Текст книги "Драконий пир"

В тронном зале тоже грохотали падающие лавки, гремели потревоженные столы, звенела посуда, летевшая на пол вместе со сдёрнутыми скатертями, бояре кричали и звали на помощь свою челядь, не понимая, что помощь не явится.

Наконец зал опустел. Воины во главе с Молдовеном и Кодрей потащили всех гостей вниз, в подвалы. В соседних комнатах, куда заглянул Влад, царил такой же разгром – перевёрнутые столы, тёмно-красные лужи от пролитого вина, а также пища, разбросанная по полу и частью растоптанная.

Никого из людей там не было. Миклие и челядинцы спрятались по углам дворца, а Опря, Йова, Мане Удрище с родственниками, Стан Негреев, Дука и Казан Сахаков со своей роднёй сейчас находились в личных государевых покоях и не казали оттуда носа.

С Владом остались только Войко и Буда, не выпускавшие из рук мечи, а то мало ли что. Клинки, не запятнанные ни одной каплей крови, поблёскивали в свете свечей, как и оружие самого Влада.

– Посмотрим, что делается во дворе, – сказал им государь, и они вышли на крыльцо.

Там драка тоже стихла. При свете факелов было видно, как люди Штефана Турка стаскивают убитых в угол двора и укладывают рядами. Если тот, кого считали убитым, при перемещении вдруг начинал подавать признаки жизни, такого тут же добивали.

Небольшая толпа слуг стояла в отдалении. Некоторые из них тихо рыдали. Некоторые, не выдержав, садились прямо на землю, закрывали лицо руками или хватались за голову.

– Всё исполнено, государь, – доложил Штефан Турок, взбегая на крыльцо. – Пособники предателей получили по заслугам. Челядинцы твоих верных бояр стоят вон там. – Он указал на толпу.

Влад сошёл с крыльца и приблизился к толпе.

– Не бойтесь, – сказал он. – Никто не причинит вам зла.

Напуганные челядинцы смотрели на него, как овцы в овчарне, где только что побывал волк.

– Не бойтесь, – повторил Дракулов сын. – Лучше посмотрите рядом с собой и скажите мне, все ли ваши товарищи целы. Я имею в виду тех, вместе с которыми вы служите своим господам. Про ваших случайных сотрапезников, которые стали вам товарищами лишь на время пира, я не спрашиваю.

Выяснилось, что пять человек пропало. Судьба у всех сложилась одинаково.

– Они отошли от нашего стола, и больше мы их не видели, – говорили челядинцы.

– А нечего им было пить с пособниками предателей! – задиристо произнёс Штефан Турок. – Надо было всем сидеть за своими столами, которые были вам нарочно отведены. Не зря ведь мы вас рассадили, чтоб не перепутать! Угощение стояло везде одинаковое. Чего вот кому-то на месте не сиделось, а?

Влад подумал немного и сказал челядинцам, оглядываясь на двор:

– Возьмите факелы и поищите своих товарищей. Может, кто-то из них не убит, а лишь ранен, но даже если убит, то все они заслуживают достойного погребения, в отличие от пособников, которых мы похороним, как собак.

Челядинцы уже хотели разбрестись по двору, как вдруг со стороны главных ворот, по-прежнему запертых, прибежал некий воин и доложил:

– Государь, там толпа.

– Что за толпа?

– С факелами. Я стоял на башне и увидел, как по улице к нам, к нашим воротам идёт толпа.

Прежде чем он это договорил, раздался громкий стук в главные ворота.

Государев двор был обнесён двойным кольцом высокого частокола. Ворота, в которые кто-то стучался, находились, конечно, на внешнем кольце, то есть достаточно далеко от Влада, стоявшего сейчас в самом центре кольцевых укреплений, но стук всё равно был хорошо слышен – удары гулко ухали в тишине ночи.

– Кого там ещё принесло? – раздражённо процедил сквозь зубы Штефан Турок.

– Горожане? – удивился Влад.

– Больше некому, – сказал Войко. – Городские ворота заперты. Войско ночует снаружи городских стен. Значит, к нам пришли не боярские слуги, которые в войске, и не твоё войско, государь, а жители Тырговиште. Не думаю, что кто-то открыл городские ворота и впустил войско.

– Сколько людей ты видел на улице? – спросил Влад у воина, прибежавшего с докладом.

– Сотни две.

– Не больше?

– Нет, не больше, – уверенно произнёс воин. – Я видел и начало, и хвост этой толпы. Они шли по улице.

– А другие улицы наполнялись людьми?

– Нет, – проговорил воин, но уже менее уверенно.

– Взойди снова на башню, ещё раз посмотри и сразу доложи, – сказал Влад.

Меж тем настойчивый стук в ворота продолжался, но Дракулов сын не намеревался открывать, пока не убедится, что за воротами не воины из боярских дружин.

Три дня назад, обговаривая всё, что может случиться, Влад, Войко, Штефан Турок, Буда, Молдовен, Опря и Йова допускали, что боярские люди, находившиеся в войске, могут оказаться в городе и попытаться вызволить своих хозяев, однако княжеский двор сам по себе был крепостью и вполне мог выдержать длительную осаду. Провизии и воды хватило бы.

Провизию сюда привезли для пира, но на самом деле не только для пира. Запас воды имелся достаточный. Это вина для своих гостей Дракулов сын не жалел, а воду берёг на всякий случай.

– Что случилось? Кто там ломится? – спросил Молдовен, прибежавший во двор во главе с тремя десятками вооружённых воинов.

– Ещё не знаю. Сейчас поймём, – ответил Влад.

Наконец, прибежал тот воин, которого он отправил посмотреть. Даже при неверном свете факела было видно, что воин страшно растерян.

– Государь, там… – Он не находил слов.

– Что? – встревожился Дракулов сын. – Сколько людей?

– Две сотни, но…

– Всё те же две сотни?

– Да.

– А на соседних улицах что?

– Почти пусто.

– Почти?

– Может, полтора десятка человек. Тоже идут к нашим воротам.

– И никого больше ты не видел? Никаких толп на дальних улицах? Никого, похожего на воинов?

– Нет. И у наших ворот не воины собрались.

– А что ж ты тогда так растерян? – Дракулов сын улыбнулся и с выражением крайнего довольства оглядел Войко, Буду, Штефана Турка и Молдовена. – Выходит, горожане оказались смелее, чем мы думали. Я и сам был уверен, что наш народ, услышав, как мы тут чиним расправу, спрячется по домам. А народ к моим воротам явился. Смелый народ. Таким народом мне хочется править.

Воин, прибежавший с докладом, наконец подобрал слова:

– Государь, там владыка к нам пришёл. Владыка Макарий. И с ним священники. И с ними горожане. Это они стучат и не уйдут, пока их не впустят.

Теперь уже Влад лишился дара речи и только крякнул, оглядев двор, заваленный трупами перебитой боярской челяди.

– Убрать всё это быстро мы никак не успеем, – сказал Штефан Турок.

– Так, ладно, – наконец пробормотал Дракулов сын. – Сюда мы владыку впустим, но дальше двора – ни-ни. Наших пленников владыке отдавать нельзя. Пусть хоть отлучением грозит, но мы никого не отдадим.

Войко, стоя рядом, не произнёс ни слова, но Влад помнил о разговоре восьмилетней давности, состоявшемся недалеко отсюда, возле озера с форелью, когда Войко уговаривал своего господина простить всех врагов и не устраивать казнь. Вот почему Дракулов сын теперь сказал этому своему слуге, да и всем остальным заодно:

– Дело тут не в моей мести. Если бояр отпустить, по всей стране начнётся такая кровавая смута, которую Макарий и представить себе не может. Им движут добрые побуждения, но он не знает, что случится от его доброты.

Далее по указанию Влада все, как могли, приготовились к приёму владыки. Все бояре, которые до этого прятались в личных княжеских покоях, вышли во двор. Они, конечно, ужаснулись количеству мёртвых тел, но всё же проявили стойкость, подавая пример своим перепуганным челядинцам.

Во двор вывели и дворцовых слуг. «Чем больше живых будет во дворе, тем меньше страха станут вызывать мертвецы», – решил Влад, но боярина Миклие не стал тащить во двор, потому что этот человек непременно начал бы плакать и мешать беседе своего господина с митрополитом.

Штефан Турок со своими людьми заперся в дворцовой хоромине, закрыл все двери и окна и даже свечи внутри погасил. Молдовен привёл ещё воинов вдобавок к своим тридцати и оцепил пространство перед главными воротами, чтобы горожане и прочие люди, сопровождавшие владыку Макария, не разбредались по всему княжескому подворью.

Кодря с оставшимися воинами охранял пленников, запертых в подвале хоромины.

– Ну, вот теперь можно и ворота открыть, – сказал Дракулов сын и сам пошёл навстречу Макарию, но не к внешним воротам.

Новый румынский государь остановился возле кирпичной башни, которая составляла единую линию укреплений вместе с внутренним кольцом частокола. Через ворота этой башни был хорошо виден деревянный мост, перекинутый через оборонительный ров. За рвом возвышался внешний ряд частокола, и там, где заканчивался мост, находились те самые ворота, запертые на засов, но сотрясавшиеся от непрерывных ударов – стучало человек десять одновременно.

Наконец дворцовая стража убрала засов, ворота открылись, и по мосту хлынула толпа с факелами. Впереди шествовал седой длиннобородый старик в чёрной рясе и чёрном клобуке. Позади старика шли священники в таких же рясах и в чёрных шапочках, а цвет бород в неверном красноватом свете факелов трудно было различить.

Дракулов сын, уже безоружный, поклонился владыке в пояс, приложив правую ладонь к груди. То же сделали Войко и Буда, стоявшие рядом, а также все другие бояре, находившиеся чуть поодаль.

– Владыка, ты решил принять моё приглашение и явился на пир? – спросил Влад.

Попытаться, по обычаю, поцеловать митрополиту руку князь не решился, настолько грозным казался старик.

– Я пришёл остановить кровопролитие, – строгим голосом произнёс Макарий. – Честные жители Тырговиште прибежали ко мне среди ночи и сообщили, что с твоего двора доносятся крики. И даже было слышно слово «убивают».

– Владыка, ты явился спасать меня или моих гостей? – продолжал спрашивать Влад.

Митрополит сделал ещё два шага вперёд, внимательно оглядел двор и горестно вздохнул.

– Значит, я явился слишком поздно, – словно нехотя проговорил владыка. – Дело, противное христианской совести, уже совершено. Я надеялся упредить тебя и не дать совершиться греху, в котором ты будешь раскаиваться долго, но, увы, упредить не удалось.

– Что же это за грех, владыка? – Влад оглянулся по сторонам, словно просил у окружающих подсказку, а ведь прекрасно видел мертвые тела, которые не могла заслонить даже толпа бояр и слуг во дворе. – Я созвал к себе на пир и схватил предателей, погубивших моего отца и старшего брата. Также я поквитался с пособниками предателей. Эти пособники и лежат теперь мёртвые во дворе. Скоро и с самих предателей ожидает кара. А своих верных людей и их слуг, как видишь, я не тронул. Что же я сделал неправильно?

– Я-то думал, ты, как положено верующему человеку, покаешься, но ты называешь себя правым! – в гневе воскликнул митрополит. – Неужели ты не считаешь грехом убиение православных христиан?! Я вижу, ты уже убил многих! А столько ты ещё собираешься убить?! А ведь ты говорил, что хочешь мира!

Толпа за спиной Макария загудела, но Влад оставался спокойным:

– Владыка, я хочу мира и потому истреблю то зло, которое мешает миру установиться.

Митрополит сделал ещё несколько шагов вперёд, Дракулов сын с боярами и слугами чуть отступили, так что теперь двор стал виден Макарию лучше. Владыка заметил других мертвецов, которых прежде не освещали факелы, горевшие в руках священников. Стали видны тёмные пятна на сухой земле двора, и пусть они по большей части получились от пролитого вина, Макарию показалось, что это пятна крови.

– И ты полагаешь, что все, кто лежит здесь убитый, заслужили смерть? Заслужили только потому, что служили своим хозяевам? – спросил митрополит.

– Да, – спокойно ответил Влад, – ведь эти люди знали, кому служат. Слуги очень быстро всё выясняют о своих бесчестных хозяевах, и если, выяснив, продолжали служить, значит, молчаливо одобряли бесчестие и, значит, сами бесчестные и заслужили смерть.

Макарий сделал ещё шаг вперёд, и двор ещё немного осветился:

– А ты взялся их судить? А ведь сказано в Писании: «Не суди».

– Я – государь, помазанный Богом, – по-прежнему спокойно отвечал Влад. – И у меня как у государя есть право судить своих подданных. Я воспользовался этим правом. И буду пользоваться дальше.

– Знал бы я об этом, не стал бы помазывать тебя на трон, – скорбно проговорил Макарий.

«Ну, – подумал Влад, – сейчас начнёт красноречие своё на мне оттачивать. И прозвище моего отца вспомнится. И будет сказано, что я справедливо унаследовал его, раз творю богопротивные дела».

Вот почему, глядя на нарочитую скорбь своего собеседника, Дракулов сын чуть улыбнулся и развёл руками:

– Владыка, помазание уже совершено. Если Бог попустил это, значит, так Ему угодно. Наверное, Бог знал о том, что мной будет совершено доброе дело – проявлена великая щедрость. Да, я схватил бояр-предателей, не собираюсь их миловать и даже не скрываю, что для меня схватить этих бесчестных людей – великая радость. Я отомщу предателям за смерть своего отца и старшего брата, но по случаю этой великой радости освобожу всех моих верных людей и подданных от всех податей на целый год! Ни города, ни деревни не должны мне ничего платить этой осенью. Пусть достатка у них прибавится. Лишь пошлины я стану собирать, а подати – не стану. Завтра это объявят в Тырговиште, а вскоре – и в других городах, и везде!

Толпа позади Макария ахнула. Наверное, она бы возликовала, если бы обстоятельства, при которых довелось услышать об отмене податей, были другими. Дракулов сын вдруг почувствовал, как напор толпы слабеет – до этой минуты горожане словно подталкивали митрополита в спину, заставляли заходить всё дальше во двор, и вдруг Макарий сделал шаг назад, а точнее – маленький полушаг, но Владу этого оказалось достаточно, чтобы понять – всё меняется.

Митрополит будто остался со своими священниками один. Толпа больше не поддерживала его, и это означало, что прав был рыжебородый Йова! Прав! И теперь Влад почему-то подумал: «Хоть я и Дракулов сын, но Бог на моей стороне. Бог устами моего слуги подал мне совет». Да, Влад думал именно так, а ведь митрополит, если б узнал о словах Йовы, то наверняка сказал бы, что совет получен от дьявола.

– Я взываю к твоей христианской совести, – сказал Макарий всё так же скорбно, а гнев угас. – Не проливай больше крови. Остановись. Ведь не все те люди, которых ты называешь предателями и которых схватил, казнены. Прости тех, кто ещё не казнён. Позволь им уйти.

– Не могу, владыка.

– Можешь, – твёрдо ответил митрополит.

– Не могу, владыка. Это дело решённое. Я стремлюсь к миру, а если предателей отпустить, будет смута.

– А если я сам пойду и отворю запертые двери, ты станешь останавливать меня? – Митрополит сделал один решительный шаг вперёд, но Дракулов сын заступил Макарию дорогу.

– Владыка, – примирительно произнёс румынский государь, – не нужно тебе вмешиваться в мирские дела. Как говорится, Богу – своё, а кесарю – своё. Негоже тебе, владыка, воевать с кесарем, который хочет сделать доброе дело ещё и для церкви.

– Хочешь откупиться от меня дарами? – насмешливо спросил Макарий.

– Нет, откупаться я не собираюсь, – мягко ответил Дракулов сын, – но и воевать с тобой не хочу. Прояви христианское смирение, владыка, дабы не навредить ни себе, ни своей пастве, ведь если тебе на смену приедет новый митрополит из Константинополиса, твоей пастве едва ли будет лучше.

Говоря так, Влад напомнил Макарию о вражде, которая разгорелась между православными церковными иерархами три года назад, когда Константинополис оказался захвачен турками. Султан Мехмед, завоевав столицу православного мира, не стал упразднять должность константинопольского патриарха, а велел греческому духовенству устроить очередные выборы, чтобы оно выбрало из своих рядов «достойнейшего».

Разумеется, выбран оказался человек, согласный поклониться и подчиниться султану, а румынский митрополит Макарий, когда узнал об этом, объявил, что больше не подчиняется Константинополису, добавив:

– А то ещё заставят возносить молитвы за здравие нечестивого Магомета. – Так он называл Мехмеда, зная, что турецкий султан носит имя пророка Мохаммеда.

– Не воюй со мной, владыка, – мягко продолжал Влад. – А если будешь воевать или поносить меня с высоты своей митрополичьей кафедры, тут же этой кафедры лишится. Я отправлю в Константинополис богатые дары с просьбой прислать мне нового митрополита, и эту просьбу непременно исполнят, причём с радостью. Я не желаю такого, а желаю, чтобы ты оставался митрополитом. Но если ты меня вынудишь, что же мне останется делать? Прояви смирение, как положено представителю церкви.

Они ещё говорили некоторое время, и Дракулов сын мягко увещевал старика, понимая, что мягкостью сейчас можно добиться большего, чем гневным напором.

В дворцовую хоромину митрополит так и не прорвался, поэтому, ещё раз попробовав воззвать к христианской совести нового государя, ушёл вместе со всей толпой священников и горожан.

Когда ворота княжеского двора опять закрылись, Дракулов позволил себе облегчённо вздохнуть. Затем Мане Удрище с родственниками, Стан Негреев, Дука и Казан Сахаков с роднёй, а также все их челядинцы были отпущены по домам.

После этого Влад вместе со Штефаном Турком и Молдовеном спустился наконец в подвал посмотреть на врагов, закованных в цепи, послушать крики и проклятия. На сон после всего этого у Дракулова сына осталось не более двух часов, а ведь утром предстояло снова приниматься за дела.

Чуть свет, как только открылись городские ворота, Влад и его верные бояре, облачившись в доспехи и взяв оружие, выехали к войску. Дракулов сын произнес перед войском речь. Сообщил о том, что случилось вечером и ночью, а затем сказал, что слуги неверных бояр могут быть спокойными за свою жизнь и имущество, если не станут пытаться помочь своим хозяевам.

– Тех, кто пытался вырвать своих хозяев-предателей из моих рук, я предал смерти, – громогласно сказал Влад.

Трупы боярских челядинцев, перебитых на княжеском дворе, вывезли на возах из города, и возы поначалу остановились недалеко от войска, чтобы те, кому захочется бунтовать, посмотрели и поразмыслили, как следует, над своей возможной судьбой.

Всех убитых челядинцев зарыли на поле возле города, где принято было хоронить казнённых преступников. Макарий порывался сам отслужить по челядинцам заупокойную службу, но Влад, предвидя такой поворот событий, отправил Войко на митрополичий двор поговорить и убедить, что преступники не заслужили такой чести и что обычных священников для службы будет достаточно.

* * *

Возвращаясь к себе на двор после того, как была произнесена речь перед войском, Влад обнаружил, что улицу возле главных ворот двора опять запрудила толпа, но теперь её возглавляли не церковники, а боярские жёны.

Впускать этих просительниц к себе за ворота новый князь не собирался, ведь после не выпроводишь, но то, что женщины собрались здесь, казалось хорошо. Дракулов сын не особенно надеялся, что они придут просить в один и тот же день всей толпой, но, раз уж так случилось, следовало радоваться. Обшаривать чужой дом всегда лучше, когда хозяев нет, а ведь Влад как можно скорее хотел забрать у изменников деньги и золото, поэтому жилища, где сейчас отсутствовали даже хозяйки, сделались лёгкой добычей.

Пока просительницы выли и стенали перед государевыми воротами, а сам государь, сидя на коне, рассказывал этим глупым женщинам о том, сколько зла сделали их мужья, Владовы воины, пройдя по соседним улицам, ворвались в жилища бояр, сидевших теперь в княжеском подвале, и перетрясли в этих домах всё.

Простой народ взирал на это с одобрением, и даже речи Влада, который рассказывал боярским жёнам о боярских злодействах, многим прохожим нравились. Дракулов сын с удивлением заметил, что многие горожане останавливались послушать и кивали, а вопли разодетых боярынь никого особо не печалили.

Наконец новому государю надоело пререкаться с женщинами, и он приказал своей охране оттеснить женскую толпу, чтобы проехать к себе.

Очень хотелось спать, и Влад, едва добравшись до своих покоев и сняв кольчугу, заснул, как убитый, а вечером его разбудил Йова с горящими глазами, потрясая некоей бумагой:

– Сто шестьдесят три тысячи! Сто шестьдесят три тысячи, государь! – повторял он.

– Сто шестьдесят три тысячи чего? – зевая, спросил Дракулов сын.

– Золотых! – чуть не подпрыгивая, пояснил Йова. – Ах, богаты оказались твои враги! Ах, богаты!

Вскоре после этого приехали турецкие послы и напомнили, что новый румынский государь должен заплатить султану дань за этот год – десять тысяч золотых. «У посланцев как будто нюх на деньги», – подумал Влад, тем более что охранял послов его старый знакомый – Челик, который восемь лет назад шарил в разорённых княжеских палатах. У Челика был нюх не только на деньги, но и на всякую добычу, и потому Влад своего давнего знакомца даже в город не пустил, а заставил разбить лагерь за воротами, на виду у румынского войска, а точнее, той части этого войска, которую Дракулов сын собрал в Трансильвании. Та часть, которую не так давно собрал Владислав, уже разошлась по домам.

Турецкие послы, стоя в тронном зале и кланяясь, сказали, что привезли «много хороших новостей», причём большинство этих новостей действительно оказались хорошими.

Прежде всего, турки рассказали о событиях в Белграде, но рассказ противоречил тем обрывочным слухам, которые уже успели доставить в Тырговиште купцы. Торговцы говорили, что турки проиграли, а крепость устояла, но из рассказа султанских посланцев явствовало – исход битвы невозможно трактовать однозначно в пользу одной из сторон. Белградская крепость так и не сдалась Мехмеду, хотя ему удалось ворваться внутрь. Ещё немного, и он захватил бы цитадель, но затем весы военного счастья качнулись в другую сторону. В один из дней защитники сами вышли из-за стен и напали на турецкий лагерь. По словам посланцев, «едва не случилось самое страшное». Во время нападения султан оказался ранен, получив стрелу в бедро, а ведь мог оказаться и убитым! Турецкое войско сняло осаду.

Тот, кому сдался Константинополис, а новая твердыня не сдалась, был крайне недоволен. Он потерял половину своих воинов, получивших тяжкие ранения и надолго потерявших способность сражаться, а взамен не добился ничего. В отместку Мехмед начал грабить и жечь мелкие города и селения в Сербии, прекрасно понимая, что у крестоносцев, отстоявших Белград, нет сил, чтобы это остановить.

А недели через три пришла новость о том, что в Белграде, заваленном трупами, началась чума, которая скосила значительную часть защитников города, а также Яноша Гуньяди и Яноша Капистрана. Янош умер прямо в Белграде[54]54
  Янош Гуньяди (Хуньяди) умер 11 августа. 9 дней спустя (20 августа) состоялась битва между Дракулой и Владиславом за румынский (валашский) престол.


[Закрыть], а Капистран хотел сбежать от болезни, уехать подальше, но, по слухам, всё же успел заразиться и скончался в дороге[55]55
  Официальная дата смерти Джованни да Капистрано – 23 октября 1456 года, но он мог умереть и раньше.


[Закрыть].

– Серая крыса сдохла! – не удержался Штефан Турок, вместе с Владом и другими боярами слушавший турецких посланцев. – Теперь она больше не запалит костерки!

«Ворон тоже сдох. Он уже не прилетит, чтобы согнать меня с трона», – хотел ответить Влад, но промолчал.

Вторая новость, принесённая турецкими послами, состояла в том, что Дракулов сын должен отправляться к султану немедленно, поскольку турецкий правитель ждёт, и пусть Влад, согласно воззрениям турок, должен был чувствовать себя счастливым оттого, что к нему проявлено столько внимания, эту новость Влада никак не считал радостной.

«Как же не вовремя! – подумал он. – Я надеялся отправиться к Мехмеду хотя бы в октябре, а надо ехать сейчас, когда ничего ещё не успокоилось, и мои враги всё ещё могут поднять бунт. Я будут отсутствовать около месяца, а тут каждый день можно ждать чего-нибудь».

Третью новость турецкий посол сообщил на следующий день при личной беседе, когда Дракулов сын пригласил его в свои покои, чтобы осторожно разузнать, сколько дней можно промедлить с отъездом в Эдирне, чтобы султан не разгневался.

Выяснилось, что не более двух, и вот тогда посол, между прочим, сообщил, что Влад зря не торопится, ведь в Эдирне его ожидает весьма приятное открытие.

– У тебя родился ещё один сын, – сказал посол. – Я по секрету передаю тебе эту новость и сердечно поздравляю.

Румынский государь, честно говоря, не знал, радоваться или нет, ведь новый сын привязывал его к Турции ещё крепче, чем прежде. Уже три человека, родные ему по крови, находились там – два сына и младший брат.

Новый румынский государь покидал Тырговиште с тревожным сердцем и надавал своим слугам целую кучу наставлений на разные случаи. Войко велел присматривать за митрополитом и следить, чтобы старик не глупил. Молдовену было велено приглядывать за Владиславом-младшим, который уже держал путь в Трансильванию, но мог повернуть назад, узнав, что нынешний государь вынужден отлучиться. Йове было велено присматривать за казной. Штефану Турку надзирать за пленниками.

– Если вдруг кто-то попытается их освободить и ты поймёшь, что они освободятся, не отдавай живыми. Убей их всех, а иначе эти предатели, выбравшись из моих подвалов, поднимут смуту, и будет в сотни, если не в тысячи раз больше крови.

* * *

Мехмед встретил Влада в весёлом настроении.

– Знаешь, Влад-бей, на мне великий грех, – говорил он, полулёжа на возвышении, заваленном подушками. – Когда я был рядом с той крепостью, то вместо того, чтобы благодарить Аллаха, отчаялся и спрашивал, за что Он гневается на меня. А между тем Аллах оказал мне великую милость! Он подарил мне жизнь, а также подарил жизнь многим моим слугам и воинам! Он спас меня от чумы!

Султан всё время старался поудобнее устроить ногу, рана на которой ещё не вполне затянулась. Глубокие раны всегда заживают долго, а злополучная стрела, угодившая Мехмеду в бедро во время Белградской битвы, вонзилась глубоко.

– Если бы я взял крепость, то непременно подхватил бы заразу, и сейчас мой труп следовал бы в Бурсу, место упокоения моих предков, – объяснял султан. – И если б я продолжил осаду, случилось бы то же. Чума поселилась бы и в моей армии.

Влад не мог не заметить, что Мехмед всё время оглядывался на открытые двери соседней комнаты, как будто видел там кого-то. В итоге не только султан стал посматривать туда – румынский гость тоже попытался увидеть неизвестного свидетеля беседы, – и тогда Мехмед пояснил:

– Это лекарь.

Престарелый лекарь с помощником приблизились к двери настолько, что и Влад их увидел.

– Моему великому повелителю пора сменить повязку, – мягко произнёс старик, и, судя по всему, не в первый раз, но упрямство властителей он привык терпеть.

– Видишь, Влад-бей? – Мехмед указал на своих врачевателей. – Вокруг раненых часто вьются мухи. Но если простой воин привлекает мух величиной с ноготь, то вокруг султана вьются насекомые, своими размерами соответствующие могуществу правителя! Вот такие! – Он снова ткнул пальцем во врачевателей.

Лекарь едва заметно покачал головой, а помощник вздохнул.

– И эти насекомые почти богохульствуют, – продолжал Мехмед. – Они не верят, что если Аллах спас меня от чумы, то уж точно не позволит умереть от раны, которая почти затянулась. Я уже знаю, что будет. Сейчас они меня перевяжут, и зуд, только унявшийся, возобновится.

– Я уже имел счастье сообщать моему великому повелителю, что если рана чешется, это значит, полное выздоровление близко, – напомнил лекарь.

Султан обернулся ещё куда-то – очевидно к слуге, также находившемуся в соседней комнате:

– Принеси опахало.

Наступила уже третья декада сентября, и день казался довольно холодным, однако с правителем не спорят, поэтому не прошло и минуты, как слуга с опахалом встал возле Мехмеда, чтобы обмахивать.

Влад тоже не понял, зачем опахало, а султан вдруг повелел, указав на лекаря с помощником:

– Отгони этих мух.

Слуга в недоумении уставился на господина.

– Отгони их! – повторил Мехмед.

Слуга подошёл к лекарю и его помощнику, символически замахнулся на них опахалом. Те отодвинулись в сторону.

– Дальше! Дальше отгоняй! – засмеялся довольный султан.

Слуга снова замахнулся и так выгнал лекаря с помощником из комнат в сад.

Султан хохотал во всё горло, а когда наконец успокоился, то смог продолжить беседу.

– Так вот, Влад-бей, – сказал он. – Я знаю, что твой поход завершился счастливо, и потому ты с радостью отблагодаришь меня верной службой.

– Иначе и быть не может, повелитель.

– Ежегодно привози мне десять тысяч золотых, как привёз в этот раз, и я буду считать, что ты служишь мне хорошо. Заметь, я даже не требую дань рабами. А ещё я не требую, чтобы ты участвовал в моих походах. Видишь? Я забочусь о своём слуге. Я понимаю, что правителю необходимо укрепиться на престоле, прежде чем начинать воевать в других землях.

«Вот вернусь за Дунай, и окажется, что в моё отсутствие кто-нибудь поднял бунт и что я снова изгнанник», – подумал Влад. О своих опасениях он не сказал ни султану, ни даже младшему брату, когда его увидел.

Брату Влад сообщил то, что не все бояре-предатели пойманы и что некоторых теперь придётся ловить в Трансильвании. Раду внимательно слушал, но, как выяснилось, гораздо больше ждал другого рассказа – о своём новорожденном племяннике.

– Их теперь двое, – весело сказал Раду. – Они – двое братьев, то есть совсем как мы с тобой.

– У нашего отца было не двое сыновей, а больше, – напомнил Влад.

– Но сейчас нас двое, – ответил Раду. – Я и ты. Ты и я. Эх, жаль, что я не могу отправиться с тобой за Дунай. Султан меня даже в Белград с собой не взял, а за Дунай тем более не отпустит даже на время.

Младший брат погрустнел, а Влад не знал, чем его ободрить, да и мысли все были не о брате, а о том, что сейчас делается в Тырговиште. Дракулов сын рвался туда и втайне радовался, что теперь – после встречи с султаном и с Раду – может наконец уехать.

* * *

В ночь перед отъездом из Эдирне приснилось Владу, что казнь бояр, которую он так давно задумал, уже совершена. Привиделось, что прогуливается он меж кольев на некоем холме, и этот сон подобно другим, виденным в течение последних восьми лет, напоминал собой явь.

В сновидении темнота окутывала землю, как и положено ночью. Правда, тела казнённых – иногда прямые, а иногда скрюченные в неудобных позах – виделись слишком явственно. Сновидец бродил меж гладкими обтёсанными стволами, вслушивался в скрипы и шорохи, сопровождавшие его движение. Запах мертвечины не чувствовался.

Тудор, Станчул, Димитр, Влексан Флорев, Татул, Баде, Нягое и Мане, но не тот, который Удрище, – все были здесь, а также их братья, взрослые сыновья и племянники, ведь измену надобно вырывать с корнем, чтобы снова не проросла.

Кольев избежали лишь те, кто скрылся в Трансильвании, но и до них когда-нибудь должна была дойти очередь.

Влад задирал голову, рассматривая побеждённых врагов. Лица, обезображенные смертью, но узнаваемые, тоже оборачивались в его сторону, а когда он, удовлетворенный их видом, отступал – чувствовал на себе взгляды.