Текст книги "Рожденные телевизором"

Жизнь как товар

Однажды Александр Кушнер вспомнил, как за несколько лет до перестройки его друг Андрей Смирнов сказал: если бы мне дали на три дня телевидение, то страна совсем изменилась бы. Мечтам замечательного режиссера, увы, не суждено сбыться.

А вот другому Андрею, Малахову, ТВ дали на целые десять лет. И страна действительно изменилась, вследствие чего юбилей программы «Пусть говорят» праздновался как событие национального масштаба. Под «арам-цам-цам» танцующая Россия с помощью телемостов присягала на верность своему любимому пастырю. О характере малаховских перемен свидетельствует его главный успех последнего времени, связанный с Машей Распутиной. В течение двух вечеров певица исповедовалась Малахову о своих взаимоотношениях с взрослой дочерью, которую она иначе как «мразь», «сволочь», «мерзавка» не называла. Благодарная Россия восторженно откликнулась на тандем Распутиной – Малахова – о подобном высочайшем рейтинге правящий тандем может только мечтать.

Вряд ли Первый канал, некогда стыдливо покорившийся заразительной эстетике Валерия Комиссарова, явленной в программах «Моя семья» и «Окна», мог представить, какой оглушительный успех его ждет. Начинали с «Большой стирки», то есть с перетряхивания чужого грязного белья, но вскоре перешли на другой уровень. Через несколько лет передача стала называться «Пусть говорят», и вот тут-то началось ее восхождение. Наступала путинская эра тотальной зачистки. Политическая аналитика в условиях воцарившейся политической идиллии становилась делом маргинальным. Пустеющую нишу принялась стремительно обустраивать беспроигрышная индустрия простых истин – ведь она черпает силы из человеческих слабостей. Тех, кто ринулся в нишу, было много. Но остался один Малахов. Только ему удалось нащупать нерв времени. С одной стороны, передача «Пусть говорят» наследовала, хотя бы на уровне лукавого знака, культовым ток-шоу «Глас народа» и «Свобода слова», павшим жертвами строительства телевертикали. С другой стороны, почувствуйте тонкую филологическую разницу: «Пусть говорят» годится не только для выпускания пара из электората, но и как метафора времени. Да пусть говорят что хотят; как шутили во времена чеченской войны: собака лает, гранатомет идет.

Поначалу Малахов являл собой новый тип ведущего – он одновременно трогателен и смешон, наивен и циничен, слегка капризен и очень серьезен. Андрей старался разнообразить комиссаровский тренд игровым началом, гротеском, иронией и самоиронией. Но чем выше продвигался ведущий по пути рейтинга, тем стремительней менялось его мироощущение – миссионер обернулся мессией. Однажды в программе «Розыгрыш» не подозревающему подвох Малахову предложили стать факелоносцем во время летней Олимпиады. Андрей тотчас почувствовал себя Прометеем. Нужно было видеть, как он старательно и ответственно забегал с факелом взад-вперед…

Телевизионная страна с его легкой руки превратилась в лагерную зону. Именно в лагере тот, кто умеет «тискать роман» (ударение на «о»), пользовался благосклонностью хоть паханов, хоть шушеры-крысятников. Яркие сюжеты питали устные романы, имевшие своей аудиторией многочисленные лагерные бараки разных широт и долгот. Малахов умеет «тискать роман». Его творческое кредо – жизнь как товар, который нужно повыгодней продать, то есть уложить в формат, доступный потребителю. И вот здесь малаховская команда не останавливается ни перед чем. Если, с их точки зрения, целесообразно рассказать о любви беременной русской 11-летней девочки Вали и 18-летнего таджикского юноши Владика, непременно расскажут. Да еще и в удобное для младших школьников время предъявят зрителям чистый эксклюзив: сверхсекретная пленка 1930 года, на которой подробно запечатлены роды 6-летней малышки. Чего мы только не видели у Малахова – и эксгумацию в прямом эфире, и Киркорова в израильской психушке, и роды крупным планом известной фигуристки Марины Анисиной, сопровождаемой супругом Никитой Джигурдой. Цивилизационные коды выходят из моды. Веками человечество табуировало запретные темы, прятало их за эзоповым языком и эвфемизмами. Но грянуло новое тысячелетие, и вот уже отважный Малахов срывает все покровы.

Наш герой тонко чувствует запросы времени, хотя и у него, как у любого творца, есть несколько бродячих сюжетов. Один из них – взаимоотношения Ксении Собчак с Анастасией Волочковой. Наверное, вид Сталина и Ленина на одной скамейке поражал современников меньше, чем всклокоченного Малахова соседство в студии Волочковой и Собчак. Ведь означенные дамы – светские антагонисты, олицетворяющие разные стратегии поведения в шоу-бизнесе. Так и плещется все это лебединое озеро – во взаимных упреках, выяснениях, в смакованиях подробностей.

Впрочем, Малахов – демиург широкого профиля. Ему подвластен как классический стиль (скажем, в разборках с умершими, как это было в случае с Риммой Казаковой и ее сыном-наркоманом), так и постмодернизм (чего стоят курящие коты в студии программы, вмиг затмившие гоголевских говорящих собачек). Но главное призвание ведущего – утешение. Он утешает детей и жен Серова, Видова, Журавлева, Аллу Довлатову; Яна Рудковская только ему живописует свой идеал: он должен быть таким же умным, как Путин, и красивым, как Брэд Питт. А вообще Яна, цитирую, «приложила очень массу усилий, чтобы стать тем, кем я стала». Да и мы, зрители самой духовной страны мира, приложили «очень массу усилий», чтобы заслужить то ТВ, которое мы имеем.

Малахов один делает в идеологическом плане больше, чем весь путинский агитпроп вместе взятый. Он с маниакальностью заядлого поклонника Юнга формирует коллективное бессознательное, переводя стрелки с главного на второстепенное. Лучше всего продаются страхи? Пожалуйста! Этого добра навалом. С завидным постоянством наше отечество поставляет народу разнокалиберные катастрофы. Но о них предпочтительно говорить вскользь – правда чревата социальным взрывом. Гораздо безопасней страхи рукотворные и частные. И тут Малахову нет равных. Обсуждая проект «Последний герой», он отважно идет на крещендо. «А что, ураган никого не смел? – с нотками сожаления спрашивает он у гостей студии. – Есть ли в студии еще кто-то, кроме Наташи, кого укусил скорпион? Есть!» – голос ведущего просто звенит от счастья.

За десять минувших лет ТВ достигло грандиозных успехов в деле оболванивания электората методом упрощения, уплощения реальности; постоянной имитацией жизни; жаждой нескончаемого маскарада. Разумеется, этим занимается не один Малахов, он просто – первый и лучший ученик. В июле все ТВ в едином порыве отправляется в отпуск. Так прежде люди уходили на фронт, а теперь присоединяются к народному фронту. И только Малахов (да еще его бледная тень, программа «Прямой эфир») остаются на передовой. Это тот участок борьбы за умы, который нельзя, особенно в преддверии выборов, оставить ни на минуту.

Когда-то Андрей Малахов в одной из программ истерически кричал, поднося ко рту живого таракана: «Я ради рейтинга готов на все». Вот с таким перспективным слоганом и с живым тараканом у рта он останется с нами еще как минимум на два президентских срока.

20 июля

Ребята, вы чего?

Упадок стиля как предвестник финала

Лучезарную картинку приезда Владимира Путина на Селигер портил Василий Якеменко – напряженный, зажатый, весь в черном, на национального лидера взирает с нескрываемым страхом. Совсем другое дело – вольный художник Федор Бондарчук. Сидит на встрече высокого гостя с селигерской молодежью рядом с самим премьер-министром и не скрывает скуки, смотрит по сторонам, любовно оглаживает собственную ногу. Но как только прозвучал вопрос об отношении к критике со стороны политических оппонентов, Бондарчук сразу ожил, встрепенулся. «Вот известный фильм, помнишь? – обратился к нему Владимир Владимирович. – Тьфу на вас! Тьфу на вас еще раз!»

Подробнейшие кадры селигерского вояжа наводят на мысль о том, что империи и режимы гибнут не столько от политических и экономических неурядиц, сколько от утраты стиля. Бесстильность ускоряет финал. Так случилось в начале ХХ века с династией Романовых, так произошло ближе к концу столетия с советской властью. Убывающий стиль – важная примета сегодняшнего дня. Путинское время начиналось с жестких брутальных мотивов. Размягченный ельцинским либерализмом электорат жаждал эффективных действий в формате «мочить в сортире». А теперь мы видим нежного, улыбчивого, гладколицего Владимира Владимировича, который настолько хочет всем понравиться, что готов на Селигере хоть скалолазаньем заниматься, хоть правым поворотом при красном сигнале светофора, хоть цитировать хит группы «Комбинация» «А я люблю военных, красивых, здоровенных». Если еще недавно на вопрос о будущем президентстве он отвечал – мы договоримся с Дмитрием Анатольевичем, то теперь с голубиной кротостью обнадеживает: мы с вами посоветуемся. Забыл, наверное, что с нами можно посоветоваться только одним путем – с помощью открытых прозрачных выборов.

Утрата стиля фокусируется в деталях, нюансах, бликах на воде. Возьмем такой важный сюжет, как наука расставанья с лицами из высшего эшелона власти. В последнее десятилетие вновь стал актуальным старинный российский сценарий, подмеченный еще Фридрихом II: Петра III свергли с престола как ребенка, которого посылают спать. На очередной день рождения Михаилу Касьянову подарил лыжи лично Путин и вскоре тихо отправил виновника торжества (вместе с ценным подарком) на заслуженный отдых. У Михаила Фрадкова лыжи уже были, но он захотел поменять картинку в телевизоре, а вместо этого поменяли его самого. И тотчас стала другой картинка. Заколосилась на экране золотая пшеница, приоткрылись закрома родины, оторопевшие пейзане из совхоза «Раздолье» запели осанну своему бывшему начальнику Виктору Зубкову, стремительно переквалифицированному в премьер-министры. Сам Фрадков, сияя счастьем, долго и вдохновенно благодарил Путина за оказанную честь. Касьянов никого не благодарил – взял в охапку лыжи и покинул Белый дом.

Совсем другая история – освобождение Санкт-Петербурга от Валентины Матвиенко. Девушка с Красненькой речки с первых шагов триумфального восхождения к сияющим вершинам Совета Федерации погрязла в скандалах. А все потому, что размылись правила игры, и воцарился страх. Одно дело – блистать на фоне роскошных имперских фасадов и совсем другое – быть избранной в городе, жаждущем освобождения именно от твоей власти. Телевидение со свойственным ему хладнокровием предпочитает не замечать не только данный ракурс, но и саму Валентину Ивановну. Делается это так. В День Военно-морского флота идет репортаж об открытии после реставрации фасада (ох уж эти фасады!) Морского собора в Кронштадте. В кадре – две ослепительные дамы в черно-белой гамме, Светлана Медведева и Валентина Матвиенко. Первая произносит речи; о второй, которая все время рядом, корреспондент словно забыл, даже имя ее не назвал. С интересом смотрю другие каналы – повторяется та же история. Матвиенко вроде бы есть, а вроде бы ее уже и нет. Случайность? Да нет, закономерность.

Время промежутка, как сказал бы Юрий Тынянов, отмечено печатью нарастающего распада. Праздник Военноморского флота, проходящий на фоне свежих водных трагедий (на Волге затонул теплоход «Булгария», на Москве-реке – прогулочный катер), «ящик» отметил бурно, парадами и фейерверками. Суровый и местами загадочный Дмитрий Медведев, прибывший на торжества в Балтийск, Петром Первым вглядывается в новый корвет «Сообразительный». Корреспондент Евгений Рожков в восторге от корвета. Он десантный, распахивает люки, из которых появляются БТРы, и, самое удивительное, не унимается Рожков, все плывет. Очень уместное замечание, потому что, увы, далеко не все, что приписано у нас к воде, плывет.

Зато в России нет дефолта, а в Америке – есть. Именно в этом до самого последнего мгновения, когда опасность рассосалась, уверяли нас храбрые каналармейцы, нашедшие в гипотетическом американском дефолте мощный источник вдохновения. Корреспондент Павел Зарубин радостно сообщает: «До объявления дефолта крупнейшей экономики мира осталось два дня». Он, Зарубин, знает это точно, потому что настоящий патриот и думает прежде всего о родине: «Нехорошие предчувствия перед последним летним месяцем теперь не только российская традиция». Наконец-то нам полегчало.

Я еще могу понять юного Зарубина – его так учили. Только такие сообразительные, словно балтийский корвет, первые ученики сегодня и удерживаются на плаву. Труднее понять канал «Культура», решивший продемонстрировать мастер-класс Михалкова, имевший место 16 марта нынешнего года, с цензурными изъятиями. Тот самый мастер-класс, в котором Никита Сергеевич высказался о японской катастрофе, ниспосланной свыше за грехи земные. Стоит ли говорить о том, что в записи отменно длинного и отменно скучного, сотканного из общих мест мастер-класса осталось все, кроме ставшей крылатой фразы? Сколько о ней было говорено, сам автор даже «Бесогон ТВ» открыл для того, чтобы объясниться с непонимающими его соотечественниками, и вдруг именно эти слова вырезаны цензурными ножницами. Вот уж где уместна реплика, брошенная все на том же мастер-классе Михалковым от имени Господа: «Ребята, вы чего?»

На почве последнего десятилетия, взращенные цинизмом и равнодушием, выросли дивные цветы. Закольцуем сюжет Селигером. Вот милая девушка задает вопрос Путину: «Может, России стоит вернуться к тоталитаризму? Ведь при Сталине коррупции не было?» Вопрос прерывается одобрительными аплодисментами будущей элиты нации. Вот Путин отвечает: «Это неэффективный способ управления, тупиковый путь, подобное государство обречено. Так случилось с Советским Союзом». И снова слышны одобрительные аплодисменты…

3 августа

В ожидании Мао

Народный фронт наступает на народ

Чем активней народный фронт наступает на народ, тем крепче сумятица в головах электората. Разбираться в оттенках единомыслия скоро, кажется, уже будет не под силу никому. Бедный Борис Грызлов всякий раз пугается телекамеры – у него нет сил с угасающим пылом настаивать на первородстве «Единой России». Даже Владимир Путин все чаще путается в платформах. Все-таки ставка на народность – тяжелое бремя для российской власти, плохо знающей свой народ.

Мой любимый тележанр, паркетная хроника, ежедневно фиксирует тяжесть данного бремени. Вот Николай Федоров, глава Института социально-экономических и политических исследований (его структуры готовят программы для «Единой России» и «Общероссийского народного фронта»), со сдержанной радостью в голосе докладывает премьер-министру об успехах нового ведомства: «Свои пожелания высказали более одного миллиона граждан страны.

– Более миллиона? – восхищенно, но с легким оттенком недоверия переспрашивает Путин.

– Да, – уверенно продолжает Федоров, – и наши материалы выражают боль и страдания граждан России, что позволяет назвать полученный документ народной программой.

– Прежде всего, это программа “Единой России”, – уточняет Путин. И тут же сам себя поправляет: – Хотя это уже больше, чем партийная программа».

Уж сколько их упало в эту бездну, сколько партийных программ, выражающих «боль и страдания граждан», знала многострадальная Россия! Двадцать лет назад мы вроде бы распрощались со страной Советов – и вот, пожалуйста, снова разыгрывается подзабытая карта. Впрочем, хотя бы один смысл в ней есть. Она придает завершенность телевизионному образу (а другого и нет) Путина, сконструированного по известной уваровской триаде: православие – самодержавие – народность.

Вспомним внятный жест – сразу после инаугурации Владимир Владимирович не только под камеры посетил храм, но и познакомил россиян со своим тогдашним духовником, архимандритом Тихоном (Шевкуновым). Далее началось невиданное единение государства и РПЦ, а отец Тихон с его изысканиями о Византии стал просто звездой экрана. К концу десятилетия звезда с экрана испарилась, православные страсти поулеглись. Самодержавие, именуемое в наших широтах вертикалью власти, тоже, видимо, уже сыграло свою роль в качестве стержня путинского образа. А вот народность сегодня востребована как никогда прежде. Хотя и раньше все, что делал амфороносец в сфере покорения земных, водных и небесных стихий, он делал исключительно для своих подданных. Но почувствуйте разницу: в предыдущие президентские сроки Путин хотел, чтобы его любили, а теперь он хочет любить сам. В каждом выступлении премьер педалирует тему, связанную с заботами конкретных людей. Владимир Владимирович и торс обнажает теперь не пошлого пиара ради, а для благой цели единения с народом – вот, мол, и я, как вы, болею, плечо сорвал на татами, решил показаться травматологу обычной смоленской больницы.

Хорошо было Сталину. У него проблема с народностью решалась росчерком пера. Машинописный экземпляр своей Биографии (первый вариант которой был подготовлен тов. Адоратским, адептом марксизма) вождь, как свидетельствуют документы, читал очень внимательно. Там было написано: «Сталин – это Ленин сегодня». Вождь лично внес правку: «Сталин – это Ленин сегодня, как говорят у нас в народе». Сталинская пропаганда блистательно работала на единую цель, то есть на взаимную любовь вождя и народа. Но в третьем тысячелетии такой топорной работы явно недостаточно. Точнее, ее может хватить на два срока, а для третьего нужно нечто иное: люди должны признать общие цели, исходящие из единого центра пропаганды, как свои собственные. Однако поскольку любой отечественный правитель на уровне рефлекса окружает себя людьми, заведомо менее умными, чем он сам, то возникает гигантская проблема с качественными идеями, что мы и наблюдаем. Путин все чаще появляется на экране в окружении людей из народа, блистательно, как нам сообщают, прошедших процедуру праймериз, но смотрится все неубедительно. (С другой стороны, Грызлов с Володиным уже много лет смотрятся неубедительно, и ничего, процветают.) Зато безоговорочно в данном случае веришь Александру Невзорову. Его спрашивает Сергей Минаев: «А если тебе скажут: линия фронта теперь проходит через каждый подъезд, надо вам быть с нами?». «Это вопрос цены, – не задумываясь, отвечает железный Шурик. – Если очень дорого, то да».

Отсутствие перспективных идей и людей – центр всего. Если при Горбачеве и Ельцине экран искрил от интереснейших персонажей, то теперь их вовсе нет. А ведь и нынешние, подобно Черномырдину, выросли в атмосфере нефти и газа, только те были яркими, а эти – под стать времени. Цвет времени – защитно-серый. Даже Егор Строев, на что уж не орел, но и тот был способен на судьбоносные фразы. Как-то накануне очередных выборов он пришел к тяжело больному Ельцину со словами: «Мы пришли вас отведать». Кто из теперешних способен не то чтобы на подобные шекспировские высоты замахнуться, но и просто толково ответить на вопрос? Встреча Путина с Безделовым, председателем Федерального агентства по обустройству государственной границы РФ, прекрасно отражает интеллектуальную атмосферу высших эшелонов власти. Путин: «Как идет подготовка программы, завершающейся 31 декабря этого года?» Безделов: «Готовность по некоторым объектам достаточно высокая». Путин решил уточнить: «Когда вы вынесете программу на правительство?» Безделов (не вполне членораздельно): «Мы в бюджетный процесс заявились. Пока программа не утверждена, но лимиты до нас Минфин довел». Зритель, запутавшийся в красноречии Безделова, но успокоенный наличием лимитов, облегченно вздохнул…

Пройдет немного времени, и вновь две России глянут друг другу в глаза. Ахматова, автор формулировки, поделила страну на две части – ту, которая сидела, и ту, которая сажала. Сегодня демаркационная линия не столь кровава. Она делит страну всего лишь на тех, кто вступил в народный фронт, и на тех, кто не вступил. Но есть некая сфера, в которой народ поистине един. Я бы назвала эту сферу предчувствием Мао Цзэдуна. Облечь предчувствие в слова помогла бабушка из телесюжета о приезде поезда с Ким Чен Иром в Улан-Удэ. Народ, как водится, тотчас выгнали с вокзала, окна заклеили плотной бумагой, никто ничего не понимает. Лишь наша бабушка авторитетно утверждает: Мао Цзэдун должен приехать. Все ей поверили.

Мы всегда живем в ожидании того или иного Мао Цзэдуна. И наши предчувствия, увы, редко нас обманывают.

31 августа

У вас ус отклеился

Политические дебаты как средство борьбы кланов за власть

Старт нового политического сезона получился бурным. Мурманский людоед открывает выпуск новостей обстоятельным рассказом о том, как он неделю питался учителем-геем. Вторым номером идут педофилы, насилующие своих дочерей. Третьим – добровольная химическая кастрация прямо в телевизионной студии. Персонажи информационного макабра выглядят на «троечку». Каннибал подозрительно спокоен и слишком литературно изъясняется. У педофила, словно у Лелика из «Бриллиантовой руки», отклеились усы. А подвергнутый добровольной химической кастрации семидесятичетырехлетний дедушка, похоже, так и не понял, зачем его позвали.

Новый политический сезон недостоверен, как отклеенный ус у телевизионного педофила. В этом его, сезона, особенность. Власть даже и не пытается придать предстоящим выборам правдоподобие демократического ритуала. История с народным волеизъявлением относительно Валентины Матвиенко показала: опыты разнообразной химической кастрации (разумеется, добровольной) с политическим оттенком будут продолжены и впредь. Выборы окончательно вытеснила борьба кланов.

Когда все схвачено, не страшно отважиться и на открытые дебаты, о которых электорат в последнее десятилетие благополучно забыл. Их суть точно определил Андрей Исаев, вспомнивший самую краткую заметку в «Нью-Йорк Таймс»: «В Москве прошел 25-й съезд КПСС. Выступили те же, говорили то же». Хитромудрый единоросс не заметил, что нарисовал и свой выразительнейший автопортрет. Впрочем, не будем мелочными. Важно то, что антрепризный политический театр оживил сезон ниагарой страстей. Прошло только две передачи, а уже весело. В развлекательное ТВ словно вспрыснули адреналин. На фоне Жириновского, обещавшего застрелиться в здании Госдумы, если кому-нибудь удастся доказать его продажность, бледнеет Катя Гордон, снимающая перед телекамерами штаны в поисках справедливости, – так она обличает в побоях мужа-адвоката. А что за прелесть впавший в зюгановщину либеральный Митрохин («Немцов и Гайдар ограбили страну!» – вопил он, размахивая кулачком с невидимым красным знаменем)! А тот же Исаев, настаивающий на кампании против «Единой России», оплаченной вице-президентом США Байденом? Разве может сравниться с данными златоустами Любовь Успенская, всего-навсего посоветовавшая Илье Резнику поцеловать ее в ж. у?

Развлекательная стихия дебатов сводит к нулю их содержательность. Борьба партийных программ подменяется борьбой партий, точнее кланов за власть. Наша тандемная реальность, то есть союз Солнца и Луны, парализует волю всех участников спектакля. Вот предусмотрительный Чичваркин, удалившийся вслед за Герценом и Березовским в Лондон (где у каждого русского, как известно, свой «Колокол»), простодушно предлагает участникам дебатов: пусть те, кто считает себя оппозицией, прямо сейчас скажут: мы против Путина. В студии повисла пауза. И только припертый к стенке коммунист Владимир Кашин, обливаясь потом и мучительно лавируя между придаточными предложениями, как-то неубедительно согласился: да, мы против Путина.

Посреди этих лилипутов двухметровый Михаил Прохоров выглядит исполином. И дело тут не в росте, а в масштабе личности. В нем нет ни грана пошлости привычных политических статистов, хотя он вынужден принимать их правила игры. Но даже когда Прохоров дает показательный урок физкультуры («стоя в положении отжимания на одной руке, нужно обстучать теннисным мячиком руку»), он серьезен и сосредоточен. Уже одна его попытка преодолеть нелюбовь соплеменников к богатым заслуживает уважения. На что Алла Пугачева, олицетворение параллельной российской власти в последние лет сорок, человек независимый, но и она выразила желание присоединиться к «Правому делу», если Прохоров ее позовет: «Это настоящий мужик, который готов что-то сделать для своей страны». Слушая Михаила Дмитриевича, в какие-то минуты начинаешь думать, что ему удастся невозможное – перехитрить своих кремлевских покровителей. Хотя тотчас осознаешь, что и на это «невозможное» понадобится благоволение царя…

У меня остается один вопрос. Чего же все-таки боятся власти в продуманной до последнего бюллетеня спецоперации под названием «выборы»? А именно страх заставляет Медведева с настырностью Хрущева бродить по кукурузным полям, а Путина вместе с байкерами мчаться по просторам Родины на трехколесном Harley-Davidson. Полагаю, что тот же страх двигал теми, кто разрешил «НТВшникам» провести дебютный выпуск с невиданным в наших широтах градусом смелости. Специалисты по выпусканию пара из электората знают, что делают.

Частично завесу над природой страха неожиданно приоткрыл Жириновский. Он авторитетно сообщил, что президентом снова станет Медведев, а Путин будет премьером. Можно, конечно, посмеяться над Владимиром Вольфовичем, но нельзя недооценивать его специфическое предвыборное амплуа. Он в былые годы – голос коллективного бессознательного Кремля. Похоже, Медведев и Путин сегодня больше всего опасаются друг друга, поэтому так долго и тянут с решением.

А пока паузу заполняют людоеды, педофилы, кастраты, лидеры партий. На всякий случай сообщаю сведения, почерпнутые из программы «Очная ставка»: химическая кастрация – это совсем не страшно. Один укол в пах врача Евгения Мосейкина, и пациент готов к труду и обороне. Что же до политической кастрации, то она проходит совсем безболезненно – можно даже без Мосейкина обойтись.

7 сентября