Текст книги "Крах Обоятелей"

– А я, не согласна. – покачала горловой Татьяна. – Кавказ, хоть и присоединен к России, но он так и не стал её частью? Разные культуры, разный менталитет, философия, жизнеощущения.

– У России очень много обликов! Вот, у меня – черногорский. – с гордостью, сказала Милица.

– И все же, мы разные. Разная религия, традиции! – сказал Роман.

– Мы завоевывали не Кавказ, мы завоевывали плацдарм, значение которого нельзя переоценить. Имперская философия, которая господствовала в умах русских дворян, в первую очередь подразумевала расширение пространства; влияния России. Остальное для них было вторичным. Нации, религии, кто на это обращал внимание? Кавказ – стратегический узел. Его покорение было естественным и необходимым шагом в плане государственного строительства… Даже чисто географически – это пространство наших жизненных интересов

– Только местные народы, в темноте своей, почему-то не подозревали, что попали в сферу наших интересов. – усмехнулась Татьяна.

– И мужественно дрались за свою свободу. – вставила Милица и оглядываясь по сторонам, добавила. – Денни рассказывал…

– Повторяю. Кавказ – это ключ к Ближнему Востоку. – недовольно пробурчал Андрей. – К теплым морям; новому сознанию. Он был нужен нам и мы его завоевали. Страна владеющая Кавказом, автоматически превращается в державу!

– Еще один знаток! – усмехнулся Роман.

– Здесь был перекресток движения древних народов, как с север на юг, так и с запада на восток.

– Еще скажи, через Кавказ прокладывали путь арии…

– Скажу. Хотя, мы до сих пор мало что знаем об этих миграциях. В истории этого края очень много темных пятен Но, что там не говори, Дарьял* – идеальное место для перевалки через этот горный массив.

– Но люди здесь совершенно уникальные. – с восторгом сказала Милица.

– Они другие; и с совершенно иной культурой. – сказала Татьяна. – В Кавказской войне их главной опорой была вера. Кази Мулла*, Хамзад*, Шамиль*, (первый, второй и третий имамы Кавказа) были духовно просвещенными людьми. Они призывали и к борьбе с неверными, и к совершенствованию духа. Они чтили ислам не только в исполнении шариата, но и тарикакта*, и хакиката*, если это вам о чем-то говорит. Человек мог достичь совершенства только в очень сложной гармонии, очень многих качеств. И только достигнув божественных высот в познаниях возвышенного*, и изучении деяний пророка*, мог стать мюридом, и повести правоверных за собой.

– Браво!– захлопала в ладошки Роман. – Одни ораторы! Получается, что мы вели борьбу, чуть ли не с просвещенными народами, а не с полудикими, варварскими племенами? Разве не горцы всю свою историю разбойничали? Их хлеб – набеги! Грабежи! У них что ни аул, то укрепление или крепость. Даже жилища крестьян имели двойное назначение. Война для них естественное состояние. Кроме войны и набегов на соседей, они другого ничего не знали. А что до мюридизма, то вряд ли большинство горцев вникало в эти теологические дебри. Он до сих пор для них в огромной степени мистическое учение.

– Политики, всегда использовали религию, как главный инструмент влияния! Чтобы посылать людей на смерть, нужны сильные аргументы. – сказала Татьяна. – В история много таких примеров – халифы, крестоносцы, талибы.

– А какую реакцию следовало от них ожидать? – пожал плечами Андрей. – Было бы наивно думать, что нас встретят хлебом солью. Мы же не с пряниками к ним пришли. Столько карательных экспедиций, столько крови? Так еще, мало захватчики, но и гяуры*. Разве у них был выбор? Но и у нас его не было. Когда суть идеи заключается в распространение влияния, нельзя останавливаться. Остановиться, значит отказаться от этой самой идеи. Тоже самое было у англичан, когда они Северную Америку или Австралию осваивали; испанцев, при колонизации Южной и Центральной Америки. Кавказ не стоит особняком.

– В Крыму, Сибири, на Дальнем Востоке – все было жестко и без прикрас. – согласилась Татьяна. – Ни Ермолов, ни Вельяминов, ни Паскевич рыцарями не были, и никакой пощады не знали. Порядок наводили исключительно мечом. Особенно, это касается Восточного Кавказа. Он дался нам очень дорогой ценой

– А, межу прочим, у нас неверно приписывают Ермолову лавры покорения Восточного Кавказа. – сказал Андрей.– Он, еще 1827 году был отстранен от дел и на Кавказ больше не возвращался, хотя боевые действия продолжались, по меньшей мере, до 1859 года, до пленения Шамиля.

– Но здесь, почему-то, все помнят только Ермолова! – сказал Роман.

– Может быть, потому, что при европейском образовании, и суворовской выучке, обладал азиатской жестокостью, которую не одобрял даже Николай 2-ой? – сказала Татьяна.

– Ермолов был военным, привыкшим добиваться цели любой ценой. – согласился Андрей. – И не только на Кавказе. «Тебе, о Персия, я посвящаю свою ненависть; проклиная тебя, я предрекаю тебе гибель». Каково, а?

– Он был таким же религиозным и национальным фанатиком, как и те с кем боролся. – сказала Татьяна.

– За Царя, Россию, православие… – согласился Роман.

– Рьяным воякой был. – сказал Андрей. – Вырезал целые районы… и видел усмирение Кавказа только силою оружия. Подход тогда простой был, путь к миру через силу!

Скучая миром в язвах чести,

вкушаешь праздный ты покой,

И тишину домашних долов..

Но се – Восток подъемлет вой!..

Поникни снежною главой,

Смирись, Кавказ: идет Ермолов

– Вот и до медоточивого Александра Сергеевича добрались! – улыбнулась Татьяна.

– Это же Пушкин! – сказала Милица.

– Он, самый! –подтвердил Андрей. – Думаю, уже тогда его снедали глубокие противоречия. С одной стороны в нем жил дух Байрона, и как европеец, он жаждал и воспевал свободу; но как верноподданный русского царя – хотел величия империи. Империя – это постоянное расширение влияния, а значит экспансия.

– По-моему, эти понятия не совместимы. – сказал Роман.

– Конечно, нет! – подтвердил Андрей.

И смолкнул ярый крик войны:

Все русскому мечу подвластно,

Кавказа гордые сыны,

Сражались, гибли вы ужасно;

Но не спасла вас наша кровь,

Ни очарованные брони,

Ни горы, ни лихие кони,

Ни дикой вольности любовь!

– Я за Любовь…. И за Свободу… – ввернула реплику Милица. – Все, даже самые маленькие народы должны быть свободными.

– Кто бы сомневался? – развел руки Роман. – Ты за свободную любовь…

36/

Куринный король

Стокгольм 1940 г

С началом польских событий дела Рауля пришли в полное расстройство. Несмотря на оптимистический нрав, невольно в душу закрадывались сомнения; он мог с горечью констатировать, что остался и «без работы и без денег». Венгерская командировка в материальном плане ничего ему не дала, зато добавила душевных мук. Скоро, он узнал о помолвках баронессы Элизабет К. и графини Евы Г. Это только усилило хандру. Испытывая давящую неустроенность, он вынужден был признать в разговор с дядей Маркусом: «банковское дело – это не мое».

Время шло, проекты рассыпались, как карточные домики, и ничего толкового ни в плане бизнеса, да и ни в каких других начинаниях, не просматривалось. А после смерти Густава, сложилось впечатление, что он вообще перестал, кого-либо интересовать. Проект «Международного банка», где Рауль мог бы занять «достойное место» рассыпался с последним вздохом деда. Осталась слабая надежда на застройку участка дядюшки Маркуса, но и она, как это за ней водится, в последнюю минуту умерла. Вместе с новостями из Польши наступало осознание того, что с архитектурой нужно будет повременить. И вот теперь, когда буря бушевала во всю силу, на ней можно было смело ставить крест.

Дядюшка Якоб был предельно лаконичен. Взяв Рауля под руку, он методично водил его по кабинету, наставническим голосом обрисовывая всю сложность политической ситуации в Европе.

– Я должен огорчить тебя Рауль! – заключил, он свой пространный обзор. – В связи с новыми обстоятельствами все строительные проекты мы приостанавливаем. Ты должен понять….

Рауль понимал. Все же он вырос в среде дипломатов. А тут еще грянули события в Финляндии… Только после долгой и бесплодной службы в ополчении, дядюшка вновь обратил к нему свои взоры…

– Могу предложить тебе одно дельце. В «Среднеевропейской торговой компании». Работа не ахти, импорт куриных грудок и маринованных огурцов; экспорт копченого лосося и тресковой икры. Фирма принадлежит Свену Салену* и венгерскому еврею Коломану Лауэру. Его семья в Будапеште. Тебе могут предложить должность содиректора. Это хорошая перспектива.

Рауль не возражал. Сознательно или нет, но его уводили от дел в «Эншильда банкен». К тому же у него не было выбора.

Вернувшись домой, где его поджидала компания старых друзей, он сообщил им о крахе всех долгосрочных планов, и о том что судьба не оставляет ему другого выбора, как предать себя водам залива.

– Я начинаю прослеживать общность, между своей судьбой и участью Вассы!* Не успел я поднять якорь, наполнить паруса и выйти в гавань, как мой корабль дал течь и стремительно пошел ко дну! – стоя у окна, с горечью констатировал он. – Так что, все обстоит удручающе грустно.

– А что сказал дядюшка? – спросил старый приятель Никлас. – Что мог сказать банкир, видящий во мне только обузу? Но я его не виню. Все дело только во мне. Я неудачник, у которого всё валится из рук. Даже посвятив столько лет армии, я не дослужился до звания офицера. Вот, подумываю об уединении…

– Нам будет тебя не хватать, друг! – смахнув слезу, трагическим голосом сказал Густав фон Платен. – но еще больше кларета твоего деда.

– И не надейся! – тем же тоном ответил Рауль, – Пока в его погребе томится хоть одна бутылка, я не оставлю вас.

– Вот ответ настоящего викинга! – подошел к нему и положил руку на плечо, Леннарт Хагстрёмер.

– То, что твой легендарный дед оставил нам этот винный погреб, уже достойно чтобы увековечить его имя в пантеоне величайших людей Швеции! Поэтому, предлагаю тост за Густава Валленберга. – сказал, старый приятель Рауля, Никлас.

– За самого заботливого деспота в Швеции! – подняв бокал, воскликнул Рауль. – За Густава! Наконец, пришло то время, когда он мог бы мной гордиться! Я стану всеевропейским агентом по распространению копченой лососины и маринованных огурцов. Вершиной моей деятельности, станут куриные грудки. Я обожаю куриные грудки. Я обожаю грудки вообще. Дайте мне больше грудок. Все грудки мира… Я должен лично отведать каждой, чтобы стать куриным королем!

Гвалт, который устроили друзья, не веселил Рауля. Борясь с не покидавшим его разочарованием, он некоторое время сдерживался наблюдал, как носятся они вокруг него, изображая обитателей курятника. Сжав губы, с неприступным видом, он долго не давал воли чувствам. И наконец, не выдержав, приподнялся на носках, и громко издав боевой петушиный клич, и замахал согнутыми в локтях руками.

Несколько минут продолжалась вакханалия…. Когда волна всеобщего веселья спала и вся компания повалилась, кто куда, в кресла, на пол, на диван, Рауль во всеуслышание объявил:

– Коломан Лауэр – так зовут моего нового работодателя. Кроме того, что он беглый еврей, и что некая часть его фирм находятся на враждебных евреям территориях, мне ничего неизвестно. Впрочем, и этого вполне достаточно. Ну, а путешествовать, это по мне; люблю быть, что называется, в гуще событий. Да и надо как-то встряхивать страдающее самолюбие.

– Плесни-ка мне еще, Рауль! – протянул ему бокал Магнус.

– Правда, Европа необратимо теряет свой колорит! – продолжил Рауль. – Куда не сунься, повсюду черная форма, свастики и факельные шествия. Коричневая чума расползается по континенту. Скоро и мы будем выбрасывать в приветствии ладони…

– Лучше наблюдать за «Торжеством духа»* с факельными шествиями Гитлера, чем за «торжеством серости», у этого ужасного Сталина! – категорично заявила Яннет.

– Хотите заглянуть Гитлеру в задницу? – развел руками Магнус.

– Мальчики. Не разрушайте атмосферу употребления кларета. – меланхолично отреагировал Хельга. – Смените тему.

– Адольф, по-моему, зарвался? – отреагировал на замечание Магнуса, Рауль. – Своими действиями во Франции, он окончательно раскрыл свои намерения и восстановил против себя весь мир! Союзники не будут молчать.

– Маленькому ефрейтору не дает покоя слава маленького капрала. – пригубив бокал, сказала Яннет.

– Милая Яннет! – повернулся к девушке Магнус. – Боюсь амбиции этого маниакального вегетарианца, куда кровожадней кухни романтического корсиканца. Войны того времени походили скорее на парады, с кучей церемониалов. Сейчас все по другому, как показала предыдущая война*. Наполеону нужна была слава и Европа; Гитлеру, власть и весь мир! И фюрер ни перед чем, не остановится. Может, он плохо образован, его выставляют неумехой, но ведь как целеустремлен; и как зажигает?

– Весь мир прогнулся перед ним; вот уже и мы заигрываем с наци? – грустно сказал Рауль. – Нам льстит, то, что он относит нас к когорте избранных.

– А разве это не так? – раздался юношеский, почти детский голос. Это был новый друг Хельге, начинающий режиссер Ингмар Бергман.

– Не так! – покачал головой Рауль. – Нет никаких избранных наций. И статус нейтрального государства, не позволяет находиться в роли невинного созерцателя, и не избавляет от ответственности….

– Ты предлагаешь схватиться с Гитлером? – усмехнулась Яннет. – Не проще ли, просто набросить на себя петлю?

– По-моему, Гитлер просто исправляет ляпы Версаля. – сказал Магнус.

– Может это и так, но войну он развязал покруче, чем ляпы Версаля… А как относиться к его патологической ненависти к евреям. Это возврат к варварству. С неграми в Кейптауне, обходятся гораздо лучше. Он Молох! Его аппетит не насытит ни Польша, ни Франция…

– Гитлер шут и позер. Его век скоротечен! – сказал Магнус…

– Я так не думаю! – отрицательно закачал головой Ингмар. – За спиной этого позера стоит целая нация? Нация Гёте, Моцарта, Бетховена?

– Согласен! – поддержал его Рауль. – Этот шут и позер, как ты выразился, построил за собой всех немцев, и завоевал Европу, что до него не удавалось сделать даже Бисмарку. – Он перевернул сознание немцев, сумел внушить им мысль, что они могут все. Тем самым, он встал в ряд величайших людей Германии; и не имеет значения, с каким знаком, плюс или минус. Он, безусловно, гений, но гений зла!

– Позвольте мне вмешаться в ваш мужской спор. – вкрадчиво начала Хельга. – Разве зло может ассоциироваться с гениальность? Разве гениальность ни есть ниспосланное свыше одухотворение? Разве зло может вдохновляться Богом? Нет, и еще раз нет! Злодей не может быть гением.

– Это ты о простых людях. О политиках, нельзя судить человеческими мерками. Они являются одновременно и носителями созидающих и разрушительных начал. В верховной иерархии индуизма, Шива одновременно олицетворение и добра и зла. – сказал Магнус

– Мы те, кто вечно говорит о созидании, на деле, разрушая все! – продекларировал Ингмар.

– И все же Гитлер, гений! Своей сумасшедшей экзальтацией, он очаровал всех немок. И с этим не поспоришь! – сказала Яннет.

– А еще, по-видимому, он не плохой дипломат. С таким успехом морочить голову Сталину, Чемберлену*, Даладье*! Гаху*, он просто в бараний рог скрутил. Гитлер стратег, и как видно, неплохой…

– Его сила, в разобщенности европейцев… В усталости от прошлой войны. Все закрывали глаза на его чудачества, и вот вам…

– Все поощряют его. В том числе и мы. Строил же у нас Хенкель, по секрету, о котором знали все, в обход Версаля, самолеты. – блеснул своей осведомленностью, Магнус.

– Фюрера, уже трудно будет остановить. Только посмотрите на его штандарты. Он спит и видит себя во главе германских легионов. И во всеуслышание объявляет себя поклонником Римской Империи. – сказал Густав.

– Его идеология имеет германские корни. – не согласился Рауль. – Тысячелетний Германский Рейх – это из Гвидо фон Листа!* Оттуда же исключительность германской расы. Немцы – избранный народ; наследники королей-священни-ков наделенных сакральной мудростью, и живших в полной гармонии с обожествленной природой. Но тут явились христианские священники, со своей пагубной моралью «любви и милосердия» и лишили зазевавшихся германцев традиционных ценностей, погубив при этом главную организующую силу любого общества – элиту. Поэтому, задача, которую ставит перед народом Гитлер – возрождение элиты. Истинной германской элиты…. И схема здесь, до предела проста. Лучшие представители новой расы – национал-социалисты; лучшие из национал-социалистов и есть немецкая, а значит, и мировая элита! Могу рискнуть лучшей бутылкой погреба, в том, что его настольная книга – «Карнунтум», все того же Гвидо фон Листа!*

– Все разница в том, что Гитлер не сказочник, его легионы скоро перевалят за рубежи Европы. И скоро, всем, кто не станет под их знамена, будут наклеивать желтые звезды на рукава! – сказала Хельга.

– Уверяю тебя, дорогая, нам это не грозит. В чистоте нашей крови, он никогда не усомнится. – сказал Никлас.

– Да, он сумел внушить немцам, что они лучшие. «Смело идите за мной, и мы восстановим справедливость, а между делом завоюем мир». Для разочарованной и оскорбленной итогами Первой мировой войной Германии, это как бальзам на душу. – сказал Магнус.

– Но, он действительно достиг огромных успехов. – сказал Рауль. – Объединил народ. Построил дороги; справился с депрессией. Он не только вернул Германию к прежним границам, в его руках, Австрия, Чехословакия, Польша, Франция. Вопрос лишь в том, где он остановит свои танки.

– Что ни говори, личность неординарная! – восхищенно, сказала Яннет. – Сумасшедшая воля … и крайне привлекательные, разложенные на элементарные составляющие, мысли!

– Не забывайте, всегда есть плата за успехи. Нельзя, вот так запросто крушить все на свете. Я думаю, немцы все же образумятся и отправят его обратно, в Линц. – сказал Магнус.

– Что-то я сомневаюсь! – покачал головой Рауль. – Учитывая их педантичность, они пойдут за ним до конца.

– Рауль, готовится к политической карьере. Пытается стать специалистом по Германии! – подсела к нему на кресло Яннет.

– Я пытаюсь разобраться в природе власти. Похоже, фюрер возомнил из себя Вотана, спустившегося с дерева Иггдрасиль*, и намеревавшегося с помощью рунических заклятий побеждать врагов. Его речи похожи на заклинания.

– Лучше с Гитлером, чем со Сталиным и его Мировой Революцией. – вздохнула Хельга -.Я не хочу, чтобы Швеция стала очередной республикой Советов. Ему же наплевать на наш нейтралитет…

– Сильным мира сего можно все!

– Им, как бы и нельзя, но они успешно обходят этот запрет. – согласился Рауль. – И это неудивительно. Каждый из них, а уж тем более фюрер, мнит из себя мессию.

– Но откуда его ненависть к евреям?!

– В евреях его бесит то, что они твердят о богоизбранности. Для Гитлера это кощунство. Покровительство Небес – прерогатива немцев, и таких личностей, как он! Не какое-то там племя Моисея, а истинная, благословенная свыше, германская Раса. В этом суть его ненависти.

–

* (Гвидо фон Лист – мистический мыслитель крайних, националистических пангерманских воззрений). После ряда произведений в неоромантическом жанре, развернул грандиозные изыскания в области «арийского протоязыка» и мистических связей древних германцев с природой. Посредством оккультной интерпретации германского прошлого, пытался показать исключительность арио-германской расы, обладавшей древними знаниями, позволявшей проникать ей в тайны природы. Сделал несколько сбывшихся пророчеств, в том числе предсказал приход к власти Гитлера.

* Иггдрасиль; дословно – скакун Игга (один из эпитетов Одина). В скандинавской мифологии имя Мирового дерева, тис или ясень, в виде которого скандинавы представляли Вселенную.

37

Свобода

Кавказ 1988

– Да! Я за свободную любовь! – вздернув головку, гордо заявила Милица. – И за все остальные свободы тоже. Но, чтобы почувствовать, что такое свобода, нужно уметь забираться очень высоко. И еще, летать…Истинная свобода рождается, где-то на стыках неба и гор.

– И откуда, позвольте спросить, наша маленькая девочка, нахваталась всего этого? – прищурился Роман.

– От мамы с папой. Они у меня не чета тебе… Но вы оглянитесь! Посмотрите вокруг! – закружилась Милица. – Именно, здесь она и обитает, в нетронутых цивилизацией уголках? А не в какой нибудь там Европе, или Америке. Кавказ – естественное пространство Свободы! И если кто не в курсе, я дарю ему свое открытие.

– Какая Европа? – поморщился Андрей. – Старая, маразматическая цивилизация, медленно сползающая в слабоумие.

– Ну, все! Поехали. Сейчас, начнет про духовное разложение Западной цивилизации. – махнул рукой Роман. – да ты ведь сам, европеец, до мозга костей.

– С одной оговоркой… Я русский. И не могу восторгаться тем, что европейцы приписывает себе все достижения цивилизации. Я не могу мириться с их высокомерием. С тем, что простым росчерком пера, они отписываются от всего, во что верили веками. И это гордыня считать себя пупом всего. Мир многообразен. На этой планете мы пигмеи, проявляющиеся на мизерный временной отрезок и сочень ограниченными возможностями.

– Вот, и просвещенная Европа нам уже не пример. – тяжело вздохнул Роман. – Но, кто же должен стоять у нас перед глазами? Дорога к свободе лежит только через просвещение. Я не верю в дикую вольницу. Нет там никакой свободы…

– Да, что вы все заладили – свобода, свобода? А что она такое, эта ваша свобода? – пожала плечами Татьяна. – Как выглядит? Я вам, вот что скажу. Свобода – это наркотик, которым пичкают людей, чтобы было легче ими управлять.

– Я тоже, не верю ни в какую свободу. – скептически сказал Андрей. – Общество, в котором присутствует хоть какая либо форма неравенства, не может называть себя свободным. Свобода – это скорее мечта; причем несбыточная. Это состояние Бога, к которому можно стремиться, но которое нельзя достичь.

– А я верю! – убежденно сказал Роман. – И приветствую все перемены – свобода совести, слова, ну и так далее. Но все должно быть заточено под экономику…

– Что-то подсказывает мне, что для нас это ящик Пандоры. – продолжил свою мысль Андрей. – Откроем, сами не рады будем. Мы семьдесят лет оголтело коммунизм строили, и не с лавровой ветвью в руках. И все что строили, называли свободой и демократией; причем народными. Сейчас, всем миром бросимся строить капитализм. Уверен, с таким же рвением и еще большим непониманием. И опять, упремся в стену из человеческих пороков… И потом, за кем прикажите идти? Это очень трудно сформировать и показать идею. Любой политик – сказочник; циничный сказочник. Поэтому, не верю я ни в какие политические мифы. На земле нельзя построить рай. Нельзя шесть миллиардов человек сделать счастливыми. И равенства никакого не будет. Как там ни крути, без эксплуатации человека человеком все равно не обойдется. Общество всегда будет разделено. И все, даже самые пламенные революционеры рано или поздно поступаются принципами и начинают служить не идее, а конкретным лицам и их интересам. Такова реальность.

– Вот, я и говорю свобода – это штучный товар, не для общего употребления. – сказала Татьяна. – Это внутреннее состояние! И оно от Бога!

– В современном обществе, человек не может быть свобод-ным. – сказал Андрей. – Более того, он абсолютно не свободен. У него миллион обязательств, суть которых и состоит в ограничении этих самых свобод…

– Странно все! – грустно вздохнула Милица. – Кого не спроси, чуть ли не любой готов умереть за свободу. Все хотят её, стремятся к ней, но никто, толком не может объяснить, что она такое!

– Это товар… – сказал Роман. – Такой актив, который уже с детства мы вымениваем на благополучие Государство предоставляет нам блага в обмен на лояльность; на то, что мы подчиняемся его законам. А мы, в обмен на своё благополучие, мы многим готовы пожертвовать…

– Фу, как неинтересно! – возмутилась Милица. – Ты ужасный скептик!

– Увы! Увы! – пожал плечами Роман . – Все в этом мире построено на сделках с совестью. И деньгах…

– Вот тут, он абсолютно прав. – согласился Андрей. – Всем в этом мире правят деньги, а свобода это химера.

– А вот и нет! – озираясь по сторонам, воскликнула Милица. – У вас совковая философия. Оглянитесь, сколько вокруг свободных людей. Просто, вы их не замечаете. И живут они, вот в таких нетронутых цивилизацией уголках?

– Пластинку смени, девочка! – усмехнулся Татьяна.

– Вы просто, не чувствуете? Здесь, все дышит свободой…

– Вот оно, лицо наивности! – небрежно бросил в её сторону Роман. – Ты должна твердо для себя усвоить – деньги и только деньги, правят миром; и только деньги могут все.

– И к сожалению, солнышко мое, здесь на Кавказе, все как везде. – подтвердил, Андрей.

– А давай спросим Денни. Пусть, он нам скажет – действительно ли деньги могут все?! – Денни! – бросилась она к стоявшему неподалеку, у мангала, мужчине, Милица. – Только вы можете рассудить нас. – Мальчики тут спорят, что дороже деньги или свобода.

– Милица! –схватила ее за руку, Татьяна.

– Я только хотела спросить, что значит для горца свобода? И смирились ли они… – не договорив, потупилась девушка.

Вороша палкой угли, Денни, внимательно слушал спор. Он уже давно хотел вмешаться, но почему-то медлил. Тема, безусловно, волновала его и нуждалась в комментариях. Нет! Они, конечно, ничего не забыли. Их борьба будет вечной. До полного обретения свободы. И ни с чем они не смирились. Многие из важных дел, Аллах откладывает до времени, по известным только Ему причинам. Да и, смирение, чуждое для них понятие.

– Вот я, за вами уже много дней наблюдаю, – Денни все же решил высказаться, – и думаю – а вы сами, чувствует себя свободными? Территории, от океана и до океана, множество народов покорили, но для чего? Разве эти необъятные пространства помогают вам быть свободными? И вообще, что для вас главнее – человек или государство? А что касается свободы, то ничего важнее её нет. Потому, что Свобода это… Свобода!

– Конечно, человек! – серьезно сказала Татьяна. – Сейчас, делается все, чтобы мы стали открытым обществом, У нас гласность… Перестройка… делается все ради людей. Конечно, потребуется какое-то время.

– Это что за суррогат – гласность? – усмехнулся Денни. – Андрей, как сказал – свобода или есть, или её нет. Нельзя быть свободным наполовину… А теперь, насчет «просвещенных народов», которые, кстати, колонизировали Кавказ исключительно огнем и мечом. Это они нас жестокости обучили; и между прочим, оказались очень неплохими учителями.

– История, сложно творится. И это не только у нас, в России! По всему миру! – сказал Андрей. – Простых решений не бывает.

– Знаете, если бы Горбачев подарил всем народам Советского Союза свободу, он бы вошел в мировую историю, как самая выдающаяся личность.

– Ой, не знаю! – засомневалась Татьяна. – Боюсь это привело бы к хаосу и разрушениям…

– Свобода – не предмет торговли. Все, даже самые маленькие народы должны её обрести. И только потом, решать с кем и как жить дальше. – заключил Денни.

– Советский Союз по конституции конфедерация. Каждая из республик может выйти из состава страны. – сказала Татьяна.

– Это только на бумаге…

– Но разве мало сделала советская власть для развития нацменьшинств; или сохранения самобытности малых народов?! Многие из народностей мы просто сохранили, не дали вымереть; многим помогли сделать шаг от родоплеменных отношений сразу в современную цивилизацию. И это только подчеркивает толерантность русского народа. А что касается государственности, до нее, простите, нужно дорасти.

Не желая поддерживать политическую тему, Денни, ничего ей не ответил.

– К черту советский народ и советскую государственность! – подскочила к кавказцу, Милица. – Что вы думаете обо мне

– О тебе? Ты очаровательная девушка, из-за которой множество мужчин будут сходить с ума. А вот, а Татьяна, она – мечта любого горца…

– Я вся во внимании Денни, продолжайте пожалуйста! – рукой поправила волосы Татьяна.

– Вы все, ребята интересные… Умные…. Но вам, для начала, в себе надо разобраться, Кто вы сами? Куда, и главное, кого хотите повести…

– Вы удивительный человек Денни! – Татьяна смотрела на кавказца, чуть ли не влюбленными глазами. – Бог просто даровал нам вас. Но у меня есть к вам один вопрос. Вы говорите, что вы чеченец, а живете здесь, в Адыгее. Почему?

– Долги отдаю. Иногда жизнь все разворачивает очень странным образом… Дело в том, что очень, очень много лет назад, один человек спас меня, хотя и не должен был делать этого; спас рискуя жизнью. И что самое интересно, я даже не видел его, помню только голос. Он до сих пор звучит во мне, стоит закрыть глаза. Он помогал мне всю мою жизнь; когда никто не верил, что я выживу; когда, никто и ни во что не верил… Невольно, я стал его должником, а долги, во чтобы бы то ни стало, нуждаются в покрытии…

– Кроме всего прочего, вы еще умеете говорить загадками! – сказала Татьяна.

– Люди! – взмолилась Милица и повисла на шее Романа. –Хватит о политике! Ромочка, лапонька моя! Возьми меня на ручки и унеси подальше, вон к тем, противно пахнущим шашлыкам.

– Только одну секунду, дорогая. – поставил её на землю Роман. – Мне с Денни надо парой слов перекинуться. И это касается твоей прихоти.

На удивление, Денни отнесся к просьбе очень спокойно.

– Тату, так тату! Желание женщины закон. Не так ли? – подмигнул он Милице. – Отдыхайте. Завтра все сделаем.

38

Пушкин

Кавказ 1988

– Некрасиво получилось, – глядя вслед удаляющейся фигуре, сказала Татьяна. – Кажется мы его задели.

– Не переживай. – пожал плечами Роман. – Он себя в обиду не даст.

– Мы вели себя бесцеремонно. – настаивала Татьяна. – В чем эти очаровательные люди нуждаются меньше всего, так это в просветительских лекциях.

– Это, действительно, было бестактно! – согласился с ней Андрей.

– Нужно было просто сказать, что Кавказ самый удивительный уголок на свете! – сказала Милица.

– Но это не мешает ему оставаться диким краем! – хмыкнул Роман.

–Война в Алжире дикость или нет? – сказал Андрей. – А во Вьетнаме? Колониальные войны? А наше нахождение в Афганистане – не дикость? Дикость – этапное состояния любого общества. Вспомните викингов; их невообразимую жестокость. Вся Европа дрожала. И что теперь? Куда девалась их агрессивность? Посмотрите на шведов, датчан, норвежцев – милейшие люди.

– Нет никаких диких народов. И вообще, это ужасно, когда людей делят на просвещенных и непросвещенных… – возмутилась Татьяна.

– Вот она, мудрость, не девочки, но дивы…

– И никакого пути в просвещенные народы, тоже нет… Зато, есть очень много того, что разобщает людей.

– Когда Господь, наконец, удосужиться взглянуть на то, что мы творим, Он ужаснется. – сказал Роман.

– Вот и А. С. Пушкин о том же: «во всех стихиях человек – тиран, предатель или узник».* (К Вяземскому).