Текст книги "Рожденные телевизором"

Наш Хамлет, сумасшедший принц

Андрей Малахов стремительно вышел из машины и направился к психиатрической клинике, расположенной в укромном уголке Тель-Авива. От грандиозности возложенной на него миссии Малахов был непривычно тих и сосредоточен – ему предстояло взять эксклюзивное интервью у Филиппа Киркорова… Вот уж не думала, что стану когда-либо писать о короле поп-сцены, основательно избившем на репетиции женщину. Но спектакль, разыгранный в интерьерах психушки, достоин того, чтобы обратить на него пристальный взгляд.

Начну издалека. Телевидение, которое десять лет предпочитало всем стратегиям развития лекала шоу-бизнеса, сегодня служит второй главной (после агитпропа) цели – неуклонному приумножению пошлости. Видимо, правы те культурологи, которые полагают: интеллектуальная история России – это история меняющихся определений пошлости. По прихоти судьбы всякий раз лакмусовой бумажкой, обнаруживающей смену вех, становился именно Киркоров.

Тенденция впервые проклюнулась в августе 2004-го, когда на пресс-конференции в Ростове Филипп Великолепный выступил в амплуа обезумевшего от звездной разнузданности хама. Он по-зэковски обматерил журналистку в розовой кофточке, чем произвел немалое брожение в умах электората. Сюжет, что и говорить, премерзкий. Но не меньше монолога Киркорова меня поразила реакция на него. В стране, где 149 из 150 миллионов искренне принимают матерный за родной язык, столь близкие соотечественникам слова певца стали детонатором взрыва. Великая держава разделилась на два лагеря. Защитники смутьяна оказались в значительном меньшинстве. Ему самому срочно пришлось пополнять коллекцию сценических костюмов тогой диссидента, которую он с завидным постоянством демонстрировал в авторской программе «Утро с Киркоровым». Акция протеста ширилась по просторам ТВ и уже была явно неадекватна событию, вызвавшему протест. История потому и получила такой мощный резонанс, что совпала с очередным меняющимся определением пошлости.

Начиналась эра информационного гламура. Зачищено НТВ, закрыт последний оплот гласности – программа Савика Шустера «Свобода слова». Уничтожен не другой взгляд на страну и мир, но сама возможность другого взгляда. Цвет времени – мышиный, защитно-серый. «Фабрика звезд» торжествует не только на уровне очередного проекта, но и на уровне генеральной идеи текущего исторического момента. Тонкий художник Киркоров, словно герой Достоевского, чувствует ауру нового времени эпидермой (предельная политическая сдержанность при максимальной этической вседозволенности), потому и срывается.

Следующая материализация певца в качестве нарушителя конвенции датирована 2008 годом. Он снова влип в переделку. На «Евровидении» Филипп продюсировал украинскую певицу Ани Лорак, занявшую второе после Димы Билана место. По этому случаю Киркоров был принят в президентском дворце самим Ющенко, откуда он вышел уже народным артистом Украины. Сию трагическую историю с нехорошими нотками в голосе поведала государственная программа «Вести недели», отдавшая песенному конкурсу львиную долю времени. Общественность негодовала. Продюсер Яна Рудковская сурово хмурила брови. Придворный музыкальный критик Гаспарян горячо упрекал Киркорова в зависти Билану. На самого народного изо всех народных артиста, призванного к ответу, было больно смотреть. Казалось, он вот-вот сознается в том, что регулярно по ночам роет тоннель от Лондона до Бомбея. Но артист сделал глубокий вздох, вобрал голову в плечи и молвил фразу не столько понятную, сколько основополагающую: «Как можно вообще посягать на это святое чувство патриотизма в нашей стране?»

Любое преувеличение есть пошлость. Главное преувеличение 2008-го, переходящее в назойливый тренд, – ставка на вербальный патриотизм. Кто больше о нем говорит, тот и больший патриот. Содержанием реальной политики в год смены президентов становится страсть к Путину. Другой зоной национальных интересов объявлен Дима Билан. Именем героя «Евровидения» называют школы и улицы; ему хотят установить памятник в Нижнем Новгороде. Всякий, кто осмелится без придыхания говорить о белградском триумфе Димы, смахивает на врага народа.

Но Киркорова меньше всего привлекают лавры врага народа. Поэтому не прошло и года, как он в целях окончательной реабилитации поспешил объявить о своих обновленных взглядах. Их (вместе с новой квартирой) певец решил презентовать в программе красавицы Оксаны Федоровой «Субботник». «Королева идет к королю», – торжественно, без тени иронии, заявила Федорова, входя в свежую обитель Киркорова. К изложению обновленных взглядов он приступил не сразу. Видимо, понял, что зрителю сначала следует оправиться от эстетического потрясения. Чертог сиял. От золота, парчи, хрусталя, подушек, безделушек, старинных орденов и медалей («ношу их вместо брошек»), статуэток, картинок, портретов рябило в глазах. «Это дворцовый стиль?» – спросила догадливая Федорова. «Нет, – скромно уточнил хозяин, – стиль киркоровский». Оставив искусствоведческие штудии, заговорили о вечном, то есть о Пугачевой. Ведь имидж Киркорова и сегодня неотделим от культа бывшей супруги. А затем прозвучало кардинально-обновленческое: «Я приезжаю в Питер и бегу в Эрмитаж. Это состояние многим непонятно». Неожиданно в кадре нарисовался Басков, который явно не злоупотребляет Эрмитажем. Поговорили о том, кто у кого отбирает цветы на концертах, попили кофейку – на том встреча «в верхах» и завершилась.

И не было бы, вероятно, нужды писать о ней, если бы не одно обстоятельство. Оксана кокетливо называла спальню Киркорова «будуаром». И правильно, что ей никто не объяснил: будуар – это дамская комната. Потому что «субботник в будуаре» – блистательное определение очередного этапа особой российской пошлости, когда пытаются соединить несоединимое, скажем, застой с инновациями.

А теперь пора вернуться в тель-авивскую психиатрическую клинику, где Малахов беседует с Киркоровым. После того как наш герой на съемках программы «Золотой граммофон» отметелил режиссера программы Марину Яблокову, он объявил себя больным. Написал в блоге, что два раза в год впадает в буйство, сопровождаемое потерей памяти. Часовой разговор с Малаховым когда-нибудь отнесут к классике жанра – в нем матрица всех сериальных сюжетов, востребованных сегодня. Здесь есть амнезия героя и великая любовь (разумеется, к Алле). Здесь присутствуют глубокое раскаяние и высокие мотивы самооправдания («я болен сценой»). Здесь фоном проходит уверенность в своем лидерстве и звучат мотивы зависти, провоцирующей предательство друзей (тот самый, из «будуара», Басков, «повсюду бегает и кричит, что меня больше нет»). Все смешалось в наспех скроенном постановочном спектакле: слезы и песни (конечно, о любви к ней, единственной); искреннее раскаяние и фальшь; грубоватый пиар и детские комплексы; желание избежать наказания и попытка разобраться в себе; высокомерие народного любимца и одиночество потерявшего почву под ногами человека. Как любой сериал, разговор вызывает одновременно чувство глубокого омерзения и легкой жалости.

Впрочем, нас в этой мелодраме интересует прежде всего не сама мелодрама, а то новое качество пошлости, которое она, в силу некоторых индивидуальных особенностей Киркорова, символизирует. Ведь дело нешуточное – «зайка моя» в общественном сознании стал третьим, после Кашина и Парфенова, ньюсмейкером уходящего года. (Он, полагаю, неслучайно в своем истерическом монологе намекает на главное: «Сверху дана команда меня мочить».) В эфир срочно мобилизованы штатные моралисты в компании психиатров и психологов, призванных пролить свет истины на суть киркоровской агрессии. Народ при деле, каналы тоже.

А вот интеллектуальная история России (та самая, которая, напомню, трактуется как меняющееся определение пошлости) застыла на мертвой точке. С одной стороны, все плохо, с другой – премьер вдруг запел. Включаю «ящик», а там счастливый Путин на благотворительном фестивале «Благовест» в окружении первых звезд мира, от Моники Беллуччи до Шэрон Стоун, поет под оркестр в микрофон английскую песенку. А затем, подыгрывая себе пальчиком на рояле, пытается изобразить свое любимое – «С чего начинается родина». В финале он, совсем как Киркоров на сольниках, выходит на авансцену вместе с участниками концерта и принимается самозабвенно голосить про рокот космодрома и про траву у дома… Дебют вышел весьма впечатляющим. Так что если Филиппу не повезет (задушит в объятиях Басков, заест тоска или окончательно разлюбят поклонники), его место смело сможет занять Владимир.

13 декабря

И это все о нем

После Манежки Россия вползает в Новый год по-новому: под мишурой и блестками притаился страх. Праздничные площади декорированы елками вперемешку с ОМОНом, мужественно сражающимся с радикальной молодежью. Той самой, которая – первое якобы свободное поколение. Оно сформировано путинским десятилетием, чьим главным достижением стало строительство эффективнейшей телевизионной вертикали. Между данными явлениями существует прямая связь: страна, управляемая телевизором в интересах одного или группы лиц, дает именно такие экзотические плоды.

Нет сюжета – нет проблемы

А как ведь все славно начиналось! Поздний вечер 27 марта 2000-го. Путин в спортивной куртке стремительно проходит по коридору Александра-хауса. Вокруг бушует прямой эфир, ньюсмейкеры нервно выясняют отношения с телеведущими, немигающий председатель Центризбиркома Вешняков мучительно справляется с долями процентов. Однако на всем этом немыслимом плюрализме уже лежит отсвет хрестоматийного: «Кончилось ваше время!» «Общих реверансов не будет», – сказал как отрезал свежий лидер России.

Рожденный «ящиком» президент с первых шагов предпочитал виртуальную реальность всем прочим ее, реальности, разновидностям. Власть устами тогдашнего думского вожака Дмитрия Рогозина проговаривается о сокровенном: если бы ТВ не раздуло сюжет о том, что ПАСЕ официально приняла эмиссара Масхадова, то самого сюжета вроде бы как и не существовало. Нет сюжета – нет проблемы. Зато есть лихорадочная смена политэлит. Новая власть остро нуждалась в новой обслуге, прежде всего телевизионной. Несогласных – от отдельных ведущих до целых каналов вроде старого НТВ – убирали со скоростью энкавэдэшных троек. Самым востребованным даром на ТВ становится дар упрощенного толкования. (С его помощью, по мысли автора термина философа Эрика Фромма, легче манипулировать массами.)

Одновременно куются идеологические клише. Народ начинают обрабатывать с помощью истории. Она в очередной раз в наших широтах оборачивается политикой, опрокинутой в прошлое. Грезы о крепкой руке материализуются на экране апологетическими сочинениями о самой крепкой руке, то есть Сталине, и руках послабее – Хрущеве, Брежневе, разнообразных членах политбюро. Бархатный тоталитаризм стремительно меняет и духовный климат страны. Культурная иерархия вытесняется иерархией толпы – Донцова с Марининой становятся главнее Ахматовой и Цветаевой, а поэт-песенник в России теперь больше, чем поэт.

Там, где все тонет в фарисействе, воцаряется всеобщий цинизм. Неудобных политиков, словно старые башмаки, забрасывают на антресоли. Вальяжный красавец, премьер Михаил Касьянов, взяв в охапку лыжи, подаренные накануне Путиным, покидает Белый дом. Его место (уже со своими лыжами) занимает Фрадков. В моду входят те самые двойные стандарты, в которых мы, подобно смелым советским полит-обозревателям, так любим упрекать Америку. Касьянову поставили в вину связь с ельцинской «семьей», каковую с легкостью простили Фрадкову и Путину. Непредсказуемость Бориса Николаевича стала притчей во языцех, в то время как непредсказуемость Владимира Владимировича омывается волнами административного восторга. Ходорковский за решеткой, Абрамович – на воле и на футболе.

Лозунгом времени объявлен позитив. Смысл новой стратегии: обезопасить зрителей путем усекновения негативной информации хоть о «Курске», хоть о Беслане. С целью отвлечения и развлечения народ решено кормить до отвала танцами и коньками. Это все-таки более перспективное дело, чем строительство гражданского общества. Электорат, чьим мнением давно никто не интересовался, охотно ринулся в пучины волеизъявления по поводу Навки или Ягудина. Путь от темпераментного пасодобля к взрывному джайву представляет самый перспективный вектор развития страны.

Феномен Путина

Тренд десятилетия – любовь к Путину. Пора, господа, реабилитировать Никиту Михалкова с его великим эпистолярным почином на тему третьего срока и фильмом-гимном «55» в день рождения ВВП. Чуткий художник просто первым уловил нашу новую не столько национальную, сколько сверхценную идею – всепоглощающее чувство к президенту. Женщины Владивостока соревнуются в проявлении любви с мусульманами России, пенсионеры из Красногорска – с интернет-движением «За Путина!», машинист метропоезда из Казани – с губернатором Тулеевым, Федор Бондарчук – с Аллой Пугачевой… Лучшие умы отечества под управлением Познера даже решили исследовать феномен Путина.

Главным ньюсмейкером и специалистом по общественному сознанию (точнее, подсознанию, так как именно ему выпала великая миссия собирателя коллективного либидо) назначили адвоката Павла Астахова, чей телеобраз мигрировал от защитника Гусинского до защитника Путина. Впрочем, исследование феномена в силу сложности предмета как-то не задалось, зато впечатляла богатая палитра оттенков. Если ивановская ткачиха Елена Лапшина называет президента «талисманом», то московский политолог Леонид Поляков говорит о сшивке Путиным двух половинок русской души, Европы и Азии, государства и личности, морали и политической необходимости. Поспешил взять свое верхнее «до» и Андроник Мигранян: цепь времен разорвалась, а президент ее связал, вернул людей в свою историю и страну. Тут уж и Виктор Ерофеев не сдержался, постиг кардинальное острым писательским умом: 1) Путин дал народу свободную частную жизнь; 2) изменил к лучшему русскую ментальность; 3) посеял ростки истинной демократии.

Во время премьерства ВВП народ, казалось, несколько успокоился, привык к своему счастью. Но то ли близость очередных выборов возбуждает электорат, то ли магнитные бури разбушевались, только на днях авторитетные «Девчата» (название программы) авторитетно заявили: по статистике каждой второй российской женщине снится Путин. К чему бы это? Наверное, к тому, что Владимиру Владимировичу очень хочется нравиться подданным. Для этого наш лидер готов все время совершенствоваться. Раньше он покорял отдельных представителей животного и растительного мира, теперь покоряет целые регионы. Недельное путешествие на «Ладе Калине» по Сибири и Дальнему Востоку способствовало рождению нового формата – документального сериала с участием первого лица. (Вследствие чего второе первое лицо значительно уменьшилось в размерах – имею в виду время, отведенное президенту в новостях.)

Премьер большую часть пути по трассе Хабаровск – Чита проехал лично – за рулем «Лады Калины». И все это время он неутомимо забрасывал что-нибудь полезное в закрома родины. Где промчится Путин Забайкальский, там начинают колоситься хлеба, открываться заслонки нефтепроводов, зарождаться космодромы. ТВ лепит образ не просто хозяина страны, но былинного героя. Оттого встречные пейзане охотно верят своему лидеру: «Вы живете пока скромно, а будущее будет хорошим». Лица пейзан просветлели. За любовь ВВП платит народу взаимностью – по четыре часа разговаривает с ним в прямом эфире. И если в прошлом году он не смог ответить на вопрос: «Когда выпадет снег?», то в нынешнем году не осталось ни одного неотвеченного вопроса.

Роди патриота!

Любовь к Путину рифмуется с любовью к отечеству. На пике моды – псевдопатриотическая тарабарщина. Даже Александр Хлопонин, олигарх, переквалифицировавшийся в государственные мужи, начинает изъясняться на языке почвенного писателя Петра Проскурина: «Для меня моя Россия – это все. Когда прикасаешься к могучей Сибири, оторваться нельзя». Лучше него сказал, точнее пропел, только суровый шансонье Александр Новиков: «Ах Рассея, моя Рассея, заливаю глаза вином, хоть минуту подумать об ином». Вербальный патриотизм – столь же загадочное явление, сколько и поэтические строки Новикова. Раньше советское словоблудие было стержнем фундаментальной идеологии. Непонятно, какую функцию оно выполняет в свободной стране, которую мы вроде так успешно строим. Зато понятно другое: желание быть в тренде заставляет почтеннейших людей громко говорить о том, о чем следует молчать.

Вербальный патриотизм выносится на площади. Говорим постоянно о модернизации, инновациях, прорыве, а в идеологии как застряли на излюбленных сталинских форматах, так – ни шагу вперед. Апофеоз означенных массовых зрелищ – концерт на Красной площади в День России, каковой знаменует пик деятельности прокремлевских молодежных движений. Тем, кто пока еще не очень понимает суть явления, федеральный комиссар «Наших» Мария Дрокова доступно все объясняет. Недостаточно просто быть патриотом, утверждает девушка-комиссар. Следует сходить в детдом, поговорить по душам с ветеранами, организовать субботник.

Во дни торжеств принято гордиться «за державу» с утроенной энергией. Правда, важней всего в нашем отечестве угадать, чем именно следует гордиться в данный отрезок исторического времени. Устроители эталонного ежегодного концерта «Россия молодая» решают вопрос просто – они гордятся собой. Концерты превращаются в спецоперацию: сцена длиной с Красную площадь, две движущиеся платформы, 30 тысяч зрителей, 35 тысяч одних курьеров… Это не хвастовство, утверждает ведущий Дмитрий Губерниев, а здоровый патриотизм и гордость за свою страну. Он – профессиональный патриот, а потому способен петь осанну даже тому, чего пока нет, то есть лучшей в мире инновационной олимпиаде в Сочи.

Конечно, современным комсомольцам еще далеко до мастеров. Всем им фору даст Илья Резник, окучивающий в ящике патриотическую поляну в самых разнообразных ее проявлениях под девизом «Служить России!». Он вам охотно в правильном ключе споет хоть про пограничные войска или президентский полк, хоть про тусовочку с водочкой. Но даже Резник бледнеет на фоне славного почина города Ульяновска. Здесь однажды прошла акция «Роди патриота!». Кто родил, тот получил джип. Акция вдохновила врача роддома на сильные строки: «Россия – ты обитель рая, я горжусь тобой». И в Ульяновске, оказывается, живут продолжатели дела Резника.

Скины отечества

Пока одна молодежь кучковалась вокруг Василия Якеменко, другая брала реванш на улице. Тут уж ТВ принималось бороться с фашизмом. Последний раз это происходило в январе 2006-го, когда некто Копцев пырнул ножом в синагоге на Большой Бронной девять прихожан и одного раввина. По такому поводу даже душка Малахов поборолся с фашизмом-антисемитизмом: пригласил в студию мать, адвоката, одноклассницу Копцева, а также лидера ДПНИ Александра Белова, чье лицо сводила судорога ненависти к инородцам. Высокое собрание пыталось понять мятущуюся душу Копцева…

Затем и другие программы осенило скоропостижное коллективное прозрение, что наводило на мысль об очередной кремлевской кампании. Узкий круг допущенных и градус обсуждения темы поражал воображение. На экране выразительно читали куски из романа Жириновского «Иван, запахни душу!», где автор живописует вырождающийся образ еврея. Сам автор в студии предавался занимательной антропологии. Разговор о сорте крови – популярнейшее занятие в России. Я другой такой страны не знаю, где бы высокий чиновник, отвечающий за дружбу народов (Андрей Савельев в ту пору – зампред Комитета Госдумы по делам СНГ и связям с соотечественниками), рассуждал бы на миллионную аудиторию: «Если мы смешиваем крови, то это в дальнейшем провоцирует рост сердечно-сосудистых заболеваний» (цитирую самый безобидный из его диагнозов). Вот и получалось, что фашизм есть, но какой-то ненастоящий, гламурный, по меткому замечанию Павловского.

Прошло четыре года, и от гламура не осталось и следа. Тысячи мальчиков и девочек вскидывают руки в нацистском приветствии. Они не смотрят телевизор и не догадываются о главном: хотят они того или нет, но именно «ящик» руководит их жизнями. Сегодня вопрос «как нам обустроить Россию?» переформатирован в вопрос «как нам обустроить телевидение?». На экране буйствует борьба хорошего с отличным, но там нет места первому свободному поколению. Рожденное на сломе исторических эпох; воспитанное беспросветными московскими подворотнями, окраинами, пригородами; придавленное чудовищным социальным неравенством; обозленное еще более чудовищной миграционной политикой властей, это поколение больше других страдает от всеобщего медленного распада. Выдавленное в Интернет, оно живет по своим законам.

Молодые люди хотят быть услышанными, и там, в паутине, непременно находятся те, кто их услышит, направит, вдохновит. Наступает время провокаторов. В Сети распространяется информация о санкционированном митинге у стен Останкина против продажных СМИ, мгновенно превращающемся в митинг против кавказцев. Один из протестующих назвал себя и своих единомышленников «декабристами», а следовало бы сказать по-другому – «нечаевцы».

Исторические аналогии вполне уместны. И о «Бесах» Достоевского пора вспомнить. Мы ведь все родом из страны, пережившей на пороге большой русской смуты нечаевщину. Нынешняя гражданская междоусобица и сопутствующая ей атмосфера страха, безнаказанности, вседозволенности – родом оттуда, из XIX века, когда гениальный писатель закодировал будущее в образе Петруши Верховенского. Напомню: авантюрист, провокатор, мерзавец, запустивший, кстати, в оборот словечко «наши», списан Федором Михайловичем с Нечаева. Он придумал существующую в основном только на бумаге организацию «Народная расправа». Организация бумажная, а кровь пролилась настоящая. И нечаевский «Катехизис революционера» с его посылом – кто не с нами, тот против нас – до сих пор остается руководством к действию для тех, кто позволяет себе разрешать любые дискуссии с помощью арматуры или бейсбольной биты.

Одного провокатора нам уже показал Вадим Такменев в своей замечательной программе «Центральное телевидение». Это Лев Арзуманян, бывший активист движения «Наши». Не Петруша, конечно, но и такой сгодится. А пока премьер научится как следует играть на рояле свою любимую песню «С чего начинается Родина?», подрастут новые Петруши.

24 декабря