Текст книги "«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»"

44

Сказка была почти закончена, оставался незавершенным только финал. Александр не любил выводить мораль в конце, а предпочитал, чтобы читатель сам делал выводы из всего повествования, поэтому концовка была всегда очевидна, но при этом загадочна.

Алекс глубоко задумался. Какое-то движение справа привлекло его внимание. Спящая соседка развернулась к нему лицом, из которого доступны взгляду были лишь участки вокруг непроницаемо черных очков. Все её тело тоже было плотно упаковано в темные, почти черные вещи. Косметика зрительно отсутствовала на её лице, что говорило о безразличии к окружающим, во всяком случае, сейчас.

Возраст женщины находился в том трудно определяемом отрезке от 28 до 40 лет, когда зрелая женщина еще не старуха, но уже и не девчонка. В её темных волосах кое-где проблескивала седина, но это ни о чем не говорило, и могло означать эмоциональную натуру.

Во всей этой скорбной фигуре лишь крошечный участок кожи показывал, что в этом теле есть жизнь. Слегка приоткрытый рот с засохшими до темноты губами притягивал взгляд и передавал ощущение еле заметного колебания воздуха.

Под изучающим взглядом Александра женщина заметно заерзала, что предвещало её пробуждение. Алекс торопливо уткнулся в свои записи, чтобы не быть пойманным на месте преступления.

Боковое зрение сигнализировало, что пробуждение состоялось.

Небольшая суета по одергиванию одежды и поправлению очков. Пауза, Алекс кожей почувствовал изучение его как объекта внимания, он что-то почеркал в бумаге для отвода глаз, мол ничего не знаю, ничего не делал.

Женщина сделала какое-то решительное движение, но не в направлении Алекса, поэтому он не смог его определить, так как по-прежнему делал вид, что занят. Когда из-за занавесочки вынырнула стюардесса, он все понял и успокоился. Женщина попросила минеральной воды, что естественно при таком обезвоживании.

«Пустыня ждет дождя». Растревоженное воображение подкинуло Алексу свинью в виде картинки прозрачной влаги, стекающей по разгладившимся жадным губам. Алекс попытался стряхнуть видение, но не вовремя. Стюардесса как раз в этот момент протягивала через Александра подносик со стаканом, рука женщины дрогнула и газированная жидкость накрыла листы бумаги. Быстро среагировав, Алекс стряхнул с бумаги воду, но буквы уже смешивались, ручка была гелевой. Стюардесса тут же скрылась в поисках полотенца. Женщина увидела плоды собственной неловкости, потерла переносицу и виновато заговорила:

– Простите. Мне очень неловко за мою… неуклюжесть, но поверьте… я не намеренно.

Почувствовав в голосе женщины искреннее раскаяние, Александр отбросил собственную горечь по утраченной рукописи и повернулся к соседке.

– Это не смертельно. Мне и в голову не могло прийти, что Вы это нарочно. Со всяким такое могло случиться.

– Не подумайте, что я по жизни криворукая… просто я сегодня похоронила мать, поэтому немного не в себе.

– Вы можете мне не поверить, но я вчера тоже похоронил мать. Лечу с похорон.

Только после этих слов женщина развернулась к Александру корпусом, до этого она говорила куда-то в спинку переднего кресла.

– Это правда?

Голос её дрогнул, было понятно, что слезы близко. В это время подошла стюардесса с полотенцами и положила одно на колени Александра, тоже изрядно напившиеся, другое дала ему в руки. Пауза была как нельзя кстати.

Александру вовсе не хотелось служить носовым платком случайной попутчицы, он с удовольствием поговорил бы на отвлеченные темы. Тем временем женщина взяла себя в руки и, видя не назойливость соседа, успокоилась. Теперь их объединяло горе, они молчали.

Александр любил паузы и не считал, что они требуют заполнения. Поговорить можно с каждым, так он считал, а помолчать только с близкими по духу. Женщина тоже не тяготилась молчанием, чувствовалось, что в ней исчезла отчужденность.

Александр осмотрел потери. Невосполнимо пострадал только крайний незаконченный лист. Стюардесса принесла еще воды, женщина была крайне аккуратна. Александр решил не восстанавливать последний лист, а подумать о новом развитии сюжета, он не любил повторяться. Эта мысль разгладила его напряженные черты лица.

– Это правда, что Вы похоронили мать?

– Правда. Но я не готов говорить об этом.

– Извините. Я не из любопытства спросила, меня удивило совпадение.

Александр понимающе хмыкнул, он был не намерен продолжать разговор.

– А что Вы писали?

Александр посмотрел на женщину, он не ожидал. Ему была симпатична она, её неопределенность, закрытость, страждущие губы в темном коконе, но он совершенно не собирался бежать ей навстречу с распростертыми объятьями.

Загадка прекрасна своей таинственностью, а не желанием раскрыться. Александру захотелось остановить историю их взаимоотношений на падении стакана, – если бы только можно было открутить все назад. Ему никогда не удавалось скрывать своих истинных чувств и мыслей, по нему читалось все с легкостью. Видимо именно поэтому он был пять раз женат. Она все поняла.

– Я не отстану. Теперь Вам придется меня терпеть. Во всяком случае, до конца полета.

Сказать, что Алекс был удивлен, это значит не сказать ничего, он был сражен. А ведь он считал себя знатоком людей, так ошибиться. Он пытался проникнуть взглядом сквозь бездну темных стекол, ему надо было понять, не смеется ли она. Ничто не выдавало шутливого настроя, ни один мускул не дрогнул на её непроницаемом лице. Она умела держать паузу, спокойно, без аффектов.

Александр «завелся», в нем бушевало негодование, злость на свой проявленный интерес, возмущение беспардонностью какой-то посторонней ему женщины. Что она о себе возомнила! Лицо Александра, как человека повидавшего, не выражало ничего, лишь застыло гипсовой маской, а сквозь амбразуры глаз был готов выплеснуться огонь.

– Я не издеваюсь. Нет. Извините, Вам просто не повезло оказаться рядом. Вы вывели меня из состояния ступора, и Вам придется за это расплачиваться.

Слова, сказанные мягко и спокойно, возымели эффект ушата холодной воды.

Александр медленно, но верно остывал. Все было не так ужасно, он почувствовал в себе сострадание к этой незнакомой женщине. То самое сострадание, которого от него так ждали его близкие любимые женщины и которого они никогда не получали. Они плакали, они умоляли и вызывали в нем брезгливость и раздражение, а эта темная лошадка получила вожделенное за просто так.

И самое удивительное, что сам Александр почувствовал тепло от желания проявить милосердие, просто так. Оно переполняло его, давило изнутри, требовало выхода. И даже если бы он замыслил подавить в себе это, у него ничего не вышло бы, это было сильнее его. Он не был склонен к насилию, тем более над собой, он раскрыл створки своей раковины и пустил внутрь солнечный свет.

Лицо его приняло благостное выражение, увидев это, женщина как будто выплюнула некую воздушную пробку, и её лицо вокруг очков тоже расслабилось.

45

– Здесь наверняка никто не жил раньше, пахнет нежилым помещением. Мужчинам повезло больше, им достались комнаты прислуги. Вроде бы такие же беленые стены, та же аскетичная обстановка, но глядишь, где-то образок над кроватью, где-то салфеточка на тумбочке и уже чувствуется жизнь. Что-то ты загрустила, дочь, расстроилась, что придется спать с мамой в одной постели, как в детстве? Нет? Тогда что? Требовала приключений, а теперь сникла, выкладывай отчего?

Аня смотрела в темный проем окна.

– Мам, ты шутишь? Ну откуда в этой деревенской глуши приключения? Здесь только наша «дружелюбная» компания. Если Алекс не появится в ближайшее время, мы все перегрыземся.

– Не преувеличивай, до сих пор ведь этого не произошло?

– Нам придется встречаться за столом, в коридорах, в очереди в душ… меня это угнетает.

Аня развернулась в кровати и рухнула поперек нее.

– Ты меня удивляешь, Нюся, я не помню, чтобы когда-нибудь слышала из твоих уст подобные пораженческие речи.

– Сначала мне казалось все забавным, кучка взрослых, которые подтрунивают друг над другом. Я не думала, что психологическая война может быть столь подавляющей.

– Милая моя…

Ольга перестала перекладывать вещи в шкаф и присела на край кровати.

– Тебе просто повезло, что ты выросла в здоровой обстановке, а многие люди живут в противостоянии всю жизнь. Поверь мне, подобный опыт необходим… не приятен, но очень полезен. Так что не вешай нос, а то я не узнаю свою веселую подружку, превратившуюся в мрачного сыча. Нет лучше защиты от невзгод, чем юмористический подход.

– Улыбнитесь, это всех раздражает?

– Абсолютно.

– Мам, а давай завтра прогуляемся по окрестностям?

– В поисках симпатичных парней?

– Ну, мам… гербарий будем собирать.

– Хорошая идея, а теперь, может, ты мне подсобишь разложить твои наряды по местам?

– Мам, а помнишь, ты рассказывала, что вы в пионерских лагерях ходили ночью мазать кого-нибудь зубной пастой?

– И чего?

– Может, совершим вылазку в стан врага, когда еще подвернется такой удобный случай?

– Когда я говорила про юмор, я имела ввиду посмеяться над тем, что ты не в состоянии изменить, а вовсе не дразнить свирепых зверей.

– Я пошутила и не надеялась, что ты купишься на это, просто мне так хотелось это попробовать.

Ольга вздохнула, мрачно оглядела вскрытые животы двух спортивных сумок, сплошь забитых одеждой.

– Я жалею, что вместо этого тряпья не взяла с собой электрический чайник, сейчас бы чайку попили.

В дверь негромко постучали, мать и дочь переглянулись, и Аня пошла открывать. На пороге оказался Марк, он успел переодеться и выглядел немного смущенным.

– Вы еще не спите?

– Нет. Вот вещи распихиваем. Потом освежиться не помешает. Не знаете, есть ли горячая вода, и хватит ли ее на всех?

– Я выяснил, что горячей воды много, я думаю каждый из нас может рассчитывать если не на душ, то хотя бы на ванну. У них нет проблем с горячей водой, огромный бойлер нагревает воду в считанные минуты, может не хватить холодной воды, она качается из скважины небольшим насосом в резервуар и если его опустошить, то не скоро наберется вновь.

– Надеюсь, Вы всех предупредили.

– Конечно, я сам прослежу, у Александра стоит новейший счетчик воды. Но я пришел по другому поводу…

– Надеюсь, не плохие новости.

– Нет, все нормально. Мне очень жаль, что все время случаются какие-то эксцессы…

– Не извиняйтесь за других, Вы не в чем не виноваты.

– Спасибо. Знаете, после такого ужина, жирного и острого, очень хочется пить. Я даже не понял, что мы такое вкушали, эти специи… В общем, я приглашаю вас с Аней попить чайку со мной.

– Это замечательно, я только что… правда, Анюта? Мечтала о чае, но как вам удалось?

– Вскипятил воду, кстати, у Александра прекрасные фильтры для воды, и заварил. Заварку захватил с собой, без чая я долго не могу…

– Вы просто волшебник. У нас есть конфеты. Я надеюсь, мы никого не будем приглашать?

– Конечно. Мы имеем право на отдых.

46

«Время, иногда ты друг, иногда ты враг.»

Прошло два часа. Они перешли на «ты» и успели рассказать друг другу многое. Александр узнал, что попутчицу зовут Виктория, что она была замужем, что трусливый аборт сделал её бесплодной, но у нее есть обожаемые племянники и любимая работа. Вика с интересом выслушала краткий обзор пяти браков и в красках представила себе сборную женщин и детей, оккупировавших дом Александра. Он стыдливо признался ей, что бесталанный писатель, что невезуч, и, в довершение всего, что болен. Она в свою очередь сказала, что боится одинокой старости и сегодня в бегах от себя самой. Он рассказал ей о своем бегстве, и чем все это закончилось. Она напомнила ему, что еще не закончилось.

– Куда ты направляешься сейчас?

– В Африку. Всегда хотела там побывать. Килиманджаро, Сахара, бегемоты.

– Странно, ты летишь в Африку… отчего не прямым рейсом?

– Хм. Прозвучит ужасно… но… до смерти мамы у меня была куплена путевка и вот я лечу, куда глаза глядят. Скажи пожалуйста, что ты писал, когда я так бесцеремонно окатила тебя?

– Сказку.

Александр поведал Вике сюжет и замысел.

– Грустно. Как у Андерсена.

Они оба почувствовали, что неминуемо приближается момент расставания, в подтверждение их мыслей самолет пошел на снижение. Пауза повисла в воздухе, как дамоклов меч.

Александр понимал, что после таких откровений невозможно поддерживать знакомство, но мысль о расставании сжимала сердце. Может, ему и хотелось пофлиртовать со страной знакомой, но как? Она слишком много знает и мысль, что она видит его насквозь, будет преследовать его всегда. Может, дать ей свой телефон и все, захочет – позвонит?

Вика знала, что они будут стесняться своих признаний, но не это напрягало ее. Она считала, что напоминание о своих недостатках и слабостях делает человека сильнее и уверенней. Хотя сейчас ей хотелось быть слабой и рыдать у кого-нибудь на плече, только этим человеком не мог оказаться Александр, он сам нуждался в поддержке. Поэтому Вика не видела направления, в котором могли бы развиваться их отношения, кроме чисто дружеских, а она не верила в возможность дружбы между мужчиной и женщиной.

Как быть? Сделать вид, что ничего не было и разъехаться по своим направлениям или…? Можно, конечно, оставить свой московский телефон, но это бессмысленно на ближайшие пару месяцев, во всяком случае, раньше она не собиралась возвращаться домой. Он догадается, что это отговорка. Ей бы не хотелось ему врать.

Александр представил лица бывших жен, если он привезет с собой Вику, стало смешно. Ну, приедет она, а дальше что, не целоваться же с ней, он уже забыл, как это делается. Да и потом он не чувствует к ней никакого влечения, только немного, когда она спала, эти губы… секундочку, теперь он много знает. С другой стороны, если сейчас смалодушничать и расстаться без координат, вдруг он себе этого не простит, как уже случалось. Что же делать?

Момент истины приближался, и оба чувствовали, что от их выбора будет зависеть многое. Вика видела внутренние метания Александра, это было ей неприятно, она предпочитала решительных мужчин во всем. Молчание затягивалось, как удавка, чем дальше, тем труднее было начать говорить.

Самолет тем временем сделал решительный рывок вниз. Все закончилось быстро и безболезненно. Когда колеса коснулись земли, Вика сказала, как будто думала об этом все время.

– Александр, мне кажется, у твоей сказки должен быть другой финал. Девочка не может так вдруг стать плохой и начать грабить и убивать, нет. Я думаю, она должна встретить кого-то хорошего, кто убедит её, что все это дурной сон и пора просыпаться. Как тебе такое развитие?

– Идея не плохая.

Александр, невзирая на вибрацию, что-то написал на листке бумаги и передал Вике.

– Это мой адрес, как найти мой дом и телефон. Я очень надеюсь, что ты заглянешь ко мне в гости, а я в свою очередь обещаю не дописывать эту сказку, пока ты не приедешь. Хорошо? Допишем вместе. Надеюсь, среди твоих богатых планов найдется уголок для посещения больного старика… приезжай.

– Спасибо. Но обещать не буду. Не знаю. Как получится. Но все равно спасибо. Если бы ты этого не сделал, я бы решила, что ошиблась.

Случилось именно то, чего Александр опасался, она с одной стороны не ответила на приглашение, с другой, указала ему на его слабость. С такими прямолинейными людьми всегда трудно, их обычно уважают, но избегают. Вот и все.

Уже находясь в здании аэропорта, они довольно сухо простились и разбрелись в разные стороны, он отправился слоняться в ожидании посадки на самолетик до дома, она у стойки авиакомпании встретилась с сопровождением от туристической компании.

Разглядывая витрины, Александр не мог отделаться от мысли, что они поступили по идиотски, он не знал, как было правильно, но чувствовал, что не так. Удаляясь от зоны прилета, он то и дело посматривал туда, где стояла Вика облокотившись на стойку, вокруг нее кочевали три тетки и один долговязый юнец.

Дурнота тяжелой волной начала свой подъем из недр и Александр вспомнил о таблетках, которые не принимал уже более суток. Купив в срочном порядке бутылку воды, он направился в туалет.

Лоб покрылся испариной и он понял, что вряд ли успеет принять таблетки. Прихватив бумажные полотенца и закрывшись в кабинке, он уселся на крышку унитаза, тяжело дыша и сделал глоток воды. Ему очень редко, всего несколько раз, удавалось подавить в себе поднимающуюся рвоту. Вода немного осадила ком в горле, трясущимися от слабости руками он положил таблетки в рот, и сделал еще глоток.

Закрыл глаза, прислушиваясь, уляжется или… тугой ком дурноты очень медленно опускался, но это еще ничего не значило, он мог стремительно рвануть вверх и тут надо успеть… но он опускался. Кто-то дернул дверь, но Александр не шелохнулся, он будет ждать, пока не пройдет совсем.

Вот она расплата, Алекс совсем забыл о своей болезни, и она напомнила о себе. Столько дней и ночей она царствовала в его теле и голове, а он посмел пренебречь ею. Все тело покрыл холодный липкий пот, но дурнота отступала. Мышцы вибрировали, поджилки тряслись, как после нагрузки, сейчас бы полежать… Он знал, что слабость будет усиливаться, а скоро самолет.

Домой. Как говорил доктор – никакой выпивки, волнений и женщин, а он решил нарушить все запреты сразу и думал, что пронесет, раз он уже решил не умирать и болезнь тоже отпустит свою железную хватку. Дудки. Она тут как тут. Все его планы в этой кабинке казались бредом.

Прошло полчаса, а сил не было. Александр намочил бумажные полотенца минеральной водой и приложил к лицу, немного полегчало, тогда он задрал свитер, рубашку и приложил к груди. Он слышал, как объявили посадку на его рейс, но продолжал сидеть.

Когда он, наконец, поднялся, держась за стенки, ему стало ясно, что больше десяти шагов ему не осилить. Посмотрев в зеркало, он испугался.

После приступов, обычно, он не любуется на свое отражение, отсюда и шок. Лицо было белым с глубокими серыми тенями. Волосы потеряли свой блеск, стали серыми, как пакля и слиплись от испарины. «Жених», – горько усмехнулся Александр своему жалкому отражению.

Надо. Он сделал первый шаг, открыл дверь. Дальнейшее помниться с трудом. Еще шаг, Александр покачнулся, облокотился о стену, вокруг стоял ужасный гвалт, как на птичьем базаре, к тому же в ушах звенело от напряжения.

Ужасно хочется сесть, еще лучше лечь, но надо идти… Кто-то подхватил его с одной стороны, кто-то сильный, с другой стороны тоже, и он позволил себя почти поднять. Он назвал номер рейса, голос был слаб, но тверд, его отвели в медпункт.

Дурнота отступила, осталась всепоглощающая слабость. Самолет наверняка улетел, но сейчас ему было все равно. Он лежал, его осматривали, щупали, измеряли давление, а ему было так хорошо лежать.

Люди в белых халатах не отставали, хотели взять анализ крови и Бог знает чего, тогда Александр назвал имя доктора, который его лечил и номер телефона, они отстали.

Врач, поставивший ему страшный диагноз, был большой умница и стоил своих гонораров. Обладая не только знаниями, но и недюжинным административным талантом, он быстро уладил все формальности и устроил Александру доставку домой на машине скорой помощи. Конечно, вместо сорока минут полета ему придется провести в пути более трех часов, но зато под присмотром санитара.

Когда суета вокруг Алекса немного утихла, он попросил позвонить ему домой и предупредить.

47

День прошел скучно. Он, конечно, был полон новых впечатлений, но без скандалов, без выяснений отношений, все старались не показываться друг другу на глаза.

Анюта начала этот день с того, что при помощи разговорника Марка попыталась выяснить у Жозе, где искать местные достопримечательности, затем путем героических усилий вытащила мать из облюбованного ею кресла – качалки на веранде и потащила на прогулку.

Марк хлопотал по хозяйству. Во избежании дальнейших инцидентов, он перенес все спиртное в маленькую кладовочку, где хранились инструменты, и закрыл дверь на замок. Эльвире была выдана маленькая упаковка баночного пива, а оно, как известно, не бывает крепким. Немного поворчав, она отправилась в деревню на поиски приключений. После ревизии припасов, Марк с радостью обнаружил, что забыли закупить некоторые необходимые мелочи и они вдвоем с Валентином отправились в город.

Лариса Петровна с утра пыталась выразить протест затворничеством в своей комнате, этого никто не заметил, поэтому она нашла себе достойное занятие, решив приготовить «человеческую еду» вместо острой и жирной местной пищи. Лусия не обиделась, что ее вытеснили с кухни, даже, наоборот, у нее с души свалился огромный камень. Она с удовольствием отправилась на двор собирать яйца и щипать кур. С тех пор, как появились гости, она бедная не находила себе места и даже в привычной обстановке все валилось из рук.

Жозе, больше повидавший и привычный к общению, тоже выглядел слегка оглушенным от того, что к ним приехали не степенные родственники, как они ожидали, а кучка каких-то озлобленных и издерганных людей, которые мало походили на их спокойного хозяина.

Звонок из столицы буквально сразил Жозе. Он раненой птицей заметался по дому. Приступы болезни хозяина всегда терзали его беспомощностью, а теперь тем более, среди чужих ему людей он чувствовал еще большую ответственность за жизнь Алекса.