Текст книги "Крах Обоятелей"

– Так, какими судьбами? – наконец, оторвался от бумаг Белкин.

– Да вот, ехал мимо, думаю, дай заеду, проведаю товарищей…

– Ой, ли?!

– Я дружбу ценю.

– Ну ладно, хватит. Говори, зачем пожаловал.

– По делу я. И вроде, как по личному.

– Можешь, проще выражаться?

– Могу. Где мой внук? – Павел Васильевич решил играть в открытую.

– Не понимаю!

– Ты все прекрасно понимаешь? Я хочу знать – где мой внук?

Последовала длинная пауза.

– По личному говоришь? – наконец, поднял голову генерал-майор. – Ну, какое оно личное? Это дело государственное. И квалифицируется, по нашему общему мнению, как государственная измена.

– Вот оно как? – Павел Васильевич отодвинул стул, сел за стол и поставил рядом с собой портфель.

– А как ты хотел? Пробраться в архивы комитета государственной безопасности, выкрасть совершенно секретные документы; провести несколько попыток предать их гласности. И это все не без твоей помощи, между прочим.

– Так сейчас, на улице вроде как гласность…

– Ты это брось! – возмущенно бросил Белкин. – Гласность… Ты сам человек системы и прекрасно понимаешь, что к чему?

– Знаю. Потому, и здесь.

– Вот и я знаю, что дело серьезное. И должен донести до тебя четкое мнение руководства, никаких поблажек не будет. Тут шпионажем и изменой Родине попахивает.…

Настала долгая пауза, в которой каждая из сторон перебирала козыри.

– Я понимаю! – первым, начал Павел Васильевич. – Понимаю все. Мальчишка зарвался, поверил общим настроениям, тенденциям… Но еще я понимаю, что кроме этого пацана у меня никого нет! И слава Богу все обошлось…

– А это, позволь, уже не твоя заслуга! – нервно подскочил на месте Белкин. – Столько людей отвлечь от работы, столько энергии потратить и ради кого? Этого…, предателя, который обманул доверие людей. – выйдя из-за стола, он нервно заходил по кабинету. – Да, мы пресекли акцию, но где уверенность, что он не скопировал весь архив? За четыре месяца доступа, он мог столько там нащелкать. А что, если он в курсе всех государственных тайн?

– Дай мне его увидеть и я все узнаю…

– Давай, не будем говорить о том, что теперь не имеет никакого смысла! – раздраженно бросил генерал, намереваясь прервать беседу. – За содеянное надо отвечать. И он ответит. И пусть, не думает, что спрячется за твоей спиной. Дело слишком серьезное.

– Ау нас нет несерьезных дел, или ты забыл где работаешь? Так я освежу твою память. Забыл, кто твоего отца из под гильотины вытащил? Он же садистом был, твой папаша. О нем такие вещи рассказывали. Говорили, его главным коньком было, глаз ложкой из глазницы… Многие с ума сходили… Но благодаря мне с его головы даже волосок не упал. В воинском звании восстановил; пенсия, почет, и так далее. Твою биографию подчистили, иначе не сидеть бы тебе в этом кресле…

– Давай не будем о старом! – резко отреагировал Белкин.

– Давай, не будем. – медленно и с расстановкой повторил Павел Васильевич. – Тем более, что мой внук просто заблудший. Не будем говорить о твоем сыне, сбившем старушку на Ленинском проспекте; внуках за границей; о твоих счетах в неких банках. Об операциях по закупке продовольствия, к которым ты приложил руку… О золоте…

– Хватит! – озираясь подскочил к нему генерал. – Ты же прекрасно знаешь, что нас могут слушать.

– Вот здесь твое досье! – Павел Васильевич вытащил из портфеля папку и бросил её на стол. – Вся твоя деятельность за последние годы. Ты никогда бы не узнал о её существовании, если б не этот случай. Так вот. Я меняю её на жизнь своего мальчика. На моем месте ты поступил бы также. Но если вы не захотите решать мой вопрос, я потащу за собой всех. И поверь, у меня все продумано. Если я не выйду из этого кабинета огласке будут предан гибельный для многих, в том числе и тебя, компромат. Ты меня знаешь. Я слово сдержу… Но мне бы не хотелось этого делать. Я же не предатель какой. Помоги мне Илья, и на наше ведомство не упадет даже карликовая тень разоблачений.

– Да, я тебя знаю. Ой, как долго, знаю. – листая одной рукой папку, задумчиво произнес генерал. – И думаю… А много ли у тебя таких папок?

– На всех хватит! – опрометчиво сказал Павел Васильевич, и быстро поправился. – Недругов…

– Ты понимаешь, что это шантаж? Что ты переступил черту и пошел протии ведомства?

– У меня нет выбора. Все это мне самому не нравится, но у меня нет выбора.

– Ладно! – отодвинув папку, Белкин поднял с аппарата трубку и выждав несколько секунд, сказал в нее раздраженно. – Романов где? В каком отделении спрашиваю? Значит так, по всем мероприятиям касаемым Белосельских, даю отбой. Все остальное позже. Ты понял меня? Вот и хорошо…

Вернувшись за стол, генерал имя всем видом дал понять, что беседа окончена.

– Хорошо. Забирай свое чадо. Их в Видном см поезда сняли. Только учти, несмотря ни на что, его судьбу будут решать там, наверху.

– А как, со вторым? Сизов, кажется…

– Ну, это уже слишком. Ты со своим реши, потом будешь о втором беспокоиться.

– Я хочу чтобы ты меня услышал. Я требую закрытия дела. Хочу, чтобы о нем забыли, так будто его никогда не существовало. Так я буду уверен, что Андрея никто не тронет. Передай, наверх…

– Ты не имеешь права требовать. Ты действующий генерал и для тебя все еще существует устав и негласные правила ведомства.

– Да, я действующий генерал, который отдал жизнь борьбе за дело революции. И это не пустые слова… Я верил, понимаешь, верил в наши идеалы; в наши принципы. А вот, вы кто? Вы перевертыши…. Вы ряженные…. Вы только прячетесь в революционные одежды, а так обыкновенные рвачи. Какие там секреты? – Павел Васильевич непроницаемый вид. – О польских офицерах и Валленберге, знает весь мир. Ты бы спросил у своего отца. В этом деле, он не меньше других знает. Зачем вы держите народ в неведении? Расскажите людям правду. И пацанов оставьте в покое. Пусть живут своей жизнью, а мы будем своей…. Время всем, за все воздаст; и всё расставит по местам.

– Отец меня предупреждал, что ты опасен; и Александр Владимировича предупреждал. – зло зашептал генерал – Не с юнцов несмышленых надо спрашивать, а с таких как ты…. либералов. Довели страну до развала…

– Давай, вернемся к делу? – холодно сказал Павел Васильевич. – Что мы сейчас имеем? Дело огласки не получило. Ущерб минимальный. За себя не просил бы. Но здесь совсем другое. Не хочу, чтобы из-за одной ошибки, вы исковеркали мальчишке жизнь. Да и за свою многолетнюю службу я заслужил одной поблажки.

– Ладно! Позвонишь через час. Дам расклад. А с Клочковым сам связывайся, пусть сам все решает. – давая понять, что разговор закончен, сказал генерал.

Выйдя из кабинета, Павел Васильевич прикрыл за собой дверь, глубоко вздохнул и под испытывающими взглядами ожидавших своей очереди посетителей, тихо растворился в бархатном пространстве ведомства.

52

Утверждение

Стокгольм 1944г.

Ожидание тяготило Рауля. Он чувствовал себя в неком подвешенном состоянии. Решение было принято, но не утверждено. Наконец, Ольсен снял скопившееся напряжение. Пригласив Рауля в офис, обнял по-отечески и похлопал по спине.

– Рад видеть вас! Сразу же хочу сказать, мы смогли отстоять вашу кандидатуру!

Предложив Раулю сесть, он продолжил.

– Прознав, что вы большой любитель вина, осмелюсь предложить вам бутылочку Шато де Карбоньё Руж Пессак-Леоньян. Спасибо послу Джонсону. Выручил. На мою просьбу, признался по секрету, что у него между берегами Франции и Швеции курсирует специальная подводная лодка.

Шутку, Рауль не оценил, но не без восхищения, похвалил вино.

– С такой энергетической подпиткой мы быстро одолеем немцев.

– Я в вас не ошибся! – расплылось в улыбке лицо Ольсена. – Именно, в таком представителе крайне заинтересовано наше правительство. Мы долгое время были погружены в поиски нужного человека. По понятным причинам это не мог быть гражданин Соединенных Штатов. Господин Лауэр предложил вашу кандидатуру. Не будем скрывать, мы рассчитывали на личность более весомую в политике. Учитывая сложность вопроса, им мог бы стать господин Бернадот, например. Но немцы очень ревниво относятся к подобным вопросам. Да и сам характер миссии, подталкивал нас к выбору другой, более свободной в своих действиях, кандидатуры. И вот, я могу с удовлетворением сказать, что консультации, которые мы проводили в последнее время, позволили сделать выбор в вашу пользу.

– Простите! – огляделся вокруг Рауль. – Разве назначение на такие должности проводятся не в министерстве иностранных дел?

– Вопрос крайне серьезный, и не терпит отлагательств. – Ольсен погрозил Раулю пальцем и улыбнулся. – Как вы понимаете, «Управление по делам беженцев войны» это лишь ширма. Наше предложение следующее – используя колоссальные экономические рычаги Соединенных Штатов и под покровительством шведской короны возглавить миссию спасения евреев Будапешта. Итак, вы согласны?

– Если вы считаете, что такая миссия мне по плечу, я готов! – не задумываясь, ответил Рауль.

– Считаю! И не будет мне снисхождения, если ошибусь. За три недели, с нашей первой встречи, мы провели несчетное количество бесед по вашу душу. Мы даже заручились поддержкой ваших родственников, и я надеюсь, общими усилиями получили лучшую кандидатуру.

– Вы льстите мне, господин Ольсен. – сказал Рауль. – Хотя не скрою – эта миссия меня заинтересовала. Я уже озвучивал свою позицию по данному вопросу, Коломану. Если в мою задачу будет входить только свидетельство преступлений фашизма, я сразу и решительно отказываюсь. После долгих раздумий, я пришел к выводу, что сформирую свои требования, и если они будут выполнены, то со всем рвением приму участие в этой операции…

Встреча с Ольсеном затянулась до утра. Рауль делился своим взглядом на порядки, установленные немцами на оккупированных территориях и в союзных государствах. Говорил о наглости и безнаказанности гестапо и СС.

– Только две вещи могут заставить их ослабить зверства – страх неизбежного возмездия и подкуп. Ехать статистом и наблюдать, как они уничтожает евреев – я отказываюсь. Я убедился во всесилии денег и потому требую финансовых гарантий, как залога успеха моей миссии. Времени воспитывать эсэсовцев у меня не будет. Главное в подобной деятельности это результат. Порой банальный подкуп решает больше проблем, чем все приложенные усилия вместе взятые. В том числе и дипломатическая трескотня. Поэтому, я требую особых полномочий.

– Я вас поддержу. – согласился Ольсен. – Учитывая характер и сложность положения евреев Венгрии, у вас должны быть полностью развязанными руки. Это наше общее мнение….. Уже 13 июля Рауль был вызван в МИД и назначен атташе, а еще через две неделе облачен требуемыми полномочиями. Все дни до отъезда, он провел в непрерывных консультациях с Ольсеном и американским послом в Швеции, Джонсоном. А также, рутинном оформлении документов. Встретился с раввином Стокгольма, профессором Эренпрайсом*, который под давлением Лауэра поменял к нему свое отношение. По сути, ему был предоставлен карт-бланш – полная дипломатическая поддержка, и неограниченная финансовая помощь. Тем временем, информация из Будапешта приходила все тревожнее.

– Для начала я хочу, чтобы вы просмотрели вот это, – сказал посол Джонсон, и протянул ему официальный документ, в котором говорилось о том, что «более 500 тысяч евреев Венгрии уже были уничтожены в неком месте в Польше с использованием газа. Оставшиеся, не менее 400 тысяч, сосредоточены в Будапеште». Рауль не верил своим ушам. Он хорошо знал город и не мог поверить, что его улицы могли стать местом еврейского апокалипсиса.

– Ваша осведомленность, станет залогом наших будущих успехов. – наставляя, всячески поддерживал его Ольсен. – Нужна полная сосредоточенность. Работа в «волчьем логове» требует постоянного контроля над ситуацией. Один неверный шаг приведет к провалу. На данный момент, венгерская столица – сосредоточение всех мировых разведок; а Балатон, как миниатюрный океан, в котором под поверхностью снуют опаснейшие хищники. Будьте крайне осмотрительны, Рауль! У русских аллергия на любой душок каких-либо закулисных сделок. Они считают, «еврейский вопрос» – ширмой для проведения сепаратных переговоров. Эти страхи, естественно, преувеличены, но не надуманны. Поэтому, вы должны остерегаться русских. Лишь заподозрив, они пойдут по следу и горе всякому, кто не развеет их сомнения. Вы, ни в коей случае не должны недооценивать Советы. Большевики на подступах к венгерской столице, и на волне своих побед. Они безжалостны и крайне опасны. Необходимо постоянно быть начеку. Могу поклясться, наш союз с большевиками, недолговечен. Венгрия может стать разделительной чертой в послевоенном устройстве мира! Там, все еще сильны прогерманские настроения. Поэтому, ваша задача проскочить между жерновами и не пострадать.

Рауль внимательно воспринимал наставления. Ольсена, Джонсона, Коломана Лауэра и…, торопил события.

– Каждый день стоит жизней многих людей. – говорил он.

Посол Джонсон, работая над донесением в госдепартамент, пытался обозначить ожидания, связанные с назначения Рауля. При отсутствии всякого практического опыта работы в разведке, Валленберг, все же, казался ему наиболее удачной кандидатурой. В нем присутствовало наиважнейшее качество – рвение. Не каждый, с пламенем в глазах будет ожидать отъезда в пекло; а Венгрия и Будапешт, с подходом русских, безусловно напоминали ад.

Слова мучительно ложились на бумагу, но он упорно продолжал, пока не подготовил донесение. Бегло пробежал по нему глазами, нажал кнопку звонка и не поднимая головы на вошедшего в кабинет секретаря, еще раз пробежался по бумаге:

«Сам новоназначенный атташе, Рауль Валленберг, считает что в действительности он выполняет гуманитарную миссию не только от лица «Управления по делам беженцев», но от всего прогрессивного человечества. И соответственно, он хотел бы получить более подробные директивы относительно действий, который уполномочен выполнить, и гарантий их финансовой поддержки, необходимой для эффективного использования возможностей, которые он будет иметь на месте». Подумав недолго посол дописал: «Кроме того атташе Валленберг выдвинул свои требования, которые должны помочь ему в работе и на первый взгляд кажутся профессиональными. Вот они:

1) он будет пользоваться теми методами, которые сочтет уместными, в том числе подкупом;

(2) при необходимости личных консультаций с МИДом он оставляет за собой право вернуться в Стокгольм, обходя длительную процедуру получения на то формального разрешения;

(3) если финансовые ресурсы, находящиеся в его распоряжении, окажутся недостаточными, в Швеции будет развернута пропагандистская кампания по сбору необходимых средств;

(4) он должен обладать адекватным дипломатическим статусом первого секретаря дипломатической миссии с жалованьем в 2000 крон в месяц;

(5) он оставляет за собой право вступать в Будапеште в контакты с любыми лицами, включая заклятых врагов существующего режима;

(6) он должен иметь право обращаться непосредственно к премьер-министру или любому другому члену венгерского правительства, не испрашивая на то разрешения шведского посла, своего непосредственного начальника

(7) он будет обладать правом посылать донесения в Стокгольм дипкурьером, не прибегая к обычным каналам;

(8) он сможет официально добиваться приема у регента Хорти с просьбами о заступничестве за евреев;

(9) он будет уполномочен предоставлять убежище в помещениях миссии лицам, имеющим выданные им шведские паспорта.

Запечатав письмо в конверт, посол Джонсон отодвинул его на края стола.

– Отправляйте! – сказал он застывшему в ожидании помощнику.

53/

Отец и дочь

Москва 1988

Мысленно набросав план действий, Павел Васильевич немного успокоился. Несмотря на неприглядный вид, внук был рядом, а все остальное он постарается уладить. Убедившись в том, что нет слежки, на подъезде к больнице, он попросил водителя остановить машину у телефонной будки. Набрал номер второго зама председателя комитета, затем назвал код и голосом не выдававшим, бурю эмоций, начал трудный разговор.

– Да Михалыч… Это я… На Каширке… Из телефонной будки… Ну, что ты, кто прячется? Да и от тебя спрячешься… Завтра буду… С повинной головой. Как атмосфера? – осторожно попробовал, он прощупать ситуацию. Последовавший долгий и нелицеприятный монолог, пришлось выслушивать сжав зубы, время от времени закрывая глаза ладонью. Собеседник не стеснялся в выражениях. Когда запал гнева на противоположном конце трубки спал, Павел Васильевич с шумом выдохнул воздух, и твердо констатировал.

– Значит грозовая. Надежда только на тебя. Век буду благодарен. Да… Да… До завтра…

Уже в машине, уткнувшись взглядом в панель приборов, Павел Васильевич напряженно размышлял. Все перемешалось в его голове. И гнев, которым, он казалось, уже научился управлять, и так смущавшая его, сентиментальная нежность к внуку. Как старый, закаленный чекист, он стыдился её, приписывал возрасту. И его, так и распирало, сразу же устроить внуку взбучку.

Что этот зарвавшийся мальчишка о себе возомнил? Что, он вообще, о себе думает? И прежде всего – чем? Картина складывалась ужасающая. Получалось, что его внук, его любимый внук, которого он воспитывал лояльным государству гражданином, пытался расшатать основы этого самого государства; нанести ему существенный урон. Вдобавок, он намеревался очернить ведомство, которому, Павел Васильевич Платов, отдал всю свою жизнь. Славный подарок старику, нечего не скажешь!

И что удумал то? Подделать документы, и залезть в архивы министерства иностранных дел и комитета государственной безопасности; настрочить пасквилей и передать их в руки диссидентов, этих «агентов влияния» Западного мира! И темы то, какие? Польские офицеры, Валленберг! И это, когда генеральный секретарь на весь мир заявляет, что о Валленберге, он ровным счетом ничего не знает!

Да! Служба внутренней безопасности перехватила компромат, но сколько теперь голов падет? Сколько судеб будет разрушено? И пусть, на улице не тридцатые, пусть «перестройка», сколько заслуженных людей пострадает ни за что?

Сколько раз, он рассказывал ему о солидарности чекистов? О их системе суровой справедливости? И что ? Скорее всего, он даже не понимает, что натворил? А он разрушил свою жизнь, растоптал заслуженный годами авторитет деда, карьеру отчима, и плюнул в лицо организации, считавшей его своим. В таких случаях система всегда была беспощадна…. Переведя взгляд на тяжело дышащего Андрея, Павел Васильевич испытал приступ бесконтрольной злобы. Отекшее лицо, в кровоточащих ссадинах, разорванная губа, сломанный нос, до неузнаваемости изменили внешний вид внука. Но, жалости, он не испытывал. Мальчишка. Глупый, заносчивый, дерзкий мальчишка! Всыпать бы ему, сейчас. Пусть только придет в себя, он обязательно всыплет…

– Да! Жестоко, с парнем обошлись! – услышал он голос мужчины за рулем. Это был отец девицы, с которой спутался его внук. – Осталось совсем чуть-чуть… В больнице, мы быстро приведем его в порядок. Думаю, все обойдется. Если, конечно, нет внутренних повреждений.

– Ваша дочь сказала, что вы врач? – Павел Васильевич небрежно пожал руку водителя. –Уверены, что справитесь?

– Уверен. Я ведь не врач… Я, очень хороший врач!

– Поймите, у нас сейчас каждая минута на счету. Нужно разобраться с этим недоразумением. Этой ошибкой. Я не сомневаюсь, виновные будут наказаны. Вас, естественно, все это, никак не коснется. Не беспокойтесь….Но мне надо понять, куда его вести?

– Я уже давно, ни о чем не беспокоюсь. Через три дня мы улетаем. В Подгорицу. И дальше в Штаты. Все мои страхи остались в прошлом. Надеюсь, что не пожалею о принятом решении. Хотя нынешняя молодежь чудит вне зависимости от географического нахождения. А вашего внука, мы быстро на ноги поставим. Ведь, я его большой должник. Да, да! – широкой улыбкой отреагировал он на вопросительный взгляд Павла Васильевича – Губу зашьем, нос поправим, а там, как у русских говорят, нужно бы день простоять, да ночь продержаться.

– Вы мне прямо скажите, у вас есть какие либо опасения?

– Помяли парня основательно. Зрачки расширены… легкое сотрясение. Но если исключить некоторые неприятные обстоятельства, опасности для жизни нет.

Только теперь Правел Васильевич услышал в голосе черногорца, едва заметный, южнославянский акцент.

– Что вас смущает?

– Сонливость….

– Вы можете дать гарантию…

– Возможно это следствие черепно-мозговой травмы. В таких случаях, ни о каких гарантиях речи не может идти. Понаблюдаем некоторое время.

– Я привлеку лучших врачей. Отвезем его в «Кремлевку»…

– Поверьте мне, ваш внук в надежных руках. Мне нужно провести осмотр и я представлю вам полную картину. Я не страдаю ложной скромностью, и потому хочу ответственно вам заявить, в некоторых областях, например, травматологии, нашей команде нет равных. Сделаем все необходимое. Скорее всего, никакого кардинального вмешательства не потребуется. А с такой сиделкой, – кивнул черногорец в сторону дочери, вытиравшей платком кровь на лице Андрея, – дела быстро пойдут на поправку.

– Да, с девочками у этого смазливого юнца, проблем не будет. – глядя, как Милица колдует над ранами внука, подумал Павел Васильевич, – а вот в остальном? Но эта? Совсем еще девчонка, а тоща как? Что, он в ней нашел?

Едва сдерживая дрожь в руках, Павел Васильевич достал из кармана трубку. Нет, курить он не собирался, нужно было просто совладать с нервами. Слишком неожиданным стало то, что натворил его внук.

Сколько усилий он потратил на его воспитание; сколько сил? Но, как ни старался, так и не смог вытравить из него белую кость, доставшуюся по отцовской линии; привить нужное мышление. Из крохотного чуда, к которому, он так привязался, вырос голубоглазый денди, чуждый его мировоззрению; свободно и утонченно мыслящий аристократ. Он подозревал, что рано или поздно, внук преподнесет ему сюрприз, но не ожидал, что он окажется такого рода. Мог бы подумать о своем старом деде.

– Ну, что же! – сказал Павел Васильевич уверенным, спокойным, голосом. – Давайте, приведем его в порядок, ну а потом все остальное…

– Вот это голос мужа! – закивал головой черногорец. – Для начала обработаем раны и сделаем томографию…

–

Как и предсказывал черногорец, травмы Андрея оказались средней тяжести. Широко улыбаясь, он подошел к Павлу Васильевичу и положил руку на плечо:

– У вашего внука множественные ушибы, рванная рана на лице, стресс и… пожалуй, все. Почки, печень по всем признакам в порядке, ребра целы. Ребята, сейчас, ему губу зашивают. Но самое главное, все обошлось без черепно-моз-говой травмы. Я дал ему успокоительное. Теперь, вы можете со спокойной совестью и ясной головой заняться его делами…

Павел Васильевич был полностью согласен с черногорцем. Сейчас, как никогда ему нужна была ясная голова.

– Павел Васильевич. – обратилась к нему Милица.

– Да! Слушаю.

– Я должна вам кое что передать. – сказала она и протянула ему толстую папку.

– Откуда это у тебя? Вас, что не обыскивали?

– Несколько раз. Андрей дал мне эти документы еще до отъезда из Москвы. Попросил подержать у себя недолго. Сказал, что скоро заберет. Я их, папе в машину положила, в багажник.

– Хорошо. – кивнул головой Павел Васильевич. – Очень хорошо, что эти документы не попали в чужие руки.

– Вот, и прекрасно. – замотал головой черногорец. – А по дороге домой, я расскажу вам, очень красивую историю…

– О чем вы?

– Три года назад, мы отдыхали всей семьей в Кабардино-Балкарии. В Приэльбрусье… Катались на лыжах. По-моему, Кавказ ни чем не хуже Альп. Погода стояла великолепная… Милица носилась, как сумасшедшая; только, промокла вся. Мы уже хотели возвращаться в отель, когда сошла лавина. Это было очень страшно…Стоим втроем на небольшом пригорке, а на нас, перегоняя друг друга несутся белые клубы снега. Основной поток лавины прошел мимо, нас с Ниной даже не задело, обдало ледяной пылью, а Милицу, как слизало; только стояла перед глазами, а в следующую секунду её уже нет. Мы очень испугались… Мир перевернулся в одно мгновение… Вокруг, такая красота, Солнце сверкает, в воздухе снежинки искрятся, а на душе страх и смертельный ужас. Время быстро бежало… Мы от шока растерялись, конечно… не знаем, где искать, как? Народу много собралось; все кричали, кто-то пытался копать, но все так неорганизованно… Честно признаюсь, я тогда запаниковал. Все шло на секунды, как врач я прекрасно понимал, что теряю свою дочь… Не было никаких подручных средств, энтузиазм добровольных спасателей быстро угас и только внизу, метрах в пятидесяти, какой-то лыжник, как заведенный продолжал копать. Не знаю почему, я спустился к нему, скорее всего, сбежал от страшно раздражавшего сочувствия. Найти Милицу, казалось невозможным, но я хватался за соломинку…

И этот парень…, он в состоянии (ступора), и самозабвенно продолжал копать, подбадривая себя тихим, но мелодичным бормотаньем. Что-то типа: «Ну, где ты, крошка? Я знаю, что ты здесь! Покажись, наконец»!

Я был убежден, что Милице уже ни чем не поможешь и положил ему руку на плечо, но он зло отмахнулся и замахал лопатой с удвоенной энергией. Прошла еще минута и тут, о Боже, сквозь снег стали проступать цвета её лыжного костюма… тут же подоспела подмога, и мы быстро откопали её. Здесь, я подумал что настал мой черед, я же все таки врач. Но, ваш внук, без остановки, стал делать ей искусственное дыхание, и непрямой массаж сердца, да все так профессионально, что стоявшая рядом жена, взяла меня за руку: «.Пусть, он закончит свое дело», сказала она мне. Когда Милица открыла глаза, мы с Ниной не выдержали и разрыдались. Это было… потрясение. И праздник… Все радовались, кричали, обнимались. В суматохе, все забыли о спасителе, когда опомнились, его уже и след простыл. Он просто исчез. Милице тогда было тринадцать лет…, и она потратила почти три года, чтобы найти своего спасителя. Как вы понимаете, это был ваш внук. Вот так…

Павел Васильевич перевел взгляд на внука. Андрей спал. Блаженная улыбка расплылась по его лицу… Включив защитный механизм, организм как зонтиком накрыл его глубоким сном.

54/

Dura lex

Подмосковье 1988г

Квадратное, выкрашенное в желтый цвет, здание районного отделения милиции, стояло обособлено. Обнесенное непритязательным железным забором, оно утопало в зелени деревьев. В коридорах, только был проведен ремонт, и они все еще хранили запахи красок. Расположенное на первом этаже, помещение для проведения допросов, выглядело неприхотливо. Мрачный кабинет, в котором стол и стулья, были прибиты к полу.

Дежурство в воскресный день, накладывало отпечаток на лица сотрудников отделения. Ни лейтенант Кашин, ни сержант Головин не скрывали своего раздражения. Порядком намучившись с задержанным, они не без раздражения поглядывали в его сторону. Лейтенант, постоянно чертыхаясь, составлял протокол.

– Тьфу, ты черт! – встряхивал он не писавшей ручкой. – Влип ты парень, и влип серьезно! – Не надо было тебе от нас бегать. Законы нарушать, не надо было; сопротивление властям оказывать. Не надо было, прапорщику Курину, физиономию портить. Он ведь вернется, и вернется очень злым. А когда прапорщик Курин зол, жди неприятностей. Это тебе в нашем отделении каждый скажет. Так что своими опрометчивыми действиями, ты испортил свою молодую жизнь. И придется тебе, отвечать по всем статьям УК РСФСР. А список преступлений у тебя, что называется под завязку. Сопротивление властям, нанесение телесных повреждений сотруднику милиции при исполнении, нарушение общественного порядка, и прочее, и прочее, и прочее… что, сейчас, я и фиксирую. Так что, с этого момента, жизнь твоя изменится коренным образом. Право блюсти надо. Закон суров, но он закон». Dura lex, Sed lex!

– Товарищ лейтенант! – не скрывая злости, сержант сверлил Андрея глазами. – Проучить бы его надо… Он же издевается над нами. Я его фамилию, адрес спрашиваю, а он мне, я мол, родом из созвездия Орион, с какой-то там Беллатрикс*. (женщина воительница, амазонка).

– Не приближайтесь к небесным воительницам, – сплюнув кровь, процедил сквозь зубы Андрей, – ибо сгорите в испепеляющем пламени их стрел!

– А ты освежи ему память. И всыпь, хорошенько … – вытирая платком пот на лбу, проинструктировал лейтенант

Навалившись всем телом на Андрея, сержант активно заработал дубинкой,

– Ну, что гуманоид, вспомнил имя? – спустя минуту, отступил на несколько шагов, спросил сержант.

– Я же сказал тебе, пространственная пыль, я Властелин Созвездия Орион! Великий Иерофант*, Тайный Глава Устава Московского масонства, 99 степени инициации.

– Сам напросился, сука! – вновь замелькала в воздухе дубинка. – Лучше тебе, по-хорошему, на землю опуститься. А то, опустим. Хочешь сыграть соло на моем кларнете?

– А девочку твою, по рукам пустим! – сказал со своего места лейтенант. – Сладкая птичка! Судя по губкам, славный минет делает.…

– Ага! Заглатывает вместе с яйцами! – загоготал сержант.

– А ведь, она малолетка, шлюшка твоя! – самодовольно констатировал лейтенант. – Знаешь, что за это тебе светит?

– Он знает, товарищ лейтенант! Он все прекрасно знает! – с трудом переведя дыхание, шмыгал носом, сержант. – Потому и в несознанку уходит.

– Нам как дали на вас сводку, у меня сразу глаза засветились. Из-за такой, я тоже бы на многое пошел. Девка видная. И бойкая такая. Вас брали, думал, щас слезы пойдут, хныканье, а она меня ногой прямо… прямо между ног, сучка. Хорошо, прапорщик Курин врезал ей, как надо, а то все лицо расцарапала бы. Ничего. Сейчас родители подъедут, оформим и её. Все будет, как надо. Так что на свободе, ты уже не покувыркаешься, гражданин инопланетянин. Только, с блатными в камере. На вид смазливый, быстро найдешь себе поклонников. – рассмеялся лейтенант. – И разойдутся ваши пути, в разных направлениях: её на панель, а твой в на зону.

– Споры разума распространяясь по матрице, – придерживая пальцами разорванную губу, бормотал Андрей, – образуют глобальные информационные поля…

– Да, он же псих! – покрутил пальцем у виска лейтенант. – Не удивительно, что тобой 5-ый отдел* заинтересовался. Когда тебя эти ребята в оборот возьмут, ты запоешь по-другому.

– Все верно, лейтенант. – сквозь сжатые зубы прошептал Андрей. – Нет над Россией света! Лишь искажающая души черная дыра.

– Это тебе не поможет! – небрежно бросил лейтенант. – Косишь, ублюдок! Ничего.… Посадим к уркам, там тебе не до того будет. Могу поспорить, твоя задница их заинтересует. Тобой, красавчик, они не побрезгуют. А то, что прапор с сержантом немного помяли, так это ничего. Перину перед употреблением взбивают! – довольный шуткой, вновь рассмеялся лейтенант.

– Зря ты меня рассердил, гуманоид! – истолковав слова начальника, как сигнал к действию, сержант вновь дал волю чувствам. – Смотри, что у тебя? Нарушение общественного порядка – это раз; неподчинение органам власти – это два; оказание вооруженного сопротивления при задержании – это три; педофилия – это четыре; а еще за тебя, говнюк, ребята из комитета* взялись… А это уже, мать твою, не шутки.