Текст книги "Записки социопата"

Счастливый период начался, когда однажды такса простудилась, и потеряла голос. Я и представить не мог, что с собаками такое случается. Дикси выбежала из подъезда, побежала привычным маршрутом и… вдалеке, вместо криков о помощи, я услышал дружный хохот. У писающих мужчин свирепая такса, беззвучно разевающая пасть, вызвала приступ веселья.

– Что это с ней? – спросил один радостно. Я узнал его – он регулярно мочился за палатками, и Дикси страшно ненавидел.

– Голос потеряла, – ответил я.

– Отлично, – он захохотал во все горло, – так ей и надо!

В этот самый момент собака прихватила его за ногу. И он, прекратив смеяться, заорал.

– А зубы в порядке, – заметил я.

Однажды жена потащила меня в парк – выгуливать собаку. Я никогда не любил бесцельные прогулки. Если я куда-то иду, то всегда быстрым шагом, и только для того, чтобы что-то сделать. Никогда не бывает, чтобы трезвый Я предавался праздному гулянию парках и скверах. В общем, настроение у меня было мрачное – по случаю бессодержательного времяпровождения. Я совсем не умею ничего не делать, и очень злюсь, когда меня к этому принуждают. Да, иногда я поддаюсь на женские уговоры. Но чаще всего они сами потом жалеют, что заставили меня пойти у них на поводу. Ранняя зима. В парке было полно лыжников. Дикси немедленно погналась за одним из них. Бедняга, взмахивая палками, попытался от нее спастись, покинул лыжню и с воплем скатился в овраг. Настроение у меня стало немного выравниваться. Потом собака распугала других лыжников. Они кричали, чтобы мы ее убрали. Но я честно сказал: «Это не моя».

Дошли до прудов. Их едва сковало тонким льдом. Он лежал на поверхности, тонкий и хрупкий, слегка припорошенный снегом, и готов был сломаться под любым весом. Я поднял камень – и швырнул в пруд. Он пробил во льду аккуратное отверстие. Коротконогое чудовище стояло на берегу, заворожено глядя вдаль. Я взял палочку, поманил ее – и бросил на лед. Такса рванула с места, и, ломая ледяную корку грудью, поплыла за палкой.

– Дикси! – закричала в ужасе Лина. И заметалась по берегу.

– Как ледокол идет, – отметил я. – Интересно, доплывет – не доплывет?..

Доплыла. Но в этот день мы серьезно поссорились.

Собак я люблю. Правда, только определенной породы. Мне нравятся бультерьеры. Но даже среди них встречаются удивительно тупые экземпляры. Что касается Дикси, это был образчик всего, что я ненавижу в собаках. Причем, я всего лишь отвечал ей взаимностью. У меня осталось несколько следов от зубов этой мерзавки.

В аналогичной ситуации мой друг Гоша, переехав к девушке, пошел гулять с ее овчаркой, и забыл собаку, привязанной у магазина. Магазин находился очень далеко от дома. Он специально уехал на автобусе подальше – чтобы агрессивная псина не смогла вернуться. На столь решительные шаги по избавлению от зубастой твари я, увы, был не способен.

Вообще, совместная жизнь, когда нет любви, напоминает каторгу. Постепенно тебя начинает раздражать любая мелочь. Мы занимались сексом на полу, потому что кровать сильно скрипела. Лина не хотела, чтобы ее мама, лишенная грубой мужской ласки, слышала ритмичные поскрипывания. Опасалась, у мамы чрезмерно разыграется фантазия – и она станет кидаться на первого встречного. Может, даже на ее мужа. Я стелил на полу покрывало, стягивал одеяло и подушки с кровати, мы ложились… И Лина начинала смеяться. Будто ее кто-то щекотал. Нет, это здорово, когда у человека легкий веселый нрав. Но только не в постели. Этот смех злил меня донельзя. Я чувствовал, как в его клокотании растворяется всякое желание. Тащил обратно на кровать подушку, одеяло, ложился и отворачивался. Мы никогда не спали, обнявшись. Только отвернувшись друг от друга. Я никогда не любил Лину. Да, поначалу она была мне симпатична. Но не более того. А через пару месяцев совместной жизни Лина и вовсе перестала меня привлекать как женщина. Я обнаружил изъяны в ее фигуре, дефекты в лице. Чем дальше, тем больше недостатков я видел в ней. Она уже не казалась мне миленькой. Ее внешность стала обыденной. И волосы, как сено – желтоватые, сухие. А тело пухлое, неспортивное. И щеки тоже полные. И нос виноградиной на некрасивом лице.

Как-то незаметно от меня стала ускользать радость бытия. Я жил с женой и тещей. Но душой был далеко.

Они дружили с соседями, людьми простыми и радушными. Как-то раз сосед (он попросил называть его просто Вадим, хотя был старше меня лет на двадцать) поинтересовался, не разбираюсь ли я в компьютерах – ему надо переустановить систему, настроить приложения. Я ответил, что сам не разбираюсь, но у меня есть друг – Серега, он кое-что понимает. Серега, на самом деле, понимал не в компьютерах, а в компьютерных играх. Но мне хотелось услужить соседу, наладить с ним отношения. Серега приехал с дискетами, сосед поставил бутылку коньяка, шоколадные конфеты. Мы взяли быстрый старт, и прикончили бутылку за час. На столе появилась вторая… До Серегиного приезда компьютер работал, но периодически появлялось сообщение об ошибке. Когда же поздно вечером мой друг уезжал, осушив весь запас алкоголя в доме, система не работала совсем – и находила один только диск «a:», предназначенный для дискет.

– Ну, – сказал Серега, – больше я ничего сделать не могу.

– Да и коньяк закончился, – добавил я.

Мы вышли из дома. Он был печален:

– Сломали мужику комп, нехорошо…

Вадиму пришлось за деньги вызывать настоящего специалиста, и тот восстановил работоспособность компьютера. Но отношения, все же, у нас после этих посиделок за ремонтом компа стали хорошими. Иногда мы с ним пили пиво у тех самых палаток, за которым Дикси облаивала писающих мужчин. Когда мочевой пузырь переполнялся, и я присоединялся к мужикам – не ходить же каждый раз домой.

Дом, где я поселился на четыре мучительных месяца, стоял возле самого выхода из метро – конечная остановка на ветке. Утром было удобно ехать в университет. Можно пройти в середину вагона. И когда рабочий люд заталкивался на следующих станциях, я читал книжку в середине вагона. Мне даже стало нравиться, что ехать далеко. Так я успевал прочитать гораздо больше…

Однажды на балконе я обнаружил чьи-то красные спортивные штаны. Понял, что они сушились выше, и их занесло ветром. Я поднялся на этаж выше, позвонил в звонок у общей двери. Кто-то спросил сварливо:

– Чего надо?!

– У меня тут штаны, – сказал я, чувствуя себя идиотом. – У вас красные штаны не улетали с балкона?.. Я живу на седьмом. Ко мне прилетели. Думал, может, это ваши?..

В ответ меня обругали матом, обозвали «ебаным шутником». Я сильно обиделся. Хотел сделать доброе дело – и на тебе. Решил больше по квартирам не ходить. Вышел на балкон и вышвырнул штаны прочь. Проследил их траекторию. Они пролетели всего пару этажей и приземлились на пятом.

Через некоторое время раздался звонок в дверь. Я вышел. На пороге стоял мужик лет пятидесяти.

– К вам красные треники не залетали? – спросил он и поспешил объяснить: – Сушились на балконе, ветром сорвало.

– Они на пятом этаже, – сказал я.

– Спасибо, – он обрадовался, пошел к лифтам. Остановился, пораженный новой мыслью, обернулся: – А вы откуда знаете?

– Ко мне они прилетали. Я их забросил на пятый.

– Ага, понятно-понятно, – он покивал. И ушел с таким видом, словно только что стал обладателем уникального знания.

Отношения с соседями у меня вообще всегда складывались непросто. Это только убийц и насильников соседи обычно описывают следователям, как скромных и приветливых людей. Обо мне они наговорили бы всяких гадостей. Приветливым меня не назовешь. Соседство я воспринимаю, как неизбежное зло. К тому же, я человек раздражительный. Я, к примеру, терпеть не могу, когда со мной не здороваются в ответ. Мрачный мужик с пятого этажа в ответ на моё: «Здравствуйте» несколько раз молча одаривал меня презрительным взглядом. Пока однажды я не заорал: «Здравствуйте!». И поскольку он не реагировал, выдал, уже оглушительно: «Здра-вствуй-те!!!»

– Ты чего?.. Ты чего орешь?! – опешил он.

– А чего вы не здороваетесь? Я думал, может, слышите плохо?

– Ну, здравствуй, здравствуй. Доволен?

Он был натуральным хамом, и продолжал игнорировать соседей, но мне всегда кивал и бормотал под нос с неудовольствием: «Привет!»

Другого соседа я и вовсе поколотил. Молодой парень, лет восемнадцати, он выволок из подъезда пожилого бомжа и ударил его в лицо. Поскольку мой первый брачный период пришелся на зиму, на улице было холодно. Бомж поселился на черной лестнице. Спал там, расстелив газеты, старался никому не мешать. И все равно помешал – этому юному, полному сил недоумку. Его девушка, пока происходила расправа, стояла рядом, она явно была довольна происходящим. А он бил пожилого человека ногами, приговаривая: «Неохота руки марать». Я подбежал, ухватил юношу за воротник и оттащил от бомжа. Развернул и съездил ему несколько раз по лицу.

Потом мы минут пятнадцать выясняли с ними отношения. Отчего-то для многих людей крайне важен их срок проживания на определенной территории. Они полагают, длительность этого срока дает им больше прав, чем тем, кто приехал (или переехал) недавно.

– Мы здесь с рождения жили, – кричала девушка, – а ты только приехал к своей…

– Ключевое слово «жили», – сказал я, – а теперь здесь я живу. А вы, ребята, под вопросом.

Впоследствии они старались делать вид, что меня не замечают – отворачивались, чтобы не здороваться, и даже переходили на другую сторону улицы.

Ненавижу, когда обижают слабых. Большинство бомжей – даже не жертвы обстоятельств, они стали бездомными по причине психического нездоровья. Это не их вина, что в нашей стране социальные службы не способны помочь больным людям. Наша государственная машина жестока – ей проще перемолоть тебя в труху, а не поставить на ноги. Здесь выживает только тот, кто способен сам о себе позаботиться, самостоятельно вытащить себя за волосы из трясины. Россия – для молодых и сильных. Я делаю всё, и буду делать всё, пока жив, чтобы молодые и сильные поняли – это не так…

Где-то посередине первого краткосрочного брака я оказался в больнице – сильное переутомление спровоцировало сердечный приступ. Врачи дали совет, никак не согласующийся с моим образом жизни – подольше спать и поменьше нервничать. Первое время я старался следовать их рекомендациям, но вскоре понял, что это невозможно. Лину по какой-то неясной причине раздражало, если я ложился спать раньше, чем она. У нее всегда находилось много дел, а я должен был дожидаться, пока жена окажется в супружеской постели. А вставать приходилось рано. И приходил я все позднее, навесив на себя кучу дел и обязанностей.

Я всегда жил в столь стремительном ритме, что оглянуться назад было некогда. Может, поэтому я сейчас с таким интересом смотрю в прошлое? Ритм был бешеный. За исключением краткосрочного периода за границей, когда я не работал. Но тогда я пребывал в столь глубокой депрессии, что все дни проводил в баре, за рулеткой. Играл по мелочи. И постоянно выигрывал. Никакой системой не пользовался. Фортуна благоволит не только новичкам, но и людям, глубоко несчастным. Именно таким я и был в тот период. Все тратил на пиво, крепкие напитки слишком дороги. Но на пиво мне хватало одних только выигрышей. А потом я однажды проснулся, нашел себя в той же грязной дыре, снятой за гроши, лежащим в одежде на несвежей постели. Рядом с кроватью валялись банки из-под пива. За стеной ругались китайские эмигранты, они жили в одной комнате целой общиной. Я протопал в ванную и, как следует рассмотрев в зеркале свою некачественно сделанную в России, поросшую мятой щетиной физиономию, понял, что должен выбираться… И уже через месяц я снова мчал на всех парах.

Мне случалось встречать людей, которые не справлялись со своим ритмом жизни, но продолжали упорно нестись вперед. Во-первых, потому, что «так принято», им не хотелось отстать от остальных. А во-вторых, потому что им катастрофически нужны были деньги. По молодости лет и недомыслию они навесили на себя слишком многое: требовательных жен и капризных отпрысков, эту толпу захребетников надо, разумеется, кормить и обеспечивать – или они откажутся тебя любить, потому что ты лузер. Только эти люди не осознавали, что как и лошади бывают разных пород, так и среди людей встречаются и скаковые, и тяжеловозы, и просто кони в яблоках. И если молодой организм еще способен перенести стресс и стремительность бега, то ближе к зрелости ты вполне можешь надорваться. Как загнанные, они падали без сил, обычно – в кресло у телевизора, становились обузой для жен и детей, и те рвали их на части, как стервятники добычу. Но чаще просто – стреляли в ухо, то есть уходили, забрав детей и имущество, потому что кому нужен ни на что не способный «глава семьи».

Разумеется, бывают и другие случаи. И стремительные уходы скакунов после инсультов. И забота любящих жен и детей о тех из них, кто остался в живых, но стал инвалидом. Но такое, уж поверьте моему жизненному опыту, встречается крайне редко. Эгоизм в человеческой природе, любви там всего кроха. Именно поэтому любящий всегда для меня милее, чем тот, кого любят. Мужики просто сходили с дистанции и превращались в еще одно никому (даже родным, особенно – родным) не нужное человеческое существо. Каждый рождается одиноким. И уйдет один в мир иной, даже если ему протянут в этот последний миг дюжину стаканов.

В общем, я продолжал скакать по жизни стремительным галопом молодого самоуверенного жеребца. Выбросил в мусорное ведро рецепт – решил, что любые лекарства мне противопоказаны. И забыл все предписания врачей. Единственное, в чем я решил себя ограничить, – употребление алкоголя. Получилось, правда, далеко не сразу. Периодически я все равно напивался вдрызг. Но появилось главное – укоры совести и желание когда-нибудь бросить.

Из больницы я несколько раз звонил жене. Каждый раз она отвечала, что смотрит интересное кино, и ей, собственно, не до меня. Поскольку я пробыл там всего неделю, – а потом попросту сбежал, – сильной обиды не было. Я, вообще, не умею обижаться – я делаю выводы. Если человек, а тем более муж, звонит из больницы, а жена не считает нужным с ним даже поговорить, отдавая предпочтение «интересной фильме», ясно – и насколько важен муж, и какие моральные качества у киномана. Что бы он там о себе ни думал, и что бы ни декларировал. Ты – человек легкий, но пустышка.

Мы все еще оставались близки, но брак уже дал трещину. К тому же, я бросил пить, а жена, будучи большой любительницей жизни, регулярно закладывала за воротник.

Однажды мы поехали к ее троюродной сестре, где девушки радостно напились вина. А я сидел мрачный и слушал их глупый щебет. Трезвому в компании пьяных обычно очень скучно. Сестра была успешной пианисткой, ей прочили международную карьеру. Тренировала пальцы она каждый день. Я обратил внимание на необычные движения ее кисти, лежащей на клавитуре рояля – вытянутая, она могла разжаться внезапно, и превратиться в подобие тарантула, перебегающего по белым и черным клавишам. Она могла дотянуться пальцами до феноменального их числа. Кажется, это называется растяжкой по октавам. Впрочем, я не музыкант, так что могу ошибаться. Эти самые пальцы ее муж потом в порыве ревности сломал, захлопнув рояльную крышку. После чего карьера пианистки резко оборвалась. Не знаю, как дальше сложилась ее судьба. Может, она нашла себя. А может, до сих пор переживает тяжелую психологическую травму, потому что в те времена, когда я ее знал, весь смысл существования для нее заключался в музыке. Ежедневные тренировки по многу часов и бесконечные разговоры о музыке.

– А вы любите классику? – спросила она меня во время первой встречи.

Я, конечно, подумал, что речь идет о литературе. И ответил – что, да, очень люблю. После чего удостоился долгого и мучительного для меня концерта на рояле. Играла она виртуозно. Но я все равно заскучал.

Чтобы как-то себя развеять я сходил и купил для них любимое вино дяди Коли – «Изабеллу» в пластиковых пакетах. После чего девушки зверски напились. И все равно – было скучно. Пианистке на следующий день было так плохо, что она не попала на занятия в консерваторию. Я ощутил змеиное удовлетворение…

Развод я не переживал. Было некогда. Да и не осталось никаких эмоций. Я учился, работал. Периодически, правда, приезжал и трахал бывшую жену. Незатейливо, просто потому, что хотелось секса. Ей, видимо, тоже хотелось, поэтому она часто звонила – зазывала меня в гости. Наверное, можно было бы сказать, что мы сохранили хорошие отношения, если бы для кого-то из нас эти отношения что-либо значили. Так же легко они прекратились, когда мы почти одновременно нашли себе новых партнеров по постели.

Она к этому моменту переехала в новую квартиру, и мне стало лень ездить к ней на другой конец города. Там, в отсутствии мамы, Лина наконец зажила так, как ей нравилось. В квартире царил бардак, в раковине Пизанской башней, грозя обрушиться, возвышалась грязная посуда, постель не застилалась никогда. Обувь, когда я к ней приезжал, она разрешала не снимать. Обычно так делают после ремонта. Но у нее не было ремонта! Эту квартиру, вообще, очень давно не ремонтировали. В очередной раз я, помнится, радовался тогда, во время секс-визитов, что наше супружество стало столь краткосрочным. Из совмещенного санузла на кухню выходило окно, замазанное белой краской. Не знаю, какому извращенному уму пришла однажды в голову идея делать такие окна. Но где бы я их не видел, окна всегда закрашивали. Однажды, приехав к Лине, я нашел его разбитым. Из рамы торчали обломки стекол.

– А-а, – сказала она, – ерунда, соседи заходили. Стали подглядывать друг за другом – выбили.

Я решил, что мне ни к чему знать подробности, пора заняться делом, залез в ванную и порезал ногу…

Нет ничего хуже пьяного приятельства с соседями. Никогда такое соседство не заканчивается хорошо. Лучше всего, чтобы собутыльник жил где-нибудь очень далеко. Если вы в активной фазе – в другом городе. Если завязали – в другой стране. Лина, с ее склонностью к алкоголизму, стала даже за время нашего брака, заметно круглее. И в лице у нее появилась легкая припухлость. Особенно, в области щек, шеи и век. После переезда эти признаки угасания юной миловидности еще больше проявились.

На самом деле, на лице алкоголика отечность, выдающая страсть к бутылке, то возникает, то исчезает поначалу. Пока в определенном возрасте не закрепится окончательно. Может, и хорошо, что сейчас я совсем не знаю свою первую жену?.. Кто знает, на кого она похожа? Хотя, справедливости ради должен заметить, что выпивающие в юности люди часто берутся за ум, и в зрелости выглядят прекрасно.

В общем, все кончилось так же, как начиналось – бессмысленно. С самого начала было ясно, что эти отношения ни к чему не ведут.

* * *

Я все еще хотел купить машину. И отправился на курсы. Быстро отучился. Вождение давалось мне легко. Теория тоже. Но когда инструктор предложил подстраховаться, то бишь купить права, я сразу согласился. Не помню точно, сколько они стоили, но сумма показалась смехотворной. Страховался не только я, почти все. Тех, кто завалил и теорию и вождение, я встретил на следующий день в ГАИ – они тоже пришли получать права. Бизнес в дорожной автоинспекции был поставлен на широкую ногу, я даже позавидовал их успехам. У меня как раз начался период некоторой стагнации. Любой бизнесмен вам скажет – периоды спада и подъема есть всегда. И ни один в мире эксперт не может объяснить, чем вызваны эти колебания. Помог бы разве что астролог. Но в астрологию я не верю.

В газете я нашел объявление – продается машина, БМВ, как я и хотел, но вот цвет, увы, не черный, а серебристый металлик. Впрочем, цена была такой привлекательной, что я немедленно набрал номер.

– Да, – сказал продавец, – есть машина, стоит на автостоянке, пожалуйста, приезжайте, забирайте. Когда можно посмотреть? Да хоть сегодня вечером.

Мой приятель Юра, у которого из-за бандитов сгорело летнее кафе, вызвался поехать вместе со мной. Узнав стоимость машины и год выпуска, он выпучил глаза:

– Такого не бывает! Ты уверен?

– Да, – ответил я. – Я уже созвонился, все в порядке. – И предположил: – Может, он сам не знает цены? Вот и продает так дешево.

– Такого не бывает, – повторил Юра. Как всякий бывший милиционер, он был мнителен, никому не доверял, всех подозревал в криминальных наклонностях. А меня считал слишком наивным.

Поехали на его машине – старый дизельный джип. На всякий случай Юра взял с собой трос.

– С покупными машинами всякое может быть, – сказал он. – Может, тащить придется.

– Это ж не старая рухлядь, – возразил я, – пятилетка.

– Пятилетка пятилетке рознь. Может, она после аварии. Приедем, а там – передка нет. Или задница всмятку. Или нет и задницы и передка. Ты его спрашивал – она, вообще, целая?

– Да. Он сказал, все в порядке, в авариях не была.

– Да нет, такого быть не может, – замотал головой Юра, словно яростно отрицал саму мысль, что кто-то отдаст хорошую пятилетнюю БМВ по такой цене, – значит, перекрашена. Или в угоне. Насчет этого не беспокойся, пробьем по базе.

Когда мы осматривали машину, он записал номера кузова, двигателя (пришлось долго его искать, протирая тряпкой, – мотор весь был в масле) и номера регистрации в ГАИ (продавали по генеральной доверенности). Затем Юра отошел, стал звонить знакомым.

Хозяин, толстый парень лет двадцати с наглой физиономией, стриженный почти наголо, стоял рядом, лузгал семечки, и объяснял мне:

– Тут движок подтекает. Недавно делали свои. Но на это ты не обращай внимания. Это все лажа.

– Он в машинах разбирается, – я показал на Юру, – а я нет. Сейчас он договорит, и посмотрит.

– А, понятно, – парень сплюнул шелуху и отошел в сторону.

Я смотрел на авто, он начинала мне все больше нравиться. Всякий хороший продавец автомагазина знает: иногда клиента просто нужно оставить с машиной наедине, подождать, пока он в нее влюбится.

– Все в порядке, – сказал наконец Юра, – машина в угоне не числится. – Заглянул под капот, окликнул владельца, спросил: – А чего движок весь в масле?

Тот подошел, начал небрежно объяснять что-то о недавнем ремонте.

– И заднее колесо спущено, – проговорил Юра.

– Наверное, прокол, – владелец пожал плечами, и добавил торопливо: – Запаски нет. Но я сегодня хочу продать обязательно. У меня покупателей уже очередь стоит. Звонили целый день.

– Потому что цена хорошая. – Я кивнул.

– Подозрительно хорошая, – уточнил Юра, – а что, никто не предлагал заплатить больше, забрать сразу?

– Предлагали, конечно, но мы же договорились с вами.

– И как мы ее заберем без запаски? – Юра задумался. – Она хоть на ходу у тебя?

– Конечно, – заверил владелец. – Могу завести – прокатиться.

– Не надо на спущенном колесе ехать. Потом придется диск менять. А может, и подшипник, – Юра снова заглянул под капот, попросил: – А ну-ка заведи.

Машина завелась без проблем. Двигатель работал ровно и тихо.

– Глуши, – Юра вынул щуп, протер тряпкой: – Слушай, а что масла-то совсем нет? – Он сунул руку под машину, вытащил ладонь всю в масле. – Течет, похоже. Подстелить бы чего-нибудь, – проворчал. И полез под машину. Когда выбрался на свет, констатировал: – Поддон пробит. И пробка, похоже, подтекает. На такой ехать нельзя. И заводить было не желательно. Движок так убьем.

– Ну, вот, – расстроился я, – а я хотел прямо сегодня забрать.

– Лучше сегодня, – подтвердил владелец, – а то я ее другим отдам.

– В таких делах лучше не спешить, – проявил рассудительность Юра, – будут еще машинки, купишь. Эту чинить надо.

– Я ее и собирался чинить, завтра, – сказал владелец, – у меня один приятель – автомеханик, завтра приедет, и все починит. И заберете тогда. А пока задаток оставьте, чтобы я знал, что вы точно ее заберете.

– Сколько? – спросил я.

– Задаток – как обычно. Пятьдесят процентов от стоимости.

Юра обернулся ко мне вопросительно.

– Оставишь задаток?

– Не знаю, – замялся я.

– Давай мы ПТС с собой заберем, – предложил Юра продавцу.

– Не-не-не, – тот замахал руками, – я же вас первый раз вижу. Где я вас потом с документами на машину искать буду? Я расписку напишу, что деньги взял с паспортными данными. Пойдем ко мне. – Он махнул в сторону ближайших домов. – Я тут рядом живу. Там и напишу.

– Ладно, – согласился я. В конце концов, решил я, буду знать, где он живет. Да и паспортные данные у меня. И расписка. А уже завтра я сяду за руль собственного БМВ.

– Я пока здесь, возле машины побуду, – сказал Юра.

Пока мы шли к домам, продавец представился:

– Боря. – Протянул пухлую ладонь.

– Степан, – я отметил, что рукопожатие у него необычное. Он вовсе не сжимал руку, а будто разрешал ее пожать.

В квартирке была бедная обстановка. Типовая двушка без евроремонта. Женщина средних лет с оплывшим лицом в халатике появилась на пороге одной из комнат и тут же скрылась, словно испугалась чего-то. Мы прошли на кухню, сели за столик. Боря достал из куртки помятый паспорт без обложки и принялся писать расписку. Я заметил, что он левша. Буквы Боря выводил неуклюже, почерк был округлый, неровный. Он дышал тяжело, словно писать ему очень и очень неудобно.

Как я узнал потом, ему, и вправду, тяжело давались писания не той рукой, к которой он привык. Я сидел и с интересом смотрел, как Боря заполняет расписку. Отсчитал ему доллары, ровно половину суммы. Он открыл ящик стола и небрежно их туда кинул, красовался. Я заметил, что там много «зеленых» – рассыпаны, как фантики.

Мы вернулись на стоянку. Юра стоял с ножным насосом возле машины, качал колесо. Увидев эту картину, продавец переменился в лице.

– Вроде, не спускает, – сказал Юра удовлетворенно. – На разговор отойдем, – обратился он ко мне.

Мы отошли в сторону.

– Я тут, пока вы ходили, кое-какие справки навел. Его в этих гаражах никто не знает. Машину пригнал три дня назад сюда. Сказал, у него тут у друга гараж. С тех пор она тут и стоит. Покупатели приезжают каждый день. С утра до ночи.

– Как это? – удивился я.

– Да черт его знает. Мутный тип, короче.

– Вообще-то, он нам и не говорил, что у него здесь свой гараж, – возразил я. Мою подозрительность полностью застило желание обладания БМВ. Именно этим. – И потом, я у него в квартире был. А покупателей, может, что-то в машине не устраивало. Может, движок в масле. Они смотрели и уезжали. Он мне расписку написал. – Я продемонстрировал мятый листок, испещренный каракулями.

– Дурак ты, Степа, – обиделся Юра, – делай, конечно, как знаешь, но я тебя предупредил.

Я вернулся к машине, уточнил:

– Значит, механик завтра будет?

– Завтра-завтра, – ответил Боря с ехидной улыбочкой, глаза у него были хитрые, – и все сделает.

Я достал из кармана остаток суммы, протянул ему деньги:

– Я тут подумал, а ну его, лучше прямо сейчас заберу.

– Как – прямо сейчас?! – улыбка сползла с лица Бориса.

– Вот так. Ты документы на машину давай. – Я постучал носком ботинка по колесу. – Вроде, не спускает. Так что мы прямо сейчас ее и заберем.

Юра подошел незаметно, поинтересовался у продавца:

– А что, тебя что-то не устраивает?

– Да все устраивает, – заверил Боря, – но вам же будет выгоднее забрать машину потом, то есть завтра. Она же не на ходу. Если без масла ездить, движок стуканет. Сами же сказали.

– А почему ты думаешь, что она своим ходом пойдет? – Юра захлопнул капот. – Документы тащи. А я пока свой джип подгоню, сейчас на трос ее подцепим, и отгоним ко мне.

– А как же доверенность? Генеральная? Вы же без нее машину переоформить не сможете?! – нашелся прохиндей.

– А я за доверенностью завтра приеду, – сказал я.

– А я завтра не могу, – забыв о встрече с несуществующим механиком, выпалил Борис.

– Тогда приеду, когда сможешь.

– Неси давай, – подключился Юра, – что-то не так, что ли?

Разговор продолжился на повышенных тонах. Юра даже предложил вызвать милицию, поскольку «все это странно». Боря еще некоторое время упирался, потом понял, что мы непреклонны, и принес документы. Когда мы, подцепив на трос, увозили БМВ, вид у него был обреченный, словно только что мы лишили его всех средств к существованию.

Машину мы отогнали к Юре в гараж.

На следующий день я стал звонить Борису, но телефон, указанный в объявлении, молчал. Лавочка прикрылась – он больше не был заинтересован в покупателях. Только тогда я вдруг сообразил, что фамилии на документах и на доверенности не совпадают. То есть владел машиной один человек, а продавал ее совсем другой. И все же, ситуация требовала разрешения, поскольку без владельца машины (ее настоящего владельца) я не мог переоформить ее на себя. А мне очень хотелось стать ее полноправным хозяином.

Я упорно звонил в течение полутора недель, но все без толку. Тогда я собрался и поехал навестить Бориса. На улице возле знакомого подъезда толпилось человек двадцать. Я прошел мимо них, поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил в дверь. На звонки никто не ответил. Зато за спиной поинтересовались:

– Ты не владельца серебристого БМВ, часом, ищешь?

– Ну, да, – ответил я.

– Добро пожаловать в клуб, – мрачно сказал мужик в спортивном костюме, пожал мне руку, – я тоже этому козлу аванс оставил. Мы его уже несколько дней ищем. Перезнакомились уже все. – Мы вышли из подъезда, и он стал представлять мне активистов из числа пострадавших. – Вот это Виталик, это Леха, это Женя, а это Петр Иваныч. Он, вообще, всю сумму заплатил, чтобы, значит, на следующий день авто забрать.

Петр Иваныч уныло кивнул в подтверждение сказанного.

– Ты не думай, – заверил меня Леха, крепко сбитый парень с золотой цепью на шее, – мы его все равно найдем. А когда найдем, похороним. Куда он отсюда денется? Вон его мать в окне маячит. – Я обернулся, мне показалось – занавеска чуть дрогнула. – Прячется от нас. Говорит, что сына знать не хочет.

Мне стало жаль эту несчастную женщину. Разве она виновата, что родила и воспитала урода? И в приличных семьях порой вырастают настоящие подонки.

– Милицию вызывала уже несколько раз, – сообщил Петр Иваныч.

– А нам милиция по хую! – взорвался неожиданно Леха. – Мы здесь потерпевшие. Пока я из него свои бабки не вытрясу, никуда не уйду.

В планах несанкционированного собрания было отловить Борю, вывезти куда-нибудь за МКАД, и там, избив до смерти, бросить в лесу. Я решил, что, пожалуй, не стоит говорить этим рьяным поборникам справедливости, что я увез вожделенный БМВ, прицепив за трос. Потому что тут же найдется умник, который заявит на мою машину права. Тот же Петр Иваныч, например. Он ведь оплатил полную стоимость.

– Ты с нами?! – я вздрогнул, когда мужик в спортивном костюме хлопнул меня по плечу. – Замочим гада?!

– Но ведь так мы не увидим своих денег, – возразил я осторожно.