей.

Гай де Шампер учтиво посадил ее среди знатных женщин. Правда, их насчитывалось немного, в основном гостями на свадьбе были родовитые валлийцы, важно вкушавшие пищу и переговаривавшиеся на своем наречии. Черный Волк тоже перешел на этот язык, а так как Милдрэд, кроме отдельных фраз, мало что понимала, то предпочла просто наблюдать за происходящим.

Пища на пиру была обильной и по-валлийски разнообразной. Среди столов ходили слуги, носившие на жердях большие котлы с варевом, которое только сняли с огня, и всем желающим наливали в миски густую похлебку-кол, к которой саксонка пристрастилась еще с легкой (если можно так сказать) руки Метью. Подавали также баранью похлебку, уху с пряными травами, приправленную мятой и тимьяном рыбу, вкусные до объедения сосиски, начиненные бараниной и сыром, а также обязательный и любимый в Уэльсе лук-порей. На длинных досках лежали маринованный лосось и зажаренная до хрустящей корочки форель, запеченное в тесте мясо ягненка, были и нашпигованные валлийским чесноком молочные поросята, креветки в щавелевом кислом соусе, пышные пироги с грибами. У костров женщины изготовляли на сковородах с длинными ручками знаменитые валлийские оладьи, какие подавали к жирным взбитым сливкам. Молочных продуктов вообще было много: сырники, творог с мятными соусами, твердые сыры с голубыми прожилками, была пахта и масло. А еще как особые лакомства – варенья из крыжовника и ежевики и вымоченная в вине клубника.

Милдрэд с удовольствием пробовала все эти блюда, но в какой-то момент поняла, что не в силах больше проглотить ни кусочка. Но на нее были устремлены множество взглядов – ведь будучи серебристой блондинкой, она заметно отличалась от темноволосых валлийских женщин, – и чтобы не создавать впечатления, будто пренебрегает угощением, она придвинула к себе блюдо с замоченной в вине клубникой. Это оказалось непередаваемо вкусно, хотя девушка и гадала, как теперь быть с липкими пальцами. Она принялась озираться, в надежде высмотреть прислуживавшего у стола пажа с водой для омовения рук или чистым полотенцем, но тщетно. Все вокруг вытирали руки прямо о скатерти или собственные волосы, а то и просто облизывали пальцы. Не зная, как поступить, Милдрэд тоже стала облизывать пальцы, когда вдруг заметила, как к столу приблизился Артур и протянул ей влажный кусок сукна.

Соседка Милдрэд – важная дама в огромном венце с квадратными зубцами – что-то при этом сказала, но Милдрэд уловила лишь слово «дерзкий». Ну, дерзкий, не дерзкий, но как прислуживать за столом высокородной даме, он знал. Вот именно – прислуживать. Ибо эти увешанные золотом валлийцы не считали его себе ровней. Юноша, похоже, чувствовал себя превосходно: Милдрэд видела, как часто присутствующие обращаются к нему, сколько у него тут друзей, да и прислуживавшие на пиру женщины то и дело заигрывали с ним, старались обнять, смеялись. Милдрэд это стало раздражать.

Но когда юноша сел за стол неподалеку от помоста, когда устремил на нее взгляд… Силы небесные! – она тоже не могла не смотреть на него. И как бы она ни старалась играть роль благородной дамы, ей казалось, что любой, кто посмотрит на них, сразу поймет… Что поймет? Что она не может избавиться от власти его обаяния? Что он заворожил ее, что она с охотой оставила бы свое место среди знати и едва не вцепилась в подлокотники кресла, чтобы не сойти и не сесть рядом с ним?

В этот миг сэр Гай что-то сказал сидевшему рядом важному валлийцу с длинной седой бородой. Тот встал, поднял руку, и как бы ни были заняты беседами, едой и питьем гости, все это заметили и повернулись. Соседка Милдрэд даже удосужилась пояснить на ломаном английском:

– Это великий бард Оуэн Кивейлиог. Сейчас он начнет… декламировать песню, – справилась она наконец со сложным переводом.

Бард взял в руки посеребренную арфу, повернул пару колков, упер край арфы в сиденье между ног и извлек несколько звучных аккордов. Причем собравшиеся у помоста слушатели встретили этот звук громкими возгласами удовольствия. Они рассаживались поближе, часто прямо на землю, обнимали своих подружек. Артур тоже подсел ближе к столу, как раз напротив Милдрэд, и она снова видела его улыбку, блеск его глаз под падающими на лоб черными прядями.

Вдруг она заметила, что сэр Гай внимательно наблюдает за ними. Смутившись, Милдрэд заставила себя сосредоточиться на величественном барде, на позолоте и перламутре на деке его инструмента, на рокоте струн, громком, непрерывном, нарастающем. Пока они не смолкли в единый миг. И оказалось, что вокруг царит полная тишина. Даже сновавшие между столами псы как будто присмирели.

Оуэн Кивейлиог начал рассказ. Говорил он на валлийском, и его голос – то умиротворяющий, то вновь повышающийся – зачаровывал. Милдрэд уловила, что он постоянно упоминает имена Гвидион и Арианрод[82]82
  Гвидион и Арианрод – мифические существа, герой и героиня старинной валлийской легенды.


[Закрыть] и, говоря о них, порой даже переходит на крик. В моменты пауз бард вновь играл, то громко, то мелодично, а потом снова повествовал о чем-то великом. И что бы там ни происходило с этими Гвидионом и Арианрод, слушатели внимали с большим воодушевлением, порой разражались воплями, порой умолкали, а то начинали поддерживать барда криками одобрения, смехом или возгласами гнева. Все эти валлийцы были словно соучастниками некоего действия, и Милдрэд даже взяла досада, что она не может понять, что же происходит. В какой-то момент она заметила Риса, сидевшего в обнимку со своим любимчиком Гро. Забавно было смотреть на них, ибо пес, казалось, тоже понимал, о чем речь, глядел на освещенного светом огней барда, а когда валлийцы начинали шуметь, пес ерзал в руках Риса, пока хозяин не опускал ладонь на его прижатые уши.

Повествование длилось долго, Милдрэд даже заскучала. Не зная, чем заняться, она опять придвинула блюдо с замоченной в вине клубникой, выбирала ягоды покрупнее, и ее пальцы опять стали красными, а в голове слегка зашумело. Она почти дурачилась, слизывая с пальцев кисло-сладкую смесь вина с соком ягод, и при этом поглядывала на Артура. Ее развлекала эта игра взглядами, и она не понимала, как соблазнительно выглядит с ярким от ягод ртом, с хорошенькими пальчиками у губ… Глаза Артура горели, как у голодного волка, лицо стало серьезным, а грудь бурно вздымалась. Сэр Гай со своего места, поверх головки прильнувшей к нему невесты, то и дело поглядывал на этих двоих и все больше хмурился.

Наконец бард издал крик, выпустив из-под пальцев целую руладу звуков, потом резко прижал к струнам ладонь, и все стихло. И тут же толпа взорвалась громкими криками, все повскакивали, шумели, даже стали лупить друг друга, будто выпуская скопившиеся за время повествования эмоции. Причем лупить сильно, кто-то даже упал. Черный Волк поднялся со своего места, и Милдрэд услышала, как он громко подозвал Артура. Они о чем-то переговорили, и вскоре Рис принес Артуру лютню.

Как бы ни великолепно было выступление барда, но Милдрэд знала, что и этот пройдоха Артур мог усмирять толпу. И когда он заиграл, возбужденные валлийцы начали успокаиваться. Вскоре только мелодичные переливы струн звучали среди тишины. Милдрэд заволновалась, распознав знакомую мелодию.

Артур начал песню, какую пел для нее под звездным небом на выпасах:

 
– Далекий свет меня манит…
Пойду издалека.
Пусть Бог в пути меня хранит —
Любовь моя крепка.
 

Милдрэд прикрыла глаза. Она знала, что хотя вокруг множество людей, Артур поет только для нее. И ей вдруг захотелось на миг забыть о разнице между ними. Она словно потерялась, ее душа летела в пространстве, где нет никаких условностей.

Артур пел, выводя на многострунной лютне дивную мелодию:

 
– Для тех, кто любит и любим, —
И в дождь встает заря.
Но надо знать, что ты не сон,
Что все мечты не зря.
 
 
Ведь это ты – далекий свет,
К тебе иду сквозь мрак.
Я верю – ты моя судьба.
Аминь. Да будет так!
 

– Не стоило ему петь английскую песню среди такого скопления валлийцев, – неожиданно услышала девушка за спиной голос Черного Волка. – Ее смысл мало кто тут поймет.

– И все же тут есть и такие, кому смысл ясен, – она повернулась к рыцарю и добавила почти с вызовом: – Смогла же я целый час слушать велеречивые сказания вашего барда. А песни Артура валлийцам тоже нравятся. Поглядите на них.

– Валлийцы вообще музыкальны, – заметил сэр Гай. – И это при том, что они дикий и невоздержанный народ. Я с ними столько лет, но вряд ли могу сказать, что знаю их. Сейчас тут мирно пируют главы нескольких кланов. Но в иное время угонять друг у друга скот, воровать домашних рабов и похищать приглянувшихся женщин для них традиционное развлечение. Валлийцы живут только по своим обычаям, они не признают дисциплины, даже собственным вождям часто не подчиняются. А ведь это лучшие воины в мире, и если бы не присущее им своеволие, норманны в Уэльс не смели бы и ступить. Однако надеюсь, что внутренние дела в Англии все же отвлекут их от этих рубежей. Если конечно… – тут он сделал паузу. – Если принц Юстас не пожелает отвоевать вас.

– Надеюсь, что не пожелает. Он получил известие, что Генрих Плантагенет в Ковентри.

– О? – вскинул свои черные брови Гай. – Плантагенет в Ковентри? Что вам известно об этом?

Он отозвал ее в сторону, где они уселись недалеко от горевшего в чаше на массивной треноге огня. Милдрэд не так уж много могла сообщить Черному Волку, и постепенно их разговор перешел на ее родителей. Сэр Гай живо интересовался, как у них дела, расспрашивал об иных обитателях Гронвуд-Кастла, удивил девушку, когда спросил даже о ее воспитательнице мистрис Клер, и долго смеялся, узнав, какой строгой наставницей та стала для юной леди. Расспрашивал он и про Утреда, но нахмурился, услышав, что славный солдат погиб… Как? Этого Милдрэд не могла поведать, ибо она связана клятвой на Евангелии. Поэтому девушка демонстративно стала оглядываться туда, где Артур веселил валлийцев какой-то залихватской местной песенкой, те приплясывали, все вместе выкрикивая «хей-хо»! Неужели сэру Гаю именно сейчас надо обсуждать все это, когда вокруг такой шум и им приходилось почти кричать, чтобы услышать друг другу. К тому же невесту Черного Волка уже дважды выводили на танец в круг, и теперь Гвенллиан весьма выразительно поглядывала на жениха, увлеченного беседой со слишком красивой гостьей.

Рыцарь тоже заметил это. Но прежде чем уйти, сказал:

– Учти, моя девочка, в этого шалопая Артура тут влюблена почти половина женщин, но этот пострел не всегда знает, кто ему подходит, а о ком не должен и думать. Далекий свет. Гм. Я бы не хотел, чтобы он, пренебрегая столькими валлийскими красотками, вдруг увлекся благородной саксонкой, которая ему не пара. Как и он ей.

Он двинулся прочь, а Милдрэд обиделась, даже показала ему в спину язык. Разве она не должна быть милостива к тому, кто спас ее? Но сэр Гай, прежде чем направиться к Гвенллиан, отдал кое-какие распоряжения, и вскоре Милдрэд была окружена почтенными валлийскими женщинами, которые стали ее расспрашивать о всякой всячине – о ее родне, о Шрусбери, о нынешних ценах на шерсть, потом стали рассказывать о своих детях – и миссис Элдит с усердием переводила их речи. Эти женщины с особым удовольствием рассказывали, что каждая из них, даже и будучи замужем, остается членом собственного клана, поэтому мужья вынуждены считаться с ними. И если кто-то посмеет обидеть жену, то той есть кому пожаловаться, и тут же явится целая свора родичей – отец, братья, кузены, свояки, – и все при оружии. Английские дамы, переходящие в браке в полную собственность мужей, даже и мечтать о такой защите не могут, – гордо заявляли валлийки.

В другое время Милдрэд это было бы интересно, но сейчас, окруженная, как стражей, почтенными матронами, она больше поглядывала туда, где среди раздвинутых столов начались танцы. Раздавались звуки волынок, играла свирель, и бил барабан, под ритм которого скакали пары, слышался топот ног, визг, смех. А она должна сидеть тут, выслушивать их хвастовство да есть принесенные кем-то из слуг ягоды в вине, от которых у нее опять стали липкими пальцы да кружилась голова, словно от хмельного. И обидно видеть Артура, которого обнимала то одна, то другая из растрепанных валлийских девиц. И куда смотрят все их хваленые родичи из кланов, почему не оберегают честь своих сестер и дочерей?

А потом настала некая заминка, музыка смолкла, танцы прекратились, и молодые девушки стали собираться стайками, смеяться. В руках их появились белые полосы ткани, какие особенно развеселили мужчин. Откуда-то прозвучало слово, какое Милдрэд поняла и на валлийском: джига.

– Джига! – воскликнула она и, хмельная и радостная, вырвалась из круга опешивших матрон, побежала туда, где девушки разбирали подвязки для груди.

Вместе с ними внеслась в какой-то сарай, где все они стали раздеваться, не смущаясь наготы, подвязывали груди, помогали одна другой. А потом спешили к кострам, где уже было освобождено место для длинного ряда желавших поплясать.

Подле Милдрэд оказался Артур.

– Будешь плясать со мной?

Она только счастливо рассмеялась в ответ.

Под ритмичные звуки музыки тело само вспомнило движения. Они прыгали и скакали, перебирая ногами и вытянув руки вдоль тела. Сближались и расходились, не отрывая сияющих глаз друг от друга. Волосы Милдрэд взлетали и опускались в ритме танца, глаза горели, стягивающая грудь повязка не причиняла неудобств, даже ноги будто не уставали, так ей было хорошо и радостно. Она видела, что Артур любуется ею, он восхищен, его глаза горят! И знала, как хороша, освещенная огнями, манящая… Ибо она манила, она призывала его своим пристальным взглядом.

Музыка длилась и длилась, кто-то отходил, но самые упорные продолжали плясать. Артур и Милдрэд были из самых выносливых, в них бурлили небывалые силы, и девушке нравилось смотреть на Артура, нравились его растрепавшиеся волосы, счастливое лицо, видневшаяся в вырезе туники грудь с темной порослью. Ей хотелось коснуться ее… Что она и сделала, когда музыка прервалась и усталые танцоры стали расходиться.

Артур и Милдрэд ничего этого не замечали. Милдрэд смотрела на него, ощущая под ладонью бешеный стук его сердца, чувствуя, как бурно вздымается его грудь, заметила, как лицо Артура вдруг стало необычно серьезным, видела горящие темные глаза под взмокшими прядями волос и вдруг, словно помимо воли, качнулась к нему, закрыв глаза.

Он тут же ее поцеловал, стремительно, напористо, жарко. Милдрэд словно утонула в его поцелуе, послушно разомкнула уста и забыла обо всем. Вокруг зашумели, а они все целовались, прильнув друг к другу и ни на что иное не обращая внимания.

И все же в какой-то миг они оказались в стороне друг от друга. Рис оттаскивал Артура, говорил, что тот сошел с ума, а подле Милдрэд оказалась Элдит, отчитывала, как той не стыдно… Но ей действительно стало стыдно, она огляделась, увидела, что все смотрят на них и смеются, кто-то погрозил пальцем, а сквозь толпу приближался Черный Волк, и лицо его было суровым.

Милдрэд кинулась прочь. Она еще была слишком ошеломлена случившимся и сама не понимала, куда бежит. Куда-то, где нет огней и где никто не сможет им помешать. Ибо слышала, знала и была уверена, что Артур последовал за ней. И хотела этого!

В полумраке она свернула за какие-то строения и почти налетела на выводок худых черных поросят. Поросята бросились врассыпную, в нос ударила вонь свинарника, сквозь приоткрытую дверь слышалось призывное хрюканье их матки. Милдрэд хотела уйти отсюда, но тут ее настиг Артур, и она снова оказалась в его объятьях. Его поцелуи были яростными, лихорадочными, страстными… упоительными. Девушка ощутила, что не может противиться ему. Но это громкое хрюканье, вонь… Она стала вырываться.

– Уйди, оставь меня!

Он прошептал, задыхаясь возле самых ее губ:

– Если хочешь, уйду… Только скажи, как далеко… как надолго…

Вновь целовал, и у Милдрэд стала кружиться голова, его страсть оглушала ее. Торжество, стыд, собственная страсть – все перемешалось в ней. Он обнимал ее, его руки сжимали ее тело, жадно ощупывали, и каждое из прикосновений возбуждало ее так, что хотелось кричать. Но ее руки лежали у него на плечах, пальцы сами лохматили его волосы, и она, в этой тьме, среди вони и отдаленного шума, с наслаждением подставляла ему губы.

Рядом мелькнул свет.

– Леди Милдрэд из Гронвуда!

Они отпрянули друг от друга. Черный Волк, с факелом в руке, неотрывно и хмуро смотрел на них.

Милдрэд ахнула, закрыв пылающее лицо ладонями. То, что этот человек – пусть изгой и разбойник, но друг ее отца, – мог видеть ее в момент, когда она совсем забылась, оглушило ее. Милдрэд вдруг стала задыхаться от лившейся из свинарника вони, изнемогать под гневным взглядом Гая и, застонав, стремительно кинулась прочь.

Артур хотел было броситься следом, но Гай сильно взмахнул факелом, заставив его отступить, так что парень едва не споткнулся об одного из суетящихся тут поросят.

– Ну и зачем ты вмешался? – развязно спросил Артур.

– Ты имел дерзость бесчестить подопечную мне леди.

– С каких пор она стала твоей подопечной?

– Едва я узнал, что она в Шрусбери.

– Но ведь это я спасал и оберегал ее все это время. И еще: да будет тебе известно, что это именно Риган, твоя сестра, настаивала, чтобы я соблазнил дочь Эдгара Гронвудского.

Гай какое-то время смотрел на него, потом перевел взгляд на трещавший в руке факел, и лицо его исказилось от гнева.

– Старая ведьма!

И к Артуру:

– Следуй за мной!

Он шел сквозь толпу, которая расступалась перед ним, как перед своим лордом. Артур двигался следом, беспечно засунув большие пальцы рук за пояс, голова вскинута, в походке кошачья легкость. Проходя сквозь толпу, он даже подмигнул какой-то девушке, а на встревоженный взгляд Риса только пожал плечами.

Гай вошел в караульное помещение одной из башен, стал укреплять факел в подставке. Артур облокотился о стену, не сводя с Гая насмешливого взгляда, за которым, однако, таилась тревога.

– Риган дура, – сказал наконец Гай, повернувшись к Артуру. – Она все еще считает, что ты из де Шамперов, и всячески хочет тебя возвысить, даже обесчестив Милдрэд. Из-за своей слепой привязанности к тебе она готова забыть, что мы Эдгару родня и друзья. И отныне я не желаю больше слышать об этой старой ведьме!

Артур присвистнул.