Текст книги "Недостаточно хороша"

Вернуться к истокам

Я сидела в просторном и светлом кабинете лечащего врача в удобном кресле, перед широким столом из вишневого дерева. Рядом мерцал экран современного компьютера неплохой фирмы. Сам врач совсем не подходил к роскошной обстановке: вместо ухоженного белозубого красавца передо мной сидел уставший мужчина лет пятидесяти, с сединой на висках и заострившимися от недосыпания чертами лица. Он сцепил руки на темной поверхности стола и нервно перебирал пальцами.

– Я, конечно, понимаю, что вы пришли в частную клинику для того, чтобы вам не задавали лишних вопросов. И все же поинтересуюсь – где ваши родители?

– Д-дома, – я и так разнервничалась, пока он сидел и молчал, буравя меня неодобрительным взглядом, а теперь и вовсе растерялась.

– Будь вы в больнице, я бы настоял на вызове, но я не властен над вашими решениями, потому оставляю на вашу совесть. Кстати, девочке придется остаться минимум на ночь, а то и дольше. Как вы объясните родителям отсутствие сестры?

– М-м-м, – промычала я в ответ, не решаясь ничего сказать. Соврать родителям – самая легкая часть. Я уже заранее подготовила почву, сказав маме, что увезу Нику в Краснодар, показать университет. Она растрогалась и похвалила меня за усердие, поделилась, что Ника давно мечтала посмотреть, как я устроилась. Только ничего из этой истории сказать в глаза врачу я не могла, слишком много было в его взгляде… Презрения? Но отчего? Что я ему сделала? Я сама с ума схожу от тревоги…

– Что с ней?

– Эххх, – врач тяжело вздохнул, покрутил в пальцах ручку, стоявшую в мраморной подставке. – Что ж вы за девочкой не следили, а? Ей сколько, пятнадцать?

– В январе исполнилось.

– Ей бы еще в куклы играть, куда родители смотрят? В общем, найдите ее партнеров, или кого-то там, пусть проверяются и лечатся. У нее диссеминированная гонококковая инфекция.

– Я не понимаю…

– Гонорея, триппер, дурная болезнь. Заражению от недели до месяца. Гонококки поднялись по половым путям, поразили матку, проникли в кровь и распространились по телу. Воспаление сустава вызвано венерическим заболеванием. Диагноз по микроскопическим результатам мазка. Мы начали курс антибиотиков и отправили анализы, проверить на гепатит, сифилис и СПИД. Пока ответа нет, молитесь, чтобы результаты были отрицательными. И скажите родителям, ради бога!

Я сгорбилась в кресле, закрыв ладонями лицо, отрицательно качая головой. Хотелось закрыть уши и убежать прочь. Хотелось пойти к Нике и оттаскать ее за волосы. Ей пятнадцать! Она еще девчонка, глупая и импульсивная. Как она могла?! Как она могла?!

А потом совесть настойчиво зашептала, что еще как могла. Что я была слишком далеко и очень занята своими делами – учебой и мальчиками. А мама ничего не замечает вокруг, папа же все время на работе. Может быть, Нику заставили, может, ее изнасиловали, я не знаю, потому что постоянно ссорилась с ней и сестра не могла мне довериться.

– Я могу навестить ее? – сказала я жалобным просительным голосом, проглотив комок в горле.

Врач показал широким приглашающим жестом, что можно, и направился прочь из кабинета. Я прошла за ним по широкому коридору в Никину палату. Она лежала на кровати, укрытая одеялом до груди, в руке пониже локтя была воткнута игла и трубочка капельницы, ведущая к высокому шесту, на котором висел пакет с прозрачной жидкостью. Ника уже не дышала тяжело и часто, но выглядела слабой, а лоб покрывали бисеринки пота.

– Маш, наконец-то!

Я подвинула стул и устроилась около нее, схватив ее прохладную ладонь. Молча смотрела на ее красивое лицо с огромными темными глазами, широко распахнутыми и полными тоски. Я всегда воспринимала Нику как докучливую помеху, вроде назойливой обезьянки, по-своему милой, но слишком требующей внимания. Я ее любила, но часто оставляла ее интересы на потом.

Теперь мне уже не хотелось сердиться на Нику. Не хотелось знать подробности ее половой жизни. Я бы отдала полжизни, чтобы повернуть время вспять и не пустить ее свернуть на дурной путь. Мне казалось, что я делаю достаточно, мимолетно приезжая домой и бурно ссорясь. Что лучше не быть дома, чтобы не видеть, куда моя сестра уходит по ночам.

Я ошибалась.

Я гладила ее тонкие пальчики с французским маникюром, изящные и ухоженные, и не знала, что сказать.

Врач оставил нас, бесшумно выскользнув из комнаты. Мерными постукиваниями отмеряли время прозрачные капли лекарства в капельнице.

– Ты на меня сердишься, да? Я тебя разочаровала?

– Я на себя сержусь, Ник… Тебе было очень тяжело, когда я уехала в институт?

– Очень, – она сглотнула. – У тебя всегда были подруги, и ты предпочитала быть с ними, а не со мной. А я почему-то не могла найти друзей. Совсем. Видимо, люди чувствуют, что я недоделанная.

– Ника!

– Это правда, – она пожала плечами, сжав губы. – Со мной только парни хотели дружить, да и то не бесплатно. За все нужно платить.

– Перестань, пожалуйста.

– Нет, Маш, зачем нам лицемерить, мне уже не упасть ниже в твоих глазах. Ты всегда была лучше меня. Ты – само совершенство. Я зря пыталась быть на тебя похожей. Нужно было смириться со своим одиночеством и не пытаться что-то изменить.

Я тихо хмыкнула. Если бы она знала, что «само совершенство» думает о себе и как со мной поступил один парень в университете… Впрочем, нельзя ее разочаровывать… Мне нужно быть сильной.

Принесли на подносе ужин для Ники и отдельно для меня. Мы прервали разговор, занявшись едой. У нее не было особого аппетита, она поела немного супа и отставила поднос в сторону. Я съела часть пюре и одну котлету – после курса у диетолога я перестала мучиться совестью по поводу чистой тарелки и больше прислушивалась ко внутреннему ощущению сытости.

Ника задремала, а я сидела рядом и готовилась к экзамену. Сегодняшнее потрясение не помешало мне сосредоточиться, и я спокойно решала пробные вопросы. Приходилось думать, в основном понимать, как происходят реакции, каким образом взаимодействуют щелок и кислота, поэтому учиться было интересней, чем банально заучивать.

Внезапно в кармане штанов завибрировал телефон. На экране светилось имя Максима и его фотография в очках, съехавших на бок.

Я тихонько отложила учебник и вышла из палаты.

– Привет, – шепотом сказала я.

– Маша. как дела? Как Ника?

– М-м-м, – меня опять оставил дар речи. Что сказать Максиму, я как-то не подумала. Я точно знала, что он был сторонник нравственной чистоты и никаких отношений до брака. Что он подумает, узнав, что у моей пятнадцатилетней сестры венерическая болезнь? Правильно, скорей всего решит, что она девушка легкого поведения. А я физически не смогла бы перенести пренебрежение окружающих к сестре, хотя сама ужасно сердилась на нее. – Ей лучше, она заснула.

– Ей сумели поставить диагноз? Я договорился с одним профессором, он готов нанести визит прямо сейчас.

– Нет-нет, не надо. Тут очень профессиональный персонал, не нужно никого тревожить.

– Маша, у тебя странный голос, можно я приеду?

– Ни в коем случае. Извини, Максим, я очень ценю твою помощь, но сейчас я хочу уделить время сестре.

Он замолчал, и по прерывистому дыханию на том конце трубки я поняла, что мои слова задели его. Я мысленно попросила прощения, а вслух сказала только короткое:

– Пока, – и отключила телефон.

Когда я вернулась в комнату, сестра уже проснулась и ворочалась в постели, пытаясь устроиться поудобнее. К кровати прилагался пульт, в котором я никак не могла разобраться – то спинка, то ноги двигались вверх и вниз, совершенно не слушаясь. Наконец все закончилось моей победой – теперь Ника полусидела с большой и мягкой подушкой за спиной.

– Чай хочешь? – спросила я ее.

– Нет, посиди со мной, – и она просительно похлопала по простыне рядом с бедром.

Я подтянула кресло ближе к ней и уселась лицом к лицу, облокотившись на матрас. Я набралась смелости и задала мучивший меня вопрос:

– Может, расскажешь, в чем дело?

Ника кивнула и начала говорить, то и дело кидая на меня быстрые оценивающие взгляды – искала на моем лице признаки неодобрения или разочарования. История оказалась вовсе не ужасной, а даже несколько банальной. Нике просто крупно не повезло.

Оказывается, еще зимой она примкнула к группе подростков постарше – лет шестнадцати-семнадцати – и очень гордилась, что ее приняли в их круг. На самом деле, ее постоянно раскручивали на карманные деньги, просили купить то сигарет, то выпивки. Она пыталась отказываться, но тогда оказывалась в центре насмешек и чувствовала себя лишней.

Компания была смешанной – девочки и парни, и естественно, среди них то и дело составлялись пары. Ника поначалу была в стороне и только наблюдала за кипением страстей с завистью и предвкушением. Наконец, на нее обратил внимание парень по имени Толик. Как я поняла, мальчик не из лидеров, но с большими амбициями. Ника и Толик активно общались, он начал водить ее на свидания, первый поцелуй и все такое.

Ника не была влюблена по уши, как я в Игоря. Скорей, Толик ей очень нравился, а еще больше льстило мужское внимание. Ей бы разобраться в себе и самой решить, подходит он ей или нет, но тут Толик начал сильно на нее давить и требовать интима.

Поначалу Ника всячески тянула и откладывала. Толик признался в любви, устроив пикник на берегу моря. Попытался уговорить, используя романтическую обстановку, но Ника сбежала домой. Уговоры перешли в мольбы, а мольбы в угрозы. Когда вопрос встал ребром – Толик выставил ультиматум – или у них случается то самое, или они расстаются.

Ника не хотела терять Толика, за время отношений он стал ей близким человеком. К тому же в компании старшего возраста секс не был чем-то запретным, и Ника чувствовала себя ущербной, отказывая парню. В общем, он ее уговорил.

Тут ее рассказ стал сбивчивым, отрывистым, и стало ясно, что она многого не договаривает. По тому, как нервно подергивался уголок рта и зябко ежились плечи, я поняла, что первая ночь с Толиком прошла под знаком полного провала. Через неделю после знаменательного события сестра, страшась второго раза, сама разорвала отношения, после чего стала изгоем в компании и с тех пор отсиживалась дома.

Я вздохнула с облегчением, так как готовилась услышать совсем другую историю, намного более мрачную. Конечно, Нику жалко, ведь первый раз должен проходить по собственному желанию, а не под активным прессингом. Нике бы дождаться парня, который полюбил ее и отнесся к ней самой и ее телу с должным благоговением…

– Только, Ника, я ничего не понимаю… Ты с Толиком была всего один раз, правда?

Последовал утвердительный кивок.

– Вы что, никак не предохранялись?

Она густо покраснела и отвернулась к стене, а мне захотелось ее задушить. Если мозгов нет – ничего не поможет.

– Ладно, проехали, но все равно не сходится. Сколько ему? Семнадцать? Откуда он подхватил эту пакость?

– Он мне рассказал, что снял девушку для первого раза. И даже доплатил ей, чтобы… Ну, без резинки.

– Ника, Ника, ты хоть понимаешь ситуацию? Можешь просчитать возможные последствия?

Она ответила мне пустым взглядом. Наверное, за последние недели она много чего осознала и передумала, только все равно от нее ускользнули некоторые нюансы. Пусть мне не сорок, но некоторый жизненный опыт у меня имелся.

И я понимала несколько вещей.

Первое – если кто-то из близкого окружения узнает о ее болезни, то на Никиной репутации можно поставить крест. Пусть мы не живем в Средние века, но и сейчас имеет значение, что о девушке говорят. А если при упоминании ее имени будут презрительно кривиться и говорить «шлюха», то ни один приличный парень Нику не захочет.

Второе – на своем веку я повидала достаточно девушек, которые переставали ценить собственное тело и скатывались в короткие отношения лишь бы с кем, только бы получить толику любви или внимания. Я не хотела такой судьбы для собственной сестры.

Третье – большая проблема, о которой упомянул врач и которую мы пока не обсуждали.

– Ты уже подумала, что мы скажем родителям?

– Маша, если папа узнает, это его убьет… А маму и вовсе лучше оградить от неприятностей…

– Решай сама. Я не буду вмешиваться.

– Маш, ты же лучше знаешь, что придумать. Я на тебя полагаюсь.

Во мне волной начало подниматься раздражение. Именно от этого душащего чувства я сбежала в университет – сестра перелагала на меня ответственность за свои поступки. Я лучше знаю, я все распутываю за нее.

В ее возрасте я старалась изо всех сил хорошо учиться и держать лицо, чтобы никто вокруг не узнал о крайней бедности, которая ждет меня дома. Я держалась зубами за жизнь и всегда просчитывала последствия своих поступков.

Я не могла понять, как вышло так, что Ника совсем другая.

В последний год я постаралась сделать все возможное, чтобы Ника перестала видеть во мне маму и наконец постаралась жить своей головой.

Последствия получились плачевными.

Выходит, нужно снова взять ее под свое крыло, пусть все во мне восставало против такого решения. Но, может, это к лучшему. Может мне нужно вернуться к истокам, чтобы лучше понять, как поступить дальше.

На следующий день сомнения по поводу, держать ли родителей в неведении, разрешились сами собой.

– Дело в том, – сухо передавая информацию, сообщил врач, – что поврежденный сустав лечится на протяжении шести недель антибиотиками. Внутривенно.

– Я ничего не поняла, – ответила я ему, прямо и твердо смотря в глаза. Я понимала, что он раздражен и от этого груб, но не сердится лично на меня, а просто вымещает свое недовольство ситуацией. Но мне и так было тяжело.

– Объясняю, ее нужно положить в больницу на длительное лечение капельницей.

– И что, нет никаких альтернатив?

– Что ж, – сказал он, почесывая подбородок. – Альтернатива есть. У нас тут оборудованная операционная. В принципе можно поставить ЦВК и получать антибиотики на дому.

Он подробно рассказал, что такое ЦВК, нарисовав на листике трубочку, идущую из локтевого сгиба по вене прямо в сердце. Ника тоже внимательно слушала и не пропустила мимо ушей названную в конце разговора цену. У меня таких денег не было. Найти отговорку на шесть недель отсутствия Ники для лечения казалось невозможным. Что ж, сестра умела проигрывать.

Когда врач удалился, оставив нас наедине, она достала телефон и набрала папин номер.

– Папа, приезжай, пожалуйста, – сказала она полным слез голосом, очень похожим на тот, которым она вызвала меня вчера. И быстро и четко надиктовала адрес. Я даже не догадывалась, что Ника его запомнила во время совместной поездки на такси. Думала, что девочка без сознания. Все-таки у нее мозги есть – цепкие, быстрые и подмечающие мельчайшие детали. В детстве мы обожали решать математические задачки из потрепанного синего учебника. Даже сейчас школа давалась Нике легко, проблема была в лени, из-за которой вместо отличницы она числилась в троечницах.

После этого события разворачивались довольно бурно. Папа появился мгновенно, мы не успели даже подготовиться. После приезда, окинув взглядом бледную Нику и меня подле нее, он заперся в кабинете врача и вышел оттуда мрачнее тучи. Персонал сразу забегал, как пчелы в улье, и сестру забрали на операцию, благо она еще не успела позавтракать.

Папа сел напротив меня и серьезным, чуть скрипучим голосом выспросил все детали. Его интересовало, когда Ника мне позвонила, что я сказала маме и как нашла клинику.

О самой болезни он не сказал ни слова, да и я боялась смотреть ему в глаза. В нашем кругу это считалось таким унизительным позором, что страшнее ничего и не бывает.

Да, у меня были парни, с которыми я была близка, и родные об этом догадывались. Но не знали точно. Я никогда не приводила домой мальчиков, и всех устраивало подобное положение дел.

Ника смешала все карты.

Папа сидел, сгорбившись в кресле, а я устроилась напротив него на кровати Ники. Его плечи тряслись, и я вдруг с ужасом поняла, что папа плачет. Я тихо подошла к нему, наклонилась обнять за плечи. Он пах бетонной пылью и сигаретами. Почувствовав мои прикосновения, он весь сжался, а потом накрыл своей шершавой рукой мои ладони.

Мы забрали сонную Нику вместе с новой трубочкой в руке и инструкцией, как за ней ухаживать. Подписались на медсестру, которая будет приходить и прокапывать антибиотики.

А дома разразилась настоящая гроза. Мы с Никой закрылись в комнате и слышали только напряженное перешептывание, перемежающееся гневными выкриками со стороны отца. Не помню скандала между ними со времен долгов дедушки.

Да, папа привык во всем защищать маму и оберегать ее от тягот мира. Он работал, как проклятый, стараясь обеспечить семье прочный тыл. Домом, по традиции, заправляла мать, и болезнь младшей это прямое следствие пренебрежения обязанностями с ее стороны.

Мне было тягостно и тревожно. На носу экзамен, который отошел на задний план из-за перипетий дома. Маму было жаль, и в то же время я разделяла точку зрения папы, возлагая на нее вину за недосмотр за Никой. В моей помощи больше не нуждались, и мне отчаянно нужно было заняться своими делами, только спокойного уголка позаниматься в доме не нашлось.

И тут на экране опять высветился звонок от Максима.

– Привет. Может, я не вовремя, но я только что спустился на новороссийской станции. Скажи, пожалуйста, свой адрес. Не буду мешать, приехал на всякий случай. Вдруг понадобится моя помощь.

Услышав его спокойный сосредоточенный голос с затаенным волнением, мне стало легче дышать.

– Я тебя встречу, никуда не ходи.

Максим сидел на деревянной скамейке, полусогнувшись над учебником, с остро торчащими локтями и криво сидящими очками в толстой оправе. Родной и знакомый. Я не могла поверить, что он проделал путь длиной в два часа ради меня.

Вторая потеря

Мелькнула мысль пригласить Максима домой, но я ее тут же отбросила. В развороченное бурей гнездо не приводят чужих. Сейчас не время заставлять родных надевать вежливые маски на лица и приветливо угождать гостю.

Единственным подходящим выходом оказалось посидеть с ним в тихом кафе на набережной, почти пустующем в утренние часы. Я заказала кофе и салат, Максим позавтракал яичницей. Мы никому не мешали тихим разговором, споря о правильных ответах на экзаменационные вопросы.

Я старалась сосредоточиться, но мысли были заняты совсем другими вопросами. Тайком рассматривала Максима и пыталась расставить на чаши весов доводы за и против отношений с ним.

Может, кому-то хладнокровный подход к такого рода вопросам покажется меркантильным, но единственный раз, когда я не послушала голову и последовала за сердцем, обернулся катастрофой. Я до сих пор не отошла от отказа Игоря. Поэтому мое сердце так быстро забилось, когда я увидела на вокзале Максима – почти перестала верить, что достойна рыцарских поступков. А Максим был готов их совершать. Вот и плюс в его сторону.

Внешность? Максим идеально подходил под шаблон парней, на которых я привыкла засматриваться. Мне нравился его рост, застенчивость и неуклюжесть. Красота Игоря бросалась в глаза, в Максиме правильные черты лица были скрыты за очками и казались доступным одной мне сокровищем.

Нам легко и приятно общаться, я могла на него положиться. Плюс, плюс, плюс. А с другой стороны весов огромный минус, который я страшилась оценить и взвесить.

Что перетянет?

Зазвонил телефон, мигая фотографией Игоря на экране. Я не удивилась. В этом человеке заложен датчик, который определяет, когда жертва намеревается вырваться из плена.

Максим постукивал ручкой по краю скатерти, пока я отвечала на звонок, смотря на меня задумчиво и тревожно. Я постаралась как можно скорее свернуть разговор, хотя голос Игоря звучал заботливо и он определенно интересовался моей судьбой.

В это мгновение весы покачнулись и склонились в сторону. Я приняла решение.

А мгновение после того, как оно возникло в моем сердце, я уже не могла скрыть его от Максима. Потому что пользоваться его расположением, завоеванным обманом, было бы нечестно. Если он оказался не тем, с кем я хочу провести свою жизнь, он должен знать.

– Максим, – начала я, отложив в сторону учебник и глядя ему прямо в глаза. – Ты замечательный человек.

Он плотно сжал рот, так, что на скулах заиграли желваки. А я мучительно подыскивала правильные слова, чтобы не задеть дорогого мне человека. Я знала, что многое теряю, отталкивая его. Мне так нужны его спокойствие, поддержка и присутствие. И он сам, в конце концов! Я хотела Максима в своей жизни. Но своими же руками отдаляла его.

– Знаешь эту песню? «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу». Мы слишком, разные, Максим. Я не могу пройти по твоей дороге. Извини.

Он помолчал немного, а потом, будто не удержавшись, едко заявил:

– Помнишь, что там дальше? «Дьяволу служить или пророку, каждый выбирает для себя…»

Я ощутимо дернулась от обиды.

– Не ожидала от тебя, Максим.

За столом повисло неловкое молчание. Я переваривала неприятную ремарку, значившую, что я ошибочно фиксировалась на том, что он ведет отличную от меня жизнь, а на самом деле – это я в его глазах служу дьяволу. И осознать это было, по меньшей мере, неуютно.

– Извини, сказал что-то не то. Сорвалось с языка.

Я молчала, рассматривая остатки крошек на тарелке. Потом схватила телефон и начала бездумно нажимать на кнопки, лишь бы не встречаться с ним взглядом.

– Маша, послушай. Я очень ценю твою честность, пусть она тяжела для меня. Но твоя смелость – это часть причины, по которой я сижу тут, и мы ведем этот разговор. Пусть я вырос в совсем другой среде, но я не так наивен, как ты думаешь. Я понимаю, что ты бы никогда не приняла мою религию. Не из того теста тебя слепили.

– И что теперь? – с вызовом сказала я.

– А чего ты ожидаешь? Что я красиво попрощаюсь и уеду следующим же поездом? Маша, ты меня отвергла, но я не перестану любить тебя. Знаю, есть такие мужчины, что если не встречают взаимности, то обрывают все связи.

При этих словах я ощутила укол совести, вспомнив мои чувства при отказе Игоря. А Максим продолжил:

– Я не могу сказать: «Спасибо большое, было приятно пообщаться, теперь я буду срочно искать замену». Да, моя жизнь сложилась совсем не так, как я предполагал, но не знаю, считать ли это невезением или наоборот. Если я не могу быть с тобой, мне другая не нужна. Я люблю тебя, Маша, и если ты не хочешь прогонять меня, то я не собираюсь никуда исчезать. Тебе тяжело сейчас, и вот он я, стараюсь помочь в трудную минуту.

Мы снова замолчали, но теперь тишина не была вязкой, а я взглянула прямо в карие глаза Максима.

– Только ответь мне на один вопрос, – попросил он.

Я кивнула в ответ.

– Если бы я не принадлежал церкви седьмого дня, ты была бы со мной?

– Да, – не задумываясь, выдохнула я. – Я была бы с тобой, Максим.

– Я так и знал, – сказал он, с чувством хлопнув ладонью по скатерти. – А теперь, если мы уже говорим начистоту, осмелюсь спросить давно интересовавший меня вопрос. Что у тебя с Игорем?

– Ничего, – покачала я головой, поджав губы, – абсолютно ничего.

– Тогда я ничего не понимаю в человеческих отношениях. Или ты все-таки скрываешь от меня правду.

– Максим, ты только что признался мне в любви, а я не привыкла мучить расположенных ко мне парней описанием чувств к другому. Не вижу смысла, разве только, чтобы причинить тебе боль. История с Игорем закрыта на замок и нет никакого желания ворошить прошлое. У тебя свои догадки, вероятно правильные, но они потеряли остроту.

– Ты права, Маш. Как всегда.

Мы вернулись к занятиям, и я поняла, что очень благодарна Максиму. Я чувствовала, что в последнее время контроль над моей жизнью ускользает из рук. Особенно так мне казалось в больнице, когда страдал близкий человек и не было возможности помочь. А учеба дает иллюзию власти, ведь оценка зависит от твоих усилий, а не падает на голову, как злой рок. Я отвечала на заковыристые вопросы с легкостью, постепенно успокаиваясь. Думаю, если бы пропустила экзамен, то чувствовала бы себя неудачницей, у которой ничего не клеится.

Я вернулась домой ближе к вечеру, собрать вещи. В квартире царила тишина, даже телевизор безмолвствовал под кружевной салфеткой. Мама возилась на кухне, а Ника устроилась в кресле с планшетом на коленях.

Когда я проходила мимо, сестра схватила меня за руку и сказала:

– Маш, спасибо, что приехала. Я никогда этого не забуду.

Я уткнулась в ее светлую макушку, пахнувшую шампунем, и сказала шепотом на ушко:

– Я люблю тебя, дурочка. Выздоравливай, я завтра вернусь.

Скорый поезд мчался в Краснодар, я откинулась на сиденье и прикрыла глаза.

У меня появился план на лето – я буду готовиться к сессии дома и приезжать только на экзамены. Да, я привыкла заниматься в компании, но ничего, переживу. Мое присутствие дома сейчас необходимо. Семья перенесла тяжелый удар, и я смогу смягчить острые углы. А до следующего года, нужно надеяться, ситуация нормализуется.

На вокзале меня встретила Аня. Последние пару дней мы без конца переписывались – она очень волновалась и старалась поддержать меня, как могла. Я была ей благодарна – именно Аня дала самый дельный совет по поводу поликлиники.

Максим, передав меня с рук на руки, пожелал хорошей ночи и попрощался.

Аня выглядела необычно взволнованной и похорошевшей. Я хотела поинтересоваться, что послужило тому причиной, но она попросила подробно пересказать лечение Ники, а потом мы перескочили на тему Максима, поэтому все остальное выскочило из головы. Я спешила домой в общежитие, чтобы как следует выспаться перед экзаменом.

Органическая химия прошла на отлично, кроме одного вопроса, в котором просили нарисовать аминокислоту тирозин, а я по ошибке приделала карбоксиловую группу и очень сомневалась весь экзамен, и даже не была уверена, стерла ли я ее в конце или оставила как есть.

После экзамена я осталась поговорить с сокурсниками и послушать новости. В коридоре меня выловила Яна:

– Машуль! Ты где пропадала? Игорь сказал, что у тебя сестра заболела. Я звонила, но ты не отвечала.

– Не было времени. Больница, ты понимаешь…

– Понимаю, конечно, не заморачивайся. Главное, чтобы она себя хорошо чувствовала.

– Расскажи, что у тебя нового, Ян?

– Все по-старому. Жалко, что ты перестала ходить на скалодром. Теперь мне тяжело найти напарника.

– Я думала, что Игорь ходит с тобой.

– Да, но Игорь теперь занимается только с Кристиной.

– С Кристиной? С каких это пор?

Я давно не видела эту девушку, но думала, что они с Игорем не общаются после неудачного романа. От одного воспоминания о Кристине меня передернуло. Лично мне она ничего не сделала, но есть люди, которые не совместимы, как масло и вода. Вот и меня все в Кристине раздражало, хоть во многом мы были похожи – сильными характерами, например.

– Они опять встречаются, – сказала Яна ровным голосом, но я заметила, как она нервно сжала руку в кулак и тут же отпустила. Все-таки Игорь обаял и ее.

Из-за спины Яны появился герой нашего разговора и, взяв меня за руку, увлек в пустующий коридор.

– Как там твоя сестра?

– Ей лучше, все в порядке.

– Я волновался о тебе. Кстати, звонил вчера несколько раз, но ты не перезвонила. Опять избегаешь? Мне казалось, что мы снова друзья.

Я скептически посмотрела на него, но отделалась только дежурным «ага». Внутри при взгляде на Игоря все кипело. Вот не понимаю саму себя, вчера вечером была готова навеки обещать свое сердце другому, а сейчас мне обидно и ревную до зеленых чертиков совершенно не нужного мне субъекта. И как объяснить влюбленному сердцу, что мне с Игорем вовсе не по пути, что он никогда не сделает меня счастливой?

Я все-таки немного поумнела и решила для себя, что не буду оставлять недоговоренностей с Игорем. Хватит того, что я потратила год, скрывая свои чувства.

– Яна сказала, что ты снова встречаешься с Кристиной.

– Как тебе объяснить, – он смущенно запустил руку в волосы. – У нас сложные отношения. Не совсем встречаемся, но не совсем друзья.

– Спите по-дружески, – я безжалостно продолжала гнуть свою линию, хоть и видела, что Игорю неприятна эта тема.

– Если желаешь, приходи ко мне домой, и мы во всех подробностях обсудим Кристину, а еще я заварю тебе любимый чай с лимоном. Или лучше со льдом в такую жару? Маш, перестань расстраиваться, у нас с Кристиной все несерьезно. Если в моей жизни появится кто-то значимый, я тебе первой расскажу.

– Первой не надо. И вообще не надо. Игорь, давай не будем делать вид, что между нами ничего не было.

– Маша, ты мне очень дорога, и поэтому я не реагирую на твои колкости и терпеливо пережидаю бурю, но и у моего терпения есть предел. Не хочешь общаться – не будем.

– Да, так будет лучше всего.

Игорь удивленно изогнул бровь. Он определенно ожидал, что я буду просить его передумать, и мы мирно пойдем к нему домой, где он будет меня привычно очаровывать. Но нет, не сегодня. Я уставшая, злая, и, наконец, мои мысли заняты домашними проблемами, а не Игорем. Я не буду дружить с королем потока. И что с того? Мир не рухнет, найду других приятелей. Интриговать остальных он против меня не будет. Надеюсь.

И все равно по дороге в общежитие я очень пожалела о сорвавшихся с губ словах. Как же я скучала по Игорю! Почему нужно было рвать все связывающие нас ниточки? Может быть, он бы еще передумал?

«Ага, выпрыгнул бы из Кристининой постели и прибежал бы ко мне».

Еще пару месяцев назад я нежилась в лучах внимания Максима и Игоря, теперь потеряла обоих. То есть Максим-то сказал, что никуда не денется, но так в жизни не бывает. Он поймет, что никакой надежды нет, и скажет мне «прощай», как и я сейчас разорвала отношения с Игорем.

Зато теперь с легким сердцем покину университет и поеду домой. Меня тут ничего не держит до следующего года. Авось за лето смогу разлюбить Игоря.

Я зашла в общежитие и увидела абсолютно счастливую подругу, которая подпевала ритмичной песенке по радио и активно порхала по кухне в аромате аппетитных запахов свежей выпечки. На столе красовалась ваза с красиво разложенными фруктами, а в маленькой духовке подрумянивались пирожки.

– Привет, Ань. Расскажи-ка, отчего у тебя такой цветущий вид?

– Маша! – вместо приветствия она подбежала ко мне и крепко обняла, оторвав от пола и закружив в воздухе. – Я так тебя ждала, думала взорвусь, так хотела рассказать тебе первой!

– Что случилось? – с удивлением спросила я, пытливо разглядывая взволнованное лицо подруги.

– Женя вернулся!

Теперь пришла моя очередь удивляться. Женя был первой любовью Ани. Они познакомились лет в четырнадцать в общей компании и сначала просто дружили. А потом, однажды вечером, заблудились в дюнах около города, и с тех пор Аня по уши влюбилась. Она пыталась обратить на себя его внимание и дать понять, что просто дружба ее не устраивает, но своего не добилась, так как в восемнадцать лет Женя исчез.

Не бывает так, чтобы человек бесследно пропал. Или по случаю смерти открывают криминальное расследование, или тот уезжает, а потом выставляет на страничку ВКонтакте фотографии из экзотической страны. Но в случае Жени дело обстояло совсем иначе.