Текст книги "Голоса"

Когда настойчиво завибрировал мой телефон, я предположил, что это Леденец. Она тонко чувствовала, когда я был выбит из колеи. Находила время, чтобы сказать несколько слов, подбодрить, побыть рядом. У этой потрясающей женщины было очень много прекрасных качеств и это было одним из них. Как бы то ни было, но я почему-то всегда ощущал какую-то невидимую нить, которой мы были связаны. Эта связь часто работала как телефон предчувствия. Словно испытывая какие-то отрицательные чувства или смешанные эмоции, я дергался в некоем пространстве и нить, которая соединяла нас, натягивалась и подергивала её на другом конце. Мне кажется, что так и должно быть, это трогательно и правильно. Беспокоило только одно, это не работало в обратную сторону. Я не ощущал ничего подобного, может, просто потому, что с ней все было в порядке, а может я слишком бесчувственный в таких вещах. Ценность этой исключительной женщины для меня росла. Я наслаивал привязанность к ней, как кольца внутри ствола дерева, и с каждым днем обожал больше, чем вчера. Она присылала мне милые мотивационные сообщения, о том, что верит в меня. Не перетягивала моё внимание только на себя, не надоедала, не навязывалась. Никогда не обижалась и не вспоминала мне мои неловкие поступки. С ней рядом было легко и приятно. Без сомнения, я её идеализировал, и делал это абсолютно осознанно. Я думаю, она верила в меня, в мои решения, в то, что я делаю. А я верил ей полностью и доверял всего себя без остатка. Между нами была не просто любовь, хотя для многих и её достаточно. Между нами была бескрайняя надежда друг на друга. Я не понимал, когда я так сильно успел полюбить её?

Но это была не она.

– Здравствуйте, Алексей, – сказал почтительный, знакомый голос на другом конце.

– Здравствуйте, Матильда Генриховна. Что-то случилось? – спросил я осторожно.

– Не беспокойтесь, все в порядке. Мне показалось, что я нужна вам, но вы стесняетесь меня найти. Не обращайте внимания, это бывает, я все же Оракул. Чувствую все тоньше и не так как все остальные, – тихо рассмеялась она.

– Я рад вас слышать.

– Благодарю вас. Это действительно очень приятно. Если вам что-то понадобится, вы всегда можете на меня рассчитывать.

– Дай, мне трубку! Дай я ему сам скажу! Что ты все мямлишь эти глупости! Очнись идиот! – каркал в трубку ворон, которого явно грубо отгоняли.

– Самаэль передаёт вам привет, – сказала Бездушная, которая явно отбивалась от белого провидца, лишенного каких-либо манер.

– Скажите, пожалуйста, как вы такая воспитанная, умная и тонкая женщина терпите его?

– Не поверите, Алексей, из последних сил. Но я с ним так давно, что не помню времен, когда была счастлива без него.

– Скажите мне, зачем вы преследовали меня в том поезде? Для чего?

– Вы ошибаетесь. Мы просто присматривали за вами. Я давно наблюдаю вас в своих видениях. Нам было суждено встретиться в любом случае.

– А-ха-ха, я сейчас облысею от хохота. А-ха-ха, ты с ума сошла? Что ты несёшь! Дай, говорю, мне трубку, я закончу этот фарс за минуту, и мы спокойно пойдём обедать. Устроили цирк! Тут дело пяти минут! – громко кричал ворон прямо в трубку.

– Мне кажется, я бы давно выгнал его, будь он моей проблемой.

– Когда я была молода, я работала с людьми, потерявшими память на войне, после контузий. Они вспоминали все, исцелялись и там, поверьте, бывало разное. Меня и душили, и проклинали, и чего только не было. Мне до сих пор жаль многих из них. Одни благодарили, другие хотели убить. Часть солдат покончили с собой и меня проклинали уже их жены, которые сами же и притащили мужей на мои сеансы. Так что присматривать за Самаэлем, не так сложно, как кажется. Это моё испытание.

Разговор закончился очень тёплыми словами поддержки. Мне нравилась эта воспитанная, загадочная женщина.

Меня ни разу не дернули за день по вопросу о пропавшем путешественнике. Я был рад этому событию, и настроение становилось лучше. Но все же мысли сегодня были только о Вене. Я не знаю людей, которые всерьез могут сказать, что они совершенны. Мы взрослые, разумные люди и понимаем, что совершенство – это нечто иное, это то к чему, наверное, даже не стоит стремиться. Это нечто божественное и чистое. Нужно стремиться быть собой, понять, кто ты есть. Постигнуть свою истинную природу. Быть выше мнения людей, быть выше их порицания, поступков и слов. Познать свои границы и понять, есть ли они вообще. Каждый из нас способен свободно плыть в океане, но от страха и зависти общество каждого стремится загнать в банку с водой, где свободы нет. Есть порицание, ограниченное пространство холодным стеклом чужого мнения. Кто не сталкивается с этими стенками, кто не мечется между ними, тот свободен. И вот мы говорим себе и всем прочим, что мы не совершенны. Но почему же тогда периодически, наблюдая за жизнью людей, за их выбором, решаем самостоятельно, что для них лучше? Почему мы позволяем себе вмешиваться в путь другого человека? Разве это не есть тот самый комплекс бога? И кто на него имеет право? Никто. Тут нет родственных привилегий. Ты можешь сказать человеку, кто бы он ни был, свое мнение и видение без излишней эмоциональной окраски, осторожно. Ведь, если задача помочь и уберечь, это не делается насильно. Особенно, если это твои дети. Их воспитывал ты, доверяешь ли ты себе? Но чаще всего я вижу вокруг как люди во имя некоего добра, ломают судьбы и жизни, снова и снова оправдывая себя. Это причиняет боль и страдания. Позже смирение. И человек медленно начинает снова и несмело шагать по своему изломанному пути. Мы причиняем это добро своим близким людям, детям, родителям, подругам и даже целым семьям. Причиняем добро так, будто в ослеплении от своей правоты, мы несем знамя победы. Я всегда осуждал это и старался никогда так не делать. Но что же сейчас я не могу спокойно жить? Вене больше не нужна моя помощь. Никакая. Он не хочет мучений и воспоминаний, он смирился с судьбой и продолжит ждать свою Ирину. Со временем очухается и выйдет на работу, а может, и нет. Может, судьба его теперь всегда жить вот в таком месте, возможно, он и сам не против этого. А я постоянно думаю о том, что могу ему помочь. Даже против его воли. И это сейчас для меня страшно, потому что, я и сам от себя не ожидал ничего подобного. Так я задумал привезти к нему Матильду Генриховну. Верю я во всю эту чертовщину или нет? У меня нет других вариантов, голые факты говорят о том, что все, что я пережил в цирке, было правдой. Так почему бы не прибегнуть к помощи Оракула. Я не представлял, как сказать Андрею, что хочу привезти к его брату оракула. Из цирка. А я, в это время, психолог Вени. По факту, если он после этого сообщит эту информацию следователю, меня мало того, что выкинут с позором из программы, но еще и пометку соответственную поставят, мол, профнепригоден, например. В принципе, они будут правы, потому что то, что я задумал, это с точки зрения нормального человека уж слишком. Но выбора у меня не оставалось, потому что, как бы я не пытался выбросить Веню и его историю из головы, у меня ничего не получалось. Если я сейчас сделаю это, то, по факту, я рискую своей карьерой вполне осознанно. Нужно было поговорить с его братом. Я решительно набрал его номер. Андрей неоднозначно отнёсся к моему предложению привести к его брату Оракула:

– Вы, правда, в это верите? Все эти экстрасенсы, гадалки, просто шарлатаны, вы же понимаете это? Я ожидал немного иной помощи брату, когда обратился к вам и доверил Веню, – ошарашенно лепетал он.

– Я очень хорошо вас понимаю и уж, поверьте, понимаю, как это выглядит со стороны. Но вы не думали о том, что может сыграть нам на руку эффект плацебо. Возможно, сам Вениамин впечатлится, и расскажет нам что-то новое. Возможно, он, и правда, под этим впечатлением, вспомнит еще что-нибудь новое. Психика вещь непредсказуемая. Как отреагирует именно он, мы не знаем. Но, что касается этой женщины, я вас уверяю, что в ней и в её адекватности уверен, как верил бы собственной бабушке. Я думаю, когда вы встретитесь и познакомитесь, многие ваши опасения отпадут сами собой. Давайте попробуем. В любом случае, это стоит сделать, чтобы потом с уверенностью утверждать, что мы сделали все и исчерпали все возможности, чтобы достичь результата.

– Не знаю, не уверен. А что думает об этом Оксана? – задумчиво спросил он.

– Я скажу вам честно. Она ничего не знает об этом и мне не хотелось бы ей что-то говорить. Вы имеете полное право отказаться от этого всего. Мы просто забудем наш разговор и больше, я даю вам слово, не вернёмся к нему. Тут решать только вам.

– А если что-то пойдёт не так?

– Ответственность, конечно, на мне. Я это понимаю, я рискую карьерой, и это по меньшей мере. Но я уверен, что все будет хорошо. Я буду постоянно рядом. Мы сможем все прекратить в ту же секунду, как что-то пойдёт не по плану.

Андрей помолчал немного и вздохнул:

– Ладно. Пусть будет, по-вашему. Когда и как все будет происходить?

– Как только все подготовлю, я найду вас. Спасибо вам, всего доброго.

Когда я подъехал к Шапито, было совсем поздно. Но я не хотел, чтобы меня помпезно встречали, рассчитывая найти только Бездушную и, конечно, если повезёт увидеть Леденец. Вокруг меня одиноко стояли шатры, не было ни души. Я не знал, часто ли так бывает и возможно ли вообще. Не горели костры и факелы, не были включены фонари, все будто замерло в пространстве в ожидании, что время снова продолжит свой ход. Спутником мне был только порывистый ветер. Он будто мне помогал и трепал беспомощные флажки на шпилях, разыскивая хозяев этих парусных домов. Я решил идти в центральный шатер с ареной для представлений. Вокруг него все было усыпано опилками, от которых приятно пахло свежей древесиной. Вход был распахнут и ветер, с удовольствием вцепившись в этот свободный край полосатого паруса, рвал его во все стороны, пытаясь забрать с собой и заиграть где-то далеко отсюда. Но, все вокруг крепили так надёжно, будто давно стали былыми, битыми пиратами, это очень злило молодой ветер, и он снова и снова бросался на все вокруг свежими порывами с тонкими нотами предстоящей осени. Внутри, под куполом было совсем темно. Все блекло освещалось только одним несчастным светильником, случайно забытым кем-то прямо на арене. Тут тоже не было ни души. Я раньше не ступал на арену и не представлял, что видят артисты, но от детских воспоминаний о цирке и родителях, которые меня туда водили, защипало в носу, и ком ностальгии подкатил к горлу, перехватывая дыхание и сжимая его от нахлынувших чувств.

Мне кажется, что это ощущение, сжатия горла, происходит потому, что взрослые в порыве успокоить свое чадо, слишком часто говорят ему – не плачь. Словно ставят запрет на чувства и эмоции, а дети настолько малы, что боятся или родителей, или их расстроить. Чувство вины воспитывает целые поколения, похлеще любой няньки. С ним удобно взрослым манипулировать детьми, причиняя невыносимые страдания себе и им на долгие годы. Мы все жалеем о чем-то, когда воспитываем своих детей, ещё больше мы жалеем себя. Потому что каждый из них вырастет во взрослого человека, который обязательно предъявит вам счёт.

Я понял, что в цирке совершенно никого нет. Куда все могли вдруг деться, я представления не имел, как и то, что мне делать дальше.

– Все уехали на местные озера у ГРЭС. Те, что называют тёплыми. Последние дни лета, люди ловят все возможные дары, которые оно преподносит, – раздался чей-то грустный голос.

– Простите, я вас не заметил, – сказал я рассеяно.

Некто грустно вздохнул в полутьме:

– Меня часто не замечают. Я привык.

– Почему вы не поехали вместе со всеми? – спросил я, чтобы поддержать беседу.

Голос глухо рассмеялся:

– Ввиду некоторых особенностей, я плохо плаваю. Хотя могу.

Видимо, это был некто из шоу, и я почувствовал вину, что обидел человека:

– Простите.

Над ареной раздалось жужжание. Вспыхнувший луч света осветил зеркальный шар, который тот час закружился как волчок и плеснул вокруг яркими брызгами. В первом ряду, прямо напротив меня, сидел обычный человек, довольно симпатичный на вид. Его волосы были аккуратно напомажены и уложены правильными волнами. Тонкие усы торчали на манер Сальвадора Дали. Он был одет в парадный фрак и курил толстую сигару и пристально смотрел на меня. Никаких особенностей в нем я не увидел и на время успокоился.

– А вы вообще кто? – осмелел я.

– Вообще я наполовину человек, как и вы. А тут я тружусь вечным и бессменным иллюзионистом. Когда-то у нас были тигры, львы, павлины, а я был дрессировщиком. Но в один прекрасный день моя карта перевернулась, и все изменилось, как всегда и бывает, когда много болтаешь. Теперь я все больше держу язык за зубами. Но кругом так много сплетен, что спасу нет. Любил я, знаете ли, спорить по молодости. Чуть руку на спор не отпилил. При том себе. Каюсь, азартен. Скажите, вы любите карты?

Я задумался.

– Мне кажется, равнодушен. Но с ними вполне умеет обращаться моя девушка. Вы её знаете, Леденец.

– Леденец? Простите, наша Леденец? А Стекляшка в курсе, что она ваша девушка?

– Конечно. Но сейчас вы нравитесь мне меньше, чем в начале разговора, – улыбнулся я.

– А, не обращайте на меня внимания. Я просто завидую. Леденец нравится всем, тут бесспорно.

– Почему вы сказали, что вы человек на половину? Вы оборотень, или ещё что-то? Сценический образ, или часть шоу?

Мужчина улыбнулся:

– Зовите меня Чарли.

– Алексей, – представился я и подошёл к нему пожать руку.

Вокруг было довольно темно, а эти ослепительные пятна света, бегущие друг за другом как бешеные зайцы, кружили голову. Когда я подошёл ближе, то все понял. У Чарли отсутствовало тело ниже пояса. Это меня не смутило, но я стал в ту же минуту к нему более лояльным. Рядом с ним стояла небольшая коробка. Внезапно она подпрыгнула на месте, будто кто-то хотел выйти наружу, и хрипло грязно выругалась. Чарли ловко столкнул её на пол и задвинул под кресло.

– Не обращайте внимания это мой кот.

Он тут же поднялся на руках, спустился со своего места и прошёлся ладонями по арене.

– Хотите загадать желание? Я могу помочь, – добродушно предложил он.

– Спасибо вам, но я свои желания очень берегу для особых случаев, – поблагодарил я.

Коробка снова подпрыгнула.

– Может, его выпустить? – спросил я.

– Тут? Прямо сейчас? Нет, нельзя, это исключено! – испуганно проговорил мой странный собеседник. Лицо его приняло очень недовольное выражение, и он сразу засобирался.

– Мне пора. Когда увидите нашего Шпрехшталмейстера, передайте ему, что никогда меня не видели и не встречали.

Он быстро исчез где-то в глубине тьмы шапито. Коробку он забыл под сидением. Я подошёл к ней ближе, и сел на мягкий борт арены. Коробка была небольшая, обтянутая бордовым бархатом с какой-то тонкой вышивкой или надписью золотой нитью на видимой стороне. Я пытался рассмотреть, что там было, но вокруг, будто все больше, сгущалась тьма. Я медленно протянул руку, чтобы просто придвинуть ее ближе и прочитать, в ту же секунду коробка ещё раз подпрыгнула как живая и злобно с шипением, тихо захихикала. Я замер и завороженно смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд. Коробка осторожно выдвинулась мне навстречу, и затаилась в ожидании. Внезапно в коробке кто-то завозился и прошептал:

– Абигор, это ты? Открой уже меня скорее! Болван! Что ты возишься? Я задыхаюсь тут! Спасите меня, наконец, из этого проклятого цирка!

– Не стоит открывать эту коробку, – раздался спокойный голос.

Я вздрогнул от неожиданности. Прямо за мной, как по волшебству возник Фокусник, который как всегда был крайне строг и спокоен.

– Почему? В ней же что-то живое и оно разговаривает.

– Не все, что умеет разговаривать, говорит что-то умное, – возразил Факир.

– Прошу прощения, я просто приехал сюда по одному делу.

– А я вернулся за русалкой. Мы на ваших местных озёрах отдыхаем. И я подумал, что ей тоже не помешает развеяться. Хочешь со мной? Я не откажусь от помощи.

– Скажите, а чем занимается Леденец в цирке? Что она делает? У неё есть номер?

– О-о-о, она та, кто притягивает взгляды. Она, вечная помощница, напарница и пара Фокусника. Она альфа и омега. Моё золотое сечение. Моё сокровище.

– Но ведь, Фокусник, это вы?

– Я.

– То есть вы и она. Вы с ней…

– Да, мы с ней. Работаем. Каждый день работаем вместе. Я вижу её, мы обсуждаем наши номера, шаги, фетровый цилиндр, из которого я достаю кроликов. Мы планируем, смеёмся. Все только о работе, конечно. Она смотрит на меня своими большими зрачками, а я с улыбкой принимаю это и отдаю то же самое. Но между нами только работа. Ты чувствуешь ревность? Подумай, если бы вы были женаты, то ты видел бы её лишь пару часов, перед сном и суетливый поцелуй утром. А я провожу с ней очень много времени. Но мы говорим только о работе. Вы, ведь, тоже не говорите о любви и прочих радостях, правда? Потому, конечно, я в более выгодном положении. Если бы вы были женаты, то ваш брак сейчас шёл бы по канату под куполом, без страховки и очень шатался. Почему? Потому что мы играем с ней в такую игру. Мы смотрим, улыбаемся и говорим о работе. Мы едим вместе и рассказываем о себе глупости. И мы сами не заметили бы, как сблизились, больше чем вы в браке. А потом все зависело бы только от незначительного желания с её стороны и моих маленьких подталкиваний к этим желаниям, – Факир говорил страшные вещи и смотрел прямо мне в глаза.

– Вы сумасшедший?

– Вам виднее, конечно, но я просто стрелец, – рассмеялся он.

– Вы хотите, чтобы мы расстались?

– Мне все равно. Честно. У меня нет желаний, связанных с вами, конкретно. Некоторые люди не привязываются к людям, они просто любят любовь. У меня так же, но я люблю играть, это просто игра. Даже сейчас, я просто играю вами с вами, – Факир рассмеялся.

– Хорошо, что у вас нет семьи. Они бы невероятно страдали.

– Да, что вы такое говорите. Все эти люди и есть моя семья!!! Посмотрите вокруг, я и есть Главный Герой!!! Тут нет чужих людей! Тут нет чужих женщин! Тут все моё! – хохотал он.

Я ждал, когда ему надоест этот приступ величия, а он словно бесновался, нащупывая мои границы. Мне было жаль этого застрявшего в детстве взрослого, который навсегда останется в детских штанишках, выдавая этот трюк за эпатаж.

– Зачем вы это делаете? Я не понимаю вашу цель.

– Нет, дорогой доктор. Это зачем вы, это делаете? Это ведь вы хотите выкрасть её отсюда и посадить дома? Это вы хотите отобрать её мир? А себе, на своей работе, именно вы ни в чем не отказываете? Это вы флиртуете под видом того, что ничего не происходит, и разрушаете себя. Это вас не волнует, что это все её убьёт? Так зачем вы это делаете, доктор? Я не понимаю вашу цель. Скучно? Тогда присоединяйтесь к нам. В нашем сумасшествии всегда весело, вечный праздник.

– Всё не так, как вам кажется, – возразил я.

– Конечно, нет. Мы же шутим. Вы шутите, я шучу. Это нормально для ненормальных. Ну что, идём за русалкой? Она, поди, заждалась меня. Кстати, вы знали, что русалки очень влюбчивы? Я вот не знал.

– Да, конечно, идём. А коробка?

– Какая коробка? – удивился Фокусник.

– Коробка, в которой кто-то шуршал и разговаривал.

– Вы меня пугаете, Алексей. Не было тут коробки.

Я посмотрел вокруг, коробки и, правда, не было. Мне стало не по себе.

– Тут был мужчина, без ног, который ходил на руках. Это его коробка. Он убежал прямо перед вашим появлением. Мы с вами говорили о коробке, и тут только что она была.

– Убежал на руках?

– Ну да.

– Интересно. Мы с вами говорили о коробке? Сегодня? – присвистнул Факир.

– Вы продолжаете меня пугать.

– Ой, и вы меня тоже. Я страх, как боюсь психов всяких и прочих этих, с приветом. Вы не кусаетесь?

– Не сегодня. Но я пересмотрю свои правила, – серьёзно сказал я.

– Так, что за коробка? – спросил он.

– Он сказал, что там кот. Но тот разговаривал.

– Что за кот?

– Откуда же мне знать. Может, Шредингера, – вяло пожал я плечами.

– Вряд ли. Тогда он бы молчал, иначе все это не имело бы смысла, – серьёзно сказал Факир.

Мы подошли к переделанному фургону, в котором стоял аквариум русалки. Факир подошёл сбоку, откинул небольшую лесенку и полез наверх.

– Стойте тут. Я быстро.

Он проворно залез на крышу и исчез. Я слышал его шаги. Терпеть не могу эту его манеру общаться, он часто использует газлайтинг. Я тут ко многому уже начал привыкать, но что реально раздражает, то это его манера искажать действительность, делать вид, что что-то не происходило. Так нельзя. Это в действительности сводит с ума.

Через минуту показался Факир. За шею его обнимала очень хрупкая девушка, та самая русалка. Он, бережно придерживая её, спустился вниз. Девушка невесомо обвивала тонкими руками его шею и, испуганно взглянув на меня, спрятала лицо, уткнувшись в плечо Факира.

– Алексей напугал тебя? Глупая моя, это свой человек. Его не нужно стесняться. Может так случиться, что он останется с нами, тогда тебе будет немного стыдно за это.

Русалка приблизилась к его уху и что-то сказала. Фокусник посмотрел на неё внимательно и рассмеялся.

– Неправда, ты же моя, красавица. Ну, какой из тебя уродец, с такими огромными глазами? А вообще, когда я с ним знакомился, он меня похлеще разглядывал, я и сам трухнул тогда не слабо.

Все же это было удивительно. Факир мне казался довольно грозной фигурой, но его искренне любили в цирке, и он сам крайне трепетно к ним относился. Для каждого был свой подход, особые слова и участие. После некоторых манипуляций с транспортировкой водяной девы, мы весьма быстро доехали до места на озере, где расположилась вся труппа шапито. Увидев нас издалека, все приветливо махали руками. Подбежала счастливая Леденец и поцеловала меня. Наши пальцы привычно сплелись, и на душе стало легко, спокойно и радостно. Факир с русалкой на руках подошёл к кромке воды. Осторожно потрогал воду пальцами рук и опустил девушку на песок.

– Прости меня, моя сладкая, вода холоднее, чем я думал. Ты поиграй, пока мы тут, как будешь готова, я отнесу тебя обратно, – нежно шепнул он ей.

Русалка, довольно улыбаясь и немного смущаясь, кивнула головой и с опаской посмотрела на меня. Потом, как тонкая пружинка, легко подпрыгнув, ловко скользнула в воду и исчезла из вида.

– В ней есть что-то великолепное, настоящее, не так ли? – спросил у меня Факир.

– Мы плохо знакомы, не могу судить.

– Мне всегда нравились русалки. Посмотри на неё, хищный оскал и красота, утонченность и сила. В ней много животного начала. Завидую водяному, которого она до сих пор любит. Знаешь, они ведь однолюбы жуткие.

– А вы сами были влюблены в кого-либо? – спросил я Фокусника.

– О, нет. Мне хватало плохих примеров, чтобы никогда не ввязываться в это. Мой брат, например. Он был влюблен в красивую девушку, и они были счастливы, тут у нас, в шапито. Пока она подло не предала все его надежды и мечты. Потом, правда, и сама осталась с носом, но это уже не имеет значения. Я не видел хороших финалов у любви. Более того, мне кажется, что она на это не способна. Если бы было иначе, разве она путалась бы с предательством. Хотя, предательство, тоже все видят по-разному. Кто-то оправдывает себя и считает, что это опыт, кто-то считает себя любопытным и клянётся, что ничего такого не планировал и не важно, кто и кого, главное, что сердце тебе ампутируют всего один раз. Больше не будет больно, никогда. Я не готов к такой боли, спасибо. Я начну верить, прощать. Это тоже заканчивается плохо, так в книжках пишут, умные люди. Знаешь, как в «Русалочке» Андерсена? Верить и любить до последнего, даже когда летишь за борт, чтобы стать пеной.

– А дети? Вы не хотели детей?

– Хотели. Но мне хватит и племянника. Я надеюсь, по крайней мере. Оставим эту тему, ещё не время. Но я чувствую, что уже скоро.

Факир отошёл от меня и направился к своим. Я остался стоять у воды. На пляже ночью был впервые, это очень необычное ощущение. Ко мне деловым шагом приблизился Карлик, в полосатом костюме купальщика. Он напевал что-то себе под нос, расстелил на песке полотенце и с удовольствием плюхнулся на него.

– Лунный загар – это вещь, – сказал он довольно и тут же принялся намазывать шею каким-то кремом из тюбика.

– Боишься обгореть? – с усмешкой спросил я.

– Просто получаю от жизни весь спектр удовольствий. А ты мне завидуешь. Я хотел на пляж, и я на пляже. Я хотел загорать, и я загораю. Я счастливый и всегда получаю то, что хочу. Желания сбываются в моменте. А ты так и будешь ждать подходящего случая. Погоды, выходного, особого солнца, под тем углом, что нужно. А потом подойдёшь к зеркалу, а там старик, смотрит на тебя и ненавидит.

– Ты не знаешь, где Матильда Генриховна? – сменил я тему разговора.

– Слушай, парень. Ты постоянно к ней жмешься. Может тебе не хватает бабушки?

– У меня к ней есть дело.

– Ой, я это слышу постоянно. Какие там у вас могут быть дела? Учти, я не терплю интриги, в которых не участвую лично.

– Не волнуйся, у меня к ней, правда, дело. Это по работе, – сказал я.

Карлик от удивления округлил глаза и оперся на локти:

– Правда?

– Честное слово.

– Ты же в психушке работаешь, верно?

– В ней тоже.

– Потрясающе. Поплыла все-таки бабулька.

– С ней все в порядке. Дело не в этом.

– Да неужто? Неужели ворон опростоволосился? Ну, этого давно пора. На опыты его отправить, милое дело. Я давно и сам хотел его сдать. Но вечно не хватает времени на личную жизнь. Я артист, сам понимаешь. Мы вчера собрались с ребятами поиграть в карты, только тс-с-с, наш шеф не любит этого. Ну, его можно понять, мы однажды проиграли залетному персонажу, то, что нельзя выносить отсюда. Но мы не знали, что это так важно. И, главное, этот прохвост в капюшоне, выиграл и быстро слинял. Мы даже не поняли, куда он делся. Потом было много проблем. Ну, не суть. Так вот, играли мы вчера на всякое. И напросился с нами этот птах. Проиграл все что мог, понятное дело. И давай всем угрожать. Мол, восстанет старый хозяин цирка, мол, ноги его на пороге уже видны. Мы, конечно, его вытолкали взашей, но ты представляешь, как это ужасно? Он начал врать! А может, и всегда врал, что вещий. Нам не узнать этого, конечно, но Матильда, как это допускает?!

Внезапно он дернулся всем телом, шикнул на меня и громко захрапел, притворяясь спящим.

– Алексей, я чувствую, что вы точно приехали ко мне, – в нашу сторону медленно подходила Бездушная.

Её внешний вид, как и всегда был безупречен. Гордая осанка, сдержанные реакции и манера общения, все было выше всяких похвал. Мы пошли прогуляться, и я изложил ей суть моей просьбы о работе с Веней.

– Вы уверены, что вам нужна моя помощь?

– Если для вас это не будет сложно, то я очень прошу вас о помощи. У меня совершенно не осталось времени. Давайте попробуем.

Она довольно благосклонно отреагировала, и мы решили все сделать тайно. Я попрощался со всеми и медленно пошёл к стоянке такси по насыпи, которая наполовину отрезала озеро от каскада остальных озёр. В камышах у берега я заметил утопленницу, которая осторожно высматривала меня. Я отошёл подальше от фонаря, спустился к воде и негромко позвал её. Русалка послушно приблизилась. Я снял с ключей фигурку, которую вырезал корельский водяной, и протянул ей:

– Возьми это, он спрашивал о тебе. Он помнит тебя, и, думаю, дал мне её для его связи с тобой. Возьми, и почувствуй все сама.

Русалка протянула ладонь, и я положил брелок ей на руку. Она медленно сжала его пальцами и прижала к сердцу.

– Послушай. Все считают, что озера питаются только от ключей. Но кажется, ты и я знаем, что это не так. Есть небольшой ручей, который гордо именует себя рекой, не так ли? Это Вырка. Она впадает в Клязьму. Там разберёшься сама, тебя учить не надо. Так вот, используй этот шанс и иди к нему прямо сейчас. Я не знаю, как правильно, но лучше стать пеной, чем вечной пленницей. Понимаешь? Беги. Ты не заслуживаешь этой стеклянной тюрьмы. Смотри туда, где страшно.

Я выпрямился и, не оглядываясь, пошёл своим путем.

Имел ли я право на это? Кто именно меня возвел в ранг человека, который может решать такие вещи? Это та категория людей, которую я называю «причинить добро». Этакая совокупность двух выражений, причинить зло, и сделать добро. Причинить добро, это когда мы насильно делаем что-то хорошее, точнее считаем, что только это хорошо для кого-то и подталкиваем делать это против его воли. Кто уполномочил нас на это? Где грань того, как можно поступать? Это внутренняя самоуверенность? А может, это гордыня, считать других людей несостоятельными, а свои решения и видения единственно верными? Ведь, я руководствовался тем, что у каждого человека есть право выбора. С другой стороны, со всеми из этого шапито я знаком недавно. Хотя это довольно опрометчиво, говорить слово «всеми». Новые персонажи лезут тут, как черти из табакерки. Леденец же, живёт здесь давно, и я мог с ней посоветоваться. Я сам от себя этого не ожидал, все случилось слишком спонтанно. Теперь неловко и страшно, потому что я взял на себя такую ответственность. Чем больше я думал об этом, тем все больше меня поглощало чувство стыда и страха. Я по-детски трусливо надеялся, что этого никто не видел. Ужаснувшись этому подлому ощущению, постарался отогнать все плохие мысли.

Когда я приехал к дому, то обнаружил своего деда во дворе, с большим бумажным пакетом в руках. Он задумчиво ел какой-то пирожок и смотрел на соседей, которые что-то обсуждали, размахивая руками. Совершенно не обратив на меня никакого внимания, подошёл к людям и принялся угощать всех пирожками, активно участвуя в беседе. Через пару минут к ним подбежали со спортивной площадки местные дети, взяли пирожки и побежали обратно. Я впервые видел, как дед смог собрать вокруг себя почти всех, кто просто гулял или проходил мимо, возвращаясь домой. Соседи охотно с ним здоровались, жали руку, брали пирожок, смеялись шуткам, и это все давало ощущение радости, безопасности и немного детского счастья. Наверное, так и должно быть, вот именно так, как сейчас в моем дворе. Здоровые, нормальные отношения людей. Мне всегда это было чуждо, и я почти привык, что вызываю взаимный дискомфорт в людях, окружающих меня. За дедушкой важно ходил наш кот и садился прямо у его ног, когда он останавливался с кем-то поговорить. Он сонно утыкался мордочкой в его обувь и прикрывал веки. Мне стало жаль этого старого лентяя, и я решил его забрать домой, спать в тепле и уюте. Я не ожидал, что его даже не придётся звать, потому что только я вышел из машины и хлопнул дверью, кот встрепенулся и со всех лап побежал ко мне.

– Всё, нагулялся, пошли домой, – сказал я коту.

Тот, в свою очередь, оглянулся на деда.

– Мне, что уговаривать тебя ещё надо? Пошли, говорю, чай пить пора, ужинать. Дед поздно придёт.