Текст книги "Записки социопата"

– Вот же сука, – сказал он. После чего зло прошипел: – И ты тоже пошел на хер! Я с тобой больше не разговариваю!

* * *

Причудливы извивы судьбы. Если бы в девяностых мне рассказали, как сложится судьба этого отчаянного парня, байкера и пьяницы, я бы ни за что не поверил. Через некоторое время Трэш, катаясь в пьяном угаре на мотоцикле, попал в аварию. Переднее колесо железного коня ударилось в отбойник и «словило клин», если пользоваться байкерским жаргоном. После чего мотоцикл перевернулся, и его наездник покатился по дороге, только чудом не угодив под колеса несущихся по проспекту машин. Целый год мой приятель пролежал в больнице с многочисленными переломами. У него были серьезные проблемы со спиной. Угадайте, кто его навещал чаще других? Правильно. «Блядур». После выхода из больницы Трэш женился на ней и бросил пить, совсем. У них родилось двое детей. Один – в России, другой – за границей. Отвязный, буйный, неуемный Трэш вдруг объявил всем друзьям и знакомым, что он – еврей, что только сейчас, благодаря своей жене, он осознал свое иудейское происхождение, и собирается эмигрировать в Израиль. И осуществил это намерение, ко всеобщему удивлению. В Израиле, правда, Трэш прожил сравнительно недолго – лет пять. Однажды он возвращался откуда-то с семьей. Машине преградили путь люди с автоматами – палестинские террористы. Они вывели Трэша, его жену и детей, и расстреляли. Так его нашла смерть, в чужом краю. Кто знает, если бы не Бледер, поехал бы он в Израиль? Может, остался бы на родине? И тихо спился здесь. Но был бы жив по сию пору. Странно даже думать об этом.

* * *

Расставание с Дашей я перенес на удивление легко. Во мне живет спасительная злость, позволяющая, сжав зубы, проходить самые тяжелые жизненные этапы. Тогда я, возможно, совершил одну из самых больших ошибок в жизни. А может, мой уход от нее, и стремительная женитьба, чтобы ее забыть, и не была ошибкой – а было единственным возможным шагом, приведшим меня туда, на те скромные вершины, где я сегодня нахожусь.

Не знаю, существует ли экстрасенсорика, эзотерика, прочие малообъяснимые вещи, без веры в которые некоторым людям мучительно скучно жить?.. Только не мне – я терпеть не могу мистику. Но несколько раз, и это неоспоримый факт, во мне просыпался смутный, необъяснимый с точки зрения здравого смысла, дар. Дар ясновидения. Я точно знал, где находится тот или иной человек, и даже, что он делает в то время, пока я тянусь к нему ментальным щупом. Не испытал бы сам, никогда не поверил бы.

Отлично помню этот день. Меня вдруг охватило болезненное ощущение: грядет нечто плохое – и я должен действовать. Я как раз вышел из магазина, где купил Даше изящные часики на тонком золотистом ремешке с белым крохотным циферблатом. Мог бы купить вещицу подороже, но мне понравилась именно эта, за ее миниатюрную красоту. Я представил, как часики будут смотреться на тонком запястье моей девочки. Они лежали в кармане, а я стоял посреди улицы, на Сухаревской, охваченный внезапным дурным предчувствием.

Затем, как лунатик, не замечая прохожих, побрел к метро. Доехал до Павелецкого вокзала. Нашел на табло поезд «Москва-Тамбов» и двинулся по перрону, вдоль вагонов. Даша и ее ухажер стояли возле одного из них, прощаясь. Ее будущий муж уезжал в Тамбов, к родне. Он увидел меня первым и уставился во все глаза. Даша заметила его напряженный взгляд, обернулась и вздрогнула вся. Я сразу понял: виновата.

– Привет, – сказал я, больше слов не нашел, развернулся и направился прочь. Но в хвосте поезда остановился. «Что же, все так и закончится? А может, между ними ничего не было?..» Всегда хочется верить в лучшее. Достал часики, повертел в руке. Приложил к уху. Они тикали медленно, время почти остановилось. С головой у меня происходило что-то странное. Я никак не мог понять, каким образом попал к этому поезду. Я же понятия не имел, где Даша. Я не мог знать, что она окажется на вокзале. Мне никто не говорил, что она будет здесь – провожать этого типа. И действительно, я ехал на вокзал, как одержимый, будто меня кто-то вел…

Щемило сердце. Я ощущал такую боль, что хотелось выть. Поезд, наконец, тронулся. И она появилась. Подошла ко мне, заглянула в глаза, полные слез.

– Кто тебе сказал? – спросила Даша тихо.

– Я не знаю, – ответил я честно. – Я просто приехал к тебе, и все.

– Тебе мама сказала?

– А она, значит, была в курсе?

Даша замолчала. Я сунул ей в руку подарок. Она улыбнулась вдруг. Достала из сумочки очень похожие часики.

– Ты не поверишь. Вы даже подарки мне одинаковые сделали.

Именно эти слова все решили. Я выхватил у нее из рук купленные мною часы и швырнул их в ближайшую урну. Затем пошел прочь от нее, все ускоряя шаг. А за мной растягивалось невидимое поле, и тянуло меня к Даше, как металл к магниту. Но я был жестче металла. Я добрался до вокзального буфета, купил себе пива, и стал жадно его поглощать. Алкоголь – не лучший способ решать душевные проблемы. Помимо боли у тебя появляется желание совершать дурацкие поступки.

Я приперся уже очень поздно вечером к ней домой. И долго допрашивал ее у подъезда. Она ничего не рассказывала, но и врать тоже не хотела. И я, вконец истерзанный, отправился домой. По дороге выпил еще. И принес с собой. Напился до беспамятства, упал и заснул, не раздеваясь… Утром меня разбудил телефонный звонок… Молодой человек сошел с тамбовского поезда и вернулся в Москву. Ночью он приехал к ней и, поскольку родители ему благоволили, остался у них ночевать. Он звонил, чтобы встретиться со мной и прояснить все раз и навсегда. Законное желание.

Мы встретились посередине между Дашиным и моим жилищами – на железнодорожном мосту. Он был достаточно благоразумен, чтобы не лезть в драку. Да и мне, честно говоря, не хотелось его бить. Если кто и был виноват в этой ситуации, только Даша, и я, погрязший в изменах. Парень был лишь разменной монетой в наших отношениях. Терпение Даши иссякло. Скорее всего, последней каплей стал эпизод, когда я не открыл дверь, и она увидела меня, выглядывающего воровато из-за шторы.

– Она говорит, что любит тебя, – сказал он. – Для меня это неважно. Потому что я женюсь на ней, и мы будем с ней жить. – У него был твердый характер и стальные яйца. Он был ниже меня на полголовы. При желании я мог бы перекинуть его через перила моста и посмотреть, как он грохнется на рельсы. Эта мысль посетила меня и растворилась в гордыне. Тем более, он тут же рассказал, что они несколько раз переспали на прошлой неделе.

– Забирай, – проговорил я зло. – После тебя она мне не нужна.

– То есть ты не будешь нам мешать? – уточнил он.

– Не буду, я… я, вообще-то, женюсь, – сказал я. Эта идея созрела у меня только что. Основной посыл был примитивен и туп – я хотел отомстить.

Наша встреча продолжалась недолго, мы беседовали минут двадцать. Затем он поехал обратно к Даше. А я сел на автобус и направился к своей сокурснице Лине. Она жила на конечной, мне предстоял почти получасовой маршрут, и по дороге я обдумал все детали.

* * *

Лину я соблазнил и сразу же покинул от скуки. Даша тогда готовилась к экзаменам в университете, и времени на встречи ей катастрофически не хватало. Ценным качеством Лины был ее легкий характер. Она любила покутить, была хохотушкой, столь жизнерадостные люди всегда привлекают внимание. К сожалению, легкий нрав, как правило, идет в комплекте с вопиющей внутренней пустотой. Я заметил зияния в душе сразу, но, поскольку серьезных отношений не планировал, меня все устраивало. Комплексы, неврозы от нереализованности, несоответствие запросов и предоставленного жизнью выбора возникают у таких людях с возрастом. А в юности они весьма милы и симпатичны, полны надежд на длинную интересную жизнь. Особенно, если не существуешь с ними в одной квартире – и не знаешь всю подноготную. Позже она говорила: «У меня точно есть талант. Огромный талант. Только я пока не знаю, какой». Никаких талантов Лина в себе, увы, так и не обнаружила. Когда я видел ее в последний раз, она работала продавщицей в бутике на Манежной площади. Печально думать, что это итог ее карьерных устремлений. Но, скорее всего, так и есть. Вот такую девушку – легкую, симпатичную, с амбициями, но без талантов и глубокого ума – я и решил взять в жены. Причем, жениться я собирался немедленно.

Я позвонил в дверь. Она открыла. Обрадовалась и приняла меня так, будто я не бросил ее, а уехал на время в командировку. Мне казалось, из нее получится отличная жена – любящая, в чем она неоднократно признавалась, и без претензий. К тому же, мне нравилась ее мама – переводчица с французского, музейный работник. Зарабатывала она очень мало, но работу свою обожала. Женщиной моя будущая теща, была одинокой. Мужчин близко не подпускала. Складывалось ощущение, будто она в своем весьма перезрелом возрасте, как девочка, продолжает ждать принца не белом коне. Между тем, все принцы давно разъехались по юным красавицам. Одно время за ней ухаживал известный театральный актер. Но стоило ему намекнуть на интим, как Линина мама глубоко оскорбилась, и вычеркнула его из своей жизни. Мне нравилась ее экзальтированность. Но ужасно раздражала манера вмешиваться в нашу личную жизнь. Да и к людям она, в целом, относилась презрительно. Хотя многие, стоит признать, такое отношение заслуживают.

– Мы поженимся, – сказал я Лине со свойственной мне безаппеляционностью и упрямством. Если я что-то задумал, то осуществлю это непременно.

– Ты делаешь мне предложение?! – поразилась она. Было от чего испытать шок.

– Да, – ответил я. – Думаю, нам стоит пожениться. Мы – отличная пара. Нам ведь весело вместе?

– Очень, – сказала она.

– Ну, вот и будем веселиться дальше. Во всяком случае, скучно не будет, – последнюю фразу я в первую очередь адресовал себе.

– Я согласна, – быстро согласилась Лина, пока я не передумал, и умчалась в соседнюю комнату – сообщить новости маме.

Вскоре моя будущая теща объявилась с иконой. Она заставила нас встать на колени, и принялась крестить, приговаривая:

– Благословляю вас, дети мои. Я вас благославляю. Благословляю!

Меня порядком покоробил этот обряд. Раньше религиозности в Лининой маме я не замечал. Она, ко всему прочему, прослезилась от умиления. Принялась нас целовать, называя: «Мои принц с принцессой». А потом побежала звонить сестре и бабушке с дедушкой – чтобы сообщить благую весть: дочка выходит замуж.

То, что брачные колесики закрутились так быстро, несколько выбило меня из равновесия, вновь захотелось выпить, поехать к Даше. Но я сжал кулаки – пойду до конца… Нельзя прощать предательства. Пусть знает, что мне на нее плевать…

Месть свершилась. До Даши через некоторое время через общих знакомых дошло известие, что я собираюсь жениться, и даже подал документы в ЗАГС. Она звонила, плакала в трубку:

– Не понимаю, зачем тогда все это было… Я же люблю тебя. Безумно люблю.

Я был непреклонен. Стоял на своем:

– Я – мужчина. А мужчины измен не прощают. Все кончено.

У нее был тоже взбалмошный характер. Вдоволь наунижавшись (мне доставляли удовольствия ее истерики), она в один прекрасный день объявила, что тоже выходит замуж.

– Поздравляю! – сказал я. И бросил трубку…

Моя первая свадьба была примитивной по-советски, с глупым крикливым тамадой и потрепанной певицей. Я женился в старом костюме – не посчитал нужным купить новый. С ее стороны были родственники со стороны мамы. Линин отец в семье считался изгоем, хотя он и дал часть денег на свадьбу. С моей присутствовали только друзья. Я пригласил человек сорок. Некоторые откровенно не сочетались друг с другом: интеллигентные мальчики и откровенные бандиты. Поэтому во время застолья началась драка. Гости швырялись бутылками, стульями и салатом оливье. Я пил очень много. И громко хохотал, глядя, как разносят заведение. Мне, и впрямь, было очень весело. А родственники жены пришли в ужас, старались не встревать, чтобы им не досталось. В конце концов, драчуны устали, и стали просто пить водку. Я купил «белой», как ее называл Трэш, с избытком, потому что знал – моим друзьям «сколько не бери всегда мало». Вскоре все были примерно на одном уровне, ссоры прекратились, начались разговоры по душам. Некоторые просто спали щекой на закусках.

– Какая свадьба без драки?! – шепнул я жене. – Хорошо, правда?

– Горько! – снова заорал кто-то. Мы встали и начали вновь целоваться под дружный хоровой счет гостей: «Три… Четыре… Пять… Пять… Пять…» – классическая свадебная острота.

Я проснулся с сильной головной болью на чужой двуспальной кровати, в чужой трехкомнатной квартире. Здесь мне предстояло прожить четыре месяца, до скандала и скоропостижного развода.

Нет, этот брак не был ошибкой. Он многое мне дал для понимания людей, осознания, кто есть истинный интеллигент, а кто таковым только притворяется, манерничая, всячески изображая интеллигентность. Также этот неравный союз разорвал наши с Дашей страстные и болезненные отношения. Вряд ли я справился бы с расставанием, если бы не женился. В общем, брак имел смысл. А вот Лина была самой бессмысленной и бессодержательной среди всех девушек, с которыми я встречался долго. Впрочем, я ее помню. Значит, и в ней имелся какой-то неведомый смысл. Может, она была в моей жизни только для того, чтобы я когда-нибудь вспомнил ее и написал о ней пару абзацев.

Детей ни в коем случае нельзя убеждать, что самое главное – это талант. Обнаружив в себе его отсутствие, они ощутят глубочайшее разочарование, собственную никчемность, и вряд ли справятся с этой психологической травмой. Так же как отсутствие цели – есть благо. Поскольку, не имея цели, никогда не обретешь невроз ее недостижимости.

* * *

Порой, когда событиями руководит случай, от нашего благоразумия ничего не зависит. И потом, по прошествии времени, некоторые пострадавшие (те, что уцелели в стремительно разыгранной судьбой драме) мечтают все вернуть, и раз за разом прокручивают в голове пустое. А что, если бы я тогда поступил так? Ну почему, почему я не мог сделать в тот момент по-другому? Что случилось с моим здравым рассудком, когда я принимал это идиотское решение? Порой случай может служить оправданием. Я нахожу в наличии случайностей моральное успокоение. Ведь это не я виноват в том, что произошло – во всем повинен он, проклятый случай. Идеальное алиби для прокурора-совести на случай, если вы сделали что-то нехорошее.

Помню, как мы шли по улице пьяные и веселые, была новогоднюю ночь. Все пребывали в отличном настроении. Только семейная пара, мои давние друзья, ругались как обычно – так у них было заведено. Муж вовсе не был пьяницей. Зато закладывал за воротник отец жены. И она, опасаясь, что муж тоже начнет пить, старалась заранее оградить его от пагубного пристрастия к зеленому змию. Бог ты мой, им было тогда по двадцать. Они были молоды, верили, что в будущем их ждет много хорошего, строили планы. Но поганец-случай рассудил иначе. Мы все разошлись по домам. Пара скандалистов осталась на улице вдвоем. Он явно хватил лишнего. Шатался, смеясь, чем сильно ее раздражал. В конце концов, она накричала на него и ушла, думая, что скоро он ввалится пьяный, и можно будет продолжить чтение нотаций. Надо хорошенько отдавить ему мозоль совести, рассуждала она, чтобы избежать в будущем подобного поведения. Но муж все не шел. Часа через полтора, сильно взволнованная, она выбежала на улицу. Но на том месте, где она оставила мужа, его не оказалось. Она оббежала пол района. Прошло часа три, начало светать, а она все рыскала по округе. И нашла все-таки приблудившегося супруга, очень далеко от дома, на детской площадке. Он сидел на скамейке. Когда она, подойдя ближе, чуть толкнула его в плечо, он повалился на снег. Этой ночью ее муж замерз насмерть…

На нее было страшно смотреть. Примерно месяц она вообще не могла разговаривать. И вся, словно, выцвела. Даже темные волосы приобрели пепельный оттенок, будто припорошенные пылью. И серо-голубые глаза ничего не выражали. Целыми днями она лежала на кровати, не желая вставать. Даже умываться перестала… Потом постепенно, как это обычно бывает с молодыми людьми, в ней пробудилась жажда жизни – втекла в нее по капле, и, несмотря на неизбывную горечь, она вновь захотела быть.

Забавно, как судьба любит давать наставления. Словно над всеми нами не создатель, а строгий учитель, и ему важно, чтобы мы, нерадивые ученики, усвоили урок. А если не усвоили, урок повторяется. Учитель лупит нас по голове указкой до тех пор, пока мы не поймем его небесную арифметику. Она вышла замуж через несколько лет за Толика – за настоящего алкоголика. И тащила его пьяного в любом состоянии домой. И отогревала там, включив калорифер, кутая его в плед, прижавшись к нему всем телом, – даже если он совсем не замерз. Об этом Толик, пропивший в итоге все на свете (даже собственный разум) рассказывал мне и прочим собутыльникам еще в те времена, когда он был нам интересен. Он был знаком с обстоятельствами смерти своего предшественника. Ему очень нравилась трогательная забота жены. Она его действительно грела. И порядком веселила. Это же Толик, пропивший разум, – у него нет ничего святого. Хотя он и стреляет сейчас мелкие монетки возле церкви. По-моему, там ему не место. У привокзальных магазинов больше подают. Впрочем, в этом я не специалист.

Мне удивительно слышать, когда говорят – я не верю в случайности. Случай – атом судьбы. И как можно не верить в то, из чего формируются молекулы закономерностей.

Вместе с Валькой и ее отцом мы пошли провожать ее школьную подругу – девочку жизнерадостную, смешливую, очень светлую. Вечер прошел замечательно, она заразила нас позитивом, и настроение у всех было отличным. Тем более что мы с Валиным отцом немного поддали.

– Машину лучше ловить там, – я показал в направлении улицы, где даже в этот поздний час можно было остановить частника.

– Я боюсь ездить с незнакомыми людьми, – вдруг сказала девочка. Хотя раньше у нее не было возражений, что мы поймаем для нее такси.

– Главное, – назидательно заметил наивный во многом Валин папа, – запомнить номер!

Я поднял руку, остановилась красная пятерка.

– Привет! До Бирюлево довезешь?.. – поинтересовался отец Вали, заглянув в машину. – Сколько?.. Годится столько?! – крикнул он нам, назвав сумму.

Девушка кивнула, попрощалась с Валькой, чмокнула меня в щеку и села в машину. Следуя наставлениям Валиного отца, я заучил номер. Настолько тщательно, что помню его до сих пор… А вот подругу Вали с тех пор мы больше никогда не видели. Ее вообще больше никто никогда не видел… Милиция с интересом отнеслась к информации о номере и марке машины. На этом все и закончилось. Найти красный жигуль с такими номерами им так и не удалось. Он был не из московского региона, и как будто сквозь землю провалился. Вместе со светлой девушкой и водителем – я помню только его смутный темный силуэт.

– Это мы виноваты, – убивалась потом Валька. А я знал, что нашей вины нет – это случай убил ее подругу, ну, или вывез из страны – и продал в рабство.

А как объяснить то, что я много раз должен был погибнуть, но всегда оставался жив? Как-то раз поехал с водителем Витей на рынок, но вдруг по дороге передумал. Попросил его остановиться. Пошел к пивному ларьку, и стал с местными мужиками пить пиво, до самого вечера. А Витя на МКАД-е попал в аварию. Причем, пострадала именно та сторона, где должен был сидеть я – буквально всмятку. Понятия не имею, чем я руководствовался, когда покинул машину – и ушел пить. Мне просто мучительно захотелось пива, вот и все.

Аналогичный случай, кстати, произошел с известным в нашем районе алкоголиком – дядей Лешей. Он поздно вечером пошел за водкой, и подзадержался, пил под грибком с такими же, как он, синими людьми. Услышал вдруг ужасающий грохот. Земля задрожала под ногами. А когда он с авоськой, где лежала початая бутылка, вернулся, родного дома уже не было – от него остались одни руины. И часто потом его можно было видеть у палаток, поскольку жить ему было негде, и на детской площадке. Он пил и все время рассказывал, что алкоголь даровал ему жизнь. Уверившись в волшебной силе спиртосодержащих напитков, поневоле перестанешь просыхать. Так и случилось. И умер дядя Леша примерно через полгода после того, как террористы взорвали гексогеном его дом, от инфаркта. Рассказывали, будто он ночевал у каких-то не в меру жадных знакомых, и те не дали ему с утра опохмелиться. Известно, что мотор алкоголика запросто может остановиться, если резко прервать запой. А если запой длится полгода, то резкая отмена приведет к смерти почти наверняка.

* * *

Я вел себя тогда крайне неблагоразумно. Но со мной ровным счетом ничего не происходило. Когда я приезжал на точку, там не было никого из криминальных элементов. Когда же меня разыскивали бандиты, я был вне зоны досягаемости. Разумеется, это случайность. Но она своей устойчивостью стала напоминать закономерность. Так прошло несколько месяцев, наступила зима, а за ней и весна. Я окончательно успокоился, поверил, что имею дело с круглыми идиотами, и мне ничего не угрожает. Рука почти зажила. Остались шрамы. Кости срослись. Когда эластичную повязку окончательно сняли, кисть меня ужаснула. Было ощущение, что она нежизнеспособна: неловко шевелились пальцы, торчала непонятная шишка. Рука напоминала куриную лапку. Я купил эспандер и принялся разрабатывать кисть. Прогресс стал заметен уже очень скоро. А к концу зимы пальцы почти восстановились. Бить с левой в челюсть я бы не стал – она все еще побаливала. Но она, черт возьми, работала, и это радовало меня несказанно.

Я не платил ни бандитам, ни ментам. Открыл еще два крупных магазина. С деньгами стало настолько хорошо, что я решил в ближайшее время прикупить машину. Причем, Жигули и Москвич меня не устраивали. Даже Волга казалась мне недостаточно шикарным авто. Я хотел что-нибудь особенное. И задумал купить себе БМВ. Лучше – черный. Я и сегодня питаю слабость к черным БМВ. Причем, мне нравятся старые «бандитские» модели в пятом кузове. Привычки юности не исчезают за наслоениями жизненного опыта, не вытравливаются химикатами возраста и зрелых эстетических представлений. То, что ты любил когда-то, то, чем владел, вызывает самые приятные воспоминания и чувства. Но покупку машины пришлось на некоторое время отложить. Старые знакомцы снова объявились весной. На сей раз они действовали решительнее, чем раньше.

* * *

Бандиты приехали ночью, не меньше десяти человек. Подперли снаружи дверь старенького тонара – того самого, с которого все начиналось. Облили его керосином и подожгли. Продавец внутри чуть не сошел с ума от ужаса. Он решил – его сжигают заживо. В принципе, так все и выглядело. В последний момент долбаные пироманы выбили палку, и он, в клубах едкого дыма, под мокрым полотенцем (сообразил, молодец), кашляя, вывалился наружу. Его немного попинали, глядя, как горит палатка. Как всегда переборщили – сломали парню нос и несколько ребер. Охранник попросту сбежал, увидев, что происходит. Пришлось снова оштрафовать его – на сей раз за трусость и профнепригодность. Огонь перекинулся на брезентовый шатер. Им накрывалось кафе моего приятеля Юры, где мы осенью ожидали с Трэшем наехавших на меня бандитов. Бандюки даже не пытались потушить шатер. Он выгорел дотла. Вместе со стойкой и кое-каким Юриным имуществом. Он почему-то хранил на работе документы. Их пришлось потом долго восстанавливать.

Бандиты попросили избитого продавца передать, что собираются поступить так со всеми моими палатками, и уехали, довольные акцией устрашения.

Продавец в тот же день уволился.

– Точно не будешь работать? – спросил я. Не хотелось терять такого ценного (а главное, непьющего) работника.

– Мне моя жизнь дороже, – ответил он угрюмо. И я понял, что должен как-то защитить – если не себя, то хотя бы своих людей. Таким макаром они все от меня разбегутся…

Я был возле другой палатки, когда вдруг объявился некий человечек с усиками. Блатного я в нем сразу не распознал. Между тем, он был представителем преступного мира.

– Поговорить бы, – сказал он.

Я решил сначала: это поставщик товара – хочет предложит что-то на реализацию. И потому спокойно согласился.

– Вас очень хочет видеть один влиятельный человек, – сказал он и подмигнул. Впоследствии я узнал, что это нервный тик. Однажды он даже получил по морде в троллейбусе за этот мимический дефект. Не в меру раздражительный пассажир решил, что незнакомец с усиками то ли хочет познакомиться, то ли нарывается на драку. Услышав, что «влиятельный человек» хочет меня видеть, я и сам был близок к тому, чтобы ему засветить.

– Стрелка на пустыре?! – поинтересовался я зло. – Чтобы обсудить, кто моя крыша?!

– Ну что вы, – обращение на «вы» подкупало. Я к такой обходительности не успел еще привыкнуть. Но был настороже. Даже тот, кто называет тебя лучшим другом, может в один прекрасный момент оказаться злейшим врагом. – Вы меня неправильно поняли… Падлой буду, я не имел в виду ничего плохого. – Когда он вдруг ввернул в вежливую речь неуместное «падлой буду», я пригляделся к нему внимательнее. Этот тип явно старался показаться не тем, кто есть. На руке у него я заметил татуировку из пяти точек. Я отлично знал, что она означает, вырос во дворах – камера-одиночка, один в четырех стенах. На фаланге безымянного пальца был ожог – скорее всего, сводил кислотой еще одну тюремную наколку. Усики странным образом делали его похожим на приличного человека, но глазки бегали, и кожа лица была вся рыхлая, такая обычно бывает у зеков, питающихся от случая к случаю. Если долго ешь одну баланду, портится и кожа и зубы. Рот он открывал осторожно. Я мог поспорить – зубов в пасти у него недобор. Испортились и выпали по той же причине – цинга, скорее всего. – У Дато Левоныча для вас уникальное деловое предложение, – говорил он, пока я его рассматривал. – Он хочет встретиться в ресторане. Обед, разумеется, за наш счет. Это его ресторан. Вы согласны?

– Какое предложение? – спросил я. – У меня все хорошо, мне ничего не надо.

– Дато Левоныч хочет рассмотреть возможность инвестиций в ваш бизнес. Мы много наслышаны о вас.

«Интересно, – подумал я, – что они могли обо мне слышать? И где? От кого?» Я сильно сомневался, что у нас с Дато Ливонычем могут быть общие знакомые. Разве что тот самый Папа. Или участковый, Арсений Валерьевич Лановой, – по долгу службы он имел сношения с самыми разными людьми.

– Я никуда не пойду, – сказал я твердо. – Так и передай.

– Напрасно, – протянул он и нехорошо усмехнулся. – От таких предложений не отказываются.

– Слушай, ты, – я сгреб бывшего зека с усиками за воротник, и чуть не приподнял его над землей – оказалось, что он почти ничего не весит, – знаешь, сколько я таких, как ты, видел-перевидел? – Встряхнул его. Слегка ударил по скуле. И отпустил.

Он отбежал на безопасное расстояние и прошипел, как змея:

– За такое можно перо получить!

– Вали отсюда! – заорал я, притопнул угрожающе. И он торопливо потрусил восвояси, периодически оглядываясь и скалясь нехорошо. Он напоминал гиену…

* * *

К моему удивлению, загадочный человечек с усиками вовсе не исчез, а стал появляться на точке регулярно. Он буквально уговаривал (а затем и умолял) принять предложение своего хозяина – посетить ресторан и обсудить деловые вопросы.

В определенный момент у меня возникла любопытная идея. Судя по всему, этот Дато Левонович – человек не простой. Скорее всего, тоже бандюга. Было бы здорово столкнуть его лбами с тем самым Папой. Пусть они грызутся между собой, встречаются на стрелках, теряют бойцов – таким уродам все равно жить незачем. А меня оставят в покое. Хотя бы на время разборок. Конечно, это не киношка, где злодеи перебьют друг дружку, а герой потом отпразднует победу. Кто-то из них, в конечном счете, приберет к рукам эту территорию, и снова насядет на меня. А может так статься, они договорятся, поделят сферы влияния… От идеи я, разумеется, отказался. Поскольку не знал, как ее реализовать. Да и с Датом Левоновичем общаться совсем не хотелось – неизвестно, что у него на уме.

Встреча с «ресторатором и деловым человеком» была впереди. А пока я залатывал дыры в бизнесе. Прикупил еще две палатки взамен сгоревшей. Нашел для них отличные новые места. Постарался, чтобы никто не знал, чьи это ларьки. Постоянно искал новых работников. Людей по-прежнему не хватало. Старые сотрудники то и дело вытворяли черти что – не выходили на работу, пили на рабочем месте, воровали – в общем, приходилось все время их увольнять, обновлять штат. И это притом, что я постоянно повышал заработную плату.

Денег не хватало ни на что. Я женился, и попал в «денежную яму». Экзальтированная теща, вызывая у меня раздражение, периодически намекала, что мечтает съездить в Париж. По ее мнению, я был достаточно богат, чтобы подарить ей тур на день рождения. Жена, ничуть не смущаясь, брала деньги прямо из ящика моего стола – и тратила на свои нужды. Она считала, что так и должно быть в семье – все финансы общие, даже если жена ничего не зарабатывает. Я приходил домой – и видел, что она в очередной раз устроила пирушку, пригласила подруг, накупила еды и элитного алкоголя. Праздники она организовывала без меня, но за мой счет. Если денег в столе не оказывалось, устраивала скандалы. Основной аргумент – мужчина должен зарабатывать, иначе «зачем она выходила замуж». «А я не знаю, – говорил я, – за каким хреном на тебе женился». Подруг гнал из дома поганой метлой – действовал жестко, не стараясь сохранить с ними теплые отношения, и прослыл среди них человеком злым и «противным». Теща тоже истерила. Ее состояние легко объяснил бы любой психолог. Отсутствие мужчины и половой жизни сказывалось на нервной системе.

Ко всему прочему, в квартире жила еще и третья сука, собака породы такса. У этого существа случилась вскоре после моего переезда ложная беременность. Она улеглась в кресло посреди коридора, и, когда я проходил мимо, цапнула меня за руку. Прокусила ладонь до крови. После ранения руки я берег, и очень разозлился. Испытывая острое желание прибить собаченцию, я слушал взволнованные речи женщин. Теща рассказывала, какие тяжкие страдания испытывает «девочка», ведь, на самом деле, ее давно кастрировали, и она не может иметь щенков. А Лина убеждала меня, что Дикси (так звали зубастую тварь) на самом деле очень хорошая и добрая – просто сейчас у нее тяжелый период.

Этот самый тяжелый период сопровождал ложнобеременную таксу по жизни. Ее излюбленным развлечением было, выбежав из подъезда, кинуться с лаем на людей, справлявших малую нужду за палатками. Они, конечно, поступали предосудительно, не спорю. Но в Москве тогда совсем не было туалетов. Так что некоторых граждан власти сами вынуждали нарушать закон об антисанитарии. Дома собака тоже лаяла и периодически выла – чаще всего ночью, я тщетно пытался заснуть под ее жалобный скулеж.