Текст книги "Рожденные телевизором"

Это не сон?

Политический интим – альфа и омега российской внутренней политики

В дверь скромной квартиры в Звенигороде позвонил президент, лично проверяющий готовность России к отопительному сезону. Хозяйка квартиры, узнав гаранта, недоверчиво спросила: «Это не сон?» «Это не сон», – гордо ответил гарант и решительно ринулся к батареям центрального отопления.

После сенсационного съезда правящей партии вопрос о сне приобретает для общества, отправленного съездом на длительный покой, особую актуальность. Методом рокировки нас лишили не только реального выбора, но и главного предвыборного аттракциона. Мы не увидим, как нарастает девятый вал нечеловеческой любви электората к национальному лидеру. Не увидим не потому, что нам не покажут это захватывающее зрелище, а потому, что его показывают регулярно в течение десяти лет. Острота интриги, балансирующей между двумя персонажами, давно исчерпана.

А ведь как было славно в 2008-м, когда неожиданно даже, кажется, для него самого президентом стал Медведев! Еще вчера Дмитрия Анатольевича знали только самые любознательные граждане, а уже сегодня, нареченный Путиным преемником, он стал политической звездой. Моментально выяснилось краеугольное: он был лучшим в школе, а кажется, и в детском саду; жена Светлана красавица и умница; в Ленсовете он отлично работал вместе с Собчаком и Путиным.

Через час восторженных оценок телевизора удостоились любимые рок-группы преемника «Deep Purple» и «Led Zeppelin». К вечеру возникла мода на винил (Медведев собирает виниловые пластинки) и тяжелую атлетику (подтягивается 35 раз). Уже на следующий день преемник, сидя в телестудии под триколором, обратился к нации с ультиматумом: стану президентом только в том случае, если правительство возглавит Путин. Тут уж и вовсе шлюзы прорвало от счастья. Патриарх Алексий II, видимо по поручению небесной канцелярии, заявил, что новая связка – великое благо для России, а Никас Сафронов явил городу и миру монументальный портрет Медведева в костюме голландского юриста XVIII века. Западный оттенок поспешили подкорректировать бабой Пелагеей из башкирского села Красный Зилим. Она выступила с важным заявлением: Путин и Медведев – одна команда. Политологи, мужественно преодолев оторопь от своих никогда не сбывающихся прогнозов, дружно поддержали башкирскую ясновидящую.

Отчего же теперь народ потрясен? Ведь мало кто сомневался в том, что президентом снова станет Путин. Задела неприкрытая наглость процедуры? Так ведь нынче творческая свобода, можно и нарушить классический порядок действий, например, поменять местами развязку (объявление имен президента и премьера) и кульминацию (выборы). В том-то вся штука, что мы не сразу поняли главное – с первых дней существования тандем стал осваивать не столько документальную, сколько художественную реальность. Разнокалиберными кукловодами разрабатывался сюжет, который следовало оценивать не с точки зрения общественного блага, а с точки зрения отточенности содержания, продуманности композиции, выверенности драматургии. Чтобы потребители не заскучали, сюжет был обогащен различными художественными средствами. Его богатый лейтмотив – тема двойничества, идущая то ли от Достоевского, то ли от неотличимых друг от друга куриных ножек Буша, – давал возможность трактовок. Увлекательная игра в трактовки позволила даже на время забыть, что Медведев – это всего лишь псевдоним Путина.

24 сентября высокая проза умерла, уступив место прозе жизни. Медведеву больше нет смысла быть глашатаем свободы, которая лучше, чем несвобода. Двойничество обернулось двойственностью – президент занервничал и стал противоречить самому себе. Если взять интервью Дмитрия Анатольевича главам федеральных каналов в конце декабря 2010-го и сравнить его с аналогичным интервью конца сентября 2011-го, то выяснится, что перед нами разные люди. В первом Медведев бросает в лицо своим собеседникам жесткое обвинение в том, что их новостное вещание – жонглирование пустотой. Он смело рассуждает о драматическом разрыве между Интернетом и ТВ, полемизирует с Путиным по поводу Ходорковского, называет имена оппозиционных политиков, каковым он даже не отказывает в собственной электоральной базе. Сентябрьский Медведев уже доволен всем – жизнью, судьбой, Путиным, телевидением. Не меняются лишь его собеседники – Эрнст, Добродеев, Кулистиков. Стабильно и выражение их лиц: такие вдохновенные лица встречаются только у часовых на Красной площади.

Впрочем, о Кулистикове следует сказать особо. У него на подобных беседах амплуа коверного, позволяющее разнообразить суровый репертуар иронической ухмылкой, вольной позой, розовой рубашонкой, галстуком в цветной горошек. Именно он, глава НТВ, описывая дружескую атмосферу съезда «Единой России», дал самое точное определение и атмосфере, и, бери шире, режиму в целом – «политический интим». Навальный должен кусать от зависти локти. В прошлую встречу с главой государства Владимир Михайлович был тоже хорош. Именно он сообщил тогда Медведеву, что обожает народ, потому что «это пушечное мясо для наших ток-шоу». То есть он единственный изо всех руководителей каналов сказал чистую правду. Но нынешние талантливые откровения Кулистикова насчет политического интима войдут в анналы, опередив даже вершину жанра, намеченную Черномырдиным: хотели как лучше, а получилось как всегда.

Косвенно, очень косвенно, трепетную мысль гендиректора НТВ развил и Дмитрий Песков в разговоре с Маргаритой Симоньян, ведущей программы «Что происходит?». Пресс-секретарь Путина, по-медведевски петляя мыслью в разговоре о сути судьбоносной рокировки, сумел все-таки вырулить на важную мысль. «Это глубокое заблуждение западных либералов, – сказал Песков, – будто бы Медведев более комфортен, с ним легче решать вопросы, а Путин – “мистер нет”. И тот и другой во главу угла ставят интересы страны. А кто как улыбается в протокольной части беседы – совершенно неважно. Важно, что потом говорится на переговорах». Опять, как ни крути, электорату достается публичная, ничего не значащая протокольная часть, а лидерам – политический интим переговоров. Уже мало у кого остались сомнения, что там, в тиши прохладных кабинетов, они договариваются не столько о нас, сколько о себе. Таким образом, перспективному формату политического интима в России гарантирована если не вечность, то ближайшие двенадцать лет.

Интересно, что думает по этому поводу баба Пелагея из башкирского села Красный Зилим? Хотелось бы узнать ее авторитетное мнение о последних решениях Путина с Медведевым именно сегодня, пока страну еще не окончательно отправили в спячку.

5 октября

Раньше разводили мосты, теперь – страну

Неисчерпаемы грани информационного бесстыдства

Еще совсем недавно Медведев с просветленным лицом прогуливался по Большому театру, наслаждаясь качеством ремонта. Ему вдохновенно вторили выстроенные во фрунт балерины во главе с примой-депутатшей от «Единой России» Светланой Захаровой и отдельно взятый бас (кажется, беспартийный) Владимир Маторин. В финале экскурсии Дмитрий Анатольевич молвил: «Я рад, что все это завершилось». Президентскую радость зафиксировала фотография с балеринами на фоне декораций к «Спящей красавице».

Безмятежное существование спящей красавицы разрушил Николай Цискаридзе – не в роли принца, а в роли обличителя. Воспользовавшись своим участием в программе «НТВшники», он неожиданно принялся глаголом жечь сердца людей: народ обманывают, все плохо, ремонт Большого не завершен. У артистов перед приходом президента потребовали паспорта и запугали насмерть: «Кто откроет рот, будет иметь страшные последствия».

На фоне данного сюжета путинский инцидент с амфорами, тоже недавно разоблаченный, кажется детской шалостью. Хотя бы потому, что амфоры, в отличие от реконструкции Большого театра, не потребовали несметных бюджетных вливаний. Самое любопытное в сюжете недели – имена разоблачителей из числа ньюсмейкеров первого ряда. Трудно сказать, чем руководствовался народный артист вполне императорского театра, прежде незамеченный в диссидентстве. Легче вычислить мотивы Дмитрия Пескова, пустившегося в «амфорные» откровения. «Совершенно естественно», сообщил пресс-секретарь председателя правительства, что Путин не находил амфоры на дне. Полагаю, «совершенно естественно» сказано искренне. Песков действительно не понимает, как можно обращать внимание на мелкое вранье в стране, где ложь регулярно производится в промышленных масштабах.

Непонимание пресс-секретаря исчерпывающе описывается фразой из предсмертного интервью Василия Алексаняна: «Уровень бесстыдства в нашем государстве достиг небывалых высот». Выше только уровень информационного бесстыдства, которое и позволяет имитировать богатство политической палитры.

Ах, беспокоится либеральная общественность, Пескову нравится Леонид Ильич, значит, идет мода на брежневизм. Но эта мода никуда в последние лет десять и не уходила. Кукловоды, неспособные на свежие продуктивные идеи, давно и успешно выдают за духовное возрождение нации идеализацию прошлого. С этой целью они, кукловоды, окучивают одновременно несколько идеологических платформ – на любой вкус потребителя. Сейчас им представляется актуальным Столыпин. А то, что он – «человек полумер», который «никаких глубоких реформ просто не представляет себе» (это мнение Льва Тихомирова, патриота сложного, мятущегося, но истинного, а не публицистического, близкого к тому же к Петру Аркадьевичу), не имеет ровным счетом никакого значения. Ведь кукловоды не стыдятся своей поверхностности, если не сказать – безграмотности. Говорил Столыпин о великих потрясениях и великой России? Говорил. Этого вполне достаточно, чтобы назначить его предтечей Путина, призванного править и княжить без великих потрясений до конца века.

Столыпина изредка подменяет Александр III, но главные идеологические платформы остаются неизменными. На одной из них Брежнев всегда живой, на другой – Сталин. Если брежневские тренды преходящи, то сталинские крепки, как броня на танках наших быстрых. Недавно в моей любимой телепрограмме «Госзакупка дня» на «Дожде» сообщалось, что Московская областная дума жаждет заказать сувениры с «великим полководцем Сталиным» за 50 миллионов рублей. На что уж Медведев продвинутый государственный деятель, но и тот охотно цитирует Сталина. С нескрываемым неудовольствием общаясь в Краснодаре с активистами своей партии, лидер предостерег их от того, что «один классик называл „головокружением от успехов“. Вряд ли президент не знает, что слово „классик“ в русском языке маркировано положительным смыслом. Однако любое упоминание вождя гарантирует упоминающим рейтинг. А он, рейтинг, в медийном пространстве – верховное божество, которое выше стыда.

Само слово «стыд» настолько вышло из употребления, что его впору относить к архаизмам. С точки зрения русского философа Владимира Соловьева: «Я стыжусь, следовательно, существую», россияне в массе своей представляют вымирающий вид. Чувство стыда неведомо и низам, и верхам. Низы сажают престарелых отцов на цепь, верхи опутывают цепями единомыслия электорат. Внуку не стыдно украсть у дедушки все сбережения, власти не стыдно пребывать у кормила вечно. Охлобыстину не стыдно признаться Познеру, что его несостоявшееся президентство – пиар-интрига по случаю собственного выступления в Лужниках, а власти вообще ничего не стыдно. Она способна на все – хоть произвести внутри себя рокировочку, хоть вылепить из Рамзана Кадырова образ эдакого Добрыни Никитича, который может и город-сад построить, и войну прекратить, и Голливуд в Грозный переместить. Кадырову хорошо – ему, как известно, деньги дает Аллах. А что делать остальным богатырям, помельче, которым не гарантировано столь божественное покровительство? Остальные вроде Бондарчука с Верником и Безруковым едут в Чечню и отрабатывают пайку белозубыми улыбками вкупе с рассказами о кадыровской сказке. Мандельштам, Ахматова, Булгаков тоже хотели от всей души полюбить власть, только не могли, а вот эти, белозубые, – легко! И ведь знают, что их непременно покажут по «ящику» (в качестве гарнира на кадыровском пиршественном столе к голливудским звездам), но – едут, улыбаются, говорят глупости. Там, где деньги решают все, грани информационного бесстыдства поистине неисчерпаемы.

Пыталась вспомнить, а кто прилюдно просил прощения у народа в последний раз? На ум пришел только Ельцин: простите меня, вашего президента. Впрочем, на днях публично покаялся Андрей Литвинов. Тот самый капитан самолета, который не пустил на борт опоздавшего иркутского губернатора. Обращаясь к Владимиру Зельдину, коллеге по ток-шоу (кстати, на темы стыда), он с большим чувством сказал: простите нас за то, что довели страну до ручки. А еще с большим чувством летчик Литвинов, голос коллективного бессознательного, принялся мечтать вслух: как сделать так, чтобы кто-нибудь забрал двух известных петербуржцев, которые раньше разводили мосты в Ленинграде, а теперь разводят всю страну?

Действительно – как? Если бы знать…

12 октября

Если не они, то кто?

Лозунг дня: перемены необходимы для того, чтобы не было перемен

Чем Паша Ангелина отличается от Тины Канделаки? Пожалуй, лишь одним – способностью внятно выразить свои мысли. На съезде стахановцев знатная трактористка четко говорила о мире счастья, в который ее привел великий Сталин. На встрече президента с соратниками знатная телеведущая, привычно путаясь в падежах и эмоциях, заверяла Дмитрия Анатольевича в совершеннейшей личной преданности. Паша выступила с конкретным предложением: «Сто тысяч подруг – на трактор». Тину даже на трактор не посадишь – она и его заговорит. А в остальном Тина и Паша родственные души. Канделаки отделяет от Ангелиной без малого семьдесят лет, но звезда гламура любит власть с той же страстью, с какой ее любила первая в России женщина-трактористка.

Любовь на одной шестой части суши – движущая сила политики. Сталин не нуждался ни в Чурове, ни в демократической косметике, но он нуждался в большом и чистом чувстве. Отраслевые съезды хоть стахановцев с писателями, хоть агрономов с гинекологами призваны были зафиксировать нечеловеческую тягу масс к вождю. Путин с Медведевым, увы, от Чурова с его арифметикой все-таки зависят, но им тоже хочется любви электората. Отсюда – бурный рост форматов разнообразных встреч с соратниками. Прежде ими увлекался только Путин, теперь и Медведев. Путинское увлечение понятно: он строил фундамент для очередного президентского срока. Медведевское братание с единомышленниками «после бала» вызывает только вопросы. Приятно, конечно, услышать от друзей высочайшую оценку своей разнообразной деятельности – от государственного строительства до успехов в танцах. Только все эти публичные восторги уместны лишь в одном случае: если бы Дмитрий Анатольевич, растрогавшись, вдруг молвил: я, пожалуй, передумал – иду в президенты. Чуда, однако, не случилось, а сторонникам осталось утешиться разве что возможностью украсить собой обещанное большое правительство, которое с их помощью станет очень большим.

В то самое время, когда Дмитрий Анатольевич упивался путинским форматом, Владимир Владимирович окучивал медведевскую поляну, то есть записывал интервью с тремя богатырями российского ТВ – Эрнстом, Добродеевым, Кулистиковым. Смысл данного послания городу и миру столь же туманен, сколь и встреча действующего президента с соратниками. Решительно ничего нового город и мир не узнал. Сначала Путин похвалил себя, затем Медведева, потом обоих, позже дошел черед и до Рузвельта, который пробыл на президентском посту четыре срока. Интервью получилось куцым и сухим. Я с надеждой поглядывала на весельчака Кулистикова, но он в окончательной версии тоскливо молчал. Когда прочитала полную стенограмму интервью, то стало ясно почему. Путин именно Кулистикова назначил символом либерализма. Когда «символ» попытался понять, каков будет новый курс, твердый или мягкий, Путин тотчас поставил его на место. Либерализация, ответил он, началась еще до прихода Медведева в Кремль. Раньше, мол, вы, Кулистиков, трудились на радио «Свобода», которое, «когда я работал в органах КГБ СССР, рассматривалось нами как подразделение ЦРУ США», а теперь возглавляете федеральный канал.

Интервью сократили – из девятнадцати вопросов в эфир попали только двенадцать. А можно было сократить, ввиду вязкости и вторичности материала, и до одного – зачем вы возвращаетесь в Кремль? Хотя и этот вопрос риторический. Уже неважно, что они изрекут, – главное сказано 24 сентября. Важно уловить смысл исторического момента: все перемены нужны для того, чтобы не было никаких перемен. «Если не мы, то кто?» – по-зюгановски звонко вопрошает Медведев, но и данный вопрос – тоже риторический.

Впрочем, имеется один оттенок высшего значения, как сказал бы Достоевский. Касается он опять же жажды любви. Прежде я полагала, что мемуары – род самооправдания. Отныне жанр творчески обогащен тандемом. Прямые линии, конференции, интервью, встречи с соратниками, где по кругу звучат одни и те же признания, не столько проясняющие мотивы поступков президента и премьера, сколько их вуалирующие, настояны на гипнозе самооправдания. Но делается это, заметьте, не для себя, а для народа. Народа не «подставного» (цитата из Путина), а истинного, кряжевого, корневого – того самого, которому гаранты стабильности помогают и кран отремонтировать, и закрома родины наполнить, и Интернет осваивать. Пусть клевещут враги о том, что у нас сплошное болото, не видать новых лиц. Видать, еще как. Раньше оперная певица Мария Максакова, робко прячась за спину Святослава Бэлзы, щебетала о романсе, теперь же она – политическая звезда, рассуждает о феномене Тимошенко. А все потому, что девушка вовремя вступила в «Единую Россию», в которую, по ее мнению, входит цвет нации. Или взять, например, Ольгу Крыштановскую. Стоило ей поменять идеологические знаки, то есть приобщиться к цвету нации, как она вновь замелькала на экране. И опять же уважаемая дама не за себя борется, а за права женщин из своего движения «Отличницы», которое она мечтает украсить именем Светланы Медведевой. А что за прелесть сталевар Дмитрий Червяков из Златоуста, тот самый, который готов благодарить власть и за работу столовой, и за новый трамвайный маршрут, и за рождение сына. Все эти и многие другие уважаемые люди, которые наводнят голубые экраны в преддверии выборов, – плоть от плоти народа и ЕР, совсем как Путин с Медведевым.

В атмосфере «политического интима» (термин опального Кулистикова) любовь к властям – главное движущее чувство. Можно, конечно, посетовать на то, в каком длительном застое система пребывает не с брежневских времен, как принято считать, а с декабристских. Когда осужденного декабриста Николая Бестужева привели в Зимний, царь сказал ему: будь я уверен, что впредь найду в тебе преданного офицера, тотчас бы отпустил. «Государь, – возразил Бестужев, – мы для того и восстали, чтобы впредь зависеть от закона, а не от вашей угодности». Но что поделаешь, если почти 200 лет спустя «угодность» первых лиц великой державе важнее закона. Сегодня не о прошлом нужно думать, а о будущем. В связи с последними путинскими откровениями о необходимости стабильности возникает вопрос: а как долго еще страна не будет готова к смене власти? Четырех президентских сроков, как у Рузвельта, достаточно или маловато будет?

Впрочем, хватит о грустном. На этой неделе были у страны и светлые праздники вроде 35-летия Николая Баскова. Я очень люблю Баскова – не столько за голос и есенинскую красивость, сколько за мудрость. Только мощный государственный ум мог выдать афоризм на все времена: я нахожусь в том месте под солнцем, которое я заслужил. Возьмемся за руки, друзья, и ответим (уже в который раз) дружно Баскову: ты не одинок, Коля! Мы все заслуженно находимся в том самом месте под солнцем, в которое посланы давно и надолго.

19 октября

Кто войдет в большое правительство?

Иногда лучше молчать, чем говорить

Три года назад абсурдность мира сконцентрировалась для меня в незабываемой мизансцене: в просторной бедуинской палатке, раскинутой около Кремля накануне славного российского праздника Хэллоуин, мило беседуют Путин, Каддафи и Мирей Матье. Сегодня появились новые свидетельства всеобщей неадекватности – вот уже который день каналы не устают повторять тошнотворные кадры убийства ливийского лидера. Труп Каддафи в холодильнике супермаркета, выставленный на обозрение ликующего народа, поражает воображение сильнее, чем Матье с Путиным в бедуинской палатке у стен Кремля.

А в России – свой абсурд. Он родом из гоголевских времен, когда нос майора Ковалева, отъединившись от хозяина, пошел самостоятельно гулять по Невскому проспекту. Теперь сходные метаморфозы происходят с Медведевым, телевизионный образ которого все больше удаляется от первоисточника. Или, сказать точнее, он, образ, с 24 сентября развивается перпендикулярно тому первоисточнику, который мы, казалось, успели неплохо изучить за неполный президентский срок.

Медведеву удалось сделать почти невозможное. Начинал тенью Путина, а уже через год его движение к самостоятельности, назовем это так, потихоньку признали те, кого загипнотизировала либеральная риторика Дмитрия Анатольевича. Ведь часть отечественной интеллигенции очень похожа на Отелло в трактовке Пушкина – она не ревнива, она доверчива. Вокруг Медведева стала выстраиваться некая параллельная реальность, в которой особенно доверчивые граждане умудрялись увидеть ростки чего-то нового и светлого – в обход Путина. Впрочем, к последнему году президентства даже данная референтная группа несколько подустала от правильных слов, не подкрепленных делом. И тем не менее образ президента, тяготеющего к реформаторству, продолжал сохранять цельность пусть в небольшом, но все же сегменте электората.

Когда грянула рокировочка, вмиг все изменилось. Тот, кто еще вчера держал в предшественниках Александра II, сегодня стремительно тяготеет к брежневской стилистике. Все эти встречи Медведева со сторонниками, бурные аплодисменты, забота о простом народе в каждой второй фразе, грозные речи в адрес «бездельников и политиканов, которые сами ничего не сделали, но пытаются умничать по любому поводу» отдают заседаниями горкомов и райкомов. Дмитрий Анатольевич и шутит теперь как-то по-другому. «Нечего нам делать в этом ВТО», – сурово сказал он, помолчал и добавил: «Это шутка». Он хочет, чтобы его полюбили все – от аграриев (готов обсуждать с ними круглосуточный сельскохозяйственный телеканал) до поклонников спорта (охотно делится секретами игры в бадминтон, демонстрируя мастер-класс вместе с Путиным). Медведев переходит из одной аудитории в другую, не один, а в сопровождении шлейфа сторонников. Если бы «шлейф» безмолвствовал и сверкал только на уровне видеоряда – это было бы еще полбеды. Но «шлейф» заговорил, и вот тут-то разверзлись бездны.

Дольше других молчала Мария Кожевникова, сериальная дива, член общественного совета «Молодой гвардии». И почему-то именно на журфаке она решила произнести речь. Выпучив от усердия глаза, девушка хотела донести до президента какую-то важную информацию насчет межнационального общения «посредством из телевидения», но по дороге заблудилась. Пока высокое собрание пыталось понять, о чем звук, Мария неожиданно предложила «разработать идеологию, которая будет помогать средствам массовой информации». Кажется, она намерена обучать означенные средства толерантности и доброте.

Еще не оправившись от Кожевниковой, я, как и любой другой зритель «Честного понедельника», имела возможность поближе познакомиться с членами оргкомитета по подготовке большого правительства. Не уверена, что правильно называю расплодившиеся за короткий срок структуры для свежеиспеченных швондеров. Зато уверена в ином: нет сегодня другой такой силы, включая самых черных пиарщиков, которые бы дискредитировали президента больше, чем его новое окружение. (Это замечание касается не только участников ток-шоу, но и всех тех сторонников, которые успели засветиться на экране.)

Итак, Сергей Минаев, не умея скрыть восторг от своей новой миссии (он тоже комитетчик), представляет коллег – Андрей Макаров, Марат Гельман, Михаил Абызов. Тема программы: «Кто войдет в большое правительство?» Коллеги напряжены, зажаты. Их можно понять – трудно найти смысл там, где его, похоже, нет. Сюжет вязнет. Минаев и в мирное время – творец не первых сил, как сказал бы Баратынский. А тут, на передовой, и вовсе все смешалось: причины и следствия, мотивы и задачи, амбиции и долг.

Если Гельман с Макаровым еще пытаются как-то объяснить свое участие в будущих премьерских структурах, то Абызов идет по тропе, проторенной Кожевниковой. «Чем отличается большое правительство от Общественной палаты?» – задает он сам себе волнующий многих вопрос и сам же себе на него не отвечает. Абызов только на днях появился на публичной политической авансцене, но уже сейчас видно, что он далеко пойдет, так как обладает бесценным даром утопить любую идею в псевдоактуальном словоблудии. Вообще-то сей господин – координатор общественного комитета сторонников Медведева, но печется он исключительно о нас, простых людях. Ему очень хочется, чтобы каждый человек мог сказать: «Правительство – это я». Абызов как выразитель народных чаяний будет стараться изо всех сил сократить дистанцию между властью и народом. Как именно она будет сокращаться, он пока не знает. Зато знает Минаев: «Понятно, что у меня, Гельмана, Абызова, Макарова есть определенное влияние в обществе. Если даже сорок таких людей соберутся, уже будет толк». А если набрать четыреста Минаевых и Абызовых, то небо в алмазах нам точно гарантировано.

Вообще, единственная мысль, которую четко проартикулировал «Честный понедельник», это мысль о высокой общественной ценности представленных городу и миру комитетчиков. Даже Макаров, отличающийся в своих в высшей степени достойных телепрограммах внятностью и железной логикой, уверен: залог успеха большого правительства в том, что сюда вошли люди с репутацией и каждый из них этой репутацией дорожит. Тему охотно поддержал Минаев: здесь, мол, все – личности и профессионалы, они пришли в правительство не ради карьеры и материальных благ. А ради чего? Все тот же Минаев с простодушием второгодника и это доступно объясняет: «Наша главная цель – проверить себя в конкретной работе в масштабах страны». Интересно, Медведев, приглашая лучших людей к сотрудничеству, преследует аналогичную высокую цель? А что будет, если масштабы страны не вынесут их конкретной работы?

Тогда придется, видимо, воспользоваться опытом Витаса. У молодого певца ничего не клеилось – образовалась энергетическая дыра. Витас пошел к экстрасенсу Эмилю Багирову, который прямо на глазах у зрителей заштопал ему дыру, поправив кое-что в четвертой чакре. И случилось чудо – певец не только запел, но и стал заряжать воду своим голосом.

Так что членам большого правительства не следует бояться никого и ничего. Если что не так – идешь к Багирову, штопаешь чакру и продолжаешь осуществлять связь между властью и народом. А особо перспективные связисты вроде Минаева с Абызовым, быть может, даже научатся голосом заряжать воду.

26 октября