Текст книги "Крах Обоятелей"

– Какой зятек, пап? Во первых, это все в прошлом. Мы уже давно расстались. Вовремя, так сказать, спохватились. Во вторых, я плохо подхожу на роль страдалицы с зареванным лицом. Я ведь, вся в тебя! Да и потом, он был моложе меня на целую вечность.

– Знаешь, за кого ты хотела выйти замуж в пять лет?

Татьяна очень хорошо знала эту семейную байку, которую на все лады переиначивал отец. Стряхивая с себя песок, она сделала то, что делала всегда – изобразила любопытство.

– За меня!

Раскатистый смех прокатился по пляжу.

– Зашла к нам с Наиной в спальню и заявила, что назначаешь себя моей любимой женой.

Вторая волна могучего смеха, накрыла редких загорающих.

– Правда, очень быстро охладела. Но какое-то время я успел походить в твоих женихах.

– Ну, что с нас женщин взять? Мы ветрены и непостоянны. Но ты всегда будешь моим героем. Пойду, окунусь. – резко сорвавшись с места, Татьяна умчалась в сторону воды.

Наблюдая, как оставляя на песке следы, она несется к морю, Борис Елин не мог сдерживать восторга. Он не просто любил младшую дочь, и не просто выделял среди остальных, она была его отдушиной, действовала на него благотворно. Особенно, сейчас, когда после выступления на пленуме* (октябрь 1987) положение его пошатнулось и он не знал, какого подвоха и с чьей стороны ожидать. Не было сомнений, он затеял опасную игру, в которой ему противостояли первые лица государства. Но другого выхода, он не видел. Перемены, которые затеяла команда Горбачева, были половинчаты и не соответствовали велению времени. Само собой, он не мог им дать просто подретушировать лицо системы. Он полностью её изменит, а если что – разрушит. Никакие полумеры её не оздоровят; разве, только продлят агонию. Но как поднять экономику; сельское хозяйство, легкую промышленность? Как сделать советский товар конкурентоспособным? Нужен новый подход в экономике, огромные инвестиции, руководители новой формации, а не агитаторы и пропагандисты из ЦК, где только и делают, что отсиживают жопы. Нужна революция в умах. А так, одна болтовня и сотрясание воздуха; даже у них в Политбюро.

Но, он им наподдал… Один поднялся против всех, рискуя всем, чего добился… А все потому, что каждой клеткой верил, они уже стучат в ворота, новые времена.

Да, они его нагнули. Заставили каяться. Но главного, они не осознали. Он не из тех, кто отступает от намеченного. Таких, как он, или уничтожают, или выдвигают в лидеры.

Конечно, он рисковал, но это был риск осознанный. Убрать, его не уберут; время не то. Это может привести к разрушению имиджа генерального секретаря, поставит под сомнение искренность его намерений, стабильность системы. Но и критику его, они не примут. Нет! Этот режим не реформируем. Стоит только вглядеться внимательней в их лица, как все становится понятным, как дважды два. В них нет ничего, кроме страха. Как годы, и десятилетия назад. Но он готов возглавить реформистов. Готов открыто бросить вызов «консерваторам»! Готов стать новым, истинным, и всенародным лидером страны! Как никогда, он был готов к борьбе! И не питал иллюзий. Ясно понимая, насколько сложным будет путь.

Партконференция*…. Он им открыто заявил – иду на вы; на всю партийную номенклатуру; на «прозаседавшихся»*; Политбюро; на «каменные жопы» всей системы…. Но истинными адресатами его послания были не его бывшие соратники, ни ЦК, а его народ. Народ, который должен будет либо принять, либо отвергнуть своего нового лидера.

Взвешивая плюсы и минусы своего бунта, Борис Николаевич все еще колебался. Затевая такую сложную игру, он обзавелся неприятными спутниками – напряжением, тревогой, постоянным беспокойством. В огромной степени этому способствовала, контора*; держа в поле зрения все высшее руководство партии; фиксируя каждый их шаг, каждый вздох.

«Конторских»*, он не любил Знал, что они могут действовать самыми грязными методами, включая похищение, шантаж, убийство. Но несмотря на это верил, что пришли новые времена.

Тряхнув головой и отогнав тяжелые мысли, Борис Николаевич вспомнил о юноше, лежащем в нескольких метрах от него, на песке.

– Эй, влюбленный джигит! Давай ко мне! – поманил он рукой Романа. – Ну, как ты? Все еще за Танюшкой волочишься?

– Есть такое! – замялся Роман. – Только она не по мне сохнет.

– Значит, безответная….

– Похоже на то.

– Ну, смотри у меня, Ромео! Обидишь, в бараний рог скручу! – характерным движением Борис Николаевич показал, как он это сделает. – Но, могу дать совет – не сдавайся. Девки народ ветреный. Сегодня одного любят, завтра другого!

– Её не очень и обидишь! – выразительно, вполголоса сказал Роман. – Тут она вся в вас.

– Это да! – довольно закряхтел Борис Николаевич – Танюшка девка не промах. Акула… Я сам ее иногда побаиваюсь.

Опустив голову, Роман согласно кивнул головой.

– Но ведь ты, не только поплакаться приехал? А? – прищурив глаз, Борис Николаевич покосился на Романа. – Выкладывай. Что у тебя там еще?

– Вас разве проведешь? – почувствовав облегчение, Роман решил выложить своему покровителю все на чистоту и больше не откладывать давно созревшее решение. – Отпустили бы вы меня Борис Николаевич? – он сделал паузу, чтобы оценить реакцию. – Я понимаю, у вас на меня свои планы…, партийное строительство, это прекрасно, но не для меня. Да и потом, я вижу, как трудно вам становится меня продвигать.

– Это ты брось! – не поворачивая головы, недовольно пробурчал Борис Николаевич – Ты мне уже не в первый раз этот разговор заводишь. А я, человек грубой организации и на подобные эскапады могу отреагировать неадекватно. Антисемитизм осуждается в нашем обществе на всех уровнях. Среди большевиков вашего брата , как ты говоришь, всегда хватало. Революция, понимаешь, нации не знает….

Наблюдая за своим подопечным, Борис Николаевич едва сдерживал себя. Так и хотелось дать волю гневу. Он столько провозился с ним, столько вложил в него, что не принимал подобных отговорок. И все же, это был толковый парень. Работоспособность – сумасшедшая. Еще совсем пацан, а как за дело берется? Какая коммуникабельность, хватка, природное чутье. Такие люди ему, ой как нужны. Молодые, одержимые, инициативные.

После недолгой паузы, и возникшей неловкости, Борис Николаевич резко присел, подняв вокруг себя небольшое облачко песка.

– Вот, что я тебе скажу, сын Моше. – А ты плюнь на всех? Думаешь, мне легко с этой публикой? Каждый день, как на войне, и по всем правилам военной стратегии. Утром артподготовка; вечером рукопашная. Хочется сделать, что нибудь стоящее, а вместо этого? – Борис Е. в сердцах махнул рукой. – А возни сколько, подковерной? Все улыбаются, лезут целоваться в засос, и денно и нощно подсиживают. Какой коммунизм, одного стоящего колхоза построить не можем. Загнали, понимаешь, страну в… А кому все это, расхлебывать? Но мы сможем! – Борис Николаевич придвинулся к Роману. – Мы все сможем! Понимаешь? И зря ты так насчет партийного строительства. Надо верить в себя! Верить в свою судьбу! Мы такого можем наворотить, мало не покажется! Партию свою построим. Ты пойми, партия – это же власть! Власть! Представь, какие перспективы открываются. И мы не будем смотреть на пятую графу. Только по делам; только по делам. И я тебя не партию зову строить, а государство… А ты, кооператив «Утюг».

– Не «Утюг», а Уют…

– Да какая разница! – перебил его Борис Николаевич.

– Знаешь, как птицы гнезда строят? Веточка к веточке, тростинка к тростинке… Скрупулезно и кропотливо. А вам сразу все подавай.

– Да, я только спросить хотел! – почувствовав перемену в настроении Бориса Николаевич, Роман без колебаний сдал назад. Он очень хорошо знал его характер. Такой не только карьеры, но и квартиры, которую он еще не получил, лишит. А это не входило в его планы.

– Борис Николаевич! – смущенно, начал он. – Я знаю, чем вам обязан, и все же мне бы хотелось попробовать себя в бизнесе.

Пауза была долгой.

– Ладно, Рокфеллер, коли нужна вольная, ступай. Я не держу. На яхте прокатишь?

– Какая яхта, Борис Николаевич? Я только документы оформляю…

– Рассказали мне о твоих начинаниях. И заявление на аренду помещения в Измайлово лично лицезрел. Как ни как, я все еще член ЦК. И Комитет Государственной Безопасности еще никто не отменял. В их обязанности входит следить за окружением партийной номенклатуры.

С нескрываемым разочарованием, он отвернулся от Романа и лег животом не песок.

– Мне люди нужны, понимаешь? С бульдожьей хваткой. Таких дел наворотим?! Подымим матушку Россию, и богатейте. У нас, куда не ткни, всюду что-то, да есть. От Чукотки и до Калининграда. Нефть золото, алмазы. Но чтобы подобраться к ним, нужно ой как поработать. Я ведь и на тебя рассчитывал. Мало у меня толковых людей. Молодежи мало…, – пустился он, было по второму кругу в размышления, но махнул рукой . – Э..э! Да, ну вас!

– Как скажите, так и будет, Борис Николаевич. – чтобы не сжигать за собой мосты, Роман пошел еще на одну уловку. – Я ведь не бегу из команды? Хочу перейти в ее экономический блок. И я всегда за вас, Борис Николаевич!

– Ой, не простой ты парень, Роман Белькович.. Сидит в тебе очень упрямый и настырный зверь, ну точно, как во мне. И быть тебе либо солдатом, либо генералом. Середины не будет. Только учти одно, Ромео, предателей я не прощаю. Ясно? – глубоко зевнув, и потеряв всякий интерес к собеседнику, Борис Е. повернулся на другой бок и закрыл глаза. – А ходатайство твое я подтвердил. Получишь ты помещение площадью в 140 квадратных метров. Вот где они, тридцать серебряников. А сейчас, уйди с глаз долой. И про Татку не забывай. Я-то калач тертый, а она…

– Куда мне без вас? – вполголоса бросил Роман в сторону, поднялся на ноги и побежал в сторону моря.

В полночь, оторвав от преферанса, его пригласили к телефону, в фойе пансионата. В тихом, неспешном голосе на другом конце линии, он сразу же узнал кавказского деда Андрея. Выслушав его жесткую речь, Роман ответил, что готов сделать все, что может.

– В таком случае мне нужен очень подробный отчет о вашем отдыхе. Буквально все. Даже самые незначительные пустяки. Роману много было что рассказать, но он ограничился подозрениями «Денни».

– Значит, слежка была. Ясно! А кто это Милица?

– Насколько я понимаю, очередная пассия Андрея. Очень молодая и очень симпатичная.

– Она совершеннолетняя?

– Не знаю!

– У тебя есть ее адрес. Телефон?

– Да! Есть!

– Буду тебе очень обязан, если ты мне продиктуешь.

– Конечно!

Положив через минуту трубку на аппарат, Роман недолго простоял в раздумье. Пожал плечами и вернулся за карточный стол, к заждавшейся его компании преферансистов.

47

Рерих

Кавказ 1988г

На станции «Кавказская», Андрей и Милица пересели на московский поезд. Ждать пришлось долго. Очередь у кассы казалась бесконечной. Девушка вымоталась вконец. Она капризничала, пытаясь заснуть, искала опору в любом вертикальном предмете. И только в вагоне, расслабилась, упав не раздеваясь на спальную полку.

Андрей долго стоял рядом с ней на коленях; запустив руки в волосы, мягко массировал голову. Едва касаясь губами, он целовал её лицо, всем существом ощущая силу женского магнетизма. Затем, устроился в позе лотоса напротив, и задремал.

Свет частоколом разноцветных копий замерцал в глазах, искажая очертания слегка посапывающей девушки. Подрагивающие веки, листали галерею лучезарных образов. И вот, он уже спал, покачиваясь на глади Океана Снов

Я – сад твой! – шевелились сращенные в губы, лепестки.

Я твое чувство – созывающее бодрствующее воинство

Я свет твой – лучами разносящий огоньки

Я – твоя тайна!

Я – твое достоинство!

Направь свои стопа в Благословенный Храм

Найди приют Душе; откройся чувствам

Чтобы нашествие бессчетных драм

Не унесло нас в ад к заблудшим душам

Стань вровень – мой возлюбленный – с Творцом!

Узри Бессмертия Лик – судьбы прочтение

И просветленный изгони фантом

Дней вечно отдаляющих прозренье

Я вижу твою Гавань, твой Ковчег!

и воды очистительной купели!

Песчаный берег – бесконечный след!

И райских птиц заливистые трели?

Ты просветлен! Ты сбросил груз Времен!

Но не оставил мне судьбы имен!

Проспав под убаюкивающий перестук колес, несколько часов, Милица проснулась и присела на полке. Долго всматривалась в темноту…Потеряв ощущение пространства, потянулась к изголовью и включила лампу. Сон не отпуска… В тусклом свечение светильника, мысли роились, еще больше загружало сумеречное сознание. Она терялась в догадках, спит ли все еще, или нет…

Напротив, в воздухе, в золотом ореоле, висела фигура монаха в позе лотоса. Усердно растирая пальцами глаза, Милица пристально всматривалась в темноту… Почувствовав подкатывающий к горлу холодок, она вскочила и включила общий свет. Андрей сидел на своем месте, в полной прострации, с открытыми глазами. И взгляд, и мысли его, были далеко за пределами тесного СВ. Бледно-белое лицо, не подавало никаких признаков жизни. И только пурпурно-красные глаза, пылали неестественным, рубиновым светом.

Обескураженная Милица долго не сводила глаз с призрака. Помахала перед ним руками, надула губки и для пущей острастки приняла угрожающую позу, но красноокий демон с черными, подведенными бровями никак не реагировал на ее ухищрения. В какое-то мгновение салон взорвался яркими, искрящимися блестками. Огненный вихрь жгучими нитями закружил вокруг нее. И в этом море красок, весь в золоте, горя рубинами в глазницах, на нее взирал молитвенный лик. Отдавшись в волю наваждению, Милица расслабилась, сложила ладони под щекой, и вскоре, забылась…

Очнувшись, долго испытывающе смотрела на Андрея. С невинным видом он листал ее журнал, смеясь беззвучно над незадачливыми властительницами мод.

– Может быть, скажешь, какую травку ты мне с утра подсунул? – недоверчиво косясь на него, поинтересовалась она. – Глючит, нет сил!

– О чем ты? – не поднимая глаз, спросил Андрей. – Твой богатырский храп отпугнет любую нечисть.

– Я что храплю? – зевнула девушка и присела на кровати.

– Я бы назвал это симфонией ноздрей! – улыбнулся Андрей. И тут же поправился. – Посапываешь…. Чуть, чуть….

– Противный! – дрогнувшим голосом, сказала девушка и демонстративно отвернулась. – Мог бы и соврать.

– Не знаю, что это со мной? – покаялся Андрей. – Назвать твой музыкальный свист – храпом?

– Значит, опять! – зевнула девушка. – С детства мучили кошмары. Думала, это в прошлом. Оказывается, нет!

– Кошмары ждут меня в Москве. – в ускоренном темпе листая страницы журнала сказал Андрей.

– Мне снился ты! – устало бросила Милица. – В образе тибетского монаха, в горящих одеждах.

–Это действительно, кошмар! – сказал Андрей, не отрываясь от журнала.

– Хочу в Тибет. Хочу путешествовать. Будь моя воля, я бы просто не вылезала из самолета! Я – человек Вселенной! И принадлежу всем!

– Моя вселенная – Москва!

– Фу, как скучно! Не успокоюсь, пока не объеду весь мир. Даже если ради этого мне придется….

– Очень интересно. На что ты готова пойти ради достижения цели?

– А на все! – с вызовом наклонилась она к нему.

– Вот они плоды феминизма! И это я слышу от бесподобно красивой и нежной девочки 16-ти лет от роду?

– В нашем роду все, как ты говоришь девочки, взрослели рано. Ты же не думаешь, что я простушка?

– О, нет!

– У меня такое ощущение, будто я знаю, что со мной произойдет, по крайне мере, в ближайшие лет тридцать. И в этом времени, все расписано до мелочей, а я только должна исправно исполнять свою роль.

– Это тебя пугает?

– Ничуть! Я верю в предназначение. Так, иногда лезут в голову всякие глупости.

– А именно….

– Знаешь! Я дочь очень энергичных родителей. У них масса амбициозных планов, в том числе и на мой счет. Мать, из кожи вон лезет, лишь бы устроить мою судьбу. Она твердо решила уехать. Только и причитает: «Россия гиблая страна; у тебя здесь нет будущего». Отец туда же – всё, поехали. Я в принципе не против. Голливуд – это звучит! Но, сейчас, мне очень плохо!

– Почему?

– Ты, что не слышишь? Мы уезжаем! А я еще не готова к расставанию с этим городом. Я не готова к расставанию с тобой. Я не готова бросить все и вся. Во всяком случае – не сейчас.

– Мы обязательно встретимся…..

– Чужими людьми! Обидно… Найти тебя, чтобы расстаться….– взгляд Милицы застыл на окне.

– Ты не должна расстраиваться. У тебя вся жизнь впереди. Я не хочу связывать тебя. И ни за какие блага мира, не стану разрушать твою мечту. Иначе, уже через полгода ты меня возненавидишь.

– Не возненавижу…

– И самое главное. Я не жду от тебя объяснений. Ты свобод-

на, и не обязана мне ни чем.

– Ничем, кроме жизни…

– Посмотри на себя? Ты, ведь, не просто красива… Ты – юная богиня. И у тебя на лице написано – я всего добьюсь!

– Обязательно добьюсь! – сквозь слезы сказала Милица. – Но если скажешь, я останусь… Вот, посмотри! – вытянула Милица ногу. – Я сделала тату. В честь нашей прекрасной и самой чистой любви.

– У тебя все получится! – нарочито углубившись в изучение журнала, сказал Андрей.

48

Шведская Миссия

Стокгольм 1944г

После очередной бессмысленной по содержанию встречи с дядюшками Маркусом и Якобом, осадок на душе у Рауля становился все горше. Дядья, ведшие замысловатую игру на всех мыслимых и немыслимых фронтах, будь то финансовые или политические, так и не смогли предложить ему ничего стоящего. От «специфических поручений» «Эншильда-банкен», он после продолжительных раздумий, отказался. Не хотел, чтобы его имя было как-то связано с еврейскими активами. С другой стороны, работа в «Среднеевропейской торговой компании», даже не смотря на то, что его сделали членом правления, и при всем уважении к Коломану Лауэру, тоже не приносила удовлетворения. Поездки по Европе утомляли, все больше раздражая своей рутинностью. И он решил, что будет вынужден отказать в услугах Коломану Лауэру. Даже, не смотря на шокирующие новости приходящие из Будапешта.

Рауль метался, все больше настораживая близких… Война шла к концу. Все самые важные события века, грозились пройти мимо и без малейших следов его участия. Когда Коломан рассказал ему о своем новом знакомом Ивере Ольсене, он только усмехнулся.

– «Финансовый атташе посольства США в Швеции; представитель американского» Совета по делам беженцев войны»*, не слишком ли много пышных должностей», – совершенно равнодушно, отреагировал он.

Коломан, не отступал. Как человек в первую очередь озабоченный судьбой своей семьи, он справедливо полагал, что нахождение Рауля в Будапеште многократно повысит шансы его родственников на спасение. Не долго поразмыслив, он раскрыл перед Раулем все карты, подробно рассказав о готовящейся миссии.

– Как ты на это смотришь? Очень ответственное задание. Это общечеловеческая миссия. За тобой будут стоять великие державы. Это уникальный шанс. Ты должен встретиться с Ольсеном, Рауль?

– Мы уже сталкивались с ним в лифте. – вспомнил Рауль. – Очень загадочный, скажу я вам, господин.

– И этот господин настаивает на встрече с вами, Рауль. Считает, что вы отличная кандидатура, и сможете внести достойную лепту….

– Какую лепту, Коломан! Вы явно переоцениваете мои возможности. Что можно противопоставить безжалостной банде мародеров? Знаете, что самое страшное в этой истории? Бессилие… Это невыносимо, быть свидетелем трагических событий, и не иметь возможности на них влиять. Во время хорошо известных вам командировок, я много раз испытал это ужасное состояние… и больше не хочу.

– Простая встреча, Рауль. Ни к чему не обязывающая. Это так трудно, спуститься на этаж?

Колебания Рауля были понятны. Он был готов дать согласие, и тому было множество причин. Это и цель миссии, и его отношение к Венгрии. Из этой страны, он вынес огромное количество впечатлений. Да и связи, которыми он там обзавелся, могли сыграть свою роль.

Вначале, Ольсен ему не понравился. С него было достаточно европейских бюрократов, но открытость и прямота американца, быстро сделала свое.

– Правительство Соединенных Штатов настроено решительно. – с ходу взял быка за рога, Ольсен. – Речь, идет об изменениях в законодательстве, чтобы не допустить более случаев, когда «беженцы войны» были возвращены в фашистскую Германию*. Это стало причиной страшных трагедий. Теперь ситуация меняется коренным образом. Вы знаете о параллельном обращении короля Густава и президента Рузвельта к регенту Хорти с предупреждением о судьбе еврейского населения?

– Только понаслышке.

– Я вас ознакомлю. Поверьте, это решительный посыл, огромного гуманитарного значения. – с неким воодушевлением, сказал Ольсен.– Мы должны ясно дать понять противной стороне, что существующее отношение к гражданам своей страны, недопустимо.

– Не знаю, как на венгров, но на немцев, подобного рода призывы, вряд ли подействуют. – сморщил лоб, покачал головой Рауль.

Ольсен улыбнулся.

– Вы должны верить в свои силы, Рауль. И понимать, за вами встанет, не только самая мощная держава на планете, каковой, несомненно являются Соединенные Штаты Америки, но и пара сотен еврейских организаций с их финансовыми возможностями. Причем, эти еврейские организации готовы на все! На все! – многозначительно повторил Ольсен.. – Поэтому, личность, которую мы делегируем, должна осознавать, что она представляет не какое-то конкретное государство, но все гуманное человечество. Всю его силу и решительность.

– Но почему ваш выбор пал на меня…

– По множеству причин! Вы представитель известной финансовой семьи. С незапятнанной биографией. Вы образованы, амбициозны, мотивированы. С вами можно иметь дело. Вы знакомы с семьей Хорти, что так же может способствовать решению поставленных задач; но главное – это ощущение того, что судьбы евреев вам небезразличны. И что эта миссия не станет для вас обычной дипломатической поездкой.

– Вы предлагаете мне начать военную компанию против гестапо? – усмехнулся Рауль. – Кроме решительной военной победы, я знаю только один действенный способ решения проблем. Подкуп…

– Хоть сделка с дьяволом! Время не терпит! Позвольте зачитать вам секретное обращение государственного секретаря к вашему правительству: «Прошу довести до сведения правительства Швеции, что согласно непрерывно поступающим к нам и, по-видимому, достоверным сведениям, в Венгрии началось систематическое и массовое уничтожение евреев…

– Можно поздравить правительство Соединенных Штатов с обладанием столь оперативной информации. – зло усмехнулся Рауль. – Наконец, всем известные факты пересекли океан. И на что, интересно, тратятся деньги американских налогоплательщиков?

Ни чем не выдав недовольства, Ольсен продолжил.

– Нет, Рауль, вы не поняли. Речь, сейчас, не идет об убийстве одного, двух или даже десятка евреев, речь идет о полном истреблении всего еврейского населения Европы. Я продолжу. .. жизнь 800 000 человек сейчас зависит от политики сдерживания, которую можно обеспечить, разместив в Венгрии максимально возможное число иностранных наблюдателей. С этой целью, руководствуясь побуждениями элементарной гуманности, прошу убедить соответствующие инстанции предпринять немедленные действия по максимальному увеличению численности шведского дипломатического и консульского представительства в Венгрии и как можно более широкому распределению его по всей стране…».

От себя хочу добавить, что полномочия наблюдателей должны быть крайне широкими. И подчеркнуть, никаких ограничений в средствах у них не будет. Как по дипломатической линии, так и по линии еврейских благотворительных фондов. Также, среди нас есть понимание того, что без решительных людей и полной их самоотдачи, миссии наблюдателей будут малоэффективными.

– Были ли вы в военной Германии? – дождавшись пока Ольсен закончит свою мысль, спокойно спросил Рауль. – Знаете ли вы, что такое немецкий народ? Его традиции? Культуру? Отношение к Гитлеру? Вы думаете, это только Гитлер и его окружение ненавидят евреев? Нет! Я не знаю ни одного немца с симпатиями относящегося к иудеям. Среди венгров, почти тоже! Когда вам с утра до вечера промывают мозги, утверждая, что евреи это мировое зло, то и отношение к ним будет соответствующим!

Уверяю вас, они до конца будут стоять за своего фюрера, и выполнять его приказы. И никакие призывы к гуманности не подействуют, тем более при неблагоприятном для них, течении войны. Извините! – Рауль встал, – при самом приятном впечатлении, я не вижу смысла в продолжение беседы. Я и так уже слыву среди родственников, да и не только, неудачником. Вы хотите усилить это впечатление?

Ольсен не удерживал его. Подбор кандидатуры, вопрос сложный и требовал тщательного подхода.

– Знаете, кто кроме вас рассматривается на место главы миссии? – как бы, между прочим, бросил он вслед Раулю. – Бернадот*. Эту кандидатуру, как вы понимаете, поддерживает Его Величество.

Почти неделю ни Лауэр, ни Ольсен не беспокоили Рауля, и он рассказал о странной встрече дяде Якобу.

– Очень интересно! – активно стал массировать подбородок банкир. – Очень интересно.… А знаешь ли ты…, знаешь ли ты, что кроме всего прочего, твой господин Ольсен…, – и запнулся. – А впрочем, оставим это. Но, к предложению следует отнестись со всей серьезностью! – задумчиво заключил он.

Отношение к вопросу, у Рауля менялось быстро. Он сразу же понял, что эта миссия особенная и с её помощью, он сможет утвердиться. Ни как бизнесмен, дипломат, или кто еще, как личность…

И когда, Коломан Лауэр сообщил: «шведский комитет евреев, как и представитель Всемирного еврейского конгресса, главный раввин Швеции, пусть и с оговорками, поддерживает его кандидатуру; все на нашей стороне», Рауль не раздумывал.

– Похоже, я становлюсь фигурой востребованной! – улыбнулся Рауль.

– Похоже! – сказал Лауэр.

Ольсен, вскоре, подтвердил приглашение..

– В министерстве иностранных дел, некоторые, все ещё пытаются придать этой миссии чисто формальный характер. Согласись мы на их выдвиженцев, она приняла бы чисто туристический, формальный характер. Но мы отстояли вас, Рауль. Хотя это было нелегко.

– Единственное, вы забыли заручиться моим согласием!

– Я знаю людей вашего склада. Вы согласитесь. Вас не может не увлечь значимость этого поручения. В случае успеха, вы сможете утереть нос всем злопыхателем. С другой стороны, трудно даже представить, какой авторитет можно заработать в еврейских кругах. Вы сможете убить сразу многих зайцев. Исполнить мечту деда, который спал и видел вас дипломатом. Завоевать международный авторитет, стать уважаемой личностью в еврейской общине. А это, уверяю вас, совсем не просто. В конце концов, у вас есть шанс спасти человеческие жизни. Спасите одну, и заработаете уважение всех евреев.

– Но что-то я не вижу энтузиазма еврейской общины в отношении меня. Он какой-то, натянутый…

– Это сложная тема, Рауль! – замялся Коломан. – Авторитетный человек, у нас, это мудрый, убеленный сединами старец, с кипой на голове. Не обращайте внимания. Их отпугивает ваша молодость. Но мы смогли их переубедить. Пришлось очень доходчиво втолковывать, что пока одни рубают тушеную треску в благополучной Швеции, другие с риском для жизни должны вызволять их соплеменников из ада.

Опусти голову, Лауэр отвернулся и закрыл рукой глаза.

– Новости из Венгрии с каждым днем все хуже и хуже. Ситуация критическая. Если мы ничего не предпримем, спасать будет некого.

– Но мы же предпримем?! – положил ему на плечо руку Рауль.

– Каждый день – новые жертвы! А тут такая непозволительная волокита? Ненавижу… – добавил он после некоторого раздумья.

– Кого?

– Всех! И своих соплеменников тоже! Так трясутся над своим благополучием. Их, видите ли, беспокоит волна еврейской эмиграции в Швецию. Она, предположительно, может им навредить. Конечно, Швеция тихая, уютная гавань…., не то что Венгрия.

– Успокойтесь, Коломан! – как мог Рауль старался поддержать партнера. – Собственное благополучие – это так свойственно человеческой природе…

49/

Притча

1988г.

Только забравшись в «брюхо», с виду, бывалого «транспортника» Павел Васильевич, позволил себе расслабиться. Он понимал, что времени у него в обрез и потому спешил. В кабине, ему отвели место у иллюминатора, и дали одеяло, пахнущее соляркой. Но он прекрасно знал, с набором высоты похолодает, и одеяло вовсе не будет лишним.

Сняв туфли, он долго устраивался в кресле. Нужно бы, выспаться хорошенько. – решил он. – Завтрашний день обещал стать напряженным. Он уже сделал несколько звонков, задействовал своих людей. Владей, он более полной информацией, было бы легче, а так? Но проблемы лучше решать со свежей головой..

После взлета, еще какое-то время, за иллюминатором, в ночи, светились маячки жилищ, но на подходе к главному Кавказскому хребту все путеводные огни погасли. Их погрузило в темноту, и только по подрагивающему стеклу, медленно проплывали мерцающие звезды.

Павел Васильевич, любил летать на самолетах. Ровный шум двигателей убаюкивал; правда заснуть, последнее время, было все труднее и труднее. Стоило закрыть глаза, как сразу же сознания заполняли события давно минувших лет…

Да, переезд в Москву стал для них знаковым событием. «Хозяин» не любил бурных проявлений чувств, но постоянно находился в прекрасном расположении духа. Он выстроил их в своем новом кабинете и с нескрываемой бравадой, с блестящими сквозь пенсне глазами, несколько раз торжественно обошел строй. За его спиной суетливо толпились заместители.

– Что скажет моя верная гвардия? Мои орлы? Моя надежда? – придирчиво осматривая подчиненных, с хитрецой в голосе восклицал он. – Как вам Москва? Как столица? Может, кто хочет обратно, в Тбилиси? Нет? А я бы вернулся! Мне всегда не будет хватать тбилисского колорита. Москва – слишком большой город для моего провинциального сознания. Но есть приказ партии, и его нужно выполнять! Итак! Все проверили…

– Так точно! – Лаврентий Павлович, стоя чуть позади угодливо отчеканил Обулов.

– Мой кабинет? Приемную? Если, что-то упустили… Проверить еще раз, и еще раз… а, потом еще! А когда проверите, то проверьте еще столько же раз! – последние слова прозвучали с угрозой. Но тут же, он сменил гнев на милость… – Все устроились? Молодцы! С завтрашнего дня работаем в обычном режиме. Праздновать позже будем.… Наведем порядок и будем праздновать. Но пропустить по стаканчику вина, по нашему грузинскому обычаю, будет не лишне. Есть повод. Давайте к столу. Тут девочки постарались; накрыли на скорую руку… Закуски руками трогать можно и даже нужно, а вот их ни в коем случае….

Через минуту, дождавшись пока все рассядутся по местам, он продолжил, но уже другим, тоном. Говорил тихо, почти шепотом, но слова как тяжелые штампы ложились на складки сознания.

– Я буду немногословен. В этом ведомстве, среди чекистов, оно не ценится. Развязанным рот должен быть только у наших врагов. Но некоторые соображения, все же озвучу. И вы должны услышать их. – в установившейся, мертвой тишине, Лаврентий Павлович многозначительно обвел взглядом сотрудников. – Это большая честь, для нас; оказаться здесь. Думаю, никому не надо объяснять, чего от нас ждут? И потому хочу напомнить всем вам одну грузинскую притчу. Очень поучительную, между прочим…. Паслись в поле две овцы, а тут мимо них волк бежит. Подбегает и говорит: сейчас я вас съем. Одна овца та, что постарше ему отвечает: