Текст книги "Рожденные телевизором"

Не рой под другого Триумфальную площадь

Рожденный в телевизоре президент Медведев совершил акт, логически вытекающий из его происхождения: он уволил мэра Лужкова посредством телевизора. Даже указ об отрешении от должности сначала огласили на экране и только час спустя доставили на Тверскую, 13. Эта история началась как трагедия, а завершается (или продолжается) как фарс.

Еще вчера, казалось бы, философ от домостроения Владимир Ресин был благодушен и спокоен. В монологе на тему любви московской власти к историческому наследию он уверенно заявлял: «Человек твердо стоит на двух ногах, тогда и между ног будет твердо. Первая нога – то, что было; вторая нога – то, что будет». С таким количеством идеальных конечностей московскую власть, казалось еще вчера, дешевой мочиловкой, с упоительным фанатизмом развернутой на федеральных каналах, не собьешь со столбовой дороги. Но вот что-то случилось то ли с ногами, то ли с тем, что между ног, и мэра не стало в считаные минуты.

Политическая подоплека, хоть и представляется местами таинственной, на самом деле ясна. Помимо вожделенного перетекания московских финансовых потоков в более достойные руки с последующей перекройкой карты элит, есть еще одна причина – чисто-конкретно виртуальная. Конфигурация властной вертикали предполагает наличие крупного врага, на которого следует наваливаться всем миром. А чем еще отвлекать электорат от реальных проблем? Разнообразные «Юрмалины» и жизнеописание певицы Валерии, растянутое на тоскливый сериал, с поставленными задачами плохо справляются. Посему у каждого президента должен быть свой Ходорковский. В варианте Медведева он носит гордое имя Лужкова. Виртуальный мир мельчает, обрастает пошлостью. Еще чуть-чуть, и Юрия Михайловича, волею судеб внезапно обернувшегося демократом и оппозиционером, поместят в иконостас духовных лидеров нации между Сахаровым и Солженицыным.

Политическое лицемерие – вещь неизбежная, традиционно оправдываемая высокими государственными соображениями. Труднее, правда, оправдать политическое шулерство, ставшее основным творческим методом подконтрольных власти федеральных каналов в борьбе хоть с Лукашенко, хоть с Лужковым. Ну и к этому россиянам с их богатой на шулеров историей не привыкать. Меня больше занимает человеческое измерение драмы, обернувшейся фарсом.

Градус общественного цинизма дошел до градуса кипения. Люди, вечно облеплявшие Лужкова льстивыми взорами и речами в кадре, залегли на дно. Героем сопротивления стал Иосиф Кобзон. Он, и только он, в первый день объявления указа мужественно подставил свое лицо под телекамеры. Пастыри канала ТВ Центр, Караулов и Пушков, проявили максимум изобретательности, чтобы никак не защитить своего кормильца. (И даже сочинение Караулова «Русский ад», якобы из-за технических сбоев не вышедшее в эфир и спущенное в Интернет, сделано строго по рецептуре «Дела в кепке», то есть не имеет никакого отношения к сути дела.)

О метаниях лучших представителей творческой интеллигенции, еще вчера обожающих склонного к искусству мэра, скучно и грустно говорить. Их поведение исчерпывается максимой Ларисы Долиной. Когда к ней обратились с просьбой принять участие в программе, посвященной отставке Лужкова, она ответила: «Я указы президента не комментирую и не обсуждаю». Гораздо интересней тот богатый материал, который исправно поставляют психологам партийцы из «Единой России». Важны даже не столько слова, сколько убегающие глаза. Вот Борис Грызлов, осененный честным взором хорошего советского партийца. Еще в мае, убедительно размахивая ручкой у памятника Юрию Долгорукому на очередном московском параде, он глаголил о верности Лужкову, а теперь, умеренно разоблачая коллегу, смотрит куда-то в сторону. Вот Олег Морозов, давно переформатировавший свои некогда шестидесятнические убеждения в соответствии с идеалами правящей партии. Уж как он в начале пути вился вокруг Лужкова, как пел с искренностью прогрессивного сотрудника советского НИИ (не у костра, а вблизи Юрия Михайловича) заветное: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!» Сейчас он, выступая в роли снисходительного арбитра, умело прячет глаза за стеклами солидных очков. А вот и Вячеслав Володин, вечный комсомолец, бурлящий искренностью. Он глаза не прячет, так как всегда рубит правду-матку – ту, которая понравится в данный момент старшим товарищам. Лучшая характеристика принадлежит Караулову, вспомнившему свежайший анекдот: «Был Слава Володин, стал Слава Димин».

Фраза, претендующая на слоган, прозвучала в программе «НТВшники», посвященной уходу Лужкова. Передача получилась во всех смыслах эмблематичная. Не только потому, что в ней соседствовали Латынина и Белковский с Селезневым и Хинштейном, то есть создавалась иллюзия полифонии. Не только потому, что в ней прозвучали некоторые удачные формулировки вроде той, что произнес Павел Лобков: «Не рой под другого Триумфальную площадь – сам под нее попадешь», – но и по градусу цинизма, и по градусу манипуляции общественным сознанием. Я неслучайно употребила выше слово «иллюзия». Оно – ключевое. Народ тотчас возрадовался – вот ведь как можем, как в добрые старые времена, когда еще слышали «Свободу слова» под управлением Шустера. Народ умилился – Лужкова не бальзамировали в эфире по методу Доренко, но оказывали почет и уважение. Народ оживился – может, уже снова перестройка наступила? Даже умудрились не заметить всей иезуитчины шоу. Ведь говорить хорошо о Лужкове принялись на том же самом канале, на котором и началась травля. Более того, в пятницу тут со слезой благодарят Юрия Михайловича за все хорошее, а уже в субботу продолжают «Дело в кепке» «Русскими сенсациями». Власть уже давно освоила избирательные технологии по выпусканию пара методом чайного носика. Вот покажут нам чего-нибудь такое-эдакое либеральное с кротким Хинштейном и милым Семагой (партийные люди, но ведь не побоялись признаться в симпатиях к поверженному льву), а мы и зайдемся от счастья: свершилось!

И как-то вмиг забывается главное. Тандем, рожденный в телевизоре, слишком хорошо знает его, телевизора, силу. Ведь за истекшие десять лет самые большие успехи власти достигнуты именно на этом плацдарме. Здесь президентов избирают, переизбирают, назначают, сливают в тандемы. Только здесь их заоблачные рейтинги не зависят от реальной страны, ими управляемой. И даже если Венедиктов потеснит Андрееву на посту ведущей программы «Время», а Новодворская примется вести шоу «Лед и пламя» вместо Заворотнюк – не изменится ровным счетом ничего. Каков контекст, таков и текст.

Хочется стряхнуть с себя все липкое и подумать о высших ценностях. Меня, например, интересует судьба одеколона «Мэр». Уж как его еще недавно превозносили в «ящике», как он выигрывал все конкурсы, как ответственные столичные чиновники приговаривались к пожизненному благоуханию именно этим ароматом… Нужно будет непременно справиться в близлежащей «Галантерее» об одеколоне «Мэр». Наверное, ему тоже уже успели отказать в доверии.

5 октября

Собянин при свете юпитеров

Чело Проханова осеняла печать мрачного вдохновения. В славный день инаугурации неистовый Александр, наконец-то допущенный на подмостки госканала, требовал от нового мэра самого главного – «верните нас к небесным идеалам». Ему туманно вторил в приветственной речи Виктор Садовничий, каковой, оказывается, давно обнаружил у Собянина дар предвидения. В соавторы напутствия Сергею Семеновичу он взял Аполлона Майкова с его жизнеутверждающими стихами: «И Божий свет рассеет тьму». Но если ректор МГУ предавался общим восторгам, то певец империи предлагал конкретные меры для достижения идеала – стрелять, вешать, устраивать показательные процессы.

Впрочем, отдаленный намек столь видных личностей на горнее происхождение свежего московского градоначальника несостоятелен. Тут сквозит другой феномен, противоположный божественному. Пример Собянина уникален даже для нашего вертикального времени. Если телевизионные образы Путина и Медведева создавались около года, то на Собянина понадобилась всего лишь неделя. Разумеется, было бы неправдой утверждать, что он возник внезапно, из пены морской. Сдержанный седовласый господин уже несколько лет мелькает на экранах. И если он чем-то обращал на себя внимание, то именно нежеланием светиться перед камерами. С. С. не любит давать интервью и всегда предпочитает оставаться на заднике кадра. (Хотя, добавим в скобках, к ТВ он имеет самое непосредственное отношение, то есть возглавляет совет директоров Первого канала.) Но когда в раскаленном от общественного ожидания воздухе прошелестело его имя, вмиг все изменилось. Мастера жанра срочно вывели претендента из тени в свет и стали лихорадочно придумывать информационные поводы для встречи с электоратом. Один из них был экзотичным: Собянин при ярких лучах юпитеров погашал почтовые марки, выпущенные по случаю переписи населения. Народ в зале ликовал, но сам погашатель выглядел смущенным.

Телеобраз в структуре нынешней политической реальности – вещь в себе. Данный образ, словно нос майора Ковалева, – субстанция самостоятельная. Он существует отдельно от первоисточника, почти с ним не пересекаясь. Его научились штамповать быстро и качественно. А если даже не очень качественно – не беда. На то нам и дана управляемая демократия, чтобы первым делом управлять подсознанием, а стало быть, и предпочтениями своих граждан. Это век назад философ и социолог Макс Вебер беспокоился насчет «рутинизации харизмы». Сейчас о подобных мелочах не может быть и речи. Возьмем хотя бы Путина – его образ за десять лет ничуть не покрылся патиной рутинизации. Недавно ТВ, хоть и скромно, но все же отметило 58-летие премьера. В одном из сюжетов друг детства, Сергей Богданов, колоритнейший персонаж, вспоминает любимую присказку «Вовы»: «Он всегда говорил – идите за мной и не пропадете». Он и сегодня так говорит. И, что примечательно, народ так же безоглядно, как лидер нации в детстве, готов прыгать в его честь с крыши, развешивать на фасаде дома гигантские портреты Сталина и восхищаться Вайсом-Беловым из блокбастера «Щит и меч» (об этих путинских доблестях поведал Богданов). ВВП, как и прежде, завораживает хоть полуголых студенток МГУ на спецкалендарях, хоть сурового Рамзана Кадырова, давшего поющему фонтану в центре Грозного веселое имя «Путин».

Собянину до поющих фонтанов еще далеко. Он только в начале пути, но гигантская машина по производству образов уже виртуозно делает свое дело. А иначе отчего бы так вмиг просветлели лица Мосгордумы? Кстати, эти лица и вся атмосфера назначения вкупе с инаугурацией – отдельное эстетическое (и этическое) удовольствие. Прямой эфир, редкий подарок небес, воспользуемся терминологией Проханова с Садовничим, не подвел и на сей раз. Ведь прежде члены столичной думы воспринимались эдаким одним большим ребенком, тоскующим в ожидании папы Лужкова. А на деле все не так. Они Собянина обожают и вообще – яркие индивидуальности. Меня восхитил главный здешний единоросс Метельский. Он лучился счастьем оттого, что именно его партия предложила президенту кандидатуру мэра. Фраза Собянина о необходимости контроля граждан над чиновниками и вовсе возбудила его до состояния экстаза. Метельский принялся громко аплодировать – один, посреди всеобщей тишины настороженного зала. Или возьмем молодого политика со строгим взглядом разночинца, главу скромной коммунистической фракции из двух (кроме него, Андрея Клычкова) человек. Он обрушился на «Единую Россию» с такой силой, которой мог бы позавидовать Гарри Каспаров.

Вообще церемония награждения-инаугурации порадовала краткостью. Самое интересное в ней, в церемонии, – длительное ожидание счастья в прямом эфире (главные герои, Собянин с Медведевым, опоздали минут на 15. Наверное, в пробках застряли). В первом ряду, рядом с двумя пустующими креслами, томилась Александра Пахмутова. За ее спиной радостный помолодевший Владимир Ресин что-то оживленно обсуждал с менее радостной экс-претенденткой Людмилой Шевцовой. На общем плане вдалеке мелькнул встревоженный Сергей Цой – его показали, кажется, впервые со дня отставки Лужкова. Сергей Нарышкин с интересом рассматривал массивную цепь с медалью на груди у Владимира Платонова. Быть может, в эти минуты он думал о том, что больше подходит на роль мэра. Хотя бы потому, что один из вполне успешных градоначальников при Петре I, Кирилл Алексеевич Нарышкин, наверняка его отдаленный предок…

Собянин держался достойно. Он был краток, деловит и мужественно выслушивал в сотый раз за эти дни основные вехи своей биографии. Непроницаемые глаза потеплели только тогда, когда ему пожимал руку Медведев. Хотя неумолимый экран засвидетельствовал, что вблизи Путина собяниновские глаза теплеют еще больше.

25 октября

Пятый канал станет пятой точкой

О чем бы я ни писала в течение последних десяти лет, речь, по сути, шла об убывании информационного поля, о метастазах развлекательной стихии, об угасании общественно-политического вещания, о медленной смерти аналитики. Сегодня наступает новый этап агонии, когда попытка любого анализа, даже идеологически выдержанного, воспринимается как оппозиционный акт. Свежайший пример – история с Пятым каналом.

«Пятерка», только обретающая свое лицо, вызывает у меня сложную гамму чувств. Прежде всего потому, что я не верю в возможность свободы мысли на ТВ вообще и на канале, принадлежащем Юрию Ковальчуку, к фамилии которого неизменно добавляют «друг Путина», в частности. Оплотом моего неверия служит в первую очередь главный здешний проект «Суд времени». Обсуждение любой темы, от октябрьского переворота до перестройки, предопределено зрительским голосованием – электорат неизбежно выбирает вчерашний день. Да и на остальной продукции пятой кнопки лежит печать умеренности, аккуратности, осторожности. Но власть, видимо, не устраивает даже не результат, а замысел – канал не в тренде, он не развлекает зрителя, а разговаривает с ним. Попытка разговора подозрительна. Люди, умеющие думать, подозрительны; мало ли что придет в голову Сорокиной и Быкову, Сванидзе и Млечину, Стрижак и Норкину? Роднянский, придумавший концепцию подобного канала, подозрителен вдвойне. И вот уже Роднянский отправлен в почетную ссылку, его команда уволена, московское бюро, как говорят, распущено.

Подозрительны не только рассуждающие и сопоставляющие, но и те, кто просто хорошо делает свое дело. Андрей Макаров на канале РЕН, тоже принадлежащем Ковальчуку и его компании НМГ, блистательно вел программу «Справедливость». То было ежедневное социальное шоу, никакой политики, но в каждом выпуске, в каждой судьбе сквозила энергия всеобщего распада. Шоу куда-то исчезло. Фасадная империя не терпит ни малейшего отступления от канона. Благостный сюжет тандемного существования ничто не смеет нарушать.

Когда же это началось? Думаю, с трагедии «Курска». Поворотная точка в российской истории обернулась поворотной точкой в российской пропаганде. Лукавить, недоговаривать, манипулировать информацией стали именно с тех пор особенно много и вдохновенно. Павлу I для реформ в идеологии пришлось в назидание цензорам составить словарь вредных слов. Вместо «отечество» в печати следовало писать «государство», вместо «гражданин» – «житель». Слово «общество» безо всякой замены и вовсе вывели из употребления. Путин сделал почти то же самое, только из обихода убирались не слова, а явления. И действовал он гораздо изящней Павла I – зачистил эфир, отстроил телевизионную вертикаль, доверил просвещенным господам создание образа чудесной власти. Господа не подвели – власть у нас действительно чудесная: она в буквальном смысле в воде не тонет и в огне не горит. Достичь таких высот можно только одним способом – превратив телевизионную реальность в параллельную. Темы, обсуждаемые в Интернете, ни в одной точке не пересекаются с теми, которые интересны «ящику». Даже беглое упоминание о процессе Ходорковского на канале НТВ воспринимается как долгожданная примета оттепели. Потому что живем по принципу: если на экране нет человека, значит, нет проблемы.

Стоит ли удивляться, что в результате тщательной селекции те из нас, чей духовный рацион составляет исключительно телевизор (а таких, полагаю, наберется миллионов пятьдесят), не имеют представления ни о настоящем страны, ни о ее прошлом? Сегодня коллективная амнезия уже представляет угрозу национальной безопасности великой державы. А были ли вообще август 91-го, октябрь 93-го, Беслан, Дубровка, или нам все это приснилось? Историческое сознание начинается с перехода от анализа к синтезу, а мы до анализа никак не доберемся. Вполне невинный «Суд времени» потому и попал под подозрение, что пытается, при всех оговорках, осмыслить минувшее как политику, опрокинутую в прошлое (есть и такое определение Клио).

В такой оси координат любое отступление от магистральных жанров уже представляется едва ли не революционным. Александр Архангельский, автор проекта «Отдел», посвященного философам-шестидесятникам, позволил себе неслыханную роскошь: снять восьмисерийный фильм о тех, чья главная работа – процесс мышления. Он рассказал о людях, которые в совершенстве овладели искусством жизни под водой там (в Советском Союзе) и тогда (между пятидесятыми и восьмидесятыми), где полноценная интеллектуальная жизнь невозможна по определению. В конце концов, внутри любой системы всегда есть отделы для пушкинского «самостоянья». Ведь люди не переставали думать и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Только очень не хочется возвращаться в то болотное время, когда важнейшим из искусств было искусство жизни под водой.

8 ноября

Парфенов и Листьев

В медийном пространстве вдруг неожиданно переплелись имена Парфенова и Листьева. Первым лауреатом премии Листьева стал Парфенов. Судя по всему, вручение премии должно было стать важным профессиональным и светским событием. Гламурный зал затих в ожидании приятного вечера, расслабленное течение которого неожиданно нарушил сам лауреат. Речь Парфенова – это вопль отчаяния человека, который принял некое важное для себя решение.

Утром Леонид Геннадьевич берет в больнице интервью у Олега Кашина (обозревателя газеты «Коммерсантъ» жестоко, до полусмерти, избили в подъезде собственного дома), а вечером произносит в присутствии первых телевизионных лиц слова, от которых данные лица моментально каменеют. Ведь ничто, повторяю, не предвещало взрыва. Благостный премиальный сюжет развивался по канонам жанра. Лауреат ритуально благодарил всех, кого положено в таких случаях благодарить. Но вдруг ближе к финалу он дрожащей рукой вытаскивает из кармана пиджака листок бумаги и начинает читать…

Разумеется, все, о чем говорил Парфенов, сидящие в студии люди знают особенно хорошо, так как именно они, руководители каналов и трендов, регулярно подменяют информацию о стране информацией о власти в приятном ей, власти, формате. Более того, современное ТВ настолько пропитано ядом цинизма и двоемыслия, что и сама новая премия – штука достаточно амбивалентная. Она будет вручаться тому, кто наиболее полно воплотит на экране творческие принципы Листьева. Каковые, заметим, не менее амбивалентны, чем сама премия. В принципах запутался даже лауреат. Сначала он, цитируя Листьева, рассуждал о том, что на ТВ главное – успех или неуспех, а затем решился на правду, уж точно не гарантирующую успех.

Впрочем, речь не о контексте, а о белой бумажке, поделившей жизнь Парфенова на две части. Как бы ни сложилась его судьба, он свой внутренний выбор сделал. Потому что здесь и сейчас даже простое называние вещей своими именами – уже поступок. Удачливый светский господин, олицетворяющий стиль и моду во всем, более не хочет оставаться чужой витриной. Потому что слишком талантлив, художественно одарен, слишком чувствителен. Потому что лучше других понимает: долгожданный новый проект «Какие наши годы!», если судить по первому выпуску, – начало деградации, за которой пустота.

Я много писала о Парфенове, журналисте сколь даровитом, столь и склонном к компромиссам. Чем больше он склонялся к разнообразным компромиссам, тем более поверхностными становились передачи. Его творческая судьба – приговор системе, сначала выбрасывающей за борт лучших, а затем заставляющей этих лучших приспосабливаться к обстоятельствам. Но со временем выясняется главное: с начальством договориться можно, а с собою – не всегда. Данный не в вечное пользование дар мстит за обман. «Я сам никакой не борец», – говорил Парфенов в своей речи. И это правда. Он просто порядочный человек, который больше не хочет закрывать глаза на окружающий его мир. Такое публичное прозрение дорогого стоит.

Закончив речь, лауреат нетвердой походкой направился к своему столику. В зале зазвучали аплодисменты, но казалось, что воцарилась какая-то мертвящая тишина. И только жена Елена Чекалова (кстати, ведущая лучшего кулинарного телешоу «Счастье есть!») радовалась происходящему и нежно поцеловала мужа.

Не знаю, как дальше сложится карьера Парфенова. Но знаю, что к нему вернулась внутренняя гармония, которая дороже любой карьеры.

29 ноября