Текст книги "Драконий пир"

Глава IX

Владислава похоронили в другом монастыре, располагавшемся на холме чуть к северу от румынской столицы[51]51
  Монастырь Дялу (дословно: Холм) в нескольких километрах к северу от Тырговиште.


[Закрыть], а уже на следующий день в самой столице состоялась церемония помазания нового государя.

Новое помазание Влада совершал не тот митрополит, что делал это восемь лет назад, а другой – Макарий[52]52
  Реальное историческое лицо. Оставался митрополитом Угровлахийским до 1463–1464 годов. Проводил антитурецкую политику и даже отказался подчиняться константинопольскому патриарху, когда город захватили турки (в 1453 году).


[Закрыть], хмурый длиннобородый старик. Никакой угодливости он, в отличие от прежнего, не проявлял, но Дракулову сыну это почему-то понравилось, пусть старик и вёл себя так, будто делал одолжение: «Ладно. Совершу, что положено. Не оставаться же государству совсем без правителя».

На дворцовом празднике, состоявшемся после церемонии, митрополит присутствовать отказался, строго заметив Дракулову сыну:

– Я вижу, что ты зовёшь меня на пир, потому что хочешь почтить, но не пристало мне, монаху, пьянствовать.

– Владыка… – Влад даже руками развёл в удивлении, а Макарий продолжил:

– Само же празднество благословляю, ведь оно послужит всеобщему примирению.

Митрополит одобрил пиршество, потому что Влад ещё в Тыргшоре объявил, что «стремится установить мир» и что хочет видеть на празднике у себя во дворце всех бояр.

– А кто не явится, про тех я стану думать, что они мира не хотят, – многозначительно добавил Дракулов сын.

Никто из бояр-изменников не догадывался, что понятие «мир» Влад трактовал совсем не так, как они. «Когда вы все околеете, тогда мир и наступит, – думал он, – а пока вы живы, мира не будет, потому что люди, подобные вам, никогда не прекратят умышлять зло. Видит Бог, я хочу мира, поэтому изведу вас всех».

Теперь это казалось возможным, ведь всё происходило совсем не так, как восемь лет назад, когда Влад не смог удержаться у власти надолго. Нынешним летом никто не смотрел на Дракулова сына недовольно и не считал напастью.

Жители Тырговиште приветствовали нового государя, тем более что он пришёл под стены не вместе с турецкой армией, как в прошлый раз, а вместе с румынами, которые не собирались заниматься грабежом. В Тыргшоре армия Владислава, оставшаяся без главного военачальника, и войско Влада объединились, поэтому подошли к румынской столице вместе. Народ, стоя на улицах и высовываясь из окон, приветствовал новую власть, надеясь, что Дракулов сын станет править лучше, чем прежний князь.

Дворец не оказался безлюдным, как в прошлый раз, – все слуги остались на месте, и даже писарь Калчо, сильно постаревший. Он вместе со всеми вышел во двор встретить нового хозяина княжеских палат.

– А! Это ты, мой честный слуга! – воскликнул Влад, взяв склонившегося писаря за плечи и заставив выпрямиться.

– Увы, моё правдолюбие не позволяет мне покривить душой, – ответил Калчо. – Минувшие восемь лет я служил не тебе, а Владиславу, ныне покойному. Как бы ни хотел я сказать иначе, но…

– А теперь ты снова мой слуга! – перебил его Влад и вдруг вспомнил нечто весьма важное: – А где же начальник канцелярии?

Да, Дракулов сын вспомнил про того самого Михаила, который при Владиславе возвысился, получив должность начальника всех писарей, и про которого Мане Удрище сказал: «Он-то и бросил в кубок твоего отца зёрнышко отравы».

– Михаил сбежал, – ответил Калчо. – Как услышал, что ты подъезжаешь к восточным воротам города, так сразу сбежал через ворота западные.

Влад скрипнул зубами, но ловить беглого убийцу сейчас не имел возможности. «Пусть Михаил сбежал, зато Тудор здесь, – подумал Дракулов сын, – и если я начну ловить Михаила, тогда Тудор тоже сбежит, ведь боярин остался лишь потому, что не знает, о чём Мане Удрище успел мне рассказать. Тудор, как всегда, надеется сохранить свои имения. А если этот предатель поймёт, что мне известна вся история с отравлением, тогда он поймёт и то, что надеяться ему не на что. И сбежит!»

Вот почему Влад в ответ на слова Калчо изобразил удивление – Тудор ведь находился здесь же, в свите!

– Как же так сбежал? – Дракулов сын произнёс это с лёгкой укоризной. – Почему сбежал? Разве я не объявил во всеуслышание, что стремлюсь к миру, а тех, кто станет от меня бегать, непременно настигнет мой гнев?

– Мы слышали, государь, – ответил Калчо. – Но Михаил будто оглох, потому что не слышал даже моих увещеваний остаться.

Даже семья Владислава – его вдова и сын – никуда не делись. Они не пытались сбежать, а тоже вышли во двор и, понурившись, ждали, как новый правитель решит их судьбу.

Сына Владислава тоже звали Владислав. Он был похож на отца так, как двадцатилетний сын может быть похож на своего сорокалетнего родителя. Вдова ничего примечательного собой не представляла, и даже её имени Влад не запомнил.

– Ваше место не здесь, – сказал он этим двоим. – Ваше место – у гроба покойного. Поэтому поезжайте в монастырь, что к северу отсюда, на холме, а после похорон можете отправиться хоть в Трансильванию, хоть в иные земли, но чтобы в моих пределах я вас больше не видел. Уезжая, можете взять с собой своё имущество, но знайте меру – не вывозите всё подчистую, как было восемь лет назад. Вторичного разорения дворца я не допущу.

– Благодарим, – тихо ответила вдова, а Дракулов сын остановился напротив Владислава-младшего и добавил:

– И вот ещё что. Я так добр только в этот раз. Я отпускаю тебя, Владислав, но, если ты явишься в Румынию снова или за горами начнёшь плести против меня интриги, тогда берегись. Твоему отцу я воздал по заслугам и тебе воздам.

Услышав о воздании, Владислав-младший дёрнулся, внутренне закипая, хотел что-то сказать, но мать быстро схватила сына за руку, и тот успокоился.

В тот же день эти двое, наскоро погрузив скарб на телегу, уехали, а Влад, в то время как они собирались, уже сидел в тронном зале с боярами и обсуждал, как будет проходить пир, который должен был состояться через три дня сразу после церемонии помазания.

Именно тогда оказались распределены придворные должности. Плаксивый Миклие, который заведовал винными погребами при отце Влада, снова был назначен ими заведовать. Заведовать княжескими застольями стал рослый русоволосый Буда, который ещё в Сучаве, когда явился проситься на службу, сказал, что всецело поддерживает Владово стремление восстановить справедливость.

«Ты мне в восстановлении справедливости очень поможешь», – мысленно произнёс Дракулов сын, объявляя, что Буда станет отвечать за подготовку самого пира.

Чернявый и кудрявый Кодря получил должность главного распорядителя двора, то есть на нём лежала обязанность подготовить дворец к приёму гостей – позаботиться, чтобы палаты были прибраны, украшены и всё такое прочее.

Затем были распределены должности, не связанные с устроением пира. Молдовен получил подтверждение, что он теперь – начальник всей княжеской конницы. Престарелый Опря стал начальником канцелярии вместо сбежавшего Михаила. Оборотистый Йова, со своей неопрятной рыжей бородой больше походивший на торговца, чем на боярина, теперь отвечал не только за снабжение войска, но и за сбор налогов в государстве, и задача ему досталась непростая, ведь налоги следовало начинать собирать уже совсем скоро, с первого сентября.

Остальные бояре – и верные, и предатели – заняли место в совете, но верные, конечно, оказались повыше. Первое место пока что осталось у Мане Удрище, следующее по старшинству занял Войко, следующее за ним – Штефан Турок, и также в почёте оказались Стан Негрев, Дука, Казан Сахаков.

Остальные бояре, и в том числе Тудор, заняли места менее почётные, но Тудор не оставлял надежды выслужиться.

* * *

На исходе того же дня в покоях у Дракулова сына за вечерней трапезой собрался ещё один совет – малый, состоявший из Войко, Штефана Турка, Буды, Молдовена, Опри и Йовы. Никого лишнего в комнате не было, а за столом прислуживал только Нае и сохранял полнейшую невозмутимость, что бы ни услышал.

Этот паренёк, по виду добродушный и простоватый, теперь оставался таким только по виду, а внутри уже давно переменился, ведь за восемь лет службы у Влада успел понять, что жизнь жестока. Вот почему Нае нисколько не ужасался судьбе бояр-изменников, которая решалась у него на глазах. У многих людей колени начали бы дрожать, если бы довелось услышать то, что обсуждалось в комнате тем вечером, а для Нае всё стало нипочем.

Влад иногда посматривал на него, да и самого себя минутами видел будто со стороны. Оглядывая комнату, освещённую лишь несколькими большими свечами, возвышавшимися на столе в подставках, Дракулов сын невольно подумал, что сейчас вместе со своими людьми похож на боярина Мане Удрище.

Влад помнил, что когда-то именно так и воображал другую комнату – ту, в которой Мане сплёл свой первый заговор. Ту, другую, тоже окутывала полутьма. Горели только свечи и лампадка перед иконами в правом углу от двери. А теперь в таких же тёмных покоях сидел сам Влад со своими верными боярами, потому что решил устроить что-то вроде заговора против бояр-изменников.

Влад, Войко, Штефан Турок, Буда, Молдовен, Опря и Йова, сидя за столом, на котором стояло остывающее угощение, обсуждали судьбу каждого изменника, и оказался упомянутым даже Мане Удрище.

– Из-за него же всё это началось, – твердил Штефан Турок. – Он подговорил Тудора. Он сжёг моего отца! Да я своими руками его…

– Нет, – твёрдо возразил Влад. – Я обещал простить. И тебе не позволю ничего сделать, потому что обещал для Мане и его родичей спокойную жизнь. Если нарушу слово, чем я лучше предателя? Чем?

– Я о таком не думаю. – Штефан Турок разочарованно потупился. – Я не забочусь о том, чтобы быть лучше других.

– Мане Удрище и его родичей не трогай, – повторил Влад. – И тогда я сдержу слово в отношении тебя тоже – ты станешь главным распорядителем на казни, которая будет.

– Когда? – Турок снова поднял голову.

– Этой зимой. После Рождества. Пусть те, кто погубил моего отца и брата, сами умрут тогда же, когда погубили их.

– Долго ждать, – заметил Штефан Турок.

– Ничего. Мы с тобой ждали десять лет, поэтому несколько месяцев пролетят незаметно. – Влад улыбнулся. – К тому же ты зря думаешь, что забава начнётся только зимой. Она начнётся уже через три дня.

– Да, весело будет, – усмехнулся Молдовен. – Наши гости начнут празднование на пиру, а закончат уже в тёмном подвале.

– Вот и посмотрим, что за лица у них будут, когда они поймут, что к чему, – уже серьёзно ответил Дракулов сын. – Но меня больше беспокоят те, кто может попытаться их вызволить.

– Боярские слуги? – спросил Буда. – Но ведь о них мы уже говорили и всё решили. Или есть ещё что-то, государь?

– Меня беспокоит войско, – сказал Влад. – Ведь та часть, которая раньше подчинялась Владиславу, собрана из боярских слуг и боярских же крестьян. Как бы эти люди не взбунтовались. Не хотелось бы устраивать побоище под стенами города, да и вообще побоища хотелось бы избежать.

– Я думаю, им незачем бунтовать, – спокойно сказал Войко. – Если взбунтуются, то им нужен тот, кого они смогли бы посадить на престол вместо тебя. А кого они посадят? Владислава-младшего? Да кому он надобен! К тому же прихода турок никто не хочет. Боярские слуги скорее отдадут тебе своих хозяев на расправу, чем станут биться с тобой, а затем ещё и с турками.

Султан сдержал обещание и ещё в начале лета отправил ко двору Владислава, ныне покойного, своих послов с наглым требованием. Турецкие послы заявили ошарашенному Владиславу и всем собравшимся в тронном зале, что Мехмед хочет видеть Влада на румынском троне, а если это не будет выполнено, то румынам следует ждать турецкого набега. Впрочем, это требование казалось не более наглым, чем действия Яноша Гуньяди, считавшего себя вправе сажать на румынский престол своих ставленников.

Теперь Мехмед действовал, как тот венгр, и потому смерть Владислава не очень огорчила наибольшую часть бояр-изменников, не принимавших непосредственного участия в убийстве Владова отца и старшего брата. Изменники, конечно, боялись Влада, но наверняка подумали: «Зато хоть набега не будет». И слуги изменников, кажется, думали так же.

Тем не менее Дракулов сын был не совсем уверен, что у боярских слуг и крестьян достанет ума не бунтовать.

– А может, они станут надеяться на Яноша Гуньяди? – спросил он.

– Ещё неизвестно, вернётся ли Янош из Белграда, – сказал Опря, который был старше всех и по опыту знал, что в жизни всё возможно. – Помнится, Янош сбежал с поля боя под Варной и с Косова поля сбежал, а если и в Белграде дело обернулось плохо, сможет ли он сбежать?

По расчётам собравшихся, осада крепости турками должна была уже закончиться, но чем завершилось это дело, никто ещё не знал. Влад и сам с нетерпением ждал сведений.

– На Яноша нашим врагам надеяться нечего, – продолжал Опря. – Если он и может им помочь, то прямо сейчас, а из Белграда нет вестей. Значит, прямо сейчас мы можем его не опасаться, а что буде после, никто не знает.

– А что Владислав-младший? – спросил Дракулов сын. – Замышляет ли он что-нибудь?

– Наши люди говорят, что ничего не замышляет. Поехал в монастырь и горюет, – сказал Молдовен. – А если что-то замыслит, мы узнаем об этом раньше, чем этот юнец успеет задуманное осуществить.

В комнате ненадолго воцарилось молчание, которое нарушил Йова.

– Государь, – начал он, – а позволь мне сказать о том, что имеет отношение к пиру, но на первый взгляд с пиром не связано.

– Говори.

– Есть одна плохая новость, – продолжал Йова.

– И что же стряслось? – насторожился Влад.

– Мы с Опрей обыскали всю канцелярию и не нашли одной очень важной книги, – вздохнул рыжебородый боярин. – В ней записаны все города и сёла в государстве и указано, сколько и чего с них собирать. Очевидно, Михаил, когда сбежал, забрал эту книгу с собой. И придётся нам составить весь перечень заново, но на это уйдёт много времени. Несколько месяцев. – Рыжебородый боярин снова вздохнул. – Ох и доставил нам хлопот этот Михаил, ведь знал, хитрый вор, что подати надо начинать собирать уже вот-вот. Сентябрь совсем скоро. К сентябрю и даже к октябрю нам новый перечень никак не составить.

– А при чём здесь пир? – Дракулов сын сделался непринуждённым, потому что сейчас подати занимали его меньше всего.

– Сейчас я предложу то, что ты, возможно, одобришь, государь.

– Но при чём здесь пир? – Влад по-прежнему не видел большой беды в пропаже книги, но главное – не понимал, как подати связаны с пиршеством.

– Я не сумею объяснить это в двух словах, – признался Йова, – поэтому начну издалека.

– Главное, чтобы утро не наступило прежде, чем ты дойдёшь до сути, – беззлобно пошутил Дракулов сын.

– Я предлагаю в этом году не собирать подати вовсе, – сказал рыжебородый боярин. – Это лучше, чем собирать наугад, ведь плательщики быстро смекнут, что мы не знаем, сколько брать, поэтому они станут платить меньше, чем могли бы. И каждый следующий год нам придётся чуть ли не воевать с ними, когда мы приведём дела в порядок и назначим им платить столько, сколько положено. Все будут возмущаться: «Раньше было меньше!» А если ты объявишь, что в этот год не будешь собирать вовсе, люди возликуют и одобрят всякий твой поступок, который ты совершишь ради наполнения казны другими путями. Другими, но не пошлинами, а теми путями, которые…

На последних словах боярин загадочно улыбнулся, и Влад наконец всё понял.

– А ведь верно! – воскликнул он. – Зачем мне собирать подати в этом году, если я заберу себе всё имущество бояр-изменников. У них золото есть, и этих денег мне хватит надолго. Хватит и на выплату дани туркам, и на содержание войска, и на содержание двора. А народ одобрит, потому что сохранит свои деньги. Я помню, как на меня смотрели восемь лет назад. Смотрели, будто я грабитель, ведь из-за меня жители Тырговиште заплатили туркам тридцать тысяч золотых, чтобы не допустить разграбления города. А ведь я ещё и подати после этого собирал. Вот поэтому меня не любили! А теперь полюбят. Ох как полюбят, несмотря на то что я пролью много крови!

* * *

Пир во дворце шумел с середины дня до самого вечера[53]53
  В румынских летописях зафиксирована легенда о том, что «кровавый» пир был устроен Дракулой в честь Пасхи, но высока вероятность, что праздник состоялся вскоре после прихода Дракулы к власти. Эта версия поддерживается в романе.


[Закрыть]. На небе, уже сиреневом, занимались звёзды, а с государева двора, как и восемь лет назад похожего на маленькую крепость благодаря высокому частоколу и кирпичным башням, по-прежнему доносился шум праздника.

На городские улицы, уже почти обезлюдевшие, то и дело прилетали весёлые возгласы, пьяный смех, слова нестройного пения. Наверное, горожане, жившие по соседству с государевым двором, всё спрашивали себя, когда же наконец веселье прекратится, и не догадывались, что скоро придётся услышать не возгласы и не смех, а отчаянные крики.

Влад, помня пиры в Сучаве, постарался устроить всё так же, ведь ему хотелось, чтобы румынские бояре после этого застолья так же устали, как уставали от подобного веселья бояре молдавские.

– Не разбавляй нашим гостям вино, если сами не попросят, – велел Дракулов сын своему боярину Миклие.

– Да как же не разбавлять? – удивился тот. – Если не разбавлять, они нам за один пир половину всех бочек опорожнят.

– Ну и пусть опорожнят, – ответил Влад и повторил: – Не разбавляй. Делай, как велю.

«Пусть бочек в дворцовом подвале станет поменьше, а пространства освободится побольше, – мысленно усмехался Дракулов сын. – Оно нам понадобится».

Наверное, княжеские хоромы в Тырговиште давно не знали такого веселья, ведь столы, ломившиеся от яств, стояли не только в тронном зале, но и во всех больших комнатах дворцовой хоромины. Влад хотел, чтобы за столы вместились не только участники совета с сыновьями и братьями, но и их дальняя родня. Дракулов сын пригласил всех!

Правда, боярских жён, дочерей и племянниц на этот пир не позвали. Новый государь был холост, и матушка его давно скончалась, поэтому некому оказалось бы возглавить празднество на женской половине. Женщинам и девицам никак не полагалось сидеть вместе с мужчинами, а сами по себе пировать без хозяйского внимания гостьи не могли, поэтому вынужденно остались дома и досадовали, что новый государь не удосужился жениться до того, как взошёл на трон.

Во дворе перед дворцовой хороминой пировала боярская челядь, и пусть пищу и вино на столы челядинцам поставили попроще, но всего было так же вдоволь. Казалось, Дракулов сын, оказавшись помазан на трон, на радостях решил накормить весь город, однако после прибытия гостей все ворота государева двора закрылись на засовы.

– Так спокойнее, – объяснили Владовы слуги боярским челядинцам, когда кое-кто начал смотреть недоумённо. – А то набегут с улицы всякие бродяги и голодранцы, чтобы полакомиться вашим угощением.

Челядинцев такое объяснение устроило, и они продолжили веселиться и славить нового князя.

Влад, сидя в тронном зале за особым столом, видел этих челядинцев через открытое окошко. Все окна в зале были отворены, чтобы стало не так душно, но Дракулов сын, если бы мог, приказал затворить. «Чем жарче станет гостям, тем больше они выпьют», – думал новый румынский государь, поэтому августовская жара казалась ему не помехой празднику, а союзницей.

На руку оказалось и то, что митрополит не принял приглашение, ведь то, что задумал Влад, не могло начаться в присутствии владыки. Пришлось бы ждать, когда митрополит покинет дворец, а так Влад почти наслаждался мыслью, что может отдать свой особый приказ в любую минуту, когда пожелает. И всё же торопиться не следовало: лучше было позволить своим гостям пировать до вечера, чтобы они хорошенько опьянели.

Тронный зал шумел. Играла музыка, слышался гул голосов, иногда переходивший в застольную песню. Затем снова начинались разговоры, и Владу казалось, что он слышит каждое слово, ведь в Сучаве во время пасхального пира у своего двоюродного брата Александра наслушался достаточно. Гости на пиру, конечно же, обсуждали среди прочего, долго ли новый правитель просидит на троне, а Дракулов сын, окидывая взглядом зал и своих гостей, по большей части молчал.

Когда-то давно, представляя, как будет проходить это застолье, Влад думал, что заведёт с гостями хитрую беседу, но с той ночи, когда в трактире довелось выслушать рассказ боярина Мане Удрище, стало понятно, что на пиру говорить с предателями не о чем. «Вот когда окажутся в подвале, закованные в цепи, а рядом будет стоять пыточных дел мастер, вот тогда и поговорим», – обещал себе Дракулов сын, а сейчас ему оставалось молча улыбаться, поднимая свой кубок, когда кто-то из бояр, уже приговорённых, вставал и произносил здравицу, желая новому государю долгой жизни и долгого правления.

Одним из первых здравицу провозгласил Тудор. Сделал это и дряхлый Станчул, предатель, переживший очень многих государей. Глядя на костлявую старческую руку, сжимавшую кубок, Влад даже удивился, что боярин дожил до нынешнего дня, ведь Станчулов брат Юрчул уже скончался, не вынеся груза годов.

Димитр, являвшийся начальником конницы у Владова отца и у Владислава, тоже провозгласил здравицу. Наверное, надеялся, что Влад, давший должность начальника конницы лишь Молдовену, может со временем назначить второго начальника, раз конница велика числом. Пусть Димитр был уже в годах, но по-прежнему крепко сидел в седле, обладал солидным опытом ведения войны и надеялся, что новый государь это оценит. Потеряв свою должность, Димитр хотел вернуть её и весь светился надеждой, поэтому Влад еле сдержался, чтобы не рассмеяться громко и зло.

По очереди подняли кубки боярин Влексан, который Флорев сын, а ещё боярин Татул, боярин Баде, боярин Нягое, а также Мане, но не тот, который Удрище, а другой. Про них Владу ещё от писаря Калчо стало известно, что те продались Владиславу за земельные пожалования, а последний – за возможность заседать в совете. И вот эти пили за здоровье нового государя. Ах, как хотелось бы новому государю зло рассмеяться!

Остальные бояре, в верности которых Влад не сомневался, тоже, конечно, провозглашали здравицы, и Дракулов сын еле скрывал, что слушает пожелания от таких людей с куда большей охотой, чем речи предателей. Слушать было приятнее ещё и потому, что верные сидели поближе и, значит, могли не напрягать голос, не кричать, не надрываться. То, что говорится спокойно, как-то приятнее для слуха, чем надрывные восторги. Отчасти поэтому дышала такой искренностью речь серба Войко, сидевшего от государя по правую руку, – речь ровная и не слишком громкая.

Искренне желал Дракулову сыну долгих лет боярин Мане Удрище, сидевший от него по левую руку. В словах этого боярина сквозила надежда, как и в словах Димитра, но над этой надеждой новому князю не хотелось смеяться, а, наоборот, хотелось оправдать её: «Я буду справедлив, а не добр».

Однако Мане, в отличие от Войко, не знал, чем должен закончиться праздник. Посвящать старого боярина в это дело Влад не стал, подумав: «И так уже два заговора сплёл. Пусть отдохнёт, а мы как-нибудь сами управимся», – однако Мане, возможно, догадывался о чём-то.

Пожилой боярин много не пил, чтобы не захмелеть до неприличия, ведь годы и здоровье были уже не те, но именно по причине своей вынужденной трезвости он, конечно, заметил, что Влад и Войко пили вино, разбавленное так сильно, что оно, по сути, не отличалось от воды. И всё же Мане не стал спрашивать, что происходит, ни у самого Влада, ни у Миклие, который раз за разом наливал в княжеский кубок и в кубок Войко почти одну только воду.

Штефан Турок, Молдовен, Кодря, Опря и Йова, сидя возле княжеского стола на почётных местах, казалось, пили много, но в действительности лишь изображали пьянство. Буда не пил совсем. Как и положено тому, кто заведует княжескими застольями, он не сидел среди других бояр, а перемещался по тронной зале, всегда сопровождая слуг, несших государю очередное новое блюдо, и пробовал эту пищу на виду у всех перед тем, как её ставили на княжеский стол.

Иногда Буда заходил за спинку трона и шептал что-то Владу на ухо, но так, что Мане не слышал, а Войко и не прислушивался, потому что приблизительно знал, о чём докладывает Буда.

Наступивший вечер не принёс в тронный зал прохладу. От множества свечей, зажжённых там, было так же жарко, как днём. И всё же из открытых окон чуть потянуло холодком, поэтому Влад поёжился. «Пора начинать», – решил он, тем более что на столах вот-вот должна была появиться последняя перемена блюд. Мясо и птицу давно съели, и теперь на столах стояли пироги и пирожки со сладкой начинкой, а также разные сладкие фрукты, к ним было подано сладкое вино.

Буда, как и в прошлые разы, сопровождал челядинцев, несущих угощение на княжеский стол. Попробовав каждое, боярин по государеву знаку подошёл и преклонил ухо, а когда услышал приказ, то невозмутимо кивнул и направился к дверям.

Дракулов сын меж тем поднялся со своего места, держа кубок в руке, и бояре тоже встали, а Влад с удовлетворением отметил, что многим гостям оказалось уже весьма тяжело подняться на ноги.

– Много вы пили за меня, слуги мои, а теперь я за вас выпью. Живите все в здравии столько, сколько вам Богом отпущено. Живите в богатстве, чтобы и наследникам вашим так же богато жить. Радуйтесь, сколько можете, а пошлёт Бог печали, терпите, как я научился терпеть. Пусть будет мир в нашей земле. Пусть мир как можно скорее установится.

С этими словами Дракулов сын осушил свой кубок, где по-прежнему была почти одна вода, с громким стуком поставил на стол и, наконец, сел.

Все тоже осушили свои кубки и начали опять садиться – все, кроме Штефана Турка, Молдовена и Кодри. Эти трое, деловито пробираясь вдоль стены, направились к выходу, но никто этому не удивился, ведь каждый из присутствующих хоть по разу уже выходил.

– А скажите мне, слуги мои, кто из вас помнит моего деда Мирчу? – меж тем спросил Влад, пока зал снова не загудел от разговоров.

Мирча, в честь которого получил имя Владов старший брат, был великим правителем, поэтому все бояре, которым исполнилось более пятидесяти лет, посчитали своим долгом сказать, что помнят его.

Отовсюду послышалось:

– Я помню, государь.

– Я.

– Я помню.

– И я помню.

– И я.

Меж тем в зал вернулся Буда, который уже не сопровождал челядинцев, а шёл один. Двигался чинно, не торопясь, сложив руки на животе, а захмелевшие гости даже не заметили, что локти Буды, плотно прижатые к бокам, будто придерживают что-то, спрятанное под его боярской шубой.

– А сколько государей сменилось с тех пор, как мой дед умер? – меж тем спросил Влад. – Кажется, шесть. Я прав?

– Да, – ответил кто-то. – Если не считать твоё собственное краткое правление, которое было восемь лет назад.

– Удивительно! – воскликнул Дракулов сын. – Мой дед правил почти тридцать лет и три года, как сказочный правитель. Со времени его смерти не прошло и сорока лет, а уже сменилось шесть государей, но если считать вместе со мной, то семь. Отчего бы?

В зале наступила тишина.

– А кто среди вас помнит моего дядю, Александра Алдя? – продолжал спрашивать Влад.

Его хорошо помнили все, кому исполнилось хотя бы сорок. Опять послышалось «я», «я помню».

– А кто его отравил? – резко спросил Влад.

В зале опять повисла тишина.

– Я же знаю, что его отравили, – продолжал Дракулов сын. – Мой отец не хотел верить в это, потому что сам был добрым человеком и не хотел видеть зла в других людях, но я желаю знать правду.

– Её никто здесь не знает, – подал голос Тудор. – Все, кто мог знать, уже на том свете. В этом зале нет людей, причастных к его отравлению. Конечно, до всех до нас доходили слухи, но мало ли кто что говорит.

Буда остановился за спинкой княжеского трона, и Мане Удрище обернулся, потому что услышал лязг металла. Оказалось, что боярин, заведующий княжескими застольями, принёс под полами своей шубы три меча без ножен, а когда начал аккуратно и тихо высвобождать из-под полы один меч, два оставшихся, прижатые локтем к другому боку, звякнули друг о друга.

– Тебя не тронем, Мане, – тихо проговорил Буда. – Ни тебя, ни брата твоего, ни сына не тронем, и даже челядинцев твоих постараемся не тронуть. Вы, главное, ни во что не вмешивайтесь.

– Не знаете, кто его отравил?! – меж тем недовольно проговорил Дракулов сын. – И кто отравил моего отца, тоже не знаете?!

Тудор предпочёл промолчать и очень встревожился, хоть и старался не подать виду.

– Вы – лжецы! Но я научу вас говорить правду! – крикнул Влад, отводя правую руку назад и чувствуя, как Буда вкладывает в неё меч, а в эту самую минуту широкие двустворчатые двери главного входа в залу уже открылись, впуская многочисленных вооружённых воинов во главе с Молдовеном и Кодрей.

Войко и Буда, тоже с мечами в руках, быстро направились туда, где сидели те бояре, которых Дракулов сын считал верными: Стан Негреев, Дука и Казан Сахаков с родственниками. Войко и Буда должны были отвести этих бояр к боковой дверце тронного зала, ведшей в личные княжеские покои, а мечами отогнать тех, кому в покои идти не полагалось.

Опря и Йова проследовали к заветной дверце сами, без сопровождения. Этим своим слугам, плохо умевшим обращаться с мечом, Влад не отвёл серьёзной роли в нынешнем деле, а просто велел, чтобы они позаботились о себе. Сам же Дракулов сын намеревался позаботиться о Мане Удрище и вкратце объяснить то, что не успел объяснить Буда, но Мане понял всё без объяснений.

– Стоян! Драгомир! Сюда! Скорей! – крикнул пожилой боярин, призывая своего брата и сына, а по выражению Манева лица Стоян и Драгомир сразу смекнули, что им грозит не Влад. Стоило опасаться не вооружённого государя, а своих сотрапезников, которые сидели рядом и услышали, что кричит Мане.

Вот почему Маневы родственники начали всеми силами расталкивать и отпихивать своих соседей по застолью, а сами – поскорее пробираться в сторону трона.

– Иди туда, к дверце, – велел Влад, обращаясь к Мане, а сам пошёл навстречу Стояну и Драгомиру, ведь за теми почти по пятам следовали ещё трое бояр, которых князь щадить не собирался.

Дав Маневым родственникам пройти между тыльной стороной трона и стеной, Влад тут же занял это пространство, начал грозить оставшимся трём боярам, и те вынужденно остановились перед острием меча, ведь сами вооружены не были.

– А вы куда, дорогие мои гости? – с улыбкой спросил Дракулов сын. – Вам к другому выходу.

Тут подоспели вооружённые Владовы воины и схватили всю троицу. Один пытался сопротивляться, но пара ударов под дых, в наполненное брюхо, заставила строптивца продвигаться туда, куда тащат.

Через открытое окно со двора, где пировали боярские челядинцы, донеслись крики, грохот падающих столов, звон жестяной посуды. Это Штефан Турок со своими людьми начал то, что ему было поручено. Там шла резня, двор заливался кровью, но этого в темноте ночи не получалось разглядеть. Лишь слышались крики и шум борьбы.

Впрочем, даже на крики и шум обратил внимание только Влад, оказавшийся рядом с окном, а в тронном зале хватало своего шума из-за разгоравшейся драки вооружённых с безоружными. Здесь никто никого не убивал. Бояр, в отличие от их челяди, Влад хотел взять живыми, а остальное было весьма похоже на то, что творилось во дворе.