Текст книги "Практическая антимагия"

– Что за игру ты ведешь?

Призрак не ответил, и я решил зайти с другой стороны.

– Чего раньше молчал?

– Не был уверен, как обстоят дела на самом деле.

– Но предполагал?

– Не скрою, предполагал.

Как в лабиринте. Вроде бы кажется, что за следующей дверью точно будет выход, а вместо него находишь еще одну дверь, а потом еще одну. И так до бесконечности. Тайна сменилась тайной. Теперь понятно, чем Арцису не угодили колдуны и некромаги, но в то же время неясно, зачем эта бойня понадобилась небожителю. Впрочем, неважно. Я мертв, так что бой с Хашантаром отменяется. Какие интриги будет еще плести вернувшийся небожитель, не имеет никакого значения. О нем, как и об Арцисе, можно смело забыть. А с моим телом призрак пусть делает все, что захочет. Хоть на куски руби, хоть по селам вози да показывай. Плевать.

– Колдуны и некромаги были той единственной силой, что могла противостоять Хашантару в будущем. Могла сокрушить его могущественную армию, – мрачно сообщил призрак, – которую он уже собирает.

Могущественную армию?..

Время понеслось вспять. Потусторонний свет померк, исчез призрак, пали заколдованные стены подземного убежища, и я очутился в комнате, где поселились желторотые маги. Я вдруг ясно увидел, как Мирмака пожирает та зараза, похожая на серого осьминога. Блестящие серые щупальца шевелились, росли и все глубже проникали в душу.

Вот так всегда. То из призрака слова не вытянешь, то как понесет… А я только настроился забыть о проклятом небожителе навсегда.

– Клеймо… В кого оно их превратит?

– В рабов. Колдовство Хашантара наполнит каждый дух тьмой и свяжет с телом так, что ни один всадник его не достанет. – Он на миг замолк, а потом обреченно добавил: – Уже связывает. Если будут живы, придут по первому зову своего повелителя, если будут мертвы, восстанут из могил, услышав его клич. И будут тупо подчиняться ему, его желаниям. Огромная армия колдунов и некромагов, не знающая боли, страха и усталости. Сила возрожденного Хашантара будет поддерживать их столько времени, сколько ему понадобится.

– Если он так велик, зачем ему армия?

– Чтобы упиваться своим могуществом. Чтобы видеть, сколько мерзких тварей находится в его власти. Чтобы с наслаждением взирать, как они по его воле уничтожают мир.

– Я тебе не верю. У них наверняка есть какая-то другая цель, о которой ты почему-то молчишь.

– Быть может, – намекнул он безрадостно.

– Уничтожают мир? – Я улыбнулся. – Знаешь, меня всегда забавляли подобные легенды о темных властелинах и демонах. Я никогда не понимал, зачем им уничтожать мир? По-моему, все это так бессмысленно. Скажи мне, что они станут делать, когда наконец-то достигнут своего, не оставив камня на камне от Эленхайма? Ни одна легенда не отвечает.

– Думаю, Хашантара интересует не столько Эленхайм, сколько… – он поднял глаза к потолку, – небожители.

– Ты говоришь так, будто знаешь его сто лет.

Призрак явно обиделся, непонятно отчего. А я подумал, как хорошо, что меня там не будет. Еще неизвестно, что хуже: умереть сейчас, от стрел и огня, или в будущем, от колдовства небожителя? Гадай не гадай, я уже этого не узнаю. Возможно, оно и к лучшему.

– Только не лги: Лиля… она еще помнит меня?

– Не знаю, Анхельм. Честно, не знаю.

Стоило мне покинуть тело, и мыслями я уже был у кровати дочери. Только любопытство держало меня в собственном склепе. Но теперь, когда я был свободен, когда получил ответы на вопросы… Не хотелось лишь оставлять своего спасителя в гордом одиночестве. Невежливо получалось.

– Не хочешь немного развеяться? – пригласил я призрака, с улыбкой поглядывая на стену. – А то это убежище мне порядком надоело.

Он почему-то отвел глаза и виновато пробубнил:

– Боюсь, ничего не выйдет.

– Интересно почему? – насторожился я, не сводя глаз с призрака. – Уж не ты ли меня остановишь?

Он молчал, разглядывая кроваво-красное пламя. Ну и демон с тобой!

Я решительно метнулся к стене – и беззвучно налетел на что-то… твердое. Будь я живым, из глаз от такого удара непременно бы посыпались искры. Но в том-то и загвоздка, что тела не было; оно лежало там, на полу, а я, призрак, парил здесь, у неприступной стены. Очевидно, единственной стены в мире, не пропускающей потусторонних существ. Однако и черный всадник, и старый друг свободно прошли сквозь нее. А я ничем от них не отличался.

Я развернулся и, стараясь не замечать грустного призрака, что было сил бросился к стене. Призрак молча проводил меня взглядом.

Случилось то же, что и в первый раз: стена не пропустила меня. Я ударился обо что-то – да так, что отскочил на пару шагов. Не претендую на роль знатока загробного мира, но в одном уверен точно: призраки могут проходить, пролетать сквозь любые преграды, возведенные живыми.

Я кончиками пальцев дотронулся до камня, и только сейчас мне стало ясно, что налетал я совсем не на стены подземного убежища. Между старым камнем и моей прозрачной ладонью было еще что-то. Невидимое и гладкое. Словно тонкое и крепкое стекло.

Решил отгородить меня от всего мира? Посмотрим, чья возьмет. Думаешь, стану просить у тебя помощи? Как бы не так. Будь ты хоть самым великим магом на свете, я найду лазейку. Плевать, зачем это тебе понадобилось. Я знаю, что нужно мне. Никакие магические стены, никакое колдовство не остановят меня в моем стремлении увидеть дочь.

Пол и потолок можно было не проверять на прочность. Как, впрочем, и оставшиеся стены. Там меня ждала очередная незримая преграда. А как насчет недавно заделанного прохода?

Подумал ли ты, старый друг, заколдовать и его?

Я уперся спиной в колдовскую стену и, оттолкнувшись от нее, полетел так быстро, как еще никогда не летал. Стрелой – в сторону прохода.

Бых! Поверх свежей кладки побежала рябь, открывая мелкие знаки, начертанные на незримой стене. От удара они вспыхнули ярко-голубым светом. Вспыхнули и начали быстро-быстро угасать. Не прошло и минуты, как таинственные символы потухли. Стоит ли говорить, что покинуть собственный склеп мне так и не удалось.

Призрак по-прежнему молча наблюдал за моими попытками выбраться из убежища.

– Неплохая задумка, – похвалил он.

Светлое Небо, лучше бы он молчал! От его похвалы злобы только прибавилось.

– Надеюсь, теперь ты убедился, что тебе не выбраться?

И он так спокойно об этом говорит? Ублюдок. Проклятый ублюдок.

– Я уже было и вправду начал считать тебя другом.

– Я им и остаюсь, – уточнил он серьезно.

Хорош друг, таких друзей только врагам желать, подумал я и со всей дури хватил кулаком по стене, чтобы прочесть исчезнувшие символы.

Бессмысленно. Ни один из них не был мне знаком. Абсолютно нечитаемые закорючки.

– Что это за язык? И что здесь написано?

– Язык небожителей, если тебя это действительно интересует.

А ведь он, гад, прав. Какая разница, что за буквы светились на невидимой стене? Главное – почему я не мог ее преодолеть? Сдается мне, «причина» парила позади меня.

– Помоги мне, – попросил я. – Ну?

– Не могу, – ответил он твердо. – И, к счастью, никто теперь не может. Ни из живых, ни из мертвых. Кроме… – Он надолго замолчал. – Кроме одного создания. Того, кто, являясь светом, был рожден от тьмы. Лишь он способен тебя отсюда вывести. И, признаюсь, это меня успокаивает лучше алаинового сока.

Псих. Настоящий псих. Где он видел свет, рожденный тьмой? Таких существ нет в нашем мире.

Я повернулся и посмотрел призраку в глаза, в его глубокие серые и полупрозрачные глаза: печаль, ничего кроме печали.

– Кто ты? – прямо спросил я.

– Я – Мараман, – ответил призрак, почти не разжимая губ, словно звучание имени великого мага приносило ему боль.

Хотелось заорать, что своими выходками он сведет меня в могилу. Но в моем положении подобное заявление было не совсем уместно. Призраку, будь он проклят, опять удалось меня изумить. Сперва он удивил меня силой, которая возвращала мертвецам чувства, затем – сверкающей клеткой, сплетенной из молний, после я узнал о договоре с черными всадниками, а теперь…

Если старый друг не врал, то рядом со мной – уму непостижимо! – парил легендарный маг, одолевший Хашантара. Вот, значит, откуда такая осведомленность о планах небожителя.

– Честно говоря, трудно поверить, что ты тот, кто убил Хашантара.

– Если бы убил. – Он тяжко вздохнул, наблюдая, как угасают символы.

Старый друг ссутулился. Лицо его осунулось и помрачнело, если так можно говорить о лице призрака. Я думал, еще миг, и по его щекам потекут слезы. Умей призраки плакать, старый друг сейчас рыдал бы навзрыд. Своим сомнением я тронул в нем струнки, какие он предпочитал прятать от всех.

– Глупый небожитель, – забубнил он под нос. – Глупый небожитель, решивший выслужиться перед истинными властелинами мира.

– Ты это о ком? – не понял я.

– О себе, – отрешенно вымолвил он, бездумно водя пальцем по стене, и добавил: – Небожителя может убить только небожитель.

Прискакали. Нет, призрак всегда был не от мира сего, но чтоб настолько…

Так он еще и небожитель?!

Небожитель, считающий себя моим другом.

Небожитель, прячущийся под маской мага.

Небожитель, убивший небожителя.

Небожитель, почему-то ставший призраком.

Небожитель, зачем-то заточивший мой дух в подземном убежище.

Небожитель, пытающийся остановить возрождение Хашантара.

Конечно, я уже давно понял, что он не из простых призраков. Сложно было не догадаться. Его невероятная осведомленность обо всем и вся в Эленхайме и цветное потустороннее тело, не прозрачное, как у призраков, а полупрозрачное. Но о его происхождении даже мысли никогда не мелькало.

Да, среди небожителей у меня друзей еще не было. Надеюсь, будет время по достоинству оценить эту весть, но сейчас нужно подумать над тем, как отсюда выбраться. Если это вообще возможно.

Мараман вдруг мотнул головой, точно вытряхивая из нее мрачные мысли, и, медленно проплыв мимо меня, завис посреди убежища, опять рассевшись в воздухе, как в кресле.

– Дело в пророчестве? – осторожно поинтересовался я.

Воспоминания по-прежнему крепко держали призрака в грустном прошлом, и нагло засыпать его вопросами я не решался. Все-таки он спас меня от «увлекательного» путешествия в крошечной стекляшке на груди черного всадника.

– Это так. – Он улыбнулся мне.

– Ты все еще надеешься, что я буду драться с Хашантаром?

– И будешь! – неожиданно громко произнес призрак. – Но не сейчас, Анхельм. Не сейчас, – уже спокойно добавил он. – А кто еще, кроме тебя, сможет остановить Хашантара, когда он обретет силу, которая не снилась даже небожителям?

Мараман нервно тряхнул потусторонний факел и, очертив ожившим пламенем круг, несколько раз ткнул пылающим кристаллом в алый след. Передо мной в воздухе повисла фигура, напоминающая огромные бусы.

– Перед тем как исчезнуть, Изначальный сотворил множество миров. В том числе и мир небожителей, где существует легенда…

– У небожителей есть легенды? Я думал, плодить легенды – удел смертных.

Мараман хмуро помолчал и продолжал:

– По легенде, тот из небожителей, кто найдет пуповину среди миров, – призрак ткнул кристаллом в одну из «бусин», – и сможет проникнуть в нее, по возвращении станет обладать силой Изначального. Силой небожителя небожителей, – он обвел кристаллом тающий круг, показывая тот самый путь.

– Пуповина находится в Эленхайме?

– Да. И Хашантар каким-то образом узнал это. Он всегда был одержим этой легендой, над которой смеялись все небожители, включая меня. Когда он сбежал из нашего мира, мы тоже похихикивали меж собой. Как оказалось, зря, – Мараман снова нахмурился. – Меня послали отыскать Хашантара, и не одну человеческую жизнь я блуждал по мирам в поисках. Наконец я его нашел. Озлобленного и отчаявшегося. Он бродил по Эленхайму и убивал, убивал, убивал, пытаясь так заглушить боль поражения.

– И ты решил его остановить?

Мараман кивнул.

– Тогда я еще не понимал причину злобы и отчаяния. Думал, он просто спятил. Знай я ее, никогда бы не стал биться.

– И какова причина?

– Хашантар действительно нашел пуповину, но не мог в нее войти. Потому что не мог умереть.

– Небожителя может убить только небожитель?

– Мы яростно дрались с ним, понимая, чем закончится наша битва.

– Вы уничтожили друг друга.

– Именно, – вздохнул призрак снова. – После гибели он наконец-то освободился от тела, которое мешало ему попасть в пуповину миров.

– Он тебя перехитрил.

– Перехитрил. Я надеялся, что он сгинет, преодолевая путь Изначального. Потеряется там, впадет в беспамятство. Однако несколько веков спустя Хашантар вернулся. Ему удалось пройти путь до конца. Теперь ему осталось лишь возродиться телесно, а это не так просто, да и я немного постарался. Наше счастье, что у него нет прежней власти над смертными, иначе бы он давно правил этим миром.

– Почему ты не вернулся в мир небожителей? Не попросил у них помощи?

– Как? Мой дух уцелел, а вот прежняя сила, к сожалению, исчезла вместе с телом. Я надеялся, что рано или поздно кто-нибудь из них посетит Эленхайм, но… – Он развел руками. – Потом я наткнулся на пророческую книгу и узнал о тебе.

– Жаль, что прорицательница не предсказала исход битвы, – улыбнулся я.

– Будем надеяться, что он окажется добрым. Для нас.

– Значит, ты меня не отпустишь?

– Извини, не могу. Понимаю, жестоко, однако ты нужен Эленхайму. Твоя плоть и твой дух.

– Но я – мертвец, – я взглянул на тело, лежащее на полу. В ярком красном свете оно казалось особенно ужасным. – Как я смогу драться с Хашантаром?

– Поверь мне, сможешь. Лучше, чем прежде, – с непонятным удовольствием ответил призрак. – Если ты… – он замолчал. – Нет, когда ты возродишься, твоя сила… – Он опять замолк.

– Дай хоть проститься с дочерью. Дай взглянуть на нее одним глазком перед тем, как ты начнешь колдовать.

– Кажется, я уже объяснил, что это невозможно.

– Уверен, ты оставил лазейку.

– Нет.

– Ну ты хотя бы можешь сказать Лиле, где могила ее отца?

Он покачал головой:

– Так будет лучше для нее.

– Дать бы тебе по твоей призрачной морде!

Он опустил глаза.

– Ты так много рассказал мне, раскрыл столько тайн… – начал я с грустью. – О Хашантаре, о себе, о небожителях. Скажи честно, если я действительно не сгнию здесь и каким-то чудом восстану из мертвых, то ничего не буду помнить? Даже собственное имя? Светлое Небо, и свою дочь тоже? Я прав?

Он не ответил. Лишь бросил на меня сочувствующий взгляд.

– Значит, я прав, – покивал я. – Кстати, ты, всемогущий небожитель Мараман, не забыл, что всадник порвал нити, которые прежде связывали дух и плоть? И теперь я никак не смогу вернуться в тело. – Я демонстративно втянул носом воздух. – Да и смердит от него уже наверняка.

– А ты, Анхельм Антимаг, не забыл, что выпил столько магии, что разлагаться теперь будешь очень и очень долго?

– Умеешь подбодрить, – покачал я головой. – Так как быть с возвращением? Ты не ответил.

– Кое-что я еще могу. Думаешь, стал бы я просто так просить всадника рвать нити? Поверь мне, свяжу лучше, чем было. – Мараман подмигнул мне. – Хорошо, что напомнил: самое время вернуть тебя в тело, а то и вправду от него скоро начнет вонять.

– Но сперва пообещай, что будешь присматривать за дочерью.

– Как за своей собственной, – ответил он и, широко растопырив пальцы, направил на меня ладонь. – Не переживай за нее. С ней все будет в порядке.

Словно невидимый великан сжал мой дух в кулаке и понес над полом. А потом нежно вложил его в тело, как меч в ножны.

Он склонился надо мной и начал медленно водить указательным пальцем в воздухе. Я сразу ощутил изменения, начал чувствовать собственное тело. Поразительно: дух опять врастал в плоть. И было такое впечатление, что плоть за все это время нисколько не подгнила, как ей положено. Словно и не было схватки у лесной опушки, будто и не выдергивал меня черный всадник. Нити связывали и связывали две мои сущности. Крепко-накрепко.

Я настроился на длительный и утомительный ритуал, но он, к моему удивлению, занял не больше пяти минут и не утомил ни меня, ни призрака.

Покончив с колдовством, горе-небожитель завис надо мной, любуясь не то сотворенным чудом, не то еще чем. Так он и висел некоторое время – молча, недвижно, в гаснущем алом свете потустороннего факела, рассматривая меня со всех сторон. Затем довольно покивал и, собираясь улетать, поднялся выше. Под самый потолок.

Хотелось попросить его остаться ненадолго, да губы отказывались подчиняться. Я вновь стал пленником собственного тела. Свобода была недолгой.

– Спи, Анхельм Антимаг. Спи, мой единственный друг, – сказал призрак горько. – Прощай. И помни о дочери, – услышал я напоследок. – Помни о дочери…

Небожитель ушел. Ушла и его сила. Гасли красные следы потустороннего факела.

Прощай, призрак. Обещаю, я буду помнить о ней невзирая ни на что, подумал я, наблюдая, как сгущается истинная тьма. Исчезали последние брызги красного пламени, темнел от черной паутины потолок, а сознание соскальзывало в пустоту, не в силах противостоять смерти.

Итак, я снова умирал. В одиночестве. Во мраке. Не зная, чего ждать от будущего. С мыслью о дочери, с мыслью только о ней.